Текст книги "На южном фронте без перемен"

Автор книги: Павел Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

Глава 9

Следующим вечером мы сидели с Андреем вдвоем в кабине, пили из фляжек брагу, и закусывали сэкономленным комбатом сухим пайком. После вчерашней истории пить в открытую было опасно, тем более, что палатки Фрначковского находились совсем недалеко, и воленс-ноленс, нам пришлось пить вдвоем. Кроме того, мы предупредили бойцов о крайней степени осторожности, и они пили потихоньку у себя в блиндаже.

Пойло не было таким крепким, чтобы личный состав потерял чувство меры, но эффект давал. Тем более что упал оно на хорошо подготовленную многомесячной трезвостью почву.

Через полчаса мы с Найдановым разговаривали обо всем на свете, и все находили волнующим, интригующим и крайне интересным. Зашел разговор и о женщинах.

– Эх, блин, золотое время было в училище, – мечтательно проговорил Андрей после очередного глотка.

– А чего ты вообще в училище-то пошел? – спросил я.

– Я? Очень просто. У меня отец военный. Ну, и куда я должен был, по-твоему, еще идти? Для меня армия с детства дом родной… Ну, конечно, Дагестан, не то место, где я хотел бы служить… Но, на первое время… Потом отец поможет куда-нибудь перевестись.

– И тебя отец сюда отпустил? – поразился я. – Хотя, чего я спрашиваю? Он у тебя, наверное, принципиальный.

– Ну да! – Найданов совсем не обиделся, (чего я, честно говоря, боялся). – Так оно и есть! Он в Афгане воевал. И сказал мне, что настоящий мужик не должен ничего бояться. Иначе, какой же он мужик? Тем более – офицер.

– Кстати, а у тебя дети есть? – Внезапно спросил он у меня.

– Нет, – коротко ответил я. Тема детей мне была не очень приятна. Сразу вспомнилась супруга, и ее нежелание связывать себя чем-то до моего возвращения из армии.

– А у меня есть! – гордо сказал Найданов.

Если бы я не был уже прилично пьян, я бы подпрыгнул на месте.

– Откуда? – поразился я. – Ты же сам говорил, что не женат, и не с кем не жил до этого.

– Да, это правда. Просто одна хорошая девочка родила от меня, а я на ней не женился. Да я ей и не обещал. У меня много девчонок было, так что я на одной останавливаться не хотел. А вот она сама так решила – оставить ребенка.

– Мальчик? Девочка? – меланхолично, (меня начинало понемногу развозить), спросил я.

– Девочка… – мечтательно произнес Андрей. – Я тогда сразу с двумя встречался. Обе мне нравились, но одна все-таки больше – Оля. А с Наташей я тоже встречался.

– И спал с обеими?

– Да, почему бы и нет? Одну ночь – с одной, другую – с другой.

– И они не догадывались?

Найданов подумал:

– Наверное, нет. По крайней мере, если и догадывались, то виду не подавали. А потом вышло так, что пришлось с обеими расстаться. Хотя на Оле я сначала жениться хотел.

Андрей поерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее, и мы еще раз «хлопнули».

– Я уже было стал Оле намекать, что я и не против на ней жениться, а от Наташи стал потихоньку отходить… Как вдруг Наташа мне заявляет, что она беременна! От меня, прикинь! Тут меня, конечно, как громом поразило. Я несколько дней не знал, что мне делать? Жениться-то я хотел на Оле, а беременна от меня была Наташа!.. Я даже как-то и к Оле стал реже заходить, а к Наташе чаще. Потом Оля мне позвонила как-то, спрашивает, «что, передумал жениться?». Ну, я, конечно, говорю, «нет, что ты! Конечно, не передумал!». Тогда, говорит, приезжай, будешь с родителями официально знакомиться. И в этот же день Наташка звонит, и сообщает, что ее родители теперь в курсе, что она беременна, и хотят видеть у себя виновника «торжества».

Я увидел, что неприятные воспоминания заставили Найданова скрипеть зубами. Я представил себя на его месте. Интересно, чтобы я сделал в такой ситуации? Ведь обязательно пришлось что-нибудь выбирать – иначе никак нельзя.

