Текст книги "Евангелие от змеи"

Автор книги: Пьер Бордаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Люси снова закурила. Теперь, добравшись до места, она спрашивала себя: "Не сошла ли ты с ума, девочка, забравшись в эту глухую деревушку в окрестностях Шартра?" Вокруг было тихо и темно, дом выглядел как-то странно, и Люси никак не могла решиться выйти из машины. Она пощупала гранату со слезоточивым газом в кармане плаща. Прикосновение к холодной гладкой стали не успокоило ее. Ветер что-то тихо нашептывал деревьям, гнал по небу тяжелые серые тучи. Через несколько минут последние звезды скрылись из виду. Метрах в пятидесяти дальше по дороге стояло несколько домиков. На фасадах начали загораться желтые прямоугольники окон.

Люси решила дать задний ход —вернуться в Париж, укрыться в своей квартире, как в коконе (несмотря на зловещие тени Джереми и его дружков, собственный дом казался ей самым безопасным местом на свете), и положить конец приключению, которое не следовало выпускать из виртуальной реальности. Разъехавшиеся по стране члены ее семьи собирались встречать Рождество у ее брата в Ла Рошели, но она еще не решила, поедет ли: не хотелось притворяться, изображать родственные чувства.

В тот момент, когда Люси уже собиралась повернуть ключ в замке зажигания, на капот упали первые тяжелые капли дождя. Ветровое стекло запотело. Воздух наполнился шумом, напоминающим звон гонга. Нет, слишком глупо —проделать весь этот путь и уехать ни с чем!

Нельзя отступать! Чем она рискует? Встретить неласковый прием? После "знакомства" с мерзавцем Джо ей бояться нечего! Раны и ссадины, конечно, зажили, синяки прошли, но каждый раз, когда Люси присаживалась на унитаз, боль возвращалась. Страшиться призраков!

Люси в них не верила, хоть и признавала, что сверхъестественное существует. Бежать от разочарования? Люси знала, что рискует испытать самое жестокое разочарование в своей жизни, но она слишком долго обреталась в виртуальном пространстве и теперь чувствовала инстинктивное желание променять электронное общение на физический контакт с чьей-нибудь живой плотью. Кроме того, Люси хотела понять, почему Бартелеми перестал писать ей. Она унаследовала от матери —завзятой пессимистки —склонность вечно подозревать худшее: такой способ уберечься от возможных разочарований ничем не хуже и не лучше других. Люси никогда не воображала Бартелеми прекрасным принцем, надеясь только, что он не окажется ни отталкивающе уродливым, ни слишком молодым.

Люси накинула на голову капюшон и вышла из машины.

Тяжелые теплые капли косого дождя падали на лицо, били по лодыжкам, Вот ведь идиотка —напялила в дорогу короткую юбку и туфли на высоких каблуках (Люси решила подчеркнуть красоту своих ног —очень стройных и немыслимо длинных, если верить ее бывшим клиентам по sex-aaa)Вдалеке свет фар разорвал темноту, перед глазами мелькнула стена дождя и блестящая свинцово-серая лента дороги. На ближайшем перекрестке машина свернула и начала удаляться, высвечивая один за другим черные стволы деревьев на обочине. Дождавшись, когда завывающий ветер поглотит урчание мотора, Люси перешла на другую сторону и приблизилась к решетке дома.

Люси взмокла, хотя под плащом на ней была только трикотажная маечка (и никакого лифчика —Бартелеми должен был увидеть ее красивую грудь)!

Ветер раскачивал тяжелую кованую калитку. Люси смотрела на дом поверх металлических прутьев решетки: он выплывал в темноте из-за завесы дождя, как остов погибшего корабля. Построенный в начале XX века, он являл собой яркий образчик так называемого "хозяйского дома" —их возводили, чтобы потрафить тщеславию провинциальных буржуа. Жалкое подражание замку сеньора. Что за бредовая идея пришла в голову первому владельцу этого дома —выставить свое сокровище напоказ в пустоте? Обычно подобные, с позволения сказать, памятники строились в самом сердце городов, поблизости от церкви —"чтобы все видели и знали".

