Текст книги "Том 8. Дживс и Вустер"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 40 страниц)

И, не дожидаясь ответа, Элизабет вспорхнула на веранду. Такой, видно, у нее был характер. Она занялась малышом. Напоминаю, что в пяти шагах от нас, в гостиной, бренчал по клавишам Фредди. Положение было отчаянное – поверьте мне, Бертраму! В любую минуту Фредди могло взбрести в голову выйти на веранду, а я ведь еще не провел с ним ни одной репетиции.

Я решил нарушить молчание.

– Мы как раз собрались на пляж, – сказал я.

– Да? – Девушка прислушалась. – Вы настраиваете пианино? – спросила она. – Моя тетушка ищет настройщика. Вы не против, если я загляну в гостиную и попрошу мастера, когда он кончит работать у вас, зайти к нам?

Я отер со лба капельки пота.

– Э-э… не стоит входить сейчас, – сказал я. – Не сию минуту. Настройщики не выносят, когда их беспокоят во время работы. Знаете ли, эти артистические натуры… Но позднее я скажу ему…

– Прекрасно. Попросите его зайти в «Сосновое бунгало», к Викерсам… Ах, по-моему, он уже перестал. Сейчас, наверное, выйдет. Я подожду.

– Вам не кажется… вы не опоздаете на пляж? – сказал я. Но Элизабет уже болтала с малышом и что-то нащупывала в своей сумке.

– На пляж… – промямлил я.

– Смотри, что я тебе купила, детка, – сказала девушка. – Почему-то я была уверена, что встречу тебя, и вот запаслась твоими любимыми конфетками.

И – о Боже! – она помахала перед вытаращенными глазами Пузатика брикетом ирисок величиной с Мемориал принцу Альберту.

Это все решило. С утра мы с Пузатиком довольно долго репетировали, и, надо сказать, он продемонстрировал определенные успехи. Сейчас он ухватил все с первого раза.

– Поцелуй Фредди! – завопил он.

В этот момент дверь из гостиной отворилась, и на веранду, будто откликнувшись на призыв Пузатика, вышел Фредди.

– Поцелуй Фредди! – вопил малыш.

Фредди уставился на девушку, девушка на него. Я уставился в пол, малыш – на брикет ирисок.

– Поцелуй Фредди! – вне себя орал Пузатик. – Поцелуй Фредди!

– Что все это значит? – спросила девушка, поворачиваясь ко мне.

– Лучше отдайте ему ириску, – сказал я. – Он будет орать, пока ее не получит.

Элизабет отдала Пузатику ирис, и он утих. Фредди, остолоп несчастный, так все и стоял с открытым ртом. Он не вымолвил ни единого слова.

– Что все это значит? – повторила вопрос девушка. Щеки у нее пылали, глаза сверкали, в меня летели стрелы. Я, Бертрам Вустер, превратился в филе без единой косточки, если я понятно выражаюсь. В хорошо отбитую котлету. Случалось ли вам, танцуя, наступить на подол платья своей дамы – я говорю о временах, когда женщины носили платья такой длины, что на них можно было наступить, – и услышать треск, и увидеть ангельскую улыбку на ее лице, когда она говорит вам: «Пожалуйста, не извиняйтесь. Это такой пустяк», – а потом вдруг встретиться с ее холодными, ясными голубыми глазами и совершенно отчетливо ощутить удар, как будто вы наступили на зубья грабель и рукоятка подпрыгнула и стукнула вас по лицу? Именно так смотрела на меня невеста Фредди – Элизабет.

– Я вас слушаю, – сказала она, и зубы ее слегка лязгнули.

Я сглотнул слюну. И сначала сказал, что это ничего не значит. Затем – что это не значит ничего особенного. И, наконец, проговорил: «Видите ли, вот такая вышла история». И рассказал ей все от начала до конца. Все это время кретин Фредди стоял и молчал, словно его вдруг поразила немота.

Девушка тоже молчала. Она слушала.

И вдруг начала смеяться. Я никогда не слышал, чтобы какая-нибудь девушка так смеялась. Она привалилась к столбику веранды и хохотала во все горло. А Фредди, этот чемпион по идиотизму, так и стоял молча.

