355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Петр Сергеев » Когда открываются тайны (Дзержинцы) » Текст книги (страница 13)
Когда открываются тайны (Дзержинцы)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 00:39

Текст книги "Когда открываются тайны (Дзержинцы)"


Автор книги: Петр Сергеев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Дзержинский привычным жестом поправил гимнастерку.

– В нашей работе может возникнуть большой соблазн: браться за дело, которое принадлежит только партии и профсоюзам; только они одни могут преодолеть эту инертную массу и поднять производительность труда. Они одни могут вести успешную работу с теми, кто, например, выделывает зажигалки, занимается кустарничеством, бросает работу на восстанавливаемых фабриках и заводах и уходит в деревню, чтобы спастись от голода... Карательная политика в новых условиях исключает содержание под стражей за незначительные преступления. Надо строго отличать рабочих и крестьян, виновных в мелкой спекуляции и хищениях, от крупных бандитов, шпионов, участников контрреволюционных заговоров. Их надо строго и беспощадно карать, а рабочего, уличенного, например, в воровстве, спекуляции или ином мелком проступке, не держать в тюрьме, а заставлять работать на своем же заводе под ответственность остальных рабочих...

Рабочая среда сумеет выправить слабых, малосознательных товарищей, а тюрьма их окончательно искалечит. Лозунгом органов ЧК должно стать: «Тюрьма для буржуазии, для врагов Советской власти, для предателей, шпионов, товарищеское воздействие для рабочих и крестьян».

Беседа затянулась. Все понимали, что нарком устал, у него масса других дел, но не хотелось расставаться с замечательным человеком, каждое слово которого – школа!

Коротка летняя ночь. Сквозь белый ободок иллюминатора стал пробиваться рассвет. Феликс Эдмундович, не показывая усталости, говорил чекистам последние слова:

– Так учит нас партия, товарищ Ленин. И если мы отступим от этого – извратим политику нашей партии, она никогда не простит нам.

На прощанье Дзержинский сообщил Сергею Петровичу:

– Ваш профессор Фан дер Флит великолепно уживается со столичными учеными. Он много поработал над составлением плана ГОЭЛРО. Доверяйте людям! И люди будут вам верить.

Катер с Дзержинским ушел в Одессу.

* * *

Прошло два месяца. Отдохнувший за ночь город встречал новый день бодрыми гудками завода, лязгом лебедок в порту. Голодные люди, измученные трехлетней гражданской войной, делали чудеса. Глубоко запали в душу горожан слова вождя о судьбе революции. Рабочие-водники готовили к спуску восстановленный первый пассажирский пароход, были уже отремонтированы несколько барж и баркасов.

Молодой Советской республике требовались кадры инженеров, агрономов, артистов.

Наркомат просвещения приглашал в Москву на учебу детей рабочих и крестьян, а также молодежь непролетарского происхождения, прошедших школу служения революции.

Малограмотные шли на рабфаки. Перед теми, кто окончил гимназию, открывались двери красных институтов. В одной из таких разнарядок было приложено объявление о наборе в столичный театральный институт.

Сергей Петрович не смог утаить этой новости от Любочки – она с детства мечтала о сцене. Жалко расставаться с преданной, исполнительной сотрудницей, но нельзя было мешать осуществлению заветной мечты.

Бородин передал Потемкину две розовые бумажки-путевки.

– Любочку – в Москву, в театральный институт, Грицюка – в Харьков, на рабфак... – упавшим голосом прочел Потемкин.

Сергей Петрович знал затаенные мысли своих товарищей: Потемкин мечтал об университете, Ваграмов – стать писателем. Китика тянуло обратно к морской службе, Рогов решил осесть в родной Каховке, старый матрос Галушко мечтал увидеть жену и свою Катрю... Только один Николай Луняка молчал. Ему не повезло. Рана, полученная от диверсанта, давала о себе знать, постепенно подтачивала его могучий организм.

Сергей Петрович коснулся плеча своего товарища. В душу вползло грустное чувство предстоящей разлуки.

Бородин повернулся к вошедшему Грицюку, тот стоял в ладной морской форме. Его обнаженная шея была вытянута вперед, он прижимал к груди объемистый сверток.

