Текст книги "На южном фронте без перемен"

Автор книги: Павел Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)

Глава 3

Не лишенное некоторых приятных черт времяпровождение в степи где-то в районе Шали закончилось, и наш батальон снова тронулся в путь. Машины ехали быстро, пыль стояла столбом, и я разрывался между желанием открыть окно, чтобы глотнуть свежего ветерка, так как в кабине быстро становилось жарко как в печке, и не менее активным желанием вообще задраить его наглухо, чтобы не глотать мерзкую пыль, которая покрывала и меня, и все, что находилось в кабине, ровным слоем. Что творилось в этот момент в кузове, я себе даже вообразить не мог.

Ехали мы долго, и первоначальная радость от предстоящей перемены места сменилась беспокойной мыслью, что пора бы где-нибудь и остановится. Хотя бы пожрать, что ли. Впрочем, вряд ли мое желание разделял личный состав – большая остановка означала, практически однозначно, развертывание и окапывание. А таскать минометы и окапываться не хотелось, ясен пень, никому.

Внезапно мое внимание привлекли руины по левую сторону нашего движения. С одной стороны, руины как руины… А с другой… Что я увидел такое, до боли знакомое… Словно давно забытые черты любимой женщины через ее морщинистое старушечье лицо…

Наконец, я догадался. Я догадался! Я увидел боксы для армейской техники. Такие же, как у нас – в Темир-Хан-Шуре. Вот почему меня это так напрягло. Мы ехали мимо разрушенного военного городка. Нетрудно было догадаться, кто и как его разрушил.

На мгновение мне представилось, как здесь все было до войны, при советской власти. Наверняка, покрашено в один цвет, наверняка вон там было КТП, там бегали бойцы, там, в курилке, сидели офицеры и прапорщики… И вот – только разрушенные, обгоревшие остовы, черные кирпичи, ржавое железо, выбитые стекла и проломленные крыши.

– Смотри! Военный городок! – толкнул я Армяна, показав ему на развалины.

Армян пригляделся…

– Мать твою!… – протянул он от удивления. – Ну, ни хрена же себе!

– Да, до войны какая-то часть явно стояла. Если бы можно было туда сейчас зайти, наверняка на стенах можно надписи найти, кто отсюда на дембель уходил.

– А что? Может остановиться, зайти? – всколыхнулся мой водитель.

– Да ладно! – я сразу пошел на попятный. – Если бы все здесь встали… А так еще отстанем, не дай Бог! Места здесь нехорошие. Сам видишь. Надо вместе держаться.

Армян неожиданно кивнул, соглашаясь со мной. «Умнеет, что ли»? – подумал я про себя. Я, вообще-то, предполагал, что придется Армяна уговаривать ехать дальше. А он сам…

И тут наша машина на полном ходу встала. В кузове кто-то покатился с хриплым матерным криком, а мой доблестный водитель побледнел.

– Что случилось? – спросил я, потирая ушибленную о ствол автомата челюсть. Подобная коллизия случилась со мной последний раз, когда я ездил еще с Сомиком, и мы на полном ходу въехали в канаву, отчего я ударился головой об потолок, а котелок с кашей из моих рук улетел на пол.

– Я не знаю, – пробормотал с испуганным недоумением Армян; он снова завелся, мы проехали еще пару метров, и двигатель снова заглох.

– Чего у вас? – со стороны Армяна в кабину просунулась острая мордочка любопытного Зерниева.

– Да хрен его знает! Глохнет движок в движении… Во, смотри!

Водитель снова завел мотор, он спокойно заработал, потом машина поехала вперед, (Зерниев едва успел спрыгнуть), и «шишига» опять заглохла.

– Надо смотреть… – неопределенно покрутил головой маленький Зерниев.

– Надо ехать! – сказал я. – Мы же не будем посреди дороги ремонт затевать? Где мы потом своих искать будем?

В этот момент около нас остановилась «техничка». Как правило, машина зампотеха шла в колонне одной из самых последних, подбирая таки х вот «инвалидов», как мы.

