Текст книги "На южном фронте без перемен"

Автор книги: Павел Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

Глава 8

Хочешь – не хочешь, а я проснулся окончательно. Уставшие насекомые, терзавшие меня всю ночь напролет, под утро угомонились, и мне все-таки удалось смежить веки на несколько часов, несмотря на искусанное ноющее тело. Конечно, трусы у меня были новые… Зато все остальное – старое! И вытравить оттуда насекомых мне было нечем. Для себя я уже давно решил, что если мне удастся вернуться в Темир-Хан-Шуру, то все свои шмотки я просто сожгу. Не буду ни кипятить, ни чистить, ни дизенфицировать. Сожгу и все.

Я решительно сбросил с себя мягкое стеганое одеяло, и тихо отворил дверцу. На нашей половине поляны все еще спали. Я взглянул на небо. Поднималось жаркое весеннее горное солнце – уже третий день подряд. Если учесть, что до этого неделю стоял омерзительный туман и холод, не дававший возможности раздеться и выкурить проклятую вошь, то настроение мое с самого утра было приподнятым. Я прошел по линии окопов, умылся из любимой лужи и еще раз полюбовался удивительной красотой этих мест.

Естественно, сразу после пробуждения, я вспомнил о вчерашнем неожиданном предложении Франчковского о проведении спортивных соревнований на приз командования сводного батальона…

– Что за суперприз? – несколько глупо спросил я, когда на совещание по этому поводу собрались все уже буквально опухшие от безделья офицеры.

Франчковский посмотрел на меня как на божью коровку и процедил:

– Друг мой, из конфиденциальных источников поступила информация, что наши доблестные воины надыбали сухих дрожжей и мешок сахара. Операция по изъятию контрабанды мною уже проведена. Между прочим, зачинщики из вашей батареи, товарищ Найданов!

Он воздел персты в сторону моего непосредственного начальника. Андрей, как это с ним частенько бывало, выпучил глаза и стал наливаться кровью. Но Франчковский уже успел перевести свой корявый палец вверх и напыщенно продолжил:

– Но! Извлечем пользу и обратим злое начало в доброе! Чтобы пресечь беспорядки и поднять дух войск, заставим их поработать сначала. А для этого проведем большие спортивные соревнования, где главным призом будет…(он выдержал эффектную паузу)… право на производство браги!

– Все равно ведь сделают и напьются, так хоть заставим их немного побегать, – рассудительно добавил он.

Мы долго смеялись, (ржали – если точнее), но предложение одобрили сразу; кто бы ни выиграл, а уж свою долю мы получим однозначно.

Единственно, Урфин Джюс сразу предупредил, что если его бойцы победят, то нам ничего не светит. Мы потрепали его по плечам, и посоветовали идти давить вшей: пусть им свои сказки рассказывает, и своим деревянным солдатам.

После принципиального согласия всех присутствующих, председательствующий Франчковский огласил лично им составленную программу соревнований. Она включала военно-спортивную эстафету и бокс.

Ну, с эстафетой понятно – это неизбежно, сам Бог велел. Но бокс?

– Слушай, друг, – задушевно пропел Урфин Джюс. – У тебя что, перчатки боксерские есть? Чем они махаться будут?

– Не махаться, а боксировать! Я все продумал. Обмотают руки тряпьем и достаточно.

Я, Найданов и Коля Лихачев только озадаченно пожали плечами. Потом все три командира рот и Андрей пошли определять предстоящую трассу и этапы прохождения, а я поспешил донести до подчиненных столь неординарную новость.

Подчиненные уныло давились мясом. «Хлебушка бы!» – так и читалось в их тоскливых глазах.

– Солдаты! – обратился я к ним. – Есть возможность напиться и забыться!

– Грешно смеяться над бедными людьми, – весьма осторожно ответил Кабан. Я даже не сомневался, что сидящий рядом с ним Солоха, и был главным инициатором добычи алкогольных ингредиентов, позднее утерянных, но даже в его глазах мелькнула явная заинтересованность. (А может все-таки Армян? Да ну, нет! Насколько я знаю своего водителя, к спиртному-то, он, как раз, довольно равнодушен).

Джимми Хендрикс, как потенциальный капитан команды, попросил разъяснений. Я достаточно подробно описал оперативную обстановку; единственное, чего я сам толком не знал – это программы соревнований. Но тут подоспел возбужденный Найданов.

