Текст книги "Том 8. Дживс и Вустер"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 40 страниц)

– Вы можете опознать этого человека, мэм?

– Опознать? Что означает «опознать»?

В разговор вступил Дживс:

– Я предполагаю, мадам, что сержант находится под впечатлением, будто мистер Вустер проник в ваш сад с противозаконными целями. Я информировал сержанта о том, что мистер Вустер является племянником вашей подруги миссис Спенсер Грегсон, но сержант отказался мне поверить.

Тут наступила пауза. Мисс Маплтон минуту-другую сверлила констебля взглядом, будто застукала его за сосанием пастилок во время урока закона Божия.

– Вы хотите сказать, сержант, – проговорила она голосом, который пронзил беднягу навылет в районе третьей пуговицы кителя и вышел из спины, – что имели глупость принять мистера Вустера за грабителя и таким образом совершили служебную ошибку, провалив все расследование?

– Он сидел на дереве, мэм.

– Ну и что из этого? Мистер Вустер, вы ведь влезли на дерево, чтобы лучше видеть?

Теперь я мог ответить. Первый шок прошел, и ко мне вернулось самообладание.

– Да. Именно. Так и есть. Конечно. Определенно. Совершенно верно, – сказал я. – Чтобы лучше видеть. И ежу ясно.

– Я взял на себя смелость объяснить это сержанту, но он отказался принять мое объяснение как не соответствующее здравому смыслу.

– Сержант – болван, – изрекла мисс Маплтон. На миг мне показалось, что она ударит его линейкой по пальцам. – Из-за его тупости преступники успели убежать, теперь их и след простыл. Подумать только, за такую работу мы платим местные и государственные налоги.

– Ужасно! – сказал я.

– Чудовищно!

– Позорно!

– Вопиющее безобразие! – сказала мисс Маплтон.

– Страшное дело! – поддакнул я.

Мы все больше и больше напоминали собой пару попугаев-неразлучников, и вдруг в открытое окно ворвался грохот. Как бы я ни старался, писателя из меня не выйдет. В школе, когда приходилось писать очерки или сочинения, в моем табеле успеваемости обычно стояло: «Способности посредственные» или «Способности отсутствуют, но очень прилежен», или что-нибудь в этом роде. Правда, с годами я нахватался от Дживса кое-каких слов, но и теперь мне недостает бойкости пера, чтобы достаточно выразительно описать этот неимоверной силы грохот. Попробуйте представить, что махина Алберт-Холла рухнула на Хрустальный дворец,[80]80
  …Хрустальный дворец – огромный выставочный павильон из стекла и чугуна; построен в 1851 г. для «Великой выставки»; сгорел в 1936 г.


[Закрыть] и вы получите приблизительное представление о том, что произошло.

Мы все четверо, даже Дживс, подскочили на несколько дюймов. Полисмен издал потрясенное «Хо!»

Мисс Маплтон тотчас же вновь обрела свое властное спокойствие.

– Вероятно, кто-то из преступников упал в оранжерею, проломив крышу, – сказала она. – Сержант, может быть, вы хоть сейчас попытаетесь оправдать свое существование, проследуете туда и узнаете, что случилось?

– Да, мэм.

– И постарайтесь на этот раз не провалить все дело.

– Да, мэм.

– В таком случае, пожалуйста, поторопитесь. Или вы собираетесь всю ночь стоять здесь, разинув рот?

– Да, мэм. Нет, мэм. Да, мэм.

До чего приятно было слушать его!

– Странное совпадение, мистер Вустер, – сказала мисс Маплтон, снова становясь общительной, едва отверженный покинул кабинет. – Я только что написала письмо вашей тетушке, а тут вдруг и вы появились. Разумеется, я вскрою конверт, чтобы сообщить ей, какую доблесть вы проявили. Вообще я не слишком высокого мнения о нынешних молодых людях, но вы заставили меня изменить мои взгляды. Преследовать преступников ночью, в саду, без оружия, для этого требуется отчаянная храбрость. И с вашей стороны было необыкновенно любезно навестить меня. Я очень ценю ваше внимание. Надолго ли вы в Бингли?

На этот вопрос я тоже готов был ответить.

– Нет. Боюсь, что нет. Завтра я должен уехать в Лондон.

– Может быть, вы не откажетесь прийти ко мне на обед перед отъездом?

