Текст книги "Каменный век. Борьба за женщин (СИ)"

Автор книги: Петр Гордеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

   Вот и выпал снег, но вскоре растаял. Через некоторое время выпал снова и пролежал подольше – дней пять. Люди здесь уже носили такие теплые одежды, какие неандертальцы надевали лишь в самые лютые холода. Лежащий Зубр в это время был только в легкой накидке из тонкой шкуры, подобной тем, которые носили его соплеменники в середине осени.

   Вскоре к большому удивлению пришельца с севера, ожидавшему наступления настоящей, по его пониманию, зимы, неожиданно ощутимо потеплело и вскоре затем стало с каждым днем все более теплеть. Он спросил местных жителей, когда же здесь наступит зима? Ему ответили, что она уже позади, и началась, наконец весна, что более сильных похолоданий здесь никогда не бывает. Такой теплый климат поразил Лежащего Зубра, пожалуй, еще больше, чем море и знакомство с жизнью и бытом кроманьонцев.

   Ничто не могло прийтись по душе европейскому неандертальцу так, как теплый климат. Тем не менее Лежащего Зубра все сильнее тянуло на Родину. Ему все чаще вспоминались сородичи, северные просторы, суровые, но такие красивые, такие родные. Со временем мысли о родном крае, о родном племени стали вызывать тоску. Он серьезно начал задумываться о возвращении. Да, здесь, конечно, хорошо, но как бы тепло здесь ни было, там все равно лучше, среди своих людей, своих гор и лесов. Надо готовиться в обратный путь. Стоит ли медлить? Тем боле, что то, ради чего совершил путешествие, он здесь не нашел.

   Было еще одно обстоятельство, причем весьма немаловажное, которое тоже не способствовало желанию долго здесь оставаться. Обстоятельство это заключалось в вынужденном воздержании Лежащего Зубра. Он с трудом терпел его в течение долгого пути сюда. Приходилось терпеть и здесь, что гораздо было труднее, потому что куда бы в стойбище ни кинул взор, везде видел совершенно обнаженных женщин, которые порой во время работы принимали весьма соблазнительные позы. Кроме того, супружеские пары не очень-то заботились о том, чтобы скрывать свои интимные отношения под покровом шалаша.

   Но почему же здешние женщины были недоступны Лежащему Зубру? Вовсе не потому, что почти все соперники были значительно выше его ростом: в ходе охотничьих и воинских упражнений быстро выяснилось, что он сильнее многих мужчин Племени волка, уступает лишь трем самым большим гигантам. Нет, причина была в том, что, испытывая огромную благодарность местным жителям за свое спасение, Лежащий Зубр не мог себе позволить драться с ними, а без жестокого кулачного единоборства овладеть женщиной здесь обычно было невозможно. К тому же Лежащий Зубр был не из тех мужчин, которые способны принуждать женщин к связи против их воли. Если женщина не проявляла по отношению к нему явной симпатии, он не смел заявлять на нее притязания. Со своей внешностью неандертальца Лежащий Зубр в глазах кроманьонок был отнюдь не красавец. Тем не менее иные вполне убедительно давали ему понять, что совсем не против сменять мужа на него. Но мужья всех таких женщин были его друзьями, а это сдерживало еще больше, чем остальные препятствия.

   Некоторое время Лежащий Зубр придерживался компании трех других холостяков. Они выносили тяготы безбрачия потому, что оказались недостаточно сильны, чтобы выдержать жестокую борьбу за женщин с другими мужчинами. Холостяки жили вместе в своем шалаше. Лежащий Зубр охотно принял их приглашение поселиться с ними. Вскоре, однако, перебрался в другой шалаш, который сделал себе сам. Вынужден был поступить так потому, что двое из тех, с кем делил кров, оказались склонными к противоестественным мужской природе отношениям: соседство с ними было неприятно неандертальцу, не знавшему ничего подобного среди своих соплеменников.