– Вот, – продолжил Найданов. – Наташку я уговорил перенести встречу на два – три дня, соврал ей что-то про наряды в училище. А сам вечером пошел к Оле. Ну, встреча нормально прошла, ее родители на меня посмотрели, спросили, куда меня направят, имею ли представление какое-нибудь об этом. А что я мог сказать? Так и сказал – «понятия не имею». Посидели за чаем, поговорили на общие темы… Потом Оля на следующий день говорит, что я у них хорошее впечатление оставил. Это, конечно, здорово. Только потом пришлось мне идти в гости к Наташке. Она, правда, одна с матерью живет. Отец у них то ли умер, то ли сбежал – я так и не знаю. Наташка на счет отца и сама не распространялась, и на вопросы не отвечала. Думаю, что, все-таки, сбежал, наверное…

Я хотел было сказать: «Прямо как ты»! Но передумал – зачем портить вечер. И какое мне дело? Что я сам – без греха? Нет, у меня скелетов в шкафу тоже полно. Не таких крутых, правда, но кто я, чтобы кого-то судить? Да никто!

– Почти как я, – тихо сказал Найданов. И я обрадовался, что вовремя промолчал.

Прямо передо мной, за стеклом кабины, махали ветками деревья, кричали птицы, солдаты суетливо шныряли туда – сюда, кого-то опять били у танкистов, где-то зудел Франчковский, а Андрей тупо рассматривал приборную доску, и, наверное, пытался представить себе маленькую девочку, которую он бросил, и которая так безнадежно ждет папу.

Но я жестоко ошибся.

– Так она одна и живет? – спросил я, видимо, забегая сильно вперед.

– А? – очнулся Найданов. – А, нет! Не одна. Она вышла замуж, еще не видно было, что она беременна. Муж даже и не знает, похоже, что это не его ребенок.

У меня признаться, отвисла челюсть. Ох, как я прав был, не собираясь никого осуждать. Вы, братцы мои, оказывается, друг друга стоите!

– Вышла замуж за первого встречного, когда поняла, что я на ней не женюсь.

– А как она догадалась об этом?

– Да я сам ей сказал. Объяснил, что не могу и не хочу на ней жениться, что другую люблю… Очень бурная была сцена, конечно… Но один раз объяснились, и все.

– Ну а Оля?

– А на Оле я тоже как-то передумал жениться. Как с Наташей расстался, так и сломалось что-то… Оказывается, они мне вместе были дороги. А как я с Наткой перестал встречаться, так мне одна Оля почему-то разонравилась. Она, видно, почувствовала это, а девочка она очень красивая, и сама кого-то другого себе нашла. Немолодого какого-то, но обеспеченного. Я раз к ней зашел, по старой памяти, а она не пустила. «Вон», – говорит, – «слышишь, мужчина разговаривает?». Голос такой, властный. «Это мой жених», – говорит. – «Я за него замуж выхожу». Только вот поцеловала она меня крепко – крепко, а потом мы целовались, целовались… В конце – концов, поднялись на чердак, и там любовью занялись. Прикинь!

У меня уже от этих мелодрам голова пошла кругом.

– И знаешь, – разоткровенничался Андрей, – я ее имею, а сам про этого мужика думаю. И такое чувство превосходства… Нет, не могу объяснить тебе… Мне даже жалко его стало, что ли. Типа, жить будут с тобой, а вот любить и спать – с другими.

– Ну, почему ты так думаешь? – прервал я Найданова. – Вполне может быть, что она мужу верна будет.

– Кто? Олька!? – засмеялся Андрей. – Ну, если только он ее на цепь посадит. Она девочка очень красивая и видная, я же говорю. Охотников много будет, кто-нибудь да уломает. Тем более что она не особо и сопротивляться будет.

«Как же ты сам собирался жениться на ней?» – подумал я, но промолчал и на этот раз.

– А потом все. До конца последнего курса совсем немного оставалось, я уже и не стал никаких новых баб заводить. Проститутками перебивался.

– Не люблю продажную любовь, – сказал я, потягиваясь.

– Да ладно… Мы с друзьями втроем снимали трех, и нам хорошо, и девчонкам радость. Обычно их всякие козлы старые снимают, или хачики прут. А тут нормальные здоровые пацаны. Они бы и даром давали, да сутенер голову оторвет.

Мы выпили еще раз, и разговор как-то само собой прекратился. Меня лично клонило в сон. Андрей уже начал клевать носом.