Люси поискала звонок на стене, не нашла, повернула ручку и нажала плечом. К ее превеликому удивлению, дверь скрипнула и поддалась. Прежде чем проскользнуть в парк, Люси оглянулась: ей вдруг показалось, что она как воровка проникает в спящий дом. Люси чувствовала себя такой же виноватой, как во время первого сеанса раздевания в офисе близнецов, словно она пересекала желтую линию, присоединилась к лагерю проклятых.

Ее каблуки то и дело оскальзывались на гравии аллеи.

Сухие ветки трещали прямо у нее над головой, словно кто-то щелкал кнутом. Люси мало что могла разглядеть в темноте, но по некоторым деталям догадывалась, что в парке сохранились лишь жалкие остатки былой роскоши. Дождь усилился, тяжелые капли падали в лужи, поднимая фонтанчики грязи.

Собираясь в дорогу, Люси предусмотрительно послушала прогноз погоды. Дикторша —одна из силикозновых див с искусственным загаром, которые с утра до вечера вышагивают перед картами всех цветов и форматов, —пообещала три безоблачных дня на территории всей страны, трое суток передышки перед возвращением ненастья. "Три дня, —щебетала она невыносимо сладким голоском, —три дня вы сможете без помех наслаждаться (белозубая улыбка) летним теплом в разгар декабря, а ведь до Рождества осталась всего неделя..." Может, синоптичка и не отвечала за все предсказания, но она не должна была втюхивать свою ерунду поклонникам со снисходительным видом телевизионной пифии. Хорошо еще, что Люси, в силу природной недоверчивости, надела не джинсовую куртку, а плащ!

Она в два прыжка одолела пять или шесть ступенек лестницы и укрылась под козырьком входной двери. Вокруг стояла стена дождя. Люси стряхнула воду с плаща и не сразу решилась протянуть руку к пластиковой кнопке звонка —он болтался на конце провода, свисавшего вдоль дверного косяка. Несмотря на шум ливня, она четко услышала дребезжащий перезвон, прозвучавший в доме. Мысли путались, она отчаянно пыталась найти предлог и оправдание для своего ночного вторжения.

Добрый десяток приемлемых сценариев, которые она сочинила, пока ехала из Парижа в Шартр, просто не желал всплывать на поверхность сознания. Ладно, в конце концов, она всегда может сослаться на поломку машины, но никто не гарантирует, что ее пригласят войти или что случится невероятное и дверь откроет сам Бартелеми.

Люси решила положиться на удачу и еще раз нажала на кнопку. Сухая трель звонка разорвалась в тишине —такими беззвучными бывают только пустые, покинутые обитателями дома. Люси позвонила еще три раза, потом, совершенно уверенная, что никто ей не откроет, машинально повернула массивную латунную ручку.

Двустворчатая входная дверь, украшенная круглым матовым стеклом, не была заперта на ключ. Петли протестующе заскрипели, напугав Люси, и она тут же пожалела, что, съезжая с шоссе, не зашла еще раз в туалет.

Она просто не решилась в очередной раз пережить воспоминание о подонке Джо, и вот теперь три чашки кофе, наспех проглоченные в кафешке при бензоколонке, разрывали ей мочевой пузырь. Невероятным усилием воли Люси поборола искушение убежать от этого странновато-страшненького дома: она вынула из кармана гранату со слезоточивым газом и проникла в холл.

Глаза не сразу привыкли к темноте, зато она мгновенно почувствовала резкий запах, пробудивший в памяти давние воспоминания о чем-то удушающе-омерзительном.

За спиной Люси с грохотом захлопнулась дверь, она подпрыгнула от неожиданности и обернулась, вытянув перед собой руку с гранатой. Она задыхалась, сердце билось в горле, указательный палец на кнопке свело судорогой.

Огромный холл выглядел совершенно разоренным.

В глубине слева угадывалось начало лестницы. Люси ощупала ладонями стену в поисках выключателя и в конце концов наткнулась на фарфоровый рычажок старой модели.

