Текст книги "Алекс"
Автор книги: Пьер Леметр
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
57
Мадам Прево всем своим видом демонстрировала, что не боится противника. Она вышла из народа, никогда не купалась в золоте, одна воспитала двоих детей и никогда не слышала ни от кого ни слова благодарности и т. д. – все эти максимы отчетливо сквозили даже в самой ее манере абсолютно прямо сидеть на стуле. Она явно настроилась на то, чтобы не дать заморочить себе голову всякими досужими россказнями.
Понедельник, шестнадцать часов.
Ее сын должен был явиться к семнадцати.
Камиль нарочно сделал так, чтобы они не успели переговорить между собой.
В первый раз он увидел мадам Прево в морге на опознании, куда ее попросили приехать. Сейчас ей было предписано явиться, ситуация изменилась, но мадам Прево не признавала разницы – свою жизнь она выстроила как цитадель и теперь полагала себя неуязвимой. То, что она собиралась защищать, находилось внутри. И делать это она намеревалась со всей решительностью. В морге она не стала подходить к телу дочери, дав Камилю понять, что это слишком тяжело для нее. Сегодня, глядя на нее, он сомневался, что она и в самом деле подвержена таким слабостям. Так или иначе, несмотря на ее чопорный вид, непреклонный взгляд, молчаливое сопротивление, все эти манеры несгибаемой женщины, было заметно, что ее впечатлило и место, где происходила беседа, и этот маленький полицейский, ноги которого болтались сантиметрах в двадцати над полом. Пристально глядя на нее, он спросил:
– Что именно вам известно об отношениях Тома и Алекс?
На лице мадам Прево появилось удивленное выражение – она словно спрашивала, какое еще «именно» может быть в отношениях брата и сестры. Она заморгала – немного быстрее, чем было бы естественно. Камиль выждал некоторое время, но игра велась на равных. Он знал, и она знала, что он знает. Это становилось невыносимо. И Камилю не хватило терпения.
– В каком возрасте ваш сын начал насиловать Алекс?
Она разразилась возмущенными восклицаниями. Ну еще бы.
– Мадам Прево, – с улыбкой произнес Камиль, – не принимайте меня за идиота. Больше скажу – я бы посоветовал вам активно помогать следствию, потому что иначе я упеку вашего сына за решетку до конца его дней.
Угроза относительно сына подействовала. С ней пусть делают все что угодно – но если речь зашла о сыне… Однако она не сдавала позиций.
– Тома очень любил свою сестру. Он никогда не тронул бы и волоска на ее голове.
– Возможно, но я говорю не о волосах.
Мадам Прево никак не отреагировала на этот сомнительный юмор. Она лишь покачала головой, то ли желая сказать, что ничего об этом не знает, то ли – что не хочет обсуждать эту тему.
– Если вы все знали и никак этому не препятствовали, вы становитесь соучастницей изнасилования с отягчающими обстоятельствами.
– Тома никогда не трогал свою сестру!
– Что вы об этом знаете?
– Я знаю своего сына.
Опять начиналось это хождение по замкнутому кругу. Нет жалобы, нет свидетелей, нет преступления, нет жертвы, нет палача.
Камиль вздохнул и слегка кивнул головой.
«Тома приходит ко мне в комнату. Почти каждый вечер. Мама об этом знает».
– А вашу дочь вы знали так же хорошо?
– Насколько мать может знать свою дочь.
– Звучит многообещающе.
– Что?
– Нет, ничего.
Камиль вынул из ящика стола тоненькую папку.
– Это отчет о вскрытии. Поскольку вы хорошо знаете свою дочь, вы, я полагаю, знаете, о чем в нем говорится.
Камиль надел очки, давая понять: я страшно устал, но я доведу это дело до конца.
– Но поскольку там много специфических терминов, мне придется кое-что объяснить.
Мадам Прево даже бровью не ведет. Она продолжает сидеть ровно и неподвижно, словно окаменев. Все ее мускулы напряжены, словно даже свое тело она превратила в защитный барьер.
– Ваша дочь была не в лучшем состоянии. Даже при жизни, я имею в виду.
Лицо мадам Прево абсолютно непроницаемым. Казалось, она даже не дышит.
