Текст книги "Алекс"

Автор книги: Пьер Леметр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

28

Алекс подошла к своему дому все той же тяжелой, неуклюжей, спотыкающейся походкой. А что, если Трарье уже ждет ее внутри? Что, если он узнал о ее побеге?.. Но нет, в холле пусто. Алекс мельком взглянула на свой почтовый ящик – он даже не слишком забит. На лестнице никого не оказалось. И на лестничной площадке тоже. Пусто, как во сне.

Она открыла дверь своей квартиры, вошла, потом заперла ее.

Все это и правда похоже на сон.

Она у себя дома, в безопасности. А всего каких-нибудь два часа назад ее в любой момент могли разорвать зубами голодные крысы… Она едва держалась на ногах и передвигалась только вдоль стены, чтобы не упасть.

Прежде всего надо поесть.

Но перед этим – взглянуть на себя.

О господи, она выглядела старше лет на пятнадцать! Страшная, грязная, старая… Глаза глубоко запали, морщины, дряблая кожа, царапины и синяки… и взгляд словно у помешанной.

Она опустошила холодильник, буквально смела все, что там оставалось: йогурты, сыр, хлеб для тостов, бананы… Она ела с жадностью потерпевшей кораблекрушение и спасенной с необитаемого острова – все то время, пока набиралась вода в ванной… и конечно же едва успела добежать до туалета, прежде чем ее вырвало.

Переведя дыхание и немного придя в себя, она выпила еще пол-литра молока.

Затем она продезинфицировала свои раны – на лице, руках и ногах. Выбравшись из ванны, в которой она чуть не заснула, Алекс дополнительно обработала их антисептиком и смазала камфорной мазью. Она падала от усталости. Лицо у нее было все в синяках, оставшихся еще со дня похищения. Но они рассосутся достаточно быстро, зато раны на руках и ногах будут заживать гораздо дольше. Как минимум в две из них наверняка попала инфекция. Но она ими займется, она сделает все, что нужно. Каждый раз, покидая свою очередную временную работу, она напоследок незаметно забирала с собой кое-какие лекарства и медицинские средства. На сегодняшний день ее запасы выглядели весьма внушительно: пенициллин, барбитураты, антидепрессанты, диуретики, антибиотики, бета-блокаторы…

Наконец она вытянулась на кровати. И тут же провалилась в сон.

Проспала тринадцать часов подряд.

Пробуждение было похоже на выход из комы.

Ей понадобилось больше получаса, чтобы понять, где она находится, и восстановить в памяти события, предшествующие возвращению. Слезы непроизвольно подступили к глазам. Она свернулась под одеялом в позе эмбриона и разразилась рыданиями. Затем, понемногу успокоившись, снова заснула.

На сей раз она проспала пять часов. В общей сложности получилось восемнадцать.

Одурманенная долгим сном, Алекс попыталась постепенно перейти из него в реальность, словно поднимаясь на поверхность из глубокого омута. Лишь с большим трудом ей удалось вытянуться во весь рост, превозмогая боль во всем теле. Затем она медленно сделала несколько самых простых упражнений на растяжение. Целые группы мышц оставались словно заблокированными, но некоторый эффект все же был достигнут. Слегка пошатываясь, Алекс поднялась с кровати и сделала несколько шагов, после чего ей пришлось ухватиться за стеллаж – ноги были словно налиты свинцом, голова гудела. К тому же она умирала от голода. Осмотрев свои раны, она подумала, что нужно еще раз их обработать. Но сильнее всего оказался инстинкт самосохранения, который нашептывал ей, что пока самое главное – оставаться в убежище.

Ей удалось сбежать, но Трарье, конечно, попытается снова до нее добраться. Он знал, где она живет, потому что похитил ее в двух шагах от ее дома. К этому часу он уже наверняка знает о ее побеге. Алекс осторожно выглянула в окно. Улица выглядела спокойной. Точно такой же спокойной, как во время похищения.

Алекс включила ноутбук и поставила рядом с собой на диван. Войдя в Интернет, она напечатала в строчке поисковика: «Трарье». Она не знала его имени – только имя его сына. Но сейчас ее интересовал отец. Что касается его гребаного сына, этого дебила, – она прекрасно помнила, что с ним сделала. И где его оставила.