– Долгожданная посылка с учебниками... – радостно сообщил Грицюк, но тут же, помрачнев, добавил, – только не моего ума это дело... Ну, какой я воспитатель? – Грицюк осторожно поставил на пол свою ношу. – А ребята пристают: скажи про то, скажи про это, я, конечно, что могу выкладываю... а в другой раз и ответа сразу не сыщешь. Ну, тогда гармонь выручает. Нынче придется за книжки засесть. Одолею ли?

Грицюк вынул из пачки книжицу и подал ее Бородину.

– «Малинин, Буренин», – будто по складам прочел Сергей Петрович. – Одолеешь, товарищ Грицюк, обязательно одолеешь...

ГЛАВА XXII
МЕЧТА И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Любочка стояла у входа в здание с серыми колоннами, в который раз перечитывая давно знакомую ей надпись: «ХЕРСОНСКИЙ УКОМ КОМСОМОЛА УКРАИНЫ».

Вспомнила первый визит в это помещение, ставшее для нее вторым домом.

Тогда ее приняли за «чужую». Прошло время, и она стала своей, нужной, полезной. Любочка открыла широкую дверь, прошла по коридору. Навстречу ей попадались молодые люди, узнавали, приветствовали ее, но она, занятая своими мыслями, отвечала рассеянно, чуть заметным кивком головы.

Когда Любочка вошла в кабинет секретаря, ею овладело то самое чувство, которое она уже однажды испытала, впервые переступив порог этого дома: наивное чувство застенчивости и вместе с тем упрямства в достижении цели. Девушка встретила теплый взгляд Вани Филиппова...

– Учиться, учиться, учиться... Всем надо учиться, кроме меня... – не сказал, а скорее выдавил из себя секретарь укома.

«Как ему трудно приходится», – подумала Любочка. Ей вспомнились слова, сказанные секретарем при первой их встрече: «Комсомол – это работа, понимаете, тяжелая работа: что попало, где попало, словом – жить для революции!»

В этот миг Любочка осознала все пережитое ею в нелегкой работе чекистских будней.

Полная трепетного ожидания, она стояла как зачарованная. Розовый клочок бумаги в ее руке, протянутый Ване Филиппову, напоминал ей сейчас жар-птицу, которую она после долгих поискав, наконец, поймала... Нет, это была уже не сказка, полюбившаяся ей в детстве, а право на новую жизнь, чудесная дорога в будущее, осуществление заветной мечты.

В коридоре послышались звонкие голоса: распахнувшаяся дверь пропустила группу девушек. К Филиппову подошла бригадир швейниц Марийка Бойко. В руке у нее мелькнула розовая бумажка.

– Пришла согласовать, товарищ секретарь... – Филиппов бросил недоумевающий взгляд на стоящих врассыпную девушек.

– Всей артелью пришли согласовывать одну кандидатуру?

Девушки зашумели, вплотную приблизившись к секретарю. «Комсомольской артелью!», «Своего секретаря провожаем!», «Придет время, тебя, Ванечка, тоже провожать будем...»

Кто-то из девушек жалобным грудным голосом затянул: «Как родная меня мать провожала...» Все дружно подхватили.

Когда девушки угомонились, секретарь мечтательно сказал:

– Разлетимся во все стороны завоевывать свое счастье... Пройдут годы, ну, скажем, 40—50, не больше, и люди на земле коммунизм построят. Дружба, родившаяся в эти тяжелые годы, должна всегда жить вместе с нами, где бы мы ни были.

* * *

Расставшись с подругами, Любочка и Марийка решили провести свободные минуты вместе. Завтра одна из них покинет свой город, любимые места, друзей. Серебристые волны Днепра. Тихий шепот камыша напоминал беседу мудрецов...

Девушки слушали чарующие звуки, и казалось, что они вошли в него, в этот вечный мир, и стали неотделимой частицей его...

Марийка полулежала на сочной траве у самого края небольшого обрыва. Любочка сосредоточенно следила за стаей рыбешек, резвившихся у самой поверхности воды.

В то время, как тонкие пальцы девушки отщипывали маленькие кусочки хлеба из ее скудного пайка и бросали в воду, ее душа была устремлена в прошлое. Любочка припомнила свою жизнь. Так, было много горя. Вспомнила она и слова Вани Филиппова, сказанные на прощанье сегодня: разлетимся во все стороны завоевывать свое счастье...