– Судмедэксперт отмечает, – продолжал Камиль переворачивая страницы, – что половые органы вашей дочери подверглись воздействию кислоты. Скорее всего, серной. Возможно, сернокислой меди, или медного купороса. Ожоги очень глубокие. Клитор разрушен практически полностью. Похоже на результат иссечения… Большие и малые половые губы также серьезно повреждены. Разрушения проникли даже вглубь, на уровень влагалища. Такое ощущение, что большое количество кислоты залили прямо внутрь – ее хватило бы, чтобы прожечь все насквозь… Слизистые оболочки разрушены, плоть буквально сожжена. Одним словом, вместо половых органов осталось нечто вроде застывшей вулканической лавы.
Камиль поднял голову и пристально взглянул на собеседницу.
– Это точное выражение судмедэксперта – «застывшая вулканическая лава». По его словам, это случилось очень давно, когда Алекс была в совсем юном возрасте. Это вам о чем-нибудь говорит?
Мадам Прево не отводила взгляд. Она сильно побледнела. Она молча покачала головой, чисто автоматически.
– Ваша дочь вам никогда об этом не говорила?
– Никогда!
Это слово прозвучало резко, словно внезапный порыв ветра, заставивший затрепетать фамильное знамя.
– Понимаю. Видимо, она не хотела докучать вам своими мелкими неприятностями. Просто в один прекрасный день кто-то вылил с пол-литра серной кислоты в ее вагину, после чего она как ни в чем не бывало вернулась домой. Настоящий образец скрытности.
– Я не знаю.
Ничего не изменилось ни в позе, ни в лице, но голос звучал глухо.
– Судмедэксперт отмечает еще одну любопытную вещь, – продолжал Камиль. – Вся зона половых органов глубоко поражена: нервные окончания сокращены, естественные выводящие пути необратимо деформированы, ткани разрушены – все это навсегда лишило вашу дочь возможности вести нормальную половую жизнь. Я уж не говорю о других надеждах, которые могли у нее быть. Да, так вот, одна любопытная вещь…
Камиль помолчал, отложил отчет, снял очки и положил их перед собой. Затем, скрестив руки на груди, пристально посмотрел на мать Алекс.
– Что касается мочевыводящих путей, над ними произвели операцию по частичному восстановлению. В противном случае исход мог оказаться смертельным. Если бы разрушения не были остановлены, смерть наступила бы в течение нескольких часов. Эксперт утверждает, что техника восстановления довольно примитивная, чтобы не сказать варварская, – мочеиспускательный канал защищен с помощью введенной достаточно глубоко полой трубки.
Молчание.
– По его мнению, положительный результат был поистине чудом. И в то же время жесточайшим варварством. Он выразился не так, но это звучит в подтексте.
Мадам Прево попыталась проглотить слюну, но у нее так сильно пересохло в горле, что его свело судорогой. На мгновение Камилю показалось, что сейчас она начнет задыхаться, закашляется, – но нет, все обошлось.
– Видите ли, он медик. Я не медик, я полицейский. Если он констатирует, то я пытаюсь объяснить. И моя версия заключается в том, что скорую помощь Алекс оказали прямо на месте, чтобы не везти ее в больницу. Потому что там пришлось бы давать объяснения и называть имя виновника случившегося (я употребляю слово мужского рода, не сердитесь на меня за это) – поскольку очевидно, что повреждения такого рода можно нанести только намеренно, а отнюдь не по неосторожности. Алекс не хотела раздувать из этого историю, это было не в ее духе, и вы это знали – при ее-то скрытности…
Мадам Прево наконец удалось проглотить слюну.
– Скажите, мадам Прево… Как давно вы стали сиделкой?
Тома Вассер опустил голову, сосредотачиваясь. Заключения судмедэксперта, изложенные в отчете о вскрытии, он выслушал в полном молчании. Затем он взглянул на Луи, который прочитал ему отрывки из отчета и изложил свои комментарии, а затем как ни в чем не бывало спросил:
– Что вы на это скажете?
Вассер развел руками:
– Это очень печально.
– Вы об этом знали, не так ли?