Третья ссылка в списке результатов, выданных поисковиком, дала ответ на ее вопрос. Жан-Пьер Трарье. Ссылка вела на новостной сайт paris.news.fr.Алекс открыла материал. Да, речь шла именно об этом человеке!

САМОУБИЙСТВО НА МОСТУ:

оплошность полиции?

Прошлой ночью мужчина лет пятидесяти, Жан-Пьер Трарье, преследуемый несколькими полицейскими машинами, внезапно остановил свой фургон на мосту, проходящем над автострадой возле Порт-де-Ла-Виллет, выпрыгнул из него, подбежал к парапету и бросился вниз. Почти в тот же момент его переехал грузовик, и он скончался на месте.

Судебная полиция сообщила, что этот человек подозревается в похищении, которое якобы произошло несколькими днями раньше на улице Фальгьер в Париже и до того момента держалось в тайне «по соображениям безопасности». Тем не менее личность похищенной женщины до сих пор не установлена, а предполагаемое место заключения, которое вычислила полиция, оказалось… совершенно пустым! За отсутствием конкретных обвинений смерть подозреваемого – «самоубийство», как его квалифицирует полиция, – остается весьма загадочной и требует дополнительного расследования. Судья Видар, которому оно поручено, обещал сделать все от него зависящее, чтобы добиться от уголовного отдела полиции и лично майора Верховена объяснений, способных пролить свет на это темное дело.

Мозг Алекс работал со всей возможной быстротой. Но когда вплотную сталкиваешься с чудом, логика сдает свои позиции.

Вот почему он больше не приходил. Бросился с моста и был раздавлен грузовиком… Лишив себя удовольствия увидеть, как ее сожрут крысы… Этот ублюдок предпочел сдохнуть, но только не дать полиции ее найти!

Пусть теперь горит в аду вместе со своим мудаком сыном!

Но главное – полицейские по-прежнему не знают, кто она. По крайней мере, не знали еще в начале этой недели.

Она вбила в поисковик свое имя – Алекс Прево. Нашлись только однофамилицы. О ней – ничего. Вообще ничего.

Это было огромным, невероятным облегчением. Она проверила свой мобильник – восемь неотвеченных вызовов. Батарейка почти полностью разрядилась. Алекс встала, чтобы поискать зарядное устройство, но движение оказалось слишком резким для одеревеневшего тела, еще не привыкшего к таким нагрузкам, и она рухнула обратно на диван, словно под тяжким бременем. Перед глазами заплясали светящиеся точки, комната закружилась с невероятной скоростью, сердце подскочило в груди. Алекс сжала губы. Через несколько секунд приступ дурноты прошел. Она медленно поднялась, нашла зарядник, осторожно подключила к нему телефон и снова села. Восемь вызовов. Проверив их, она облегченно вздохнула – все они были из агентств по трудоустройству. Из некоторых звонили дважды. Значит, ей хотят предложить работу. Она не стала прослушивать сообщения на автоответчике, решив сделать это позже.

– Ах, это ты? А я-то думала, когда ты наконец соблаговолишь рассказать мне, какие у тебя новости.

Этот голос… Мать и ее вечные упреки. Каждый раз, когда Алекс ее слышала, у нее всегда возникала одна и та же реакция – ком в горле. Она в нескольких словах сообщила то, что хотела, но мать не переставала задавать вопросы – когда речь шла о дочери, она всегда была настроена скептически.

– Временная работа? В Орлеане? Так ты мне оттуда звонишь?

В ее голосе по-прежнему сквозило недоверие. Алекс сбивчиво пробормотала: да, но у меня мало времени. Ответ прозвучал резко, как удар хлыста:

– Тогда могла бы вообще не звонить!

Сама она звонила редко, а когда Алекс это делала – всегда выходило вот так. Мать не жила – она царила. Надо всем, до чего могла дотянуться. Разговор с ней напоминал экзамен, к которому нужно подготовиться, все обдумать, сосредоточиться.