Заросшие пылью лампочки-миньон, в форме огоньков пламени, вкрученные в люстру в стиле рококо, залили помещение желтоватым светом. Темнота рассеялась, открыв взгляду Люси выложенный стершейся от времени плиткой пол, облупившийся потолок и стены в трещинах, завешанные черно-белыми фотографиями в рамках. Обстановку составляли длинный низкий сундук в стиле "рюстик", два потертых кожаных кресла и вешалки с грудой курток и пальто на крючках. В углу, между стеной и лестницей,валялась обувь.

Как это ни странно, Люси не почувствовала себя в большей безопасности, когда зажегся свет. Страх усилился, стал почти болезненным, он отравленной стрелой пронзал ей внутренности, давил на мочевой пузырь.

Обезумевший внутренний голос кричал: "Беги отсюда! Прыгай в машину! Лети, не оглядываясь, в Париж!"

Но она не послушалась. Люси чувствовала, что прошла точку "невозврата" и у нее осталось единственное решение—нырнуть на самое дно своего страха.

Она скинула плащ, не выпуская из ладони гранату.

Ночь была влажно-теплой, но голые руки и ноги Люси пробирал озноб. Вонь камнем давила на грудь, вызывала позыв к рвоте, била по нервам.

–Здесь есть кто-нибудь?

Ватная тишина поглотила ее голос, прозвучавший тихо и жалобно.

Люси решила обойти комнаты первого этажа —гостиную, столовую и кабинет —и не нашла там ничего, кроме старомодной мебели и нескольких ничего не стоящих безделушек. В кухне и чулане сохранились следы недавней жизнедеятельности людей: объедки, крошки, грязная посуда в раковине. Вот уж раздолье мышам, так раздолье, судя по кучкам помета на клеенке и фаянсовых столешницах. В кухне тоже пованивало заброшенностью и протухшей едой, но этот запах был все-таки не так ужасен, как вонь, стоявшая в холле.

Внезапно Люси показалось, что она слышит над головой какой-то шум. Сердце снова запрыгало галопом, палец плотнее прижался к кнопке на гранате.

–Кто тут?

Ответом ей стала барабанная дробь ливня по стеклам.

Люси вернулась в холл, решив обследовать все этажи дома. Душа Люси разрывалась надвое: больше всего на свете ей хотелось сбежать, но что-то заставляло продолжать. По натуре Люси была скорее робкой и никогда не любила деревню —здесь всегда было слишком тихо, поэтому любой шорох или скрип звучал оглушающе громко. Люси начала подниматься по лестнице, держа гранату в поднятой над головой руке. Она никогда бы не поверила, что способна на такое опасное предприятие – обследовать ночью в одиночку стоящий на отшибе пустой дом.

Преодолев первый пролет лестницы, Люси вышла на просторную площадку второго этажа, куда выходило несколько деревянных дверей. Она нащупала на стене выключатель, повернула рычажок. Зажглась свисавшая с потолка голая лампочка без абажура. Черные, заляпанные половицы паркетного пола покрывал ветхий ковер.

Люси открыла первую дверь по левой стене, размахивая гранатой как пистолетом. Она осторожно прошла внутрь: розоватые обои, неубранная кровать, стол, заваленный бумагами и карандашами, этажерки с книгами и дисками.

Люси поморщилась: вонь здесь была почти невыносимой.

Она принялась искать ванную или туалет, прошла мимо абсолютно пустой комнаты и тут заметила в левом углу на площадке приоткрытую дверь с фарфоровой табличкой: "Ванная комната". Люси не глядя нашла на косяке выключатель, зажгла свет и ввалилась внутрь.

Зрелище, открывшееся ее глазам, заставило Люси окаменеть на пороге. На унитазе сидела полуголая женщина со спущенными до щиколоток трусами. Люси пробормотала: «Извините!»,собираясь выскочить в коридор, и только тут заметила, что голова женщины находится под каким-то странным углом к плечам, а под подбородком, на шее, разъехался в улыбке еще один, лишний, рот.