   Однажды в день свободный от охоты после обычных специальных упражнений Лежащий Зубр решил прогуляться, а заодно обследовать близкие окрестности стойбища. Надо заметить, что он вообще имел склонность к прогулкам, путешествиям, изучению незнакомой местности. Хотя прожил здесь уже почти полгода, близкие окрестности ему были еще малоизвестны. Это может показаться странным, если не учитывать вот какое обстоятельство. Стойбище Лежащий Зубр покидал только в двух случаях: когда ходил на водопой и на охоту. Уходил и приходил всегда лишь одними и теми же тропами. Поэтому близлежащие места почти не знал.

   Селение окружал широколиственный, местами очень густой лес. Держа в левой руке дротик, а на правом плече – копье, Лежащий Зубр шел среди вековых дубов, вязов, платанов. Он не знал, что по его следу двигался другой человек, тоже вооруженный. Приблизительно через час блужданий неандерталец вышел на широкую поляну. То, что он вдруг увидел здесь, потрясло его до глубины души. Вся поляна была густо усеяна костями..., человеческими костями. Что это были человеческие кости, Лежащий Зубр понял сразу, так как увидел среди них много человеческих черепов. На поляне зловеще чернело два больших кострища, на которых тоже лежали обгорелые кости. Конечно, Лежащий Зубр сразу понял, что видит остатки пира каннибалов. Чувствуя пробегающий по телу озноб жути, он ходил по поляне и рассматривал страшные находки. Видно было, что здесь поживились и хищные животные. Об этом свидетельствовали перекусанные толстые бедренные кости. Однако явно звери только воспользовались остатками людской трапезы. По всей видимости, пиршество каннибалов здесь проходило давно, может, год назад, а возможно, и ранее. Об этом нетрудно было догадаться, так как многие кости уже частично прикрывала земля, намытая дождями, которые смыли и давние следы людей и животных: были видны лишь недавние следы случайно пробегавших здесь зверей, еще не скрытые молоденькой весенней травой. Умеющий «читать» следы охотник заметил, что эти животные даже не приостановились, не заинтересованные костями, на которых не осталось ничего съедобного.

   Лежащий Зубр настолько был потрясен увиденным здесь, что даже почти не удивился, когда из леса на поляну вышла женщина с копьем. Она и была тем человеком, который шел по его следу. Ее звали Лэй. Она была одной из дэн. Лэй подошла к Лежащему Зубру.

   – Кто здесь ел людей? – спросил он.

   – Наши, – ответила она. – Некоторые не ели. Я не ела. Как можно есть людей? Пусть они и «белые карлики»..., но все же люди.

   Лежащий Зубр знал, что «белыми карликами» люди Племени волка называли людей его расы, то есть неандертальцев.

   – Война была, – продолжала дэна, – тяжелая война. Хотя их меньше было, чем нас, и все они маленькие были – таких, хотя бы, как ты, у них мало было – война все равно тяжелой была с ними. Мы не ожидали, что они такие сильные, что так драться будут. Наших восемь убили. И раненых много у нас было. Их четырнадцать погибло. И все раненые их к нам в плен попали. И много женщин их, и детей после боя наши сумели в плен взять...

   – Их тоже съели?

   – Да.

   – И детей?!

   – Да..., всех, – грустно произнесла Лэй. Она увидела гневное, выражающее сильное душевное потрясение лицо Лежащего Зубра и уже, как будто виноватым, успокаивающим тоном добавила: – вначале убивали, потом на костер клали... А то ведь есть такие, что живьем поджаривают. Наши так никогда не делают.

   – Да, много у вас добычи тогда было, – с горькой, мрачной усмешкой заметил Лежащий Зубр.

   – Да, долго тогда на охоту наши не ходили... Только пятеро ходили, кто не мог есть человечину. Я ела то, что они приносили. Если б могла, то ходила бы с ними на охоту. Но у меня тогда живот большой был.

   – Зачем Вы напали на них?

   – Мы не нападали. Это они напали на нас.

   – Но ты говоришь, что вы пришли сюда, а они уже здесь жили. Значит, это их земля. Они защищали ее.