Но сейчас раздумывать уже поздно. Алекс торопливо произнесла:

– Я буду отсутствовать какое-то время, мне нужно ехать в провинцию, я нашла там временную работу… В смысле… уже другую…

– Вот как? И где же?

– Это ненадолго…

– Да, это я уже поняла: ты нашла еще одну временную работу и тебе нужно ехать в провинцию. А название у этой провинции есть?

– Это предложение сделали через агентство, я еще не знаю точное место… это так неожиданно свалилось, мне сообщили буквально только что…

– Ах вот как.

Ей, судя по всему, не очень-то верилось в эту историю. Помолчав, она сказала:

– Ты едешь на временную работу неизвестно куда, по неизвестно чьему приглашению – я все правильно поняла?

Этот разговор не представлял собой ничего исключительно сложного, Алекс привыкла к таким, но сейчас она очень устала и защита ее была слабее, гораздо слабее, чем обычно.

– Н-нет, это н-не так…

Рано или поздно, но в разговоре с матерью она всегда начинала заикаться.

– А что тогда?

– П-послушай, у м-меня садится б-батарейка…

– …и к тому же заканчиваются деньги на телефоне. Ну да. Как всегда, неожиданно. Ты работаешь, временно замещаешь кого-то. А потом в один прекрасный день тебе говорят: спасибо, вы свободны, можете возвращаться домой. Так?

Хорошо бы ответить чем-нибудь «подобающим» – это тоже одно из любимых словечек матери. Но Алекс обычно ничего не приходило в голову. О, конечно, она находила множество самых разных ответов, но лишь после того, как разговор был закончен и становилось уже поздно. Она перебирала варианты спустя долгое время – на лестнице, в метро – и очень гордилась собой, когда придумывала особо удачные реплики. Она повторяла их раз за разом, она мысленно переигрывала телефонный разговор, поворачивая его так и сяк – порой на протяжении нескольких дней. Занятие столь же бессмысленное, сколь и вредное, но она ничего не могла с собой поделать. Перекраивала разговор до полной неузнаваемости, превращая его в поединок, в котором блестяще выигрывала каждый раунд, – но – увы, через какое-то время снова звонила матери и после первых же слов оказывалась в нокауте.

Сейчас мать ждала ответа. Даже ее молчание было недоверчивым.

– Извини, но я действительно не могу больше говорить…

– Ну что ж, хорошо. Ах да, Алекс!..

– Что?

– Со мной тоже все в порядке. Я рада, что тебе это не безразлично.

И отсоединилась.

Алекс с тяжелым сердцем отложила телефон.

Затем встряхнула головой. Не думать об этом разговоре. Сосредоточиться – вот что сейчас важнее всего. Насчет Трарье она все выяснила. Полиция ей не грозит. Матери она позвонила. Так, сейчас нужно послать эсэмэску брату.

«Я уезжаю в… – она немного подумала, перебирая в уме варианты, – Тулузу, мне предложили временную работу. Скажи об этом королеве-матери, у меня нет времени ей позвонить. Алекс».

Пройдет не меньше недели, прежде чем он выполнит ее просьбу. Если вообще это сделает.

Алекс вздохнула, закрыла глаза. Она справится. Постепенно, шаг за шагом, она сделает все, что нужно, несмотря на усталость.

Она перебинтовала раны, чувствуя, как желудок буквально завывает от голода. Затем осмотрела себя в большом зеркале, висевшем в ванной. Лет на десять старше, чем на самом деле… но уже не на пятнадцать.

