Текст книги "Грязные связи (ЛП)"
Автор книги: Пэм Годвин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Может, она ненавидела себя за то, что наслаждалась нашей ночью вместе и никогда не вспомнит о ней, как о чем-то приятном.
Но я знал – знал – она до сих пор хотела меня так же отчаянно, как и я хотел ее. Она сопротивлялась этому. Раны, которые я нанес ей, были еще слишком свежи.
Я мог возместить ущерб. Я бы возместил его.
Осторожно, так, чтобы не коснуться ее, я наклонился над ее согнутым телом, оставаясь грудью лишь в миллиметрах от ее колен.
– Я понимаю, что ты в ярости, но ты, как и я, знаешь, что нет ничего горячее или интенсивнее, чем то, как мы трахались той ночью.
Ее голова склонилась на бок.
– Ты самый настоящий хер.
Боже, я хотел поцеловать этот порочный рот.
– Но твоей промокшей влажной киске я понравился.
Ее глаза вспыхнули, и это дало мне знать, что сказать такое было самой худшей вещью на земле.
Блядь. Я шел по неправильному пути. Наша связь была не на физическом уровне. Был эмоциональный поток, парящая энергия, которая собиралась в точке, которую разум не в силах объять.
Мне нужно было перестать думать членом и сделать смелую вещь. Мне нужно было открыться ей. Дать ей хорошенько осмотреться. Может, я тоже что-то выучу, потому что сейчас я мог положиться только на интуицию и твердость характера, оба принадлежащие неандертальцу.
Я вторгся в ее пространство. Мои глаза и лицо предоставлены для ее изучения, и я придал своему голосу всю искренность, на которую способен:
– Это было по-настоящему, Кэси. Я выключил камеры до того, как мы сняли одежду, и все, что случилось после, было лишь у нас с тобой. Никакого обмана.
– Пошел на хер, – яд в ее голосе прорезался сквозь напряжение – противоречие с мягкостью ее рта и пеленой влаги в глазах.
Я действительно все запутывал. Я не знал, как говорить о том, чего я не понимал. Но мое тело знало. Меня сотрясло от желания выволочь ее на пол, распластать подо мной и показать ей, как на самом деле я себя чувствовал.
Используй слова, ты, тупорылая задница.
Я продолжительно вдохнул.
– Я не знаю, что мне сейчас сказать, зная, что ты замужем, и зная, что у меня нет ни единого шанса на земле, – я засунул это несчастное понимание в маленький уголок, где он не мог отвлечь меня. – Но, черт возьми, Кэси, если бы ты не была замужем, я бы боролся за тебя, – я потер лицо руками, и почувствовал, как челюсть напрягается под ладонями. – Нахуй все это. Я все равно буду бороться за тебя.
Глаза сказочного синего цвета изучали меня со строгостью, которая говорила мне, что она слушала, а это, в свою очередь, обнадеживало тем, что она мне верила.
– Ты начал бороться против меня. Как, мать твою, ты собираешься бороться заменя?
Я не привык красть жен у чужих мужчин. Я бы не стал бороться с Колином, если бы она любила его. И что теперь? За что мне бороться?
Ища ее глаза, я посмотрел сквозь уверенный блеск на поверхности и углубился в жидкую синеву. Кэси уставилась на меня в ответ, казалась довольной, позволив мне изучать ее. Я потерял счет времени, терпение и часть своей души от безмолвной интимности этого взгляда. Когда ее рука шевельнулась, заклинание спало.
Легкое прикосновение ее руки к моей щеке успокоило мое дыхание. Сердце остановилось. Ладони вспотели. И там, в самых глубоких пучинах ее глаз в тепле ее руки на моем лице, я нашел то, что искал.
Оно было там все это время, когда она пялилась на меня в лифте, тянулась ко мне, чтобы удержать баланс, обвиваясь вокруг меня в отельной комнате, и сейчас, когда просто прикасалась к моему лицу. Ее одинокость проникала в каждую клеточку моего тела и заставляла желать вещи, которые никакого отношения к бизнесу не имели.
Я убрал свою руку с подлокотника и переместил за ее затылок.
