Текст книги "Синяя трава"

Автор книги: Пётр Кантропов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– Линг, ты переезжаешь к Путтеру? – спросил Вужоу.

– Нет, мы решили не съезжаться.

– Ясно. Ну, здесь остается место только для одного из нас, – продолжил китаец. – Если мы хотим остаться вместе, нам надо перебраться в десятый барак.

Без мужа, да без соотечественников, да без подруги – Софья с семьей давно уже заселилась во второй барак, потому что у них были маленькие дети – получится как-то немного грустно. Но вдруг, если Линг будет жить с Осиповым в одном бараке, появится больше шансов, что он сам обратит на нее внимание? Но охранник тоже не особо суетился с жильем и оставался в третьем бараке, причем китаянка держала в голове, что он, конечно, переедет куда угодно, если его попросят обменяться, чтобы получить место для семьи. Но кто попросит его поменяться на тот холодный темный угол, который он сейчас занимал?

– Давайте, я останусь здесь, – ответила Линг китайцам. – Как-то неохота переезжать.

Так она и осталась в третьем бараке. На данный момент с одной стороны от нее собиралась жить семья – мама со взрослой дочерью, а с другой – мужчина с женщиной, которые познакомились уже здесь. Хотя, понятно, что еще не раз все будут меняться местами, да и вообще это только на один год, а что будет потом – непонятно. Жалко только, что ребенка родить к весне она уже не успевает. Ну да ничего, она не одна такая. Здесь столько женщин, которые в таком возрасте, что вряд ли уже когда-либо смогут родить детей, так что Линг явно не в худшем положении.

Глава 26 (Дни с девяносто первого по сто двадцать четвёртый)

Снег ещё окончательно не лёг, но и грязи уже почти не было, вернее, она перешла в состояние «грязь замерзла», так как ночами температура воздуха стабильно держалась ниже нуля. Впрочем, в местах, недоступных солнечным лучам, снег таять перестал. Из шкур поселенцы пошили одежду, которой на всех никак хватить не могло. В первую очередь мехом старались обеспечить мужчин, но о женщинах и детях тоже не забыли. Ребятишки гуляли по очереди, а женщины грязь месить не рвались и гуляли почти исключительно от жилого барака до бани. Им же приходилось топить печи, так что иногда посещали и дровяной склад, хотя обычно дрова таскали как раз дети.

А ещё снег позволил оценить количество местного зверья по следам. Те же следы показали заячьи тропы, что резко повысило эффективность использования ловушек на базе удавок из конопляных шнуров. Охотникам удалось добыть несколько мелких хищников, которых следовало истребить в округе полностью, чтобы появилась надежда на выживание домашней птицы. Волков тоже били без всякой жалости, но те старались держаться от людей на безопасном расстоянии.

– Почему бы нам просто не вытравить всех мелких хищников к чертям? – спросил Буданов. – Заодно прорепетируем действия с оружием массового поражения.

– Нам нельзя всех травить. Нам нужно, чтобы лисы остались и ловили грызунов.

Мокрый снег и грязь послужили хорошим стимулом к развитию обувного дела. Подошва у обуви стала толще. Кожи не хватало, поэтому чаще всего использовали дерево. Были попытки использовать на подошву пластик и даже опилки, в которые подмешивали нагретую сосновую смолу. Такая подошва действительно не протекала, к смоле липло всё подряд. Пока наибольшей популярностью пользовалась подошва из мешка бычьей кожи, набитого теми опилками со смолой. Более сложная конструкция подошвы имела верёвочный каркас, сетку из которого и забивали опилками. Сама верёвка так же пропитывалась смолой. Такое усовершенствование позволяло предотвратить смятие ногой, так как основную нагрузку принимала на себя верёвочная сетка.

Такая погода хорошо заполнила медицинский барак, большую часть обитателей которого теперь составляли участники последней большой охоты. Рокотова это обстоятельство сильно беспокоило, а Николай Хоменко был просто в бешенстве, ведь больные люди работать не могли.

– Что делать-то станем, если опять стадо подвернётся? – пристали они к экспертам, за которых почитали якутов и, отчасти, нивхов. – Сейчас холоднее – кто-то вообще может воспаление лёгких получить.