   – Пусть бы ушли. Мы не хотели воевать. У нас незадолго до этого две тяжелых войны было. Никто из наших воевать не хотел. А эти хотели. Вот и получили что заслужили.

   – А зачем вы пришли сюда? Ну и жили бы там, откуда пришли. Зачем на чужую землю пришли?

   – Конечно, лучше бы нам там жить. Никто не хотел сюда идти. Здесь так холодно. А там тепло, хорошо.

   – Ну и зачем ушли оттуда?

   – Ушли, потому что к нам пришли. Сильные люди пришли. Племя быка. Я же сказала, что у нас две войны было. С ними было. Первый раз дрались – не выдержали наши. Врагов больше было. Пришлось отойти нам. В горы, скалы. Но не умели мы в горах охотиться. На равнине ведь всегда охотились. Да и холодно там, в горах. Холодней, чем здесь даже. Трудно нам пришлось там. Очень трудно... Тогда мы спустились на равнину и снова испытали силу. И снова враги были сильнее нас. Тогда мы решили – не пойдем больше в горы, пойдем на полночь и закат. Пусть там холодный край, но там равнины есть – мы снова сможем хорошо охотиться, будет много мяса.

   – Ты тоже воевала?

   – Первую войну нет – еще совсем девочкой была. Потом дэной стала. Во вторую войну уже воевала. Вот..., – она указала на маленький, едва заметный шрам на левом бедре, – память о той битве осталась. Страшная битва была. Все дэны погибли. И я бы тоже погибла... Чуть-чуть не погибла. Если бы Кор не выручил меня тогда, то погибла бы. Кор выручил, а сам погиб.

   – А здесь тоже воевала?

   – Нет, здесь не воевала. У меня большой живот был. Мой муж воевал, Шон... Погиб он... Вскоре потом ребенок родился... Он тоже умер. Так я одна осталась – ни мужа у меня, ни ребенка... Одна живу... Два года уже.

   – Два года? Почему? – удивился Лежащий Зубр.

   – Не хочу.

   – Если у женщины погибает муж, ее берет другой.

   – Нас, дэн, неволить нельзя. Нас можно взять только, если мы согласны. И мы в праве выбрать сами кого хотим.

   – И ты два года была без мужа? Никому не дала согласье? Никого не хотела?

   – Нет.

   – Но почему?

   – Мне было плохо с ним, с Шоном. Я даже пожалела, что выбрала его. Он меня любил... так грубо..., как зверь. После него мне никого не хочется... Вернее долго не хотелось... Теперь опять хочется.

   Лежащий Зубр хотел спросить: «Кого?», но онемел и внутренне замер – он вдруг догадался. Не случайно же она здесь. Значит, она шла за ним. Увидела, как он пошел в лес и пошла за ним. Ведь не просто же так. Он смотрел на нее, и теперь Лэй казалась ему самой красивой женщиной племени. Хотя до этого момента считал, что некоторые ее сородницы гораздо красивее. Он даже тайно был влюблен в них. Нужно заметить, что Лежащий Зубр, как его соплеменники, тоже не сразу оценил красоту кроманьонской женщины. Как и они, он прошел на этом пути те же этапы: вначале ему понравились только их стройные тела, а затем и лица.

   Лежащий Зубр глядел на нее в немом восторге, с благоговейным трепетом, как на высшее существо. Он по-прежнему не мог вымолвить ни слова, потому что боялся, что она назовет кого-то другого, и тогда нежданно явившаяся прекрасная надежда рухнет, вдруг поманившее счастье исчезнет, как чудесный сон. Надежду прибавлял особый, добрый, какой-то бархатно-нежный оттенок ее огромных серых глаз. Явно она что-то хотела сказать ему очень важное. Но если бы Лэй действительно желала отдаться ему, то разве бы так она смотрела сейчас на него? Конечно, не так. В ее глазах была бы страсть. Он хорошо знает, как женщины глядят на мужчину, когда желают его. И в самом деле, что это он возомнил о себе?! Разве он красавец? Для своих соплеменников – да. Но здесь его считают чуть ли не уродом. Если бы не его охотничьи подвиги, не его силовое превосходство над большинством местных мужчин, его, конечно, все бы презирали здесь и со временем съели бы, как съели коренных жителей этих мест, его собратьев по расе. Нет, Лэй он не мог понравиться. Несомненно, она имеет в виду кого-то другого. Но тут глаза ее полузакрылись, заволоклись туманным блеском. Именно так смотрят женщины, когда страстно желают отдаться.

