Текст книги "Тонкая линия (СИ)"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Часть 2. Туман войны

Глава 1. На Альме все спокойно

Вечер, тяжелое свинцовое небо нависло над раскисшей дорогой, еще немного и рукой можно будет достать. Повисшая в воздухе словно паутина, мелкая водяная морось лезет в глаза и в нос, очень неприятная погода, кто бы мог подумать, что в Крыму осенью так бывает, совсем как в средней полосе. Маленький крытый старой парусиной фургончик-двуколка неспешно ползет по ржаво-песчаной колее дороги, увлекаемый парой невзрачных лошадок калмыцкой породы. Возница слегка дремлет, посасывая трубку, прожжённая и пропитанная пылью фуражка-бескозырка съехала на затылок. Его попутчик удобно устроился позади, постелив брезент улегся, прямо на катушках с проволокой и шанцевом инструменте, ему такое не в новинку. От усталости ломит все тело, но спать не хочется… Сырость, повисшая в воздухе, прохлада и запах дыма… сами по себе всплывают проклятая память, стоит только закрыть глаза… Последний выпускной класс, осенняя поездка на «картошку», эх какие были времена. Словно качественная студийная запись звучат в ушах голоса уставших одноклассников, тихо потрескивают дрова в костре и рядом, совсем рядом она, даже тепло тела сквозь промокшую ткань джинсов ощутил… Светлана, призрак далекого утраченного времени. Нет, черт возьми, нельзя так – эти события отделены от нашего героя доброй сотней лет, но старые воспоминания держат его в плену, надо отвлечься, иначе так и свихнуться недолго… Приходится прибегнуть к проверенному способу уничтожения иллюзий прошлого или будущего – как правильно будет непонятно, недолго и запутаться.

– Федя расскажи, ты на гражданке где жил, и чем занимался?

– Прости, Лександр Васильич, не пойму я никак? – возница поспешно вдохнул очередную порцию едкого табачного дыма и задумался. Прямо беда, хоть Сашка и прожил в новом мире немало времени и освоился, местные аборигены не всегда его понимали, проклятая память упорно подсовывала "правильные" с ее точки зрения слова, при разговоре или при составлении бумаг.

– До того как в рекруты тебя забрали, и по отчеству не надо меня величать, я моложе тебя Федор. Называй просто Александр или Сашка.

– Так это старшой, ведь вы теперича, унтера господа почто не дадут? – "водитель кобылы" при разговоре заметно окает, не иначе уроженец Поволжья.

– Не положено еще видать, так расскажешь, или боишься, может за разбой на службу отечеству пошел?

– Не, я смирный был как телок, барин меня под красну шапку сдал. Втемяшилось ему, что на барыню зарюсь. Но ей-богу не было, поклеп на меня возвели не иначе.

– Красивая хоть барыня то была, молодая поди, красивая?

– Страшна как погибель, прости господи, и хмельной бы не полез добром к эдакой образине.

– Отец, мать, братья-сестры, другая родня есть? – не отстает настырный собеседник, – неужели никого не помнишь?

– Запамятовал, меня мальчонком несмышленым из дальней деревни в дворовые сдали, с тех пор и не повидался ни с кем. Так на конюшне и служил, пока не забрили в солдаты.

– На царевой службе как тебе, лучше или хуже чем у барина живется?

– Лександр Васильич ей богу не вру здеся получше, хозяин прям зверь лютый, секли почитай кажинный божий денек и по делу и так, а тут тока два раза попало за десять годов, правда, унтера почитай все зубы повыбили.

Время потихоньку шло, пока попутчики неторопливо беседовали, обсуждая нехитрые радости и беды солдатской жизни, повозка вкатилась на территорию военного лагеря. Сонный часовой под полосатым грибком хотел было остановить, но передумал. На центральную линейку пришельцы не лезут, направляются в обход, значит и нет повода для тревоги. Усталые лошадки мерно всхрапывали и автоматически переставляли ноги, кажется ничто в этом мире не в состоянии вывести их из транса, как вдруг…

– Здравия желаем в-в-ваше-е-е в-в-вскопревосходительство!!! – дикий вопль нескольких сотен глоток, словно огненным хлыстом, ударил несчастных тварей по ушам.