Взгляд ее скользнул ниже —на пропитанный засохшей кровью халат, грудь и складки живота в бурых пятнах.

В этот момент из глубин подсознания всплыло наконец детское воспоминание – она опознала природу вони, пропитавшей весь дом. Так пахло на бойне. Ее учительница, воинствующая вегетарианка, решила, что дети должны знать, откуда берется мясо, которое они едят в школьном буфете, и отвезла свой второй класс на бойню в парижском предместье.

Против собственной воли Люси опустила взгляд на труп. Мертвая женщина сидела, привалившись плечом и головой к стенке и выставив напоказ перерезанное от уха до уха горло. Сколько времени она мертва? Если судить по восковой бледности кожи, уже много дней.

Почувствовав подступающую рвоту, Люси зажала пальцами нос, круто развернулась на каблуках, чтобы кинуться прочь, и тут заметила нечто, плававшее в ванне в густой бурой жидкости. Ей понадобилось добрых десять секунд, чтобы опознать в этом нечтоголову, обрамленную длинными темными волосами. Голова принадлежала девочке-подростку лет двенадцати-тринадцати: широко открытые остекленевшие глаза невидяще смотрели на Люси, а из-под воды маленьким островком выступала голая коленка. Затылок девочки упирался в краны, а подбородок и нижняя губа скрывались под окрашенной ее собственной кровью водой. От ужаса и отвращения глаза Люси затуманились слезами. Она едва успела наклониться вперед, и ее вывернуло наизнанку.

Потом она выползла на лестничную площадку и прислонилась к стене, чтобы не упасть: ее тело сотрясала дрожь, рот наполнял горький вкус желчи.

Люси понадобилось минут десять, чтобы унять дрожь. Первые капли мочи —горячие, едкие —пропитали хлопковые трусики. Перестав сдерживаться, она присела и начала писать прямо на ковер. Процедура затянулась, потому что Люси пыталась не забрызгаться, к тому же ей казалось, что кто-то наблюдает исподтишка —ну точно как в Сети. Но она не в кабине стриптизерши, не в той залитой светом стеклянной тюрьме, которая ограждала ее от безумных желаний интернет-маньяков, —рядом, в ванной, лежали настоящиетрупы, покрытые настоящейзапекшейся кровью, с настоящимиранами, через которые улетучились их настоящиежизни.

Люси услышала... —или ей показалось, что услышала? —шум шагов этажом выше. Придя в ужас, она снова выхватила гранату из кармана и уставилась на череду узких ступенек лестницы на третий этаж. Собрав последние силы и остатки мужества в кулак, Люси поднялась, одернула юбку, перекинула плащ через плечо и ринулась к центральной лестнице. Над ее головой снова послышались шаги по паркету. Кто-то догонял ее. В этот момент Люси зацепилась каблуком за ступеньку, потеряла равновесие, полетела вниз и осталась лежать почти без чувств на холодном каменном полу вестибюля. На какое-то мгновение Люси задумалась, а что, собственно, она здесь делает, все казалось таким нереальным, даже... виртуальным. В памяти всплыло лицо Девы Марии во всей ее мраморной чистоте.

Звук шагов приближался. Люси уже слышала чье-то свистящее шумное дыхание. Граната со слезоточивым газом выпала у нее из рук и подкатилась к застекленной входной двери. Люси попыталась встать, но ей не хватило ни сил, ни храбрости. Голова кружилась, руки-ноги дергались, спину сводило судорогой, а правая лодыжка разрывалась от невыносимой боли.

Чья-то тень замаячила на завешенной гобеленом стене лестничного пролета.

–Люси?

Глава 19

Йенн не переставал удивляться скорости, с которой распространялась идея кочевого образа жизни.

