Текст книги "Гибель химеры (Тайная история Погорынья)"

Автор книги: Павел Клюкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Ухожу, ухожу, – Мишка, взяв книги, встал и низко поклонился священнику. – Спасибо, отче, за твою заботу о нас и за труды твои!

– Благослови и тебя Господь, Миша!

Интерлюдия 3. Вторая половина августа. Кшнияй – верховья реки Щары.

– Здрав будь, Ольгимунт! Сколько ж мы не виделись с тобой, кунигас? Никак третий год пошел?

– И тебе здоровья и удачи, Тороп, – хозяин, вышедший навстречу гостям обнял шедшего впереди и затем повернулся к остальным, выискивая глазами знакомых. – Пошли в терем, негоже гостей на дворе держать. Зови людей своих. Столы накрыты уже. С кем ты в этот раз? Здрав будь, Снорри! Я тебя уж лет восемь как не видал, думал ты совсем на берегу корни пустить решил – в походы больше ничем не заманишь, хотя твои висы мне каждый раз исправно пересказывали. О, и Руальд, здесь. Жалко, брат мой Маргер, побратим твой, сейчас в отъезде. Вот бы порадовался встрече.

– Куда ж это он запропастился?

– Ну, как куда? К Бируте пятый год ездит – женихается.

– А она что же? Ведь вроде бы давно слюбились они? Давно бы уж свадьбу сыграли да детей ростили!

– Пошли, пошли к столам. А историю их я и за кубком меда дорогим гостям рассказать могу.

Сказав это Ольгимунт первым пошел в пиршественную залу, где гостей уже ждал, истекая горячим соком, огромный вепрь, целиком зажаренный на копье – лучшая пища воинов. А мальчишки, еще недавно вовсю глазевшие на приплывший корабль со Змеем, несли кувшины с медом и пивом. Снорри сразу прошел следом. Лишь Тороп и Руальд немного задержались на берегу, вполголоса отдавая какие-то распоряжения.

Чуть погодя, когда гости утолили голод и выпили по нескольку кубков под здравицы в честь приезжих гостей, Ольгимунт продолжил рассказ:

– Так вот. Уж больше пятнадцати лет с тех пор прошло. Родители Бируты родом были не наши. Из скалвов они, а жили и вовсе рядом с пруссами. Хоть и те и другие вроде близким языком к нам, ятвягам, говорят, но все ж различие есть. Ну вот, вроде как у русичей, кривичи от северян отличаются.

А в тот проклятый год мазовшане как взбесились совсем. Пошли они походом на пруссов, но не за добычей или удали ратной ради, а словно перебить всех решили. Сколь люду погибло, сколь селений пожжено было – не счесть. И старого и малого резали не щадя. Трижды объединенные отряды пруссов бой около своих городищ принимали. Но мазовшанам и Болеслав Польский и великий князь киевский Святополк в помощь кованную рать дали. Где уж тут было устоять. Все три раза пруссы костьми до последнего людина ложились.

– Прости, что перебью тебя, Ольгимунт, – Тороп встал, поднимая кубок, и сделал знак Руальду. Тот понятливо кивнул и вышел. – Я хочу выпить этот кубок за наших гостеприимных хозяев. И вручить им дар нашего господина. Чтобы их несокрушимое мужество в битве соединилось бы с несокрушимостью этих доспехов.

Вся кунигасова дружина, присутствующая на пиру, потрясенно замерла. Ибо в этот момент несколько воинов внесли следом за Руальдом два сверкающих доспеха – кольчуги с зерцалом, шлемы, круглые щиты и два великолепных меча.

– Один для тебя, Ольгимунт, а другой – для моего побратима, – сказал Руальд, подходя к столу и беря свой кубок. – Удачи и добра нашим хозяевам!

Некоторое время Ольгимунт не мог сказать ни слова. Затем встал, обнял по очереди Торопа, Снорри и Руальда:

– Передайте боярину, что его дар достоин любого князя. А я хоть и не могу отдариться столь же дорогим подарком, но клянусь сделать для него все, что в моих силах.

– Он помнит и высоко ценит твою дружбу. Но прости, я перебил твой рассказ, что было дальше?