Она приняла душ, под конец сделав его чуть теплым. Зубы застучали, тело покрылось мурашками – но, о боже, как же хорошо было чувствовать себя живой! Она дрожала с ног до головы, но это означало, что тело вновь обретает чувствительность, жизнь возвращается к нему. Даже покалывание шерстяного пуловера, которое ее обычно раздражало, теперь доставляло удовольствие: сейчас это именно то, чего она хотела – ощутить себя живой, почувствовать это всей кожей. Затем она надела льняные брюки, широкие, бесформенные, несуразные, но очень приятные на ощупь – при ходьбе появлялось ощущение, что идешь в воде, – взяла банковскую карточку, ключ от квартиры и, спустившись вниз, остановилась, чтобы немного поболтать с мадам Генод – да, я вернулась, замечательно съездила… Погода? О, чудесная, это же юг. Усталый вид? Да, это была деловая поездка, довольно хлопотная, я почти не спала в последние дни, вдобавок небольшой приступ ревматизма, но ничего страшного. Синяк? Тоже не повезло, неудачно упала, надо было смотреть под ноги. – О, да вы уже и на ногах не стоите? – Смех. – Ну что ж, приятного вечера. – И вам тоже. И вот она улица, и мягкий синий свет, который бывает в самом начале вечера, прекрасный настолько, что хочется плакать. Алекс едва сдерживала рвущийся наружу безумный хохот, жизнь прекрасна, а вот арабский магазинчик, надо же, какой красивый мужчина его владелец, я на него раньше даже не обращала внимания, а на него так приятно смотреть, и поболтать с ним было бы здорово, поглаживая его по щеке и глядя прямо в глаза…

Она не выдержала и рассмеялась от этого ощущения полноты жизни. Она буквально смела с полок все необходимое для того, чтобы выдержать долгую осаду, а заодно все, в чем раньше себе отказывала, а теперь словно бы решила компенсировать долгое воздержание – чипсы, шоколадное мороженое, козий сыр, бутылку бордо и бутылку «Бейлиса». Нагруженная, вошла в дом. Этот небольшой поход потребовал такого напряжения сил, что она в любой момент готова была снова разрыдаться. С огромным усилием она взяла себя в руки, нажала кнопку лифта и поднялась к себе.

Она ощущала невероятную жажду жизни. Почему жизнь не всегда такая, как в этот момент?

Распахнув бесформенный старый халат, под которым ничего не было, Алекс вновь внимательно осмотрела себя в зеркало. Теперь она выглядела всего лет на пять старше своего настоящего возраста. Ну, на шесть. Она восстановится очень быстро, она это знала, она это чувствовала. Когда исчезнут все эти раны, синяки, круги под глазами, морщины, боль воспоминаний, останется лишь Алекс Великолепная. Она распахнула халат еще шире и снова окинула себя взглядом сверху вниз – грудь, живот, ноги… И снова расплакалась, так и не отходя от зеркала. А потом безо всякого перехода расхохоталась. Она даже не знала, счастлива ли она оттого, что по-прежнему жива, или несчастна оттого, что все еще остается Алекс.

Наконец она смогла справиться с раздирающими ее противоречивыми чувствами, в последний раз всхлипнула, шмыгнула носом, запахнула халат, налила большой бокал красного вина и вывалила на тарелку все вперемешку – мороженое, заячий паштет, бисквиты…

Она ела, ела, ела. Наконец в изнеможении откинулась на спинку дивана. Потом налила себе щедрую порцию «Бейлиса». Сделала последнее усилие, чтобы принести из холодильника лед. Сил почти не было, но общее самочувствие стало гораздо лучше. Эйфория улеглась, однако не исчезла полностью, сделавшись чем-то вроде фонового состояния.

Перед тем как снова провалиться в сон, она взглянула на часы. Всего десять вечера.

29

Отработанное масло, краска, бензин – сложно разобраться во всем многообразии запахов, щедро пропитавших это место. Свою лепту вносил и густой ванильный аромат духов мадам Гаттеньо. Ей, наверное, лет пятьдесят. Увидев входящих в гараж полицейских, она тут же вышла из своего кабинета за прозрачной стеклянной перегородкой, и ученик мастера, который шел впереди них, показывая дорогу, мгновенно исчез, словно щенок, опасающийся нагоняя от хозяина.

– Я по поводу вашего мужа… – начал Камиль.

– Какого мужа?

Этот вопрос задал тон всему дальнейшему разговору.

Камиль слегка дернул подбородком, словно воротник рубашки внезапно стал ему тесен, и, машинально потерев шею, закатил глаза. Он спрашивал себя, как бы получше выпутаться из неожиданной ситуации, поскольку владелица гаража, скрестив руки на груди поверх цветастого платья, явно собиралась в случае необходимости встать живой стеной на защиту… а, кстати, чего именно?