– Я собираюсь бороться за твое прощение, – я уперся грудью в ее согнутые колени, прижимая их между нашими телами: – И я буду бороться за твое счастье.
Изумление промелькнуло в месте заключения одиночества в ее глазах, и грустная улыбка зародилась в уголке ее рта. Кэси убрала руку от моего лица и опустила ноги возле моих колен.
– Почему?
Мой пульс дико грохотал, когда я сдвинул ее бедра вместе, и опустился на них головой.
– Я не знаю, как сказать тебе. Я могу лишь сказать, как я это чувствую, – я схватил ее запястье и повернул ладонью к моему лицу, удерживая руку там.
Она сопротивлялась в моей хватке, но я отказался отпустить ее, когда внезапная отчаянная нужда в том, чтобы она поняла меня, заставила меня открыть рот.
– Это – настоящее. Настолько настоящее, что я чувствую это везде, будто миллион мелких вибраций под кожей. Эти…это желание защитить тебя...
Воздух врывался и вырывался из легких, а голос стал грубее от запутанной, не утаенной правды.
– Это бешеная нужда внутри меня, которая тянет к тебе, вызывает желание наблюдать за тобой, исправить боль, которая поселилась в твоих глазах из-за меня. Блядь, я не знаю, что это, но я чувствую это сейчас. Оно крутит мною – крутится вокруг тебя – и сбивает меня с гребанного пути.
Говоря об откровениях… Сентиментальность, слетевшая с моего языка, напугала меня до чертиков. Что она должна подумать? Я звучал, как жалкий актеришка.
Соль шутки была в том, что эти чувства не были новыми. Я похоронил их девять месяцев назад, притворяясь, что серебристый Дукатти на финишной линии был не той причиной, по которой я гонял быстрее и жестче, чтобы добраться до нее. Но я не мог сказать ей этого.
Ее пальцы, теперь расслабленные в моей хватке, погладили чувствительное место под моим ухом – движение, которое на подсознательном уровне заставило меня вдохнуть глубоко и счастливо. Что только прибавило мне смятения.
Я опустил лоб на ее бедро и проговорил в ее коленку под гулкий стук моего сердца:
– Я не могу не бороться за тебя.
Кэси пропустила пальцы сквозь мои волосы, мягко скользя за моим ухом.
– Ты украл мою работу, Логан. Ты снял на камеры наш секс и отдал запись моему свекру.
Ее тон был таким мягким и ритмичным, как и ее прикосновение, но вес ее слов свалился на мое горло, перекрыв доступ к воздуху.
Она опустила руку на бедро.
– И если ты не заметил мою реакцию в офисе, я ненавижу Трента всеми фибрами души. Тот факт, что он из всех людей, увидел это видео…
Я резко встал на ноги и зашагал к окну, сосредоточив взгляд на стеклянном и бетоном мегаполисе под нами.
– Я буду жалеть об этом до последнего дня своей жизни.
Что случится не так уж и нескоро, если я поддамся на эту безумную идею рассказать ей все свои секреты.
Мое предательство, ее брак, моя месть, – все это вместе давило на мои плечи и роилось вокруг меня. Мое тело зудело от этого, разум барахтался в оковах нашей ситуации, ища спрятанные решения и слабые места.
Я повернулся к ней лицом.
– Ты любишь своего мужа?
– Да.
Ее мгновенный и решительный ответ почти подогнул мои колени. Чего я ожидал? Что мое искаженное признание изменит зов ее сердца? Это не имело никакого значения. Она могла сидеть здесь и наблюдать, как я страдаю. Я никуда не собирался.
– Этот подавленный взгляд снова вернулся.
Она встала и сократила пространство между нами.
Ее руки двинулись к лацканам моего пиджака, разглаживая складки. Она, казалось, нарочно пытала меня, скользнув пальцами к воротнику так близко от моего горла, что я смог почувствовать жар, исходящий от них, и то, как они отдалились от моей кожи, не касаясь ее.
Она опустила руки по бокам.
– Есть разные виды любви, Логан.
Эта маленькая, неожиданная поправка позволила мне проглотить болезненный узел в моем горле.
– Ладно, – я выровнял голос. – Например?
Она подступила к окну и приложила руку к стеклу, уставившись на восход солнца.
