Текст книги "Мир философии"
Автор книги: Павел Гуревич
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 111 страниц)
Павел Семенович Гуревич, Владислав Иванович Столяров
Мир философии
Мир философии: Книга для чтения
В 2-х ч.
Ч. 1. Исходные философ. проблемы, понятия и принципы
Книга представляет собой антологию (в 2-х частях) тематически сгруппированных философских текстов – извлечений из трудов мыслителей разных эпох, включая современность. В текстах первой части книги освещаются вопросы смысла и назначения философии, ее истории, исходные философские проблемы (бытие и познание), понятия и принципы. Предназначенная в помощь изучающим курс философии по новому учебнику для вузов "Введение в философию", книга привлечет внимание всех, интересующихся философской проблематикой.
Ч. 2. Человек. Общество. Культура.
В книгу включены отдельные работы и извлечения из трудов философов разных эпох, включая и современность. Предназначенная в помощь тем, кто изучает курс философии по учебнику для вузов "Введение в философию" (под ред. И. Т. Фролова), она представит интерес для широкого круга читателей, интересующихся философской проблематикой.
Составители:
Павел Семенович ГУРЕВИЧ и Владислав Иванович СТОЛЯРОВ
В квадратных скобках указаны примечания. Звёздочкой (*) отмечены сноски.
СОДЕРЖАНИЕ:
Предисловие
Раздел первый
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ И СМЫСЛ ФИЛОСОФИИ, ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
1. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ И ЗАЧЕМ ОНА?
Платон
Аристотель
Августин
Фома Аквинский
М. Монтень
Т. Гоббс
Р. Декарт
И.В. Гёте
И.Г. Фихте
Ф. Шлегель
Ф. Шеллинг
Г.В.Ф. Гегель
Л. Фейербах
А. Шопенгауэр
О. Конт
Ф. Ницше
В. Виндельбанд
Э. Гуссерль
М.А. Антонович
А.И. Герцен
П.Л. Лавров
В.С. Соловьев
Н.А. Бердяев
Г. Башляр
М. Хайдеггер
Х.-Г. Гадамер
2. ИСТОРИЯ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ: ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
И.Г. Фихте
Ф. Шлегель
Г.В. Плеханов
Г.В.Ф. Гегель
Л. Фейербах
Ф. Ницше
Н.Г. Чернышевский
А.И. Герцен
В.С. Соловьев
Н.А. Бердяев
Б. Рассел
Раздел второй
БЫТИЕ. МАТЕРИЯ. ПРИРОДА
1. БЫТИЕ И МАТЕРИЯ
Аристотель
Лукреций Кар
Августин
Д. Бруно
И. Кант
Д. Беркли
Ф. Вольтер
Ж.О. Ламетри
Г.В. Лейбниц
Д. Юм
B.C. Соловьев
Н.А. Бердяев
М. Хайдеггер
Б. Рассел
2. ФИЛОСОФСКОЕ ПОНИМАНИЕ ПРИРОДЫ
Ф. Бэкон
И.В. Гёте
П. Гольбах
Р. Декарт
Л. Фейербах
Н.Ф. Федоров
