Текст книги "Ревущие сороковые"
Автор книги: Петр Капица
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
С флагмана пришел запрос: «Не желает ли пострадавший что-либо передать на свою флотилию?»
– Hay, нау, чельд возми! – воскликнул Хаугли. – Они бандити… хотели бросить осьминогам. Их дела должна знать полиция.
Норвежец натянул на себя теплое егерское белье, принесенное старпомом, и рассказал, что случилось с ним на «Джеффрисе».
Пьянство на китобойце началось почти сразу же, как только Хаугли нашел амбру. Посмотреть редкую находку на судно прибыл сам Джон Сэрби и сгрузил два бочонка с ромом и виски. Хозяин флотилии в этот день был необыкновенно щедрым и приветливым.
– Угощаю всех бесплатно! – объявил он. – Пейте на радостях!
Ему хотелось, как позже понял Хаугли, за полцены выкупить амбру у пьяных китобоев, тут же в океане, где земные радости заманчивей, чем на суше. Сэрби умел соблазнять. Он предложил норвежцу перебраться в хорошо оборудованную каюту «Сэра Джемса Кларка Росса», которая обслуживается молодыми и покладистыми буфетчицами.
– Прелестные блондинки! – воскликнул сопровождавший хозяина флотилии тяжеловес Эб Балфор.
Ходили слухи, что этот бывший боксер еще недавно продавался спортивным боссам за гроши, выполняя роль живого тренировочного мешка. Но здесь, на флотилии, Эб был грозой, так как числился помощником Сэрби по добыче и был первым драчуном, легко пускавшим в ход свои увесистые кулаки.
Сигге Хаугли был трезв. Вежливо поблагодарив босса за весьма заманчивые предложения, он сказал:
– Мы как-нибудь потерпим до Кейптауна. Там больше удовольствий и за амбру дают настоящую цену.
– А вы уверены, что благополучно дойдете до Кейптауна? – не без угрозы спросил Джон Сэрби. – Когда предстоят удовольствия – следует поторопиться. Человек недолговечен.
Пообещав сделать его своим компаньоном, Джон Сэрби увеличил на пять тысяч долларов сумму, предложенную за амбру.
– Нет, – твердо сказал Хаугли. – Меня не прельщает жизнь ни компаньона, ни капиталиста. И большие деньги в море ни к чему. Они только вызовут зависть и раздоры. Дождемся суши.
– Боюсь, что вы ее не дождетесь. Упрямые рискуют остаться ни с чем. Советую подумать.
Взбешенный Сэрби покинул судно, а когда через день был объявлен конец охоты на полосатых китов, он еще раз посулил небывалые для Антарктики блага. Получив решительный отказ, рассерженный хозяин прислал на китобоец Эба Балфора.
Хаугли пришлось уступить угрюмому боксеру капитанскую каюту, а самому переселиться в гарпунерскую.
В пути Балфор запил и вовлек в загул боцмана и механика. Хаугли ничего не мог сделать с пьяницами.
В последнюю, самую тяжелую ночь матрос, обслуживающий Эба Валфора, донес, что боксер подговаривает собутыльников расправиться с норвежцем за то, что тот якобы хочет прикарманить все деньги, полученные за амбру.
Хаугли знал, на что способны эти пьяницы, поэтому, как только, увидел огни нагонявшей советской флотилии, отстал и, изменив курс, пошел рядом с русскими судами. Он надеялся, что это облагоразумит пьяниц.
Отстояв свою вахту, норвежец послал матроса разбудить вахтенного помощника. Но тот оказался столь пьяным, что не мог подняться с постели. Вместо штурмана на мостике появился боцман. Он тоже был нетрезв, но довольно твердо держался на ногах. Хаугли так промок под грозовым ливнем, что решил на время оставить боцмана у машинного телеграфа и отправился переодеваться в сухое.
