Текст книги "На южном фронте без перемен"

Автор книги: Павел Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 36 страниц)

Глава 14

Я взял бинокль, и осмотрел театр предстоящих боевых действий. Первомайский выглядел вымершим. Ни одного движения! Даже собаки и кошки куда-то попрятались.

На окраине поселка находились обычные деревянные дома, деревянные заборы, скамейки у ворот… Над домами высились старые добрые круглые антенны, похожие на стилизованную паутину. Ничего необычного. Поселок как поселок. Жили люди, не тужили. И вдруг им крупно «повезло».

Внезапно по мне пробежали мурашки. «Вот здесь, сейчас», – подумал я, – «я смотрю на поселок, которого, вполне возможно, скоро не будет. Я смотрю на то, что могло бы жить еще долго – долго, но теперь должно умереть. А где жители? Как они? Увидят ли, что их жилища, в которых они прожили столько лет, начнут превращаться в руины?». У меня в голове сразу возникла картина, как мой собственный дом разлетается на куски от прямого попадания… Я помотал головой, и видение исчезло.

Впрочем, и оцепенение быстро спало. Я снова очутился в реальности. Тут забот полон рот, а я варежку разеваю. Потом будем думать о глобальном и вечном, потом.

Судя по нашей позиции, стрелять мы будем прямой наводкой. И чего мы на военной кафедре так упирались в эту стрельбу с закрытых огневых позиций? За все время службы мне ни разу не пришлось стрелять таким способом: даже миномёты стреляли с полупрямой наводки.

Хотя, это я зря. Наши преподаватели обучали нас самому сложному, справедливо полагая, что стрелять прямой наводкой можно научить и барана. В общем-то, это почти правда.

Я представил себе на минутку, как Карабут будет производить вычисления и вводить поправки в угломер, и меня слегка передёрнуло. Вот потом и появляются жалобы от пехоты или ОМОНа – обстреляли, сволочи!

А что – за каждым не уследишь! Командир орудия или наводчик перепутают право и лево, плюс с минусом, и выстрелят в белый свет как в копеечку. И чему их только сейчас в школе учат?

Хотя и это неправда, хотели бы учиться, так не были бы здесь. Вот даже Гайворонский, недоучившийся студент, попал к нам в часть, и сразу в штаб забрали – карты и графики чертить. И сейчас, наверное, чертит.

Может это из-за него нас тут гоняли двое суток? Вернусь отсюда в часть – разберусь!

– Так, – сказал я, – слушай мою команду. Во-первых, приказываю расчистить сектор обстрела… Волков! Ты меня слышишь?.. Хорошо. Во-вторых, в земляной насыпи надо вырыть окопы… Ну, пока два, а там посмотрим. В-третьих, надо вырыть землянку, где вы все будете жить… Отставить! Будете существовать…

Это не все! Надо еще очистить снаряды от смазки… Волков! Это важно! С тебя лично спрошу… Все, выполняйте… Что стоите? Волков, ты распределяй расчет на выполнение задания. Я что ли лично должен вам указывать? А ну вперед!

Непонятно как, но у меня под крылом оказался Серый. Вот уж кого я хотел видеть здесь в последнюю очередь. Помрет на позиции, а я отвечай?

Однако у сержанта Волкова на этот счет было свое собственное мнение, совершенно отличное от моего – вполне деловое.

Командир орудия осмотрел Серого вдоль и поперёк на предмет строго соблюдения им жалостливого, сразу вызывающего желание чем-то помочь, вида, и, видимо, остался удовлетворён.

– Подай голос, – скомандовал он Серому.

– Помогите, люди добрые! Сами-то мы не местные…, – затянул тонким срывающимся голоском Серый.

– Достаточно, не юродствуй, а то морду набью, – ухмыльнулся удовлетворённый сержант. – Пошёл!

И Серый, поминутно кашляя, словно чахоточный, (а может и правда уже чахоточный?), побрёл в сторону автобусов, обременённый своей миссией как пудовой гирей. А на нашу позицию забрёл Логман Байрамов.