– У Алекс, – ответил Вассер, улыбаясь, – не было никаких тайн от старшего брата.
– Значит, вы сообщите нам, что именно произошло, не так ли?
– К сожалению, нет. Алекс просто говорила мне об этом, но, вы понимаете, есть интимные сферы… Она была очень уклончива.
– Итак, вам нечего об этом сообщить?
– Увы…
– У вас нет никакой информации?
– Никакой…
– Никаких предположений?..
– Тоже нет.
– Никаких гипотез?
Тома Вассер вздохнул:
– Ну, скажем так: я бы предположил, что кто-то… слегка разозлился на Алекс. Или не слегка.
– «Кто-то»… то есть вы не знаете кто?
Вассер улыбнулся:
– Понятия не имею.
– Значит, «кто-то» на нее разозлился… А из-за чего?
– Не знаю. Мне и самому хотелось бы это понять.
Он походил на человека, который придирчиво пробует температуру воды, прежде чем зайти в нее, – и сейчас, кажется, он нашел ее приемлемой. Полицейские не казались агрессивными, у них, судя по всему, ничего не было против него. Никаких доказательств. Это читалось на его лице, в его манере поведения.
Так или иначе, провокация оставалась одним из любимых его методов.
– Вы знаете… с Алекс порой бывало трудно.
– То есть?
– Ну… у нее был сложный характер. Она из тех, кого иногда, что называется, заносит. Понимаете?
Поскольку никто не отозвался, Вассер продолжал, видимо полагая, что его не поняли.
– Я хочу сказать, такие девушки могут рано или поздно вывести из себя кого угодно. Вероятно, это связано с тем, что они росли без отца, – но, во всяком случае, в их характере есть, э-э… бунтарские черты. Я думаю, что, скорее всего, им просто не хватало в детстве твердой руки. Поэтому время от времени они говорят «нет», а в чем, собственно, дело – этого из них нипочем не вытянуть.
В его тоне невольно пробивалось больше эмоций, чем ему самому хотелось бы обнаружить. Он продолжал, слегка повысив голос:
– Вот и Алекс из таких. Она могла в один миг, притом что никто, и она сама, толком не понимал почему, – слететь с тормозов. Клянусь вам, иногда она умудрялась довести вас до белого каления!
– И в тот раз тоже так случилось? – спросил Луи тихо, почти неслышно.
– Я ничего об этом не знаю! – с нажимом ответил Вассер – Я тут ни при чем.
Затем он улыбнулся полицейским.
– Я просто говорю, что Алекс из тех девушек, с которыми рано или поздно происходит что-то подобное. Страшно упрямая. С такими рано или поздно потеряешь терпение…
Арман, который за последний час не произнес ни слова, при этих словах окаменел.
Луи заметно побледнел. Отчасти он даже утратил свое привычное хладнокровие. Хотя не знающий его человек вряд ли бы это заметил.
– Но… ведь ее не просто отшлепали, месье Вассер! Речь идет… о жестоком обращении, точнее, о варварских пытках, примененных к ребенку младше пятнадцати лет, которого к тому же регулярно насиловали взрослые мужчины!
Он сказал это, отчетливо произнося каждое слово, каждый слог. Камиль сознавал, до какой степени он потрясен. Но Вассер, снова вполне овладевший собой, даже и не думал сгладить впечатление от своих слов. Он даже решил усилить нажим:
– Если, как вы считаете, она занималась проституцией, то, мне кажется, это издержки ее профессии…
На сей раз Луи даже растерялся. Он повернулся к Камилю, взглядом ища поддержки. Камиль улыбнулся. Он уже словно перешел в другое измерение. Он кивнул с таким видом, как будто прекрасно понимал Вассера и полностью разделял его мнение.
– А ваша мать была в курсе? – спросил он.
– В курсе чего?.. А, нет. Алекс не хотела ей докучать своими дурацкими девчоночьими проблемами. И потом, нашей матери и без того забот хватало… Нет, она так ни о чем и не узнала.
– Это печально, – отозвался Камиль, – она могла бы оказаться полезной… Как сиделка по профессии, я имею в виду. Например, принять неотложные меры.
Вассер кивнул с фальшиво-раздумчивым видом.