Едва Хаугли спустился с трапа, как в темноте кто-то преградил ему путь и так ударил в лицо, что в глазах заметались искры. Хаугли не удержался на ногах…
Норвежец очнулся уже в воде. Барахтаясь, он сумел сорвать с себя штормовой плащ, куртку и сбросить сапоги. Видя, что'китобойцы проходят мимо него, Хаугли принялся кричать. Но разве в такой шторм кто-нибудь мог услышать его?
Все же он еще не терял надежды и поплыл навстречу советским китобойцам. Он рассчитывал на чудо – и чудо свершилось: его заметили и сделали все, чтобы спасти. Теперь он может не опасаться за свою жизнь, он среди хороших людей.
Мы запротоколировали все, что рассказал норвежец. Скрепили документ свидетельскими подписями и сообщили обо всем на флагман.
Главный врач флотилии по радио проконсультировал нас, какую медицинскую помощь надо оказать спасенному, чтобы он не заболел воспалением легких.
Опасения врача оказались напрасными. Проспав четырнадцать часов, Хаугли как ни в чем не бывало поднялся с постели. Лихорадка лишь слегка обметала его губы. Он даже хотел подменить нашего кочегара, но мы ему не позволили.
* * *
Шторм не унимался. Матросам запретили появляться на заливаемой верхней палубе. С мостика в каюты остался один путь: приходилось спускаться в ходовую рубку и из нее пробираться в коридор, в котором стоял такой грохот, точно беспрерывно бухала гарпунная пушка.
За двое суток на «Косатке» были разбиты толстые стекла рубки, снесен клотиковый фонарь, пострадали кильблоки спасательной шлюпки.
Высокие, возникавшие у горизонта волны непрерывной чередой продолжали накатываться на судно. Приближаясь, они вспухали, выгибали пенистый гребень и с ревом обрушивались на китобоец. Иногда вода не успевала схлынуть, и новая волна прокатывалась по старой. Китобоец оседал, кряхтел, но продолжал двигаться. Из машинного отделения доносился надрывный и хриплый гул.
В моменты падений и взлетов мне мерещилось, что в океане существует две линии гори-, зонта: одна появляется высоко над головой, другая – далеко внизу.
Были моменты, когда думалось, что мы никогда не доберемся до суши, погибнем под вой ветра в этой взбесившейся хляби.
На четвертый день марсовый матрос уловил проблеск маяка мыса Доброй Надежды. Значит, скоро попадем в теплые воды Атлантического океана. И вот только тут я понял, как могли возникнуть два названия этого далеко выдвинутого в океан мыса. Первым его окрестил «мысом Бурь» португальский мореход Бартоломеу Диаш, но позже его соотечественник знаменитый Васко да Гама почему-то дал другое название—«мыс Доброй Надежды». Видно, один из них, пройдя мимо мыса, попал в жесточайшую штормовую трепку, а другой, вырвавшись потрепанным из «ревущих сороковых» и разглядев в подзорную трубу пологие склоны, обрадовался: у морячины появилась надежда на спасение и отдых.
Для нас он тоже был мысом Доброй Надежды. Увидев его огонек, мы облегченно вздохнули.
КОГДА КАЧАЕТСЯ ЗЕМЛЯ
Флотилию «Эребус» полиция задержала на внешнем рейде Кейптаунского порта, запретив судам подходить к причалам и высаживать кого-либо на берег.
Джона Сэрби действия полиции обеспокоили. Прежде его так не встречали. Что могли узнать власти Южно-Африканского Союза?
Щедро угостив старшего полицейского, он вызвал его на откровенность. Оказывается, весть о преступлении на «Джеффрисе» поступила по радио с флотилии «Салют». Надо было действовать без промедления.
Джон Сэрби вместе с лоцманом и таможенными чиновниками встретил русских в море. Поднявшись по штормтрапу на борт «Салюта», босс флотилии «Эребус» первым делом кинулся радостно трясти руку Дроздову, уверяя, что давно мечтал познакомиться с известным русским мореходом.
Хозяин китобойной флотилии, со старомодным пенсне на носу, не походил на гангстера, а скорей на преподавателя провинциального колледжа. Горячо поблагодарив за спасение своего гарпунера, он вытащил чековую книжку и спросил, в какую сумму русские оценивают расходы по спасению.