«Еще один кадр!» – подумал я, а вслух сухо спросил:

– Ты чего тут делаешь?

– Меня Зарифуллин сюда отправил, чтобы я там не мешался; а в машине сидеть я уже не могу – надоело до чёртиков, – честно ответил правдивый Логман.

«Спасибо за такой ответ!» – мелькнуло у меня в голове. Но не выгонять же его теперь? Что я – не человек, что ли? Да и чем я лучше его, если так, хорошенько, подумать?

Надо его делом занять, а то совсем с ума сойдет парень.

– Короче, – серьезно сказал я, – тогда копай себе окоп. Я себе тоже сам копать буду.

Внезапно я забеспокоился. Чего-то явно не хватало. Что-то я упустил. Покопавшись у себя в голове, с целью упорядочения мыслей, я с удивлением понял, что нет ваучеров. Ни одного. И я не только их не слышу, но даже и не вижу. Если они не свалили отсюда совсем, то, наверное, где-нибудь опять пьют. И это хорошо. Пусть подольше здесь не появляются.

Подвыпивший ваучер из местных был страшен, и не столько врагу, сколько собственным войскам. Если со срочниками мы – «пиджаки» – ещё могли проводить определённую работу, а самые лучшие даже руководить по полной программе, (как, Коля Лебедев, например – он ухитрился получить звание лучшего взводного за прошлый год, и, насколько я его знаю, совсем не за красивые глаза), то заматерелый контрактник ставил лейтенанта-двухгодичника явно ниже себя. Вот и поруководи в таких условиях!

Дождавшись, пока Шиганков в изнеможении оставил лопату, я подхватил выпавший из усталых рук бойца инструмент и принялся оборудовать личное укрытие.

Конечно, заставить солдат оборудовать мне личный окоп – это высший командирский класс. Но зачастую – просто свинство. Сейчас я ничем совершенно не занят, и вполне могу все сделать сам. А, кроме того, это страшно полезно для организма – физкультурой тоже надо заниматься когда-то.

Есть и еще одна положительная сторона у этого процесса: уж если я сам ковыряю землю, то пусть хоть один боец попробует отказаться это делать! Пусть только попробует!

Слева от меня пыхтел Логман. Вскоре он начал раздеваться. Мне тоже становилось жарко. Я сбросил бушлат, и с удвоенной энергией принялся за дело. Копать неожиданно оказалось совсем не так легко, как мне показалось вначале. Все дело было в том, что у меня получался вовсе не окоп, а просто выемка в насыпи. Со стороны Первомайского я был защищен отменно, но спина, увы, оставалась открытой.

А если у Радуева есть минометы? Один удачный разрыв на нашей огневой позиции, осколки полетят во все стороны, и мне даже негде будет укрыться.

В общем, я так ничего и не придумал. Да и времени уже не было. Я махнул рукой – «сойдет и так»!

В этот момент к орудию вернулся Серый, сиявший, как медный таз. В охапку он тащил сайку хлеба, печенье, конфеты, кусок сыра и что-то ещё – завернутое в красивую упаковку и очень соблазнительное. А главное, он принёс сигареты! Не какую-нибудь пошлую «Приму», которой обычно травились наши бойцы, а самый настоящий «Космос»!

– Давай сюда! – сразу подскочил к нему Волков, – разделим.

Дележка происходила как в культовом фильме «Приключения Буратино»: «Это – мне, это – тебе, это – мне, а это опять мне…», так что расчет остался весьма недоволен, но давился от злости молча, дабы не получить по рогам.

Я не курил, (даже не пробовал никогда, хотя и мой отец, и дядя курили довольно много), Логман тоже не грешил этим, поэтому мне процесс дележки сигарет был глубоко по барабану. «Пусть Волков и травится», – подумал я, – «если ему так хочется. А остальные здоровее будут».

Пока бойцы рассматривали трофеи, принесенные «профессиональным нищим» Серым, к нам на позицию причалил сержант Дынин – большой друг сержанта Волкова. Он числился во взводе управления, но так как за ненадобностью оный взвод де-факто был расформирован, то числящийся в нём личный состав попросту отправили для усиления орудийной прислуги и прочей помощи.