– Ура-а-а-а!!! Ура-а-а-а!!! Ура-а-а-а!!!

– Тпру, стой ироды, напугали моих кобылок! Управы на них нет, – тянет на себя вожжи нестроевой солдатик, до этого мирно болтавший с нашим героем.

Александр выглянул из-под намокшего полога, удивительно, отчего это они так кричат? Все "превосходительства" в такую погоду просто обязаны в теплых палатках и кофе с коньяком попивать и в карты поигрывать. Лагерь совершенно пуст, ряды темно-серых неуклюжих шатров, разбитых точно по прямой линии словно солдаты замершие в строю, дорожки, заботливо присыпанные желтым песком, совсем как в советской армии, автоматически отметил про себя Сашка, зеленые громоздкие телеги обоза у дальнего края и ни души… Но нет, словно черт и табакерки из-за ближайшей палатки выскакивает нескладная длинная фигура в мокрой, почти черной от влаги шинели.

– Почему тихо кричали сволочи, б… шкуру спущу! – ревет басом охрипший фельдфебель и одновременно пытается пнуть невидимого противника сквозь слабо натянутый тент, но раз за разом промахивается, – Сукины дети, доберусь до вас…ужо погодите!

– Постой братец, не подскажешь до штаба далеко? Найти не можем, указателей на дороге нет.

– Почитай приехали, как раз за нашим биваком, полверсты прямо, сами кто будете?

– Телеграфисты мы, почему у вас ночью так кричат?

– К смотру готовимся, вон какая хлябь, велено в палатках сидеть, чтоб мундирну одежду не спортить, и это самое водуш… одуш… душвление выработать. Вот и будем орать всю ночь! Табачком случаем не богаты? Согреться бы, третью неделю найти не можем, и не везут, траву уж всяку начали курить, совсем невтерпеж.

И вот уже новый знакомый – унтер, обрадованный долгожданным куревом, глотая ароматный дым пополам с паром от промокшей одежды, охотно посвятил наших друзей во все тонкости местной армейской жизни. Позавчера весь день пригоняли мундиры и каски на три головы, благо солнышко светило. Вчера был предварительный смотр музыкантам, песенникам, ротным балагурам и обер-офицерам верхами. Сегодня, по случаю плохой погоды, отрабатывают приветствие, начальство желает услышать в этом крике восторг и воодушевление. Сразу видно, мудрые отцы-командиры готовят подчиненных к боевым действиям. Как же, обмундирование, как известно первое дело на войне! Там в его времени, тоже находились любители, жаждущие придать каждому солдату грозный и одновременно красивый вид. Напялить бы на того профессора, что соловьем заливался с экрана об утерянных вместе со старой Россией военных традициях, однобортный узкий мундир с перехватом в талии из грубого сукна. Добавить сверху шинель со стоячим воротником в обтяжку, в дождь сие чудо прибавляет в весе почти вдвое – столько воды впитывает, пусть застегнет импровизированное орудие пытки на все крючки и пуговицы. Для большего наслаждения повесить на спину тяжелый ранец с ремнями крест на крест – это чтоб вздохнуть полной грудью, а на голову кожаную каску с шишаком и бляхой в виде двуглавого орла – так лучше думается, особенно когда солнцем припечет. И в неудобных высоких сапогах вперед, марш, отматывать десятки верст по бесконечным разбитым российским дорогам. Картина маслом получится "оргазм и смерть униформоложца", причем последнее совсем не следствие первого, а просто от переутомления.

– А стрельба в цель? – полюбопытствовал Сашка, строевая подготовка, помнится, была и в его срочной службе, там далеко в будущем… – Неужто не стреляете совсем?