– Есть любовь, от которой летят искры, и которая разливается, будто лава вулкана. Знаешь, мгновенно воспламеняющийся взрывной секс, который тухнет, не успев разгореться? – она устремила на меня острый взгляд и снова отвернулась к окну: – Некоторые говорят, что это вовсе не любовь.
Я сглотнул.
– Это похоть. Желание.
Она думала, именно это было между нами? Нахер это. Воспламеняющая интрижка не была тем, за что я боролся.
Ее выдох громом прозвучал в тишине, спустившейся на нас.
– Желание – это форма любви, хоть и мимолетная. Ты чувствуешь его в один момент, и блядь, когда оно уходит, ты чувствуешь пустоту, – она вдохнула, затем выдохнула: – Это самая слабая форма любви.
Она не стояла бы, поддаваясь на угрозу Трента, если бы ее любовь к мужу была слабой. Понимание этого сжало мое горло, но я оттолкнул его и вцепился в осознание того, что у них с Колином не было взрывного секса.
– Ты любишь его не так.
Она прыснула со смеху.
– Нет.
Солнечный свет отразился на ее профиле, когда она опустила взгляд на ноги. Ее темные ресницы почти касались щеки.
– Потом есть прочная, надежная любовь. Твердая основа, которая выдержит время и закалку. Та, которую ты защитишь ценой своей жизни.
Строгие очертания ее губ сказали мне больше, чем ее слова. Так она любила его, и я не знал, что с этим делать.
Прядь волос упала на ее щеку, закрывая выражение ее лица. Я прислонился плечом к стеклу, глядя на нее, и заправил золотистую прядь за ухо.
Она закрыла глаза и прижалась бровью к стеклу.
– Самая сильная любовь начинается с конфликта. Это неуловимое путешествие, наполненное самоотдачей, борьбой и желанием делиться, но попытка – решительная, и выливается в нечто, что поглощает сердце настолько, что больно от одной мысли об этом, – ее грудь вздымается и опускается с затиханием голоса: – Сплетение двух тел на духовном уровне, где нет места пустоте.
Ее желание было прекрасным и едким, таким, которое я прочувствовал с каждым болезненным ударом своего сердца. Оно наполнило меня одержимостью стать мужчиной, который даст ей это счастье.
Ее взгляд задержался на мне. Краска поднималась по ее лицу, смущенная улыбка коснулась ее губ.
Она пожала плечами.
– Ты сам спросил.
Мы уставились друг на друга в немом моменте. Никаких слов или прикосновений, но атмосфера звенела от всех роившихся вопросов без ответов.
Сумка на полу содержала доказательство того, что мои намерения были чисты и очень личные. Настало время показать ей все, что я дал ее родителям, и ее реакция продиктует мне правила, по которым мне стоит продолжать.
Но сначала мне были нужны некоторые ответы.
– Что ты делаешь с информацией, которую тебе пересылает Хэл Пинкертон?
Ее дыхание ускорилось и напряжение заставило сменить позу.
– Что?
– Ты пользовалась планом подпольных гонок. Что еще ты делаешь с ним?
Она сжала челюсти.
– Откуда ты об этом знаешь?
– Я знаю многие вещи о грязных связях Тренчент. Отвечай на вопрос, и я скажу тебе.
Она прижала кулаки к бедрам.
– Очевидно, что я не докладываю об этом в газеты, и не сообщаю копам. Мне просто нравится смотреть.
Часть меня верила в то, что она смотрела на меня.
– Почему Трент заходит под тем же логином, под которым Дженна получает файлы?
Ее глаза расширились в синие озера, и вид от этого расслабил мои плечи облегчением. Шок был не только настоящим, но и подтвердил мои подозрения. Кэси держали в неведении делишек Трента. По крайне мере, касательно подпольных гонок. Я сделал несколько шагов к своей сумке. Подняв ее, я указал Кэси на стул.
– Присядь.
Она уселась, наблюдая за мной с осторожностью. Я опустился в кресло напротив от нее и достал папку из сумки. Это было грубо, но я и не рвался подготовить ее. Я просто положил пакет ей на колени и изучил ее реакцию, задержав дыхание.