– Ты чего, – окликнул я его, – в гости пришел?.. Ну и нюх у тебя, сержант!

– Да нет, – ответил тот, жмурясь как кот. – Я насовсем к вам. Меня командир батареи сюда отправил.

Ну, ничего себе! У меня что тут – солнечный Магадан? Чего мне всех сюда в ссылку присылают? Сначала Серого, теперь вот это чудо.

– Э, Дынин, – я буравил сержанта взглядом, – а если я сам у Зариффулина спрошу, присылал ли он тебя?

– Спрашивайте, товарищ лейтенант, если хотите!

Если он и врал, то держался очень уж уверенно. Нет, наверное, все-таки, правда, хотя потом я обязательно проверю. На хрена мне такая толпа на одно орудие?

Хотя ладно, тут уже как в сказке о теремке – одним больше, одним меньше. Какая разница?!

Расчет уселся обедать, (или все-таки ужинать?). Под мудрым руководством теперь уже двух сержантов мои бойцы пытались развести костер, но что-то ничего у них не получалось. Они, видите ли, хотели соорудить его из местной растительности, а она гореть упорно отказывалась.

От занимательного наблюдения за тщетными попытками личного состава заставить гореть сырые палки меня оторвал капитан Донецков. Он принес плоскогубцы, отвертку, нитки и пластилин.

– Будем выверять ваше орудие для стрельбы прямой наводкой, – сказал он.

Я, каюсь, этого делать не умел, (да я вообще на кафедре изучал исключительно минометы), и был искренне благодарен капитану за помощь. При этом я старался запомнить на будущее весь порядок работы, и с удовлетворением убедился, что ничего сложного здесь нет.

Мы разобрали затвор, так что через него стало видно выходное отверстие ствола, сделали на этом отверстии крестик из ниток, закрепив их пластилином, затем навели перекрестие ниток на ориентир, а потом на тот же самый ориентир навели перекрестие прицела. Вот и все. Теперь и перекрестие прицела и ствол смотрели в одну и ту же точку. Собрали затвор, и пожали друг другу руки.

Донецков подбадривающе похлопал меня по плечу и удалился куда-то в тыл.

Вскоре пришел Зарифуллин. Командир батареи принёс новость, внесшую еще больше разнообразия и в без того крайне содержательный день: приехал с колонной командир дивизиона майор Бабаян и привёз кухню(!), снаряды и взрыватели к ним.

– Да, Паша. Присмотри, пожалуйста, за нашей связью. Телефоны, кабели, то, сё, пятое, десятое, ну, в общем, ты понял. Они в машине у Гарри, – добавил, уже уходя, Рустам.

Слово «пожалуйста» меня в заблуждение не ввело – это был приказ.

Во, блин, гоблин! Теперь еще голова будет об этом имуществе болеть. И даже не о том, чтобы не сперли – кому нужны допотопные телефонные аппараты – а в том, чтобы не выкинули из машины или просто не сломали.

О Гарри надо сказать особо. Гарри, в миру сержант Гарифуллин, плохо говорил по-русски, как-то невнятно, но был здоровым, крепким, и к радости всех начальников, (включая и меня, разумеется), весьма исполнительным человеком. Да плюс ко всему малопьющим. Напился в части он только однажды, но этот день многие запомнили надолго: пришедший от какой-то старой обиды в ярость, Гарри принялся крушить и без того убогую казенную мебель в древесные отходы и металлолом, причем его несчастные собутыльники давно уже пребывали в ауте; скручивала Гарри вся его рота, вследствие чего многим потом строем пришлось идти в бригаду к дантисту, и с тех пор татарину наливать остерегались. Хорошо еще, что он сам не просил, а то отказать ему было бы весьма затруднительно.