– Ну что вы хотите, – наконец сказал он, обреченно вздохнув. – Нельзя переписать историю.
– А когда вы узнали о том, что произошло с Алекс, вам не приходило в голову подать жалобу?
Вассер удивленно взглянул на Камиля:
– Но… на кого?
Однако в его тоне явственно слышалось: «Из-за чего?»
58
Было семь вечера. Свет снаружи слабел так незаметно, что присутствующие не сразу отдали себе отчет в том, что беседуют уже фактически в полусумраке, придающем всему допросу оттенок нереальности.
Тома Вассер устал. Он встал из-за стола, тяжело, словно игрок, всю ночь просидевший за картами. Затем, упершись обеими руками в поясницу, потянулся и испустил прерывистый вздох облегчения. Прошелся, разминая затекшие ноги. Полицейские остались сидеть. Арман низко наклонил голову над раскрытым досье, явно пытаясь сохранять сдержанность. Луи машинально водил ладонью по столу туда-сюда, словно стирая пыль. Камиль, в свою очередь, поднялся, дошел до двери, затем развернулся и спокойным, почти небрежным тоном произнес:
– Ваша сводная сестра, Алекс, шантажировала вас, месье Вассер. Давайте начнем с этого, если вы не против.
– Нет, извините, я против, – сказал Вассер, сопровождая свои слова зевком.
На его лице отразилось сожаление – он как бы говорил: мол, я и рад бы оказать вам услугу, но, к сожалению, это невозможно. Он расправил закатанные рукава рубашки.
– Мне и в самом деле пора возвращаться домой.
– Вам всего-то нужно позвонить домашним…
Вассер сделал отстраняющий жест:
– Нет, в самом деле…
– Есть два варианта, месье Вассер. Или вы снова сядете на место и ответите на наши последние вопросы – это займет еще час или два…
Вассер сел и положил перед собой руки ладонями вниз.
– Или что?
Он исподлобья, снизу вверх взглянул на Камиля – это походило на кадр крупным планом из фильма, в тот момент, когда герой готовится выхватить из кобуры пистолет. Но сейчас это не произвело на присутствующих ни малейшего эффекта.
– Или я официально оформляю ваше задержание, что позволит мне продержать вас в камере как минимум двадцать четыре часа. А то и все сорок восемь – судья всегда на стороне жертвы, он не увидит ничего неподобающего в том, чтобы подержать вас за решеткой немного подольше.
Глаза Вассера расширились.
– Задержание? Но… на каком основании?
– Да не важно. Изнасилование с отягчающими обстоятельствами, пытки, сутенерство, убийство, жестокое обращение – как вам больше понравится, лично мне наплевать. Если у вас есть какие-то предпочтения…
– Но у вас нет доказательств! Никаких!
Он кипел от гнева. До этого он был терпеливым, очень терпеливым, но теперь хватит – легавые явно злоупотребляют его терпением!
– Мне это надоело. Я ухожу.
С этого момента события резко ускорились.
Тома Вассер вскочил, словно подброшенный пружиной, и, прежде чем кто-то успел ему помешать, схватил пиджак и в следующую секунду оказался у двери. Он распахнул ее и уже шагнул за порог, когда два полицейских, стоявшие в коридоре, шагнули к нему. Вассер остановился и обернулся.
– Кажется, – бесстрастно сказал Камиль, – вас и в самом деле будет лучше задержать. Например, за убийство. Такой вариант вас устроит?
– У вас ничего нет против меня. Вы просто нарочно решили меня довести, так?
На мгновение он закрыл глаза. Потом, очевидно, взял себя в руки и медленно вернулся в кабинет. Было видно, что у него больше нет сил сопротивляться.
– Вы имеете право на один телефонный звонок кому-то из близких, – сказал Камиль. – А также на визит врача.
– Нет, я бы хотел повидаться с адвокатом.
59
Судья, информированный Ле-Гуэном о происходящем, дал разрешение на задержание, и Арман взял на себя труд уладить все необходимые формальности. Но в соревнованиях на лучшее время победил вариант «двадцать четыре часа».