«Как бы не проспать ночную смену!» – подумал я, засыпая, – «а то придет Франчковский, обо всем догадается… Вот вони-то будет»!

И уснул!

Часть 9. На равнину!

Глава 1

«Ничего себе!» – подумал я. – «Да тут уже настоящее лето»!

Бушлат я засунул за сиденье, а свои зеленые офицерские кальсоны с начесом просто выкинул. Я не думал, что мне придется встречать осень и зиму снова в Чечне, а потому посчитал этот предмет одежды не нужным: и место занимает, и вшей разводит. Так что открыл окошко со своей стороны, скомкал кальсоны в руках, размахнулся… И все. И пусть носит тот, кто найдет. Если, конечно, захочет…

Как всегда внезапно, поступил приказ сворачиваться, ликвидировать следы своей жизнедеятельности, грузиться в машины, и перемещаться на новое место. Стояние под Агишбатоем порядком надоело не только мне, так что грузились с удовольствием, я бы сказал без особого преувеличения, даже радостно, и вперед двинулись с веселыми криками.

Как-то довольно быстро мы оказались на равнине, внизу. И вот тут я до конца понял разницу между высотами. Там, наверху, по-прежнему мне нужен был бушлат, костер и теплая кабина. А здесь – внизу – было даже не то, чтобы тепло, а временами по-настоящему жарко. Клубилась пыль, а зелень была такая, какая у нас дома бывает, наверное, только к концу мая.

Пыль… Я отвык от пыли, и первую порцию этой гадости получил по полной из-под колес проехавшей перед нами машины.

– Вот черт! – закричал я, и начал резко закупоривать все отверстия в дверце. То же самое делал со своей стороны и Армян. Однако до конца загерметизироваться нам мешали перекинутые через стекла дверей бронежилеты. Армян хотел было снять их совсем, но я попросил не делать этого – ведь это не для красоты, а для нашей же собственной безопасности. Так что пусть лучше висят.

К вечеру мы добрались до огромного, (правда, очень большого), полевого лагеря. Здесь, видно стояло много частей, потому что, куда бы я не бросил взгляд, стояла чужая военная техника, или громоздились насыпанные для ограждения складов и палаток земляные валы.

Наша часть стала походным порядком: машины в линию по направлению движения. Я сходил к Найданову, чтобы узнать новости.

– Надолго мы тут? – спросил я его.

– Не знаю. Может, завтра дальше поедем, а может, тут неделю стоять будем. Тут недалеко где-то Шали, говорят.

– Шали – не шали! – пошутил я и пошел обратно, слоняться между машинами.

Ну а что еще делать? Точных указаний никаких. Уйдешь куда-нибудь подальше, а тут приказ на выдвижение. И что тогда? Я и своим бойцам приказал не разбредаться. Да никто никуда и не собирался. Место было незнакомое, никто нигде еще не ориентировался… Куда идти-то?

И хотя к вечеру явно посвежело, по-прежнему было довольно тепло. В конце – концов я просто наслаждался уходящими солнечными лучами, теплым ветром, простором. Почти похоже на нашу степь. Только наши меловые горы на горизонте, конечно, много ниже, чем здесь. Здесь на них даже снежные шапки видны… Но если на горы не смотреть…

Впрочем, приятные неожиданности начались прямо в этот вечер. Армян притащил новые кассеты с музыкой, и почти весь вечер я просидел с ним в кабине, слушая и «Кино», и «Наутилус», и «Агату Кристи»… Как было здорово! И пусть потрепанная автомагнитола издавала не самый чистый звук, но все-таки это была та музыка, которая мне нравилась. А то под Агишбатоем пришлось почти две недели слушать одно и то же: чеченские песни, какой-то шансон… А от «Черного лебедя на пруду» меня откровенно тошнило. Еще и автомагнитола ее немного «тянула», так что я просто затыкал уши, или уходил куда подальше. Господи, что за текст, что за музыка?! Чувак хочет купить лотерейный билет и выиграть дом! Если шарманщик не обманщик! Ужас!!! Ужас!!!

Нет, все-таки хороший был вечер. И тепло, и музыка. И даже выдали по банке каши из сухпайка. Вот разогреть их было, увы, не на чем. Так как кругом была голая степь, то топливо для костра отсутствовало как таковое. А жечь ящики мы уже не решались. Иначе мины пришлось бы возить прямо в кузове на полу. Я, конечно, либерал, но не до такой же степени!