– Что у вас? – майор был строг и вполне конкретен.

– Да вот… – Армян описал ситуацию, а потом еще раз показал.

Подошедший зампотех сказал сразу:

– Так мы не разберемся. Давайте, вон к тому мелкому, (он указал на Зерниева), цепляйтесь за трос, и вперед. Там посмотрим. Трос есть?

Да, трос у нас был. Зерниев сам, (хотя и явно обиделся на «мелкого»), закрепил на машинах трос, и мы поехали на прицепе. Армяна это просто бесило. Он так привык мчаться и лихо рулить, что необходимость за кем-то держаться, от кого-то зависеть приводила его в бешенство. Он много и громко ругался матом, да и я был не весел. Мне вообще не улыбалась ситуация. Все-таки «шишига» Армяна была не просто транспортным средством, но еще и домом для двух расчетов. Обжитым и оборудованным.

Через полчаса Армян все-таки успокоился, и мы относительно молча проехали понтонный мост через какую-то горную речку, и выкатились на очередную базу посреди степи, весьма похожую на ту, которую мы только сегодня утром оставили. Те же земляные валы, те же сортиры, накрытые маскировочной лентой, те же горы ящиков с боеприпасами, та же погода и те же славянские лица.

– Все, – сказал мне Найданов. – Здесь мы ночуем. Давайте, делайте что-нибудь с вашей машиной. Нам завтра еще ехать. Куда – не знаю, но, может быть, и далеко. Так что – давайте!

Впрочем, все это мне он высказывал зря. Как только мы встали походным порядком, и Армян понял, что это надолго, он тут же помчался искать зампотеха. Тот пришел неожиданно быстро, собрался консилиум из всех наших водителей, они откинули кабину, и я отошел в сторону, с живым интересом наблюдая за их манипуляциями.

Признаюсь честно, в устройстве двигателя я разбирался смутно, хотя изучал оное и в школе, и в институте. И достаточно подробно. Однако, согласитесь, есть большая разница между чисто теоретическим знанием, и реальной попыткой ремонта. Так что, я естественно, помалкивал, и только смотрел.

Я видел, что они сняли головку блока цилиндров, притащили новые прокладки… Зампотех осуществлял общее руководство, а наши водители, вооруженные отвертками, плоскогубцами и ключами, пытались воплотить его указания в жизнь.

Собственно, сам процесс меня волновал мало, меня страшно беспокоил результат. Дело в том, что машина на тросе превращает себя и свой тягач не в полторы боевые единицы, как можно себе вообразить на первый взгляд, а в ноль целых пять десятых. Не сама не может воевать, и другой не дает. А так как приближались мы, как ни крути, (я видел на карте), к району самых активных боевых действий – к Бамуту и Грозному, то наличие в батарее только исправных машин становилось вопросом самого настоящего выживания.

К вечеру работа была закончена, мы поужинали, чем Бог послал, и легли спать. Армян несколько раз сделал по несколько кругов… Двигатель работал нормально, ровно. Успокоенный, я блаженно уснул.

Рано утром последовала команда на продолжение движения, мы резко рванули, вначале все шло хорошо… А потом машина, точно так же, как и вчера, словно уперлась во что-то, двигатель заглох, а в кузове опять кто-то куда-то покатился, и послышался совсем неизобретательный мат.

Армян вылетел из кабины, и изо всех сил ударил ногой по колесу.

– Мразь! – орал он. – Чего тебе надо?

Плохо скрывающий усмешку Зерниев снова взял нас на буксир, и мы опять покатили на тросе, позорно, как лохи.

Глава 4

Правда, ехали мы совсем недолго. Колонна ушла влево, мы, естественно, последовали за ней.

Остановились мы снова в поле, но на этот раз батальон развертывался в полном боевом порядке.