Вассер не сопротивлялся. Единственное, чего ему хотелось, – объясниться с женой, сказать, что все это исключительно из-за шайки мерзавцев, после чего он покорно снял ремень и шнурки, позволил взять у себя отпечатки пальцев, пробу ДНК, что угодно, это все не имело для него никакого значения, лишь бы побыстрее, он не сказал больше ничего, пока ждал адвоката, он отвечал на вопросы чисто административного порядка, но что касается всего остального – он не говорил ничего, он ждал.
Он позвонил жене. Работа, сказал он. Ничего страшного, просто я не могу вернуться домой прямо сейчас. Не беспокойся. Меня тут задержали. Впрочем, в данном контексте последнее слово показалось ему не слишком удачным, он попытался придумать что-то еще, но не получилось – заранее он ничего не заготовил; чувствовалось, что он не привык оправдываться. За отсутствием аргументов он повысил голос, и в его интонации явственно прозвучало: не действуй мне на нервы и не задавай лишних вопросов! На том конце провода то и дело возникали долгие паузы, в них ощущалось непонимание. Я не могу, я же тебе сказал! Ну и что, в конце концов, сходишь туда одна! Он почти кричал, уже не сдерживаясь. Камиль спросил себя, не бьет ли Вассер свою жену. Я буду завтра. Не знаю когда. Ладно, все, мне нужно идти. Да, и я тоже. Да, я перезвоню.
Было пятнадцать минут девятого вечера. Адвокат прибыл в одиннадцать. Это был молодой человек с уверенными, решительными манерами. Раньше никто из присутствующих его не видел, но свое дело он знал. В течение получаса он беседовал с клиентом, инструктировал его, как себя вести, советовал проявлять осторожность и в конце концов пожелал удачи – поскольку за полчаса, к тому же без права доступа к досье, это практически все, что он мог сделать.
Камиль решил съездить домой, чтобы принять душ и переодеться. Такси доставило его к дому за несколько минут. Он вызвал лифт – сегодня он слишком устал, чтобы подниматься по лестнице.
Перед дверью он обнаружил небольшой сверток в плотной бумаге, перевязанный бечевкой. Он тут же догадался, что это, подхватил сверток и вошел в квартиру. Душечка на этот раз удостоилась лишь рассеянного поглаживания.
Со странным чувством он разглядывал автопортрет Мод Верховен.
Восемнадцать тысяч евро.
Все сходится – в воскресенье утром Луи отсутствовал на работе, появившись лишь к двум часам. Для него восемнадцать тысяч евро – не бог весть какие деньги. И все же Камиль ощущал неловкость. В такой ситуации сложно понять, как ты можешь отблагодарить другого, чего он втайне от тебя ждет, что именно ты для этого должен сделать. Любой подарок предполагает ответный дар в какой бы то ни было форме. Чего ждет Луи в обмен на свой? Раздеваясь и вставая под душ, Камиль, сам того не желая, продолжал размышлять о деньгах, полученных от аукциона. Его намерение пожертвовать их благотворительным организациям, по сути, отвратительно, это все равно что сказать матери: от тебя мне больше ничего не нужно.
Для таких слов он уже, пожалуй, староват, но, в сущности, мы никогда не перестаем выяснять отношения с родителями. Это длится всю жизнь – посмотрите, к примеру, на Алекс… Камиль с силой растерся полотенцем, словно для того, чтобы укрепить свою решимость.
Он сделает это с легкой душой – избавление от этих денег не станет актом отречения.
Всего лишь способом вернуть долг.
Но он действительно хочет это сделать – все раздать?
Да. Зато автопортрет он сохранит. Камиль поставил картину на диван и, одеваясь, разглядывал ее. Здорово, что она остается у него. Замечательная картина. У него нет разлада с матерью – и вот доказательство: с ее автопортретом он не расстанется. Впервые в жизни он, кому всю жизнь повторяли, что он пошел в отца, обнаружил сходство между собой и Мод. И ему это приятно. Он собирается начать жизнь заново. Он еще не знает, к чему это его приведет.
Лишь перед уходом он вспомнил о Душечке и открыл для нее банку консервов.