Мысли ее, точно волны морского прибоя, набегали одна на другую, шумели в ней, бились друг о друга и вновь набегали, заполняя ее счастьем и великой надеждой.

Подошла Марийка и, дотронувшись до руки подруги, с укоризной сказала:

– Кормишь рыбок, а сама что есть будешь?

Любочка взглянула на корочку, оставшуюся от хлебного пайка, лежавшую на ее ладони. Порыв речного ветра коснулся каштановой пряди ее волос, заколыхал складки цветастого платья, обнажая икры ног. Сверкая серебром чешуи, зашевелилась в реке рыбная стайка. Любочка захлопала в ладоши, приговаривая:

– Славные вы мои, ничего у меня больше нет, прощайте!

Схватив Марийку, она закружилась с ней.

– Еду в Москву, завтра, Марийка, еду в Москву!

Марийка прижалась к разгоряченной щеке своей подружки, испытывая глубокую радость.

– А ведь меня ждет Грицюк, – вдруг вспомнила Марийка, – ждет, в парке у дуба. Пошли...

– Я счастлива за тебя, иди сама, я немного посижу, помечтаю, у меня ведь сегодня есть свободное время... Да и никто ее ждет меня.

Марийка тоже притихла. Потом, взмахнув красной косынкой, быстро зашагала по дороге в Александровский парк.

Любочка долго смотрела в сторону ушедшей подруги.

Ветер заколыхал чистые воды Днепра, и нависшие в небе черные тучи бросили на потемневшую речную гладь первые капельки.

– Помогите, люди добрые! – послышался совсем близко глуховатый голос.

Любочка подхватилась на ноги.

Перед девушкой в сгорбленной позе, держась за колено левой ноги, присела женщина в черном. Она прерывисто дышала. Ее рыхлое бесцветное лицо было окантовано узкой полоской белого платка.

– Что с вами, бабушка? – участливо спросила Любочка, наклонившись над пострадавшей.

– Оступилась, доченька, – застонала женщина.

Любочка хотела осмотреть больное место, но старуха задержала протянутую руку девушки.

– Пройдет, доченька, спасибо тебе, дорогая, дай бог тебе счастья. – Женщина сделала движение, чтобы подняться. Девушка помогла ей встать на ноги, подняла кошелку и падала ей.

Старуха извлекла из нее сверток.

– Возьми, доченька, полакомись, от чистого сердца даю. «Хлеб наш насущный дашь нам днесь...» – Осенила себя крестным знамением старуха.

– Что вы, что вы, – запротестовала Любочка, но странница, жалобно посмотрев подслеповатыми глазами на девушку, вложила в ее руку сверток.

– Не обижай старую женщину.

Небо посветлело, выглянувшее из-за туч солнце осветило восковое лицо старухи, которое, как показалось Любочке, кого-то ей напомнило. Прихрамывая, старуха отошла прочь и заковыляла по тропинке, ведущей в город.

Любочка смотрела в сторону удалявшейся старухи. Шаги ее становились размашистыми, молодыми. Любочка ясно видела сквозь раздвинутые заросли камыша, как старуха, воровато оглянувшись, свернула в сторону епископского дома и через мгновение скрылась из вида.

Что-то знакомое промелькнуло в облике старухи. Девушка силилась запомнить, но тщетно. Только сейчас она увидела у своих ног выпавший из ее руки сверток. С минуту Любочка колебалась, глядя на содержимое. Затем подобрала белую лепешку и яйцо, завернула обратно в бумажку.

Она не успела сделать и двух шагов, как перед ней неожиданно явился, точно вырос из-под земли, человек в надвинутой на лоб большой соломенной шляпе. Одной рукой он придерживал удилище, в другой была стеклянная баночка с водой, в которой трепетала маленькая рыбешка.

– Здравствуй, голубушка, – хрипло пробасил человек.

– Здравствуйте, – недоуменно ответила Любочка.

– Почему не ешь, – кивнул человек на зажатый в руке девушки сверток, – или матросская каша еще не надоела...

– Возьмите, если вы голодны.

Человек зло захохотал.

– Съешь сама, – повелительно сказал он.

– Благодарю вас, но я есть не буду.

– Будешь!

Девушка, чувствуя надвигающуюся беду, осмотрелась, круто повернулась и рванулась бежать.