   Вдруг она произнесла:

   – Один ты мил мне.

   Хотя Лежащий Зубр с трудом поверил своим ушам, но он хорошо знал, что должен делать мужчина в таких случаях. В следующее мгновение молодая женщина уже была в его страстных объятиях, а еще через мгновение уже лежала под ним. Но в этот момент он вдруг вспомнил, что говорила Лэй о своем бывшем муже, и подумал, что сейчас тоже едва ли отличается от животного. Он сдержал в себе бурный порыв грубой похоти и в дальнейшем сумел быть по-настоящему ласковым, хорошим любовником.

   Вернулись в стойбище они, держась за руки: здесь это, как и в Племени горного барса, тоже считалось свидетельством заключения брачного союза. Лэй счастливо улыбалась. А уж о Лежащем Зубре и говорить не приходится.

   Ради жены он перестроил свое жилище, сделав его более просторным, крепким и менее проницаемым для дождей.

   Женитьба удивительным образом изменила отношение к Лежащему Зубру женщин племени. Он почему-то сразу стал им казаться гораздо более привлекательным. Возможно, потому, что избрание дэной в мужья считалось большим успехом для мужчины, ведь, по общепринятой логике, выбор одного из числа многих должен свидетельствовать об обладании им лучшими достоинствами, чем у большинства. Местные красавицы обратили на него внимание. Этой ситуацией Лежащий Зубр не мог не воспользоваться, тем более теперь, когда сложный психологический комплекс, заставлявший его удерживаться от драк со здешними мужчинами, перестал действовать после того, как он узнал о завоевании Племенем волка земли, принадлежавшей неандертальцам, и его исключительно жестоком, людоедском, торжестве над побежденными.

   Пока продолжался медовый месяц, Лежащему Зубру не приходило в голову изменить Лэй. Но после того, как она забеременела и остыла в ласках к нему, он вскоре вступил в борьбу за одну из красавиц и уверенно победил всех, кто оспаривал ее. Со временем сделал таким образом своими женами еще двух женщин.

   Лэй сильно переживала его предательство. Сделав выбор в пользу Лежащего Зубра, она мечтала о счастливом замужестве, о том, чтобы быть единственной у мужа, желала и сама сохранить ему до конца жизни верность. Теперь она видела, что разочаровалась и в этом мужчине, хотя и по другой причине. Будучи дэной, она по закону племени могла в любой момент порвать с мужем, и тот не имел права воспрепятствовать ей, тогда как женщина, не принадлежавшиая к числу дэн, обычно освобождалась от власти нежеланного мужчины только, когда у него отбирал ее другой, или, когда с годами сама становилась нежеланной. С горькой обидой Лэй часто думала о разрыве с Лежащим Зубром, но каждый раз откладывала окончательное решение, потому что продолжала любить его, а сейчас, как ни странно, даже еще более, чем раньше. Супруг же ее наслаждался жизнью, ставшей для него счастливой как никогда. Это продлило пребывание неандертальца в Племени волка: о возвращении он теперь, хоть и задумывался, но гораздо реже. Лэй не теряла надежды вернуть прежние отношения с Лежащим Зубром, которые не отравляла постоянная беспощадная жгучая ревность. Она знала о большом желании мужа возвратиться на Родину, знала также о том, что края неандертальцев необычайно суровые, что чем далее углубляться в их земли, тем только становится все холоднее, обстоятельство, которое, кстати, долгое время удерживало многочисленные племена кроманьонцев от переселения с просторов Азии в Европу. Лэй знала и о том, что остальные жены Лежащего Зубра не испытывают ни малейшего желания отправиться с ним в страну неандертальцев, о чем не раз говорили. Только для нее, Лэй, жизнь с ним и там будет желанна. Поэтому она стала упорно склонять возлюбленного к возвращению на Родину. Она нарочно часто расспрашивала о ней, о его сородичах и всегда заканчивала такие разговоры вопросом, не хочет ли он вернуться? Лежащий Зубр отвечал, что очень хочет. «Ну так пойдем же, давай пойдем», – горячо предлагала Лэй. Поначалу ему нравились подобные разговоры, и он не без интереса выслушивал эти предложения, но потом упорно стал отмалчиваться. Такая перемена в нем произошла, когда остальные его жены наотрез отказались последовать за ним в «Страну белых карликов», а здешние мужчины запретили ему заставлять их идти туда.

