Текст книги "На южном фронте без перемен"

Автор книги: Павел Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)

Глава 7

Следующие три дня я пережил с чувством глубокого удовлетворения.

Во-первых, мы получили со склада новое вооружение – шесть восьмидесятидвухмиллиметровых минометов, в просторечии именуемых «подносами», одну буссоль, один ЛПР (лучевой прибор разведки), и ЗиПы к минометам.

Под Васиным руководством бойцы прикрепили к соответствующим частям миномета лямки, и теперь учились быстро разбирать его, переносить на новое место, и собирать снова. «Поднос» разбирается на три части, каждую из которых можно переносить на собственной спине – плита, ствол и двунога-лафет. Кроме того, на каждого бойца были выделены сумки для переноса мин. Таким образом, наша батарея, в принципе, могла расположиться везде, куда только мог взобраться человек. Она зависела не от автотехники, а от физической силы самого расчета. Тем и удобен был наш миномет, что мог поддерживать пехоту в любом месте – куда бы той не вздумалось забраться.

На территории спортгородка третьего батальона мы работали с наводчиками и командирами орудий. Дело шло не быстро, но я, честно говоря, на мгновенный успех и не рассчитывал. Конечно, я старался разжевать все до мельчайших деталей, помятуя о том, как нам преподавали на кафедре, и как мне приходилось догадываться самому, что же имел в виду тот или иной майор или подполковник. Этого я пытался избежать всеми силами, стараясь, чтобы мои объяснения были также просты, как инструкция к ручной мясорубке. К сожалению, наш контингент учиться не привык. И это было очень заметно.

Мы гоняли этих бездельников «от и до». Это было трудно, но, во всяком случае, значительно полезнее, чем тусоваться по ночам в нашем городке. О так называемом «патрулировании» я вспоминал с ужасом. Возможно, это чисто психологическое. Некоторые индивидуумы как раз ночью только начинают жить: просыпаются, насыщаются, и отправляются в кабаки и на дискотеки. И до утра… А потом возвращаются домой, и ложатся спать. Я совсем не таков. Ночью я хочу спать у себя дома. Пусть это даже временное жилье – лишь бы оно было моим. И вот, как только солнце закатывается за горизонт, я хочу вернуться домой. Меня просто тянет какая-то неведомая сила.

Сейчас, на подготовке батареи, я откровенно кайфовал. Наступал вечер, мы с Васей мирно шли домой, покупали по дороге водку и закуску, ужинали, смотрели видеофильмы, (причем в последние три дня в основном пафосные голливудские боевики), и мирно ложились спать.

Никакая сволочь не стучала в окно среди ночи, шум пролегавшей недалеко дороги не доставал до нашего уединенного уголка, хозяйку я не видел еще ни разу, было тепло, сухо и… И просто замечательно!

Надеюсь, вы уже догадались, что такое счастье не может быть долгим. Естественно, оно закончилось.

Как только на шестой день учебы мы пришли в третий батальон, прискакало штабное чудовище, спросило у нас фамилии, и проскрежетало скрипучим голосом:

– Подполковник Дьяков приказал вам немедленно прибыть в штаб бригады.

Что-то очень уж это было торжественно. Я сразу понял, что у нас неприятности. А так как никакой вины я за собой не чувствовал, то подозревал, что нам решили поставить новую боевую задачу. Вряд ли она может быть лучше той, которой мы уже занимались. Значит, какая-то гадость! Настроение у меня обрушилось. В отчаянии я даже стал думать, что лучше бы меня уж отправили под Хасавюрт. Дальше Хасавюрта не пошлют, и там на фантазии начальства можно чаще всего просто наплевать. Я это хорошо усвоил еще на Харами.

Мои опасения сбылись. Дьяков сказал, что наш проект закрывается, и мы должны вернуться в свои части. Для меня это означало возвращение под власть Шевцова.

Мы вышли из штаба, я пожал Васе руку, и через верхнее КПП отправился домой. Мне пришло в голову, что к Шевцову можно и не торопиться. Пусть подождет! Если я сейчас приду в часть, то меня, сто пудов, засунут в патруль. Хренушки! Приду завтра утром. Посвящу этот день себе.