На следующее утро у нас был смотр. Слава Богу, не строевой, но все равно – приятного было мало. Давненько не видел я подполковника Дьякова, и, честно говоря, еще столько же не видел бы. В строю я стоял прямо за Найдановым, и надеялся, что подполковник меня просто не заметит. Чего я боялся?

Да все очень просто. Достаточно было на меня посмотреть.

Оббитые и истрепанные берцы; грязные, в пятнах штаны из-под бушлата на подтяжках; темно-зеленая теплая майка, (хэбэ у меня просто не было); и отсутствие головного убора. А что я мог сделать? Тогда, в феврале, я выезжал из Темир-Хан-Шуры в зимней шапке, и это казалось мне, да, наверное, и всем, вполне естественным. Но как бы я сейчас в ней выглядел? Как дед Мазай? Нет уж, спасибо! Лучше так – лохматый и с бородой. После того, как мне удалось избавиться от парикмахера – трансвестита, стричь у нас в батарее стало некому.

Блин! Ну не я же виноват, что ни съездить в часть, ни получить форму здесь я не мог! Наверное, если уж так подумать, это даже и не моя забота! Меня формой должно снабжать государство. Тем более – здесь! Здесь я просто не могу сам себя обеспечить, по вполне понятным причинам.

Пока я мысленно сочинял для себя оправдательную речь, Дьяков медленно прошел вдоль строя нашей батареи, скривился, увидев, Найданова, но ничего не сказал, и пошел дальше. Я перевел дух, и резко расслабился.

Дьяков, обойдя строй, вернулся в центр импровизированного плаца, где к нему подошли какие-то незнакомые мне старшие офицеры. Наш подполковник что-то начал им горячо внушать, указывая на наш строй. Я выглянул из-за спины Найданова, и своими глазами окинул строй пехоты. М-да… Если уж мы, катаясь в «шишигах», выглядели не лучшим образом, то пехотинцы вообще напоминали бомжей. Им-то приходилось то внутри БМП, то на броне… Что так грязно, что так… Хрен редьки не слаще!

День мы еще бессмысленно прослонялись по местности, а к вечеру на наш батальон, можно сказать, обрушилась манна небесная.

Во-первых, привезли подарки от гражданского населения. Безо всяких кавычек. Именно подарки, и именно от гражданского населения. То есть не то, что солдаты сами отбирали у местных чехов, а то, что собрали для действующей армии в других российских регионах. Конкретно нашей батарее досталось несколько банок закрученных слив, и ящик печенья. Банки мы раздали по расчетам, печенье тоже поделили на всех. А мы с Найдановым взяли по пачке на брата, и одну банку на двоих. Выбрали место почище, вдали от машин, сели по-турецки, открыли банку, и ложками, по очереди, всю ее и уговорили.

Да, давно я не ел ничего сладкого! Уже и забыл, когда это было последний раз. Под Курчалоем, кажется, угощался сгущенным молоком. Но как давно это уже было!

– У нас дома так закручивают, – сказал я Андрею. – Только у нас сливы немного кислее получаются. Эти совсем сладкие.

– Ага! – прочавкал мне в ответ Найданов. – Здорово! Просто здорово! Какие, оказывается, есть на свете вкусные вещи.

Я перестал разглагольствовать, а продолжил уписывать сливы за обе щеки.

Во-вторых, на следующий день, привезли сухпайки нового образца. Какие-то экспериментальные. Не знаю, сколько такого добра осело у папоротников, но нам досталось по сухпайку на каждого бойца.

Я открыл свой, и обомлел. Кофе, изюм! Какой-то брикет – со вкусом жареной картошки с луком. Сухое топливо для подогрева воды, спички! Баночка мясного паштета. И еще что-то – в красивых коробочках.

Блин! Да таким сухпайком я согласен был питаться каждый день вместо так называемого горячего с нашей полевой кухни!

Судя по обалделым лицам бойцов, они переживали примерно ту же бурю эмоций. Весь день по порядку я любовался и постепенно поедал этот замечательный сухпай.

– Вот как важно вовремя появиться в нужном месте, – сказал мне Андрей. – Нам все это случайно досталось. Повезло. Вчера Дьяков просил у начальства баню и новую форму для бойцов. Ничего не обещали. Но он так наезжал, что подкинули продовольствия с каких-то складов. И на том спасибо!