– Дальше… Так вот, когда три сражения не отбросили врага, криве-кривейто частицу священного огня прислал. И велел запаливать леса все подряд встречь находникам. Только тогда и прекратился этот Поход Смерти. Вот и вся семья Бируты в то время и погибла.

А ее, двухлетнюю девочку, вместе с другими малыми детьми в подземный схрон спрятали. Некоторые задохнулись там, а кое-кто выжил. Их потом родичи поразобрали из немногих уцелевших селений, до которых мазовшане дотянуться не смогли. А у Бируты двоюродная тетка по матери – вайделотка в Лишкяве. Это верст сто с небольшим отсюда, вниз по реке.

– Так мы ведь в мой прошлый поход, восемь лет назад, проплывали там. Помнишь, Ольгимунт, еще останавливались на ночь? – не утерпел Снорри, внимательно слушавший хозяина.

– Вот-вот. А святилище чуть дальше, еще с версту от берега. Тетка ее при святилище живет, она и взяла сироту на воспитание. А пять лет назад мы походом на море ходили. Помнишь, Руальд, тогда вместе против датчан схватиться пришлось? Ты с Маргером потом и кровь в чаше смешали. Так вот, на обратном пути зашли мы в святилище. Богов за удачный поход поблагодарить. Там он Бируту совсем еще юной девушкой увидел. И пропал. С тех пор на других женщин даже и не смотрит.

– Ну, так уж прям совсем? И даже красивых рабынь не берет? Не могу поверить, – Руальд покачал головой. – Я же помню, каким он был.

– Не родился еще такой воин, что отказался бы от красивой рабыни, – под смех всех присутствующих ответил Ольгимунт. – Но я не про мимолетные потехи. А про подругу на всю жизнь. Вот Маргер, похоже, себе ее нашел. В тот же год сватов заслал. А она ему и говорит, мол, он ей тоже по сердцу, но зарок она дала – пока ее родные не отмщены, замуж не выходить. Восемь человек у них в семье было, Бирута девятая. А Маргер в ответ поклялся в поединках убить столько знатных врагов из тех земель, что в Поход Смерти ходили, сколько у Бируты родичей сгинуло. Вот уже четвертый год в походы с охочими молодцами ходит. Шесть голов ей во исполнение обета привез. Ну и так, что не месяц к ней ездит – вот и сейчас уехал. Но скоро, дня через два-три, назад быть должен. Погостите несколько дней, дождитесь его, он искренне вам рад будет. Особенно тебе, Руальд.

– Что ж, ради этого задержимся на несколько дней. Тем более, что своим рассказом облегчил ты мне, Ольгимунт, задачу. Потому что знаю я теперь, что брату твоему предложить. И против каких наших общих врагов в этот раз ему направиться.

Часть 2

Глава 1. Конец августа – начало сентября 1125 года. Ратное – Михайлов городок

Первая половина дня совсем не задалось Кузьке. Все последнее время оружейный мастер Младшей Стражи был занят детальным осмотром, чисткой и ремонтом трофейной воинской справы, добытой в походе за болото. Работы было много, а толку от выделенных помощников – Киприана и Назария, как иногда по-взрослому они называли себя, а по-простому Кипрюхи и Назарки, как звали их все окружающие, почти никакого. И если Киприан, отличавшийся спокойным и вдумчивым характером, потихоньку перенимал секреты технического мастерства и уже вполне мог самостоятельно выполнять значительное число несложных операций, то Назарий…

Быстрый и подвижный, как ртуть, он на лету схватывал разные тонкости непростого оружейного ремесла, до которых его напарнику приходилось доходить днями и неделями. Разные «технические» идеи так и фонтанировали из него и Кузьме Лавровичу, как почтительно именовали Кузьку его юные помощники, то и дело приходилось спускать мечтателя с небес на землю. Иногда хватало строгого взгляда, но зачастую дело доходило и до подзатыльников. Но так же быстро, как и вспыхивал, Назарка остывал к своим задумкам, если они не поддавались его стремительному натиску. Пару раз в таких случаях Киприан приходил дружку на помощь и доводил его замыслы до практического применения, но еще больше всяких недоделанных штуковин валялось на заднем дворе академической кузни.