Рассказ мой был закончен, и я потихонечку, бочком, стал продвигаться к крыльцу. Я сказал все, что должен был сказать, и, как мне представлялось, на этом месте в моей роли стояла ремарка: «Незаметно уходит». На Фредди я окончательно махнул рукой. Произнеси он хоть слово, и все было бы в порядке. Но он безмолвствовал.

Я отошел довольно далеко от нашего коттеджа, когда встретил Дживса, возвращавшегося с прогулки.

– Все кончено, Дживс, – сказал я. – Ставим точку. Старина Фредди оказался форменным ослом, он все погубил. Спектакль провалился.

– Не может быть, сэр! Но что случилось? Я рассказал ему.

– Он провалил свою роль, – заключил я. – Ему представлялась редкая возможность высказаться, но он не воспользовался ею. Он молчал как рыба. Он… О Боже! Смотрите!

Мы с Дживсом шли обратно, в поле нашего зрения уже появился коттедж. Шестеро ребятишек, няня, двое зевак, еще одна нянька и продавец из кондитерской стояли перед нашей верандой. Они не сводили с нее глаз. По улице поспешали еще пятеро ребятишек, собака, трое мужчин и мальчик – очевидно, чтобы присоединиться к зрителям. А на веранде, словно одни в пустыне Сахаре, слились в объятиях Фредди и его Элизабет.

– Боже праведный! – воскликнул я.

– Похоже, все завершилось наилучшим образом, сэр, – сказал Дживс.

– Кажется, вы правы, – согласился я. – Миляга Фредди явно не справился с текстом, однако успех полный.

– Истинная правда, сэр, – сказал Дживс.

ГОРОЙ ЗА БИНГО

Перевод В. Гусева.

Промокнув последнюю страницу, я бессильно откинулся в кресле. С меня, наверное, все семьдесят семь потов сошло, но статья положительно удалась. Я стал ее перечитывать, прикидывая, не добавить ли в самый конец абзац-другой, когда в дверь постучали и на пороге возник Дживс.

– Вас миссис Траверс, сэр. К телефону.

– Да? – буркнул я. Неужели не видно, что человек занят?

– Именно так, сэр. Передает привет, а также интересуется, как обстоят дела со статьей, которую вы для нее пишете.

– Вот-вот, статья… Как по-вашему, Дживс, можем ли мы в женской газете упоминать полукальсоны?

– Едва ли, сэр.

– Раз так, ступайте и передайте, что статья готова.

– Слушаю, сэр.

– А потом возвращайтесь. Посмотрим статью – на предмет вашего одобрения.

Дело в том, что моя тетя Далия издает женскую газету «Будуар элегантной дамы». Недавно она вытянула из меня обещание написать о том, что следует носить в этом сезоне. Моему опусу предстояло появиться в разделе «Мужья и братья». Услужить тетям я не прочь – но только тем, которые этого заслуживают. Моя же, слава Богу, не зануда – несмотря на постоянное брюзжание относительно современных лондонских порядков. В блаженном неведении я согласился. Клянусь, если бы я только догадывался, на что иду, то отказал бы наотрез – даже своей собственной тете! Этот поистине адский труд высосал из меня все соки. Теперь-то ясно, почему у журналистов лысины и отчего они напоминают мне изможденных птиц.

– Скажите, Дживс, – начал я, когда он вернулся, – вы случайно не читаете газету «Будуар элегантной дамы»?

– Нет, сэр. Это издание пока не привлекало мое внимание.

– Что ж, советую купить, если не жалко шести пенсов. На следующей неделе там выходит моя статья – «Что носит хорошо одетый мужчина: советует Вустер!».

– Неужели, сэр?

– Именно так, Дживс. Безделица, хотя и пришлось попотеть. Там есть кусок о носках, который лично вам будет весьма интересен.

Он взял рукопись и, нахмурившись, стал ее просматривать. Наконец на его лице появилась легкая одобрительная улыбка.

– Что ж, раздел о носках совсем неплох, сэр, – изрек он наконец.

– Недурно изложено, а?

– Чрезвычайно хорошо, сэр.

Я внимательно следил, как Дживс читает статью. Наконец, как и следовало ожидать, любовный, как я бы его назвал, огонек внезапно угас в его глазах. Затаив дыхание, я стал ждать неизбежного.

– Дошли до шелковых сорочек для вечернего выхода? – с деланной небрежностью осведомился я.