– Да я и не сомневался, что это не для простых смертных. Это, наверное, для начальства в Ханкале. Нас же вообще на Агишбатой отправили почти без еды. Типа, сами прокормитесь. Автоматы же у вас есть?

Найданов засмеялся.

– Да, – согласился он. – Вот отправят нас отсюда дальше, и все изобилие кончится. Опять будем пшенку сухую жрать.

– Если, конечно, снова какой город не раскулачим, – заметил я.

Андрей кивнул.

В обед я встретил Нелюдина.

– О, Серега! – обрадовался я. – А что я тебя раньше не видел? Вы где стоите?

Он махнул рукой, указав направление. Действительно, туда я почему-то еще не ходил.

– Приходи, – сказал мне Серега. – У Куценко в палатке телевизор есть.

– Ого! А показывает чего?

– В основном, местная хрень. Ну, а так передачки развлекательные проскакивают. Новости можно посмотреть, если хочешь.

– Конечно, хочу. Я телик уже полгода не видел.

– Ну, так чего ждать? Пошли!

Я отправился за Нелюдиным. Вот здорово! Серега и Куценко – это те люди, к которым я мог зайти запросто. Это же не Франчковский. С Нелюдиным мы вообще же в одном институте учились, а с Куценко меня связывал Молчанов. Конечно, капитан не был мне другом, естественно, но отношения у нас с ним были, конечно, куда лучше, чем с Франчковским.

Артиллеристы разбили палатки. Видимо, сразу знали, в отличие от нас, что мы тут надолго. В одну из палаток я и зашел вслед за Серегой. Телевизор стоял в углу, но не работал. На стульях сидели два бойца.

– Что случилось? – спросил Нелюдин, указывая на телевизор.

– Да аккумулятор сел, – ответили бойцы. – Вот Чича завел «Урал», чтобы его подзарядить.

– А, понятно, – протянул Серега. Потом повернулся ко мне:

– Ну, это надолго. Наверное, вечером приходи смотреть.

– Ну, ладно. Сколько не смотрел, и еще подожду. Попить есть чего?

Нелюдин показал мне на бак возле двери. На нем стояла кружка. Я взял ее, снял с бака крышку, набрал воды и напился. Потом отдышался, набрал еще и напился про запас.

Все-таки здорово все было устроено у артиллеристов. И быт организован, и служба. Конечно, тут командиры не чета нам – недавнему выпускнику училища и «старому» пиджаку. Тот же Куценко, тот же Донецков – непререкаемые авторитеты. Что скажут, то солдаты и делают. И Поленый, и Нелюдин – тоже подобрались как-то им под стать.

Серега вроде с виду такой добродушный увалень, но солдаты его бояться. Есть в нем какая-то жилка такая, хозяйская. Деревенская. Он же и сам с хутора. Но вот не батрацкая жилка – на других ишачить, а именно хозяйская – кулацкая такая.

Хотя, что мне им всем завидовать? Хотел бы я перейти к артиллеристам, например? Нет, точно не хотел бы. Потому что и Куценко, и Донецков тут же нашли, куда меня припахать. И пришлось бы слушаться.

А так – я почти что сам себе голова. Да, приходится и с личным составом считаться, и дипломатом быть… А все-таки лучше так – самостоятельно. Не хочу под чьим-то началом ходить. Найданов, конечно, командир… Но, все-таки, это не Куценко. Он же мне не приказывает, а скорее, советуется. А такая вторая роль меня вполне устраивает.

Глава 2

На следующий день я с Солохой, у которого трофейная машина была слабо загружена, ездил за боеприпасами на местный склад. Располагался он прямо в чистом поле. Большой участок земли был огорожен земляными валами, а по всем четырем углам и у входа стояли часовые. Рядом со складом стоял маленькая хижина, в которой обитали капитан и старший прапорщик. Я вручил им накладную, подписанную начальников артиллерии Гришиным, и папоротник вместе со мной отправился на склад.

И хотя на складе, естественно, были собственные бойцы – грузчики, укладывали в машину ящики с минами Рамир, Данилов, Андроид и Титов.

Нагрузившись по самые борта, мы вернулись обратно, а дальше уже ящики с боеприпасами растаскивали по своим «шишигам» каждый расчет отдельно.