– Да ты брат шутишь! У нас только штуцерные палят, полковник остальной порох с учений жидам продает. Я вот ружьем метать умею отлично, благодарность получил, но стрелял всего три раза за всю службу холостым, – таков был ответ, немало удививший уроженца двадцатого века.

– Но ведь воевать же будем?

– Енералам оно виднее. Забалакался я тут с вами. Пора и честь знать, – набрав побольше воздуха в легкие "Вольтер" рявкнул, – Здорова орлы!!!!..Не слышу????

* * *

Когда наконец добрались до цели путешествия, уже совсем стемнело, а наутро выяснилось, что единственный оставшийся в штабе телеграфист жестоко «страдает животом». Судьба похоже, один «боец» руку накануне сломал, сорвавшись со столба, а теперь и этот загнулся. Александру ничего не осталось, как отправить больного обратно в Севастополь вместе с возчиком Федором, начальник пообещал выслать в ближайшее время замену, а пока сесть за телеграфный аппарат придется ему. Хорошо хоть догадался новую чистую рубаху-голландку, выходные бескозырку и штаны захватить с собой, как чувствовал, что-то такое случится.

Рабочий день начался со стандартного, привычного еще по советской армии идиотизма. Какой-то ряженый штабной хлыщ накинулся на "новенького", как же им обещан "лучший телеграфист", в его убогом понимании лучший – это сияющий как новенький медный пятак. И только оправдание, что он, Сашка явление в штабе армии временное, успокоило ревнителя дисциплины. Презрительно смерив "неуклюжего матросика" тяжелым взглядом, затянутый в блестящий эполетами и еще какими-то цацками мундир, тупой индюк торжественно и неторопливо удалился, словно желая продемонстрировать глубину пропасти между "серой скотинкой" и "благородием". На удивление оказалось, что штаб у главнокомандующего светлейшего князя Меншикова совсем небольшой, это скорее походная или полевая канцелярия, есть топографы, но они сами по себе, плюс имеется еще кучка молодых светских бездельников прибывших не то за острыми ощущениями, не то на "ловлю счастья и чинов". С представителем последней категории он только что, пообщался. Сам светлейший князь Меншиков Александр Сергеевич, многовато у нашего героя тезок, внешне производил впечатление, пожилого, уставшего от жизни человека. Потомки, вероятно, сочтут его неудачником, бездарным полководцем. Но так или это? Осуждать легко, да не смог победить, проиграл все сражения, но кто из его современников тянет на нового Суворова или хоть на Кутузова? Крымская или Восточная война не выявила такого таланта среди отечественных военачальников, "настоящих буйных мало, вот и нету вожаков"…

Не везет России в этой войне на полководцев, способных организовать войска и повести их за собой. Главнокомандующий генерал-адъютант адмирал светлейший князь Меншиков не был ни администратором, ни военачальником, ни оратором. Прямой потомок сподвижника Петра первого, Александр Сергеевич принадлежал в высшим придворным кругам. Человек умный и разносторонне образованный он избрал карьеру военного просто потому, что так было принято в свете. В войне 1828–1829 Меншиков проявил личную храбрость и был тяжело ранен. Наверное, старые боевые заслуги адмирала в сухопутных сражениях послужили основанием для назначения его главнокомандующим сухопутных и морских сил Крыма в Восточной войне. К тому же за ним были сохранены все одиннадцать государственных постов, которые занимал князь до этого: по-прежнему он числился и начальником Главного Морского Штаба и губернатором Финляндии… Светлейший был кавалером почти всех русских и многих иностранных орденов того времени, одним словом личность незаурядная.

Подобные невеселые размышления донимали нашего Сашку пока он работая на телеграфном аппарате отправлял очередную длинную инструкцию главкома адмиралу Корнилову, вроде и не дурак ведь мужик, почему же так у него нехорошо вышло, попробуй, пойми… Внезапно словно током ударило, Александр почувствовал на себе внимательный и настороженный взгляд, немолодой офицер доставивший телеграмму просто сверлил его глазами, нет не то слово, прямо прожигал насквозь. Что случилось, что не так, он хотел было спросить, но тут снаружи позвали: "Василий Александрович, Вас их высокопревосходительство ищет, поспешите!" и порученец Меншикова поспешно ушел.