– Я имею в виду Бернара Гаттеньо, – наконец ответил он.

Такой ответ, судя по всему, стал для нее сюрпризом – ее руки слегка расслабились, рот удивленно приоткрылся. Кажется, она ожидала услышать другое имя. О покойном муже она не думала. Впрочем, неудивительно – в прошлом году она повторно вышла замуж за первостатейного раздолбая, однако лучшего механика гаража, вдобавок младше ее, и ныне звалась мадам Жорис. Последствия для нее были самыми плачевными. После свадьбы тот окончательно забросил работу и целыми днями пропадал в бистро, пользуясь полной безнаказанностью. А у нее голова шла кругом от старых и новых проблем. Вот уж вляпалась!..

– С этим автосервисом столько мороки… ну, вы понимаете… И все на мне!.. – со вздохом добавила она.

Камиль понимал. Большой гараж, три-четыре мастерских, два помощника, семь или восемь автомобилей с поднятыми капотами и медленно вращающимися моторами, на подъемной платформе – бело-розовый лимузин с открытым верхом, в стиле Элвиса Пресли – интересно, откуда такой взялся в Этампе?.. Один из механиков, широкоплечий здоровяк средних лет, вытирая руки грязной тряпкой, подошел и спросил, угрожающе выставив челюсть, не может ли он чем-то помочь. Затем бросил вопросительный взгляд на хозяйку. Если Жорис загнется от цирроза печени, мельком подумал Камиль, святу месту не быть пусту. Бицепсы механика еще красноречивее, чем выражение его лица, говорили о том, что полиция ему не страшна. Камиль кивнул.

– И дети тоже… – произнесла мадам Жорис, продолжая тему.

Возможно, именно из-за них она второй раз вышла замуж, так быстро и так неудачно, – чтобы их защитить. Отсюда и защитный жест в начале разговора, и косвенная попытка оправдаться за свое опрометчивое решение, прозвучавшая в последних словах.

Камиль отошел в сторону, предоставив дальнейшие переговоры Луи. Он осмотрел три автомобиля, стоявшие справа и предназначенные для продажи, – цена была указана на лобовом стекле. Затем подошел к мини-офису мадам Жорис, все стены которого были стеклянными – очевидно, чтобы наблюдать за работой подчиненных, одновременно занимаясь своими делами. Он использовал классическую тактику – один из полицейских расспрашивает свидетеля, другой осматривает место, пытаясь что-то унюхать. Но на сей раз этот старый проверенный метод дал осечку.

– Что вы ищете?

Голос звучал резко, несмотря на желание казаться нейтральным, – интонация человека, защищающего свою территорию, даже если формально она ему не принадлежит. Ну или пока не принадлежит… Камиль обернулся. Его взгляд оказался на уровне груди этого мускулистого работяги. Тот был выше на три головы как минимум. Не говоря уж о мышечной массе… Механик продолжал вытирать руки тряпкой, как бармен. Камиль поднял глаза:

– Тюрьма Флери-Мерожис? – Тряпка замерла в руках гиганта. Камиль указал пальцем на татуировки, густо покрывавшие его предплечья: – Кажется, такие там делали в девяностых? И сколько ты отсидел?

– От звонка до звонка, – пробурчал механик.

– Стало быть, тебе не нужно учиться терпению. – Обернувшись, Камиль кивнул в сторону хозяйки, которая разговаривала с Луи, и добавил: – Потому что этот тур ты пропустил, а следующий когда еще будет.

Луи как раз вынул из папки портрет Натали Гранже. Камиль приблизился. Глаза мадам Жорис расширились, она едва не задохнулась, узнав любовницу своего первого мужа. Да, это Леа. «Типичное имя для шлюхи, вам не кажется?» Камиля этот вопрос привел в замешательство, Луи вежливо кивнул. Спросил, как фамилия этой Леа. Мадам Жорис не знала. Леа, и все. Она видела эту девицу всего пару раз, но очень хорошо все помнит, «как будто это было вчера». По ее словам, тогда Леа была гораздо толще. На рисунке, сказала мадам Жорис, она даже миленькая, но на самом деле – жирная телка «воо-от с такими сиськами». Камиль мельком подумал, что «большие сиськи» – вещь относительная, в данном случае уж точно, если учесть, что у мадам Жорис грудь почти плоская. Очевидно, владелица автосервиса так напирала на эту деталь потому, что видела в ней главную причину краха своего первого брака.

