Текст книги "Подвиг"

Автор книги: Петр Краснов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)

XXX

Въ каютъ компанiю собрались задолго до восьми часовъ. Были хмуры, молчаливы и задумчивы. Всѣмъ такъ хотѣлось курить, говорить, обмѣняться впечатлѣнiями утра и всѣ, или молчали, или говорили о пустякахъ. И только всегда бодрый и веселый Парчевскiй, стоявшiй рядомъ съ Нордековымъ, шепнулъ ему со-всѣмъ тихо, такъ чтобы никто не могъ его услышать:

– Признайся: – думаешь, а попали мы таки въ грязную исторiйку?

Нордековъ сердито пожалъ плечами. Парчевскiй угадалъ его мысли.

Послѣ не всегда сытой, но всегда спокойной и безотвѣтственной жизни заграницей, вдругъ сразу, въ это тихое, iюньское утро въ Атлантическомъ океанѣ, передъ ними всталъ во всей сложности и опасности вопросъ о борьбѣ за Россiю.

Сколько разъ думали объ этомъ, сколько разъ обсуждали этотъ вопросъ въ Парижскихъ мансардахъ подъ раскаленными крышами, въ сизыхъ облакахъ табачнаго дыма, сколько разъ слушали на эту тему красивыя хлесткiя рѣчи на собранiяхъ и банкетахъ, но никогда этотъ вопросъ не предполагалъ дѣйствiя. Мало кто думалъ, что вотъ именно – это «я», своею шкурою, буду пробивать дорогу въ Россiю. И «ура» кричали, и въ вѣрности вождямъ клялись – все съ тѣмъ большимъ пыломъ, чѣмъ дальше были отъ исполненiя этихъ клятвъ.

Ихъ триста вооруженныхъ человѣкъ, идущихъ на простомъ пароходѣ, вооруженномъ пушками Гочкисса!

Тремя стами человѣкъ освободить Россiю отъ большевиковъ съ ихъ громадной красной армiей, съ ихъ одичалымъ, милитаризованнымъ народомъ, гдѣ даже женщины вооружены на защиту совѣтовъ. Идти бороться съ краснымъ воздушнымъ флотомъ, поставленнымъ нѣмцами, идти бороться въ государство съ непревзойденнымъ шпiонажемъ, сыскомъ и агитацiей, имѣющее въ резервѣ весь мiръ, ненавидящiй Россiю и недопускающiй возможности возстановленiя въ ней Императорской власти. Идти опредѣленно съ монархическими лозунгами?!

He сумасшествiе ли это?… He попали ли они въ руки фанатика, полоумнаго, который только понапрасну погубитъ ихъ?…

Послѣ душевнаго подъема на разсвѣтѣ, вызваннаго трогательной и красивой церемонiей подъема Русскаго флага, послѣ музыки и слова, сказаннаго въ радiо, наступила въ этихъ истерзанныхъ, измученныхъ, столько разъ обманутыхъ въ ихъ надеждахъ душахъ естественная реакцiя. Такъ опошленное, но и такъ часто повторяемое въ эти тринадцать лѣтъ слово – «авантюра» – шло на умъ не одному Нордекову. Подвигъ, къ которому ихъ призывали, казался невыполнимымъ, a потому и безполезнымъ и ненужнымъ.

Но вмѣстѣ съ тѣмъ боялись въ переживаемыхъ чувствахъ признаться самимъ себѣ, боялись, что другой угадаетъ, что творится на душѣ, и потому молчали.

Ровно въ восемь часовъ по корридору, идущему къ каютъ-компанiи раздались быстрые, четкiе шаги, портьера, отдѣлявшая каютъ-компанiю отъ прохода широко распахнулась и въ ней появился, какъ въ рамѣ тотъ таинственный человѣкъ, именемъ котораго и волей всѣ они были здѣсь собраны.