Когда она с изумлением прочла первую страницу, я понял, что Трент не поделился с ней причиной моего шантажа. Ее рука затряслась, когда она потянулась ко второй странице. Несколько страниц спустя кровь отхлынула от ее лица, грудь поднялась, и локти вжались в бока.
Мошенничество, вымогательство, запугивание, изнасилование, убийство. Бумаги, дрожащие в ее пальцах, были запятнаны кровью от преступлений ее семьи. Когда она листала их, я чувствовал боль, будто она была моей собственной. Я увидел, как она сжала кулак на животе и опустила плечи. Борясь с болезненным порывом успокоить ее, я сместился вперед и потянулся рукой к ее колену.
Кэси дернулась.
– Нет. Просто… – ее голос надломился. Она выставила перед собой ладонь, предупреждая меня не приближаться. – Не надо.
На протяжении этого мучительного отрезка времени, я видел маму, которая научила меня бороться с обидами детства. Которая летала на байке над фурами и чуть не погибла между двумя девятиметровыми зданиями. Которая умерла вместо зла, теперь вредившего Кэси.
Ее голос прорезался сквозь темную пелену воспоминаний.
– Этим ты шантажировал совет директоров?
У нее даже не было оранжевого конверта с конфиденциальной информацией, который я передал Тренту.
– По большей части, да.
Склонив голову, Кэси уставилась на папку на ее коленях.
– Но они отрицали это, не так ли?
Я не был удивлен надеждой в ее вопросе. Медленно я потянулся к ее лицу, и в этот раз она не отшатнулась. Я приподнял ее подбородок, чтобы встретиться с глазами.
– Они не могли. Вся правда – здесь.
Кэси отклонилась от моего прикосновения.
– Ты коп?
Я помотал головой.
Углубляясь назад в кресло, Кэси уставилась на восход. Ее ладонь дрожала возле брови, закрывая собой ее взгляд.
– Это личное для тебя.
Я не собирался рассказывать ей правду о своем шантаже, а собирался лишь показать ей доказательства, которые я предоставил ее семье, чтобы оценить ее реакцию. Но ничего касательно Кэси Бэскел никогда не шло по плану. Плюнув на логику, я доверял этой женщине.
– Это глубоко личное.
Ее красивое лицо исказилось страданием, ее рот колебался между болезненной улыбкой и страданием. Она была шокирована, напугана, загнана.
Бесспорно невинна.
Что означало, ее понимание о справедливости будет сильно противоположно моему.
– Нам не нужно быть копами. Ты понимаешь?
Она опустила руку, и пронзила меня яростным взглядом.
– Нет. Я не думаю, что понимаю.
Черты ее лица были деликатными и элегантными, даже когда они обострялись от злости или ужаса.
Может, она еще не поняла, что я собирался убить ее семью, но какая-то часть ее должна была осмыслить эту возможность, и мне нужно было, чтобы она поняла почему.
Я потянулся к сумке, и передал ей оранжевый конверт.
Глава 20.
Кэси
Руки задеревенели, когда я опустила бумаги замерзшими пальцами и засунула их обратно в оранжевый конверт. Давление в груди напоминало ощущение, будто меня удерживали под водой. Мое тело тянуло вниз весом преступлений моей семьи, документами, которые я только что прочла, и связями, которые сейчас населяли мой мозг, пытающийся соединить их вместе.
Конверт, который Логан приберег до последнего, был основной подсказкой. Медицинские записи, тесты ДНК, доказательство отцовства – все это ясно дало мне понять, насколько непоколебимый человек сидит передо мной. Он не был тем, от которого я могла просто отвернуться, но, зная теперь, кто он, мысль о том, чтобы встретиться с ним взглядом будила во мне тревогу. Посмотрю ли я на него по-другому? Увижу ли я то, чего не видела раньше?
Увижу черты, которые напоминали мне Трента или Колина? Я собралась с духом, сжала дрожащие руки и подняла голову.
Он не двинулся в своем кресле, повернувшись ко мне под правильным углом, изучая меня глубокими золотыми глазами, изумрудные радужки вокруг которых темнели, пока он пялился. Губы сжаты в линию, челюсть – сплошное воплощение решительности.