Вот и накануне Назарка попытался отковать какой-то замысловатый резец по дереву, но только зря перевел пару сломанных ножей и, главное, большую часть оставшегося запаса древесного угля. Утром, узнав, что угля осталось всего лишь на пару дней работы, Кузьма рассвирепел и, схватив первую попавшуюся под руку железяку, погнался за виновником этого безобразия. Но у того все же хватило ума рвануть во всю прыть, скрыться в помещениях «девичьего взвода» и упасть в ноги «матушке-боярыне» Анне – старшей. В итоге оружейного мастера Младшей Стражи, ворвавшегося спустя мгновения следом, уже ждал «теплый» прием, весьма схожий с приемом пчелами назойливого медведя. От эпитетов, которыми девки наградили нарушителя спокойствия, свернулись бы в трубочку и уши взрослого мужика. Анна Павловна же, властным жестом уняв своих подопечных, просто послала Кузьку… к Неклюду, в лесную кузню.

Волей-неволей пришлось брать лошадь и отправляться к артельному кузнецу. Но и там ждала его неудача – Неклюд с помощниками еще с раннего утра отправился на поиски болотной руды, запасы которой тоже подходили к концу. Как рассказал шестилетний сынишка кузнеца, оставленный отцом присматривать за кузней, Неклюд хотел использовать для поисков последние теплые деньки уходящего лета. Заглянув в угольный сарай и убедившись, что и там угля осталось – кот наплакал, Кузьма даже сплюнул от злости. По-любому приходилось ехать в Ратное к отцу. А значит, снова все технические дела в Академии встанут. Кивком попрощавшись с пацаном, который широко распахнув глазенки разглядывал притороченный у седла самострел, Кузька устремился по лесной тропинке в сторону Ратного.

Не успел он проехать и пары сотен шагов, как до него донесся стук нескольких топоров. Вскоре показалась и делянка, где десятка два мужиков во главе с рыжебородым Жагрой валили дубы и высокие, как однажды сказал Михайла – «мачтовые», сосны.

– Бог помощь!

– Спасибо на добром слове, паря! Как зовут-то тебя? Ты ж вроде как родич воеводы Корзня? – видно было, что Жагра рад новому человеку и не прочь чуток поболтать с ним. – К нам по делу или так, мимо проезжал?

– Кузьмой меня звать, а воеводе я внуком довожусь.

– Вон оно что, стало быть, ты брат Михайлы?

– Двоюродный. А мимо вас просто проезжал – я в лесной кузне у Неклюда был, а теперь в Ратное еду.

– А что за дело у тебя в кузне было? Пошабашьте пока, ребята, – повернулся он к своим лесорубам, – кваску вон испейте. Тебе, кстати, не налить? Мы сегодня брусничного с собой прихватили. Пока дерево свалишь – семь потов сойдет да вся глотка пересохнет, вот только квасом и спасаемся.

– А не откажусь, – Кузька соскочил на землю и повел коня в поводу вслед за Жагрой.

На дальнем конце делянки у небольшого шалашика стоял открытый бочонок, в котором плавал искусно вырезанный ковшик.

– На, держи. Первый завсегда гостю, – зачерпнув из бочонка, Жагра передал собеседнику ковш. – Так чего, говоришь, в кузню ездил?

– Ну да, хотел у Неклюда насчет угля узнать, – прохладный, чуть вяжущий напиток, как бы сам собой испарился из емкости. – А то у нас его и не осталось почти.

– А чего узнавать-то? Дело нехитрое, бери и жги. Али дерева мало в лесу?

– Так я хотел уже готового спросить. Да и не знаю я тонкостей этого дела.

– А тебе-то уголь зачем? Неклюд кузнечит, так пусть он и добывает себе уголь, когда потребно будет.

– Мой батя, Лавр Корнеич – тоже по железу работает, только в Ратном. А я в нашей Младшей Страже оружейный мастер. Вся воинская справа на мне. Ну и, конечно, простыми вещами тоже заниматься приходится. Вот почти весь запас угля, какой был, к концу и подошел.

– Стало быть, уголь нужен? Ну, а что взамен?

– Взамен? А чего нужно-то?

– Да в хозяйстве ведь завсегда железная ковань потребна. Давай так – я со своими людьми для вашей мастерской выжиг угля налажу, а ты с помощниками – нам в обмен из железа чего нам потребно изготовите – подковы там, гвозди, ну, что для хозяйства сгодится, словом.