– Да, сэр, – отвечал Дживс похолодевшим голосом – словно ему впились зубами в ногу – да не кто-нибудь, а самый лучший друг. – Если позволите, то я бы…

– Что-то смущает?

– Да, сэр. Видите ли, шелковые сорочки с мягким воротником вряд ли могут быть рекомендованы для ношения в сочетании с вечерним костюмом.

– Помяните мое слово, Дживс, – начал я, глядя на него в упор, – их, черт побери, будут носить. Кстати, ставлю вас в известность, что я заказал дюжину в «Пибоди и Симз». По глазам вижу, что вы этого не одобряете, – но тут я буду непреклонен.

– Если позволите, сэр…

– Нет, не позволю, – отрезал я, поднимая руку. – И не спорьте. Да, ваш авторитет непререкаем – особенно в вопросах выбора носков, галстуков – даже гетр. Но когда дело касается вечерних сорочек, вы не выдерживаете никакой критики. Вам не дано видеть перспективу, понимаете? Вы – в плену предрассудков, Дживс. А этот ваш неуместный снобизм? Узость кругозора – вот что напрашивается на язык. Впрочем, вам будет интересно узнать, что как-то в одно казино, где мне случилось быть, неожиданно завалился принц Уэльский, и в чем же? В шелковой рубашке с мягким отложным воротничком!

– Что ж, его королевское высочество может позволить себе незначительную вольность – недопустимую для…

– Все, Дживс, – решительно прервал его я. – Наш спор бесполезен. Благодаря нашей непреклонности мы, Вустеры, славимся… э-э… непреклонностью. В общем, вы меня понимаете.

– Разумеется, сэр.

Было видно, что Дживс не на шутку уязвлен. Что ж, наш разговор был резок и неприятен – и это еще мягко сказано. Но иногда просто приходится расставить точки над «i». Слуга обязан знать свое место, не так ли? Вот в этом-то вся суть. Ознакомив Дживса со своим мнением, я решил переменить тему.

– Вот еще что, Дживс. Нет ли у вас горничной на примете?

– Горничной, сэр?

– Да, Дживс, именно горничной. Вы ведь знаете, что такое «горничная»?

– Вам нужна горничная, сэр?

– Горничная нужна мистеру Литтлу. На днях встретил его в клубе. Его дражайшая интересуется женской прислугой, которая относится с почтением к фарфору. Обещал, что не останется в долгу.

– Понимаю, сэр.

– Как видно, их горничная не очень-то церемонится с дорогим фарфором; послушать его, это ураган, цунами и торнадо в одном лице. В общем, если вы знаете горничную, которая…

– Знаю, и не одну. Одних достаточно близко, других – шапочно, сэр.

– Ну вот вам и карты в руки. А сейчас – котелок, трость и все прочее. Пора отвозить статью.

Редакция «Будуара элегантной дамы» находилась на одной из тех странных улиц, которых немало в районе Ковент-Гардена. Утопая в кучах гнилых капустных листьев и помидоров, я кое-как дочавкал до нужной двери… и кто бы, вы думаете, из нее выходит? Жена Литтла собственной персоной! Увидев меня, она прямо так и расплылась в улыбке – несмотря на то, что в последнее время я, друг семьи с большим стажем, явно не злоупотреблял их гостеприимством.

– Вы-то что тут делаете, Берти? – изумилась миссис Литтл. – Вот уж никогда не думала, что смогу встретить вас восточнее Лестер-сквер.

– Принес статью, которую велела написать тетя. Тут наверху у них редакция. «Будуар элегантной дамы»!

– Вот так совпадение! Я как раз тоже взялась для нее написать.

– Немедленно откажитесь, – честно предупредил я. – Вы даже не представляете, насколько тяжело… Впрочем, о чем это я? Ведь вам не привыкать к мукам творчества, а?

Да уж, сморозил я глупость. Кто же не знает, что жена Бинго – знаменитая писательница Рози М. Бэнкс? Из-под ее пера вышли блестящие образчики макулатуры, именуемой «женским романом». Пользуется бешеной популярностью среди поклонниц этого чтива. Уж для нее-то накропать какую-то несчастную статейку – раз плюнуть.

– Да нет, труда мне это не составит, – заверила она меня. – К тому же ваша тетя предложила великолепную тему.

– Рад слышать. Да, кстати, говорил со своим камердинером, Дживсом, насчет горничной. Он прекрасно знает всю лондонскую прислугу.