– Боюсь, не смогу. Чрезвычайно вам благодарен. У меня очень важная встреча, которую я не могу отменить. Не правда ли, Дживс?

– Да, сэр.

– Должны успеть на поезд в десять тридцать.

– Непременно, сэр.

– Весьма сожалею, – сказала мисс Маплтон. – Я надеялась, что вы будете столь любезны и скажете несколько слов моим девочкам. Может быть, в следующий раз?

– Вне всяких сомнений.

– Пожалуйста, дайте мне знать, когда снова соберетесь в Бингли.

– Как только соберусь, – сказал я, – непременно дам вам знать.

– Насколько я помню, сэр, в ваши планы не входило посещение Бингли в ближайшее время, сэр.

– Не только в ближайшее время, Дживс.

Парадная дверь за нами затворилась. Я провел ладонью по лбу.

– Дживс, расскажите мне все, – сказал я.

– Сэр?

– Говорю, расскажите мне все. Я ничего не понимаю.

– Все проще простого, сэр. Я взял на себя смелость и под свою ответственность ввел в действие альтернативный план, который, если вы помните, я пытался вам изложить.

– И что же?

– Мне пришло в голову, сэр, что самое разумное – постучать с черного хода и сказать, что я хотел бы поговорить с мисс Маплтон. Как мне казалось, пока служанка пойдет обо мне докладывать, юная леди сумеет проникнуть в здание незамеченной.

– И получилось?

– Да, сэр. Она поднялась по черной лестнице и беспрепятственно прошла в свою спальню.

Я нахмурился. Мысль о Клементине меня покоробила.

– Беспрепятственно! – сказал я. – Чтоб ей пусто было, Дживс, и пусть в воскресенье ее в угол поставят за незнание молитвы. Итак, вы повидались с мисс Маплтон?

– Да, сэр.

– И сказали ей, что я остался в саду один, без оружия и преследую преступников?

– Да, сэр.

– И что собираюсь ее навестить?

– Да, сэр.

– И теперь она занимается тем, что сочиняет постскриптум тете Агате и расписывает мои подвиги, не жалея похвал.

– Да, сэр.

Я глубоко вздохнул. Было слишком темно, и я не мог видеть этого носителя сверхчеловеческого интеллекта, которым, должно быть, светилась каждая черточка его лица. Как я ни пытался в кромешной тьме разглядеть своего спасителя, мне не удалось.

– Дживс, – сказал я, – мне с самого начала надо было руководствоваться вашими советами.

– Это, возможно, избавило бы вас от временных неприятностей, сэр.

– Да еще каких неприятностей! Представляете, едва я в полном мраке установил на ветке цветочный горшок, как вдруг свет фонаря ударил мне в лицо! Я подумал, что мне конец. Дживс!

– Сэр?

– Поездка в Антиб отменяется.

– Я рад это слышать, сэр.

– Если Бобби Уикем ухитрилась втравить меня в историю в таком тихом городке, как Бингли, что она натворит в Антибе, на этом модном курорте, где всегда царит веселье, даже подумать страшно.

– Совершенно верно, сэр. Мисс Уикем, как я уже упоминал, хоть и очаровательная…

– Да-да, Дживс. Не сыпьте соль на раны. С глаз Берти Вустера спала пелена.

Тут я немного замялся.

– Дживс!

– Сэр?

– Эти брюки для гольфа…

– Да, сэр?

– Можете отдать их для бедных.

– Очень вам благодарен, сэр. Я вздохнул.

– Дживс, у меня сердце кровью обливается.

– Я очень ценю вашу жертву, сэр. Но когда минует первая боль, вы почувствуете большое облегчение от того, что расстались с этим предметом верхней одежды, сэр.

– Вы так думаете?

– Я в этом убежден, сэр.

– Будь по-вашему, Дживс, – сказал я. – Вам виднее.

8
ВОЗВЫШАЮЩАЯ ДУШУ ЛЮБОВЬ

Каждый год наступает ужасное время, обычно оно приходится на начало августа, когда Дживс принимается настойчиво поговаривать об отпуске – вот лодырь! – и уматывает недели на две куда-нибудь на морской курорт, а я остаюсь один. Сейчас наступило такое время, и мы стали обсуждать, что делать с Бертрамом.