Онъ былъ весь въ бѣломъ. Красивый кортикъ на ременномъ поясѣ стягивалъ его станъ. Онъ былъ высокъ, въ мѣру полонъ, строенъ. Смуглое лицо его было сухощаво. Голова покрыта сѣдыми, коротко стриженными волосами. Лицо было гладко брито. Темные глаза горѣли неугасаемымъ пламенемъ точно юношескаго цѣломудрiя.

Нордековъ скомандовалъ:

– Господа офицеры!..

Человѣкъ въ бѣломъ сдѣлалъ шагъ впередъ и вошелъ въ каютъ-компанiю. За нимъ вошелъ, слѣдовавшiй за нимъ Ранцевъ.

Капитанъ Немо, чуть нагибая голову, поклонился офицерамъ. Ему отвѣтили низкимъ поклономъ.

Прошло нѣсколько долгихъ мгновенiй. Капитанъ Немо, молча, смотрѣлъ въ глаза офицерамъ. Казалось, онъ обладалъ способностью читать ихъ мысли. Офицеры стояли неподвижно. Многiе подъ волевымъ взглядомъ Немо потупили глаза.

– Спасти Россiю… Это мечта каждаго изъ насъ съ самаго перваго дня этой проклятой революцiи, – негромко, чеканнымъ и яснымъ голосомъ началъ Немо. И сразу было видно, что этотъ человѣкъ не привыкъ говорить, что онъ не умѣетъ говорить, но знаетъ, что сказать и сумѣетъ это сказать.

– Какъ спасти?… Какими такими силами?… Сила есть только одна: – сила самого Русскаго народа… Мы знаемъ, что онъ въ разумной и болѣе зрѣлой своей части ненавидитъ большевиковъ и созданный ими анафемскiй строй. Молодежь – наоборотъ… Она обманута, развращена… Ничего другого она не видала и не знаетъ… Ей внушили, что раньше, «при царяхъ» еще хуже было. Прошлое оклеветано. Кромѣ того – ужасный сыскъ и терроръ. Люди затравлены… запуганы… Они и рады бы возстать, и не могутъ… Они возмущаются, ихъ возстанiя подавляются съ необычайною, садическою что ли? жестокостью. Эта жестокость остается неотомщенной… Прибавьте къ этому, что за ними, работая для нихъ, стоитъ весь, погрязшiй въ матерiализмѣ и практицизмѣ, такъ называемый – культурный мiръ. Ему ненавистна христiанская, православная, вѣровавшая въ Бога старая Императорская Россiя. Этотъ мiръ не дастъ большевикамъ пасть. И мы должны признать, что насъ ожидаетъ война не только съ большевиками, но и со всѣмъ мiромъ…

Этотъ человѣкъ хорошо былъ освѣдомленъ. Онъ зналъ положенiе вещей и, во всякомъ случаѣ, онъ не строилъ себѣ иллюзiй.

Легкiй вздохъ раздался въ наступившей на мигъ тишинѣ.

– To есть, конечно, это не такъ… не совсѣмъ такъ, – продолжалъ Немо. – Весь мiръ, именно, весь мiръ ненавидитъ коммунистовъ не меньшею ненавистью, чѣмъ мы. Но во главѣ правительствъ вездѣ стоятъ соцiалисты, младшiе братья коммунистовъ, и мы присутствуемъ при странномъ и совсѣмъ неестествеиномъ союзѣ капитала съ коммунизмомъ. Мiръ усталъ послѣ войны. Современная Европа – это выпашь, истощенное поле, не могущее ничего родить. Мiръ сталъ трусливъ и мягкотѣлъ. Его мечты: – миръ, разоруженiя, отсутствiе кошмарнаго призрака войны. Коммунисты застращиваютъ его своими – жестокостью, наглостью и пуганiемъ войною.

Капитанъ Немо остановился. Было похоже, что онъ потерялъ нить своей мысли. Онъ строго и пытливо обвелъ глазами офицеровъ.