– Как мило. Вы свободны сегодня вечером?

– Абсолютно. ,

– Тогда прошу к нам на ужин. Будет ваша тетя, она даже взялась привести вашего дядю. Ужасно хочу с ним познакомиться.

– Спасибо, с удовольствием буду.

Насчет удовольствия я не кривил душой. Может, Литтлам и не везет с горничными, но уж поварами-то они могут гордиться. Не так давно жена Литтла откопала где-то потрясающего француза. Это просто какой-то фонтан кулинарного искусства. Зовут его Анатоль, и он готовит такое забористое рагу, что Бинго и оглянуться не успел, как растолстел килограммов на пять.

– Значит, в восемь, не забудьте.

– Обязательно буду.

Она упорхнула, а я стал подниматься в редакцию, где должен был «сдать рукопись в срок» (как принято говорить у нашего брата-журналиста). Тетю Далию я обнаружил буквально по самую макушку в бумагах.

Вообще не очень-то я расположен поддерживать родственные связи, но вот с тетушкой Далией мы друзья. Она вышла замуж за моего дядю Томаса – обыкновенного купца, между нами говоря, – в тот год, когда скачки в Кембриджшире выиграл Графин. Они спускались с трибуны и не успели дойти донизу, как я уже сказал себе: «Да, старикан ей явно не пара». У моей тети широкая, веселая натура, таких, как она, нередко видишь на охоте. Кстати, до замужества она увлекалась верховой ездой, но поскольку дядя Томас и слышать не хотел о деревенской жизни, то пришлось направить ее энергию в русло издания собственной газеты.

Завидев меня, она вынырнула из бумаг и даже игриво замахнулась какой-то книжечкой.

– А, это ты, Берти! Надо понимать, статья готова?

– Наконец-то поставил точку.

– Вот и умница. Представляю, какую ахинею ты написал.

– А вот и нет. Статья – великолепна, и, хочу подчеркнуть, ее почти безоговорочно одобрил Дживс. Его немного покоробило место, где я пишу о шелковых сорочках с мягким воротничком. Как можно не понимать, что это – гвоздь сезона, последний вопль моды? Посещая премьеры и рауты в этом году, мы воочию убедимся в самом горячем отклике высшего общества на мягкий воротничок.

– Толку от этого вашего Дживса… – махнула рукой тетя Далия, кидая мою статью в корзину и насаживая какие-то листочки на крюк, напоминающий орудие мясника. – Можешь так ему и передать.

– Ну это вы зря, – возразил я. – Мы можем не соглашаться с его мнением о сорочках…

– При чем тут сорочки! Еще неделю назад попросила подыскать повара, а он и не чешется.

– Да вы словно сговорились! – засмеялся я. – Что он вам – агент по найму? Вон и Рози Литтл тоже – желает, чтобы он подыскал ей горничную. Наткнулся на нее внизу – говорит, тоже пишет для вас.

– О да. Надеюсь, она поможет подстегнуть тираж. Не переношу ее писанину, но читательницам нравится. Ее имя – залог успеха, а он нам совсем не помешает.

– Дела идут неважно?

– Дела идут прекрасно, вот только тираж растет медленно.

– Бывает и так? Впрочем, вам виднее.

– А убедить в этом Тома можно только когда у него хорошее настроение, – пожаловалась тетя Далия, насаживая на крюк очередные листочки. – Но как раз сейчас у него приступ пессимизма. Виновата наша кухарка – ей бы сталь варить, а не суп. Еще несколько ужинов в ее исполнении, и Том просто откажется подписывать счета из типографии.

– Какой ужас!

– И не говори. Вчера подает какую-то вареную телятину, говорит, под соусом финансьер, и что же? После ужина он битый час жалуется: деньги, мол, коту под хвост летят.

Я ей сочувствовал. Ее даже было жалко. На Востоке дядя Томас заработал кучу денег и плохое пищеварение. Иметь с ним дело – врагу не пожелаешь. Сколько раз обедал с ним, но так и не привык к тому, что рыба делает его жизнерадостным, а вот задолго до подхода сыра он уже впадает в глубокое уныние.