Слева от нас был какой-то совсем небольшой поселок в несколько домов, позади – справа – остались живописные развалины довольно большого коровника, сложенного из красного кирпича, а впереди было ровное, как стол, пространство, упиравшееся в высокую – превысокую, красиво поросшую лесом гору, у подножия которой белели многочисленные домики. Там было большое поселение – видимо, против него мы так организованно и разворачивались.

Во всяком случае, наша минометная батарея развернулась в линию во все свои шесть минометов, левее развернулся Вася Рац… А вот артиллеристов я не увидел. Кажется, они остались где-то в районе фермы. Перед нами также в линию выстроилась пехота.

Можно сказать, мы были готовы хоть к обороне, хоть к наступлению. Настроив буссоль, я присел около нее на траву, и принялся жевать травинку. Это было приятно – жевать травинку. Небо было голубое, ветер – теплым, солнце ярким, а облака – высокими и пушистыми. Сады начинали цвести ослепительным белым цветом… И еще меня не покидало ощущение, что где-то рядом находится река.

В таком порядке мы простояли полдня. За это время Пятницкий на своей машине успел смотаться в поселок за водой, и внезапно пришедший нас навестить старшина – сцепиться с Лешей Старковым. Чего они не поделили, я не знаю до сих пор. Но начавшаяся легкая перебранка вскоре перешла в ожесточенный спор, и мне показалось, что они уже готовы вцепиться друг в друга.

Леша был из тех людей, которые выглядят намного старше своих лет. Такая вот особенность лица. По возрасту он был такой же, как и все. Но я бы сходу дал ему лет на пять – шесть больше. И когда он ругался с нашим папоротником, мне казалось со стороны, что спорят и кипятятся два старичка. Они махали кулаками, а я сидел у буссоли и даже и не думал подниматься. А зачем?

Если бы я ввязался в спор, то мне, волей – неволей, пришлось бы принимать чью-то сторону. Поругаться с бойцами, с которыми я провожу столько времени? Что мне это даст, кроме последующих проблем? Встать на их сторону? А как же корпоративная солидарность? Все-таки по штату прапорщик ближе ко мне, чем рядовые. Те скоро уйдут домой, а со старшиной еще служить и служить… Отбросим то, что в данном случае, я тоже не собирался задерживаться в армии. Это частный случай, не имеющий к решению проблемы никакого отношения. Будь я на месте, скажем, Найданова, как бы я поступил? Вот так бы и поступил. Вот Найданов и не высовывался, хотя наверняка слышал крики. Не мог не слышать.

Внезапно Чорновил резко прекратил спор, прошел мимо Старкова, и, видимо, отправился за Найдановым. Вполне возможно, что и жаловаться. Я представил себя на месте комбата, и поежился… И чего старшина приперся? Сидел бы на своем ПХД и не парился! Нет, принесла нелегкая.

Старков, окруженный группой сочувствующих товарищей, продолжал «бой с тенью», а я повернулся совсем в другую сторону, потому что за нами, на поле садился вертолет. Спорщики также перестали гомонить, видимо, увидев «железную птицу».

К ней подъехала «шишига», откуда вылезли Дьяков, Поленый, Куценко, Коля Лихачев, и еще какие-то знакомые физиономии с ПХД, но с ними я дружен не был.

Поленый, разглядев меня у буссоли, помахал мне рукой на прощание, и нырнул внутрь вертолета. Постепенно все приехавшие скрылись в его чреве, дверца захлопнулась, винты закрутились, машина плавно, хотя и кренясь на один бок, поднялась в воздух, потом выше, выше, выше… И взяла курс куда-то на восток. Скорее всего, на Хасавюрт. Оттуда, как я слышал, до Темир-Хан-Шуры часто ходили машины.

Я посмотрел на свою грязную задубевшую одежду, подумал о так и не выведенных вшах, о давно не мытом теле, и даже загрустил.

«Скоро», – подумал я. – «Скоро они прибудут домой. Искупаются, выпьют пива, переоденутся в чистое… Да много еще чего можно сделать, пока ты находишься в городе. А у меня все будет по-прежнему».