Вернувшись на работу, Камиль столкнулся с адвокатом, который как раз закончил беседу с подзащитным. Тома Вассера снова препроводили в кабинет. Пока все отсутствовали, Арман открыл окна, чтобы проветрить, поэтому сейчас в кабинете ощутимо холодно.
Прибыл Луи. Камиль с заговорщическим видом подмигнул ему. Луи ответил вопросительным взглядом. Камиль сделал жест, означающий: поговорим позже.
Тома Вассер держался неестественно прямо, словно одеревенев. Казалось, его щетина сильно выросла всего за последние полчаса, будто газон в рекламе минеральных удобрений. Но на его лице все же сохранился намек на прежнюю улыбку. Вы хотите меня поиметь, но у вас против меня ничего нет, так что ничего у вас не выйдет. Хотите войны на истощение – отлично, я к ней готов. Не считайте меня идиотом. Адвокат посоветовал ему выжидать, внимательно следя за тем, в какую сторону сворачивает разговор, и это в самом деле было хорошей тактикой. Взвешивать свои ответы, не спешить. Играть не на опережение, а на замедление. Хоть бы и пришлось провести в кабинете целые сутки. Без сомнения, вторых суток не будет, заверил адвокат: чтобы продлить задержание, судье понадобятся основания, а у полицейских не будет ничего. Все это Камиль читал в лице Вассера, в его манере открывать и закрывать рот, выпячивать грудь, глубоко вдыхать и выдыхать воздух, как при дыхательных упражнениях.
Первые несколько минут допроса, можно сказать, полностью показали в миниатюре, как он будет развиваться дальше. Сейчас Камиль вспомнил, что про себя принял Вассера в штыки буквально в тот самый момент, как его увидел. Манера, в которой он с самого начала решил вести допрос, по большей части была сформирована этим первым ощущением. Судья Видар это знал.
По сути, Камиль и судья не так уж сильно отличались друг от друга. Такие вещи всегда неприятно признавать, но ничего не поделаешь.
Ле-Гуэн подтвердил Камилю, что судья одобрил его тактику. Скоро все разъяснится. В этот момент Камиля раздирали самые противоречивые эмоции. Что до судьи, он наслаждался интересным спектаклем. Он уселся рядом с Камилем, вынуждая последнего держать себя в руках. Получать уроки поведения именно таким образом, конечно, весьма болезненно для самолюбия.
Арман объявил день и час, а также имена и звания присутствующих – торжественно, как корифей в античной трагедии.
Первым начал Камиль:
– Прежде всего, с этого момента мы прекращаем употреблять слово «гипотеза». Никаких больше гипотез – только факты.
Таким образом, с самого начала была заявлена резкая перемена стиля. Делая вид, что собирается с мыслями, Камиль помолчал, взглянул на часы.
– Итак, Алекс вас шантажировала, – продолжал он.
Он произнес эти слова слегка рассеянно, словно думал при этом о другом.
– Поясните вашу мысль, – отозвался Тома Вассер.
Он явно приготовился с ходу броситься врукопашную.
Камиль, застигнутый врасплох, повернулся к Арману. Тот начал торопливо перелистывать материалы дела – скрепленные и разрозненные листки буквально вспархивали под его пальцами. Это заняло какое-то время. Впору задать себе вопрос, всегда ли государство оказывает доверие именно тем людям, которые его заслуживают. Но наконец он нашел. Арман всегда все находил.
– Вот свидетельство о займе, согласно которому ваша фирма ссудила вам двадцать тысяч евро пятнадцатого февраля две тысячи пятого года. Вы не могли взять его в собственном банке, поскольку еще не погасили большую часть кредита за дом. Поэтому вы обратились к вашему патрону. Каждый месяц вы выплачивали часть долга, размер которой зависел от ваших комиссионных.
– Но при чем тут шантаж?!
– В номере Алекс, – снова заговорил Камиль, – мы нашли двенадцать тысяч евро. Пачки абсолютно новых, только что отпечатанных купюр, в банковских упаковках.
Вассер скорчил гримасу:
– И что с того?
Камиль сделал знак Арману, словно инспектор манежа, объявляющий очередной номер в цирке. Арман продолжал излагать ситуацию, время от времени сверяясь с документами:
– Ваш банк подтвердил нам, что принял чек на двадцать тысяч евро от вашего работодателя пятнадцатого февраля две тысячи пятого года, и выдал вам эту сумму наличными восемнадцатого февраля.