– У меня сложилось впечатление, сэр, – сказал Дживс, – что вы намеревались принять приглашение мистера Сипперли погостить в его Гэмпширском поместье.

Я засмеялся. Горьким, безнадежным смехом.

– Верно, Дживс, намеревался. Но Провидение сжалилось надо мной, и я вовремя проник в коварные замыслы Сиппи. Знаете, что он задумал?

– Нет, сэр.

– Как донесли мои шпионы, там будет невеста Сиппи, мисс Мун. А также мамаша невесты, миссис Мун, и маленький брат невесты, мастер Мун. Понимаете, какое дьявольское вероломство скрывается за этим приглашением? Понимаете, какие коварные замыслы у этого человека? Совершенно очевидно, что мне уготована роль развлекать миссис Мун и маленького Себастьяна Муна, пока Сиппи со своей малахольной девицей целыми днями будут бродить по живописным окрестностям и щебетать о том о сем. К счастью, мне удалось выскользнуть из западни. Вы помните маленького Себастьяна?

– Да, сэр.

– Помните, какие у него глазищи? И золотые кудри?

– Да, сэр.

– Не знаю, почему, ноя не выношу златокудрых детишек. При виде такого ребенка меня подмывает его поколотить или уронить что-нибудь ему на голову.

– Многие сильные личности подвержены подобным состояниям, сэр.

– Итак, никаких Сиппи. Кажется, звонят в дверь?

– Да, сэр.

– Наверное, кто-то пришел.

– Да, сэр.

– Надо пойти посмотреть.

– Да, сэр.

Дживс исчез и через мгновение явился, держа в руках поднос с телеграммой. Я ее вскрыл, и легкая улыбка заиграла у меня на губах.

– Поразительно, иногда не успеешь чего-нибудь пожелать, а желание уже исполнилось. Телеграмма от тети Далии. Она меня приглашает в свое поместье, в Вустершир.

– Чрезвычайно удачно, сэр.

– Да. Как это я, подыскивая приют, упустил из вида тетю Далию, не понимаю. Это же райский уголок. Кругом пейзажи один другого живописнее, купание и лучший повар во всей Англии. Вы ведь не забыли Анатоля?

– Нет, сэр.

– И главное, в доме тети Далии почти не бывает этих кошмарных детишек. Правда, ее сын Бонзо приехал туда на каникулы, но против него я не возражаю. Дживс, шпарьте на почту и отправьте телеграмму, что я принимаю приглашение.

– Да, сэр.

– Потом уложите вещи, не забудьте клюшки для гольфа и теннисную ракетку.

– Очень хорошо, сэр. Я рад, что все так удачно устроилось.

Кажется, я уже раньше упоминал, что в зловещем полку моих тетушек имеется одно приятное исключение – тетя Далия. Таких, как она, поискать, к тому же не лишена веселого спортивного духа. Она, если вы помните, вышла замуж за старину Тома Траверса. И она же с помощью Дживса переманила у миссис Бинго Литтл ее повара-француза Анатоля. Гостить у тети Далии – сплошное удовольствие. В ее доме собирается шумное, оживленное общество, и если обычно загородные дома печально славятся тем, что вас ни свет, ни заря поднимают к завтраку, то здесь такая нелепость никому не придет в голову.

И вот с ничем не омраченной радостью в душе я втиснул свой спортивный автомобиль в гараж Бринкли-Корта, графство Вустершир, и неспешно направился к дому по обсаженной кустарником аллее, мимо теннисного корта, чтобы оповестить хозяйку о своем прибытии. Когда я шел по газону, из окна курительной комнаты высунулась голова и дружелюбно мне засияла.

– А-а, мистер Вустер, – сказала голова. – Ха-ха!

– Хо-хо! – ответил я, не позволяя голове превзойти меня в вежливости.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы опознать голову. Я понял, что она принадлежит побитому молью семидесятилетнему джентльмену по имени Анструтер, старинному другу покойного отца тети Далии. Я его раза два видел в теткином лондонском доме. Довольно приятный старикашка, но временами страдает нервным расстройством.

– Только что прибыли? – спросил он, продолжая сиять.

– Сию минуту, – сказал я, сияя в ответ.

– Полагаю, вы найдете нашу милую хозяйку в гостиной.

– Спасибо, – сказал я и, посияв еще немного на всякий случай, пошел к дому.