Но даже этот жест протеста сделать мне не дали. Где-то в четвертом часу в окно застучал посыльный. Я чуть не завыл. Значит, Шевцов уже в курсе, что меня выперли из третьего батальона! Он точно желает загнать меня в патруль. Опять сидеть ночь перед костром, сжимать в руке ствол пистолета, и думать, придет кто-нибудь отбирать у нас оружие, (стрелять-то нам нельзя!), или нет. Я не сомневался, что начну палить не раздумывая, наплевав на все. И в то же самое время очень боялся последствий.

Ладно! Делать нечего. Я вышел в коридор, и распахнул входную дверь, ожидая увидеть уже опротивевшую мне донельзя рожу сержанта Карабута.

Да, рожа была на месте. Однако сержант произнес совсем не то, что я ожидал:

– Товарищ лейтенант, вас вызывает подполковник Дьяков.

Ничего себе! Вот это номер! Это что-то новенькое. Это очень похоже на отправку под Хасавюрт. Кажется, пришла моя очередь…

В ряду нас стояло несколько человек – все лейтенанты, все пиджаки. Это те, кто еще оставался в части, а не месил грязь под Хасавюртом. Около меня стоял Клюшкин, с другой стороны – Вовка Самоедов. Нелюдина не было. Кажется, мне кто-то говорил, что он уже в лагере. Пробивной парень – там ему самое место.

Дьяков шагал вдоль нашего строя. Он морщил лоб, пристально всматривался нам в лица. За его спиной, откровенно передергивая от озноба плечами, тосковал с документами в руках штабной писарь. Это было худое очкастое существо, белобрысое, с настолько светлыми бровями, что казалось, они у него просто отсутствуют. Пока подполковник рассматривал нас, я изучил внешний облик писаря до мельчайших черточек, вплоть до того, что у левого крыла носа бойца вольготно расположился вулканических размеров прыщ. Этот прыщ как-то сильно меня смущал. Меня начало потихоньку клинить, мне почему-то хотелось этот прыщ выдавить. Сжать его ногтями, и давануть, так, что желтая струйка гноя в мгновение ока вырвется наружу, а обладатель прыща взвоет от резкой боли…

– Так, – наконец пришел к какому-то решению Дьяков. – В полевой лагерь под Хасавюрт отправятся…

Он назвал несколько фамилий. Называемые выходили из строя, и постепенно напротив нас образовывалась новая шеренга.

Дальше подполковник сделал ошибку.

– Клюшкин! – сказал он.

Слава ни сделал и шага.

– Клюшкин?! – удивленно протянул Дьяков. Расчет дал трещину.

На Славе лица не было.

– Товарищ подполковник, – сказал он дрожащим голосом, – я не хочу… Я не поеду! У меня мама… Я один у нее… Она не переживет! Я не хочу… Не поеду… Нет, не хочу.

Лицо Дьякова налилось кровью. Одно мгновение мне казалось, что он ударит Славика. И не просто ударит, а начнет топтать ногами.

Клюшкин стоял в строю последним. Это означало, что меня пропустили. Я не еду. Но почему подполковник смотрел в глаза мне, а выбрал Славика? Он посчитал, что я не достоин того, чтобы поехать? (Уж точно он не беспокоиться о моей молодой жизни – это смешно!). Я напрягся.

– Товарищ подполковник! – сказал я громко и отчетливо. – Разрешите мне поехать.

Дьяков, который уже, видно, готовился вцепиться в Клюшкина не по детски, услышав меня, передумал. Он кивнул мне, и я, четко выйдя из строя, встал напротив Славика. Писарь сделал какие-то исправления в своем талмуде, и подполковник закончил мероприятие.

– Завтра у штаба в девять ноль – ноль.

Все, время неопределенности закончилось. До свидания, Темир-Хан-Шура! Обойдешься пока без меня!

Глава 8

Может быть, это было какое-то знамение для меня? Почти всю предыдущую неделю было пасмурно, периодически моросил мелкий дождик, а сегодня утром выглянуло солнце и потеплело, да еще как! Как будто в город уже пришла весна. Если где-то еще и оставались куски не растаявшего снега, то им точно пришел конец.

Мы подходили к штабу бригады дружной компанией. Как оказалось, под Хасавюрт отбывала целая группа офицеров. Я столкнулся с ними у самого «офицерского» дома. Молчанов, Поленый, Гаджиев, пара прапорщиков. Они направлялись вниз по улице, увидели меня, спросили, куда я иду, и заржали. Оказывается, вчера у Молчанова был огромный сабантуй. Как я об этом не знал!? Братва обмывала отправку в «поле», а я в это время спокойно читал книги и смотрел телевизор. Обидно, да?