– Пожалуй, я согласен. Только вот с отцом и Михайлой посоветуюсь – сколько за пуд угля железной ковани давать. И еще – расскажи, а как вы уголь-то жечь будете?

– Советуйся, конечно, раз твой отец кузнечит, то ему всякая цена на железный товар знакома – лишку не возьмем. А как уголь жгут? Расскажу, чего ж не рассказать – дело нехитрое, только времени да рабочих рук требующее. Вот, смотри: валим мы лес, отмеряем бревна нужного размера, а из ветвей, щепы да коры складываем кострище размером… сажень на сажень да высотой примерно в людской рост. Затем еще готовим дерн, и обкладываем им всю кучу.

– А это еще для чего?

– Чтобы дерево не сгорело почти все, а только «прожарилось». Вспомни костер – если оставить его свободно гореть – одна зола останется, а если вовремя землей забросать, то вот он уголь как раз и получится. Однако, не сбивай меня. Хочешь научиться – слушай, а потом, как делать будем – приезжай, смотри. Так вот, как кучу дерном обложили, поджигаем и день да ночь глядим, чтоб все как должно шло, чтоб открытого пламени не было. Чуть только появилось – надо его дерном заложить. Потом кучу заливаем водой, а после перебираем да просеиваем, на это еще день. Всего, стало быть, за раз выходит двадцать – двадцать пять пудов угля. А сколько вам его всего потребно – это ты сказать должен.

– Да уголь лишним никогда не бывает. Вот только сомнение меня берет – разве столько много веток останется, чтобы из них хоть пудов триста угля получить? А ведь этого едва-едва на десять пудов ковани хватит.

– Сомневаешься? Ну, пошли, глянем.

Вместе они прошагали к противоположному концу вырубки, где возился с длинной жердью высокий сутулый мужик.

– Скажи-ка, Бажен, сколько всего на строительство бревен будет потребно и каких?

– А ты что, проверять меня вздумал, старшой? Так ведь я не Сучок, и не Алексей, я за все градские дела не в ответе.

– Да нет, никто тебя не проверяет. Тут вот ведь какая штука. Вот Кузьма, ты его видал, небось? Так вот мы с ним договорились насчет обмена – уголь на железную ковань.

– Дело хорошее, – он сделал топором зарубку на поваленном стволе и повернулся к подошедшим. – Ну, а я здесь каким боком?

– Так он и хочет посмотреть – много ли после разделки на бревна веток остается, сколько мы сможем ему угля жечь. Глядишь, и из Ратного заказ на уголь будет.

– А… Тогда совсем другое дело. Значит так. Гляди, Кузьма, – с этими словами Бажен снова взялся за свою жердь. – От башни до башни считаем двадцать пять саженей, да в высоту – сажени четыре. Стало быть, на все про все нужно: бревен пятисаженных сто да еще полста, четырехсаженных – восемь сотен без трех десятков, да трехсаженных – одиннадцать сотен без малого. А кроме того – тесниц двухсаженных – две сотни, да полуторасаженных – тыщи полторы. Это только на стену между башнями. На сами же башни отдельно надо считать.

– Вот у меня жердь, – подходя к лежащей сосне, продолжал он. – Я ее длиной как раз в одну сажень сделал. Ею я все сваленные дерева меряю. Из одного – одно бревно нужной длины и выходит. Редко когда два трехсаженных выкроить удается. Ближе к вершине для градского дела дерева нет – уже и ствол тонкий совсем и веток и суков полно, словом, возни много, а толку чуть. Да и, правда сказать, не в пустой степи живем – вон, вокруг дерева сколько. Так что, если всего лес считать – половина на половину выходит. Половина – бревна да тесницы, другая половина – дрова.

– Не забудь, что разное дерево на разные дела идет, на одни дуб, на другие – сосна, а на третьи – липа.

– Ну, это он, небось, и сам понимает, парень-то смекалистый. Нет, это ты, старшой, здорово придумал – попутно уголь жечь. Кстати, и пни также выгорать будут. Только надо все начинать тогда, когда на новую делянку переберемся.

– Почему? – удивился Кузьма.

– Уж больно угарно от угольного огнища будет, – снисходительно глядя на Кузьку, пояснил Жагра. – Вот ты, небось, замечал, что от долгой работы в кузне голова болит, на свежий воздух выйти тянет? А здесь, почитай, целый день такая кузня будет.