   У людей Племени волка был обычай, который они неукоснительно соблюдали, который, по сути, являлся их любимым религиозным праздником. В каждое полнолуние они собирались на небольшой поляне в лесу. На краю ее стояло невысокое дерево с обломанной верхушкой и очищенным от ветвей стволом. Ствол венчал череп волка. Можно сказать, что это был один из первых в истории язычества идолов. Люди становились перед ним на четвереньки и усердно выли на луну, подражая волкам. Потом самые искусные плясуны в ритуальном танце изображали охоту на волка. Своими выразительными телодвижениями они так зажигали остальных, что через некоторое время все бросались в пляску. Теперь она больше походила не на специальный танец, а на обычные кривляния и тряску, доставлявшие, однако, необычайное удовольствие исполнителям.

   Однажды во время такой пляски Лежащий Зубр оказался к идолу так близко, как никогда раньше, и увидел, что на сучках ствола, оставшихся от обломанных веток, висит что-то. В достаточно ярком свете луны сумел разглядеть, что это амулеты на тесемочках. После танца из любопытства спросил, чьи фетиши висят на идоле, и узнал, что они принадлежали убитым и съеденным неандертальцам и как боевые трофеи составляют предмет большой гордости племени.

   Лежащего Зубра вдруг поразила мысль: «А вдруг он там есть...Тогда все будет ясно». Неандерталец чуть даже не бросился к идолу, чтобы начать перебирать и рассматривать амулеты, но вовремя остановился, вспомнив, что к нему имеют право прикасаться лишь два человека – Мать племени и главный охотник, вспомнил, как однажды одного мальчика сразу убили только за то, что он, слишком увлекшись пляской, случайно коснулся идола.

   Лежащий Зубр пришел сюда на другой же день после охоты, когда здесь никого не было. Солнце опустилось уже за верхушки деревьев, но здесь, на поляне, еще было светло как днем.

   Он быстро с волнением стал перебирать, рассматривая, висевшие на сучках идола амулеты. Тотемический символ всех их был – клык кабана: опытный охотник без труда узнал его. Значит, тотем племени, жившего в этих местах до прихода кроманьонцев, был кабан и называлось оно Племенем кабана. Лежащий Зубр рассматривал фетиши на тесемочках, а сам думал, разумно ли было надеяться найти здесь ответ на столь волнующий его вопрос, причем вопрос, непосредственно связанный с целью его путешествия сюда, в этот далекий край.

   Он снимал амулеты то с одного, то с другого сучка. Но нет, все одинаковые – клыки кабана. Да, конечно, он ошибся. И правда, вероятность найти то, что он надеялся сейчас увидеть здесь, слишком ничтожна. Впрочем, отсутствие этого может вполне свидетельствовать об изначальной бесполезности далекого путешествия сюда, подумал сообразительный Лежащий Зубр. А значит, он все же не зря пришел сейчас к идолу, потому что ему хотелось знать, правильным ли было решение отправляться к Большой воде.