Как звали того немца, которого меня заставляли читать в Оксфорде? Фортинбрамс? Фейхтвагнер? Ах да, кажется, Шопенгауэр. По слухам, тот еще брюзга. Так вот на фоне дяди Томаса – когда у последнего вскипает желудочный сок – этот самый Шопенгауэр просто отъявленный оптимист. Хуже всего то, жалуется тетя Далия, что в такие минуты ему мерещится, будто он стремительно летит в финансовую пропасть, и тут-то он начинает жутко экономить – на всем!

– Тяжелый случай, – вздохнул я. – Впрочем, сегодня у Литтлов он отужинает на славу.

– Это точно? – спросила тетя серьезно. – Я не могу пустить его в дом, где на кухне неизвестно что творится, – слишком много поставлено на карту.

– Ну, с кухней-то там полный порядок. Я, правда, не бывал у них целую вечность, но если за два месяца повар не потерял квалификацию, то дядю Томаса ожидает пиршество, которое он запомнит на всю жизнь.

– Вот это-то меня и пугает; представляю, что будет потом – когда он снова отведает стряпню нашей кухарки, – проворчала тетя Далия голосом Шопенгауэра.

Бинго и его жена свили себе гнездышко в районе Сент-Джонс-Вуда – небольшой веселенький дом с неким подобием сада. На следующий день вечером, явившись к ним, я обнаружил, что гости уже в сборе. Тетя Далия беседовала с Рози в углу гостиной, а у камина стояли Бинго и дядя Томас. Последний с хмурым и подозрительным видом посасывал через соломинку коктейль. При этом он так кривился, словно пришел в гости к Борджиа и сейчас твердил про себя: «Даже если в этом коктейле и нет яда, то уж за ужином-то точно отравят».

Впрочем, трудно было ожидать, что на лице такого субъекта, как дядя Томас, будет играть счастливая улыбка, поэтому я не обратил на него внимания. А вот что меня действительно удивило, так это мрачность весельчака Бинго. Что бы о нем ни говорили, но уж мрачным хозяином его никак не назовешь. В эпоху его холостяцкой жизни он, бывало, шутки ради забрасывал скучающих в ожидании супа гостей хлебным мякишем – сам видел! Но сейчас они с дядей Томасом казались близнецами; несчастное лицо Бинго придавало ему сходство с Борджиа, который, уже пригласив гостей к столу, к своему ужасу, вспомнил, что забыл подсыпать цианистый калий в консоме.

До того как завязался общий разговор, имел место, казалось бы, незначительный случай. Смешивая мне коктейль, Бинго неожиданно приник к моему уху, и я услышал его зловещий, лихорадочный шепот:

– Берти, надо поговорить. Дело жизни и смерти. Завтра утром будь дома.

Вот и все, понимай как хочешь. Тут выстрелил стартовый пистолет, и голодная толпа бросилась к столу. Вынужден признать, я тотчас же выбросил этот мимолетный эпизод из головы ради, простите за высокопарность, высших интересов происходящего; ибо знаменитый Анатоль – видимо, по случаю прихода гостей – расстарался на славу.

Не в моих правилах говорить о серьезных вопросах поверхностно; я привык скупо взвешивать похвалу. Тем не менее готов повторять и повторять: да, Анатоль превзошел самого себя. Лучшего ужина моему желудку переваривать не приходилось, а уж на дядю Томаса искусство француза подействовало как вода на усыхающий цветок. Когда мы усаживались за стол, он пустил несколько ядовитых стрел в адрес правительства – да таких метких, что им там уж точно икнулось. Но, после бульона с пирожком по-итальянски он уже находил для них некоторые оправдания: а что, мол, в наши времена ожидать прикажете? Над рулетом из фаршированного морского языка а-ля принцес он стал еще более покладист: правительство, дескать, не может отвечать за все – например, за мерзкую погоду. Ну а отведав утку на вертеле по-охотничьи, он уже горой стоял за «наших ребят в министерствах».

Весь обед Бинго просидел с физиономией филина, тщетно скрывающего свою печаль. Чудно!

По дороге домой меня не покидали мысли о его странном поведении. Я надеялся, что у Бинго хватит ума дать мне выспаться – судя по его виду во время ужина, он твердо решил заявиться со своими бедами утром спозаранку.

Оказавшись дома, я обнаружил, что Дживс еще не ложился.

– Надеюсь, ужин удался, сэр?

– Вне всяких сомнений.