Приверженцы учения Ваи-Каи не довольствовались концептуальным, духовным кочевничеством: они покидали дома, чтобы следовать за Учителем по городам и весям, а к себе пускали пожить тех, кто съезжался из других мест. Символ двойной змеи (двойная цепочка ДНК), выгравированный на дереве, меди или бронзе, отпечатанный на бумаге или попросту нацарапанный на дверях и стенах, служил паролем, приглашая разделить жизнь нового сообщества. Гостей просили об одном —платить за воду, газ, электричество и телефон, а перед отъездом все приводить в порядок. Долгие отлучки законных владельцев создавали определенные трудности с налоговыми органами и оплатой счетов, так что новые кочевники нередко ночевали в помещениях с отключенной водой и вырубленным электричеством. Проблемой становились и отношения с соседями: люди плохо привыкали к бесконечной череде новых лиц, не могли смириться с фактической отменой частной собственности, ставящей под сомнение законность их собственных прав. И все-таки, несмотря на трения и юридические сложности, движение новых кочевников ширилось, дискуссионные форумы на сайтах Ваи-Каи посещало все больше людей. В эпоху мобильников и ноутбуков связь между кочевниками не прерывалась ни на минуту, "парк" общинных домов и квартир непрестанно увеличивался, число адресов на сайтах росло. Никто не взялся бы сказать, сколько именно мужчин и женщин оставили работу, продав пакеты акций и облигации, которыми владели, чтобы следовать за Ваи-Каи (объявления о времени и месте проведения его лекций вывешивались в Интернете), встраиваясь в невыносимую легкость бытия бродяг.

Каждый вечер толпа, явившаяся на встречу с Духовным Учителем, становилась все гуще и восторженнее.

Религиозное рвение первых дней уступило место атмосфере праздника, бьющей через край радости, лихорадки освобождения. Наверное, так же чувствовали себя в Вудстоке хиппи —ровесники родителей Йенна. Он пробовал было произвести самые приблизительные подсчеты, но средства оказались негодными: он заслужил насмешки Ваи-Каи, заработал жуткую мигрень и ощутил полную беспомощность. Следовало смириться с тем, что он утратил контроль над происходящим, став всего лишь одной из нитей ткани бытия.

Духовный Учитель посоветовал Йенну распустить ассоциацию "Мудрость Десана", ставшую совершенно бесполезной, и отказаться от замка в Мегэнври. Так они избежали и судебного разбирательства с детьми бывшего владельца, и многочисленных забот, связанных с управлением поместьем. Не осталось ничего —ни одной структуры, кроме невидимой мифологической паутины индейцев десана. Возник совершенно новый распорядок жизни: теперь Йенн утром не знал ни где состоится вечером лекция Ваи-Каи, ни где они будут есть или спать. Каждый день становился прыжком в пустоту, демонстрацией веры в организующую силу полотна жизни, вызовом постоянному стремлению человека все контролировать и всем владеть.

Мириам все правильно поняла с самого начала —многим людям, рано узнавшим, как жестока жизнь, порой бывает свойственна жестокая проницательность.

Теперь, когда они больше не жили вместе и Мириам стала частью его прошлого, преждевременно закрытой скобкой, Йенн все время думал о ней. В чьих объятиях она нашла утешение? Неужели вернулась к прежнему образу жизни и снова жаждет добиться известности, которая сулит только обман, разочарование и мерзкое послевкусие во рту?

Ассоциация избежала разбирательства с наследниками замка, но им грозили другие судебные тяжбы. Элео подала на Ваи-Каи жалобу за изнасилование. Йенн так и не осмелился спросить Учителя о тех царапинах на предплечье.

Время от времени, когда Йенн слишком уставал и мечтал об одиночестве и покое, сомнения возвращались и терзали ему душу. Он так и не нашел ответа на мучивший его вопрос: неужели Ваи-Каи —обычный человек, не способный совладать со своими желаниями?

Кто творит чудесные исцеления —Духовный Учитель или всепобеждающая вера тех, кто стремится на встречу с ним? И является ли чудо доказательством чистоты чудотворца?

В Немуре полицейские заявились прямо посреди лекции и увезли Ваи-Каи на первый допрос, после чего ему порекомендовали оставаться в поле зрения правосудия.