   Вот он опять рассматривает на своей широкой заскорузлой ладони еще несколько клыков. И вдруг внутренне вздрогнул и затаил дыхание, увидев среди них явно не кабаний клык. Да это же клык горного барса! Ну конечно же! С замершей душою стал внимательней рассматривать. Да это же он! Да, да, это он! Ну конечно же, это тот амулет, как ни трудно в это поверить! Усомниться не дает тесемочка, на которой два узелка. Второй узелок он сделал сам, своими руками, когда тесемочка порвалась и нужно было ее воссоединить.

   Лежащий Зубр повесил остальные снятые амулеты обратно на сучок, а этот решил спрятать и надеть себе на шею, когда будет идти в родной край. А пойдет туда, наверное, скоро: теперь, когда ему открылось то, ради чего совершил путешествие, осталось меньше причин, удерживающих его здесь. Конечно, не хочется расставаться с красивым гаремом, но так тянет на Родину. В конце концов, какое-то время можно будет пожить и с одной женой. Да и Лэй тоже хороша. Пусть и не так, как его другие жены. Зато она согласна идти с ним. Даже сама уговаривает идти. А там, в его племени, она будет всех красивее. Да, надо идти. А когда еще лучше идти, как не сейчас, когда началось лето: можно успеть прийти в Племя горного барса до осени. Да и Лэй не обременена теперь ни беременностью, ни ребенком. Конечно, жаль, что тот прожил лишь несколько дней. Зато без него идти будет легче.

   Уже через день Лежащий Зубр и Лэй покинули Племя волка и отправились в путь. Неандерталец оставил здесь трех женщин, которые ждали от него ребенка. В положенное время они разрешились от бремени, явив на свет трех крепышей. Те оказались более жизнеспособными, чем чисто-кроманьонские дети, поэтому двое из них сумели дожить до того счастливого момента, когда после успешного прохождения положенного испытания главный охотник вручил им настоящее, не учебное, а боевое оружие, что означало, что они приняты в охотники и воины.

   Заметим, что если бы успел, то непременно завел бы Лежащий Зубр в родном племени еще жену, кроме Большелобой и, возможно, не одну, так как очень понравилось ему жить в многоженстве. Полтора года он прожил в родном племени с нею и не собирался отказываться от этого намерения, однако исполнение его решил на некоторое время отложить, ибо видел, как тяжело привыкает она к жизни в чужом племени и не хотел причинять ей лишних переживаний.

  10

   Но вернемся к тому времени, когда Лэй уже счастливо жила в замужестве с нашим могучим юным героем. Правда, счастью их суждено было омрачиться. И виной тому, как мы знаем, было неожиданное появление Лежащего Зубра. Читатель помнит какое впечатление произвело это появление на Ловчее Рыси, Большелобую и их соплеменников. Решив не охотиться больше в Еловой долине, они надеялись уберечь себя от новых встреч с ним. Но он явно старался подобраться ближе к сородичам. Собирательницы не раз замечали поблизости от мест, где занимались своим делом, чьи-то большие следы. Женщины спешили сообщить об этом тому, кто их охранял, а охранял собирательниц обычно кто-нибудь один из охотников. Он безошибочно определял, что следы принадлежат Лежащему Зубру.

   Собирательниц стали охранять трое воинов. Когда большинство мужчин находились на охоте, становище теперь тоже охраняли три воина, хотя до этого караул около пещеры нес лишь один. Уменьшение почти на четверть численности тех, кто добывал мясо, заметно ухудшило снабжение племени главным видом пищи.