Камиль, прикрыв глаза, беззвучно поаплодировал. Затем, вновь открыв их, произнес:
– Итак, для каких же целей вам понадобились наличные, месье Вассер?
Легкое замешательство. Тактика выжидания оказалась бесполезной, поскольку противник все время менял приемы. По лицу Вассера видно, что он это осознает. Они обратились к его работодателю. С начала задержания прошло около пяти часов, осталось продержаться девятнадцать. Но Вассер недаром сделал карьеру в отделе продаж – он умел маневрировать и держать удар. Он все же нашелся с ответом:
– Карточный долг.
– Вы играли с вашей сестрой в карты и остались в проигрыше? – уточнил Камиль.
– Нет, не с ней… кое с кем другим.
– С кем же?
Вассер тяжело дышал.
– Пожалуй, сэкономим немного времени, – произнес Камиль. – Эти двадцать тысяч предназначались Алекс. У нее осталось от них двенадцать, которые мы и нашли в ее номере. На многих банковских упаковках обнаружены ваши отпечатки пальцев.
Значит, это они выяснили… Но до какого именно рубежа они продвинулись? Что они знают? Чего хотят?
Все эти вопросы Камиль читал в морщинах на лбу Вассера, в его глазах, в его руках. Это было совершенно непрофессионально, и никогда бы Камиль никому в этом не признался, – но он ненавидел Вассера. Он его ненавидел. Он хотел его убить. То же самое он подумал несколько недель назад относительно судьи Видара. Ты здесь не случайно, сказал он себе. Ты – убийца, облеченный властью.
– О’кей, – наконец кивнул Вассер, – я в самом деле собирался отдать эти деньги моей сестре. Это запрещено?
– Вы прекрасно знаете, что это не запрещено. Так зачем же вам понадобилось лгать?
– Вас это не касается.
Такую фразу, конечно, не стоило произносить.
– Вы действительно думаете, что в нынешней ситуации осталось хоть что-то, что нас не касается, месье Вассер?
Позвонил Ле-Гуэн. Камиль вышел из кабинета. Комиссар поинтересовался, как идут дела. Сложно было сказать. Камиль предпочел наиболее обнадеживающий вариант:
– Неплохо. Все более-менее по плану.
Ле-Гуэн промолчал. Возможно, почувствовал его неуверенность.
– У тебя еще что-то? – спросил Камиль.
– Времени в обрез. Надо побыстрее заканчивать.
– Хорошо, постараемся.
– Ваша сестра не собиралась…
– Сводная сестра!
– Хорошо, сводная сестра. Это что-то меняет?
– Да, это не одно и то же. Вам стоило бы проявлять больше точности в определениях.
Камиль посмотрел на Луи, затем на Армана, словно говоря: нет, ну вы видели, а? Он еще возмущается!
– Ну хорошо, скажем просто – Алекс. Так вот, на самом деле мы совсем не уверены, что Алекс намеревалась покончить с собой.
– Однако она это сделала.
– Да, разумеется. Но вы, человек, знающий ее лучше, чем кто-либо другой, – может, вы объясните нам, почему она в таком случае готовилась бежать за границу?
Вассер слегка поднял брови. Он как будто не слишком хорошо понял вопрос.
На сей раз Камиль довольствовался тем, что сделал знак Луи, который продолжал вместо него:
– Ваша сестра… то есть, простите, Алекс накануне своей смерти приобрела на свое имя авиабилет до Цюриха, с вылетом на следующий день, пятого октября, в восемь сорок. Также, воспользовавшись правом прохода в зону дьюти-фри, которое давал билет, она приобрела дорожную сумку, которую мы нашли в ее номере, полностью собранную для поездки.