Правда, сейчас у меня было хорошее самочувствие и настроение. А вот у Молчанова настроение было, может быть, и хорошее, зато самочувствие далеко не лучшее. Он поминутно прикладывался к бутылке минеральной воды, потирал виски, и у него дрожали руки. Остальные выглядели не лучше.

К слову сказать, после того, как Дьяков вписал меня в список на отправку вместо Славика, уже прошло несколько дней. Сразу уехать не получилось. Я не знаю – почему. Я честно приходил к штабу, но получал предписание явиться завтра. Должен ли был я огорчаться? Да вы что! Провести лишний день, предоставленный самому себе? Кто же откажется!

Из жизни дивизиона я уже выпал, а под власть сводного батальона еще не попал. В таком лучезарном положении можно было пребывать неопределенно долго. Хоть до дембеля! Только кто ж это мне позволит?…

Конечно, еще оставался шанс, что и сегодня отправки не произойдет, но что-то мне подсказывало, что на этот раз обратно меня не отправят. Во-первых, выглянуло солнце, а во-вторых, сегодня должны были уехать Молчанов и Поленый. Я почему-то думал, что если уж их вызвали к штабу, то тут уж точно транспорт на Хасавюрт будет.

Так и получилось. От штаба нас отправили в парк, а в парке сказали, что машина еще не пришла. Но придет точно. Сразу оценив обстановку, Молчанов и Поленый ушли в магазин. Я пошел в магазин вместе с Гаджиевым. Торговых точек вокруг части было великое множество. В основном это были небольшие киоски или вагончики, стоявшие прямо у дома, в открытом дворе, или более солидные помещения, встроенные в дом. Торговали там всякой всячиной – шоколадки, жвачки, и прочая дрянь – но в основном хорошо продавались только две вещи: хлеб и водка. Чем мы, собственно говоря, и затарились. Однако, кроме хлеба и водки, мы с Гаджиевым купили еще и жареную курицу.

Вернувшись в парк, мой спутник собрал своих друзей и товарищей, и здесь же, в каком-то закутке между боксами, мы распили эту водку и съели эту курицу. Народу было много, так что на каждого пришлось немного. Впрочем, мне не особенно хотелось ни того, ни другого. Что-то и настроение у меня испортилось. Я как-то впервые реально задумался о том, что меня там, собственно говоря, ждет, под этим самым пресловутым Хасавюртом? Определили меня, предварительно, в минометную батарею лейтенанта Найданова – недавнего выпускника военного училища. Основу батареи составляли бойцы из первой минометной, а до штатной численности батарею дополнили солдатами из третьей. Я знал многих из первой минометки, и они знали меня, и могу сказать, что особой любви между нами не наблюдалось. А бойцов из третьей минометной батареи я не знал вообще ни одного.

Прервало мои грустные размышления появление долгожданного автомобиля «Урал». Именно на нем мы и должны были отправиться месить грязь под Хасавюртом. Как-то вовремя появился лейтенант Поленый, но почему-то без Молчанова.

– Где Игорь? – спросил я.

Поленый посмотрел на меня несколько недоуменно. Было хорошо заметно, что Сэм уже набрался. Может быть, он даже не вполне понимал, о чем я его спрашиваю. Однако он все же мне ответил, хотя слова подбирал особенно тщательно. Так тщательно, как весьма нетрезвые люди, которые пытаются овладеть своим, ставшим вдруг непослушным, языком.

– Молчанов не поедет… У него какие-то дела нашлись тут, – сказал Сэм.

Ну вот и все. Мое настроение упало до нуля. Без Игоря вообще труба. Я ведь всегда мог рассчитывать на его помощь, а он был парнем пробивным, устраивался всегда по первому классу. Отзвук его успехов вполне мог упасть и на мою бледную тень. Теперь я обломался.

Мы попрыгали в кузов «Урала» и отправились обратно во второй батальон. Дело в том, что нам нужно было получить личное оружие. И я, и Поленый, и Гаджиев, и пара прапорщиков – все мы были приписаны ко второму городку. Те же, кто был приписан к первому или третьему, уже были с оружием.