– Нужна яранга с печкой – тогда никто не замёрзнет, – задумчиво пробормотал Тускул и, взглянув на напрягшегося Хоменко, быстро добавил: – Да знаю, знаю я, что шкур нет. Можно обойтись палатками, пока дожди идут. Чуть позже и просто у костра на лапнике не замёрзнут. Ну, градусов до десяти точно не замёрзнут.

– Это ты не замёрзнешь, – буркнул автомеханик. – А у нас тут и негры есть. Те в такую погоду легко обморозиться сумеют. Да и белые французы не лучше – некоторые из них искренне считают, что зима уже наступила. Кого из двух оставшихся белых французов Хоменко счёл некоторыми осталось невыясненным.

– Можно шатры из парусины использовать. От ветра они спасут, а если костерок развести, то и в тепле спать можно будет. Одежду обсушить можно, опять же, – внёс предложение Айаал.

– А ведь ты прав, – согласился с якутом Рокотов. – Верёвок нам пока хватает, сети плетутся, так что пора бы тёткам перейти к тканям. Собравшиеся заинтересованно рассматривали автомеханика, который нахмурившись о чём-то думал. Или просто изображал задумчивость, не зная, что сказать.

– Ну, разродись уже чем ни будь, Коля, – не выдержал, наконец, Пётр Алтуфьев, который, будучи сильно поломан, мог работать лишь языком и, отчасти, головой. – Можем верёвки пока отложить?

– Ладно, – махнул рукой Хоменко. – Но первым делом нужны шатры и палатки.

* * *

Хитом лёгкой промышленности стали варежки, как меховые, заячьи, так и вязаные из конопляной нити. Они теперь были у всех поселенцев. Конопляные рукавицы чаще всего использовались как рабочие, при необходимости одеваемые поверх меховых. С шапками проблему снять не удалось в связи с отсутствием меха в должном количестве. Зато меховые мокасины сделали всем. Шуб собственных не было ни у кого, но эти изделия включали в себя капюшон, позволяющий обойтись без шапки. Некоторое неудобство представляли верёвочки, которыми приходилось пользоваться, чтобы подогнать общественную одёжку под себя. Ни какого подклада у одежды пока не предусматривалось. Ну, а откуда ему было взяться, если производство ткани пока что совершенно не поощрялось?

Ситуация с ткацким производством злила женщин, а Хоменко считался чуть ли не врагом народа. Забавно, но претензии дамы предъявляли не самому автомеханику, а его подруге, которая, в общем-то, вполне разделяла всеобщее негодование. Вот только сама она высказать недовольство уже никому не могла. И в самом деле, ну не на жениха же наезжать?

Сообщение о том, что нужны шатры и палатки было воспринято на ура, пока ткачихи не поняли всю глубину коварства бизнесмена. На переработку поступала по-прежнему лишь мужская часть собранных растений конопли, а из такого сырья можно сделать только очень грубую ткань. Николай Семёнович, однако, всеобщую ненависть стойко переносил, и даже подтвердил, что хорошего для одежды сырья не будет, пока не появится достаточного количества шатров и палаток.

* * *

Тяжко вздыхая, Хоменко с Путтером надрывались над жестью две недели, имея ещё и по два помощника. Бригаде поручено было сделать два алюминиевых бёрдышка для ткацких станков. Предполагалось получать ткать шириной в сто двадцать сантиметров. Трудиться механики взялись лишь после того, как Лев Сикорский за два дня сделал деревянный образец, который уже вовсю дамами использовался.

– Ох, похоже, использование металла на текущем технологическом уровне было ошибкой, – выдохнул Ицхак, утирая пот со лба. Он уже разделся до пояса, и все его туловище блестело даже при тусклом освещении, присутствовавшем в бараке.

– Да, вытачивать отверстия камнями – это работа на большого любителя, – ровным голосом ответил Николай, продолжая сосредоточенно ковырять кусок алюминия.

Сколько бы на нем не лежало работы, он никогда не доводил себя до перенапряжения, чтобы аккуратность не страдала. Хотя он получал от процесса больше удовольствия, чем от результата, делать то же самое второй раз желания не было, да и металл испортить нельзя. Человеко-часы хоть и ценный ресурс, но восполняемый, а про металл пока того же самого сказать было нельзя.