Ладно, здесь он точно не напьется – нечего пить. Надо ему просто сказать, чтобы Гарри свалил всю нашу аппаратуру в своей машине в кучу и приглядывал за ней. Хотя… Хотя нет. Ничего не выйдет. Приглядывать за кучей придется самому. Гарри все это по барабану. Пусть хотя бы сложит, и хватит с него.

Глава 15

Я перетаптывался с ноги на ногу и тихо тосковал. Вот уже и позиция казалась тем местом, где мне бы хотелось сейчас оказаться.

Вместо этого приходилось стоять в строю и выслушивать яркую эмоциональную речь нашего комдива. За его спиной стояла группа контрактников, которые, по тем или иным причинам, не отправились бороться с Радуевым сразу, вместе с нами. (Я только охнул).

Причиной такого бурного красноречия послужили два факта.

Во-первых, не у всех бойцов оказались на месте ремни. А во-вторых, и это было уже гораздо серьезнее, исчезло с десяток штык-ножей. («Зачем только я их выдал», – пульсировало у меня в голове).

– Когда вы успели их продать! – орал Бабаян.

«Неужели и правда, продали»? – думал я. – «Но когда? Когда успели? Неужели по дороге из части? Что-то сержант Узунов больно подозрительно был мужественен в ту тяжелую ночь…».

Личный состав молчал: кто-то опустил голову в землю, кто-то сделал каменное отрешенное лицо, кто-то вообще громко шмыгал носом.

Рустам стоял красный как рак и тоже ничего не мог сказать в свое оправдание.

Я не сомневался, что часть обвинений достанется и мне, и постарался как-то незаметно укрыться за спинами бойцов. Но именно это движение, как назло, привлекло взгляд Бабаяна, и он нашёл новый объект для обличительного сарказма:

– Чем вы занимались здесь, товарищ лейтенант? Спрятались в кабине и не вылезали, да? Хрен с ней, с армией, с войной, с личным составом?.. Не молчите, товарищ лейтенант, промычите хоть что-нибудь!

Мычать мне не хотелось. Оправдываться тоже.

«Ну а что я должен был делать, а? Что я не сделал такого, чего должен был? Надо было строить батарею каждые десять минут и проверять наличие имущества? Штык-ножей этих самых? Ну и как бы это все выглядело? Есть, в конце – концов, командир батареи, есть командир батальона. Поставили задачу – выполняю. Не поставили – не выполняю. Что вы еще от меня хотите?!».

Но ругался я, конечно, мысленно. А так оставалось только закатить глаза к небу, и ждать, что когда-нибудь и это пройдёт.

И правда – прошло. Раскрасневшийся майор прервал свою филлипику, посмотрев на часы. Крик – криком, а пора было заниматься делом. Нужно было выгрузить снаряды, перетащить их на позиции, вкрутить взрыватели и тщательно очистить от смазки. Между тем темнело. Зимний день короток, не успеешь оглянуться, а уже наваливается темнота. Так что нельзя было терять ни минуты, пока скудный дневной свет не исчез окончательно.

Я не поверил своим глазам! Ящик тащили Лисицын и Шиганков, ящик тащили Коломейчук и Серый, (причем Серый выглядел так, как будто у него сейчас пупок развяжется), и ящик тащили Волков и Дынин! Вот это номер! Два сержанта буквально в одной упряжке! Неужели они прониклись ответственностью предстоящих событий, и не отделяют себя от серой массы подчиненных?

Пока я гадал, они все снова вернулись за ящиками. Причем отстающего Серого Волков усердно подгонял солидными пинками.

Нет, братцы, тут что-то не так! Я задумался…

Ага! Ну, все ясно! Как же я сразу-то не допер! Тара! Тара! Деревянная тара! Которая прекрасно горит, потому что просушенна до невозможности. Кого здесь интересуют снаряды? Зато все крайне заинтересованы в топливе.

Как будто в подтверждение моих слов, рядовой Гаррифулин хотел пристукнуть хитрого казаха Калиева.