Некоторое время Александр недоумевал, и пытался найти логическое объяснение столь странному вниманию к своей скромной персоне со стороны одного из адъютантов главкома, но дело шло, стопка бумаги на столе неумолимо росла, прибегали и убегали курьеры, и постепенно он забыл о происшествии. Основная масса телеграмм ничего интересного не содержала, как правило, шла чисто административно-хозяйственная переписка. "Фронт" упорно требовал муки, табака, солонины, денег и далее, список длинный. "Тыл" отбивался от настойчивых претензий, ссылаясь на отсутствие затребованных ресурсов или трудности с перевозкой, дескать транспорты и этапы еще находятся в стадии формирования. По общему и авторитетному мнению интендантов, продукты следовало заготавливать на месте в окрестных деревнях и поселках, на какие шиши правда непонятно. Такая вот интендантская Камасутра: один может, но не хочет, а другой хочет, но не может. Обе стороны постоянно упоминали "экономические суммы" и еще ряд совершенно непонятных для нашего героя терминов. Поэтому вскоре он стал работать механически, абсолютно не вникая в смысл передаваемых и принимаемых сообщений, бог с ними с портянками и мукой, тут ошибка не приведет к печальным последствиям.

И вдруг как яркий цветок, словно роза на помойной куче, среди навоза хозяйственных депеш блеснула короткая телеграмма "Люблю зпт жду зпт твоя Мария тчк", неужели… нет, не может быть? Он тот час запросил Севастополь, ответили, что прибежала какая-то сумасшедшая девица и буквально силой заставила телеграфиста передать сообщение. Значит Маша, да не наша, жаль… пришлось отложить этот прямо дышащий страстью кусочек серой бумаги в сторону, может быть, позднее он найдет своего адресата…

Так незаметно прошел весь день, и только к вечеру казавшийся нескончаемым поток телеграмм внезапно иссяк, палатка полевого телеграфа опустела. Появилась, наконец, возможность размять затекшие члены и осмотреться на новом месте. Из ящика с ЗИПом на божий свет появилась старая, позеленевшая от времени, подзорная труба, а из мешка с вещами Сашка извлек сухарь и приличных размеров огурец, небогато, но перекусить хватит. Наскоро утолил голод, и вперед на "разведку". Стоило ему только вылезти наружу, как прямо божественный аромат чуть не сбил с ног, шатер князя был рядом оттуда и доносился столь заманчивый запах шашлыка или жаркого, не разобрать, отвык уже, даже суперпамять не помогает. Ладно, решил он сделаем заметку, первым делом как выберусь с "царевой службы", так пир устроим… и чуть не рассмеялся, точно такие же мысли посещали его и на срочной в том далеком теперь мире. Судя по всему, в штабе не придерживались досконально устава и "традиций" разводов и построений никто не проводил, ну тем лучше, меньше мороки. Александр сунулся было к палаткам топографов, с представителями этой низшей разновидности многоликой офицерской касты он уже не раз и не два общался в ходе работы по прокладке линии, но остановился: "Пики, черви, туз…", азартные выкрики игроков резали слух. Все ясно, люди плотно заняты с картами, компанию им, он к сожалению составить не сможет. Что же, придется, значит общаться с денщиками, Сашка не гордый. Но и тут у дальнего костра на краю лагеря ему не суждено было надолго не задержаться, послушал минут десять, и пошел дальше. О чем говорят нижние чины на отдыхе – да так, ни о чем…

– Займи табачку. Страсть покурить хочется.

– На, бери, что ли. Только последний, больше нет.

– А то что ж! Ишь скаредный черт! – прибавил проситель вместо благодарности и стал стучать огнивом, высекая огонь.

– А что, брат, ты как думаешь, вернемся мы в Расею? Че там господа говорят?