Однако произошло то, чего она не могла ожидать. Бандит взмахнул удилищем. Тонкая бечева, образовав петлю, обвила шею девушки. Бандит стал притягивать к себе жертву.

– Пустите меня, – пытаясь освободиться из петли, испуганно прошептала девушка.

Но бандит совсем близко притянул ее к себе.

– По приговору его преосвященства, малютка, велено отправить тебя в лоно Авраама.

Смертельная опасность, нависшая над Любочкой, пробудила в ней всю силу и мужество.

Любочка задыхалась от все туже стягивавшей ее шею петли. В сознании промелькнул разговор о бандитах, нападающих из-за угла. Руки девушки быстрым движением скользнули в карман платья. Любочка, напрягая последние силы, ткнула блестящее дуло браунинга в тройной подбородок бандита. Она не услышала выстрела, но в это мгновение увидела, как обрушился на голову бандита чей-то кулак, и знакомый голос проговорил:

– Получай, гад!

Что-то горячее потекло по ее руке. Дышать стало свободнее. Она увидела встревоженного Николая Луняку, наклонившегося над упавшим бандитом.

– Что мы наделали... Перевязку ему, живо, – закричал Луняка.

Любочка поспешно спрятала еще дымившееся в ее дрожавшей руке оружие.

Стащив с бандита рубашку они обмотали его вздувшуюся шею, откуда струился ручеек крови.

Луняка брызнул в лицо раненному воду из лежавшей вблизи баночки.

– Да ведь это же князь Додиани!

Бандит полуоткрыл глаза, зашевелил губами.

Девушка наклонилась над бандитом:

– Не умирайте, прошу вас, не умирайте...

Выполнить ее просьбу диверсанту не удалось. Не удался и епископу его черный замысел.

* * *

«Всякий человек, что магнит, имеет тяготение к другому человеку, ему родственному, – рассуждал в кабинете Бородина усатый матрос Галушко. – А ежели нет родства, оборвалось, как у нашей Любочки? Тогда на выручку сообща, по-матросски, все за одного, один за всех... Пустить ее одну в мир, правда, рабоче-крестьянский, – спохватился Галушко, – что лодку в океане оставить».

Комендант, переступив с ноги на ногу, спросил Бородина:

– Матросы корабельной службы интересуются, товарищ начальник, чем студентов в Москве кормят.

Сергей Петрович на мгновение задумался.

– Сильные духом – выдержат.

Он вспомнил, что не видел сегодня Любочку всего лишь несколько часов, и все это время ему как будто чего-то не хватало.

Бородин вышел на балкон. Южное солнце бросало на землю косые лучи, окрашивая алым цветом заката дома и улицы.

В памяти Бородина ожили слова Дзержинского: «Ваш город необыкновенно красив...»

Красивы, стройны его улицы, утопающие в зелени деревьев. Горожане вытерпели сопутствующий голоду холод, но не сожгли ни одного деревца. Красив и могуч столетний дуб, горделиво возвышающийся в старом парке. А там... где тихие днепровские воды сливаются с величественно грозной морской волной – сказочное очарование лимана.

Бородин любил в часы душевных тревог делиться с городом своими сокровенными думами, строить планы по ликвидации шпионских гнезд на побережье.

Сегодня непонятное предчувствие чего-то недоброго лезло в голову, туманило рассудок. Он пробовал отмахнуться от таких мыслей и направился в кабинет. На столе лежала неоконченная характеристика на Любовь Владимировну Недвигайлову.

Бородин который раз сегодня принимался за окончание начатой характеристики, но каждый раз останавливался. Ему казалось, что обычных, полагающихся в таких случаях фраз для нее мало.

«Может быть и так, но при чем здесь служебная характеристика?» – И он поставил после слов «дисциплинированная и преданная нашему делу сотрудница» точку.

В дверь тревожно постучали. Вошли Любочка, Потемкин, Китик и Николай Луняка. Не верилось, что после случившегося девушка сможет спокойно и ясно рассказать о происшедшем. В заключение она положила на стол сверток.

– Отправьте немедленно на анализ, – распорядился Бородин.

– Значит, диверсанта вы убили?

– Да... – Любочка опустила на стол браунинг. В ее глазах горели еще не остывшие искры.