– Ага, понял.

– Ну, раз понял, то совсем молодец. Тогда езжай, да скажи отцу, чтобы приехал для обстоятельного разговора. Мы пока потихоньку все потребное готовить станем, а как по рукам ударим, то сразу все дело и пойдет.

– Ладно, прямо сейчас поеду передам. Наверно, и Михайла придет – он же в Академии старший.

– Пусть и он приходит. Нам сговариваться все равно с кем. А дело хорошее, для всех от него польза будет – так что, думаю, сумеем поладить.

– Тогда поскакал я, как приеду, расскажу, чем дело кончилось. Счастливо оставаться!

– И тебе доброго пути!

Да, в отличие от первой половины дня, вторая складывалась на удивление удачно. Довольный новым знакомством и полезным разговором Кузьма подхлестнул коня. Еще не ясно было, как посмотрят на всю эту затею дед Корней и отец, но хорошее настроение уже вернулось к юному оружейному мастеру, скакавшему во весь опор по дороге в Ратное.

Но вся радость Кузьмы мгновенно испарилась, едва он подъехал к селению. Площадь перед церковью, несмотря на вечернее время, была полна возбужденно переговаривающимися ратнинцами, да и вообще все происходящее напоминало растревоженный пчелиный улей. Что случилось, и в чем причина такого скопления народа никто толком объяснить не мог. Кузьма, ткнувшись с вопросом к одному, другому, третьему и не получив никакого внятного ответа, наконец набрел на тетку Варвару, взахлеб рассказывающую подслушанные новости собравшимся вокруг бабам:

– Как есть – целая орда нагрянула. И половцы, и угры, и ляхи и кого там только нет. Мужиков режут, а баб и детишек в полон берут. До Игнатовой усадьбы уже добрались, всех там перебили, один Сережка Игнатов, Бычок который, оттуда еле убег. Сейчас его Настена обихаживает. Живого места на нем нет, того и гляди помрет, ни дать, ни взять, что тот его конь, который, вон, у ворот загнанный валяется.

– Ох, Варварушка, что за страсти ты рассказываешь! Откуда такая напасть на нашу голову?

– А все кара божья за грехи наши! Вон, холопов некрещеных сколь в село привели! Добычи сколь понабрали в походе да величалися по приезду – аж седьмицу целую! А вклад на церковь святую – хуть бы один сделал! Надо к отцу Михаилу идти, покаяться да просить слезно, чтобы молебен отслужил Царице Небесной, заступнице нашей. Глядишь и смилуется, отведет от нас беду.

– Эй, Варька, ты говори, да не заговаривайся! Орду какую-то выдумала! Аль сама оную видала, своими зенками? – подошедший Лука попытался остановить разгоряченную Фаддееву жену.

– Ты, Лука, на свою благоверную шуми, а здесь нечего. У меня для этого собственный муж в доме есть. А хочешь убедиться – ступай к лекарке. Там сейчас Корней с Аристархом мальчонку расспросить пробуют. Сам своими ушами услышишь, что я только что и видела и слышала прямо вот на этом самом месте. Я ведь у ворот была, когда Игнатов малец сюда влетел, да прям и грохнулся вместе с конем. Мужики его поднимать, а он как в бреду бормочет – мол, налетели, да всех побили да пожгли.

– Ну, и пойду. Но смотри, коль приврала по своему обыкновению, скажу, чтобы Фаддей тебя вожжами поучил!

– Ступай, ступай себе! Как бы тебя учить не пришлось, с женками вы все воевать мастера! – Варвара уперла руки в боки, явно не собираясь уступать Говоруну в перебранке.

– Тьфу, сатана мокрохвостая, – Лука, торопясь узнать подробности произошедшего, решил не тратить время в бесполезных словопрениях и направился к домику Настены.

– Бабы, – раздалось у него за спиной, – айда к церкви, просить отца Михаила помолиться об избавлении от лютой погибели.

Спустя несколько минут донельзя озабоченные Корней, Аристарх и Лука снова появились на площади.

– Давай, Лука, собирай всех кого можно, поспешим к Игнату на выручку.