– А Бог его знает… Может, вернемся, а может, и здесь останемся надолго, – к сожалению Александр ничего определенного о ближайшем будущем сообщить собеседникам не мог, он сам ничего толком не знает. Поэтому вопрос старого солдата застал его врасплох.

Далее разговор пошел все больше о бабах, понятное дело врали безбожно, хвастались мнимыми победами, особенно старался казачок, по виду совершенный мальчишка. То он с поповной, то с атаманской дочкой, лихо расплетает косы и задирает юбки и далее всю родную станицу перебрал, нет однако сексуальный гигант… а поди на деле дальше подглядывания за девками не продвинулся. Не хотелось Александру слушать этот бред, душа, что называется не лежала, терзали нехорошие предчувствия. Ведь это он указал командованию место высадки войск коалиции. Случайность, знакомый отдыхал в тех краях, по приезду продемонстрировал фотографии и дал Сашке краткую историческую справку. Каким образом, спросит недоверчивый читатель нижний чин смог донести столь важную информацию до местных "небожителей", и почему ему поверили? Да самым простым и надежным для России способом, исключительно путем распространения слухов. Задействованы были все возможные каналы от мичмана Лихачева до девочек дочек штурмана, сослуживцев, начальника и случайных знакомых, но главную роль сыграл телеграф. Сие достижение цивилизации просто притягивало как магнитом любопытствующих аборигенов Севастополя, неизбалованных привычными для обитателя ХХ века средствами массовой информации, идеальное место. Каждый день с десятка три любопытных зевак заглядывали, как там Питер, Европа, чего царь делает и так далее… Осторожно, слово за словом, в час по капле в течении трех лет и получилось – прокатило, поверили. Как позднее рассказывали Сашке, сообщения о слухах по разным каналам успели достичь столицы, оттуда пришло грозное предписание проверить информацию, и после многочисленных рекогносцировок генералы и адмиралы пришли к выводу, что местность в районе Евпатория очень даже подходит для морского десанта, а то оказывается ранее супостата ждали чуть ли не в Гаграх. Отчасти запущенный Александром слух совпал и с прогнозом самого главнокомандующего. В эти дни светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков, анализируя обстановку, писал в Санкт-Петербург, что вполне вероятна высадка экспедиционного корпуса союзников в Евпатории для нападения на Севастополь с суши. К сожалению подготовка к отражению вторжения шла вяло, об использовании морских мин заграждения никто и не подумал, равно и о закладке фугасов на единственном пригодном для десантирования участке. Более того из Евпатории не вывезли находившиеся там 60000 четвертей пшеницы, которые впоследствии были захвачены врагом и обеспечили ему питание в течение четырех месяцев. Скептически отнесся князь и к инициативе севастопольцев, собравших средства на постройку сухопутных укреплений. Однако горожане деньги собрали, откупили участок и в течении короткого времени была возведена оборонительная башня-форт. Первый этаж башни после усиления сводов насыпью их грунта служил защитникам бастиона до последних дней осады Севастополя.

И вот итог – вся армия Меншикова стоит теперь лагерем на берегу реки с красивым тюркским названием Альма, по местному кажется яблоко, или какой другой фрукт. Вот только одно большое НО, а что будет дальше? Наш Александр абсолютно ничего не знает о событиях в период времени между высадкой войск и началом осады, в свое время пропустил из-за интенсивных тренировок тот урок истории в школе, где рассказывали о Крымской войне, эх знать бы где упадешь… теперь соломку стелить уже поздно. Одно только очевидно, если бы тогда на Альме наши победили, то шуму было бы много, примерно как про Бородино, а раз помалкивают, значит или поражение или может сражение было в другом месте? Впрочем, здесь люди не унывают, слышна музыка, кто-то неумело терзает гитару, веселый смех и шум, появилась надежда, что все обойдется, и незваные пришельцы из далекой Европы уберутся назад "не солоно хлебавши". Кажется в штабе считают наши позиции неприступными, может и в самом деле так.