– Надо повести неумолкающую ни на минуту, мощную пропаганду о вредѣ коммунизма. Надо вездѣ, и заграницей и въ Россiи повторять объ этомъ. Слово, пѣнiе, музыка, газета, книга, радiо, кинематографъ, театръ, церковная кафедра, – все… все… все должно кричать противъ коммунистовъ… Надо во всей Россiи поднять повсемѣстное возстанiе. Надо возставшимъ дать начальниковъ и руководителей, надо вооружить ихъ… Надо лютою, жидовскою местью мстить тѣмъ, кто пойдетъ подавлять это возстанiе… Надо тамъ, въ самой Россiи, создать въ противовѣсъ красной армiи свою Русскуюармiю. Надо пробудить самосознанiе и духъ смѣлой предпрiимчивости въ старшемъ поколѣнiи, надо открыть глаза молодежи. Вотъ, задача Русской эмиграцiи, если она хочетъ быть достойной своего великаго отечества. Вотъ та задача, которую я поставилъ себѣ и вамъ, кого я обманомъ позвалъ идти за собою.

Капитанъ Немо на минуту опустилъ свою голову. Онъ ее сейчасъ и поднялъ и съ большою силою продолжалъ:

– Я часто слышалъ, какъ говорили: – «почему у насъ нѣтъ своего Муссолини?… Почему среди насъ не появится свой Русскiй Хитлеръ, который поведетъ насъ къ спасенiю Родины?» Я бы уже скорѣе сказалъ: – «почему въ двадцатомъ вѣкѣ невозможно повторенiе семнадцатаго вѣка, и нѣтъ среди насъ ни Мининыхъ ни Пожарскихъ?»… Праздный вопросъ, господа. Минины и Пожарскiе, Муссолини и Хитлеры не могутъ родиться на чужой сухой почвѣ. Они требуютъ родного чернозема. Великiй Князь Николай Николаевичъ говорилъ: – «если бы мы могли имѣть хотя одну квадратную версту своей, Русскойземли, мы могли бы работать…» Мы этой квадратной версты, гдѣ мы можемъ дѣлать все, что мы хотимъ, до сего времени не имѣли. И потому жестокiе безумцы тѣ, кто упрекаетъ нашихъ «вождей» въ томъ, что они никуда не ведутъ. Надо работать… Надо вести пропаганду… Надо поставить радiо… Кто позволитъ?… Надо послать на аэропланахъ, – ибо какъ же иначе? – подмогу возстающимъ въ Россiи. Кто позволитъ купить, кто выпуститъ, да еще вооруженный аэропланъ, направленный въ совѣтскую республику, которой всѣ боятся, которою всѣ подкуплены и передъ которой всѣ заискиваютъ… Безъ свободной базы нельзя ничего дѣлать.

Капитанъ Немо сдѣлалъ длинную паузу. Было слышно, какъ подъ килемъ быстро идущаго парохода шумѣла вода океана и мѣрно стучала машина.

– Я эту базу имѣю. Я васъ везу на эту базу. Оттуда мы можемъ говорить, пѣть и играть такъ, какъ мы это сдѣлали сегодня при подъемѣ флага и все, что мы захотимъ, чтобы слышали въ Россiи или заграницей то и будетъ слышно, благодаря прекраснымъ изобрѣтенiямъ, секретомъ коихъ обладаю я. Я одинъ… Тамъ мы можемъ свободно и никого не боясь изготовлять такiя средства борьбы, которыхъ никто не знаетъ и съ которыми и васъ, такихъ малочисленныхъ будетъ достаточно, чтобы застращать самыхъ вѣрныхъ, самыхъ преданныхъ слугъ третьяго интернацiонала… Тамъ я смогу безпрепятственно собрать изготовленные для кинематографическаго общества «Атлантида» аэропланы и распорядиться ими такъ, какъ я хочу. Послать ихъ, куда хочу, и съ кѣмъ и чѣмъ хочу…

Нѣсколько минутъ капитанъ Немо молчалъ. Потомъ съ неукротимой волей продолжалъ. Въ его страстномъ голосѣ, рѣзко и четко раздававшемся по каютъ компанiи былъ такой увѣренный приказъ, что холодъ пробѣжалъ по жиламъ Нордекова и ноги его обмякли.