Ещё несколько человек делали бёрда вдвое меньшего размера, но эти умельцы использовали пластмассу. Они же изготавливали челноки, представлявшие из себя узкие пластины с вмятинами по узким сторонам.

Станок для широкой ткани представлял собой раму шестиметровой длинны, а вот узкие станки делались двухметровыми. В палки узких концов рамы набили деревянных гвоздей. Каждая нить основы привязывалась к гвоздю и продевалась в бёрдо. Второй коней нити так же привязывался к гвоздю, но уже на противоположной стороне станка. Примитивная конструкция предполагала фиксированную длину ткани. Более сложными агрегатами решили пока не заниматься. На одну лишь заправку широкого станка у двух человек уходило несколько часов. Ткали на широком станке тоже вдвоём, а на узком справлялся один человек.

Широкая ткань должна была идти на палатки и паруса, а узкую предполагалось пустить на одежду.

* * *

Шатры и палатки были опробованы в ближайшей охоте на очередных бизонов – стадо на этот раз двигалось по противоположному берегу реки с севера на юг. Животные неторопливо шли большой бурой тучей в двух километрах от базового лагеря, не собираясь тратить накопленный жир на суетливую беготню. Река частично покрылась льдом, и Гарик запретил использовать трапы, чтобы не порвать штатные плавсредства. Поэтому поселенцы, вооруженные не столь давним опытом Хэнка, по-быстрому сделали несколько деревянных плотов из стволов деревьев. Только поселенцы уже не скрепляли бревна деревянными стержнями, а туго связывали их конопляными веревками. У самого берега плоты работали как ледоколы.

Охотники шли некоторое время параллельно стаду, постепенно сближаясь с животными. Затем, люди разом атаковали и завалили сотню голов. Тем временем группа поддержки установила лагерь с тем, чтобы оттащить туда туши, что и было сделано совместными усилиями половины племени. Теперь, когда выпал снег, можно было не бояться, что мясо протухнет, и люди решили сохранить всю добычу. Охотники жили в шатрах и активно занимались разделкой туш, стараясь не делиться с подтянувшимися на запах крови хищниками. Мясо, жилы, мочевые пузыри и шкуры доставлялись на плотах в основной лагерь, а новая смена покидала лагерь и отправлялась на заготовку.

Нехватку теплой одежды приходилось учитывать. По сути, меховая одежда доставалась участникам лишь на время переправы, да на перетаскивание частей животного в шатер. А в шатрах топили, и заготовители, разделывающие мясо, сидели без шуб, лишь в куртках и свитерах.

За день всех убитых животных подтащили к этому временному лагерю, а заготовка мяса заняла несколько дней.

Линг приняла участие на третий день и выбрала такую смену, чтобы поехать без ночевки. Одежда, которую она взяла с собой из цивилизации – а она не взяла практически ничего – давным-давно вышла из строя, а для нынешней погоды не подходила и в свои лучшие времена. Пришлось что-то взять взаймы с совершенно неясными представлениями о том, чем и когда она будет возвращать долг. Запасливые женщины сотни раз поблагодарили судьбу за то, что устояли против призывов своих мужей ополовинить чемоданы, и сейчас у людей было хоть что-то, чтобы продержаться до появления первых тканей на одежду.

За несколько часов работы с мясом, молодая женщина покрылась кровью с головы до пят, включая ту самую чужую одежду. Отдали ей, конечно, не самое тёплое, поэтому девушка мерзла и жалась поближе к огню, отчего глаза разъедало дымом. Честно говоря, эта проблема преследовала ее весь последний месяц – было холодно, и переводчица всегда старалась держаться ближе к дающему тепло огню, а в глаза летел дым. Уже казалось, что дым стоит в глазах всегда, даже когда она гуляет под редкими лучами теплого солнца или лежит в бараке, где труба выводит дым на улицу.

Хорошо, что на обратный путь выделили шубу с капюшоном. Мясо, шкуры и прочее разложили по центру плота, а люди расселись по краям. Линг ехала на небольшом плоту, где помимо мяса умещалось всего лишь шесть человек, и всем приходилось грести. Можно было ещё на некоторое время задержаться у охотников, но она сбежала, сославшись на необходимость следить за образцами в лаборатории. Начинающего химика посадили с левой стороны по центру, между двумя более тяжелыми соплеменниками – Иваном и Павлом. С другого края расположились Семен, Виктория и Константин – гончар.