* * *

 
С моря полночи угрюмой
До Понтийских берегов,
Страшный блеском, грозный шумом,
Миллион стоит штыков.
На подвластных океанах
Ходят стаи кораблей,
И восход зари румяной
Никогда не гаснет в ней.
 

– В ком это в ней? – спросил невидимый за пламенем костра скептик.

– Да что вы, не понимаете, что ли? – сердито отозвался доморощенный поэт, – Понятно, речь идет о России… а не о женщинах, у вас только они и на уме поручик. Не мешайте другим слушать!

 
Так идем же! Провиденье
Будет нам покров и щит.
С тайным страхом, с удивленьем
Нам полмира вслед глядит.
 

Офицеры с искренним чувством слушали последние слова, все же приятно, если тебя считают великим и могучим, даже когда это не так, цифра «миллион» внушала уверенность, красиво звучит. Вот миллион бы рублей получить, наверно долго можно на них кутить…

– Молодец, Петров, – сказал кто-то. – Он когда-нибудь Лермонтова за пояс заткнет.

Последняя фраза вызвала безудержный приступ веселья у собравшейся офицерской компании. Местный остряк принялся вероятно уже в десятый раз рассказывать историю о храбро-пьяном евпаторийском таможеннике, пытавшемся в одиночку взять на абордаж английский винтовой фрегат – дежурный анекдот постоянно обраставший новыми подробностями, но его прервали. Неожиданно диссонансом, от шатра командующего раздалось гнусавое нестройное пение, десятка два голосов уныло и тоскливо выводили:

– Для расейского солдата пули, бонбы ничего, все едино для него…

– Прямо по классику, "этот стон у нас песней зовется", – чуть было не ляпнул Сашка, но сдержался, нижнему чину встревать в разговор "их благородий" дело неблагодарное и опасное. Твое дело помалкивать, говорить будешь только когда спросят.

– Не иначе, генерал Кирьяков хор прислал для светлейшего? – предположил один из офицеров, – Сейчас этот кошачий концерт прекратят!

И точно не прошло и пяти минут, как песенников отправили обратно в полк, снабдив на дорогу непечатными напутствиями Уставшие, после дневных учений и подготовки к смотру, солдаты были только рады такому обороту. Снова у костра забренчала гитара, на это раз уже увереннее, и Александра, наблюдавшего за событиями под прикрытием кустов, охватила непонятная, необъяснимая тоска. Немного постояв в нерешительности, он направился к вершине небольшого холмика за которым укрывался от неприятельских взоров штаб, пока окончательно не стемнело, надо посмотреть на позиции противника, завтра будет не до этого, опять набегут вездесущие курьеры, завалят горами бумаг. Сашка был уже на полпути к цели, когда от офицерской палатки отделилась и двинулась вслед за ним быстрая и бесшумная тень.

* * *

Огни, их многие тысячи, не сосчитать заполонили долину, раскинувшуюся за тусклой лентой реки, словно отражение звездного неба. Это лагерь сил коалиции, там у костров греются европейские солдаты, черт знает за чем прибывшие в этот тихий, курортный уголок России. К сожалению, сумерки наступили слишком быстро и более ничего интересного увидеть уже нельзя, даже с оптикой. Александр попытался в последний раз настроить старинную подзорную трубу и сдался, ладно попробуем завтра с раннего утра. В любом случае на вечный вопрос «что делать?», или применительно к текущему моменту «что будет?» нет ответа… Только и остается, что с досадой захлопнуть футляр трубы, словно она бедная в чем виновата…

– И как там НАШИ поживают? – и на плечо Сашки неожиданно легла рука незваного собеседника, а память услужливо подсказала, да это тот самый, Василий Александрович, которому что-то днем не понравилось, его голос. Может быть, это просто неудачная шутка? Господа офицеры скучают, решили поразвлечься, и выбрали мишенью для розыгрыша Александра?

– Ваше благородие, наши полки в другой стороне, отсюда не видно…

– Да нет братец, давай уж начистоту выкладывай, давно они, англичане тебя купили или нет?