«Когда же будет мой вертолет?», – подумалось мне с грустью. – «Когда я полечу обратно. А потом – домой? Когда?».

– Сворачиваемся! – крикнул Найданов, грезы мои развеялись как дым, я начал разбирать буссоль, а личный состав – свои минометы.

Нашу машину снова тянул Зерниев, но на этот раз мы проехали совсем чуть-чуть. Просто вернулись к развалинам фермы, которую совсем недавно проехали.

Машины мы поставили прямо за стеной, однако тем «шишигам», у которых были прицеплены «васильки», сначала пришлось переехать речку вброд, (я не ошибся), где минометы отцепили, а потом уже вернуться.

Я, естественно, отправился на позицию. Для этого мне, чтобы не перебредать по колено в воде, понадобилось перейти речку по тоненькому самодельному мостику, больше похожему на лестницу, переброшенную в самом узком месте этой небольшой, но очень быстрой реки. По этому же мостику переходили мои бойцы с разобранными минометами, и, честно говоря, сердце у меня екало – я боялся, что под тяжестью тех, кто тащил опорные плиты, этот мостик сломается. К счастью, обошлось.

Только мы развернули минометы, как пришел Гришин, принес квадрант, и заставил нас выверять точность наводки – соответствие углов возвышения реальному наклону ствола, а также совпадение линии прицеливания с его направлением.

Последний раз я занимался этим еще на кафедре. Впрочем, под руководством подполковника все прошло легко и довольно быстро. Имевшиеся несовпадения мы исправили, но тут выяснилось, что у моего третьего расчета сломался подъемный механизм. Ручка крутилась сама по себе, а ствол как находился в одном положении, так и оставался.

– Вы чего? – зарычал Гришин, с которого мигом слетело все его хорошее настроение. – Вы чего сделали?

Ну да, бойцы уже давно относились к своему имуществу без особого пиетета – грузили кое-как, дурно обращались, и думали, что оно безотказное. Как оказалось, нет.

Растерянный расчет стоял у своего миномета, и молчал. Гришин ничего нам не сказал, а молча ушел. И что нужно было делать? Самим ремонтировать? Как это сделать, не знал даже Найданов, не то что я.

– Ладно, – сказал, наконец, комбат, – завтра утром найду инструменты, разберем эту хреновину, и посмотрим, что там сломалось.

Я пошел обратно, и тут обратил внимание, что слева от фермы стоит до боли знакомая машина связи. Ну да, точно! Это же Юра Венгр! Я резко свернул в его сторону, подошел к машине, и заглянул в кунг. Там никого не было. Тогда я обошел машину с другой стороны, открыл рабочий отсек… Да, Юра был там. Опять крутил свои настройки, и что-то записывал. Он, увидев меня, приветливо улыбнулся, но показал жестом – «Потом, мол». Я кивнул, в знак того, что понял намек, и залез обратно в кунг, потому что увидел там какие-то газеты. Смешно, но это были старые выпуски еженедельника «Семья». Так как делать мне было все равно больше нечего, я принялся за чтение, за которым время проходило гораздо быстрее, чем обычно.

Глава 5

В тот момент, когда раздался этот хлопок, я сидел у себя в кабине, и тупо рассматривал выщербленную стенку, сложенную из красного кирпича, размышляя о том, когда же все это кончится, и мы начнем что-нибудь делать реальное.

После хлопка я услышал вопль, визг, крик, переходящий в ультразвук, и внутри у меня все оборвалось. Я сразу сообразил, что что-то случилось. Может быть, нас даже обстреливают. Я пулей выскочил из «шишиги», и бросился к месту происшествия. Когда я вывернул из-за борта, то увидел, как Пятницкий зажимает правой рукой левую, катается на земле от боли, а из кисти у него фонтанчиком выплескивается кровь. Рядом, белый как мел, стоял Рамир.