Автомат мне выдал дежурный по батарее – ваучер Наби. Он не сказал торжественную речь, как можно было надеяться, только вяло пожелал удачи, и отправился досыпать в глубину казармы. Ну и ладно. Обойдемся без фанфар и шампанского.

Отягощенный оружием и набитым подсумком, я занял в машине место у самого заднего борта, как и хотел, и напоследок окинул взглядом окрестности, будто сфотографировал их на память.

Вниз по дороге, по левую сторону, находился магазин «Кавказ», где вино из огромной металлической бочки продавали на разлив и в долг. Именно там я и купил ту трехлитровую банку вина, которую сам того не желая, умудрился выпить на пару с лейтенантом Бандерой, после чего попытался уехать на развод. В результате я выпал из «Урала», но так как Бог хранит пьяных, то не получил ни царапины. До развода я все-таки добрался, чем привел в ужас и доброго майора Николая Петровича, и Левченко. Они прятали меня за спинами личного состава, а я упорно пытался вырулить впереди строя. Утром проспался, и встал как новенький – ни тяжести в голове, ни сушняка… Вообще ничего.

По правую сторону от «Кавказа» расположился киоск «Кара Чач». «Кара чач», вообще-то, это в переводе с какого-то из местных языков – «черная коса». Ларек, наверное, назвали в честь вина. Сколько бутылок я там купил! Боже мой! Для кого только я не покупал вина – и для Петровича, и для замполита Баранова, для Игоря, для старшего лейтенанта Бугаенко, для Васи… Уже и не упомню, еще для кого. Иногда в киоске появлялся кизлярский коньяк, раз мы купили разом пять бутылок на четверых… М-да…

Прямо напротив ворот части находилась пятиэтажка. Когда-то этот дом считался служебным, и квартиры в нем выделяли исключительно офицерам, проходившим службу в Темир-Хан-Шуре. В годы перемен часть квартир их владельцам удалось приватизировать, и они благополучно распродали вновь приобретенное имущество. В результате дом наводился самыми разными людьми. И не всегда приятными. Мне же этот дом был примечателен только одним: на третьем этаже жил Игорь Молчанов, а на четвертом – майор Петрович.

Да еще на первом этаже находилась квартира Юры Венгра. Но у него я так ни разу и не был.

Мимо дома, справа, дорога шла вниз, к бывшему военному общежитию. Там я жил первые два месяца службы. Вода в этом здании шла тонкой струйкой утром и вечером. Помещение не отапливалось. По вечерам туда ломились гопники. Один раз мне в окно выстрелили. В двери напротив окна я обнаружил небольшую дырку. Если бы такая дырка появилась у меня в голове, я бы умер. Мне здорово повезло, что удалось быстро найти вполне приличную квартиру. Иначе все могло закончиться плохо.

Напротив входной двери в общагу, которая недаром носила громкое и меткое название «Пещера», в неказистом деревянном домике, проживала местная гадалка. Однажды и я посетил ее домик. Сами предсказания меня интересовали мало, (я вообще не верю в карточные гадания), зато было просто приятно посмотреть на ее работу, и послушать мягкий успокаивающий голос. Но больше я туда не заходил: мне казалось неудобным появляться еще раз, если на все заданные мною вопросы я уже получил исчерпывающий ответ.

Когда «Урал» тронулся, я неожиданно подумал: «Неужели это убожество может быть тем, что я в последний раз вижу из обычной гражданской жизни»? До боли захотелось посмотреть на родные места, близких, домашних. Каюсь, но на глазах у меня навернулись слезы. К счастью, я смотрел на убегающую ленту дороги, и мои глаза видеть никто не мог.

Поленый с друзьями открыли банку соленой капусты, и откупорили бутылку водки. Я вежливо отказался от предложенного Сэмом угощения. Он не настаивал: я отказался сам, никто обижен не был, а количество водки, разделенное на число участников, после моего отказа заметно возросло.

Я отказался от халявного пойла из чисто прагматических соображений. Ведь мне не было известно, где я буду жить под Хасавюртом. Сначала надо было как-то устроиться, а уже потом, хотя это и не обязательно, нажираться. А если я приеду в лагерь на ушах, то где я, простите, буду ночевать? В грязи? Увольте!