– Задавай свои вопросы.
Господи, откуда начать? Все те ужасные вещи, которые совершила моя семья, заставили меня сомневаться в собственной безопасности, сомневаться во всем. Что, если они подслушивали? Или наблюдали прямо сейчас? Волоски на затылке задрожали от паранойи.
– Здесь не место говорить.
Он осмотрелся вокруг и снова взглянул на меня.
– Здесь нет жучков. Я уже проверил. Если мы с тобой встретимся вне офиса, это вызовет подозрения.
Открыв мне свой способ шантажа, я верила в то, что он делал. Но он не принимал решения, основанные на моих интересах. Он лгал мне с самого первого дня нашей встречи. Мне не стоило бы верить ни единому слову, слетавшему с его языка. Но документы, которые он показал? Конечно, лично я верила им, и я знала свою семью достаточно хорошо, чтобы понять, что все это – правда. Было нечто, чему я моглаверить.
Я опустила конверт себе на колени и расслабила пальцы.
– Твоя мать и Трент… – как мне спросить об этом? Он только что представил мне доказательство того, что у Трента было прошлое с изнасилованиями, и я на собственной шкуре убедилась, что мой свекр был способен на домогательство. – Они были любовниками?
– Нет, – тихая ненависть в его голосе заморозила мой позвоночник. – Он встретил ее в ЛА тридцать три года назад. Я родился годом позже.
Трент уже был женат тогда. Я потерла виски, пытаясь стереть нарастающее напряжение.
– Нам с Колином было по четыре года.
Он кивнул, а его тело напряглось.
– Она умерла, когда мне было тринадцать, – Логан отвернулся, бросая тяжелый взгляд за окно, и его лицо исказилось злобой. – Она вела дневник. Всегда носила его с собой. Она не раз писала о своих пересечениях с Трентом. Но в нем были и записи о ее любовницах, – он встретился со мной взглядом. – Моя мать была лесбиянкой.
В моей груди появилась пустота.
Тогда еще одна мысль – недавнее воспоминание о другом мужчине – зашевелилось на задворках моей памяти.
Я очень зол на свою мать. Она оставила меня не по своему желанию. Оставила меня ни с чем. Только со злостью.
Прежде, чем мне удалось обдумать это, Логан передал мне еще один документ – новостную статью. Я не хотела смотреть на нее, не зная, сколько еще я смогу выдержать.
Когда он нетерпеливо кивнул на вырезку в моей руке, я развернула загнутые уголочки и прочитала про себя:
«Тело Мауры Флинт, знаменитости Байкерского Зала Славы, было найдено в комнате отеля в Огайо. Работники отеля обнаружили ее тело на кровати. Горло было перерезано большим ножом для разделки мяса, который был воткнут в подушку.
К тому времени, когда персонал нашел ее, тело уже остыло, что свидетельствовало о том, что она давно скончалась».
Там было написано больше, но глаза застелила пелена, и слова поплыли, формируя мутные картинки, которые кроваво прорезали свой путь к моему горлу, глазам и сердцу.
– Я был там, – его голос прохрипел в метре от меня, и он все равно звучал отдаленно, словно потерянный в другом месте. – Я видел, как это случилось. Прятался под кроватью.
Я не смогла вдохнуть, когда слова стерли с него грубый защитный слой, давая мне увидеть ранимого мальчика в отельной комнате. Он сгорбился, опустив подбородок. Это длилось лишь мгновенье.
Он быстро выровнял спину, и непоколебимость вернулась к нему.
Я ненавидела свою слабость перед ним, но, черт возьми, я не хотела, чтобы он прятал ее от меня. Я хотела видеть его – мужчину, который был намного больше, чем обман на одну ночь. Он открыл мне причины своего предательства, заставляя меня посмотреть в глаза жестокой реальности, не оправдывая свою роль в ней. Сожаление за то, что он причинил мне боль, ослабило стену между сломленным доверием и вторыми шансами.
О, мне до сих пор было больно, и эта боль усиливалась выбором, который мне нужно было сделать из-за моей семьи. Но я отложила это в сторону и позволила комку плоти под названием «мое сердце» вести меня вперед.