Разговор велся на английском языке.
– Мы этого не подсчитывали, – ответил Дроздов. – Рады, что спасли человека и не позволили совершиться преступлению.
– Какому преступлению? Ха-ха! Это выдумка фантазера Хаугли. Он всегда немного заговаривался. Да, да! Не зря же его величают «Сигге Эйт». Мои мальчики на «Джеффрисе» перепились. У них радостное событие: найдена амбра. Они все были в таком состоянии, что не заметили, как потеряли в шторм своего собутыльника.
– Но Сигге Хаугли, когда его выловили, был трезв.
– В такой холодной воде быстро отрезвеешь. Не могли бы вы предоставить мне удовольствие переговорить с ним лично?
– К сожалению… спасенный еще находится на китобойце. Но на «Салюте» есть его соотечественники… вице-председатель Норвежского союза гарпунеров.
– О-о! Вице-председатель меня больше устроит, чем сам пострадавший, – сказал Джон Сэрби.
Раур Сенерсен, зная, какое богатство ждет его соотечественника, охотно взялся вести переговоры. Попросив подождать несколько минут, он прошел в радиорубку, связался с Сигге Хаугли, выяснил, нет ли у того возражений против его посредничества, и, поняв, чего следует добиваться, вернулся с видом важного посланника.
Первым делом Сенерсен поинтересовался: цела ли амбра? А узнав, что она в полной сохранности, принялся выторговывать самую крупную сумму. Ведь от этого зависел и его неожиданный заработок.
Джону Сэрби явно не хотелось связываться с полицией, поэтому делец не возражал. Он готов был подписать выгодное для пострадавшего соглашение, если Сенерсен немедля заявит полиции, что у Норвежского союза гарпунеров и у Хаугли нет никаких претензий к флотилии «Эребус».
Сенерсен дал слово. Он понимал, что трудно доказать покушение на жизнь Хаугли. Да и стоит ли это делать, когда деньги за амбру будут в кармане? Какая радость китобою от того, что кого-то посадят за решетку? С судом лучше не связываться – всегда будешь в убытке.
Вице-председатель Союза гарпунеров, несмотря на свой почтенный возраст, ловко пересел на катер Джона Сэрби и вместе с боссом флотилии «Эребус» отправился к властям для переговоров.
* * *
К причалам обе флотилии подходили почти одновременно. Около крупных судов суетились хлопотливые буксиры, а китобойцы рядами становились лагом друг к другу.
Долгое пребывание кораблей на рейде собрало на берегу у порта огромную толпу. Еще бы! Одновременно прибыли с промысла две солидные флотилии. Китобои несколько месяцев скитались в море, не зная береговых радостей. Все они теперь при больших деньгах, которые начнут тратить с буйным безрассудством.
К судам стремились пробиться юркие маклеры, зазывалы, сутенеры, продавцы наркотиков, порнографических открыток.
Большими группами толпились сильно на-крашенные девицы, знавшие, что больше всего китобои истосковались по женской нежности и ласке. Впереди с надменным видом стояли европейские красотки, чуть поодаль – мулатки, индианки, негритянки, не смевшие влиться в толпу белых, и вдали, на окраинах площади, – любопытные горничные, надевшие праздничные платья, и няни в накрахмаленных передниках, прикатившие к порту младенцев в нарядных колясках. Няни тоже пришли сюда с тайной надеждой на удачу: «А вдруг какой-нибудь разбогатевший китобой обратит внимание».
Они слышали от более опытных подруг, что многие китобои стороной обходят профессиональных красоток и ищут девушек попроще. А потом делают такие подарки, каких не купишь за несколько лет службы в горничных или нянях.
Волнующуюся толпу сдерживали и не подпускали к причалам рослые полицейские, носившие светлые шлемы с особым шиком: лакированные ремешки этих шлемов они опускали только до верхней губы и держали их под носом. Это придавало детинам более грозный вид.
До китобойцев долетали выкрики зазывал на английском, голландском и норвежском языках:
– Китобои! Фирма «Золотой гарпун» предоставляет кредит под залог.