В. Гейзенберг
Раздел третий
ВСЕОБЩИЕ ЗАКОНЫ БЫТИЯ И ФИЛОСОФСКИЙ МЕТОД
1. СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД
Аристотель
П. Гольбах
Г.Ф.Ф. Гегель
Л. фон Берталанфи
Б. Рассел
2. ДВИЖЕНИЕ, ИЗМЕНЕНИЕ И РАЗВИТИЕ
Зенон Элейский
Аристотель
Цицерон
Т. Гоббс
С. Соловьев
Г. Башляр
Г. Рейхенбах
3. ДЕТЕРМИНИЗМ И ЗАКОНОМЕРНОСТЬ ЯВЛЕНИЙ
Аристотель
Т. Гоббс
Г. В. Лейбниц
Д. Юм
Г. Башляр
Р. Карнап
Б. Рассел
Г. Рейхенбах
4. ТОЖДЕСТВО, РАЗЛИЧИЕ, ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ И ПРОТИВОРЕЧИЕ
Аристотель
Т. Гоббс
Г.В. Лейбниц
Д. Юм
Г.В.Ф. Гегель
И.В. Гёте
Ф. Ницше
Н.А. Бердяев
Б. Рассел
5. ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ И МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ МЕТОД (ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА)
Г.В.Ф. Гегель
Н. Г. Чернышевский
Г.В. Плеханов
Раздел четвертый
ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОЗНАНИЯ И ПОЗНАНИЯ
1. ФИЛОСОФСКОЕ ПОНИМАНИЕ СОЗНАНИЯ
Платон
Д. Дидро
Э.Б. де Кондильяк
Ж.О. Ламетри
Г. В. Ф. Гегель
Л. Бюхнер
З. Фрейд
С.Н. Трубецкой
К.Э. Циолковский
2. СТРУКТУРА, ФОРМЫ И ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. ПОЗНАНИЕ И ТВОРЧЕСТВО
Аристотель
Фома Аквинский
Ф. Бэкон
Д. Локк
Т. Гоббс
Р. Декарт
К. Гельвеций
Г.В. Лейбниц
Д. Юм
И. Кант
Г.В.Ф. Гегель
Л. Фейербах
Н.Г. Чернышевский
П.Л. Лавров
Н.А. Бердяев
В.С. Соловьев
П.А. Флоренский
Х.-Г. Гадамер
В. Гейзенберг
Р. Карнап
3. ПРОБЛЕМА ИСТИНЫ И ЕЁ РЕШЕНИЕ В ФИЛОСОФИИ
Аристотель
Августин
П. Абеляр
Ф. Бэкон
Т. Гоббс
Р. Декарт
Г.В. Лейбниц
Д. Беркли
Г.В.Ф. Гегель
Ф. Шеллинг
В.Г. Белинский
В.С. Соловьев
Л.И. Шестов
Б. Рассел
К. Поппер
Раздел пятый
ЧЕЛОВЕК И ЕГО МЕСТО В МИРЕ
1. СУЩНОСТЬ И НАЗНАЧЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
Аристотель
Николай Кузанский
Дж. Бруно
Эразм Роттердамский
Т. Гоббс
Б. Спиноза
Б. Паскаль
Вольтер
К.А. Гельвеций
И. Кант
Ф. Шлегель
Г.В.Ф. Гегель
И.В. Гёте
Р. Оуэн
Ф.В. Шеллинг
Л. Фейербах
М.А. Антонович
В.С. Соловьев
Н.А. Бердяев
X.Г. Гадамер
Э. Кассирер
Ж.П. Сартр
Э. Фромм
М. Хайдеггер
П. Тейяр де Шарден
М. Шелер
2. ПРОБЛЕМЫ ЖИЗНИ, СМЕРТИ И БЕССМЕРТИЯ
Лукреций Кар
Цицерон
Вергилий
М. Монтень
А. Шопенгауэр
Л. Фейербах
Р. Оуэн
В.С. Соловьев
Л.Н. Толстой
Н.Ф. Федоров
К.Э. Циолковский
3. Фрейд
Б. Рассел
Раздел шестой
ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ
1. ЧЕМ ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ ХОД ИСТОРИИ?