– Андроид, – заорал командир с порога слышимости, – готовься в боксеры! Тебя будут больно бить!

Андронов начал артачиться, но до сих пор молчавший Солоха отрезал:

– Будешь биться.

И Андроид потух….

Раздался разъяренный вопль Франчковского, и я вздрогнул. Славная утренняя тишина закончилась. По всему расположению зашевелились фигуры цвета хаки. Из кабины высунулся заспанный и недовольный Найданов:

– Опять Франчковский орет? Чтоб он голос сорвал, паразит. Весь сон испортил. А я женщину видел! Же-е-енщину!

Он сладко потянулся, а я вежливо сказал:

– Андрюха! Сегодня Игры Доброй Неволи на приз зеленого змия, ты забыл?

– Ага, забудешь тут. Андроид! Ты в форме?!

Андронов, надо сказать, был здоровым, толстым, довольно упрямым парнем. Тем не менее, предстоящие возможные побои уже наложили мрачную тень на его чело. От начальственного окрика он нахмурился еще больше, и отчего-то потрогал свою могучую челюсть.

Для эстафеты подобрали задачи, соответствующие боевой обстановке. Форма одежды стандартная: сапоги, броники, каски. Франчковский настаивал на использовании противогазов, но после проведенной ревизии с ужасом обнаружил, что за долгие месяцы похода противогазы даже в его собственной роте как-то исчезли сами по себе. Сгоряча ротный хотел было избить каждого отдельного бойца по очереди, но, после некоторого размышления, передумал.

Первым этапом эстафеты оказалось ползание по-пластунски. Так как форма у участников все равно была грязной до безобразия, то испортить ее сильнее не представлялось возможным. А вот сил у спортсменов упражнение должно было отнять много. Кто не верит, пусть попробует сам.

Далее – бег на короткую дистанцию, занятие огневой позиции, окапывание, стрельба по мишеням, метание саперных лопат и штык-ножей в деревья. А потом – бокс.

Не знаю, как у других, а в нашей батарее собрать состав сборной было нелегко. Боксер нашелся, но вот с многоборцами дело обстояло гораздо хуже. Относительно легко можно было бы заставить соревноваться припаханных, (например, Рамира), но что с того толку – победить они были не в состоянии даже под страхом смерти, ибо были замучены повседневной работой, а на жизнь смотрели довольно уныло и пессимистически.

Сержанты колебались: то ли не хотели бегать на потеху публике, то ли просто не было желания физически напрягаться, но все как-то отнекивались.

Завербовался, после недолгого раздумья, лишь мужественный Кабан – просто и без комплексов. После его согласия осталось набрать еще четырех героев.

Найданов, как обычно, долго убеждал, угрожал, просто приказывал – не помогло. Тогда он собрал командиров расчетов и предложил последний китайский вариант. От четырех расчетов командиры должны были выделить по одному спортсмену. Расчет Джимми Хендрикса освободили от мобилизации – от них уже выделился по собственной инициативе товарищ Кабан.

Одно условие – это должны были быть крепкие парни. После горячей дискуссии с использованием не вполне парламентских выражений Андрей умыл руки и опять полез спать в машину. Я внимательно слушал, но ничего не говорил, потому что все-таки сумел достать у медика Гаджи свежие (месячной давности) газеты, и торопился их прочесть, пока не отобрали.

Краем уха я слышал шумный диспут среди подчиненных, но меня больше волновала статья об успехах родного «Ротора», чем надоедливые окружающие.

Примерно через час товарища Найданова посетила дружественная делегация.

Джимми Хендрикс и иже с ним привели на просмотр к командиру кандидатов в сборную. Андрюха сразу же состроил скептическую мину, но я мгновенно заметил плохо скрываемое торжество, которое сквозило во всех его движениях. Ему теперь до фени стали все спортивные результаты; он добился главной личной победы – уломал подчиненных. До сих пор ему приходилось зарабатывать свой несчастный авторитет. Конечно, следующий призыв был бы в руках Андрея и телом и душой. Но это следующий… А пока приходилось работать с тем, что было.