– Одеваем с ног до головы во все новое! За два часа получите элегантный костюм по фигуре.
– Гарпунеры! Только для вас открыт новый бар с кабинетами. Домашний уют и радушие! Выполняем любую прихоть гостя. Ни в чем нет отказа. Дежурные автобусы ждут вас у порта. Ждем вас в гости к «Морской великанше»!
– Монастырь «Серых братьев» приглашает вас врзблагодарить всевышнего! Торжественные мессы. Цены умеренные! Не забудьте о господе боге!
– Передвижной кабинет красоты. Стрижем, моем, бреем, делаем прически по последней моде. Любой массаж. Мастерицы славятся мягкостью и нежностью рук. Посетите фургон мадам Жермен!
Каждому китобою хотелось скорей сойти на берег и ощутить под ногами не зыбкую осточертевшую палубу, а твердую, прочную землю. Но, оказывается, с непривычки не так-то просто ходить по земле: она качается не меньше палубы и норовит ускользнуть из-под ног. Рефлексы, выработавшиеся за сто двадцать дней непрерывного плавания, делали моряков смешными на суше: китобои поднимали ноги выше, чем следовало, и для устойчивости ставили их так широко, что походили на покачивающихся пингвинов.
Сигге Хаугли надо было забрать свои вещи с «Джеффриса». Одному ему не хотелось туда заглядывать. Он попросил меня и боцмана сходить с ним на судно.
Когда я сошел по трапу на берег, то в первую минуту мне показалось, что асфальт заколебался под ногами, словно тонкий молодой лед. Пришлось балансировать, делать невероятные усилия, чтобы удержаться, не упасть. В конце концов я вынужден был ухватиться за фонарный столб. – Что, покачивает? – спросил Демчук.
– Земля какая-то неустойчивая, – ответил я. – Но ничего, освою.
К судам флотилии «Эребус» мы пошли, так балансируя и задевая плечами друг друга, что невольно вызывали улыбки у береговиков.
– Хватайтесь за воздух, – предлагали одни.
– Не мешает выпить, – советовали другие. – На четвереньках больше устойчивости.
Нас нагнали несколько маклеров и зазывал.
Их интересовал только один вопрос: когда русские сойдут на берег? А узнав, что это произойдет не сегодня, они, не поблагодарив за сообщение, бегом кинулись к флотилии Джона Сэрби. Туда же за спинами полицейских стали пробираться белокожие девицы. Им давалась привилегия.
Нетерпеливые китобои флотилии «Эребус», наскоро переодевшись, обросшие и небритые покидали свои кубрики. Они останавливались с горящими глазами перед женщинами и, не зная, какую выбрать, спрашивали:
– Кто из вас желает бородатого кавалера? Везу в «Пристанище крокодилов».
– Есть ли среди вас охотницы прокатиться со мной на Адерлей-стрит?
Каждому хотелось, чтобы и женщина выбрала его. Это все-таки несколько походило на любовь.
Выходивших на призыв девиц китобои придирчиво рассматривали: поворачивали так и этак, заставляли улыбнуться: «Есть ли у тебя зубки, крошка?» – и приговаривали либо «файн», что означало: «я тебя выбираю, подходишь», либо «бай-бай» – «до свидания, отходи в сторону».
Все это нам пояснил Хаугли. Выбор «герлс» его не удивлял, он тут всего нагляделся.
Около «Джеффриса», ошвартовавшегося у стенки, в компании собутыльников стоял не отрезвевший Эб Балфор. Крошечные, широко расставленные глаза боксера горели под мощными надбровными дугами недобрым огнем, а его перебитый, почти расплющенный нос напоминал лиловую заплату на скуластом лице. Увидев приближавшегося норвежца, он с наигранной веселостью воскликнул:
– Внимание, мальчики! Не могу разглядеть: что за привидение тащится к нам? Как будто Сигге Эйт? А, мы полагали, что он отправился к кальмарам в гости. Хотели бутыль рома вдогонку послать.