– Я пошлю ихъ… Полетите туда, въ Россiю… вы… Вы, кого я изберу… Кого назначу… Кому прикажу… Кого признаю достойнымъ этого счастливаго жребiя… Но вы полетите туда во всеоружiи знанiя. Тамъ, гдѣ триста человѣкъ ополчились на войну съ цѣлымъ мiромъ, тамъ нельзя воевать винтовками и пушками и дѣйствовать конными атаками. Тамъ: – страшный ядъ… обманъ… Переодѣванiе въ одежды противника. Пользованiе его средствами… Тамъ поднятiе противъ врага населенiя и ужасная неслыханная месть предателямъ и тѣмъ, кто пойдетъ усмирять возставшихъ…

Капитанъ Немо еще разъ окинулъ острымъ взглядомъ внимательно слушавшихъ его офицеровъ.

Одни стояли смѣло, съ вызовомъ глядя въ глаза Немо. Ихъ глаза говорили: «пошли меня… Меня, въ первую очередь». Другiе потупились въ смущенiи. Грандiозность плана ихъ подавляла. Новизна пугала. Такъ просто было маршировать и дѣлать ружейные прiемы и такъ казалось совсѣмъ не простымъ летѣть въ Россiю и тамъ дѣйствовать ядами и обманомъ.

Капитанъ Немо оглянулся на Ранцева. Тотъ стоялъ прямо, на вытяжку, глядя острымъ немигающимъ взглядомъ въ глаза офицеровъ, точно запоминалъ онъ выраженiя ихъ лицъ, чтобы въ будущемъ знать, кто чего стоитъ.

– Однако, одной вашей Русской работы мало. Когда поднимется возстанiе въ Россiи, когда Русскiе станутъ одолѣвать коммунистовъ, тогда на защиту ихъ встанетъ весь капиталистическiй мiръ, и мы должны быть готовы парализовать его работу, запугать его такъ же, какъ запугивали и запугиваютъ его коммунисты. Для этого мною взяты иностранцы, французы и нѣмцы. Эти люди, такъ же, какъ и вы, поняли весь вредъ коммунизма и они такiе же страстные, смѣлые и непоколебимые враги его, какъ и вы.

Стало яснѣе въ головахъ тѣхъ, кто волновался вчера, кого пугала авантюра. Авантюра то оставалась, но какъ то по новому она выглядѣла, и въ этомъ новомъ была надежда на успѣхъ. Когда смотрѣли на Немо – эта надежда обращалась въ вѣру, такъ смѣло и просто смотрѣлъ онъ на всѣ трудности, которыя понималъ и ненедооцѣнивалъ.

Опять стало тихо въ каютъ-компанiи. Съ палубы доносилось согласное пѣнiе – хоръ Гласова спѣвался къ новому концерту для радiо.