Плохо было другое. Как оказалось, пока я занимался общественно-полезной деятельностью, командному составу подбросили новое камуфляжное хэбэ. И Найданов уже успел переодеться. И пускай ему пришлось сильно подвернуть и рукава, и штанины, и, вообще, форма явно была на два размера больше, чем нужно… Она была новой! Она была! У меня же не было и такой.

Я помчался к пункту выдачи… Увы! Я, конечно же, опоздал. Опоздал безнадежно, и как утешительный приз, мне досталась только фуражка. Ну что ж! Хотя бы это… А то и на голову одеть было совсем нечего.

Возвращаясь обратно, унылый и угрюмый, я наткнулся на сержанта Узунова.

– Ого! И ты здесь! – воскликнул я. – Какими судьбами?

– Выгребли из караула, – ответил мне бывший артиллерист, и командир орудия в моей бывшей батарее.

– А кто же сейчас в карауле? – спросил я его.

– Молодые ходят. Всех «стариков» собрали, и отправили сюда.

– Ну а кого же еще отправлять? Вас, обстрелянных орлов, и надо на передовую. Ты, давно, кстати, из Темир-Хан-Шуры?

– Да уже две недели.

– Ничего себе! Почему же я тебя раньше не видел? Ты у кого?

– У Франчковского.

– Да, «повезло» тебе, – посочувствовал я сержанту.

– Да нет, нормально все. Нормальный ротный. Бывают и похуже.

Я задумался. Что бы еще спросить у человека? А, ну да! Как же.

– Что нового в части? – спросил я.

– Да я ничего и не знаю, – искренне ответил Узунов. – Я в «бессменке» стоял, с лейтенантом Султановым, и прапорщиком Магадовым.

А, знакомые люди… Эдик Султанов горел желанием уволиться из армии, и перейти на работу в военкомат, но пока у него ничего не получалось, хотя, как он часто намекал, подвижки имеются. Видимо, слишком слабенькие подвижки, если он до сих пор сидит в карауле, а не на мягком кресле в военкомате. Ну а Магадов был контрактником, а потом отправился в школу прапорщиков, и видимо, успешно ее закончил.

– А братья Моисеенко тоже школу прапорщиков закончили? – спросил я Узунова.

– Да, – спохватился он. – Закончили. Я их видел, они в караулку заходили.

– А сюда к нам не собираются?

– А кто их знает? Вроде нет. Там вообще как-то о нашем батальоне вроде забыли, что ли. Никто ничего не говорит. Никто не вспоминает. У всех свои дела.

Да, я подозревал что-то подобное. Сильно далеко оторвались мы от Темир-Хан-Шуры, и перешли на снабжение с других баз. А раз нас со снабжения сдыхали, то чего о нас и вспоминать?

– Да, – внезапно Узунов щелкнул пальцами. – Совсем забыл! Слухи ходят, что уходит от нас Карабасов. Куда-то еще выше. А на его место вроде бы Жиркова назначат.

– Вполне возможно, – ответил я.

Я еще в прошлом году слышал от Игоря, что такая рокировка должна произойти. Дело было за Карабасовым, ему никак не могли подобрать устраивающую его должность. Видимо, нашли. Ну и правильно! Теперь вообще, совсем понятно, почему о нашем сводном батальоне там забыли. Должности делят! Освобождается масса должностей. Перспективы! Жирков был начальником штаба. Кто займет его место?

Я рассеяно попрощался с сержантом, и отправился к Найданову, поделиться новостями с Большой земли. Хотя, может быть, он и знал об этом? А если знал, что не сказал? Нет, точно не знал. Иначе сказал бы.

Однако Найданов встретил меня совсем другой новостью.

– Прикинь! – сказал он. – Тут недалеко на блокпосту чехов тормознули, обыскали, и нашли тайник на несколько тысяч баксов!

– Откуда новость? – спросил я. – Честные военнослужащие сдали находку в бюджет государства?.. Если бы они оставили деньги себе, то об этом никто бы не узнал, и чехов не нашли бы уже никогда.

– Ну да, – задумался Андрей. – Я не подумал. Ты, наверное, прав. Скорее всего, не поделили деньги.

– Не перестреляли друг друга? – уточнил я без улыбки.

– Да вроде нет… Может, вообще муть все это. И ничего не было. Так, местный фольклор.