Сашка резко обернулся, его "противник" подался назад… проворен, но не достаточно, а вот саблю он зря не прихватил. В голове молнией мелькнула мысль – завалить этого любопытного и бежать, бей и беги… кто тебя тут ночью найдет? Но минутный порыв был тотчас подавлен, он уже давно сделал свой выбор, когда сжег фальшивые документы и теперь поздно что-либо менять. Попробуем "поиграть в Штирлица", а вдруг повезет, что ему еще остается?

– Ваше превосходительство, или объясните, в чем Вы меня обвиняете, или ведите в штаб к жандарму. Но ежели меня арестуют, то их светлость останется без связи с Севастополем, Киевом и Петроградом, оптический телеграф разобрали месяц назад, – Александр решил пойти ва-банк, только память как всегда "удружила", опять полезли несвойственные для 19-го века обороты и слова, волнение сказывается… Однако обстановка такая, что некогда раскладывать спичечных ежиков, как в "12 мгновениях весны". Или офицер ему поверит, или… о втором варианте не хочется думать.

– Ну а как расстреляют? Не боишься? Со шпионами у нас не церемонятся, правда, ни одного еще не сподобились поймать, – усмехнулся и покрутил короткий ус офицер, – Не ловят мышей господа в "голубых мундирах" политикой заняты, но поздравляю, ты – первый!

– Помилуйте ваше благородие, но в чем я провинился? Извольте представить доказательства. Может быть, Вы просто заблуждаетесь?

Черт бы побрал этого телеграфиста, капитан-лейтенант Василий Александрович Стеценко уже и сам был не рад, что затеял этот допрос. Надо было на самом деле действовать строго по закону, но теперь поздно, хорошо хоть свидетелей нет, как он тут с нижним чином беседует. Откуда он вообще такой смелый взялся? Он точно из рекрутов, это не разжалованный офицер, не наказанный за вольнодумство студент, и не кандидат в офицеры выслуживающий ценз. Эти бы давно бы уж сидели в одной компании с адъютантами князя. Все категории привилегированных солдат в российской императорской армии были хорошо знакомы Василию Александровичу Стеценко. Нет определенно, технические новшества только разлагают армейскую дисциплину, развелось "специалистов" как крыс, наглые скоты. Нижний чин из мужиков должен боятся офицера до дрожи в коленках. Почему он так себя развязно ведет? Другой бы уж давно в ногах валялся, а вот этот наглец оправдывается. Первоначально Стеценко просто хотел напугать солдатика и вырвать у него признание, может быть даже и дать ему пару затрещин, строго в интересах дела, мордобитие "для души", подобно некоторым сослуживцам капитан-лейтенант не одобрял. Но что-то его остановило в последний момент, и почему вдруг такой неприятный холодок по спине пробежал, а ведь еще десять минут назад он был настолько уверен в успехе, что даже и не подумал взять с собой оружие, или хоть предупредить кого-нибудь из офицеров… Где-то он раньше видел этого человека, но где? Ему кажется, или в самом деле, слева под рубахой у этого парня что-то немного выпирает, уж не револьверная ли кобура?

– Хорошо, объясни, сегодня утром я принес целую шапку "наперстков", набрал их на вылазке за речкой, обстреляли нас вражеские пикеты, чуть ли не за версту. Весь штаб сбежался посмотреть, даже повар-татарин светлейшего свою стяпню бросил, и только ты один едва глянул, и обратно в палатку ушел. Выходит знаешь, что это такое и видел раньше?

Уже, легче Сашка даже улыбнулся невольно, этот пункт мы отметем без труда… Действительно, вчера вертели в руках штабные незнакомые пули и наконец решили, что вероятно, это особые маленькие снаряды, наполняемые взрывчатым или зажигательным составом и предназначенные для подрыва патронных ящиков и артиллерийских передков. Тогда он не стал вмешиваться в обсуждение, не по чину получалось: "Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый. Дабы не смущать начальство разумением своим". Прямо на века вперед сказано… Золотом надо выгравировать эту фразу на постаменте медного всадника в Питере. Вот только царь-реформатор к сожалению ничего не сказал, что делать подчиненному с придурковатым начальством, приходится соображать самому.