Противники Духовного Учителя постепенно собирали свою молотилку, и Йенн, даже не зная всех деталей, догадывался о ее страшном могуществе —оно было прямо пропорционально потрясению устоев общества, вызванному откровениями двойной змеи. Ежедневные газеты и журналы задыхались от ненависти к Ваи-Каи.

Они писали об обвинениях, выдвинутых Элео, как о свершившемся факте, напрочь забыв о фундаментальном принципе презумпции невиновности. Национальное собрание поручило специальной парламентской комиссии разобраться в феномене нового кочевничества и выяснить, как именно пресловутый Христос из Обрака и его ученики заставляют французов бросать работу и дом, забывая о долге перед семьей, обществом и собственной душой. Французская медицинская ассоциация, Движение рационалистов и Организация защиты семьи (эти вышли из католического интегризма!) объединились, чтобы выдвинуть против Духовного Учителя двойное обвинение —в мошенничестве и незаконной медицинской практике. Уже вовсю натаскивались свидетели —мужчины и женщины, поверившие в Ваи-Каи, отказавшиеся от всего, чтобы следовать за ним, и не получившие взамен ни исцеления, ни откровения. Они всё потеряли —деньги, иллюзии, время, иногда даже семью, —и официальные лица считали просто неприличным, что виновник их несчастий, признанный научным и медицинским сообществом опасным мошенником, продолжает без помех путешествовать по Европе. Журналисты, пытаясь переплюнуть друг друга, придумывали все более шокирующие эпитеты: Христос из Обрака превратился в зверя из Жеводана, в чудовище, которое необходимо убить, пока оно не заразило бешенством половину европейцев.

Феномен приобретал международные масштабы с угрожающей быстротой: идея нового кочевничества, зародившаяся в 90-х годах в Англии, уже заразила Германию, страны Бенилюкса, Италию, Испанию, Северную Европу, Балканы, Грецию и даже Швейцарию —сейф Старого Света.

Йенн слишком хорошо знал изнанку власти, чтобы не понимать смысла всей этой кампании очернения, но ядовитая пена клеветы проедала его веру, как вирус иммунодефицита.

Он ловил себя на том, что выискивает промахи и фальшь в словах и жестах Ваи-Каи, в его молчании и сдержанности. Когда Ваи-Каи возлагал руки на больную женщину или девушку, Йенн караулил, как стервятник, пытаясь подметить хоть малейший признак сладострастия, которое приписывали Учителю журналисты.

Ночью, после лекций, он шнырял поблизости от комнаты Ваи-Каи, проверяя, не принимает ли тот у себя молоденькую последовательницу, принесенную в жертву идиотами-родителями. Йенн никогда не видел ничего подозрительного, и ему оставалось одно —укорять себя за сомнения. Ему выпала честь быть рядом с удивительным существом, чью исключительность признает все больше и больше людей, а он, Йенн, хочет одного —убедиться, что в омерзительных слухах, распространяемых врагами Ваи-Каи, нет ни слова правды. Тщетно он каждый день обещал себе отбросить все подозрения —они возвращались, терзая ему душу, при первом же неприятном замечании Учителя (Ваи-Каи не отказывал себе в колкостях).

Духовный Учитель, с которым он ежедневно общался вот уже три года, оставался для него загадкой. Книга, которую они должны были передать издателю через два месяца, не продвинулась ни на строчку. Из их разговоров в машине следовало, что учение Ваи-Каи предлагает миру не одну правду, а несколько, множество встроенных друг в друга истин —меняющихся, парадоксальных и таких далеких от религиозных догм или законов науки, представляющихся застывшими и взаимоисключающими.

–Языческие верования, психологическая история личности и научный опыт —законные составляющие мирового знания, являющегося частью бесконечного банка данных, который шаманы Амазонии называют двойной змеей, а ученые —ДНК. Западная цивилизация отправилась на поиски этой базы данных внешним путем, потому что люди на Западе всегда жили с идеей бога вмешивающегося, догматичного, мужского, отеческого начала. А вот шаманы искали изнутри, через личный опыт и глубинное познание окружающей среды. Одни обвинили женщину из райского сада и отбросили прочь понятие Матери-Богини, чтобы лучше понять, что движет миром. Другие всегда смотрели на Землю как на свою кормилицу и, не пытаясь понять, наслаждались ее любовью, как дети, принимали ее благодеяния, разделяли ее тайны и знание, которое в большинстве традиций символизирует двойная змея.