Пока я глубокомысленно предавался созерцанию газет, Андрей осматривал будущих спортсменов. Расчет Ситникова выдвинул в истязаемые Данилова – не самую плохую кандидатуру: не могучий Андроид, конечно, но и не хилый Рамир. От расчета Ослина был представлен сам Ослин. О! Этого и я не ожидал! Что его подвигло на этот подвиг, отвечать он не захотел. Если вы думаете, что он не мог заставить подчиненных, то сильно ошибаетесь. В своем расчете Ослин властвовал самодержавно, и что послужило поводом к столь человечному его поступку, я так и не решил. Ну и ладно – это не столь важно.

Расчет Абромовича представил рядового Пятницкого. А от расчета Боева вызвался сам Боев. С его кандидатурой я был согласен руками и ногами. Он постоянно пыхтел с гантелями, гирями и в периоды массовых реквизиций, как он мне сам сказал, (и я ему верил), фанатично искал штангу – пока не удачно. А вот Пятницкий, вне всякого сомнения, стал козлом отпущения. Командир батареи не захотел омрачать себе праздник послушания и не стал поднимать скандала из-за очевидного саботажа сержанта Абрамовича. Тем более что это был, вообще-то, «мой» сержант…

Пару дней сборники тренировались. Получалось довольно хреново, но я не думал, что пехота сильно превосходит нашу команду во всех компонентах. Я почти угадал, кроме маленького нюанса. Но об этом позже…

Понурые, совсем не похожие на олимпиоников, участники соревнований надевали амуницию, без конца щелкали затворами автоматов и попутно выслушивали тренерскую установку.

Наконец, к месту старта подтянулась пехота. Впереди, как обреченные гладиаторы, тяжело шагали напряженные участники соревнований, сопровождаемые шумной толпой болельщиков – приколистов. (Видимо, особо их радовало то, что в данный момент не они будут «умирать» на полосе препятствий, а ведь все могло быть и наоборот!). Отдельно, торопливой походкой пробирались к своим местам офицеры – наблюдатели за этапами. Главным судьей единодушно избрали медика Гаджи как человека относительно нейтрального, и, в любом случае, честного.

Гаджи отнесся к своей миссии крайне серьезно. Вооружился секундомером и свистком, появление которого озадачило не только меня, и встал у точки старта как арбитр в центральном круге – такой же строгий и решительный. Участники подошли к рубежу и первые в эстафете напряглись…

Мы долго думали вместе с Найдановым, кого же отправить на старт первым. Вся ответственность этого человека состояла в том, что ему единственному необходимо было отрыть окоп для стрельбы лежа; все остальные должны были воспользоваться готовым. На предварительных тренировках Андрей испробовал этот элемент: у Кабана получалось быстрее всех, но окоп выглядел довольно топорно, (как и сам создатель, к слову сказать); окоп Боева сошел бы даже за эталон, но выкапывал его мой сержант почти в полтора раза дольше.

– Кто будет обслуживать этап? – спросил я.

Андрей пожевал губами и нервно дернул головой:

– Урфин Джюс.

– А что предпочитает Урфин Джюс: красоту, скорость, что-то еще?

– Урфин Джюс предпочитает своих деревянных солдат… Откуда я знаю?

Мы помолчали. Я ткнул пальцем в небо:

– Давай поставим Кабана. Этого, по крайней мере, ни чем не смутишь.

Так флагманом нашей команды стал Кабан…

Гаджи свистнул. Кабан упал на брюхо и пополз как змея, хотя, наверное, сверху он напоминал огромную черепаху. Я разглядел, что саперная лопатка, (которые, кстати, нам пришлось занять у пехоты, ибо нам они по штату не положены) сползла ему под живот. Я представил, как она втыкается ему черенком в разной степени болезненности места, и мне на мгновение стало его жалко. Тем не менее, по скорости он шел вторым. Рев болельщиков стоял как на стадионе.