Тетя Далия, которая действительно оказалась в гостиной, очень мне обрадовалась, чем доставила мне большое удовольствие. Она тоже сияла. Наверное, день такой выдался, когда все сияют.

– А-а, это ты, – сказала она, – привет, урод. Слава Богу, явился.

Такой прием меня вполне устраивал, вот если бы и остальные члены нашего семейного клана так меня встречали, особенно тетя Агата.

– Я всегда получаю необыкновенное удовольствие от вашего гостеприимства, тетя Далия, – сказал я с искренней теплотой. – Уверен, что прекрасно проведу время в вашем доме. Вижу, у вас гостит мистер Анструтер. Кто-нибудь еще?

– Ты знаком с лордом Снеттишэмом?

– Встречал на скачках.

– Он здесь вместе с леди Снеттишэм.

– И Бонзо, конечно?

– Да. И Томас.

– Дядя Томас?

– Нет, он в Шотландии. Твой кузен Томас.

– Вы говорите об этом изверге Тосе, сыне тети Агаты?

– Конечно! Сколько, по-твоему, у тебя кузенов Томасов, олух Царя небесного? Агата уехала в Гамбург и подкинула ребенка мне.

Я встревожился.

– На как же так, тетя Далия! Вы понимаете, что вы наделали? Вы хоть отдаленно представляете, какие бедствия навлекли на свой дом? В обществе Тоса может дрогнуть даже самый бесстрашный мужчина. Это же сущий дьявол в человеческом облике. Он способен на любую пакость.

– Я и сама всегда так считала, – сказала тетя Далия. – Но сейчас, черт его возьми, он ведет себя, как герой святочного рассказа. Видишь ли, бедный мистер Анструтер в последнее время сильно сдал, и когда ему стало известно, что в доме гостят два мальчугана, он немедленно принял меры. Предложил награду в пять фунтов тому, кто будет лучше себя вести. И как ты думаешь, что из этого последовало? У Томаса за плечами выросли большие белые крылья. – На лицо тетушки легла тень, будто что-то ее огорчило. – Маленький расчетливый негодник, – сказала она. – В жизни своей не видела такого тошнотворно благонравного ребенка. Одного этого достаточно, чтобы разочароваться в людях.

Я не совсем ее понимал.

– Но разве такие перемены в нем не во благо?

– Нет.

– Почему, не понимаю? Ведь благонравный Тос лучше, чем Тос, который носится по всему дому и чинит безобразия. По-моему, это очевидно.

– Совсем не очевидно. Понимаешь, Берти, эта награда за хорошее поведение все запутала. Создалась сложная ситуация. Вмешалась Джейн Снеттишэм, ее охватил спортивный азарт, и она настояла на том, чтобы заключить пари.

Наконец-то я врубился. Теперь мне стало ясно, к чему клонит тетушка Далия.

– А! – воскликнул я. – Понял! Догадался. Уразумел. Она поставила на Тоса, правда?

– Да. И, естественно, зная Тоса, я решила, что мое дело в шляпе.

– Конечно.

– Мне и в голову не пришло, что я могу проиграть. Видит Бог, я не питаю иллюзий по поводу моего дорогого Бонзо. Он с колыбели был отчаянный проказник. Но когда я поставила на него в соревновании с Тосом, я считала, что выигрыш у меня в кармане.

– Естественно.

– Бонзо просто шалун, заурядный озорник, а Томас – отпетый хулиган.

– Само собой. Не понимаю, тетя Далия, какие у вас основания тревожиться. Тос долго не выдержит. Обязательно сорвется.

– Да. Но несчастье может произойти раньше.

– Несчастье?

– Да. Берти, здесь затевается нечестная игра, – серьезным тоном сказала тетя Далия. – Когда я заключала пари, у меня и в мыслях не было, что Снеттишэмы могут строить такие козни. А вчера мне стало известно, что Джек Снеттишэм подбивает Бонзо влезть на крышу и выть в каминную трубу мистера Анструтера.

– Не может быть!

– Еще как может. Бедный больной старик до смерти бы перепугался. А придя в себя, первым делом исключил бы Бонзо из состязания и объявил Томаса победителем.

– Но Бонзо ведь не стал выть в трубу?

– Не стал, – сказала тетя Далия голосом, в котором звучала материнская гордость. – Он наотрез отказался. К счастью, мальчик сейчас влюблен, и это чувство так его изменило, что он с презрением отверг соблазн.