Платон
И. Кант
В. Гумбольдт
О. Конт
Н.П. Огарев
Г.В. Плеханов
2. ИСТОРИЧЕСКАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ И СВОБОДНАЯ СОЗНАТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЛЮДЕЙ
Геродот
Фукидид
Т. Гоббс
Г.В. Лейбниц
Ш. Монтескье
Вольтер
Д. Юм
Морелли
Ф. Шлегель
Г.В.Ф. Гегель
И.В. Гёте
Ф.В. Шеллинг
А.И. Герцен
Н.П. Огарев
Н.Ф. Федоров
В.С. Соловьев
Г.В. Плеханов
Н.А. Бердяев
А. Камю
М. Элиаде
3. ЛИЧНОСТЬ И СОЦИАЛЬНЫЕ ОБЩНОСТИ КАК СУБЪЕКТЫ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
Аристотель
Ф. Бэкон
Т. Гоббс
Б. Спиноза
Г.В.Ф. Гегель
А.И. Герцен
С.Н. Трубецкой
Н.А. Бердяев
Дж. У. Джемс
Ж. Маритен
Э. Фромм
К. Леви-Строс
Раздел седьмой
КУЛЬТУРА КАК ОБЩЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯВЛЕНИЕ
1. ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ: ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
3. Фрейд
Э. Кассирер
Н.А. Бердяев
О. Шпенглер
М.М. Бахтин
2. НАУКА И ИСКУССТВО КАК ФОРМЫ КУЛЬТУРЫ
Ж.Ж. Руссо
И.В. Гёте
А. Шопенгауэр
Н.П. Огарев
П.Л. Лавров
Н.Ф. Федоров
B.С. Соловьев
C.Н. Булгаков
М. Вебер
Г. Башляр
М.М. Бахтин
3. НРАВСТВЕННЫЕ АСПЕКТЫ КУЛЬТУРЫ
Ф. Ницше
В.С. Соловьев
С.Н. Булгаков
Л.И. Шестов
А. Швейцер
4. СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ РОЛЬ РЕЛИГИИ
Фома Аквинский
Ф. Бекон
Б. Спиноза
Вольтер
Д. Юм
Л. Фейербах
Н.П. Огарев
З. Фрейд
Э.А. Жильсон
Б. Рассел
Раздел восьмой
РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
1. НАПРАВЛЕННОСТЬ И ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА, ИДЕАЛ ОБЩЕСТВЕННОГО УСТРОЙСТВА
Аристотель
Ж. Мелье
Ж.Ж. Руссо
И. Бентам
Ж.А. Кондорсе
И. Кант
И.Г. Фихте
В. Гумбольдт
Ф.В.И. Шеллинг
К.А. Сен-Симон
Ш. Фурье
Р. Оуен
Ф. Ницше
Д.И. Писарев
Н.Ф. Федоров
В.С. Соловьев
Г.В. Плеханов
К.Э. Циолковский
З. Фрейд
Н.А. Бердяев
Г.Г. Шпет
А. Печчеи
2. ГЛОБАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ
В.И. Вернадский
С.Л. Франк
Х. Ортега-и-Гассет
П. Тейяр де Шарден
Б. Рассел
К. Ясперс
А. Печчеи
ПРЕДИСЛОВИЕ
Сегодня, в условиях социального обновления и перестройки, утверждения нового мышления, способного целостно охватить глобальные и общечеловеческие проблемы, обеспечить их гуманистическое решение, неизмеримо повышается роль философского познания как способа всестороннего охвата действительности, проникновения в ее глубинный смысл и суть. Соответственно усиливается интерес к философии со стороны самых широких слоев общества.
Но для того чтобы обрести способность к философскому познанию, к философствованию, недостаточно просто испытывать к нему интерес или даже любовь*. Важно, окунувшись в мир философской мысли, прочувствовать его своеобразие, особенности, стиль. Этот мир складывался, формировался и развивался в течение тысячелетий, он имеет свой специфический и довольно сложный язык, свою систему понятий, включает в себя великое множество разнообразных идей, выдвинутых мыслителями различных эпох и народов.
* Как известно, древнегреческое слово "философия" означает "любовь к мудрости".
Новичку весьма сложно сориентироваться в этом безбрежном мире. Ему нужно, как компас судну в открытом море, надежное "навигационное" средство, которое помогло бы ему при знакомстве с философскими идеями не упустить из виду самое важное, существенное, чтобы разобраться в многообразии философских мнений, подходов и оценок.