– Осталось бы кого выручать, – тяжко вздохнул Аристарх. – Сережка говорит, что кроме отца в доме еще трое ратников было, да они должны были на крыльцо выскочить, чтобы от него внимание ворогов отвлечь. Как уж там дальше было он не видал, потому как через уже занявшуюся крышу выбирался, да огородами в лес. Хорошо, пара лошадей холопских на лесной полянке паслась, в отдельности от боевых коней. Иначе мы бы тут так и не прознали ничего.

– Корней Агеич, а сколько нападавших-то было? Варвара, вон, о целой орде на все село вопит, – Лука, отдав ратнику из своего десятка необходимые распоряжения, снова вернулся к разговору. – Как бы дело совсем худо не обернулось!

– Да, нет, – воевода досадливо покрутил головой. – Десяток, полтора нападавших было, не больше. Сережка сказывал, что и лошадей чужих не видал ни одной, да и скрывались нападавшие, на виду не стояли. Он говорит, что сверху хоть кого-то, но разглядел бы. А эти вражины дверь в избе бревнышком подперли, да крышу факелом запалили. Так сильный себя не ведет. Может, это холопы игнатовы взбунтовались?

– А стрелы тогда откуда? – Аристарх поднял вверх зажатую в левой руке бронебойную стрелу. – Да еще с такими наконечниками. У холопов их совсем не водится.

– Малец-то эту стрелу где взял?

– Игнат со своими сначала через крышу выбраться пытался, тут по ним стрелять и начали. И ведь знали, что ратные в бронях будут – даже стрелы бронебойные подготовили! Сразу двоих ранили. А одну стрелу, в бревно воткнувшуюся, Игнат сынишке и дал.

– Нет, не холопы это, – Лука вдруг замер, осененный внезапно пришедшей в голову мыслью. – А может, это специально сделано, чтобы наши силы из Ратного выманить? Да и ударить…

– Все равно, нужно немедля к своим на помощь идти! – Корней стукнул кулаком по воротному столбу. – Но ты прав, и опаску тоже надо поиметь.

– Эй, Кузьма, – позвал он стоящего в стороне внука. – Скачи в Академию, да скажи Алексею с Михайлой, чтобы брали три десятка опричников и выступали к игнатовой усадьбе, да осторожно, чтобы врагу в лапы не угодить. А еще три десятка пусть сюда идут, Ратное охранять. Да сам, как поедешь, поберегись!

– Я с ним поеду, пригляжу, – подошедший Бурей был в этот раз угрюмее обычного. Игнат был одним из его немногих приятелей. – Нужно еще Стерву велеть с опричниками поехать, чтобы врага выследить.

– Это правильно. Вот ты Алексею про Стерва и скажи. Аристарх, Ратное на тебе. Лука, пошли, уже выезжать надо. – Немного приостановившись, Корней размашисто перекрестился на церковь. – С богом, мужики!

Ночная дорога совсем-совсем не то, что дорога дневная. Вроде давно она исхожена вдоль и поперек, каждый поворот многократно пройден, каждый куст по пути знаком. Но почему же тогда при любом невнятном шевелении кустов душа уходит в пятки? Словно в довершение всех невзгод тучи заволокли небо, и пошел дождь, постепенно усилившийся и все более и более походивший на библейский потоп. Неверные сумерки сменились сплошной чернотой ночи и лишь редкие вспышки молний иногда освещали дорогу. Кузька скакал вслед за Буреем, судорожно вцепившись в поводья, прижимаясь к шее скакуна и молясь только о том, чтобы доехать им невредимыми сквозь этот ночной кошмар. Бурей же, казалось, вовсе не замечал разбушевавшейся стихии. Он только понукал и понукал своего могучего жеребца, все более становясь похожим на предводителя «Дикой Охоты», каким того описывал Михайла на вечерних посиделках пару недель назад.

Вдруг скакавший в десятке шагов впереди Бурей что-то крикнул и поднял коня на дыбы. Кузьма тоже изо всех сил натянул поводья, стараясь остановить скакуна. «Засада! Нарвались все-таки, —– пронеслось у него в голове. – И не отбиться вдвоем никак, если только в лес…»

К счастью, его страхи не оправдались – никого постороннего в ночном лесу не было. Дерево же, лежавшее поперек дороги и преградившее им путь, оказалось «жертвой» грозы, а не человеческих рук, на что спешившийся Бурей и указал Кузьке.