– Влюблен? В кого?

– В Лилиан Гиш. Неделю назад у нас в деревне, в кинотеатре «Сверкающая мечта», крутили старый фильм с ее участием, и Бонзо впервые ее увидел. После сеанса он вышел бледный, на нем лица не было, и с тех пор ведет себя все лучше и лучше. Так что опасность миновала.

– Слава Богу.

– Да. Но теперь моя очередь. Ты думаешь, я спокойно все это проглочу? Если со мной поступают честно, я отплачу сторицей; но если они пускаются на обман, я принимаю вызов. Раз уж пошла такая грубая игра, я тоже внесу в нее свою лепту. Слишком велика моя ставка в этой игре. И я не собираюсь руководствоваться уроками нравственности, преподнесенными мне в нежном возрасте.

– Вы поставили крупную сумму?

– Если бы просто деньги! Я поставила Анатоля против судомойки Снеттишэмов.

– Боже правый! Что скажет дядюшка Томас, когда узнает, что Анатоля больше нет?

– И не говори!

– Не слишком ли большое преимущество оказывается на стороне миссис Снеттишэм? Ведь известно, что Анатоль несравненный, прославленный повар.

– Ты прав, но судомойка Джейн Снеттишэм тоже не лыком шита. Такой, как она, днем с огнем не сыщешь, Снеттишэмы сами говорили. В наши дни хорошая судомойка – такая же редкость, как подлинник Гольбейна. Кроме того, мне пришлось дать фору этой Снеттишэм. Она меня вынудила. Однако вернемся к тому, с чего я начала. Если конкуренты не брезгуют такими приемами, как искушение Бонзо, мы тоже прибегнем к подобным методам и расставим не одно искушение на пути Томаса. Так что пошли за Дживсом, и пусть он пораскинет мозгами.

– Но я не взял с собой Дживса.

– Не взял?

– Да. Он в это время года всегда ездит в отпуск, в Богнор, ловить креветок.

Лицо тети Далии выразило сильную озабоченность.

– Немедленно пошли за ним! Какая от тебя польза без Дживса, нескладеха несчастный?

Я расправил плечи и выпрямился во весь рост. Я как никто другой уважаю Дживса, но гордость Вустеров была уязвлена.

– Голова на плечах есть не только у Дживса, – холодно проговорил я. – Тетя Далия, положитесь в этом деле на меня. Сегодня к вечеру я представлю на ваше усмотрение полностью продуманный план действий. Если мне не удастся перехитрить Тоса, я съем свою шляпу.

– Чем тебе и придется удовольствоваться, если я проиграю Анатоля, – мрачно заключила тетушка.

Надо вам сказать, ее настроение очень мне не понравилось.

Расставшись с тетей Далией, я принялся изо всех сил размышлять. Вообще-то я всегда подозревал, что тетушка, хоть и выказывает мне расположение и неизменно радуется моему обществу, имеет о моих умственных способностях мнение не столь высокое, как мне бы хотелось. Уж очень часто она меня называет олухом, и если я в ее присутствии высказываю какое-то соображение, или предположение, или идею, тетушка ее встречает ласковым смехом, который меня почему-то обижает. Вот и сейчас, когда мы с ней говорили, она прозрачно намекнула, что в нынешней сложной обстановке, требующей находчивости и сообразительности, Бертрам – существо совершенно никчемное. А я намерен был ей доказать, что она сильно меня недооценивает.

Вы поймете, чего на самом деле стоит Бертрам, если я вам скажу, что не успел я пройти нескольких шагов по коридору, как в голове у меня уже созрел блестящий план. Я придирчиво его рассматривал некоторое время, за которое успел выкурить полторы сигареты, и не нашел в нем ни единого изъяна, при условии – я подчеркиваю, при условии, – что мы с мистером Анструтером полностью сходимся во взглядах на хорошее и дурное поведение.

Самое главное в подобных случаях, как говорит Дживс, – это опереться на психологию индивидуума. Изучи индивидуума, и ты добьешься успеха. Юного Тоса я изучаю уже много лет, и его психология для меня – открытая книга. Он относится к тем детям, про которых никак нельзя сказать: «Солнце да не зайдет во гневе вашем»,[81]81
  …да не зайдет солнце во гневе вашем – Еф., 4, 26.