XXXI

– Мнѣ пришлось васъ всѣхъ обмануть… – сказалъ послѣ долгаго молчанiя капитанъ Немо. – Кинематографическое общество «Атлантида»… Зачѣмъ это?… Отчего такое святое, чистое и прямое дѣло, какъ спасенiе Россiи… всего мiра отъ коммунистовъ, начинать съ обмана?… А, какъ же, господа, было поступить иначе? Ни средствъ, ни времени, ни людей, ни знанiй не хватило бы, чтобы все создавать самому. Нужны заводы, фабрики, нужна вся эта безумная техника современнаго мiра, чтобы все приготовить скоро, дешево и хорошо. Готовить для Россiи оружiе, оборудовать совсѣмъ особенную химическую лабораторiю, строить радiоаппараты, заказывать части аэроплановъ, наконецъ, собрать цѣлую роту молодыхъ людей и обучать ихъ военному строю, да кто же и гдѣ это позволитъ? При теперешнемъ то сыскѣ, при теперешней то жаждѣ обо всемъ, мало-мальски пахнущемъ войною, доносить по начальству – мигомъ все отобрали бы, выслали бы, а то и арестовали бы… Но все это – для развлеченiя толпы… Совсѣмъ другое дѣло… Развѣ не замѣтили вы, что кинематографъ, футъболъ, матчи боксеровъ, все, что собираетъ большiя, ревущiя отъ восторга толпы, пользуется совсѣмъ особыми правами. Имъ подчинены дипломаты, ихъ слушаютъ парламенты и въ палатѣ депутатовъ къ нимъ особенно внимательны… Сколько вещей, морально совсѣмъ недопустимыхъ, показываютъ въ кинематографѣ, боксерскiе поединки обратились въ гладiаторскiя игры, гдѣ часто смерть ожидаетъ одного изъ борющихся. Но это все позволено, ибо – для толпы – этого подлиннаго тирана современнаго мiра… Толпа, а она вездѣ, на заводахъ, въ таможняхъ, на верфяхъ, – толпа привѣтствовала мысль какого то анонимнаго общества «Атлантида» поставить нѣчто совсѣмъ изъ ряда вонъ выходящее, нѣчто потрясающее, и она одобрила и покупку парохода, оборудованнаго, какъ крейсеръ и даже его вооруженiе. Для кинематографа!!.. А скажи я, что это нужно, чтобы какая нибудь совѣтская лодка, пронюхавъ о нашемъ путешествiи, не настигла насъ въ дорогѣ, – и сейчасъ же пошли бы запросы въ палатѣ, разговоры объ интервенцiи и вмѣшательствѣ во внутреннiя дѣла дружественнаго государства!

– Но неужели никто такъ таки и не догадался и не заподозрилъ? – несмѣло спросилъ Парчевскiй.

Капитанъ Немо такъ себя поставилъ, что, казалось, нельзя было ему задавать вопросовъ. И, если бы капитанъ Немо совсѣмъ не отвѣтилъ на вопросъ, никому и въ голову не пришло бы обижаться.

Но капитанъ Немо отвѣтилъ съ полною готовностью и очень любезно.

– Конечно, не только догадывались, но и прямо знали, для чего это дѣлается. Заказать десятки тысячъ ружей и тысячи пулеметовъ… не для кинематографа же

это было нужно?… Такъ же какъ и миллiоны патроновъ. Знали, и потому на верхахъ, гдѣ отлично понимаютъ весь роковой вредъ коммунистовъ намъ всячески помогали… Они вѣдь связаны толпою, и они привѣтствовали, что мы замаскировали себя отъ толпы обществомъ «Атлантида».

– Почему вы, господинъ капитанъ, не сказали намъ этого сразу? Какъ намъ все было бы легче. Хотя бы нѣкоторымъ, довѣреннымъ… И безъ того догадывающимся, – сказалъ генералъ Чекомасовъ.

– Какъ могъ я сказать объ этомъ въ Парижѣ?… У каждаго есть родные, близкiе, знакомые… Наконецъ, въ порядкѣ своей дисциплины, многiе проболтали бы о моей тайнѣ. И она стала бы достоянiемъ толпы. Появились бы вездѣсущiе газетные репортеры, и все дѣло было бы сорвано, еще не начавшись. Сколько было тому примѣровъ! Вспомните, какъ мы ни береглись, а какая то анкета была… Кому то, и бѣлому притомъ, было нужно знать, что же это за кинематографическая съемка, о которой въ кинематографическомъ мiрѣ какъ разъ и не говорятъ… Вѣрьте мнѣ, господа, пока эмиграцiя не научится молчать, какъ умѣютъ молчать въ совѣтской республикѣ, иначе поступать нельзя.