За просвет между телом и землей начислялись штрафные очки. Гаджи лично контролировал первый этап, и я с удовлетворением отметил, что пехота уже заработала себе по паре «бананов». Таким образом, виртуальный результат нашего флагмана оказался лучше физического. Дойдя до рубежа окончания первого этапа, Кабан поднялся и понесся к контрольному пункту номер два, где дежурил прапорщик – специалист по технической части. Этап был скрыт от взоров почтенной публики, но вскоре мы увидели спортсменов, пыхтящих на третий рубеж, а в это время ползли к цели наши следующие номера. Правда, интерес к ним пропал, а зрители устремились к этапу номер три, где первые номера корпели над окопами. Пот катил с них градом, и я не сомневаюсь, что Кабан сто раз уже проклял эти соревнования, свое безрассудство, нас, войну и многое, многое другое…

На линии огня стояли желтые, хорошо заметные банки из-под турецкого масла, как я уже говорил, в изобилии разбросанные в данной местности отступившими боевиками. Урфин Джюс, в азарте организатора, даже агитировал за поездку в ближайший населенный пункт для реквизиции стеклянной посуды, которая великолепно разлеталась бы на кусочки при удачном выстреле, но Франчковский вполне резонно рассудил, что такое дело может стать последней каплей недовольства вышестоящего командования, которое и так постоянно грозилось сжечь, по примеру Александра Македонского, все обозы нашей великой части, и посоветовал не слишком наглеть. Урфин Джюс обиделся, но от идеи отказался….

После бега и рытья руки у солдат тряслись, и стрельба прошла из рук вон плохо. Да уж, не биатлонисты, конечно. Однако отстрелялись, и первые номера рванули на последний этап: метание саперных лопат и штык-ножей. В качестве мишеней избрали помеченные краской деревья – просто и удобно.

В еще теплые окопы опустились вторые номера. Они не копали тяжелую местную почву и их огневые успехи оказались на два порядка выше, чем у предшественников. Банки-мишени превратились в решето.

На четвертом, и последнем, этапе, где, кстати, дежурил именно Найданов, штрафные очки начислялись в трех вариантах: метнул, попал, но не воткнулось; метнул, но никуда не попал; не смог метнуть.

Было скромно, но радостно, что все мои подчиненные хотя бы попали в дерево. А Пятницкий, на которого я не поставил бы и ломаный грош, чисто случайно, но ухитрился воткнуть штык-нож как положено. Наверное, на него подействовало личное присутствие командира батареи.

У солдат Франчковского два ножа улетело мимо дерева – от излишнего усердия. Их командир помрачнел, искать штык-ножи в буреломе можно долго и безуспешно. Но за него беспокоиться не стоило: при необходимости он мог заставить своих солдат перекопать весь лес, но найти казенное имущество – по крайней мере, теоретически такое было возможно.

Когда последний участник соревнований вернулся на исходную позицию, а это был солдат Коли Лихачева, главный судья щелкнул секундомером и пригласил всех контролеров этапов на подсчет штрафных очков. Через несколько минут Андрей вернулся очень разочарованным – как оказалось, мы шли только третьими. Оставалась одна надежда на бокс – на нашего непробиваемого Андроида. Я поискал его глазами, и они чуть было не вылезли у меня на лоб – Андроид разминался! Сам, и без посторонней помощи.

Когда Франчковский принес боксерские перчатки, все обомлели. И ведь молчал, ничего не говорил, хотя спрашивали. Вот сюрприз так сюрприз!

Но это был не сюрприз – это было так, ерунда. Всю тонкость замысла я понял только тогда, когда в полуфинале жребий, (короткие и длинные спички в руках главного судьи), свел нашего боксера с представителем Франчковского. Конечно, он был на голову ниже нашего, но когда раздался свисток первого раунда, я понял, почему хитрый Франчковский так настаивал на боксе. Его парень явно посещал спортивную школу или, на худой конец, спортивную секцию.

Андроид попытался боковыми ударами с обеих рук ошеломить соперника, но тот легко ушел, увеличив расстояние, затем сам двинулся в контратаку, поднырнул под правую руку нерасторопного Андронова и врезал оппоненту в глаз. Наш боец не упал, но от активных действий отказался сразу. Теперь он только пытался защищаться. Профессионал кружил вокруг него как коршун. Вот он как будто бы подставился, и когда соблазненный Андроид попытался провести прямой удар, подловил его на противоходе и попал в челюсть. Раздались два вопля: Андроида и Найданова.

– Ты чего, гад, творишь!? – орал наш командир на Франчковского, – ты что мне моего андроида калечишь!? Ты мне нового достанешь!? Или этого отремонтируешь!? Прекращай бой!

Поединок закончился за явным преимуществом. Я был так зол и расстроен, что финал смотреть не стал – результат все равно был известен заранее.