– Вы много хотели, но меня не так просто утопить, – сказал Хаугли. – Я выплываю и приношу неприятности тем, кто зарится на чужую добычу.
Хаугли говорил так же плохо по-английски, как Балфор, но я его лучше понимал.
– Мальчики! Замечаете: он опять заговаривается, – продолжал скоморошничать боксер. – Кто на его добро зарился? Выкиньте ему вонючий мешок и скажите, чтоб норвежского духу тут не было. Мне достаточно китового дерьма. А если будет еще что-нибудь выдумывать – отправьте в дом умалишенных.
Сказав это, он повернулся спиной к нам и стал созывать гуляк:
– Эй, кто со мной? Пошевеливайтесь, красоток расхватают!
Сплюнув под ноги жвачку, боксер, растолкав толпившихся торговцев, подошел к девицам и стал выбирать себе по вкусу.
– Мне нужны разные, – бахвалился он. – Люблю, чтобы рядом были белые, рыжие и черные. Это поднимает тонус жизни. Беру тебя, крошка… не прочь и тебя взять… – тыча пальцем в сторону выбираемых девиц, громко объявил Балфор. – Занимайте места в такси!
Он явно торопился улизнуть с территории порта. Хаугли не стал его преследовать.
– Не будет пользы, – сказал он. – Этот раскал найдет свидетелей, которые будут говорить в его пользу.
Марсовый матрос вынес Хаугли его мешок с вещами и виновато сказал:
– Я ничего не мог сделать, Сигге. Они загнали меня в кочегарку. А потом пригрозили вышвырнуть за борт. Ты же знаешь их, а особенно этого – с перебитым носом. Последний раз плаваю у Сэрби.
– Я тебя не виню, Роер. Ты ничем не мог бы помочь мне. До следующей весны!
Когда мы вернулись к судам нашей флотилии, около «Салюта» уже собирались группами норвежцы, чтобы отправиться погулять в город. Увидев Хаугли, жировары, раздельщики и гарпунеры стали наперебой зазывать его в свои компании:
– Сигге, едем с нами. Не пожалеешь, знаем волшебное место!
– Не слушай потрошителей, у них все волшебство в жратве. А мы кутнем на славу, как принято у гарпунеров.
– Плюнь на старичье! Они боятся девочек. С ними подохнешь со скуки.
Нагрянувшее богатство уже делало свое дело. Те, кто прежде не обращал на Хаугли внимания или издевался над ним, теперь почтительно пожимали ему руку и напрашивались в друзья. Сигге, не привыкший к такому вниманию, смущаясь, говорил:
– У меня пока нет ничего. Деньги за амбру еще надо вырвать у Сэрби. А он не привык без боя с ними расставаться.
– Открываю кредит, – предложил Ула Ростад. – Такую удачу обязательно надо обмыть, иначе не будет другой. Сколько тебе на загул потребуется? В общем, располагай моими доходами, потом рассчитаемся.
– Вы заметили, какой конфеденс… доверие мне? – спросил Хаугли. – Волшебный день.
– Заметил, как доллары ценятся, – ответил я.
Ула Ростад, увидев меня, приветливо закивал головой и почтительно пожал руку.
– Успехи вашей «Косатки» больше чем удивили, – сказал он. – Даже норвежец, убив за короткое время столько китов, мог бы гордиться. Поздравляю с удачей.
– Спасибо. Но вы, как мне помнится, говорили, что русские не сумеют так быстро приспособиться и не смогут самостоятельно добывать китов. Мы же не прирожденные моряки!
– Бывают исключения, – не сдавался старик. – Вы просто сумели быстро схватить то, что другие постигают десятилетиями. И, думаю, не без моей помощи. Я все время ощущал на себе ваш внимательный взгляд.
– Спасибо за науку.
– Вы не смейтесь. Я искренне рад, если был полезен вам. Надеюсь, что мы опять поплаваем вместе?
– С удовольствием, – ответил я. – Мне ваши рассказы понравились, я многое записал.
– Значит, вы не будете возражать, если меня возьмут на промысел осенью?