Люди подгребали немного против течения, чтобы прийти как можно ближе к поселку. Вероятно, в верховьях река хорошо подмёрзла, но потом что-то случилось и сейчас по воде шли тонкие, но увесистые за счёт большой площади льдины. Плот от них уворачиваться успевал не всегда. И вот один из толчков оказался слишком сильным, плот закрутило. Дерево буквально вылетело из-под Линг, и девушка оказалась в ледяной воде, причем две ледышки сомкнулись аккурат между ней и плотом, затрудняя спасательную операцию. Шуба, штаны, майка, кофта, обувь начали намокать, шевелиться в воде было очень неудобно и тяжело, а холодно было так, словно тебя тыкают бесконечным количеством металлических игл со всех сторон. Китаянка истошно закричала. Она пыталась барахтаться, но вода, захватывая все больший объем одежды, тащила незадачливую путешественницу вниз.

– Держи! – крикнул Иван, и протянул ей весло поверх двух льдин. Девушка попыталась ухватиться за дерево, но кисти рук уже успели подмерзнуть и не слушались. К тому же лёд ломался, а его острые кромки больно били по голым частям тела. Лопасть просто выскользнула из рук.

– Греби к ней! Греби! – орал Семен, пытаясь разогнать льдины своим веслом.

Константин, Виктория и Павел тут же сделали судорожный глубокий гребок, но Павел в панике перепутал направление, и плот закрутило еще раз. Передняя часть плота оттолкнула одну из льдин, загораживающих подход, следующий гребок все сделали уже как надо. Наконец, китаянка закинула руки на борт, и Павел с Викторией втащили страдалицу, слегка покарябав об брёвна.

– Вика, раздевай ее догола! – скомандовал Павел. – Мужики, помогайте. Виктория послушно начала стягивать шубу, а Семен снимать лапти. Переводчица поначалу упиралась.

– Что??? Да вы рехнулись? Холодно же!

– Потом наденем на тебя мою шубу, – пояснил Павел. – И мои лапти. И еще одна бы шуба нужна. Ваня, давай свою! – попросил москвич, оценив, что у них двоих, как у туристов, нижняя одежда получше, чем у остальных. Но потом передумал:

– Нет, лучше не так. Вика, вы с Линг переберетесь поближе к середине плота и завернетесь вдвоем в две шубы – мою и твою… Да отложи ты вещи Линг подальше! А мы уж сами как-нибудь догребем.

Китаянку быстро упаковали в шубу Павла на голое тело и в его же мокасины. Сам москвич остался только в лаптях, которые использовались как калоши, чтобы не резать меховую обувь об лёд и камни. Затем женщины отошли от края плавсредства и сели рядом, обнявшись и завернувшись вместе в две шубы. Линг чувствовала, как все тело горит. Плот продолжал время от времени стукаться о льдины, но девушки сидели на безопасном расстоянии от края.

По прибытии в посёлок, и Павел, и Линг отправились прямиком в медицинский блок на растирание, где получили еще и по небольшой порции «топлива» внутрь.

* * *

Начало зимы заставило перепуганных поселенцев энергично пошевелиться, а не впадать в преждевременную спячку за крепкими стенами тёплых бараков. Прежде всего, заготовленную коноплю стащили в посёлок. Женщины натаскали калины и рябины в количествах, явно превышающих любые мыслимые потребности. Благо, что ни сбор, ни хранение этих замечательных ягод большого труда не представляли.

Мужчины развлекались промыслом кедрового ореха, с которым следовало поторопиться, так как выгребать шишки из сугробов никому не хотелось. Обтряхивали сибирскую сосну самым варварским образом. К стволу привязывали большую деревянную киянку за нижнюю часть ручки. Затем верёвкой оттягивали верхнюю часть и отпускали. Рукоятка выпрямлялась, обеспечивая сильный удар киянкой по стволу. В результате удара кора сминалась, дерево тряслось, а с него на головы добытчикам сыпались шишки и ветки. Впрочем, верёвочку вскоре удлинили, дабы не рисковать жизнью и здоровьем. Головы для пущей верности защищали самодельными шлемами, надетыми на широкополые шляпы, поля которых предохраняли плечи людей от всего того, что могло свалиться сверху. Орех из шишек извлекали уже на базе.