Могучий Гарри пытался разом утащить сразу два ящика. Но даже у него это никак не получалось. Наивный Гарри! Он попытался спрятать один из двух ящиков за колесом «Урала», даже не подозревая, что за ним уже следят чьи-то внимательные и зоркие глаза. И как только Гарри убежал к своей берлоге с ящиком на плечах, рядовой Калиев немедленно вытащил заныканный ящик из-под колес.

Однако и у хитрого казаха вышла промашка. То, что Гарри не мог сделать с двумя ящиками, у Калиева не получалось даже с одним. И пока он кряхтел, пыхтел и приноравливался, Гарри вернулся.

Наверное, казах все же что-то почувствовал. Он резко обернулся, увидел озлобленного татарина, и рванул с низкого старта – только его и видели.

Наблюдая, как Гарри поднимает себе на плечи чудом сохраненный ящик, я вспомнил о поручении Рустама, и уже было дернулся догнать татарина… Но потом подумал: «А зачем? Время еще есть», и отправился в зону своей ответственности, чтобы проследить, как расчет обслуживает полученные боеприпасы.

Когда совсем стемнело, Рустам собрал всех офицеров, прапорщиков и контрактников батареи, чтобы распределить часы дежурства на позиции. Совещание прошло на удивление спокойно. Никто не спорил, молча выслушали график, составленный комбатом, и разошлись.

Мне досталась первая смена, чему я, честно говоря, даже обрадовался. Во-первых, спать все равно не хотелось, а, во-вторых, выползать после сна на холод, (что при второй или третьей смене неизбежно), занятие не самое веселое. Уж лучше сразу отстоять свое, а потом спокойно дрыхнуть, пока сам не проснешься.

Я побрел к расчету. Под мою ответственность попала зона от перекрестка и вдоль линии канала вплоть до соединения с пехотой. Честно говоря, соседей слева я толком и не видел. Шарахался там кто-то, не из нашей части даже, по-моему. Днем мне не было не до них: своих забот хватало.

На позицию я прибыл не в лучшем настроении, но увидев почти идиллическую картину, не смог не улыбнуться. Весело потрескивал костер из первого разукомплектованного ящика, мои бойцы, словно индейцы, сидели вокруг него на касках, крепко вбив их в землю собственными пятыми точками, курили «трофейный» «Космос» и жевали ужин, который уже, оказывается, успел приготовить начальник ПХД дивизиона прапорщик Ахмед.

Я мысленно зааплодировал Ахмеду. Это был не совсем обычный прапорщик – это был прапорщик в очках. Офицеры в очках попадались сплошь и рядом, а вот прапорщика я знал только одного. И у меня никогда не поворачивался язык назвать его просто папоротником. Не из-за очков, как вы могли бы подумать, а потому, что это был по-настоящему хороший человек: в меру деловой, в меру серьезный, в меру обязательный, и без этой… как ее… армейской специфики. Наверное, тоже с «гражданки» от безработицы пришел.

– Товарищ лейтенант, мы и вам оставили, – улыбаясь, сказал Волков.

Признаю, это было приятно. Я одобрительно подмигнул сержанту, достал из нагрудного кармана бушлата ложку и без церемоний принялся за гречневую кашу. Я давно ничего не ел, и каша просто таяла у меня во рту. Боже мой! Вернусь домой, сварю себе гречневой каши с тушенкой и наемся!…

– Товарищ лейтенант! У нас слева новые соседи, – проинформировал меня Дынин.

– Да?.. Ум-м… – спросил я, облизывая ложку. – И кто это?

– Танк и «Шилка», – ответил за Дынина Волков.

«Отлично», – подумал я, – «моя зона ответственности существенно уменьшилась».

Каски у меня не было, и мне пришлось то стоять, то сидеть на корточках. Наконец, я просто прилег к костру, прямо на землю. Я вытянул ноги, боль в коленях почти исчезла, и внезапно уснул…

Проснулся я от двух противоположных ощущений сразу: с одной стороны – жгло ноги, а с другой – замерзла до боли в пояснице спина. Охнув, я быстро вскочил на ноги и повернулся спиной к огню. Машинально взглянул на часы. Моя смена почти закончилась. Можно было идти спать в кабину. Я посмотрел в сторону нашего тыла. Там царил мрак. Куда идти? Как идти?