[Закрыть] надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать. Я имею в виду вот что: попробуйте раздразнить, обидеть или разозлить этого юного головореза, и он при первой же возможности жестоко вам отомстит. Например, прошлым летом он угнал лодку, на которой некий член Кабинета министров, гостивший в поместье моей тетки Агаты в графстве Хартфордшир, заплыл на остров, стоящий посреди озера. Заметьте, шел проливной дождь, и на острове не было никого, кроме разъяренных лебедей. Так этот маленький негодяй отомстил члену Кабинета министров. За что, вы спросите? А за то, что упомянутый член Кабинета застукал Тоса за курением и сообщил об этом тетушке Агате. Как вам это понравится?

Поэтому я подумал, что несколько метких выпадов или колкостей, задевающих за живое, подействуют на Тоса безотказно и спровоцируют на жуткую месть. Не удивляйтесь, что я был готов пожертвовать собой ради блага тетушки Далии, скажу вам только одно: да, мы, Вустеры, таковы.

Теперь мне важно было выяснить, сочтет ли мистер Анструтер оскорбление, нанесенное Бертраму Вустеру, достаточно веским поводом, чтобы исключить Тоса из игры. Или он, посмеиваясь по-стариковски, промямлит, что, мол, мальчишки, они и есть мальчишки, что с них возьмешь? В последнем случае, само собой, мой блестящий план срывается. Я решил немедленно поговорить со стариканом.

Он все еще сидел в курительной комнате и читал утренний «Тайме». Вид у него был болезненный.

– А-а, мистер Анструтер, – сказал я. – Как дела?

– Мне совсем не нравится, как складывается ситуация на американском рынке, – ответил он. – Не понимаю этой явной тенденции к понижению.

– Да? Неужели? А как насчет вашего приза за примерное поведение?

– А, стало быть, вы об этом уже знаете?

– Да, наслышан, но не совсем понимаю вашу систему оценок.

– Ну как же, все очень просто. Я оцениваю поведение за день. Утром даю каждому из них по двадцать баллов. Из этой суммы вычитаю то или иное число, зависящее от тяжести проступка. Например, за громкий крик у моей спальни рано утром я вычитаю три балла, за свист – два балла. Наказание за более серьезные прегрешения, соответственно, увеличивается. Вечером, перед сном, я подвожу итоги и заношу их в записную книжку. По-моему, гениально просто, вы согласны, мистер Вустер?

– Вне всякого сомнения.

– До сих пор результаты были чрезвычайно благоприятные. Ни один из мальчиков не потерял ни одного балла, а моя нервная система находится в таком хорошем состоянии, на которое, признаться, я не смел и надеяться, когда узнал, что в доме одновременно со мной будут жить двое подростков.

– Понимаю, – сказал я. – Ваш расчет блестяще оправдывается. Скажите, а как вы расценили бы подлый поступок вообще?

– Простите?

– Я хочу сказать, если он не направлен лично против вас. Допустим, один из мальчуганов сделает пакость мне, например? Скажем, подставит подножку или подкинет жабу в постель?

Бедный старикан пришел в ужас.

– Всенепременно лишу виновного десяти баллов.

– Всего лишь?

– Ну, пятнадцати.

– Лучше бы двадцати. Хорошее круглое число.

– Хорошо, пусть будет двадцать. От таких шуточек меня в холодный пот бросает.

– Меня тоже.

– Мистер Вустер, вы ведь не забудете сообщить мне, если произойдет такой безобразный случай?

– Вы первым об этом узнаете, – заверил его я.

Ну, а теперь в сад, подумал я, на поиски юного Тоса. Бертрам выяснил все, что нужно, и таким образом обрел твердую почву под ногами.

Мне не пришлось долго бродить по саду, я нашел Тоса в беседке, погруженного в чтение какой-то нравоучительной книги.

– Добрый день, – сказал он, приветствуя меня ангельской улыбкой.

Этот враг рода человеческого был коренастый, плотный подросток, которому наше слишком терпимое общество вот уже четырнадцать лет позволяло отравлять себе жизнь. Нос у него курносый, глаза зеленые, на вид настоящий сорви-голова. Мне он никогда не нравился, а уж с этой ангельской улыбкой выглядел прямо-таки отталкивающе.