Видимо, Сэм уже решил этот вопрос. Не знаю как остальные, а Поленый точно решил. Голову даю на отсечение! Этот парень всегда подстилает соломку, хотя по внешнему виду этого о нем и не скажешь.

Глава 9

Я задремал. А проснулся тогда, когда наш грузовик свернул с хорошей асфальтированной дороги в сторону – на проселок. Тряска меня и разбудила. Я огляделся: позади оставалась трасса с негустыми лесопосадками, а впереди простиралась обширная равнина. Меня начали терзать нехорошие предчувствия.

Когда мы прибыли в лагерь, они полностью подтвердились. Причем действительность оказалась даже мрачнее, чем я думал.

Прежде чем выпрыгнуть из кузова, мне пришлось хорошенько поискать подходящее место. Совсем не хотелось погружаться в жидкую, цементного вида, грязь, мирно колыхавшуюся под могучими колесами «Урала». Если бы эти колеса были чуть менее могучи, мы бы, скорее всего, просто застряли.

К сожалению, площадь для приземления найти было нелегко. Сзади меня подпирали попутчики, и пришлось прыгать почти наугад – одно только место показалось мне чуть более устойчивым, чем остальные. Я почти угадал: мои берцы погрузились в грязь не по самые голенища, как я боялся, а только по шнурки. Затем я быстренько добрался до колеи, где жижи уже не было, и растерянно огляделся. Кругом бушевала пока еще не понятная мне жизнь. Где-то ревели машины, визжали двигатели, гудели движки, бойко сновали по колено в грязи чумазые военнослужащие, а я даже не мог сообразить, в какую сторону мне двигаться?

Я оглянулся на нашу машину. Увы, она уже куда-то тронулась. Рассосались Поленый, Гаджиев, прапорщики, и даже срочники. Один я стоял неприкаянно, как три тополя на Плющихе.

«Ладно, нечего впадать в панику. Нужно просто сосредоточиться», – сказал я себе. И еще раз внимательно огляделся. Ага! Вот те машины, с высокими антеннами, это или РЭБ, или связь. В любом случае у них можно узнать, где находится штаб. Если я попаду в штаб, то, по крайней мере, меня куда-то точно направят. На самый худой конец, скажут, в каком краю искать минометную батарею, или ее командира – лейтенанта Найданова.

Я побрел к машинам с антеннами. С каждым новым шагом к моим подошвам прилипали новые килограммы грязи, так что скоро идти стало даже очень затруднительно. Счистить грязь с подошв мне было нечем. Просто, когда ее налипало слишком много, она отваливалась сама. Такое способ хождения, если честно, меня стал сильно напрягать. Когда я добрался до искомой точки, впечатление было такое, что пробежал небольшой кросс.

Я взобрался по лесенке, и толкнул дверь. Она была незакрыта. За столом сидел Юра Венгр и что-то починял. Он поднял голову:

– О, Пашка! Какими судьбами?

– Все, прибыл для прохождения дальнейшей службы в минометную батарею. Так и бросают туда – сюда, то к артиллеристам, то к минометчикам. Подскажи, где их найти? Или хотя бы где штаб? Или где Найданов обретается?

– Ого, сколько сразу вопросов! – Замахал руками Юра. – Не все сразу. Штаб вон – в двух шагах. Минометчики где-то в том краю. Я туда не хожу – больно грязно. А Найданова я вообще не знаю. Незнаком.

– А ты с кем тут живешь? – спросил я, (робкая надежда – а вдруг есть место?).

– С рэбовцем одним, ты его не знаешь, он вообще не из нашей части. Он прикомандированный.

Да, первый блин вышел комом. Это бывает. Главное, чтобы вся стопка блинов не оказалась того же вида.

Я не стал задерживаться у Венгра. Мне нужен был ночлег, так как солнце уже вполне уверенно катилось на закат.

До штаба действительно оказалось совсем недалеко. И первый, кто мне попался, был майор Санжапов. Он был командиром первого батальона, и стал командиром сводного. По слухам, товарищ очень хотел в академию, и после окончания похода ему обещали предоставить такую возможность. Однако повышенная ответственность заставляла майора нервничать.

– Яковенко, – протянул он, увидев меня, – прибыл…

Он задумался. Санжапов, по-видимому, забыл, зачем меня сюда отправили.

– Я в минометку, к Найданову, – пришел я на помощь майору.