   Раньше часто бывало, что увлеченные своим делом женщины и девочки, невольно удалялись в сторону от группы собирательниц. От страха перед бродящим поблизости выходцем с того света такое случалось уже очень редко. Однако все же случалось. Однажды две женщины, звали их – Выхухоль и Зяблик, напали на обильную россыпь съедобных корнеплодов. Отправляя одни себе в рот, другие – в корзину, они не заметили, как отбились от остальных. Вдруг Зяблик замерла, не донеся корешок до рта, и уставилась округлившимися от ужаса глазами на заросли подлеска. Выхухоль, заметив ее испуг, повернула голову назад. Лес в ближайших окрестностях пещеры, как говорилось выше, рос преимущественно хвойный. Все же местами он был и широколиственный. Именно в таком месте и находились сейчас Зяблик и Выхухоль. На ветвях уже почти не осталось листьев, но кусты и деревца росли так густо, что за ними еще можно было надежно скрываться, а уж для охотников это вообще не составляло труда. Но тот, кто следил сейчас из укрытия за женщинами, уже начал приближаться к ним. Поэтому они различили в зарослях смутные очертания крупной человеческой фигуры. В одно мгновение женщины сообразили кто это. В следующий миг они огляделись в надежде увидеть соплеменниц и охрану, но увидели вокруг только деревья и кусты. Собирательницы пришли в такой ужас, что, оставив свои корзины с собранными дарами осени, с диким воплем бросились вглубь чащи, туда, где, по их предположению, должны были находиться сородичи. Обе оглянулись и к еще большему своему ужасу увидели между стволами деревьев, и правда, бегущего за ними Лежащего Зубра. Женщины помчались так, что даже землю перестали ощущать под ногами. Выбрали направление для бегства они неверно. Вскоре поняли это, когда боковым зрением заметили меж стволами сосен сородичей. Вновь оглянулись. К огромному своему облегчению никакой погони не увидели. К ним на выручку уже спешили охранники. Если бы напали хищники или люди чужого племени, они бы смело приняли бой, но, узнав, что женщины только что сейчас видели выходца с того света, который к тому же гнался за ними, мужчины повернулись и бросились прочь отсюда.

   Группа собирательниц, увидев проносящихся мимо них с гримасами ужаса охранников, и услышав от мчавшихся за ними Выхухоли и Зяблика: «Лежащий Зубр! Спасайтесь!», тоже в дикой панике, побросав свои корзины, устремились все к пещере, надеясь в родных стенах найти защиту. Становище было близко. Пологий, почти горизонтальный склон, где занимались сбором, быстро остался позади, и они едва ли не также стремительно побежали по крутому подъему.

   На площадке перед пещерой находились женщины, занимающиеся выделкой кож. На мягкой подстилке из двух медвежьих шкур возлежала Большелобая и строгим взглядом начальника наблюдала за работающими. Трое охранников сидели на камнях у входа в пещеру рядом с двумя стариками. У их ног лежали копья, дротики, палицы. Сидели молча, потому что говорить уже не знали о чем. Здесь же резвилась голая длинноволосая младшая детвора. Девочки более старшего возраста находились сейчас в числе собирательниц. Мальчишки, заготавливавшие хворост, уже принесли его и сидели около костра, у которого с двумя юными помощниками хлопотал Дятел. Услышав доносящийся из леса шум, все насторожились и подошли к краю площадки. Вскоре из сосняка выбежали трое мужчин, а за ними большая гурьба женщин и девочек. Лица у них были перекошены от ужаса. Бегущие продолжали подъем с поразительной быстротой. До края площадки им предстояло преодолеть по голому склону шагов сто. Они уже так сильно запыхались, что не сразу смогли ответить на встревоженные вопрошающие возгласы сверху. Но вот послышались испуганные, прерывистые, задыхающиеся голоса:

   – Лежащий Зубр! Лежащий Зубр!

   Находящиеся на площадке сразу поддались общей панике. Они бросились спасаться в пещеру. За ними скрылись в ней и те, что прибежали из леса. Многие попрятались в дальних закоулках пещеры. Лишь Большелобая и еще три наиболее смелые женщины не стали углубляться в нее далеко. Они укрылись за большими камнями, которые использовались в качестве сидений и поэтому были покрыты шкурами. Затаив дыхание, со страхом выглядывали из-за них. Перед ними сиял дневным светом большой, в виде щели выход из пещеры. Глаза были устремлены к каменистому краю площадки, за которым виднелись верхушки сосен. В немом ужасе женщины ожидали, что вот-вот над ним появится голова поднимающегося сюда по склону Лежащего Зубра.

   Минут через пять вдруг услышали над собой сзади приглушенные мужские голоса:

   – Нет, кажется, не придет...