Я бросила документы на пол, встала и забралась к нему на колени. Его руки сомкнулись у меня на талии в таком знакомом интимном жесте, но все равно ощущение было другим, чем в нашу ночь вместе. Это было обменом ранимости, сложным подарком, чтобы его отдать, но таким, который заставит человека понять, что ему нужно на самом деле. Сидя боком на его бедрах, я запустила пальцы в волосы над его ушами и развернула его лицо так, что я могла его видеть.
– Продолжай.
Он в шоке посмотрел на меня, а после облизнул нижнюю губу, будто хотел поцеловать меня. Логан закрыл глаза, потом открыл.
– Моя мать сказала мне однажды, что если с ней что-то случится, чтобы я взял ее дневник и исчез, – он провел пальцем по моей руке, наблюдая за своим движением с расфокусированным взглядом. – Я так и сделал. Закончил на улицах Чикаго. В итоге меня забрали из дома мальчиков. Уже тогда я прочитал ее дневник, и знал, что мне нужно скрывать свою личность.
Он был всего лишь мальчиком, когда увидел, как зарезали его мать. Его заставили пройти через кошмар в одиночку. Боже, мне было больно вместе с ним, и дыхание с трудом выходило из саднящего горла.
Даже учитывая то, что нас с Колином вырастил человек, ответственный за всю его боль, мы все равно не испытывали страданий ни от чего, кроме родительской любви.
Логану пришлось бороться со всем. Он прошел через МИТ. Стал генеральным директором «Fortune 500». Хоть он и получил работу – мою работу – с помощью шантажа, но заслужил квалификацию, которая нужна была лидеру. Это на самом деле чертовски восхитительно.
Я опустилась щекой на его плечо, обняв его и слушая рокотание его голоса, пока он рассказывал подробности содержимого дневника своей матери. Подробности о подсказках, которые свели нас вместе, и о своем плане прийти за Трентом.
Логан прикоснулся рукой к моему бедру, пока говорил, и двинулся дальше, поигрывая пальцем на шве моих штанов на внутренней части бедра. Я прикусила губу, пытаясь игнорировать трепет, поднимающийся во мне из-за него.
Он подвинулся глубже в кресло, притягивая меня ближе к своей груди.
– Трент не знал, что у него есть сын, пока я не дал ему конверт пару дней назад. Я понятия не имею, поделился ли он этой новостью с остальными.
Колин сказал бы мне, если бы знал.
– Зачем ты сказал ему, что ты – его сын? У него нет преданности семье. Он даже глазом не моргнет, чтобы отправить Колина в тюрьму.
Естественная дуга его правой брови изогнулась.
– Я представился, как внебрачный сын, который хотел получить право на могущество и власть. Это была мотивация для моего шантажа. Такая, которая свяжет его и в которой он не усомнится.
Когда наши взгляды встретились, я увидела настоящую причину, по которой он здесь. Глубокая яростная боль под темными линиями его бровей. Жажда мести, которая вселилась в него, контролировала его жизнь и вела его к успеху.
Если Трент пошлет Колина в тюрьму или убьет его, как далеко я зайду, чтобы свести счеты? Всего лишь мысль об этом заставляет меня посмотреть на злость Логана в новом свете. Чувство потери, которое я ощущала последние пять дней даже в сравнение не идет.
У него не было никого за все его детство. А у меня за пять дней моего презрения был хотя бы Колин.
Но я не смотрела на Колина так, как Логан сейчас смотрел на меня.
Он потянулся вперед и заправил прядь волос мне за ухо, его пальцы задели мою челюсть.
– Я никогда не устану смотреть на тебя.
Мои глаза грозились закрыться, так что я продолжила концентрироваться на напряжении в его бедрах подо мной, ровном дыхании, которое исходило из его рта, и движении горла под его галстуком, когда он сглатывал.
Когда я подняла глаза вверх, опустошение и желание в глазах Логана отобразило мою глубочайшую боль.
Боль, которую он открыл, чтобы получить то, что хотел. Горькая мысль промелькнула у меня в голове. Я могла соблазнить его, использовать его для собственного удовольствия и выбросить. Прямо сейчас я была в той власти, чтобы причинять боль.