Однако Найданов появился здесь еще раньше меня. Он уже вытащил жгут, и пытался пережать пострадавшему руку. Но Пятницкий катался так, что сделать это было нереально. В этот момент около раненого собралась толпа. Найданов осмотрелся, приказал Джимми Хендриксу и Андроиду держать Пятницкого, чтобы он не дергался, а мне – бежать за медиком.

Честно говоря, я даже обрадовался. Боец визжал так, что мне стало нехорошо. И, в общем-то, хотелось как-то быстрее отсюда исчезнуть. Тем более что я никак не мог представить себе причину произошедшего, а это мне не нравилось больше всего. Я почему-то уже предчувствовал, что добром это дело не закончится ни для меня, ни для Найданова.

Я быстро перебежал мостик, и через заросли помчался в расположение Франчковского, где по традиции обитал медик Гаджи. Он, к счастью, никуда не исчез, как это запросто могло быть, а мирно сидел около палатки, и что-то зашивал в своем хэбэ.

– Гаджи! Срочно! Там… У нас… раненый! – я проговорил это, хватая ртом воздух.

Капитан вытаращил на меня глаза, потом бросил свое обмундирование, схватил медицинскую сумку, и прямо в майке побежал следом за мной.

Когда мы домчались, я увидел, что у нас находится Санжапов, и что он тычет красного и растерянного Найданова кулаком в грудь, и орет на него так, что заглушает крики Пятницкого. Правда, тот выл уже значительно тише. Наверное, у него просто кончились силы.

– О, черт!… – процедил я сквозь зубы.

Майор обвинял Андрея в расхлябанности, в том, что тот не управляет батареей, что у нас творится бардак… Знакомая песня.

Гаджи сразу кинулся к солдату, снял с него жгут, полез в свою сумку… Комбат, увидев медика, сразу замолчал, и отошел. Тут я увидел и удрученного Васю Раца, и озадаченного Юру Венгра…

В общем, я решил, что пока меня не увидели, лучше вернуться на нашу позицию, тем более что, как я успел заметить, пробегая мимо, там вообще никого не было. Мне вовсе не хотелось дожидаться конца всей этой ужасной истории, и, тем паче, того, чтобы меня заметил Санжапов, и я выслушал о себе все то, что только что выслушал Найданов.

Я, кстати, пришел очень вовремя, потому что у нас на позиции, изумленный полным отсутствием народа, находился начальник артиллерии. Он стоял у поломанного миномета, и задумчиво крутил подъемный механизм туда и обратно. Естественно, он не работал.

– Где все? – спросил он, увидев меня.

– Ах, товарищ подполковник, – ответил я, – у нас тут беда. У солдата пальцы оторвало.

Гришин побагровел:

– Опять!? Вчера в пехоте солдату гранатой пальцы оторвало. Сегодня – у вас. Что происходит? Вы личный состав не контролируете?

Я промолчал, повесив голову. Я очень хотел сказать, что здесь не детский сад, и каждого не проконтролируешь, и, между прочим, некоторых еще в бою убивают, а кое-кто и на минах подрывается. Но промолчал. Я и сам себе мог возразить, что между вынужденными потерями и такими происшествиями дистанция огромного размера.

– Ладно, я не за этим пришел, – перешел, наконец, начальник артиллерии к делу. Давай свой расчет с поврежденного миномета, и пусть идут за мной. Отнесут миномет к артиллеристам, и потом все поврежденное имущество оттуда на ремонт заберут… Кстати, может, у вас еще что надо ремонтировать.

Я задумался. С одной стороны – у одного из «Васильков» было помято запорное устройство – следствие неудачной сцепки, с другой стороны – оно функционировало, а от добра добра не ищут…

– Нет, товарищ подполковник, – ответил я. – Все остальное в порядке.

Ну, не говорить же ему, что Армян до сих пор не может сообразить, почему у него машина глохнет в движении. Это к ведомству Гришина никакого отношения не имеет.

Я вернулся к машинам. Пятницкого забрали, но все бойцы были еще там. Я забрал свой третий расчет, объяснив им задачу. В восторг они не пришли, и начали спрашивать меня, как же они теперь будут без миномета?