– Это для меня новость… Но, стало быть, она изменила свое первоначальное намерение. Я же говорил вам, у нее была крайне неустойчивая психика…
– Она выбрала отель из самых близких к аэропорту, она даже заказала такси на следующее утро – стало быть, свою машину решила оставить на месте. Она не собиралась подыскать подходящую парковку, потому что боялась не успеть на самолет. Хотела улететь налегке. Также она выбросила целую кучу вещей, поскольку не хотела ничего оставлять после себя – в том числе и флаконы с кислотой. Наши эксперты уже изучили их – это то же самое вещество, которое она использовала во всех своих преступлениях: серная кислота примерно восьмидесятипроцентной концентрации. Она собиралась покинуть Францию, убежать, скрыться.
– И что вы хотите от меня услышать? Я же не могу ответить вам за нее. Впрочем, и никто другой не сможет.
Он демонстративно обернулся к Арману, затем к Луи, словно за подтверждением, но это выглядело не вполне искренне.
– Ну хорошо, если вы не можете ответить за Алекс, то, может быть, попытаетесь ответить хотя бы за себя? – предложил Камиль.
– Если бы я мог…
– Ну конечно, вы сможете. Что вы делали четвертого октября, в день смерти Алекс, – ну, скажем, с восьми вечера до полуночи?
Тома заколебался. Камиль продолжал наступать:
– Мы поможем вам вспомнить. Арман?..
Чтобы подчеркнуть драматический аспект происходящего, Арман даже встал, как ученик, вызванный преподавателем отвечать урок, после чего объявил:
– В двадцать тридцать четыре вам позвонили на мобильный. Вы были дома. Ваша жена сообщила нам: «Тома позвонили с работы по срочному делу». Кажется, подобных звонков с работы в такой час раньше никогда не было. «Он был очень раздражен», – уточнила ваша жена. По ее словам, вы уехали около десяти вечера, а вернулись только после полуночи. Точного времени она не смогла назвать, поскольку к тому моменту уже заснула. Но во всяком случае не раньше полуночи, это совершенно точно, – она посмотрела на часы перед тем, как лечь спать.
Тома Вассер, судя по выражению лица, лихорадочно обдумывал ситуацию. Его жену уже допросили. (Видимо, раньше он даже не подумал о такой возможности.) А кого еще?
– Однако, – продолжал Арман, – ваши слова о срочном вызове с работы оказались ложью.
– Почему же? – спросил Камиль.
– Потому что, – отвечал Арман, обращаясь уже к нему, – на самом деле в восемь тридцать четыре вам звонила Алекс. Мы отследили этот вызов, потому что она звонила из своего номера в отеле. Мы также связались с работодателем месье Вассера, и он сообщил, что никаких срочных дел в тот вечер вам не поручал. Он даже добавил: «Что может быть срочного в нашей работе? Мы же не „скорая помощь“!»
– В самом деле, – заметил Камиль.
Он повернулся к Вассеру, но не успел воспользоваться преимуществом – тот его опередил:
– Алекс оставила мне сообщение, сказала, что ей нужно со мной увидеться. Она назначила мне встречу. На полдвенадцатого вечера.
– Ну наконец-то вы вспомнили!
– В Олне-су-Буа.
– Олне, Олне… подождите-ка, но ведь это совсем рядом с Вильпентом, где находится отель, в котором ее нашли мертвой. Итак, в восемь тридцать ваша любимая сестренка вам позвонила, и вы – сделали что?
– Я туда поехал.
– Такого рода встречи для вас были обычным делом?
– Нет, я бы не сказал.
– Чего она хотела?
– Она просто попросила меня приехать, назвала место и время – больше ничего.
Тома продолжал обдумывать ответы, но, по мере того как допрос становился все более напряженным, чувствовалось, что он хочет поскорее освободиться – слова он произносил чересчур быстро и вынужден был то и дело обуздывать себя, чтобы придерживаться изначальной стратегии.
– А сами вы как полагаете – чего она хотела?
– Понятия не имею.
– Ну-ну-ну, прямо-таки никакого понятия?
– Во всяком случае, она мне ничего не сказала.
– Ну что ж, тогда вернемся к недавним событиям. В прошлом году она получила от вас двадцать тысяч евро. Мы полагаем, что она выманила у вас эти деньги путем шантажа, угрожая в противном случае устроить скандал в вашем благородном семействе, рассказав вашей жене, как вы насиловали ее в десятилетнем возрасте, как «одалживали» ее своим друзьям…