– Далее, так это уж верх наглости, секретные телеграммы изучать, прямо у меня на глазах!

Вот оно в чем дело, ну как он, Сашка дурак раньше не догадался, ведь Михаила уже таскали к жандармам за такое же "преступление"… Что ж начнем по порядку, что там у нас первое штуцерные пули, кажется?

– Ваше благородие, припомните не далее как позавчера штаб светлейшего, запрашивал инструкцию по использованию трофейных штуцеров, составленную штабс-капитаном Романовым? Сегодня был ответ, что таковых в наличии больше нет, все розданы в войска. Если Вам будет угодно, отправим запрос, и Всеволод Юрьевич подтвердит, что передал в свое время один экземпляр на телеграф.

– Не пойму солдат, при чем тут штабс-капитаном Романов, я тебя про пули-наперстки спрашиваю! Запутать пытаешься? Не выйдет, я эти канцелярские штучки десять лет изучал, меня на мякине не проведешь.

– Ваше благородие, – проклятое "чинопочитание", язык сломаешь, но деваться некуда, и Сашка, скрепя сердце, продолжил, – это пули к штуцеру системы Минье, там еще вкладыш железный должен быть, я видел их у штабс-капитана Романова, и инструкцию до нас довели на занятиях.

– Может быть, – по лицу капитан-лейтенанта было видно, что его одолевают сомнения, но злой огонек в глазах как будто угас, – Было, бегал этот сумасшедший Романов с какими-то пульками пару лет назад… Помнится он даже доклад тогда в офицерском собрании организовал, штуцерами собрался воевать вместо штыков. Но секретная депеша! Васька тот, что до тебя был, сразу начинал стучать как дятел… а ты нет, читаешь сперва и запоминаешь, зачем?

– Ваше благородие, работа наша такая. Василий действительно передавал, как Вы изволили заметить с ходу, и я так работаю, когда речь идет о портянках и солонине, посыльные из полков ведь накидают этих бумажек гору и убегают. Вот только в Севастополе важные сообщения для Питера ранее просматривал еще один человек, а как иначе? Кто будет отвечать, если на стол его императорскому величеству или военному министру положат не донесение, а бессмысленный набор слов? Я же отправляю телеграмму напрямую, по условному сигналу нашу местную линию в Севастополе коммутируют с магистральной и далее до Киева, где происходит переприем на международный телеграф. Поэтому и приходится дотошно смотреть текст вплоть до запятых, а то получится "казнить нельзя, помиловать", не там поставишь запятую еще и казнят, как в том мульт…

– Хочешь сказать, то тебе, нижнему чину доверяют секреты без всякой проверки? – Стеценко вдруг вспомнил, где он видел этого типа, затащили его друзья как-то давно, посмотреть кулачные бои… отвратительное надо сказать зрелище. Да точно это тот молодчик, лицо, фигура… Вот так же тогда спокойно стоял, ждал пока на него налетит противник, здоровенный бугай. А потом фокус, резкое, почти неуловимое движение и многопудовая туша уже смирно лежит на травке и не дергается…

– Ваше благородие, не верите, воля ваша, извольте вести меня к жандарму, нас телеграфистов туда уже таскали. Мы тут при чем, если хотите секретности, используйте шифр.

– Чудны дела твои господни, я уж думал и в самом деле шпиона поймал, а оказывается как всегда. Наши родимые порядки, никаких шпионов не надо, и враги не нужны, секретные депеши читает кто попало, а новейшие штуцера изучают на телеграфе. Расскажешь кому, не поверят… Не приживаются у нас в военном ведомстве шифры, слишком сложно, есть такая беда. Ладно иди братец. Хотя нет постой, тут то что высматривал? Неужто сомневаешься в победе нашего оружия? Давай скажи уж напоследок, раз депеши князя читаешь, так верно и мнение свое имеешь… хоть вам нижним чинам и не положено, я просто любопытствую.