– А вот у меня есть новости.

Я рассказал Найданову все, что узнал от Узунова. Найданов почесал голову:

– Мне все равно ничего от этого не светит. Я еще командиром батареи долго буду. Мне и так эта должность через звание досталась. Так что я на ней надолго. А кто там будет комбригом – Карабасов или Жирков – какая мне разница?

– Да и мне тоже. Я вообще в этом году увольняюсь.

Едва я произнес эти слова, так что у меня в голове щелкнуло. А ведь правда! Уже, наверное, скоро. Как это замечательно звучит! Увольнение… И домой!

Странно, но я совершенно не думал о том, что у нас впереди полная неизвестность. Возможно, Шали. Возможно, Бамут. Не дай Бог – Грозный. И что там будет – кто знает?

Нет, совершенно не хотелось об этом даже и думать. А вот о том, как я поеду домой думать хотелось, и очень.

Ближе к вечеру я отправился в палатку к артиллеристам. Все-таки, честно говоря, хотелось посмотреть телевизор – как минимум, новости. Потому что опять тупо сидеть в кабине мне уже обрыдло надоело.

Я нашел знакомую палатку, услышал до боли знакомый звук работающего телевизора, откинул полог, и вошел внутрь. В палатке народу было, на удивление, немного. Три бойца и капитан Куценко. Правда, поздоровавшись с капитаном, я тут же и понял причину малолюдности.

Капитан был пьян. Причем пьян сильно. Да при этом он еще находился в том «веселом» состоянии, когда «пленка уже кончилась», а вот «планка еще не упала». Другими словами, капитан мог активно действовать, но что он при этом делал, не осознавал ни в малейшей степени.

Он вцепился в меня как клещ. По «РТР» как раз начинались новости, и я решил все же остаться в палатке и попытаться узнать, что же все-таки происходит в стране, мире, и что интересного брешут о происходящем в Чечне. Однако такому простому желанию так и не суждено было сбыться. Куценко, идиотски посмеиваясь, начал со мной бороться. Я не ожидал в невысоком и жилистом капитане столько силы. Я все пытался мягко освободиться от него, но он держал меня мертвой хваткой, пытаясь завалить на себя на раскладушку. В конце – концов, я не удержал равновесия и грохнулся через эту раскладушку, очень больно ударившись коленом. Я все-таки поднялся, преодолевая сопротивление капитана, и мне даже удалось сбросить его с себя. Едва я попытался сконцентрировать внимание на том, что показывают по «голубому экрану», как Куценко навалился на меня сзади, вцепился когтями в шею, и укусил меня за ухо!

Это было вообще больно. По-настоящему больно, без дураков. Я испугался, что он мне его прокусил. Я со злостью оттолкнул капитана, отчего он перевернулся через раскладушку, и упал на землю. Послышалось едва сдерживаемое хихикание. Это давились в углу от смеха сидевшие в палатке солдаты. Я яростно взглянул на них, но молча вышел из палатки наружу. Черт с ними со всеми! Пусть сами разбираются со своим начальником. И куда, интересно, скрылся Серега? Заранее все предусмотрел, и избежал сомнительной ситуации. Я же, в свою очередь, прекрасно понимал, что завтра утром Куценко даже не вспомнит об этом эпизоде. Я же решил ему ничего не высказывать. Зачем? Да и бесполезно. Пусть и правда считает, что ничего не было.

Мне его помощь может понадобиться, да и сам я, если честно, не без греха. Конечно, на людей не кидался, и тем более, не кусал, но разные прочие неприятности, будучи в таком же «веселом» состоянии, окружающим доставлял.

Все, что я сделал, это разыскал Гаджи, и попросил его осмотреть мое, все еще болевшее, ухо, соврав, что в темноте напоролся на проволоку.

– Странная проволока, – усмехнулся капитан, осмотрев меня, – но всякое бывает.

Он промыл мне ухо перекисью, а потом помазал зеленкой. Немного пожгло, но скоро боль утихла. Главное, на мой взгляд, было то, что ухо было целым, и по-медицински обработанным. Теперь можно было не ожидать неприятностей с этой стороны, а небольшую боль пережить было вообще не трудно.

Подводя перед сном итоги дня, я сделал неутешительный вывод, что день было почти неудачным – и имущество не получил, и ухо повредил, и телевизор не посмотрел…