* * *

По мере того, как разбирался самолёт, рядом с посёлком вставали склады, представлявшие из себя плетёные загончики, в которых даже ворота отсутствовали. Хлам, в результате, подвергался некоторой сортировке. Наличие металла, который почти невозможно использовать, повергал часть населения в уныние. В общем, народу хотелось иметь кузницу.

Склады без крыши раздражали Максима и доводили до истерики Хоменко, но автомеханик понимал, что гораздо важнее просто убрать самолёт с реки, чем разложить винтики по полочкам. Но всех поселенцев на разборку остатков авиалайнера загнать нельзя, а чем-то занять народ нужно. В общем, временную кузницу пришлось ставить. Недалеко следовало разместить и литейный цех, который поначалу взялся бы и за эксперименты с производством стекла. Заводик по производству сложных керамических изделий обещал вырасти из гончарной мастерской. Ну, некий прообраз сантехлита. Однако возрастающая потребность в печном кирпиче стремительно обозначила превращение гончарного производства в примитивный кирпичный завод. Такая перспектива мало кого устраивала, так что следовало строить новые производственные здания, которые опять же требовали кирпича, освещения и сотрудников. Кроме того, промышленность как-то нужно было обеспечить сырьём.

Большое собрание решили провести в мастерской, прямо среди ткацких станков.

– Други мои и подруги, – начал Николай Рокотов. – Можно считать, что зима уже началась, а потому стоит подбить итоги и уточнить планы на будущее. Здесь, конечно, присутствуют не все, но вместе мы уже никогда, видимо, не соберёмся. Тем не менее, народу достаточно, чтобы выяснить общее мнение по ключевым вопросам жизни нашего молодого племени. Если никто не против, то я предлагаю заслушать по очереди Мирославу, Галию, Петра Алтуфьева, Риту, Максима, Николая.

Хоменко и Аркадия Володарского. Если этого не хватит, то послушаем ещё кого-нибудь. Оглядев тёмный затихший сарай, бывший лётчик уступил пустой пятачок у ворот Мирославе.

– Начальник попросил не увлекаться, поэтому я обойдусь без цифр, а желающие узнать подробности пусть подойду позже прямо ко мне. Ну, самое приятное это то, что конопли на пряжу и ягод калины запасли сверх всякой меры. Думаю, что рыбы и рябины тоже до весны хватит. Даже если зима будет ну очень длинная, на месяц-другой длиннее, чем наша обычная, как говорится, земная. Теперь немного о не столь приятном, – женщина тяжело вздохнула, тряхнула головой, смещая в сторону упавшие на правый глаз волосы и продолжила:

– Благодаря Марьяночке, семян у нас много, и мы не раз ещё спасибо ей скажем. Но вот таких, – ведущий заготовитель покрутила головой, подбирая слово. – Как это?

– спросила сама себя дама и даже прищёлкнула пальцами от досады. – Технических культур в этом богатстве нет. То есть, нет ни льна, ни хлопка, к примеру. Ну, хлопок пока и не нужен. С зерном тоже не всё гладко. Есть так же пока ненужный рис, есть гречиха, просо и овёс. Просо сейчас растёт в бане, но немного. Нужно приготовиться к тому, что несколько лет нам не придётся попробовать ни нормального зерна, ни картофеля. В зиму посеяно немного моркови, а всё остальное нужно будет сажать весной. Целину поднимать очень трудно с нашим убогим инструментом. А сорняки будут – вообще кошмар! Ещё планировали заняться окультуриванием некоторых растений, но не успели. Планировали лесопосадки. Но так они и остались в планах, – женщина слегка задумалась. – Что у нас со скотиной все и так знают, а в планах есть поимка некоторых животных. Хотелось бы наловить коз, овец, лошадей, бизонов и несколько котят рыси, пока не найдём кошек помельче. Да, чуть не забыла, хорошо бы обзавестись курами или чем-то похожим. Что особенно приятно, есть соль, немного сока, вина и самогон. Надеюсь, когда-то появится свой мёд. В общем-то, на этом пока всё, – улыбнулась дама и смешалась с толпой у ворот.