Немного поразмыслив, я принял к исполнению самый безошибочный план. Вся наше техника, как я прекрасно помнил, был выставлена вдоль шоссе, кабинами к дороге. Из этого следовало, что мне нужно просто выйти на дорогу и идти вперед, никуда не сворачивая, до тех пор, пока я не увижу автомобили нашего дивизиона. Ошибиться и попасть не туда будет крайне трудно…

Я в одиночестве брел по асфальту, уже успевшему покрыться толстым слоем грязного месива из земли, воды и снега, когда увидел встречную машину. Она ослепила меня дальним светом, и внезапно остановилась. Оттуда никто не выходил. По всей видимости, они ждали меня. Я удивился, но ни капли не встревожился. А чего бояться, когда у тебя в руках автомат?

Я продолжал идти в том же темпе. Видимо, у пассажиров «Урала» не хватило выдержки, (или они очень торопились), но еще не успел я поравняться с машиной, как оттуда высунулась небритая усталая голова и произнесла:

– Эй, брателло, где здесь противотанковый взвод из 205-й?

Честное слово, я хотел ему помочь. И слева, и справа от нас стояли части, о которых я имел самое смутное представление. Может быть, отсюда до этого взвода два шага, а может и наоборот – он на другой стороне села. Я посчитал неудобным просто ответить «не знаю», а переадресовать заблудившихся вояк мне было не к кому. Поэтому я довольно пространно попытался объяснить ситуацию. Впрочем, меня быстро прервали.

– Короче, ты не знаешь, – недовольно подытожил неизвестный из машины.

Автомобиль взревел, и рванул вперёд. «Куда же они поехали?» – слегка удивился я. – «Впереди ведь только сам Первомайский!». Я даже замахал рукой, чтобы он остановился, но видно, они уже вычеркнули меня из памяти. Я почесал голову, и побрел дальше.

Как неожиданно оказалось, техники вдоль дороги стояло гораздо больше, чем я рассчитывал. Пришлось довольно долго бродить туда – обратно, пытаясь угадать свой автомобиль. Но увы! Ничего такого, что могло бы подсказать мне правильный ответ, не было. Все словно вымерло!

Ну что? Надо пробовать наугад, не бродить же здесь всю ночь? Да и Логмана нужно выгнать на дежурство.

Но первая же машина, в которую я сунулся, оказалась командирской. Там сидел Рустам. Я извинился, и комбат быстро захлопнул дверцу.

Тем не менее, я обрадовался. Если это машина Рустама, значит, где-то рядом, справа или слева, стоят машины нашего дивизиона. Их не так уж и много, чтобы я не смог отыскать свою.

И точно. Следующий же автомобиль оказался тем, что надо. Я растолкал Логмана:

– Все, Логман, давай! Выползай. Твоя смена… Часы есть? Хорошо… Время свое помнишь?… Так, выходи, смотри: видишь костерок? Это горит у расчета Волкова. Иди на свет, и попадешь куда надо.

Зябко дрожа со сна, Логман что-то недовольно бурчал себе под нос. Но мне было уже не до него. Я забрался в кабину и попытался быстро уснуть. Не тут-то было!

Всю оставшуюся часть ночи – до самого утра – я метался между кабиной и кузовом: в кузове меня доставал мороз, так что я почти примерзал к скамейке, на которой лежал, а в кабине ломило колени.

Если честно, то от отчаяния и злости я даже начинал выть. Странно, но мне ни разу не пришло в голову, что можно было бы сходить поискать медиков. Ведь при таком количестве войск просто не могло не быть медсанбата. Хотя, наверное, я бы все равно не пошел. Вдруг скажут: «Ложись в госпиталь». Ну как это я оторвусь от своей батареи?

В общем, пришлось ждать рассвета. Тогда потеплеет, посветлеет, надо будет заниматься повседневными делами, и мне точно станет легче.