Я перебрал в уме несколько подходящих колкостей.

– А-а, Тос, – сказал я, – привет. Да ты, я смотрю, разжирел, как свинья.

По-моему, для начала неплохо. По опыту я знал, что Тос терпеть не может даже самых безобидных, добродушных шуток насчет его явственно выпирающего брюшка. В последний раз, когда я отпустил замечание по этому поводу, дитятя так меня отбрил, что я был бы горд иметь в своем лексиконе несколько подобных выражений. Но сейчас Тос молча одарил меня еще более ангельской улыбкой, чем прежде, хотя я успел приметить, как в его взгляде мелькнуло тоскливое выражение.

– Да, по-моему, я немного прибавил в весе, – добродушно согласился он. – Придется поделать физические упражнения, пока я живу здесь. Берти, может, ты хочешь сесть, – предложил он, вставая. – Ты ведь, наверное, устал с дороги. Хочешь, я положу тебе на кресло диванную подушку? А сигареты у тебя есть? А спички? Не то я мигом бы все тебе доставил из курительной комнаты. Если хочешь, сбегаю принесу что-нибудь прохладительное.

Сказать, что я был ошеломлен, значит ничего не сказать. Хоть тетя Далия меня предупредила, я в сущности не верил, что этот юный бандюга способен столь разительно изменить свое отношение к ближним. Но сейчас, когда он явился передо мной помесью бойскаута и сервировочного столика на колесах, я почувствовал, что окончательно сбит с толку, однако со свойственной мне бульдожьей хваткой продолжал начатое дело.

– Послушай, Тос, ты все еще прозябаешь в этой своей школе для придурков? – спросил я.

Пусть он устоял, когда я издевался над его пухлостью, но неужели он настолько продажен, чтобы за какие-то пять фунтов стерпеть насмешки над своей родной школой? Невероятно! Однако я ошибся. Видно, страсть к деньгам победила. Он только покачал головой.

– Я оттуда ухожу. Со следующего семестра поступаю в Певенхерст.

– Там носят плоские квадратные шапочки, да?

– Да.

– С розовыми кисточками?

– Да.

– Ну и вид у тебя будет! Осел с кисточкой, – сказал я, правда, без особой надежды, и от души расхохотался.

– Что правда, то правда, – сказал он, хохоча еще искренней, чем я.

– Квадратная шапочка!

– Ха-ха!

– Розовая кисточка!

– Ха-ха! Тут я сдался.

– Ну, ладно, пока, – уныло сказал я и поплелся прочь.

Через два дня мне стало ясно, что вирус стяжательства проник глубже, чем я думал. Этот ребенок был безнадежно одержим жаждой наживы.

Дурные новости сообщил мне старикан Анструтер.

– А-а, мистер Вустер, – сказал он, встретившись со мной на лестнице, когда я спускался в холл, подкрепив себя завтраком. – Вы были столь любезны, что выразили интерес к учрежденному мною состязанию на приз за примерное поведение.

– И что же?

– Я ведь вам объяснил мою систему оценок. Ну так вот, сегодня утром мне пришлось внести в нее некоторые изменения. Как мне представляется, обстоятельства этого требуют. Дело в том, что я случайно встретил племянника нашей милой хозяйки, юного Томаса. Он возвращался домой и, как я заметил, вид у него был утомленный, ботинки в пыли. Естественно, я поинтересовался, что его заставило подняться в столь ранний час, а, надо вам сказать, дело было еще до завтрака. Тогда он мне все объяснил: оказывается, он слышал, как вы вчера посетовали, что, уезжая из Лондона, забыли распорядиться, чтобы вам сюда доставляли «Спортивные новости», и он ходил на железнодорожную станцию, – а это больше трех миль, – чтобы купить вам газету.

Все поплыло у меня перед глазами. Мне явились сразу два мистера Анструтера, оба с размытыми контурами.

– Что?!

– Я могу понять ваши чувства, мистер Вустер. И, поверьте, я их ценю. Поистине, такая самоотверженная доброта в ребенке его возраста – большая редкость. Растроганный до глубины души благородством его поступка, я немного отступил от своей системы и наградил мальчика премией – пятнадцатью баллами.

– Пятнадцатью баллами!