После небольшого замешательства, вызванного тем, что Галия отчего-то зазевалась, Аркадию удалось вытолкнуть санитарного инспектора на ораторское место. Пытаясь собрать мысли в кучку, дама закашлялась, но ненадолго:

– Мне, в общем-то, особо рассказывать не о чем, но попробую. Никаких серьёзных инфекционных проблем нам пока не грозит. Заболеваемость есть, но в рамках приличий. Есть двое тяжёлых больных, но Алтуфьев уверенно идёт на поправку. Плохо пока только с ЛингВу, но мы рассчитываем на её выздоровление. Со скотиной тоже пока всё хорошо, но с грызунами что-то нужно делать. Ещё раз напоминаю – не бейте лисиц возле посёлка! Что ещё? Ах, да, одежда! Обувь меховая есть у всех, а вот с шубами плохо. Нужно бы всю одежду перевести в личное пользование, но пока нет такой возможности. Благодаря ткани вскоре, видимо, снимется проблема с рукавицами и прочей рабочей формой. За тем, чтобы дети гуляли на улице ежедневно, я слежу, но вот женщинам тоже нужно бы проветриваться хотя бы по часу в сутки. Мужчины как-то меньше сидят в помещениях. Теперь о лекарствах. Что-то мы, конечно, делаем, но вот с антибиотиками и анестетиками пока прогресса нет. И, видимо, не будет, пока не появится стеклянная посуда. С постельным бельём и одеждой для стационарных пациентов проблема вскоре должна сняться.

На этом ее речь закончилась, и все повернулись к искалеченному представителю научной общественности, который с самого начала занял сидячее место около «трибуны», потому что в связи с двумя нерабочими правыми конечностями, любое его передвижение становилось мучительно проблематичным как для него, так и для окружающих. Пётр Алтуфьев честно признался, что к научным достижениям можно отнести лишь определение длительности суток, измерения на реке, географические открытия, да сбор гербария. Ну, можно ещё добавить наблюдения за животным миром и отработку гончарных технологий. В общем, пока совсем не густо.

Вышла третья женщина. Рита постаралась выучить текст на русском языке, хоть это оказалось и не просто. Благо, в русском языке слова спокойно читаются по буквам, поэтому небольшая бумажка с текстом помогла. Француженка внутренне содрогалась от мысли, что скоро бумага, а также все авторучки с карандашами закончатся, и придется царапать на неудобной бересте, как натуральные дикари. Эх, успели бы сделать что-нибудь разумное взамен, когда кончится то, что есть…

– Мы закончили строить все жилые бараки, – начала Рита читать по слогам. – И зернохранилища. И овощехранилища. И баню. И мастерские. Несколько дней назад закончили вторую мастерскую для гончаров. Все главное построили. Начали делать временное жилье на заимках и на другом берегу реки. Еще не построили. На следующий год будем строить еще. Нужны материалы.

Место француженки вновь занял Рокотов:

– Вношу поправку на качество перевода. Нового здания для гончаров нет, но есть предложение его построить, чтобы выделить кирпичный завод. Нужно построить кузницу. Видимо, в ней же нужно предусмотреть место для литья металла и экспериментов со стеклом. Соответственно, где-то выше по реке нужна заимка специально для углежогов. Собственно, то, что я сейчас сказал, мы и должны будем обсудить после того, как основные ораторы завершат свои выступления.

Максим в своём выступлении говорил о разборке авиалайнера и необходимости строительства простеньких холодных складов под запчасти. Оживление вызвало лишь предложение подумать над постройкой планера и стартовой площадки для него. Мысль народу понравилась, но без кузницы проект никуда двинуться не мог.

Господин Хоменко знал, что часть публики его недолюбливает за то, что он явно отдаёт приоритет тяжелой промышленности в ущерб лёгкой.

– Коля, не забудь, что мы сегодня обсуждали, – процедил Рокотов на ухо автомеханику. Тот вздохнул, вспомнив, что не стоит намеренно вызывать всеобщую ненависть, что к хорошему такой подход не ведет. И бывший бизнесмен, в меру имеющихся сил, попытался скорректировать мнение народа о своей персоне.