История, более-менее воссозданная на основе свидетельств, оказалась настолько банальной, что это даже настораживало. Где Бернар Гаттеньо познакомился с Натали Гранже? Никто не знал. Даже те опрошенные Луи механики, которые работали здесь два года назад. «Симпатичная девчонка», – сказал один из них. Он видел ее однажды, когда она ждала патрона в машине, на углу улицы. Но, поскольку это случилось всего один раз и то мельком, он не вполне уверен, что на портрете именно она. Зато о машине он помнил все – марку, цвет, год выпуска (ну а как иначе, он же автомеханик!). М-да, негусто… Другой вспомнил, что у девушки были карие глаза. Этому человеку совсем немного оставалось до пенсии, и такие вещи, как «большие сиськи» или там «классные задницы», его уже не волновали, на глаза он обращал больше внимания. Но и он не мог подтвердить на сто процентов, что на портрете именно она. «Ну и какой смысл быть наблюдательным, если памяти нет?» – подумал Камиль.

Итак, насчет знакомства никто ничего не знал. Зато все сходились в одном: дальше события разворачивались стремительно. Прошло совсем немного времени – и патрон уже ходил сам не свой.

– Уж понятно, за что она его подцепила, – хмыкнул еще один механик, впрочем без особого осуждения в адрес бывшего патрона.

Гаттеньо стал часто отлучаться из гаража. Мадам Жорис призналась, что однажды проследила за супругом – тогда-то и увидела его пассию. Разумеется, она пришла в бешенство, главным образом из-за детей. В тот вечер муж не вернулся домой, пришел только на следующий день, порядком сконфуженный, а потом Леа заявилась за ним сама. «В мой дом!» – бушевала мадам Жорис. Даже сейчас, два года спустя, ее все еще душил гнев. Муж увидел гостью из окна кухни. Детей в тот момент дома не было («очень некстати, потому что это могло бы его остановить»). И вот он оказался меж двух огней: с одной стороны жена, с другой, у садовой калитки, – «эта шлюха», Натали Гранже, она же Леа, у которой, похоже, и впрямь уже устоявшаяся репутация. Словом, глава семьи стоял на распутье, но колебался он недолго. Схватил свой бумажник, куртку и был таков. В понедельник его нашла мертвым в номере отеля «Формула-1» горничная, которая пришла делать уборку. В отельчиках такого рода нет ни ресепшена, ни дежурного администратора, прочий персонал всячески старается не мозолить глаза – клиенты просто расплачиваются кредиткой. Так сделал и месье Гаттеньо. Никаких следов Леа не обнаружилось. На опознании в морге вдова с трудом узнала супруга – ей не позволили взглянуть на нижнюю часть лица, да там и не на что было особо смотреть. Вскрытие не показало никаких следов насилия. Выходило, что человек просто улегся на кровать, полностью одетый («Прямо в ботинках!») – и проглотил пол-литра кислоты («Той, которую используют в аккумуляторах»).

Позже, уже на работе, пока Луи печатал рапорт (он печатал быстро, всеми десятью пальцами, при этом очень изящными, почти музыкальными движениями, словно играл гаммы), Камиль просмотрел отчет о вскрытии. О концентрации кислоты там ничего не говорилось. Дикое, варварское самоубийство. Создавалось впечатление, что человек дошел до ручки. И девушка по имени Леа эту ручку повернула. Также не обнаружилось ни малейших следов четырех тысяч евро, которые бывший хозяин гаража снял со всех трех своих кредиток, «даже с гаражной!».

Это не могло быть совпадением. Гаттеньо, потом Трарье. Все сходится: знакомство с Натали-Леа, одна и та же ужасная смерть, и в обоих случаях убийца скрывалась с деньгами. Нужно будет глубже покопаться в жизни Трарье и Гаттеньо – возможно, там отыщутся какие-то схожие эпизоды.