Старик все еще был убежден, что у русских я весьма влиятельное лицо, поэтому стал хвастаться:
– Годы мне не мешают. Вместе с молодыми сейчас я поеду гулять. И не отстану от них. Могу и с вами посостязаться.
– Вот этого делать не надо. Лучше помогите скорей отправить Хаугли в Норвегию. Ему нельзя все прогуливать. Деньги понадобятся для Союза гарпунеров.
– О, теперь у Сигге хватит на все, – заверил меня Ростад. – Я думаю, что и экзамен будет только для проформы. Всем известно – Хаугли первоклассный гарпунер.
– А не найди он амбру, видно, никто бы этого не приметил?
– Возможно. Человек должен доходом подтверждать свое мастерство. А насчет Норвегии у вас неплохая мысль. Пусть он сохранит деньги для родины. Сигге теперь действует разумней: не стал связываться с полицией. С ней всегда будешь в убытке. Самые простые дела полицейские превращают в бедствие. Помню, в январе двадцать второго года блю-валу вздумалось в Панамский канал войти. То ли он за косяком рыбы увязался, то ли решил путь из Атлантического океана в Тихий сократить. Кит добрался до первого шлюза, а здесь – стоп. Кто будет шлюзование оплачивать? Был бы кит поменьше, проскочил бы незаметно за каким-нибудь судном, а блювал тридцатиметровый, не развернешься в канале.
Окажись в Панаме хоть плохонький китобой, обогатился бы человек, состояние нажил. Блювала приметили полицейские. О происшествии по начальству доложили. «Кто пустил? – заорал тот. – Не полагается китам входить-Задержать!» И сам прибыл на место происшествия. А кит, словно поджидая, когда откроют шлюз, спокойно выпускал фонтаны.
– Кыш!.. Вон отсюда! – стал гнать блювала начальник охраны. Он хлопал в ладоши, свистел. А кит – словно глухой, не обращал на него внимания. Тогда полицейский пальнул из пистолета в воздух. А блювал – ноль внимания на начальника. К тому же взял да и окатил его струей из ноздри. А вы ведь знаете – брызги из китового дыхала пахнут отвратительно и на белом кителе пятна оставляют. Полицейского такая непочтительность взбеленила. «Убрать! Из пулемета расстрелять!» – приказал он.
Приказано – сделано. Полицейские мигом прикатили два_ «Максима» и принялись строчить по киту. Тот от первых пуль, как от мух, хвостом отмахивался, затем забился в мелкой дрожи и стал тонуть. Тогда его подцепили на буксир, оттащили подальше в море и бросили на съедение акулам. А акулы почему-то забастовали. Дня через три ночью кит вдруг всплыл и опять вошел в канал. Его так раздуло, что он с трудом вмещался в узости и распространял невыносимый запах.
Суда не могли подойти к шлюзу, и населению не стало жизни от зловония. С трудом отыскали человека, который в противогазе подобрался к блювалу, накинул лассо на. его хвост и на катере опять отбуксировал в океан. А там звено военных самолетов принялось бомбить его, до тех пор пока кита не разнесло на куски. А куски вновь приплыли в канал. В Сен-Кристобле до сих пор по всему берегу белеют кости блювала.
Дело было простое, а вот ввязалась полиция – все осложнилось. Вместо прибыли компания одни убытки имела…
* * *
Вскоре к «Салюту» подкатил на сверкающей лаком машине Раур Сенерсен. Вице-председатель Норвежского союза гарпунеров был радостно возбужден.
– Все сложилось в твою пользу, – объявил он Хаугли. – Я воспользовался небольшим испугом Сэрби и выбил для тебя хороший куш. Свои четыре процента гонорара я заработал в поте лица. Поехали в банк получать деньги.
– Аи эм сорри…(Виноват, простите… (англ.)
Я бы хотел захватить с собой русских друзей, – сказал Хаугли.
– Бери кого хочешь, ты теперь богатый человек,
Наняв полдюжины такси, мы всей компанией поехали в банк. По пути я спросил у Хаугли:
– Сигге, ты способен на серьезные разговоры?