Казалось, капитанъ Немо кончилъ. Онъ сдѣлалъ движенiе, опять нѣчто въ родѣ поклона, чтобы уходить, но тутъ осмѣлѣвшiй Нордековъ задалъ ему волновавшiй его вопросъ.

– Намъ все-таки неясно… Повидимому, вы предполагаете вести войну съ большевиками совсѣмъ особеннымъ образомъ: – пропагандой, газами, аэропланами, словомъ какъ то по новому… Такъ для чего же вамъ понадобилась старая муштровка, повороты, ружейные прiемы, маршировка подъ барабанъ, наконецъ, наша однообразная одежда, форма, такъ сказать, эти сабли? – Нордековъ не безъ тщеславнаго удовольствiя прикоснулся къ блестящимъ ножнамъ висѣвшей у него на боку сабли.

Немо укоризненно покачалъ головой. Точно говорилъ онъ: – «какъ же вы позабыли, что это азбука военнаго дѣла».

– Муштровка, мундиръ, оружiе, всегда носимое – создаютъ солдата. Когда придемъ на мѣсто, придется и ротныя ученiя пройти, и пострѣлять, и стрѣлковому дѣлу поучиться. Вамъ, именно вамъ, придется стать учителями и создателями той Русской армiи, которая должна будетъ замѣнить красную армiю. Какъ же вы создадите изъ крестьянина колхозника, изъ рабочаго, изъ Соловецкаго или Нарымскаго узника и ссыльно-поселеннаго доблестнаго солдата Русской армiи, какъ не этими старыми, вѣрными, испытанными и ничѣмъ незамѣненными и незамѣнимыми путями и методами? Одни изъ васъ ихъ основательно позабыли, другiе и вовсе не знали. Мнѣ надо было ихъ вамъ напомнить… Ну и для кинематографа тоже… Толпѣ это понятно, что въ кинематографѣ войска должны быть и молодцовато выправленными и хорошо муштрованными… Теперь когда вы знаете, что васъ ожидаетъ… Я никого не неволю… Силою заставлять кого бы то ни было спасать Россiю я не намѣренъ… Могу… но не хочу… Кто изъ васъ не желаетъ, считаетъ, что я его обманулъ?… Тому заявить Петру Сергѣевичу Ранцеву о томъ… Отпустить, вы сами понимаете, такихъ людей до срока я не могу… Слишкомъ много они знаютъ. Тотъ будетъ жить на острову… и сниматься… для фильмы въ обществѣ «Атлантида»… Согласно съ контрактомъ – въ теченiе года…

Натянутыя улыбки появились на лицахъ офицеровъ.

Капитанъ Немо поклонился и вышелъ въ сопровожденiи Ранцева изъ каютъ-компанiи.

XXXII

Въ шесть часовъ вечера пассажиры «Мстителя» стали собираться на палубѣ. На ней уже были сдѣланы нѣкоторыя приготовленiя для показа чего то. Большая часть палубы на ютѣ была отгорожена шнуркомъ, и за нимъ въ большомъ соломенномъ пароходномъ креслѣ сидѣла, развалясь, обезьяна. Она была одѣта въ бѣлый тропическiй костюмъ, свободно на ней висѣвшiй. Ея коричневая голова, покрытая рѣдкими, сбитыми, неприглаженными волосами, похожими на шерсть, ея морщинистое лицо, поросшее клочьями сѣдыхъ и бурыхъ волосъ, носъ, широкими открытыми ноздрями торчащiй впередъ, маленькiе, острые, сверлящiе глазки, все это было такое нечеловѣческое, обезьянье, что многiе и точно были далеко не увѣрены, что передъ ними человѣкъ. Два нѣмца изъ четвертаго взвода Нордековской роты были при ней. Въ довершенiе возможности предположенiя, что это и точно была обезьяна, тутъ же подлѣ стояли ящики съ морскими свинками и кроликами, будто и впрямь пассажирамъ «Мстителя» собирались показать какой то звѣринецъ. Электрическiй моторъ, ящики съ склянками, шесты на штативахъ были поставлены кругомъ обезьяны.