Такую помощь и поддержку ему окажет прежде всего учебник "Введение в философию" (М., 1989. Ч. 1 и 2), где обстоятельно и последовательно раскрываются предназначение философии, исторические судьбы составляющих ее учений, структура и содержание философского знания, социальные функции и перспективы дальнейшего развития философской науки.
Предлагаемая книга – своеобразное приложение к этому учебнику. Ее основное предназначение – дать читателю возможность непосредственно познакомиться с классическими философскими текстами, углубить с их помощью свои воззрения на природу, общество, человека, закономерности их существования и развития.
Этим задачам и был подчинен отбор материала для книги. Однако с достаточной полнотой и наглядностью представить философскую мысль на всем протяжении ее исторического развития в сравнительно небольшом по объему издании оказалось непросто. Помимо всего прочего требовалось, чтобы представленные фрагменты отображали разнообразные подходы к предмету и назначению философии, к фундаментальным философским проблемам, чтобы они адекватно выражали взгляды соответствующих философов и при этом были доступными для понимания широкой читательской аудитории.
В предлагаемую вниманию читателя книгу не включены фрагменты из философских трудов классиков марксизма – К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина. Все их философские произведения ("Анти-Дюринг", "Диалектика природы", "Материализм и эмпириокритицизм", "Философские тетради" и многие другие) неоднократно издавались массовым тиражом, в том числе в виде хрестоматий и антологий по диалектическому и историческому материализму, предназначенных для различных категорий читателей, в частности для студентов.
Книга состоит из двух частей. Первая из них под названием "Исходные философские проблемы, понятия и принципы" включает фрагменты из философских трудов, посвященных таким проблемам, как смысл и назначение философии, основные вехи ее истории, важнейшие характеристики бытия и познания, особенности философского метода.
Вторая часть книги носит название "Человек, общество, культура". Она содержит фрагменты из философских трудов, посвященных человеку и его месту в мире, смыслу и назначению его жизни, вопросам смерти и бессмертия. Много внимания уделено представлениям о фундаментальных проблемах социальной философии: чем определяется ход истории, каково соотношение исторической необходимости и сознательной деятельности людей, какую роль в историческом процессе играют личность и различные исторические общности и т.п. Большой раздел посвящен анализу культуры и таких ее компонентов, как наука, искусство, нравственность, религия и др. Наконец, читатель найдет здесь выдержки из тех философских работ, которые посвящены обсуждению глобальных проблем современности и путей их решения.
Конечно, далеко не все разделы и направления философского познания действительности представлены в книге с одинаковой полнотой и всесторонностью. Тем не менее редакция и составители надеются, что она окажется полезной широкому кругу читателей, интересующихся философией, поможет им войти в мир философии и более уверенно ориентироваться в нем.
* * *
В предлагаемой читателю первой части антологии философских текстов представлены следующие мыслители разных эпох (их работы приводятся иногда полностью, но преимущественно в извлечениях):
Античная философия
Аристотель (384-322 до н. э.)
Зенон Элейский (ок. 490– ок. 430 до н. э.)
Лукреций Кар (ок. 99-55 до н. э.)
Платон (428/427-348/347 до н. э.)
Цицерон (106-43 до н. э.)