– Бабоньки, я же не враг вам! Вот нужны нам козы и овцы для шерсти, а как ловить скотинку-то без верёвок? А как прясть и ткать вручную? Мы тут что, в средневековье стремимся? А чтобы ставить станки, нужна кузница с углём. Нужен какой-то движитель. Да хоть ветряк поставить – уже облегчение для вас. Может быть, и стиральную машину сделаем. И стекло хочется получить вместо пузырей от бычков. А на огороде чем мы землю-то рыть будем, если инструмент не сделаем? Так что, терпите ещё какое-то время!

Володарский, прежде всего, привёл численность подготовленных бойцов обоего пола с разбивкой по сортам. Потом разъяснил народу предназначение гончарной мастерской:

– Какая может быть посуда, если у нас еще ни одно здание не покрыто черепицей? Если дикари пожгут это наше сено, которым мы прикрываем свои дома, им таки даже не понадобится нас убивать – подождут, пока мы тихо – мирно вымерзнем, да и всё.

Или сами случайно пожар устроим. Разумеется, не стоит забывать о качестве оружия и амуниции, которое сейчас, мягко говоря, не дотягивает до нужных кондиций. Офицер продолжал в том же духе и на одном дыхании. Напомнил собравшимся о необходимости заняться флотом и гужевым транспортом. Призвал не жалеть усилий на исследование территорий, особенно зимой, когда врагов легче выявить по следам. Выразил удивление тем, что в планах строительства нет крепостной стены с парой башенок, и предложил скорректировать имеющийся несовершенный план в направлении, соответствующем здравому смыслу.

* * *

После того, как люди более ли менее расселились по баракам, готовили часто уже хоть и централизованно, но не на все племя, а на барак. Приготовление пищи в жилом помещении было удобнее для поваров, но добавляло ароматов к общему смраду. Примерно половиной обитателей каждого барака были женщины, и каждый день две из них назначались дежурными на день. В принципе, некоторые с удовольствием обменивали на дежурства другую свою работу и занимались любимым делом – кулинарией – чуть ли не каждый день. Они же носили еду своим больным сожителям, причем в инфекционное отделение еду передавали через Антонину.

Саша и Алена дежурили по кухне в своем бараке. И после ужина, надев все свои теплые вещи, засеменили в медицинский корпус. Они протопали через просторный жилой блок, который мог бы вместить в себя и гораздо больше людей, чем там проживало на данный момент, и передали через Антонину еду своим заразным сожителям. То и дело доносились хрипы и кашель больных. И неразборчивые крики китаянки. Когда дверь открылась, девушки заглянули внутрь, насколько успели, и увидели, как Линг извивается в спальнике, который ей одолжил сочувствующий Павел, а в ее волосах путаются травинки от сена, которое служило матрацем.

– Что она кричит? – спросила Саша у медработницы, когда та вышла из палаты для больных в жилое помещение.

– Да кто ж ее разберет. Чженьнин пытался рассказать, но он по-русски-то двух слов связать не может. Вроде как дом вспоминает.

– Тетя Тоня, – Саша сглотнула. – Она умрет?

– Да ну тебя! Нет, конечно. Мы ей регулярно даем таблетки. Только эта еще не подействовала. И под вечер ей становится хуже. А когда она приходит в себя, так как начнет болтать по-русски! Все говорит, что лекарства надо делать. Чтоб Софью позвали, чтоб она в лепешку расшиблась, но все на свете сделала!

– Понятно… Девушки вышли из медицинского корпуса и заторопились обратно. В принципе, пока добегаешь от барака до барака, примерзнуть особо не успеваешь. Но много времени проводить на свежем воздухе особо не получалось.

– Ален, как думаешь, китаянка умрет?

– Нет. Врач же сказала, что не умрет.

– А вдруг все умрут? Смотри, сколько народа заболело. Если мы когда-нибудь все заболеем…

– Все сразу не заболеем. Надо просто сделать так, чтобы те, кто уже болеет, вылечились раньше, чем заболеют новые. И тогда все будет нормально.

– Ну, да, ну да…