– Хотя говорят: «Сигге мэд, Сигге сумасшедший», но я всегда серьзный,
– Тогда отвечай: кто тебе эти люди? Они дороже партии? Нет. Ведь еще недавно эти бородачи были твоими недругами, а сейчас бесстыдно гуляют на твой счет. Тебе что – некуда деньги девать? Тогда сдай их в партийную кассу. Партия найдет им лучшее применение.
– Ты правильно говоришь, я тоже об этом думал.
– Давай прямо из банка покатим на аэродром.
– Может, это удобней сделать завтра?
– Нет, сегодня. Так будет верней.
– Вэри вэлл, – сказал Хаугли, посерьезнев. – Буду делать, как советуют мои спасители.
На одной из площадей машины вынуждены были замедлить ход, чтобы объехать упившихся китобоев с флотилии «Эребус», которые с воплями «ленд, ленд!»(Земля, земля! (а н г л.) падали на газоны, обнимали рыхлую землю, перекатывались по асфальту, кувыркались.
В парке напротив резвилась другая компания: дико гогоча, китобои ползали в кустах, карабкались на деревья, повисали на ветвях, как обезьяны, выли, куковали, мяукали и лаяли. Так они наслаждались жизнью на суше.
Здесь же склонялись под деревьями и сидели на скамейках, уставленных батареями бутылок, их подвыпившие подружки. Вид у девиц был растерзанный. Но они, не обращая на это внимания, подбивали китобоев на новые безрассудства. Гуляки оглашали парк пронзительными выкриками и хохотам.
Полиция, видимо боясь побоищ, не унимала расшумевшихся дикарей. Вторая столица Южно-Африканского Союза готова была терпеть все, лишь бы деньги, накопленные китобоями, не утекли за ее пределы, а остались в карманах дельцов.
«Полюбоваться» на гуляющих эребусцев остановился и автобус с экскурсантами «Салюта». Мой взгляд неожиданно встретился со взглядом Сорвачева. Председатель базового комитета, увидев меня среди норвежцев, с явным осуждением развел руками и покачал головой.
«Теперь он отыграется на мне, – подумал я. – Зря я высовывался из такси».
У банка наши машины долго не стояли. В Кейптауне все делалось быстро, чтобы угодить клиентам.
На аэродром мы прикатили прежде времени: до вылета самолета в Скандинавию оставалось более двух часов. Не бездействовать же китобоям столько времени? Был немедля отыскан бар и оккупирован всей компанией: норвежцы первым делом захватили вращающиеся тумбы у стойки, а затем оглушающим хохотом и выкриками вытеснили скучающих за столиками пассажиров.
Бармен запустил музыкальный автомат. Зал наполнился грохотом тамтамов, бумканьем банджо и воем свистулек. Под этот дикий джаз заработали машинки, выжимающие сок из лимонов и апельсинов, захлопали пробки, вылетающие из бутылей с шампанским, зашипели сифоны. Началось изготовление коктейлей.
Мы с боцманом хмельного не пили, налегали на бодрящую «кока-колу» и чувствовали себя хорошо.
Прощаясь, Хаугли расцеловал сначала боцмана, потом меня и сказал, что такие друзья, как мы, были у него только в партизанском отряде, что он нас никогда не забудет.
К концу Сигге так расчувствовался, что стал утирать слезы. Это, конечно, умилило китобоев, у которых трудно вышибить слезу, и даже вызвало несвойственный северянам энтузиазм. Норвежцы подхватили на руки своего растроганного соотечественника и гурьбой понесли к самолету.
Оставив опечаленного Сигге на попечение двух молодых стюардесс, мы с боцманом еще раз помахали ему фуражками и поспешили к выходу, чтобы оторваться от компании загулявших норвежцев.
* * *
В порту нас встретил обеспокоенный старпом «Косатки».