Но я не хотела прибавлять страданий в эти глаза цветы плавленого золота. Лучше я брошу ему вызов. Подразню его, а потом просто встану и буду смотреть, как он горит. И может быть – всего лишь может быть – его огонь, жажда меня, превратит его в пламя, которое он обещал.
Я сместилась, чтобы оседлать его бедра. Логан тут же открыл рот, потянувшись ко мне. Я схватила ладонями его лицо, удержав свои раскрытые губы в миллиметрах от его, гордясь тем, что подталкиваю его и сбиваю наше дыхание.
Его губы были так близко к моим, что горячили их, хоть наши рты и не соприкасались.
Чем дольше я удерживала напряжение между нами, тем тяжелее мы дышали, но никто из нас не разрывал зрительного контакта. Пальцами он впился мне в бедра, и мои мышцы сжались в наказание. Еще одно чувство прокатилось по моему телу – пьянящий жар, который вытеснил всю мерзлоту, что поселилась внутри меня. Он толкнулся лицом в мои ладони, пытаясь сократить миллиметры между нами. Я отклонилась назад, когда он придвинулся вперед. Сражение «вперед-назад» с открытыми ртами и влажным дыханием. Его отчаянное желание поцеловать меня был афродизиаком, от которого я теряла голову. Его тело окружало меня бурлящим теплом энергии, его грудь была настолько чертовски твердой, что мне хотелось содрать с него костюм и галстук и насладиться высеченными мышцами под тканью.
Но я выжидала, заставляя его ждать. Наше дыхание звучало поверхностно и громко, пока я вытягивала его, беспощадно дразня.
Его член напрягся под моим бедром, а хватка его руки на моей коже стала невыносимой. Когда Логан попытался коснуться языком моих губ, его глаза наполнились штормом эмоций, которые вела дикая и лютая жажда.
Почувствовав его тазовую кость под собой во время его движения, я знала, что не смогу остановить его. Наклонив голову, улыбнулась, и, когда его золотые глаза вспыхнули, ослабила хватку на его лице.
Он набросился на меня. Его рот был горячим и влажным, когда он пожирал меня. Язык Логана прошелся по моим зубам с жадностью, когда я впилась пальцами в его волосы, отдергивая его назад и прижимаясь к нему.
Ничего из нашей тяги друг к другу не было сдержанным или покорным. Он был огнем, а я была топливом. Мы были яростными и безрассудными. Страстными и страдающими.
Взрывоопасными.
И жестокими.
Я опустила руки на его грудь и толкнула, разрывая поцелуй и хватая ртом воздух.
– Я не доверяю тебе.
Его челюсть сжалась, а в глазах запылал огонь уверенности. Он однократно кивнул. После он был на мне, его язык яростно проталкивался между моих губ, отчаянно борясь за меня. За нас. Он крепко прижал мои бедра к своим, и его стальная эрекция потиралась о мой пирсинг. Электрические искры выстреливали в клиторе, заставляя внутренние стенки моей киски жадно сжаться.
Это был мужчина из ночного клуба. Тот, кто украл мое дыхание загадочным взглядом, и который поджег все мои внутренности одним только прикосновением. Тот, кто трахнул меня своим ртом и брал то, что хотел.
Мне хотелось укусить его, ударить, избить. Но больше этого я хотела сделать его своим. Я хотела его ярость, его свирепость, его боль. Хотела заклеймить каждую часть его, поджечь ее каждой частью себя и сделать нас одним целым.
Я отклонилась, чтобы посмотреть на Логана, но прежде, чем я успела перевести дыхание, он налетел на меня, и снова украл его, сжав руками мою нижнюю челюсть, пока его рот захватывал меня. Зеркально отображая его хватку, я сжала его лицо ладонями, одновременно сжимая бедрами его талию. Он безустанно целовал меня, борясь своим языком с моим, обрушивая свои губы на мои, устремляясь вглубь меня с непристойно порочным рвением.
Моя грудь вздымалась напротив его, наши сердца громко бились под сбитое дыхание. Закручивающееся давление пульсировало у меня между ног, и я дернула бедрами, жаждая его член и желая большего. Боже, я хотела его.