– Весьма рад, сэр. Сразу после вашего ухода звонил мистер Джордж Траверс. Он очень надеется, что вы поедете с ним в Хэрроугейт, сэр. Отбывает самым ранним поездом.

Мой дядя Джордж, несмотря на преклонный возраст, – большой весельчак. В свое время он тоже неплохо повеселился, и теперь над ним, словно меч – чей именно, сейчас не помню, – висит необходимость регулярно ездить в Хэрроугейт или Бакстон. А лечиться в одиночку он не любит.

– Это невозможно, – сказал я. Дядю Джорджа и в Лондоне-то выносить трудно, а быть сосланным с ним в скучный курортный городишко? Нет уж, увольте!

– Он весьма настаивал, сэр.

– Нет, Дживс, – твердо сказал я. – Я рад услужить родственнику, но поехать на воды с дядей Джорджем… Не может быть и речи!

– Пожалуй, вы правы, сэр, – отступил Дживс.

Слова эти – да еще из его уст – бальзамом пролились на мою душу. Дживс учился покорности, положительно учился!

Это показывало, что я был абсолютно прав, когда поставил его на место с теми шелковыми рубашками.

Утром следующего дня, когда появился Бинго, я уже отзавтракал и был готов его выслушать. Дживс молниеносно провел его в спальню, и Бинго уселся на мою кровать.

– Доброе утро, Берти, – поздоровался он мрачно.

– Привет, старина, – любезно отвечал я.

– Не уходите, Дживс, – попросил Бинго. – Подождите.

– Простите, сэр? – повернулся к нему Дживс.

– Останьтесь здесь, хорошо? Присоединяйтесь, вы мне нужны.

– Слушаю, сэр.

Бинго закурил и, нахмурившись, остановился взглядом на обоях.

– Беда, Берти, – начал он наконец. – Случилась беда. Если мы что-то не предпримем, и не предпримем немедленно, на моем общественном положении можно поставить крест. Я перестану себя уважать, а мое доброе имя будет растоптано – я никогда не смогу отмыться, дорога в любой приличный дом мне будет заказана.

– Тетя! – воскликнул я, пораженный догадкой.

– Совершенно верно, – отвечал Бинго, глухо засмеявшись. – Ты попал в самую точку. Все из-за твоей несчастной тети.

– Которой именно «несчастной тети»? Прошу уточнить. У меня далеко не одна тетя.

– Я про миссис Траверс, которая издает эту кошмарную газету.

– Ну это ты зря, старина, – запротестовал я. – Из моих теть эта самая стоящая. Вот хоть Дживса спроси.

– Должен признать, что это именно так, сэр.

– Заблуждаетесь, – возразил Бинго. – Ваша тетя – угроза обществу, разрушительница семей, да это просто чума какая-то! Вы хоть знаете, что она сделала? Предложила Рози написать статью для этой своей газетенки.

– Знаю, – признался я.

– А что за статья, знаешь?

– Нет, но слышал, что тетя Далия предложила ей великолепную тему.

– Да, и эта тема – я!

– Ты?

– Да, я. Я! И знаешь, как это все должно называться? «Как сохранить любовь моего пусика».

– Кого-кого?

– Пу-си-ка.

– А что такое «пусик»?

– Пусик – это я, – сказал Бинго с горечью. – Из статьи я узнал о себе такие подробности, которые не рискнул бы передать даже старому другу. Эта злосчастная писанина относится к разряду так называемых «статей для широкого круга» – как правило, интимнейшие откровения из самых недр семейной жизни. С каким вожделением их проглатывают так называемые «наши читательницы»! Там все про Рози и меня; например, что нужно делать, когда я заявился домой не в духе, и так далее. Представляешь, Берти, до сих пор краснею, стоит только вспомнить второй абзац.

– Да? И что же там такого интересненького?

– Передать это просто невозможно! Поверь, дальше уж некуда. Трудно описать, как я люблю Рози, но так же трудно поверить, что эта прелестная разумная девушка превращается в сентиментальную дуру, как только включает свой диктовальный аппарат. Берти, эта статья не должна увидеть свет.

– Да, но…

– Иначе мне придется уйти из клуба и отрастить бороду – в общем, стать отшельником; как после этого людям в глаза смотреть?

– Ну-ну, это ты хватил, – сказал я. – Как по-вашему, Дживс? Кажется, наш друг немного переоценивает последствия статьи.