Средневековая философия
П. Абеляр (1079-1142)
Августин (354-430)
Фома Аквинский (1225/26– 1274)
Философия эпохи Возрождения
Д. Бруно (1548-1600)
М. Монтень (1533-1592)
Философия эпохи научной революции (XVII век)
Ф. Бэкон (1561 – 1626)
Т. Гоббс (1588-1679)
Р. Декарт (1596-1650)
Г. В. Лейбниц (1646-1716)
Дж. Локк (1632-1704)
Б. Спиноза (1632-1677)
Философия эпохи Просвещения и немецкий классический идеализм (XVIII начало XIX века)
Д. Беркли (1685-1753)
Г. В. Ф. Гегель (1770-1831)
К. А. Гельвеции (1715-1771)
И. В. Гёте (1749-1832)
Ф. Вольтер (1694-1778)
П. Гольбах (1723-1789)
Д. Дидро (1713-1784)
И. Кант (1724-1804)
Э. Б. де Кондильяк (1715-1780)
Ж. Ламетри (1709-1751)
И. Г. Фихте (1762-1814)
Ф. Шеллинг (1775-1854)
Ф. Шлегель (1772-1829)
Д. Юм (1711 – 1776)
Западная и русская философия XIX века
М.А. Антонович (1835-1918)
В.Г. Белинский (1811 – 1848)
Л. Бюхнер (1824-1899)
В. Виндельбанд (1848-1915)
А.И. Герцен (1812-1870)
О. Конт (1798-1857)
П.Л. Лавров (1823-1900)
Ф. Ницше (1844-1900)
Г. В. Плеханов (1856-1918)
B. С. Соловьев (1853-1900)
C. Н. Трубецкой (1862-1905)
Н. Ф. Федоров (1828-1903)
Л. Фейербах (1804-1872)
Н. Г. Чернышевский (1828-1889)
А. Шопенгауэр (1788-1860)
Философия XX века
Г. Башляр (1884-1962)
Н. А. Бердяев (1874-1948)
Л. фон Берталанфи (1901 – 1972)
Х.-Г. Гадамер (р. 1900)
В. Гейзенберг (1901 – 1976)
Э. Гуссерль (1859-1938)
Р. Карнап (1891 – 1970)
К. Поппер (1902-1989)
Б. Рассел (1872-1970)
Г. Рейхенбах (1891 – 1953)
П. А. Флоренский (1882-1943)
3. Фрейд (1856-1939)
М. Хайдеггер (1889-1976)
К. Э. Циолковский (1857-1935)
Л. И. Шестов (1866-1938)
Раздел первый
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ И СМЫСЛ ФИЛОСОФИИ, ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
1. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ И ЗАЧЕМ ОНА?
ПЛАТОН
...В род богов не позволено перейти никому, кто не был философом и не очистился до конца, – никому, кто не стремился к познанию. Потому-то, милые мои Симмий и Кебет, истинные философы гонят от себя все желания тела, крепятся и ни за что им не уступают, не боясь разорения и бедности, в отличие от большинства, которое корыстолюбиво, и хотя они, в отличие от властолюбивых и честолюбивых, не страшатся бесчестия и бесславия, доставляемых дурною жизнью, они от желаний воздерживаются.
– Так ведь иное было бы и недостойно их, Сократ! [1] – воскликнул Кебет.
1 Сократ был предметом осмеяния таких комедиографов, как Аристофан, Эвполид, Теликид, Каллий.
– Да, недостойно, клянусь Зевсом. Кто заботится о своей душе, а не холит тело, тот расстается со всеми этими желаниями. Остальные идут, сами не зная куда, а они следуют своим путем: в уверенности, что нельзя перечить философии и противиться освобождению и очищению, которые она несет, они идут за ней, куда бы она ни повела.
– Как это, Сократ?
– Сейчас объясню. Тем, кто стремится к познанию, хорошо известно вот что: когда философия принимает под опеку их душу, душа туго-натуго связана в теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и постигать сущее не сама по себе, но через тело, словно бы через решетки тюрьмы, и погрязает в глубочайшем невежестве. Видит философия и всю грозную силу этой тюрьмы: подчиняясь страстям, узник сам крепче любого блюстителя караулит собственную темницу. Да, стремящимся к познанию известно, в каком положении бывает их душа, когда философия берет ее под свое покровительство и с тихими увещаниями принимается освобождать, выявляя, до какой степени обманчиво зрение, обманчив слух и остальные чувства, убеждая отдаляться от них, не пользоваться их службою, насколько лишь это возможно, и советуя душе сосредоточиваться и собираться в себе самой, верить только себе, когда, сама в себе, она мыслит о том, что существует само по себе, и не считать истинным ничего из того, что она с помощью другого исследует из других вещей, иначе говоря, из ощутимых и видимых, ибо то, что видит душа, умопостигаемо и безвидно. Вот то освобождение, которому не считает нужным противиться душа истинного философа, и потому она бежит от радостей, желаний, печалей и страхов, насколько это в ее силах, понимая, что, если кто сильно обрадован, или опечален, или испуган, или охвачен сильным желанием, он терпит только обычное зло, какого и мог бы ожидать, например, заболевает или проматывается, потакая своим страстям, – но и самое великое, самое крайнее из всех зол и даже не отдает себе в этом отчета.