Когда его руки соскользнули с моего лица на шею, его рот расслабился, и нежный поцелуй напомнил мне томящееся желание. Он не спешил. Его губы смягчились под моими, а его язык стал изучать меня с необыкновенной нежностью. Он был горячим от желания, но пробирался глубже, превращая поцелуй в более выразительный, в более интенсивный, чем до этого.
Следуя подушечками пальцев по линиям моего горла, по ключицам, пальцами он усиливал давление на изгибах моей груди под свитером с коротким рукавом. Я скользнула бедрами вперед, толкаясь грудью на его руку, пока мои губы обжигал жар его рта.
Я не могла вдохнуть, когда он перестал меня целовать. Логан отклонился, расслабив плечи, но не грудь. Его руки скользнули к моей талии, и он развел в стороны бедра под моей задницей, прижавшись членом к пульсации у меня между ног.
Он открыл рот, чтобы справиться со своим тяжелым дыханием, его губы были влажными и припухшими, а волосы – взлохмаченными моими руками. Я взялась на узел на его галстуке и спустила его немного вниз по ткани, скользя пальцами по гладко выбритой коже его нижней челюсти. Боже мой, он – невероятный, когда возбужденный.
– Что ты со мной делаешь?
Это было то, что нужно. Он горел самым очевидным образом. Мне нужно было ухватить за волосы свою силу волю и отступить.
Вжимаясь ногтями в свои ладони, я оттолкнулась от его хватки и соскользнула с его колен. Он сощурил глаза, когда я отошла к окну. Логан встал, преследуя меня. Его лицо раскраснелось, а плечи и грудь поднимались от напряженного дыхания.
Меня толкнул его взгляд – золотисто-зеленые глаза, с которыми выражение лица больше напоминало хмурость и дикость, а не расслабление. Что только прибавило угрожающего характера тому, как он приближался. Всего лишь фут, и…
– Что ты делаешь со мной? Этот поцелуй? – он сжал кулаки. – Что происходит между тобой и Колином?
Я коснулась окна спиной, а он накрыл мое тело своим. Он ухватил меня за волосы, выгибая шею к себе. Свободной рукой он сжал мою грудь, пока прошелся языком по открытому для него горлу, посасывая, покрывая поцелуями путь до моей челюсти, простонав в мой рот.
– Я ненавижу то, что ты принадлежишь другому мужчине. Моему брату, – он снова поцеловал меня, жестко и яростно, а потом отстранился. – Я, блядь, ненавижу это. Так что отвечай на мой чертов вопрос.
Я хныкнула, а мое сердце грохотало в груди от порыва рассказать ему. Блядь! Я знаю его меньше недели. Ублюдок поимел меня. Я не могла сделать тоже самое с Колином, выдав его секрет.
Кроме того, Логану сначала нужно заслужить этот ответ. Я опустила руки на лацканы его рубашки и оттолкнула его.
Он отступил назад, а потом ринулся вперед, снова набрасываясь на мой рот. Также быстро он оторвался от моих губ. Его глаза расширились и покраснели от такого количества конфликта в них, что это меня убивало.
Не давай задний ход. Не пасуй.
Я не была уверена, что он увидел на моем лице, но он всосал губу в рот, отвел руку назад и ударил ею в стекло возле моей головы. Я подпрыгнула, но он придержал меня рукой, пока стеклянная стена подо мной дрожала.
Он прижался своим лбом к моему, а рукой на груди удерживал меня на месте. Второй рукой он со злостью водил по стеклу вверх и вниз под ритм своих коротких вдохов.
Долгий момент онемения прошел, и все между нами осталось невысказанным. Казалось, он возобновлял самоконтроль. Когда его дыхание выровнялось, он убрал руку от стекла и запустил ее в волосы, позволяя коротким прядям скользнуть сквозь его пальцы. Я подняла ладонь, чтобы прикоснуться к его руке, и убрать ее от его головы. Логан еще больше нахмурил брови, глаза сфокусировались на наших руках. Наши силуэты обнимали солнечные лучи. Огни света играли на наших пальцах, пока мы держали их сплетенными, от чего я видела всю красоту этого прикосновения. Я наблюдала за этим в восхищении, наполняя свою грудь этим светом, пока медленно тянулась к нему.