Его взгляд просветлел:

– А! Все понятно. Это хорошо. Найданов как раз тут…

– Найданов! – крикнул он в штабную палатку.

Через несколько секунд я встретился со своим будущим начальством лицом к лицу. Лицо у начальства было симпатичное. Округлый овал, русые волосы, светлые глаза, слегка на выкате, крупные, чувственные губы, и румянец во всю щеку. Пожалуй…. Да, точно – покоритель женских сердец. Симпатичный молодой человек. Я бы даже сказал точнее – смазливый.

Мы представились, пожали друг другу руки, и лейтенант повел меня к палаткам минометной батареи.

Их было несколько. Найданов, которого, кстати, звали Андрей, показал мне на одну из них.

– Там места побольше, – сказал он, – устраивайся там.

Я кивнул головой, и настороженно отправился знакомиться с местом моего будущего проживания.

Увиденное меня совсем не обрадовало. Все шло просто один к одному – все хуже и хуже. Палатка была большой, сразу у входа, в неком предбаннике, стояла куча сапог.

«Так, здесь разуваются», – подумал я. – «Это, с одной стороны, хорошо. Но для меня, с другой стороны, явно плохо. Мои ботинки одеть – это труда стоит. Я не могу по десять раз в день снимать и обувать их. Да уж, честно говоря, как бы им ноги не сделали».

Однако делать было нечего. Пришлось снимать ботинки. Откинув брезентовые полотна, закрывавшие вход в палатку, я, хорошенько пригнувшись, проникнул внутрь. Аборигены, как по команде, повернули голову в мою сторону.

Да-а!… Составчик еще тот…Два командира расчета – Ситников и Дубовицкий. Водитель Григорян – по незамысловатой кличке Армян. Этот рядовой по своему влиянию на жизнь батареи превосходил многих сержантов. Во всяком случае, «серой скотинке» от него доставалось нехило. Особую опасность он представлял тем, что мгновенно вспыхивал и без раздумий пускал в ход массивные кулаки.

Здесь же находился и Солохин, (он же – Солоха). И водитель Зерниев – злобный маленький хоббит. Он слушал в углу музыку из рации.

Кто же обслуживал этих «авторитетов»? Ни Папена, ни Рамира я здесь не увидел. Зато было двое других – мне незнакомых. То, что эти бойцы относились ко «второму сорту», я почувствовал сразу. Внешний облик, взгляд, и какой-то неуловимый запах унижения не оставляли сомнения.

– Привет! – сказал я.

Личный состав нестройно поздоровался, и потерял ко мне всякий интерес. Эти парни знали себе цену, и в их окружении я чувствовал себя неуютно. Для них я был чужаком, а я не собирался становиться своим – этого еще не хватало!

В прочем, все было легко объяснимо. Сначала этой батареей командовал сам Шевцов, (до того, как пошел на повышение), здесь же служили и Вася Рац, и Баграм Мирзоев, (ныне уволившийся). Бойцы уже привыкли, что их командирами являются кадровые, (или весьма авторитетные), офицеры. Маленький штришок: Артур Базаев, который призывался вместе с Мирзоевым, в отличие от последнего, бойцами попросту игнорировался. Хотя нет, немного не так. Периодически они устраивали ему подлости – как маленькие, так и большие.

Правда, Артур был виноват сам. Парень он был хороший, но тугодум. И со странностями. Я сам иногда с недоумением относился к его чудачествам, что говорить о подчиненных. Однако у него была черта, которая позволяла ему относительно легко переносить все неприятности с дерзкими бойцами минометки. Он был незлопамятен и не вспыльчив. Иногда он просто и не понимал, что подчиненные его подставили. Артур настолько равнодушно ко всему относился, что некоторые вещи, которые привели бы в ярость любого другого офицера, как бы проходили мимо его сознания.

Но знаете, я не хотел бы быть на месте Базаева.

В общем, я пристроился в свободном уголке, откинулся на спину, закинул руки за голову, и уставился в потолок палатки. Конечно, надо было выяснить распорядок дня, узнать, где я должен столоваться, где находятся отхожие места, и прочие вещи, которые в гражданской жизни просто не замечаешь, а в полевых условиях они порой вырастают в огромную проблему. Но мне было лень. Пока лень. Я решил, что все постепенно узнаю. Торопиться мне было некуда.