– Что вы в городе учудили? – спросил он. – Стайнов уже вызывал меня к себе. Мечет громы и молнии. Приказано с «Косатки» никого больше не отпускать в город. Сорвачев видел, как вы пьянствуете и буйствуете на центральной площади. Вы хоть к замполиту сходите и доложите о своем прибытии, – посоветовал он. – Он увидит, что вы не пьяны.
Не раздумывая, мы с боцманом поспешили на «Салют» и разыскали Куренкова.
– Кто из вас верховодил пьяной ватагой норвежцев? – строго спросил замполит. – Кто по деревьям лазал и валялся на площади?
– Такую чушь может выдумать только Сорвачев. Никто из нас ни того, ни другого не делал, – ответил Демчук. – Для этого надо упиться до белой горячки. А мы, как видите, трезвы.
Я без утайки рассказал все, как было.
– За то, что вы отправили домой Хаугли, хвалю, а за пьянку – на партийное бюро вызову, – пообещал Куренков.
– Но мы совершенно трезвы, – заверил я.
Дыхните! – уже с улыбкой потребовал замполит.
Убедившись, что мы действитено абсолютно трезвы, он удивился:
– Чего же на вас Сорвачев клевещет?
– Он на нас зуб имеет еще с того времени, когда мы на «Пингвине» плавали.
– Ну, хорошо, я с ним серьезно поговорю. А вас еще раз благодарю за Хаугли. Коммунисты всюду должны помогать друг другу. Вы доброе дело сделали.
* * *
Перед самым выходом флотилии в море радист-оператор «Салюта» на специальной удочке спустил мне радиограмму.
– Поздравляю с прибавлением! – крикнул он. – Приму ответ в двадцать слов, строчи быстрей.
Леля в радиограмме сообщала: «Родила тебе здоровущую девочку тчк Чувствую себя хорошо тчк Обнимаем с доченькой папу зпт ждем нетерпением домой тчк Проси чтобы ваши корабли прибавили скорости на обратном пути».
Это известие так меня обрадовало, что я прямо с мостика закричал:
– Братцы! Я стал папашей!
Узнав о новорожденной, косатковцы трижды прокричали «ура» в ее честь и столько же раз подбросили меня вверх. Только после этого я был освобожден и отпущен сочинять ответную радиограмму.
* * *
На обратном пути все повторялось с такой же последовательностью, какая бывает, когда запускают известный фильм с конца. Мы постепенно сбрасывали с себя одежду, опять вытаскивали из душных кают и кубриков матрацы и устраивались спать под открытым небом. Двигаясь на север, мы из осени через полосу вечного лета спешили навстречу весне, начинавшейся в другом полушарии.
Лежа на спине, я опять смотрел на небо южного полушария. Возле созвездия Южного Креста чернел таинственный «Угольный мешок» – пространство, лишенное видимых звезд. Оно всегда меня интересовало. «Неужели люди не пронижут его мощными телескопами и не разглядят, что скрывается за этой угольной тьмой?»
В пути нам явно не хватало китобаек Улы Ростада. С ним по вечерам было веселей.
Днем мы приводили в порядок отчетность по журналам и ведомостям, сдавали флагману запасы линя, гарпунов, пороха и одновременно наводили лоск на судне.
На флагмане пришлось снимать деревянный настил разделочной палубы и выбрасывать за борт, чтобы избавиться от тошнотворного, все пропитавшего запаха китовой сукровицы.
В Гибралтаре норвежцы должны были сойти на берег. Здесь наши пути расходились. Но местный консул норвежцев, зная, какими буйными бывают китобои на берегу, попросил капитан-директора «Салюта» не высаживать его соотечественников в Гибралтаре.
Пока мы запасались горючим, к «Салюту» на рейде подошел пароход «Осло-фиорд» и с борта на борт принял пассажиров.
За много месяцев совместного плавания норвежцы завели друзей среди салютовцев.
Прощаясь, они крепко пожимали руки нашим морякам.
Мы с китобойцев махали им шапками. А когда «Осло-фиорд», трижды прогудев, двинулся в открытый океан, русские китобои торжественно выстроились вдоль бортов и пожелали норвежцам счастливого плавания.