   – Да, если б хотел, уже был бы здесь.

   Женщины обернулись и увидели шестерых охотников. Те устыдились своей трусости и подошли сюда. Приблизились так тихо, как это могут делать охотники. Поэтому женщины не услышали. Они принялись стыдить их за трусость. Особенно бранила Большелобая. Те, чувствуя, свою вину и немалое почтение к человеку, являвшемуся, по сути, предводителем племени, даже несколько побаиваясь его, отмалчивались. Наконец один не выдержал и вспылил:

   – Большелобая сама трусиха! Почему Большелобая не пойдет к Лежащему Зубру? Лежащему Зубру нужна Большелобая. Лежащему Зубру другие не нужны. Пусть Большелобая пойдет к Лежащему Зубру! Большелобая должна спасти всех.

   Его дружно поддержали и остальные охранники, и женщины, которые находились рядом.

   В начале второй половины дня с хорошей добычей вернулись из леса охотники. Они сразу почувствовали, что случилось что-то плохое. Уже странным показалось то, что так рано возвратились в становище собирательницы. У находящихся перед пещерой был явно встревоженный и озабоченный вид. Особенно удивило и насторожило то, что принесенная добыча не произвела на большинство из них обычного впечатления: радостно подпрыгивали, кричали и приплясывали в основном только дети.

   Более всех из пришедших был встревожен Ловчее Рыси – только его не встретила жена. Может, она в пещере? Она слышала шум: конечно, поняла, что вернулись охотники и сейчас выйдет. Но тут он услышал, что говорят сородичи пришедшим охотникам. Те сообщили о нападении Лежащего Зубра. Описывали свое ужасное впечатление они очень эмоционально, и кое-что преувеличивая.

   Ловчее Рыси смотрел на выход из пещеры. Оттуда вышли четыре женщины. Большелобой не было среди них. Непонимающе, растерянно он стал смотреть по сторонам. Ему показалось, что многие глядят на него как-то особенно, – словно встревоженно-сочувственно и так, будто что-то хотят сказать ему, но не решаются.

   И тут к Ловчее Рыси подошла Рыжая Белка. Торжествующе-ехидным голосом она сказала:

   – А Большелобая ушла. Большелобая ушла к Лежащему Зубру.

   – Как ушла...? Большелобая... к Лежащему Зубру? – невольно переспросил молодой охотник, хотя вполне понял смысл сказанного бывшей женой.

   – Да, ушла! – с еще более ехидным и торжествующим видом подтвердила Рыжая Белка и махнула рукой в сторону тропы, ведущей от площадки перед пещерой к лесу.

   Белый свет померк в глазах Ловчее Рыси, несмотря на то, что солнце ярко освещало открывавшиеся отсюда, с высоты горного склона, лесные просторы, где всхолмленные, где загораживаемые от взгляда небольшими горами. Еще несколько минут назад этот живописный вид веселил взор. Сейчас он вдруг сделался мрачным, словно солнце спряталось за тучи.

   Теперь наш герой не боялся Лежащего Зубра, ни живого, ни мертвого. Через несколько секунд он уже спускался по склону к лесу.

   Там, где тропа начинала углубляться в лес, пришлось перейти на шаг, потому что нужно было найти свежие следы Большелобой. Широкая тропа спускалась к реке, протекавшей близко от подножия склона, отсюда не видной за деревьями. На всем протяжении тропы от нее вправо и влево ответвлялось вглубь леса много тропинок. По какой из них пошла Большелобая? Ловчее Рыси стал ходить, озадаченно всматриваясь в следы. Время от времени присаживался на корточки или становился на четвереньки, чтобы принюхаться к некоторым следам. Задача была не столь уж сложной для первобытного охотника, но могла потребовать не мало времени, так как приходилось «читать» слишком много следов.

   Подошел Белый Ястреб. Лежащий Зубр понял, что он опять хочет помочь ему, разделить с ним опасность. Наш герой снова почувствовал большую благодарность другу. Помощь особо одаренного следопыта, отличного воина сейчас ему очень была нужна.