– А у меня, дядька Бурей, аж душа в пятки вначале ушла. Подумалось, вот она – засада!

– Засада? Ночью, в такую грозу? Ну, ты даешь, паря! – гулко расхохотался тот. – Сейчас и не видать ничего, и не выстрелить из лука – какая ж засада? А вот расшибиться о вот такое лежачее дерево можно запросто – ни зги не видать, я его чудом при вспышке молнии углядел. Так что, давай, чуть помедленнее на остатнем пути.

Они осторожно, ведя коней в поводу, обогнули лежащий, бывший некогда украшением леса дуб. Вот это царственное величие, с которым он возвышался над своими лесными собратьями, и погубила огромное дерево. «Стрела Перуна» ударила в лесного великана, повергнув наземь и изуродовав его. Живое воображение Кузьки сразу нарисовало картину молнии, бьющей в человека (почему-то он представил себя в доспехе и на коне), и ему опять едва не сделалось дурно.

Но вот препятствие было преодолено, и их путь продолжился, благо до Академии оставалось немногим более двух верст. Больше никаких неприятностей по дороге не встретилось, не считая ливня, который, выплеснув всю свою яростную мощь в первые полчаса, утихомирился и теперь монотонно накрапывал, как и положено приличному осеннему дождю.

Вскоре впереди забрезжили неясные очертания строений Академии. К удивлению Кузьмы, на сторожевой вышке никого не было.

«Где же сторожевой наряд? Спят, они, что ли? Вот, растяпы!»

Но кузькино негодование оказалось напрасным – дежурная пара отроков находилась внизу и уже открывала ворота приезжим.

– С приездом, Серафим Ипатьич! Как добрались-то? В этакую непогоду!

– Дела не ждут! Кузьма, быстро к Михайле, а кто-нибудь из вас двоих пусть за старшим наставником сбегает, а потом еще Стерва позовет, – к удивлению Кузьки Бурей распоряжался в Академии как на своем собственном подворье. Но времени на удивление не оставалось – протяжный звук рожка не оставлял сомнений – мирные будни кончились.

Спустя короткое время в горнице у Мишки было не протолкнуться. Весть о неожиданном приезде Бурея мигом облетела всех. И хотя о нападении еще ничего не было известно, все понимали, что случилась какая-то беда, справиться с которой возможно только общими усилиями. Собравшиеся, а из взрослых мужиков Академии отсутствовал только Немой, до сих пор не оправившийся от ран, внимательно слушали короткий рассказ Бурея.

– Да… – услышав распоряжение воеводы, задумчиво протянул Алексей. – Не дело это очертя голову бросаться в поход. А с другой стороны от нашей быстроты сейчас жизнь Игната и его людей зависит. Куда не кинь – всюду клин. И так не хорошо, и этак худо.

Ладно. Мы с Михайлой, со Стервом, да с тремя десятками опричников выступаем через час. Михайла – все в бронях, да чтоб взяли двойной запас болтов, ну и еды на пару дней.

– Я тоже с вами, – пророкотал обозный старшина.

– Добро, – Алексей кивнул и повернулся к Дмитрию. – А ты возьмешь еще три десятка и с рассветом выступите в Ратное. Там Аристарх скажет, что вам делать.

– Теперь ты, Глеб, – глаза всех присутствующих устремились на бывшего десятника. – Остаешься в Академии за старшего, дозоры усилить, за околицу без нужды не ходить, и поодиночке тоже – если какая надобность случится, посылай по трое. Глядеть в оба, особенно за новыми работниками. Всем все понятно?

– Собаки после такой грозы, боюсь, след не возьмут, – подал из угла голос Стерв. – Надо ли их брать?

– Все равно бери, пригодятся, след не след, а чужой запах смогут почуять да о засаде предупредить. Все, разговоры закончены, – прихлопнул Алексей ладонью по столешнице. – Дела не ждут! За работу, други!

– Дядька Бурей! Дядька Бурей! – выскочившая из своей горенки полуодетая Юлька яростно теребила обозного старшину за промокший рукав. – Да что случилось-то? С чего все всполошились?

– Иди досыпай, Ягодка! – видно было, что тот не был расположен вступать в долгие разговоры. – Не девичьего ума это дело.