– Глянь, какой страшный… Что же это за звѣрюга такая?… – безцеремонно показывая на обезьяну пальцемъ, спрашивалъ Фирсъ Агафошкинъ, протискавшiйся въ первые ряды.

– Человѣкъ это, али нарочно, такъ для обмана, сдѣлано?

Вопросы и замѣчанiя Фирса создавали въ толпѣ смѣшливое, не серьезное настроенiе. Ожидали какого то, забавнаго, занятнаго представленiя и, конечно, никакого отношенiя не могущаго имѣть къ такому дѣлу, какъ спасенiе Россiи.

Команды: – «смирно» и «господа офицеры» прекратили шутки и разговоры.

Ранцевъ вышелъ на палубу.

– Господа офицеры, – сказалъ онъ. – Прошу стоять вольно и прослушать мои объясненiя.

Онъ подошелъ къ обезьянѣ и поздоровался съ нею.

– Глянь, какая ученая, – прошепталъ Фирсъ. – Лапку даетъ, совсѣмъ, ну – человѣкъ.

– Господа, – сказалъ Ранцевъ, – позвольте вамъ представить нашего сотрудника, знаменитаго химика Карла Леопольдовича Вундерлиха.

– Профессора Вундерлиха, – приподнимаясь съ кресла, – сказала обезьяна.

– Профессора Вундерлиха, – поправился Ранцевъ.

– Когда вамъ придется работать въ Россiи, постоянная опасность доведетъ ваши нервы до страшнаго напряженiя и вамъ будетъ нужно гдѣ то отдохнуть, собраться съ силами, перевооружиться, приготовить все вамъ нужное въ полной безопасности, зная, что никто вамъ не можетъ помѣшать… Вамъ тамъ надо будетъ имѣть собственную базу…

Обезьяна приподнялась и рукою тронула Ранцева, показывая, что она будетъ сама объяснять.

Ранцевъ отошелъ въ сторону.

– Когда ви биль дѣти, – начала обезьяна, моргая маленькими глазами и хитро поглядывая на окружавшихъ ее пассажировъ «Мстителя». – Когда ви биль маленьки, ви играль въ «кошка-мишка». Кошка появилась – миши въ домъ. Большевикъ это кошка… Ви – миши… Большевикъ появился – мишамъ надо спрятаться… Достать нельзя.

Вундерлихъ сказалъ нѣсколько словъ по-нѣмецки солдатамъ и тѣ поставили у бортовъ шесты съ зажимами.

Вундерлихъ показалъ на шесты.

– Слихаль въ банкахъ, у кассъ пускаютъ такой лучъ… Человѣкъ пошель – его убьютъ… Вотъ это тоже мои лучи. Здѣсь пускайтъ, тамъ принимайтъ… Далеко, хоть десять километровъ… Кто идетъ между, тотъ попадаетъ въ лучи… Ви сидитъ въ домъ, за эти шести. Миши идутъ… Теперь, смотрите, что происхождайтъ.

Онъ досталъ изъ ящика маленькую стеклянную баночку съ бѣлымъ порошкомъ и далъ ее солдату.

Тотъ укрѣпилъ ее на одномъ изъ штативовъ, давая направленiе стрѣлкѣ къ другому штативу, стоявшему у противоположнаго борта. Моторъ сталъ неслышно работать.

– Ви ничего не видитъ. Ничево и нѣтъ. Можете ходить сколько угодно. Пожальте ко мнѣ.

Но никто не двигался съ мѣста. Все было такъ таинственно, что казалось страшнымъ.

– Пожальте… Пожальте, ничего не боись. Ничего страшнаго.