– Ну, я бы…

– Это я еще недооцениваю, – заверил Бинго без тени улыбки. – Вы этого всего не слышали. А я слышал. Вчера перед ужином Рози засунула в фонограф валик со статьей. Послышалось какое-то карканье. Дикие, ужасные звуки! Что мне пришлось выслушать – кошмар! Если статья выйдет, меня же собственные приятели до петли доведут своими остротами да шуточками. Берти, – продолжал он хриплым шепотом, – я знаю, что у тебя воображение не многим богаче, чем у африканского кабана, но даже ты можешь себе представить, что скажут Джимми Боулз или Таппи Роджерс, прочитав статью, в которой я именуюсь «богом и капризулей в одном лице».

– Так и написала? – не поверил я.

– Именно так. Я выбрал именно этот пассаж, потому что никакой другой просто передать невозможно, – в общем, сам понимаешь, чем дело пахнет.

Я машинально теребил покрывало. Мы с Бинго знали друг друга не один год, а Вустеры друзей в беде не оставляют.

– Дживс, – сказал я наконец, – вы все слышали?

– Да, сэр.

– Дело серьезное.

– Да, сэр.

– За друзей мы должны стоять горой.

– Да, сэр.

– Ничего в голову не приходит?

– Приходит, сэр.

– Нет, серьезно?

– Совершенно серьезно, сэр.

– Бинго, – воскликнул я, – твоя звезда не закатилась! Дживсу что-то пришло в голову.

– Дживс, если вы меня не бросите в тяжелый час, – проговорил Бинго дрожащим голосом, – то требуйте потом что хотите, – полцарства не пожалею.

– Затруднение со статьей, – начал Дживс, – неплохо согласуется с одним делом, которое мне доверили сегодня утром.

– Каким таким делом?

– Вскоре после того, как я подал вам чай, сэр, мне позвонила миссис Траверс. Весьма настойчиво она попросила меня приложить все усилия к тому, чтобы повар мистера Литтла покинул прежнее место службы и перешел к ним. Следует полагать, вчерашний ужин произвел на миссис Траверс неизгладимое впечатление – даже вернувшись домой, она до глубокой ночи не уставала восхищаться талантами француза.

– Что?! Она у нас еще и повара" хочет увести? – закричал Бинго с отчаянием раненого зверя.

– Боюсь, что так, сэр.

– И это после того, как мы, черт побери, преломили хлеб! За одним столом!

– Видите ли, сэр, – со вздохом начал Дживс, – когда дело касается модного повара, от женщин полностью ускользает моральная…

– Постойте-ка, – прервал я Дживса, видя, что того вот-вот захлестнет волна красноречия. – А при чем тут, собственно, повар?

– Дело вот в чем, сэр. Как подсказывает опыт, ни одна женщина не простит другой, если та уведет у нее хорошего повара. Более чем убежден, что если бы мне удалось выполнить поручение миссис Траверс, то отношения, существующие между ней и миссис Литтл, моментально лишились бы той сердечности, которая отличала их до последнего времени. Миссис Литтл настолько расстроится, что, несомненно, откажется представить статью в газету миссис Траверс. Таким образом, мы не только осчастливим миссис Траверс, но и воспрепятствуем выходу статьи. Иными словами, погнавшись за двумя зайцами, мы, если можно так выразиться, уверенно ловим обоих.

– Можно, Дживс, вам все можно, – сердечно сказал я. – План просто гениален – вы превзошли самого себя!

– Стойте, стойте, – проблеял Бинго. – А как же Ана-толь? Что же это, а? Повар от Бога… Да такие Анатоли один на миллион рождаются…

– Дорогой ты мой, да если б он был другим, грош цена была бы нашему плану.

– Так-то оно так, да вот только как же я без него-то?

– Да ты что? – не выдержал я. – Опомнись! Тут беда надвигается, а ты все беспокоишься о своем желудке.

– Что же, чему быть, того не миновать, – произнес наконец Бинго, тяжело вздохнув. – Видно, и правда требуются хирургические меры. Давайте валяйте, Дживс. Режьте по живому, плевать!

Пообещав прийти завтра утром, чтобы узнать результат, понурый Бинго исчез.

На следующее утро Бинго было не узнать. Заявился он спозаранку – словно специально, чтобы не дать мне выспаться, – но дорогу ему преградил Дживс.