– Действительно, почему пятнадцатью? Пусть будет двадцать. Как вы совершенно справедливо заметили, двадцать – прекрасная круглая цифра, – сказал старикан и заковылял прочь, а я бросился искать тетушку.

– Тетя Далия, – вскричал я, – дело принимает дурной оборот.

– Послушай, да они просто на ходу подметки режут! – с горячностью подхватила тетя Далия. – Знаешь, что сейчас случилось? Этот плут Снеттишэм, которого за такие проделки надо в шею гнать из его клуба, а к скачкам и близко не подпускать, подговаривал Бонзо хлопнуть во время завтрака бумажным пакетом над ухом мистера Анструтера и обещал за это десять шиллингов. Слава Богу, любовь к Лилиан Гиш и на этот раз победила. Мой дорогой Бонзо просто смерил жулика Снеттишэма взглядом и гордо удалился. Теперь ты понимаешь, с чем мы столкнулись?

– Тетя Далия, мы столкнулись с еще более страшным злом, – сказал я и поведал ей о разговоре с мистером Анструтером.

Она была ошеломлена. Можно сказать, сражена ужасом.

– Неужели Томас это сделал?

– Представьте себе.

– Протопал шесть миль, чтобы достать для тебя газету?

– Шесть с лишним.

– Маленький негодяй! Боже милостивый! Берти, представляешь, ведь он может начать творить добрые дела каждый день! Или даже дважды в день! Неужели нет никакого средства его остановить?

– По-моему, нет. Его теперь не остановишь, тетя Далия. Должен признаться, я в полной растерянности. Есть только один выход. Надо послать за Дживсом.

– Давно пора! – отрезала тетушка. – Надо было его вызвать с самого начала. Телеграфируй ему сейчас же.

Все-таки Дживсу нет равных. И сердце у него золотое. Причем из золота высшей пробы. Любой на его месте, вызови я его телеграммой в разгар отпуска, наверняка послал бы меня подальше. Но Дживс не таков. Он примчался на следующий же день, загорелый, в прекрасной форме, и я немедленно изложил ему суть дела.

– Ну вот, Дживс, теперь вы все знаете, – сказал я, пересказав известные вам факты. – Ваша задача – хорошенько пораскинуть умом. Отдохните с дороги, а вечером, перекусив, удалитесь в уединенное место и поломайте голову. Может быть, хотите к ужину какие-нибудь особенные блюда или бодрящие напитки, чтобы подстегнуть мозги? Только скажите.

– Очень вам благодарен, сэр, но у меня уже есть план, который, я думаю, себя оправдает.

Я уставился на него чуть ли не с благоговейным страхом.

– Как?! Уже?

– Да, сэр.

– Не может быть!

– Может, сэр.

– Наверное, ваш план основан на изучении психологии индивидуума?

– Совершенно верно, сэр.

Я с недоверием покачал головой. В душу закрались сомнения.

– Хорошо, Дживс, выкладывайте. Но, честно говоря, особых надежд я не питаю. Вы ведь только что здесь появились и не знаете, какие пугающие перемены произошли в Тосе. Вы, наверное, думаете, что он такой же, как прежде. Ничего похожего, уверяю вас. Одержимый желанием сцапать эту пятерку, проклятый мальчишка стал просто шелковый, и в броне, так сказать, его добродетели нет ни малейшего изъяна. Я издевался над его толстым пузом, последними словами поносил его школу, а он знай себе улыбается, как умирающий лебедь. Впрочем, вы сами все увидите. Однако, послушаем, что вы предлагаете.

– Мне пришло в голову, сэр, что самый разумный шаг в данных обстоятельствах состоит в том, чтобы вы обратились к миссис Траверс с просьбой пригласить сюда в гости мастера Себастьяна Муна.

Я снова покачал черепушкой. По-моему, на этот раз славный малый бредил, причем бред был клинический.

– Черт побери, Дживс, какой от этого толк? – спросил я не без некоторой досады. – Почему Себастьяна Муна?

– Потому что у него золотые кудри, сэр.

– Ну и что из этого?

– Сильные личности порой не могут устоять при виде золотых кудрей, сэр.

Конечно, это была мысль. Однако я не сказал бы, что пришел в восторг. Возможно, вид Себастьяна Муна пробьет броню Тосовой добродетели настолько, что скверный мальчишка пустит в ход кулаки, но я не слишком на это надеялся.

– Может, вы и правы, Дживс.