О какой честной борьбе могла идти речь? (Ну, хотя, это же Франчковский! Сразу можно было бы догадаться, что у него по четыре туза в каждом рукаве).

Мои минометчики тоже сидели на пустых ящиках нахмуренные и злые. Я, ни на кого не глядя, заполз в кабину и закрыл глаза. Не открывая их, почувствовал, как на соседнее сидение опустился Найданов. Говорить не хотелось. Не хотелось даже тащится в третью роту получать свой ликеро-водочный «паек».

– Я видел Солоху, – прервал молчание Андрей, – он молчит, но так это не оставит.

– Я знаю, – ответил я и подумал – «Что-то будет…».

Следующее утро, как обычно, началось с ужасного вопля Франчковского, столь ясного, чистого и пронзительного, что казалось труба Судного Дня подымает навек усопших на последнюю разборку.

Мы с Найдановым сразу же побежали туда. У меня были весьма нехорошие предчувствия.

И точно. Франчковский орал как сирена. Одна из сторон его палатки была аккуратно надрезана, и видно, было, что через отверстие что-то вытаскивали.

– Наверное, наши черти утащили сахар и дрожжи у Франчковского, – шепнул мне на ухо Андрей.

– Да этот ротный вообще расслабился не по-детски, – также шепотом ответил я комбату. – Совсем мышей ловить перестал.

Однако, подойдя к визжащему и брызгающему во все стороны слюной лейтенанту, я понял причину, по которой он проспал все на свете. Изо рта ротного явственно шел до боли мне знакомый запах хорошего перегара.

– Ну и чего ты кричишь? – наивно спросил подбежавший чуть позже нас Коля Лихачев. – Что случилось? У тебя сахар с дрожжами сперли? Да?

– Может, это твои, – нашел, наконец-то, объект для наезда Франчковский. – Твои, да?

Однако пару секунд спустя он передумал, и повернулся к нам:

– Нет, это ваши. Это ваши, больше некому. Это минометчики… Вы уже превратились в настоящих мародеров, а теперь – в грабителей… Все. Пошли, посмотрим ваше хозяйство.

Вообще, это было, конечно, очень нагло. Командир соседней роты не должен проверять наше имущество. Мы ему что, подчиненные что ли? Однако и факт воровства был неоспорим, и, как не крути, это было серьезное ЧП. Я не сомневался, что Франчковский пойдет к командиру батальона, там подключится наш «любимый» замполит, «обожаемый» всеми моими бойцами старшина… Поганая будет история.

Я, также как и Найданов, (а я в этом не сомневался), предполагал, что если эту кражу возмездия совершили наши сержанты, то у них хватило ума спрятать имущество так, что никакой Франчковский не найдет.

Поэтому я предложил Найданову согласиться на обыск. Пусть его! Пусть ищет. Сам же будет выглядеть как дурак, если не найдет. Если бы ротный не был с перепою, то наверняка сообразил бы, что сам же и будет выглядеть посмешищем. Но раз он этого не понимает… Да милости просим! Ищите, пожалуйста!

Мы втроем пришли к нашим машинам, Найданов построил батарею, описал ситуацию, и предложил отойти, чтобы Франчковский смог провести обыск машин. Как я и предполагал, никто не стал возражать.

Ситников пытался, правда, протестовать, намекая, что негоже нам – Найданову и мне – поддаваться на такое давление, типа это красит нас, как офицеров, но Андрей сказал, что дело чрезвычайное, и лучше опровергнуть все обвинения самым красноречивым путем.

Франчковский позвал на помощь Гаджи, и вдвоем они осмотрели практически все. Все-таки такое количество сахара – это не иголка в стоге сена, и искать его малость попроще. Франчковский залез даже в нашу землянку – блиндаж. Но и там было глухо.

Обозленный ротный отправился к Коле Лихачеву, и бойцы начали удалять следы пребывания слишком энергичного лейтенанта в нашем расположении.

К вечеру, когда все совсем улеглось, я спросил у довольного Солохи, куда он дел похищенное. Паче чаяния, он не стал корчить невинность, и сразу ответил:

– Да в тот самый дом и отнесли.

– Ночью? – поразился я.

– Ну да, ночью. Да нас много было! Когда много, не страшно. Сегодня к вечеру пойдем, замутим брагу. Тем более, там и источник с водой рядом…