– Какое же это зло, Сократ? – спросил Кебет.
– А вот какое: нет человека, чья душа, испытывая сильную радость или сильную печаль, не считала бы то, чем вызвано такое ее состояние, предельно ясным и предельно подлинным, хотя это и не так. Ты, я думаю, со мною согласишься, что, в первую очередь, это относится к вещам видимым.
– Охотно соглашусь.
– А согласишься ли ты, что именно в таком состоянии тело сковывает душу особенно крепко?
– То есть как?
– А вот как: у любой радости или печали есть как бы гвоздь, которым она пригвождает душу к телу, пронзает ее и делает как бы телесною, заставляя принимать за истину все, что скажет тело. А разделяя представления и вкусы тела, душа, мне кажется, неизбежно перенимает его правила и привычки, и уже никогда не прийти ей в Аид чистою – она всегда отходит, обремененная телом, и потому вскоре вновь попадает в иное тело и, точно посеянное зерно, пускает ростки. Так она лишается своей доли в общении с божественным, чистым и единообразным.
– Верно, Сократ, совершенно верно, – сказал Кебет.
– По этой как раз причине, Кебет, воздержаны и мужественны те, кто достойным образом стремится к познанию, а вовсе не те, о которых любит говорить большинство. Или, может, ты иного мнения?
– Нет, что ты!
– Да, душа философа рассуждает примерно так, как мы говорили, и не думает, будто дело философии – освобождать ее, а она, когда это дело сделано, может снова предаться радостям и печалям и надеть прежние оковы, наподобие Пенелопы [2], без конца распускающей свою ткань. Внося во все успокоение, следуя разуму и постоянно в нем пребывая, созерцая истинное, божественное и непреложное и в нем обретая для себя пищу, душа полагает, что так именно должно жить, пока она жива, а после смерти отойти к тому, что ей сродни, и навсегда избавиться от человеческих бедствий. В завершение такой жизни, Симмий и Кебет, ей незачем бояться ничего дурного, незачем тревожиться, как бы при расставании с телом она не распалась, не рассеялась по ветру, не умчалась неведомо куда, чтобы уже нигде больше и никак не существовать.
2 Пенелопа (греч.) – дочь спартанца Икария и нимфы Перибеи, супруга Одиссея. Одна из главных действующих лиц "Одиссеи", идеал женского благородства и супружеской верности. Во время двадцатилетнего отсутствия Одиссея всяческими хитростями отдаляла ответ на предложения домогавшихся ее руки представителей местной знати. Обещала выбрать себе нового мужа после того, как закончит ткать покрывало на гроб своего свекра. Однако ночью распускала все, что успевала наткать в течение дня.
После этих слов Сократа наступило долгое молчание. Видно было, что и сам он размышляет над только что сказанным, и большинство из нас тоже. Потом Кебет и Симмий о чем-то коротко перемолвились друг с другом. Сократ приметил это и спросил:
– Что такое? Вы, верно, считаете, что сказанного недостаточно? Да, правда, остается еще немало сомнительных и слабых мест, если просмотреть все от начала до конца с нужным вниманием. Конечно, если у вас на уме что-нибудь другое, я молчу. Но если вы в затруднении из-за этого, не стесняйтесь, откройте свои соображения, если они кажутся вам более убедительными, наконец, примите в свой разговор и меня, если находите, что с моею помощью дело пойдет лучше.