– Надо было лучше за своим оружием следить! – довольно грубо ответил я, и это была чистая правда. Не я же должен был бегать по машинам, и уговаривать их бережно грузить минометы в кузов или не выбрасывать их оттуда как мешки с картошкой?

– Может, и в пехоту пойдете, – напугал я их. – Если вот только миномет ваш быстро сделают… Тогда ничего страшного.

Я соврал, но это подстегнуло солдат, и они ушли вслед за начальником артиллерии с надеждой.

Видимо, Найданов разогнал сержантов, так как они появились на дорожке, ведущей к нашей огневой позиции целой гурьбой.

Последним плелся Рамир. Я остановил его, отвел в сторонку, и потребовал рассказать обо всем, что, все-таки, черт побери, произошло?!

Дело оказалось очень простым, обыденным, и от того как-то особенно обидным.

Оказывается, тот же самый Гришин еще утром передал Найданову несколько десятков новых основных зарядов с целью инвентаризации и приведения в боеспособное состояние всех наших боеприпасов. Ведь начальник артиллерии прекрасно знал, что у нас были еще и трофейные мины, и полученные со склада под Курчалоем, и полученные со склада под Шали, и полученные еще даже на складах в самом Темир-Хан-Шуре. В каком состоянии все это было? Надо было тщательно осмотреть, и там, где основные заряды отсутствовали, (а такое бывало, и не редко), надо было их вставить. Гришин прямо сказал, что вполне возможно, нас скоро предстоит большой расход боеприпасов.

Рамир находился недалеко от места беседы, и слышал все своими ушами. Это его, с одной стороны, и подвело. Потому что, приняв имущество, командир батареи тотчас же развернулся, в поисках того, кто все это будет выполнять, и увидел Рамира.

– О, – сказал он. – Полезешь на машину к Солохину, и переберешь там все мины. Вот тебе десять зарядов. Отвечаешь за них головой. Понял!

Рамир, естественно, кивнул. В этот момент мимо них, даже не поднимая глаз, бульварным шагом проходил Пятницкий. Найданов тут же схватил его за химо, и отправил вместе с Рамиром на работу.

Они залезли в кузов, и начали ворочать минами. Как обычно, Рамир был в пессимистичном настроении, а вот Пятницкий что-то не к добру развеселился. Они нашли две мины без основного заряда и вставили их туда. Входили они легко и от руки. А вот через пять минут нашлась еще одна «пустая», ее схватил Пятницкий, и начал заталкивать заряд. Да вот только что-то лезть он не захотел. Тут боец начал ругаться на мину, и сказал, что «человек – царь природы», и он все-таки патрон туда забьет. Причем, как выяснилось, забивать он собрался самым буквальным образом.

Испуганный Рамир попытался его было остановить…

Ну, тут мне было все понятно. Пятницкий, конечно, был боец молодой, но крепкий. Веселый такой, контактный, но знавший свое место. Он, конечно, «старикам» подчинялся, и голос лишний раз не подавал. Но и свой интерес всегда соблюдал, и лишний раз не гнулся. Про таких часто говорят – «правильный пацан». Видно было сразу, что после «дедов» он сам стал бы таким суровым «дедом», и молодым мало не показалось бы.

А Рамир подобным авторитетом не обладал – характер, знаете ли, не тот. И для Пятницкого, честно говоря, Рамир был почти что пустое место.

Так что молодой солдат принес молоток. (Интересно, где нашел-то? Приказал бы я найти – не нашел бы он – точно говорю). Взял заряд левой рукой, прицелился, размахнулся молотком…

А дальше заряд разорвался у него в руке.

А потом я все видел сам.

Ну, что сказать. Отвоевался парень. Как бы то ни было – отвоевался. Остался живой. Пенсию, наверное, получать будет по инвалидности. Может, ему еще кто и позавидует даже. И в самостреле не обвинишь. Явно не хотел он этого. Просто вот дурачок такой. И ничего с этим не сделаешь. Уже.