Всѣ жались другъ къ другу, никто не трогался съ мѣста.

– Факсъ, иди ко мнѣ, – сказалъ Ранцевъ.

Ферфаксовъ, стоявшiй у борта послушно и смѣло, легкой охотничьей походкой прошелъ между шестами къ Ранцеву и обратно.

– Нишего и ньѣтъ, – кривясь въ безобразной усмѣшкѣ, сказалъ Вундерлихъ… – Теперь пускаю. Это смѣхучiй… Кто идетъ – смѣется… Хочетъ, не хочетъ – смѣется… Дольго… Цѣлiй часъ смѣется… такой смѣхачъ… Идти не можетъ… Поворачивайтъ назадъ… Спазма… Надо докторъ… Н-ню, между прочимъ… блягополюшна… Смѣхъ это здорово… Ошень хорошо для пишшеваренiй. Н-ню, кто желайтъ?… Маленькiй смѣхачъ.

– Господа, – сказалъ Ранцевъ, желаете попробовать. Ничего опаснаго для здоровья нѣтъ. Это вы будете употреблять, когда пожелаете оградить себя отъ ненужныхъ глазъ и ушей, но не желаете дѣлать зло.

Фирсъ Агафошкинъ стоялъ сбоку и впереди всѣхъ. Въ бѣломъ колпакѣ и поварскомъ фартукѣ онъ глупо ухмылялся, видимо сильно захваченный всѣмъ, что тутъ показывалось.

– Н-ну, – протянулъ онъ. – Нюжли же такая штука, чтобы смѣяться, ежели я, къ примѣру, плакать хочу?

– Иди, Фирсъ, – подтолкнулъ его Мишель Строговъ, стоявшiй рядомъ съ нимъ.

– А что?… He пойду?… – куражась и выступая впередъ, сказалъ Фирсъ. Онъ чувствовалъ себя предметомъ всеобщаго вниманiя и это подмывало его. – Отчего не пойти?… Да я!.. Съ Ереминскаго хутора казаки да ничего такого не пугались. Что мнѣ обезьяна сдѣлаетъ?… Подойду и скажу: – «дай мнѣ лапку, какъ генералу подавала»… Что тутъ страшнаго. Одна химiя и только.

Прикрывая сгибомъ локтя лицо и точно бросаясь черезъ огонь, Фирсъ Агафошкинъ стремительно побѣжалъ къ Вундерлиху.

Но, едва онъ дошелъ до линiи между штативами, какъ точно какая то невидимая сила откинула его назадъ. Онъ схватился руками за животъ и кинулся обратно въ толпу, сгрудившуюся подлѣ шканцевъ.

– Ха-ха-ха, – вопилъ онъ, корчась отъ смѣха. – Хо-хо-хо… Вотъ умора то!.. Ой-ой-ой… – Обезьяна то!.. ха-ха-а!..

Это было такъ странно и неожиданно, что кое кто не повѣрилъ. Казалось, что Фирсъ просто дуритъ, представляется… Молодой летчикъ Вѣха пошелъ медленными осторожными шагами черезъ невидимый лучъ. Но едва дошелъ до него, какъ повернулъ обратно. Видно было, какъ онъ всѣми силами старался удержать смѣхъ. Лицо его кривило спазмой, наконецъ, прорвало и -

– Ха-ха-ха, ха-ха-ха… – присоединилъ онъ свой смѣхъ къ неистовому дикому хохоту Фирса.

Еще два, три человѣка бросились, пытаясь быстро проскочить роковую полосу, но и ихъ невидимая сила отбрасывала и они корчились въ спазмахъ смѣха. Всѣхъ ихъ переловилъ докторъ Пономаревъ и повелъ въ прiемный покой отпаивать и успокаивать. И долго по трапамъ и корридорамъ парохода раздавалось неистовое, истерическое:

– Ха-ха-ха… хи-хи-хи… хо-хо-хо!..