Пока я спал, они задушевно беседовали на кухне. Наконец Бинго появился в моей спальне, и я сразу же понял по его виду: что-то не так.

– Все отменяется, – сообщил он, бухнувшись на кровать.

– Как отменяется?

– Вот так. Все остаются на своих местах. Дживс сказал, что разговаривал вчера с Анатолем, и тот уходить отказался.

– Неужели тетя Далия не додумалась посулить ему больше, чем он получает у вас?

– Она предлагала ему столько, сколько он захочет. Но он все равно отказался – похоже, по уши влюбился в горничную.

– Но у вас же нет горничной.

– У нас есть горничная.

– Я ее не видел. Позавчера за столом прислуживал какой-то чудак – вылитый гробовщик из провинции.

– Местный бакалейщик. Приходит помогать от случая к случаю. А наша горничная уезжала в отпуск, но вчера вернулась. Явилась за десять минут до того, как позвонил Дживс. Как я понял, только увидев ее, Анатоль сразу же взлетел на седьмое небо – его переполняла любовь, радость, ну и все такое прочее. Расстаться с ней его бы не заставили и все сокровища королевской казны.

– Тоже мне проблема, – усмехнулся я. – Даже странно, что наш гениальный Дживс тут же не нашел выход. Тетя Далия должна переманить и горничную – значит, разлучаться им не придется.

– А то я об этом не подумал!

– Бьюсь об заклад, что нет.

– Да уж поверь, подумал.

– И что же ты на это не пошел?

– План неосуществим. Если твоя тетя берет нашу горничную, то тогда ей придется уволить свою собственную.

– Ну и?..

– А тогда уйдет шофер, который в нее влюблен.

– В кого – в тетю?

– Да нет, в горничную. А твой дядя держится за него обеими руками – дескать, это единственный шофер, который умеет трогаться, не дергая.

Тут уж я сдался. Понятия не имел, что людские помещения сотрясают такие страсти. И слуги, оказывается, страдают модными теперь «сексуальными комплексами». И вообще, создается впечатление, что наша прислуга разбивается на пары с усердием персонажей венской оперетты.

– Вот, значит, как, – пробормотал я. – Что ж, получается, мы в тупике и статья все-таки выйдет, а?

– А вот и не выйдет.

– Ага, Дживс все-таки что-то придумал!

– Да нет, не Дживс, а я. – Бинго наклонился и любовно погладил меня по колену. – Знаешь, Берти, я вот что тут подумал – а ведь мы с тобой в одной школе учились. Надеюсь, не забыл?

– Нет, но…

– Ведь твоя верность друзьям тогда в поговорку вошла.

– Это так, и все-таки…

– «Горой за друга» – вот твой девиз. Да разве я в этом хоть раз усомнился? – ударил себя в грудь Бинго. – Разве ты подведешь однокашника в нелегкий час? Э, нет, не таков наш Берти Вустер!

– А ну-ка постой. Рассказывай, что задумал. Бинго успокаивающе похлопал меня по плечу.

– Дельце из тех, старина, что всегда были тебе по вкусу. Уж для тебя-то это будет раз плюнуть. Впрочем, нечто подобное тебе уже приходилось проворачивать – помнишь, как ты слямзил мемуары своего дядюшки в «Уютном»? Я тут совершенно случайно вспомнил эту историю, и в голову пришла блестящая идея. Твоя задача…

– Послушай, Бинго…

– Все уже устроено, Берти! Беспокоиться тебе не придется: дело верное! Главной нашей ошибкой было то, что мы положились на Дживса – человека хитроватого, но недалекого. А тут надо идти напрямик, отбросив всякие там хитроумные подходцы и глупые интриги. Итак, сегодня…

– Постой…

– Итак, сегодня днем мы идем с Рози в театр. Я заблаговременно открою окно в ее кабинете. Когда мы отдалимся на достаточное расстояние, ты оказываешься в кабинете, берешь этот чертов валик – и ходу! Все настолько просто, что…

– Просто-то просто, но…

– Знаю, знаю, что ты хочешь спросить, – поморщился Бинго, поднимая руку. – Тебя волнует, как найти валик, не так ли? А очень просто. Ошибиться тут невозможно. Эта чертова штуковина – в верхнем левом ящике стола. Ящик будет не заперт: в четыре должна прийти стенографистка, которая будет печатать статью.