–В том числе в Библии, так ведь?

–За тем лишь исключением, что в Библии змей —искуситель, а потому естественное стремление к знанию порицается. Западное научное знание приручило ничтожную часть природной силы. Западные ученые познали практически весь цикл огня: от первых угольков до термоядерной реакции. А теперь они пытаются проникнуть в дом всех законов, в самое сердце змеи —в ДНК, но не станут вести себя со священным смирением шаманов.

Они разграбят Дом, как завоеватели, как укротители, уподобятся европейцам, подчинившим себе африканский и американский континенты, или биотехнологическим компаниям, уничтожающим генотип народов юга. ДНК —главная ставка в игре XXI века, новое эльдорадо.

Науке известно, что это та самая волшебная палочка, с помощью которой можно продлить жизнь, подарить вечную молодость, создать генетически совершенных людей, наконец, сравняться, а может, и превзойти Создателя, Бога Отца, сотворившего человека по образу и подобию своему.

–Не есть ли это вековая мечта человечества?

–Об этом мечтают те, кто считает смерть концом.

Так понимают рай люди, отказывающиеся мыслить циклично.

Это результат линейного, однонаправленного видения времени. Завершение всех догм. Человек, ведомый страхом, всегда прислушивается к доводам храмовых менял, тех, кто манипулирует природой. Одержимый поиск выгоды можно объяснить и оправдать только одним —страхом. Тот, для кого время —священный космический водоворот, не станет копить деньги и наживать добро. Христос говорил: "Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; и Отец ваш небесный питает их" ^[6].

– ОтецНебесный —не Мать...

–Христос, говоря об Отце, не имел в виду именно мужскую сущность, но его современникам было проще всего обозначить так созидательную силу.

–Почему... почему обычные люди —такие, как я, —не могут войти в дом всех законов?

На несколько мгновений смех Ваи-Каи заглушил урчание мотора.

–Тебе просто не хватает смирения. Дверь очень узкая, а ты похож на лягушку из басни —весь раздулся от самомнения, желаний и чувств, вот и не можешь протиснуться.

На поверхность сознания Йенна всплыло воспоминание о поцарапанном Элео предплечье Духовного Учителя.

Он молчал, глядя на дорогу и пытаясь избавиться от неудобных мыслей. Машинально бросив взгляд в зеркало, он увидел, что за ними тянется целый караван машин.

С момента выезда не переставая шел мелкий холодный дождь.

Перед ними ехал микроавтобус учеников Ваи-Каи, организовавших этот тур лекций по северу Франции, Бельгии, Голландии и Люксембургу. Как случалось каждое утро, многие просились в машину Ваи-Каи, и Йенн, как всегда, всем отказал под тем предлогом, что они с Духовным Учителем используют эти несколько спокойных часов, чтобы обсудить книгу.

–Что я должен сделать, чтобы войти? —спросил наконец Йенн, почти не разжимая челюстей.

–А почему ты этого хочешь?

–Но ведь именно в этом состоит конечная цель?

–Цель —дитя линейного времени.

–Так зачем же все это? —нервно спросил Йенн, оторвав руку от руля и махнув в сторону едущей следом вереницы машин.

–Я не знаю никакого четкого ответа на твой вопрос.

Это всего лишь игра, в которую втягивает нас настоящее.

–И... игра?

Йенн был не только изумлен, но и возмущен.

–Ты и правда думаешь, что те, кто верит в тебя, кто бросает все ради тебя, просто играют? Полагаешь, что судебные угрозы —тоже игра, шутка?

Один из учеников Ваи-Каи —адвокат —предупредил их, что любой его выезд за границу французской территории будет рассматриваться как попытка чинить препятствия правосудию. Учитель только отмахнулся.

–Большинство людей забыли не только правила игры, но и то, что участвуют в ней, поэтому они такие печальные, беспокойные и жадные. Таков ответ на твой вопрос.

–Какой именно вопрос?

Ваи-Каи промолчал. Он часто отключался посреди беседы, словно приглашая Йенна самостоятельно искать решения. Этот прием невероятно раздражал ученика, но всякий раз ответы действительно приходили сами собой —четкие и ясные.

– Может, нам все-таки стоит поработать над этой проклятой книгой, —буркнул Йенн. —Мы подписали договор с издателем —он начинает проявлять нетерпение.

Хорошо было бы закончить работу.

Ваи-Каи бросил на него изумленный взгляд, сменившийся обезоруживающе простодушной улыбкой.

–Как? Разве ты еще не понял, что мы ужепишем нашу книгу?

–Но мы ведь ничего не кладем на бумагу, не делаем ни заметок, ни записей! С Элео ты...

Йенн прикусил губу, сообразив, что рискует нарваться на разговор, к которому не готов.

–По сути дела, мы с Элео не работали над книгой, —пробормотал Ваи-Каи через несколько долгих секунд тягостного молчания.

Йенну показалось, что ему в кишки вонзилась отравленная стрела, он с трудом мог сосредоточиться на дороге. Бампер минивэна, лента дороги, треугольник серого неба превратились в размытые отражения в ветровом стекле. Его доверие ученика зиждилось исключительно на сотворенном им самим образе Ваи-Каи. Если этот образ будет поколеблен, запачкан, вера рухнет, как карточный домик. Если все отклонится от идеальной траектории, Йенн снова станет разочарованным, пресыщенным скептиком первых лет учебы в университете, циничным свидетелем эпохи коровьего бешенства! Возможно, он так и не задал вопроса, который готов был в любую минуту сорваться сего губ, потому что боялся. Ему было страшно не пережить ответа.

Страх. Снова и всегда только страх.

–Элео как личность была гораздо важнее книги, —продолжил Духовный Учитель. —Она сама по себе —книга, и страницы ее запачканы и разорваны. Элео нуждалась во внимании и любви.

Неужели эта потребность в любви закончилась попыткой изнасилования?

–Элео не станет свидетельствовать против меня, потому что она этого не вынесет —несмотря на то что пережила ужасное насилие.

Вызов, который Йенн прочел в глазах Ваи-Каи, потряс его.

Они молчали всю дорогу до съезда с дороги на Ватиньи в окрестностях Лилля. Йенн включил приемник, но, вместо того чтобы поставить один из любимых дисков Учителя (тот предпочитал музыку народов мира, особенно ирландские напевы), рассеянно слушал новости, которые сухим, почти неприятным голосом зачитывала дикторша.

Сообщив международные новости —по большей части зловещие, —она коротко описала слушателям феномен нового кочевничества, а потом предоставила слово социологу (дребезжащий голос свидетельствовал о почтенном возрасте). Из сбивчивого монолога гостя следовало, что общество обязано немедленно выкорчевать это зло, чтобы не быть уничтоженным изнутри, подобно "зданию, съеденному термитами".

Когда социолог углубился в высокопарный разговор с самим собой о капитальном вкладе западной демократии в жизнь остального мира, ведущая прервала его и передала слово журналисту, находившемуся на борту вертолета, летящего над диснеевским парком в Марнла-Валле. Слышимость была неважная, и Йенн понял одно —террористы совершили нападение у входа в этот огромный парк развлечений.

Глава 20

Матиас выпустил очередь из ручного пулемета, стараясь никого не задеть. Пули продырявили прозрачную круглую крышу. Тысячи посетителей рассеялись по проходам вдоль движущихся дорожек, которые вели от станции RERко входу в парк. Гранаты, начиненные гвоздями, причинили значительный ущерб, сильный ветер не рассеял густого дыма от взрывов. На бетонных бордюрах в лужах крови и кишок валялись изуродованные тела.