– А я хуже последнего отрока Младшей Стражи что ли? Вон даже Прошке сказали – побежал псов собирать для похода. А мне… никто ничего, как нет меня. Мишка и тот… – на глазах юной лекарки заблестели слезы.

– Ох, и хитра же ты, знаешь ведь, что не могу я спокойно на твои слезы глядеть, – Бурей попытался изобразить на лице улыбку. Получилось это у него неважно, но Юлька, занятая своими мыслями, не обратила на его гримасы никакого внимания.

– Так расскажи, в чем тут такая срочность и тайность, что ты ночью, в грозу, сюда прискакал? И еще хочу спросить у тебя, – девушка, специально оглянулась, чтобы убедиться, что никто из посторонних их не слышит. И хотя никого не было, все же понизила голос почти до шепота, – про Волчка. Ты так и не рассказал в прошлый раз – откуда он взялся.

Избавиться от юной лекарки, впившейся в него как клещ, было почти невозможно и Бурей со вздохом капитулировал:

– Ладно, Ягодка. Пошли, я пока в сухое, что у Немого взял, переодеваться буду, тебе кое-что и расскажу.

– А тогда пошли ко мне. Там и не услышит никто, да я всю твою одежу приберу и с утра сушиться вывешу. Пойдем, а?

– Ну что с тобой поделаешь? Пошли.

Первые несколько минут – пока Юлька вздувала в своей горенке лучину и искала чистый рушник для утирания, а Бурей, в свою очередь, стаскивал с себя мокрую сряду, оба молчали. Наконец, девушка не выдержала:

– Ну, не тяни, что случилось-то?

– Тати неведомые на усадьбу Игната напали. Жив, Игнат со своими, аль нет, неведомо. Но Корней с ратниками, кого быстро собрал, еще вечером к ним на помощь выступил. И Алексею с Михайлой велел с опричниками к игнатовой усадьбе на подмогу идти.

– Что ж за тати такие, откуда взялись? А Мишаня еще от ран не оправился как следует… Ты пригляди за ним, дядька Бурей! Христом-Богом молю!

– Не отрок ведь он уже, а воин опоясанный! Или может я его за ручку водить должен?!

– Ну, хочешь, я перед тобой на колени встану? Ведь я… ведь он… Ведь люблю я его… и не жить мне на белом свете, если с ним… что худое… – захлебнулась рыданиями юная лекарка.

– Что ты, что ты, Ягодка! – Бурей с трудом поднял обхватившую его колени девушку. – Полно убиваться, ведь не на казнь же он едет. За ради тебя и я за ним присмотрю, да и Алексей, чую, тоже без догляда не оставит. Уж будь уверена.

Он насильно усадил все еще всхлипывающую Юльку на скамью, а сам, как был – в одних портах, отошел к своей одеже и начал сосредоточенно рыться в мокрых тряпках, что-то тихо бормоча себе под нос. Наконец искомое было найдено.

– Вот, погляди лучше, Ягодка, какой я подарок тебе привез! – в его громадной лапище, казалось, совсем утонула маленькая ладанка на тоненькой серебряной цепочке.

– Мне отче Михаил совет дал. Для тебя такой… оберег достать на день ангела. Правда, в прошлую седьмицу не смог привезти. Гляди, это святитель Пан… – тут он запнулся и наморщил лоб, вспоминая трудное иноземное имя, – … тилимон. Он небесный заступник и лекарей и воинов разом. Сказывают, молитва ему и в бою, и в болезни помогает. Держи.

– Спасибо. И за подарок, и за обещание, – девушка робко улыбнулась сквозь еще не просохшие слезы и несмело погладила обозного старшину по заросшей густым темным волосом руке. – А еще, ты мне про Волчка рассказать обещался.

– А что про него говорить, коли я и сам почти ничего не знаю? – расхаживая туда-сюда Бурей натягивал на себя сухую сряду и медленно, напряженно морща лоб и вспоминая подробности минувшего похода, рассказывал. – Как проходили мы за Болотом через брошенную деревню, там я его и нашел. Сперва думал, что он просто с перепугу в звериную клеть схоронился. А после гляжу – совсем в другом тут дело – он по-человечьи ни слова вымолвить не может. Вот и решил тебе показать сию диковинку.