– Убить диверсанта без допроса – это значит навредить нашему делу, – вспылил Бородин и тут же поправился, – стрелять разрешается, когда нет выхода...

– Как тигр набросился, удушить хотел, – горячо пояснил Николай Луняка.

Только сейчас Бородин заметил на шее девушки малиновый рубец.

– Бешеной собаке – собачья смерть, – прошептал он.

– Запомнились ли вам какие-либо приметы монашки?

– Я узнала бы сразу эту старую притворщицу по ее бородавкам, змеиным глазам и большому росту, который она, сгибаясь, старалась скрыть.

Любочка все это проговорила с такой уверенностью, что Бородин невольно переглянулся со стоявшими вокруг него товарищами.

– Мне вспоминается, что я видела эту женщину в монастыре у игуменьи в тот день...

– Когда бежал Демидов?

Любочка согласно кивнула. Вошел комендант Галушко и подал результаты анализа. Бородин распечатал конверт и прочел: «Пища отравлена, смерть наступает мгновенно».

– Из дома епископа кошка не должна убежать, товарищ Потемкин. За монастырь отвечает Китик.

– Я подготовил план операции епископского узла в деталях, – доложил Потемкин.

– Сперва разведчицу найти нужно, из-под земли ее выкопать... Операцию начнем в один день и час по городам всего побережья. Готовьте шифровку.

Бородин оглядел тяжело дышавшего Николая Луняку, который, чуть сгорбившись, стоял, опираясь обеими руками на палку.

– Тебе, брат, в эти дела вмешиваться нечего, рано из госпиталя вышел. Сегодня ответственным дежурным будешь. Если понадоблюсь, звони Халецкому, иду в уком совет держать.

Любочка также ждала от Бородина распоряжений. Она понимала, что не сможет быть в стороне от того, что сейчас происходит. О завтрашней поездке в Москву она, казалось, забыла.

Когда опустел кабинет, и девушка нерешительно направилась уже к выходу, Бородин взял со своего стола оставленное ею оружие и сказал:

– Возьмите, вы заслужили его... да и надобность в нем еще не миновала...

Любочка благодарно посмотрела на стоявшего перед ней начальника охраны границ. В ее широко открытых глазах можно было прочесть то, чего не скажешь никакими словами.

Бородин, вглядываясь в тонкие черты ее похудевшего, одухотворенного лица, думал:

«Эта хрупкая, маленькая девушка с большой мечтой не из тех, кого забывают с годами. Она – та, кого с каждым днем будешь понимать все глубже, ценить все больше, вспоминать все чаще...»

Конец первой книги.

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Автор книги «Когда открываются тайны (Дзержинцы)» Сергеев Петр Тихонович родился на Херсонщине в семье рабочего, участника революции 1905 года. Работал на заводе «Наваль» в г. Николаеве. В 1916 году вместе с группой забастовщиков был выслан в Мариуполь, где работал на металлургическом заводе.

С марта 1917 года П. Т. Сергеев – член Коммунистической партии Советского Союза. В 1918 году участвовал в создании партизанских отрядов против немецко-гайдамацких дивизий на Херсонщине. С 1919 года – на фронтах гражданской войны, военным комиссаром, затем в органах ВЧК.

В 1933 году Сергеев П. Т. кончает режиссерский факультет Всесоюзного института кинематографии, и в том же году направляется ЦК партии на Украину для работы в политотделах МТС и совхозов.

В последующие годы Сергеев П. Т. – на партийной и педагогической работе.

Ныне персональный пенсионер – педагог Дома пионеров Киевского района г. Москвы.

Отдельные статьи, рассказы, очерки П. Т. Сергеева печатались в периодической прессе и сборниках.

События, описанные в книге «Когда открываются тайны» – частица биографии автора. Они относятся ко времени работы П. Т. Сергеева в Особом отделе охраны границ ВЧК побережья Черного и Азовского морей. Действующие лица книги, за некоторым исключением, подлинные участники событий.

ОТ АВТОРА

Товарищам Драгунову Н. В., Лаврову Р. А., Кирпотину В. Я., Цванкину Я. С., Данилову В. С., Елистратову П. М., Даниленко Н. А., Ладычук Н. Г., Сергеевой Л. И., оказавшим творческую помощь в создании книги, автор приносит сердечную благодарность.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю