Текст книги "Нок-Сити (ЛП)"

Автор книги: Пенн Кэссиди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Август был силой, с которой приходилось считаться. Он был древним и диким, но, на мой взгляд, он был хорошим человеком, хорошим волком. Воином до мозга костей. Легенды об Августе и его битвах глубоко укоренились в сообществах дарклингов, и к нему относились как к своего рода мифической фигуре. Я знал его много лет, как и Атлас и Меррик, но альфа-оборотень все еще оставался в некотором роде отшельником. Он и его волки очень редко выбирались в город. Он посещал заседания совета, чтобы уважать Доктрину Сосуществования, но это был абсолютный минимум. По большей части, оборотни держались особняком в дебрях, окружающих городкрепость.

Я следовал за Атласом по пятам, когда мы достигли входа в туннели. Лунный свет освещал путь и окутал нас бледно-белым, когда мы вышли. Мы не потрудились остановиться, даже несмотря на шум пролетающих вдалеке вертолетов и низкий гул тысяч голосов, доносящийся из центра города. Нок-Сити был полем битвы, но она только начиналась. Скоро начнется насилие, и это будет кровавая баня. Люди сражались своим оружием, в то время как дарклинги рвали, царапали и калечили. И все же я не жалел, что спровоцировал сенатора. Рано или поздно это должно было произойти, и мы были так близки к тому, чтобы расколоть его.

Мы мчались сквозь деревья. Дикие земли, окружавшие городкрепость, были густыми, затененными и окутанными плотным туманом. Вдалеке послышались завывания, и мы последовали за их припевом. На границе с территорией Кровавой Луны произошла стычка с волками стаи Красного дерева очень близко к стенам. Я надеялся, что сегодня вечером нам не придется иметь дело со стычкой между стаями, потому что у меня просто не было на это сил.

Через двадцать минут я почувствовал запах волков. Мы остановились на небольшой поляне, окруженной высокими деревьями, сквозь которые пробивались маленькие полоски лунного света. Я слышал топот лап по утрамбованной земле и тяжелое, мелодичное дыхание волков на бегу. Я взглянул на Атласа, и он встретился со мной взглядом, сжав губы в тонкую линию. Ни один волосок не выбился из прически, и его костюм был в безупречной форме, даже после нашего безумного похода сюда. Сегодня вечером его глаза горели, а в очертаниях челюсти была жесткость, которая мне не понравилась. Обычно я был здесь сварливым ублюдком, но мог сказать, что все это дерьмо тяготило его. Я также мог сказать, что ему не терпелось вернуться к Сиренити. Его привязанность к маленькой дампирше становилась все более очевидной с каждым днем.

Несколько мгновений спустя чуть более десяти волков-оборотней вышли из листвы, бесшумно продвигаясь вперед. Вы всегда могли отличить оборотней от диких животных, в основном по тому, как они двигались. В их неподвижности и ясности взгляда все еще было что-то определенно человеческое. Было время, столетия назад, когда мы были смертельными врагами. Я даже не мог сосчитать по пальцам одной руки количество сражений, в которых участвовал против волчьих стай по всему миру. Но не сейчас. Мы пришли к перемирию, когда люди восстали против нас. У дарклингов не было выбора, кроме как забыть о наших разногласиях и выступить вместе против общего врага.

Оборотни остались в волчьей форме, за исключением двоих мужчин. Они вышли из-за деревьев совершенно голыми. Оба они были почти семи футов ростом и сложены как танки. Август был справа, а его двоюродный брат и правая рука Гарет – слева. Гарет слегка отстал, когда Август приблизился. Объективно, на него стоило посмотреть. Я был не из тех, кто стесняется признать красоту другого мужчины. Он был массивным, с загорелой кожей, украшенной серебристыми боевыми шрамами, которые напомнили мне многие из тех, что я видел на коже Сиренити. Некоторые раны были слишком глубокими, чтобы их можно было залечить. Его волосы спускались чуть ниже плеч темно-золотистыми волнами, которые гармонировали с его густой бородой, а глаза были золотистыми, мерцающими в ярком лунном свете. В Августе не было ничего человеческого.

– У вас в городе есть волки? – Спросил Атлас, не утруждая себя любезностями.

Август скрестил свои массивные руки на груди, ни в малейшей степени не заботясь о том, что у него голая задница. Волки были дикими существами, и человеческие чувства для них ничего не значили.

– Только разведчики, но они пока держатся на крышах. – Его голос был таким низким, что звучал как рычание, даже в его человеческом обличье. Не было никаких сомнений в том, что он был альфой.

Атлас кивнул.

– Хорошо. Я хотел бы принести свои извинения за щенков, которые были убиты в центре города, – искренне сказал он. У меня внутри все сжалось при одном воспоминании об этом и чувстве беспомощности оттого, что меня заставили наблюдать за происходящим. – Мне жаль, что мы не смогли вмешаться.

Август моргнул, и на мгновение я подумал, что все пойдет наперекосяк. Но вместо этого он коротко кивнул и сказал:

– Ценю.

Я откашлялся, делая шаг вперед, и наблюдал, как Август обратил свое пристальное внимание на меня и спросил, прежде чем я смог заговорить:

– Девушка. Ты… вытянул из нее какую-нибудь информацию? – Он усмехнулся, произнося слово вытянул. Мы все знали, как готовы вести себя, чтобы получить ответы. Однако в его взгляде не было осуждения.

Я заговорил первым, Атласа не волновало, что технически я был его заместителем, а не лидером ковена.

– Не так много, как мы надеялись. Она ничего не знает об этих объектах, и пока я не обнаружил ничего, кроме правды. – Глаза Августа потемнели, когда я добавил: – Но могут быть и другие способы, которыми мы сможем использовать ее в наших интересах.

– Объясни, – рявкнул он, и его голос звучал еще более раздраженно, чем раньше. Гарет переминался с ноги на ногу позади него, вероятно, истекая слюной, ожидая приказа штурмовать город и убивать людей.

– До того, как мы ее забрали, она находилась в процессе продажи коллегам сенатора. Мы были свидетелями обмена из первых рук, и это ускорило сроки. – Я стиснул челюсти при воспоминании о той ужасной гребаной ночи. – Девушка сильно страдала, и мы только сейчас узнали, что она дампир, а не человек, как думали. – Я сохранял нейтральное выражение лица, когда Август на секунду позволил своей бесстрастной маске сползти, глаза расширились, прежде чем снова закрыться. Я продолжил. – Кажется, двадцать четыре года назад Элоди Харкер была непослушным маленьким человечком. Мы точно знаем, что сенатор хочет сохранить в секрете тот факт, что он растил незаконнорожденную дочь вампира под своей крышей, а затем продолжал скрывать это от общественности в течение года после убийства своего сына. Мы можем использовать это против него, наряду с тем фактом, что Сиренити, похоже, ненавидит Райана Харкера даже больше, чем мы.

– Почему она его ненавидит? – Спросил Гарет, который подошел на шаг ближе. Август ничего не сказал, позволяя своему секунданту задавать свои вопросы, вероятно, не менее заинтересованному в ответе.

Мы с Атласом обменялись настороженными взглядами. Я не чувствовал, что мы должны обсуждать все это в данный конкретный момент, но если мы хотели сохранить Августа и его волков на нашей стороне, нам нужно было быть откровенными. Я сказал:

– Ее тело покрыто шрамами. Похоже, ее довольно сильно избивали, скорее всего, в течение последнего года после того, как сенатор узнал о неверности ее матери. Но она морила себя голодом, так и не излечившись должным образом или не перейдя в другую форму. Мы не вытянули из нее много подробностей, но совершенно ясно, кто несет ответственность за эти шрамы. Я полагаю, у нее есть все причины ненавидеть этого человека, как и у любого дарклинга.

Что-то жестокое промелькнуло во взгляде Августа в тот момент, когда я упомянул о ее шрамах. Я увидел, как его плечи напряглись еще больше, чем они уже были, а глаза Гарета теперь были прикованы к своему альфе. Некоторые волки позади них неловко переминались с ноги на ногу. Волки были вьючными животными, и они очень серьезно относились к заботе о своих самках. Сиренити не была одной из них, но я видел, как им было не по себе от этого неожиданного откровения. Я почувствовал то же самое, когда впервые понял, что в доме Харкеров что-то не так, когда впервые увидел безжизненный взгляд в глубоких карих глазах Сиренити. У мира сложилось впечатление, что она была совершенным маленьким ангелочком, улыбающимся рядом со своим любящим отцом, проводящим благотворительные мероприятия и собирающим деньги для таких людей, как я. Но я начинал понимать, что это было далеко от реальности. Я все еще не был уверен, как к этому относиться.

После нескольких долгих пауз Август, наконец, заговорил.

– Мы используем три дня на то, чтобы похоронить и оплакать наших щенков. Три дня без перерыва, согласно закону стаи. – Я сжал челюсти, но он продолжил, сказав: – После этого мои волки в твоем распоряжении. Я бы хотел лично познакомиться с Сиренити Харкер. Если мы сочтем ее непригодной, от нее публично избавятся.

Внутри меня нарастало шипение, но резкий взгляд Атласа заставил меня сдержаться.

– Как избавятся? – Спросил он.

Август выглядел злым, когда сказал:

– Это не моя работа – решать, а ваша. Если мы узнаем, что она знает больше, чем говорит, или что она планирует предать нас, тогда ей не будет пощады, дампир она или нет.

Он был предельно серьезен, я видел это по его глазам. С двумя щенками, убитыми на улицах от рук сторонников Харкера, и горсткой пропавших волчиц, места для милосердия больше не оставалось.

– Справедливо, – сказал Атлас, хотя я слышал явное напряжение в его голосе. – Мы даем тебе три дня, чтобы оплакать щенков. На закате мы пришлем посланника засвидетельствовать наше почтение.

Август кивнул, уже поворачиваясь к нам спиной. Именно так действовал альфа-оборотень – коротко и по существу. Никто никогда не обвинял его в дружелюбии. Но прежде чем у него появился шанс вернуться в свою волчью форму, я крикнул в последний раз.

– Еще кое-что, – сказал я. Август замер и повернулся, чтобы встретиться со мной взглядом. Он подождал, поэтому я добавил с напряженными плечами и камнем внутри: – Пропала еще одна женщина. Мои контакты сообщили мне всего час назад. – Глаза Августа потемнели еще больше, горя расплавленным янтарем. – Это человек. Ее зовут Беатрикс Каствелл, и она ближайшая кузина Сиренити.

Слова прозвучали глухо, эхом отразившись от окружающих лесов. Я наблюдал, как Август воспринял информацию и торжественно кивнул, прежде чем снова развернуться и плавно превратиться в полуночного черного волка. Вой наполнил ночь, когда его стая последовала за ним, эхом разнесся по лесу. Вдалеке к их вою присоединились другие, и мы с Атласом восприняли это как сигнал уходить. Теперь предстояла самая трудная часть – сообщить нашей пленнице, что ее любимая кузина была новой жертвой сенатора.

ГЛАВА 14

Я очнулась ото сна без сновидений и от ощущения, что за мной наблюдают. Мои руки были развязаны, и я больше не была прикована к полу. Все это всплыло в памяти. Меррика нигде не было видно. Была только я и это изорванная черная сорочка.

Ощущение, что за мной наблюдают, не покидало меня, поэтому я посмотрела на темное стеклянное окно, зная, что по другую сторону кто-то стоит. Чем больше крови я могла выпить, тем острее становились мои чувства. Это было странно – слышать и ощущать то, к чему я когда-то была слепа. Мое тело болело, но это была приятная боль, которая подтверждала тот факт, что предыдущая ночь не была просто каким-то лихорадочным сном.

Я оглянулась на стену, где на бесполезных цепях болтались разорванные наручники, живо вспомнив, с какой жестокостью Меррик трахал меня. Я не ожидала, что получу от этого такое удовольствие. Сначала я предположила, что во мне говорит просто жажда крови, что она подавляет мои чувства и заставляет жаждать чего-то другого. Но я не думала, что это так. Общение с Мерриком отличалось от моих встреч с Карсоном. Хотя он был вампиром, и, возможно, ему было много лет – столетия, если не больше, я чувствовала связь, которую никогда не ощущала со своим парнем. Я могла бы даже сказать то же самое о моей первой встрече с Атласом в «Ру». Мы зашли не так далеко, как мне хотелось в то время, но даже эти короткие мгновения казались такими разными.

Я поймала себя на том, что переоцениваю проведенное здесь время и задаюсь вопросом, не лучше ли мне присоединиться к их делу. На самом деле, я никогда не смогла бы вернуться домой, и не была уверена, что вернусь, даже если они мне позволят. Я была готова покончить с собой, только чтобы сбежать от Райана и Карсона, так неужели было бы так плохо сражаться за другую команду? Я предполагала, что это можно было бы назвать стокгольмским синдромом, но не думала, что это так. Этот мир был испорчен, и люди были вынуждены выбирать сторону. До сих пор меня никогда не заставляли делать такой выбор для себя, но, возможно, пришло время.

Я подскочила, когда часть стены позади меня отъехала в сторону. На этот раз свет оставался включенным, и вошел единственный из троих, кого мне еще предстояло увидеть лицом к лицу. Фауст шагнул в красный свет темной комнаты. Его темно-русые волосы были зачесаны набок, а подбородок чисто выбрит. Я почти забыла, каким красивым ублюдком он был, даже когда думала, что он просто мой головорез. Вход закрылся, заперев нас двоих здесь вместе.

Мы смотрели друг на друга дольше, чем несколько тяжелых ударов сердца, прежде чем он прочистил горло.

– Пора в душ, – хрипло сказал он. Я моргнула. И тогда снова моргнула. Он приподнял бровь и сказал: – Сейчас, если только тебе не хочется сидеть в собственной грязи следующие двадцать четыре часа. – Его нос сморщился, когда он оглядел меня с ног до головы.

Я медленно поднялась на ноги, надеясь, что моему платью удалось удержаться на ногах.

– Мы все еще притворяемся, что я пленница? – Сухо спросила я.

Его лицо не изменилось. В его темно-карих глазах не было ни кривой ухмылки, ни даже небольшой искорки юмора, только безэмоциональная пустота. Это заставило меня задуматься, какого дерьма этот человек повидал в своей жизни, чтобы полностью стереть какую-либо индивидуальность. Я проигнорировала отсутствие реакции и последовала за ним к двери. Очевидно, они больше не беспокоились о тактике «плащ и кинжал». Тем не менее, я согласилась с этим, понимая, что мне действительно нужен душ. Наверное, я пахла довольно сильно после того, чем мы с Меррик занимались прошлой ночью. Интересно, знал ли об этом Фауст.

Дверь снова открылась, и порыв того, что я могла описать только как свежий ночной воздух, коснулся моей кожи. Здесь был сладкий запах сосны, и сквозь темноту коридоров я могла видеть маленькие пылинки, плавающие вокруг пустого пространства. Прежде чем я успела выйти, Фауст внезапно развернулся, прижимаясь ко мне, пока я не оказалась на одном уровне с дверным косяком.

– Сделаешь одно неверное движение, и я без колебаний убью тебя, слышишь меня? Я бесконечно сильнее тебя, дампир. Начнешь бежать, и я поймаю тебя. Ты сражаешься со мной, и я выиграю, поняла? – Его глаза впились в мои, и его дыхание короткими порывами коснулось моего лица. С такого близкого расстояния я все еще могла разглядеть ярко-малиновый оттенок, скрывающийся под коричневым.

– Есть, босс, – нахально сказала я, слегка насмешливо подмигнув. И я действительно поняла. К этому моменту я была твердо уверена, что помогу им всем, чем смогу, лишь бы выбраться из этой гребаной комнаты с обивкой.

Мы уставились друг на друга, и на долю секунды я с недоверием увидела, как его холодные глаза скользнули по моим губам, прежде чем он отвел взгляд. Он думал, что был ловкачом, но я это видела. Я улыбнулась ему в затылок, когда он повел меня дальше по коридору, предположительно к той же ванной, в которую я ходила раньше, чтобы принять свой последний душ.

Когда мы вошли, комната уже была заполнена паром, и мне пришлось яростно моргать от ослепительно белого света стерильных плиток. Из насадок для душа уже текла вода, что заставило меня задуматься, не заходил ли Фауст сюда заранее, чтобы сделать это. Эта мысль заставила меня ухмыльнуться. Они так старались быть придурками, но не понимали, что за эти годы я имела дело с гораздо худшими. Насколько я понимала, это было время для игр.

Я не стала дожидаться инструкций, полностью понимая, как работает механика душа. Я сняла разорванную ночнушку и позволила ей упасть на пол, пока Фауст не сводил с меня своих карих глаз. Я чувствовала себя отвратительно и, вероятно, пахла еще хуже. В тот момент, когда ступила под горячие брызги, я запрокинула голову и испустила долгий вздох удовлетворения. Я все еще чувствовала, как его глаза прожигают дыру в моей спине, и задавалась вопросом, почему это было частью протокола. Конечно, я могла бы принять душ наедине, не нарушая их грандиозных планов. Если они думали, что небольшая нагота отпугнет меня, они сильно недооценивали меня. Есть разница между тем, чтобы быть обнаженной по собственной воле и по принуждению. Я хорошо усвоила эту разницу за последние несколько лет. Согласие было главной целью игры.

Умываясь, я думала о своем затруднительном положении и о том, что, как я знала, мне нужно было сделать. Я пришла к выводу, что мне нужно перестать сидеть сложа руки и хоть раз в жизни действительно что-то сделать. Я слишком долго лениво стояла позади сенатора, как послушная маленькая сучка, всегда опасаясь за собственную безопасность. Я была эгоисткой, и чем дольше оставалась здесь, тем яснее это становилось. Я подумала о Трикс и о жертвах, на которые она пошла во имя того, во что верила. Она потеряла семью, друзей и свою репутацию, потому что верила во что-то всем сердцем. Наверное, я могла бы еще немного походить на свою кузину. Эти мужчины имели полное право не доверять мне. Я ведь не была ребенком.

Прочистив горло, чтобы нарушить неловкое молчание, я не потрудилась обернуться и сказала:

– Эти волчата… – Позади меня стояла тишина. Я знала, что он все еще там, просто наблюдает за мной, поэтому продолжила: – Они действительно умерли из-за меня?

Снова тишина, и я подумала, что он, возможно, предпочтет проигнорировать вопрос. Вероятно, так мне и надо. Я думала об этих волках. Прошлой ночью я видела их во сне – оборотней, которые иногда приходили послушать, как говорит мой отец. Я видела их там и всегда удивлялась, почему они потрудились выслушать человека, который их ненавидел. Я начинала понимать логику. Хорошо знать своего врага, изучать его. Возможно, именно в этом люди ошибались. Люди думали, что они во всех отношениях превосходят животных. Вот и все, чем были для них дарклинги.

– Да, – внезапно сказал Фауст. Мои плечи напряглись, а вода стала холодной. Я пока не могла повернуться к нему лицом. – Это то, что ты хотела услышать?

Горечь прокатилась по мне от его снисходительного тона. Резко повернув голову, я встретилась с ним взглядом, хмурясь. Он прислонился к раковине, скрестив на груди покрытые татуировками руки. Я скользнула по нему взглядом, понимая, что понятия не имела, что он весь в чернилах. Каждый раз, когда я видела его, он был одет либо в костюм, либо в толстовку с длинными рукавами. Чернила ему шли. Вообще-то, им всем шли.

– Как? – Просто спросила я.

На его квадратной челюсти дрогнул мускул.

– Они были казнены на ступенях мэрии после того, как мы обнародовали видеозапись твоего заключения. – В его тоне не было ни капли раскаяния, но когда я резко втянула воздух, то могла бы поклясться, что увидела в нем намек на печаль. Все исчезло в мгновение ока. – Это то, чем занимаются твои люди, Сиренити. Вот как они действуют. Они называют нас животными, но сами как настоящие дикари.

– Ты говоришь это так, как будто я сама нажала на курок, – процедила я сквозь зубы, выключая воду. В комнате было приятно тепло, и густой пар мешал разглядеть Фауста.

– А разве нет? – спросил он, выпрямляясь и расправляя широкие плечи. – Тебя это устраивало, пока ты не узнала, что ты одна из монстров. Почему сейчас все так изменилось? – Опустив руки, он сделал шаг вперед. – Ты думаешь, что ты одна из нас, но ты никогда не поймешь, каково это – подвергаться преследованиям за то, что ты существуешь, когда за тобой охотятся на улицах и казнят без правосудия. Ты никогда этого не получишь, потому что почти тридцать лет ты наблюдала и молчала, пока страдали другие люди. По крайней мере, твой брат заплатил за это.

Мое тело напряглось, кровь застыла холоднее льда.

– Ты не имеешь права говорить о моем брате. – Мой голос прозвучал низко и угрожающе. Мой голос был не совсем на меня похож. С моего тела и волос капала вода, я подошла ближе, чувствуя, как удлиняются мои ногти и зубы, когда гнев закипел внутри меня. – Говори обо мне, что хочешь, но оставь мертвых в покое. – Его хмурый взгляд не дрогнул, но на этот раз в его глазах промелькнуло что-то… что-то похожее на сожаление, но я не могла сказать наверняка.

– Ты не в том положении, чтобы выдвигать требования, маленькая дампирша, – усмехнулся Фауст, глядя на меня, как на грязь. Как будто я была не более чем одной из людей, которых он так сильно ненавидел.

– Ты думаешь, я не страдала? – Спросила я, склонив голову набок и подходя ближе. Я смутно уловила звук шагов по коридору, а затем, когда дверь открылась, в ванную ворвался порыв холодного воздуха. Тем не менее, мой взгляд оставался прикованным к Фаусту, даже когда я почувствовала, что Меррик и Атлас входят в комнату.

– Нет. – Это единственное слово прозвучало как щелчок в напряженной тишине.

Я почти улыбнулась, когда сказала:

– Может, я и не знаю, каково это, когда на тебя охотятся, но никогда не говори мне, что я не знаю страданий. – Теперь я смотрела ему прямо в лицо, зная, что остальные настороженно наблюдают. Фауст не шевельнул ни единым мускулом. – Тебя когда-нибудь били так сильно, что кости выступали из кожи, Фауст? Маленькие сломанные белые осколки, торчащие из окровавленных обрубков, которым требуются недели, чтобы отрасти заново? Тебе выбивали зубы, и кровь стекала по дорогому полу твоего собственного дома, в то время как твои телохранители отводили глаза, или им приходилось стоять там, пока твой отец заставлял твою собственную мать хлестать тебя до крови, пока ты больше не мог видеть или слышать? – Я наблюдала, как он сглотнул, все еще хмуро глядя на меня сверху вниз, но я еще не закончила. Я чувствовала, как горячие слезы катятся по моему лицу, и знала, что они пунцовые, покрывая мои бледные щеки.

– Тебя заставляли позволять садисту трахать ночь за ночью, пока ты не истекал кровью и тебя рвало в душе, потому что он думал, что ты принадлежишь ему? Тебя выставляли напоказ, как движимое имущество, чтобы влиятельные люди глазели, тыкали и судили? Ты… – Я задохнулась, спотыкаясь о воспоминания, когда они нахлынули на меня все сразу. – Ты хоть представляешь, каково это, когда мужчина, которого ты двадцать четыре года считал своим отцом, обещает трахнуть тебя так сильно, что ты не сможешь этого вынести? Чувствовать его руки на своей коже и его пальцы, ползающие в тех местах, которые не должен видеть ни один отец? Ты знаешь, на что это похоже, ты, гребаный придурок!? Потому что я знаю, на что это похоже! Я знаю, каково это – не иметь другого выхода, жаждать тишины и чертовой свободы спрыгнуть с этого моста. Я знаю, что такое страдание, и если ты не можешь этого понять, то пошел ты!

Я не осознавала, что прижимаю его к раковине, но его руки были не скрещены, кисти сжаты в кулаки по бокам. Я видела, как напряглись его челюсти и участилось дыхание. Фауст уставился на меня, не потрудившись открыть свой большой глупый рот. Я догадалась, что ему нечего было на это сказать. Мудак. Прежде чем я успела сказать что-нибудь еще, чья-то рука легла мне на плечо. Я напряглась, и глаза Фауста метнулись к тому, кто был позади меня, и сверкнули.

– Давай, девочка, оденем тебя, – мягко сказала Меррик. Он мягко потянул меня назад, но я стряхнула его руку.

– Я могу сделать это сама, – отрезала я. Меррик нахмурился, но отступил, когда я пробормотала себе под нос несколько ругательств.

– Да, Меррик, она может сама надеть свою одежду, – внезапно сказал Фауст, и в его голосе прозвучала невероятная горечь, но я предположила, что в данный момент для него это было нормой, пока он не добавил: – Или это и твоя работа, раз она позволяет тебе снимать ее?

Задержав дыхание, я резко развернулась, пригвоздив его взглядом, когда Меррик шагнул вперед, расправляя плечи.

– Пошел ты, чувак. – Рявкнул он.

Фауст горько улыбнулся.

– Если я вежливо попрошу, возможно, Сиренити именно это и сделает.

– О чем, черт возьми, ты говоришь? – Спросил Атлас, переводя взгляд с нас троих. – Меррик, что случилось? – Меррик молчал, стиснув челюсти, когда они с Фаустом, казалось, переглянулись, поэтому Атлас снова спросил: – Меррик, я задал тебе вопрос. Ты… – Он кашлянул, на долю секунды переведя взгляд на меня. – Ты трахнул нашу заключенную?

Я фыркнула.

– О, это здорово слышать от тебя. – Все взгляды обратились ко мне, когда я покачала головой, глядя на Атласа. Я подошла к стоящей вешалке и сняла одежду с крючка, пока все они смотрели. По крайней мере, на этот раз там было нижнее белье, пара джинсов, которые удивительно сидели, и черная майка. – Не притворяйся таким высокомерным, лидер ковена, как будто ты не пробовал то же самое в этой самой комнате.

Атлас поперхнулся, его глаза расширились, прежде чем он нахмурился. Моя улыбка исчезла при виде растерянного выражения его лица.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– Можешь не нести чушь, Атлас, – усмехнулась я.

– Я серьезно, – настаивал он. – Я не прикасался к тебе так со времен «Ру».

Что? Это было неправдой. Я помнила очень ясно. Я все еще чувствовала, как эти пальцы в перчатках играли с моим клитором, и как я так быстро кончила в этом самом месте. Это был не Меррик. Мужчина говорил с американским акцентом, но я подумала… – В этом нет никакого смысла. – Я покачала головой взад-вперед. – Мы…были здесь… ты. – заикаясь, пробормотала я, пытаясь разгадать это, но безуспешно.

Раскатистый смех заставил меня резко развернуться лицом к двум другим. У Меррика были слезы на глазах, когда он запрокинул голову от смеха, а Фауст все это время просто стоял там, скрестив руки на груди, сжав челюсти так сильно, что я подумала, что у него вот-вот сломаются зубы.

– О, черт! – Меррик практически прохрипел. – Я не хочу больше слышать от тебя ни единого гребаного слова, тупое дерьмо.

Я хмуро смотрела на них двоих, казалось бы, потерявшись, пока меня, блядь, не осенило. Я встретилась взглядом с Фаустом, и ярость захлестнула меня.

– Боже мой, это был ты?! – Срань господня… Все это время это был Фауст?! У меня голова шла кругом. Я думала, что это Атлас заставил меня почувствовать все это, прикасаясь ко мне с опытной легкостью, но все это время это был Фауст. Человек, который заявил, что ненавидит меня, который, вероятно, предпочел бы, чтобы меня выбросили на улицу, чем присоединиться к их шабашу.

Я бросилась к Фаусту, планируя повалить большого ублюдка на землю, но прежде чем я успела сделать хоть шаг, раздался мощный грохот, сотрясший здание. Стены задрожали, и Меррик потянулся ко мне, пытаясь поддержать нас двоих, когда я поскользнулась на кафеле.

Еще два удара сотрясли комнату.

– Что, черт возьми, это было?!

– Давай! – Крикнул Атлас, уже срывая дверь с петель.

– Что происходит? – Спросила я, когда мы выбежали в темный коридор. Меррик схватил меня за руку и потащил за собой так быстро, что стены вокруг нас расплылись.

Замигали красные огни, и над головой зазвучал сигнал тревоги. Грязь дождем посыпалась нам на головы, когда глухие удары эхом прокатились по туннелям.

– На нас напали, – процедил Меррик сквозь зубы, пока мы поворачивали из угла в угол. Я понятия не имела, как глубоко мы были под землей, и было слишком трудно сориентироваться в этом гребаном лабиринте.

– Кто? – Спросила я, затаив дыхание. Очередной толчок заставил нас вцепиться в стены, когда туннель затрясся.

– Кто, черт возьми, думаешь?! – Фауст бросил через плечо. Я уставилась на него и удержалась от возражения. – Нам нужно выбраться на поверхность сейчас, пока туннели не обрушились. Похоже, они используют не только самодельные бомбы.

– Ты думаешь, это делают протестующие люди? – Спросила я, перепрыгивая через груду обвалившегося бетона. Теперь я едва могла видеть, так как облако пыли заполнило тесное пространство. – Похоже, это нечто большее. Как далеко мы под землей? – Ответа не последовало. Мы просто продолжали бежать, поэтому я потребовала ответа. – Отвечайте мне, придурки!

– Три этажа! – Наконец прокричал в ответ Атлас. Лифты, мимо которых мы проходили, были закрыты, поэтому нам пришлось искать любую доступную лестницу.

– Сиренити, они здесь ради тебя, – сказал он. – Ты позволишь им забрать тебя.

– Ты с ума сошел? – Я стряхнула крепкую хватку Меррика, пытаясь сохранить равновесие. – Тогда для чего, черт возьми, все это было? Ты ожидаешь, что я вернусь к нему? Пошел ты, Атлас!

– Мы все равно собирались провернуть это. Налево! – крикнул он, и мы сразу же повернули налево, когда на нас посыпались обломки. – Если ты действительно хочешь помочь нам, ты можешь сделать это лучше изнутри.

– Ты не можешь заставить меня. – Я закашляла, вдохнув пыль. Я выдохлась, и мои глаза щипало, пока мы пробивались сквозь толпу. – Я не собираюсь туда возвращаться…

Фауст позволил Атласу догнать себя и повернулся ко мне. Он крепко схватил меня за руку и притянул к себе, пока я пыталась вырваться.

– Ты будешь делать то, что тебе, блядь, скажут, принцесса.

– Или что? – Рявкнула я. Они больше ничего не могли мне сделать. Худшее я уже видела.

– Или твоя кузина может оказаться следующей женщиной, которая окажется мертвой.

Я резко затормозила, мир все еще сотрясался вокруг нас.

– Что, черт возьми, ты мне только что сказал? Ты угрожаешь Трикс? – Мои клыки удлинились, и я почувствовал, как ногти заострились. – Если ты прикоснешься к ней…

– Ты бы поняла это дерьмо, если бы просто сотрудничала, а не вела себя как плаксивая маленькая принцесса. Твоя кузина пропала. Первая известная нам человеческая женщина. Мы собирались рассказать тебе позже, но, думаю, сейчас самое подходящее время. Возьми себя в руки, Сиренити. Происходят более важные вещи, и мы не всегда можем потакать твоим хрупким чувствам. – Его лицо было рядом с моим, а глаза горели красным. Его слова были подобны удару по лицу, но…он был прав.

Мое сердце ушло в пятки, когда я подумала о Трикс в руках доктора Беллами. Какими бы ни были эти учреждения.…что бы они ни делали с этим сумасшедшим наркотиком, это не могло означать для нее ничего хорошего. Черт… Трикс была человеком. Была ли моя вина, что они забрали ее? Чтобы спровоцировать меня? Я не думала, что смогу жить в мире с собой, если они причинят ей боль из-за меня.