На это Симмий отозвался так:
– Я скажу тебе, Сократ, все как есть. Мы уже давно оба в смущении и всё только подталкиваем друг друга, чтобы тебя спросить, потому что очень хотим услышать, что ты ответишь, да боимся причинить тебе огорчение – как бы наши вопросы не были тебе в тягость из-за нынешней беды.
Платон. Федон // Сочинения. В 3 т. М., 1970. Т. 2. С. 48-51
...Человек должен постигать [ее] в соответствии с идеей, исходящей от многих чувственных восприятий, но сводимой рассудком воедино. А это есть припоминание [3] того, что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала богу, свысока глядела на то, что мы теперь называем бытием, и поднималась до подлинного бытия. Поэтому по справедливости окрыляется только разум философа: у него всегда по мере его сил память обращена на то, чем божествен бог. Только человек, правильно пользующийся такими воспоминаниями, всегда посвящаемый в совершенные таинства, становится подлинно совершенным.
3 Платон развивал идеи, близкие индуистскому учению о реинкарнации, то есть о возрождении души. Поэтому познание нередко осмысливалось им как возвращение забытого, то есть припоминание.
Платон. Федр // Сочинения. В 3 т. М., 1970. Т. 2. С. 185
АРИСТОТЕЛЬ
...Следует рассмотреть, каковы те причины и начала, наука о которых есть мудрость [4]. Если рассмотреть те мнения, какие мы имеем о мудром, то, быть может, достигнем здесь больше ясности. Во-первых, мы предполагаем, что мудрый, насколько это возможно, знает все, хотя он и не имеет знания о каждом предмете в отдельности. Во-вторых, мы считаем мудрым того, кто способен познать трудное и нелегко постижимое для человека (ведь воспри-нимание чувствами свойственно всем, а потому это легко и ничего мудрого в этом нет). В-третьих, мы считаем, что более мудр во всякой науке тот, кто более точен и более способен научить выявлению причин, и, [в-четвертых], что из наук в большей мере мудрость та, которая желательна ради нее самой и для познания, нежели та, которая желательна ради извлекаемой из нее пользы, а [в-пятых], та, которая главенствует, – в большей мере, чем вспомогательная, ибо мудрому надлежит не получать наставления, а наставлять, и не он должен повиноваться другому, а ему тот, кто менее мудр.
4 Проблематика той науки, которую Аристотель называл первой философией, мудростью или теологией, рассматривается в группе его относительно самостоятельных работ (публичных выступлений, лекций, набросков к ним или составленных его слушателями их записей), объединенных общим названием – "Метафизика".
Вот каковы мнения и вот сколько мы их имеем о мудрости и мудрых. Из указанного здесь знание обо всем необходимо имеет тот, кто в наибольшей мере обладает знанием общего, ибо в некотором смысле он знает все подпадающее под общее. Но, пожалуй, труднее всего для человека познать именно это, наиболее общее, ибо оно дальше всего от чувственных восприятий. А наиболее строги те науки, которые больше всего занимаются первыми началами: ведь те, которые исходят из меньшего числа [предпосылок], более строги, нежели те, которые приобретаются на основе прибавления (например, арифметика более строга, чем геометрия). Но и научить более способна та наука, которая исследует причины, ибо научают те, кто указывает причины для каждой вещи. А знание и понимание ради самого знания и понимания более всего присущи науке о том, что наиболее достойно познания, ибо тот, кто предпочитает знание ради знания, больше всего предпочтет науку наиболее совершенную, а такова наука о наиболее достойном познания. А наиболее достойны познания первоначала и причины, ибо через них и на их основе познается все остальное, а не они через то, что им подчинено. И наука, в наибольшей мере главенствующая и главнее вспомогательной, – та, которая познает цель, ради которой надлежит действовать в каждом отдельном случае; эта цель есть в каждом отдельном случае то или иное благо, а во всей природе вообще – наилучшее.
Итак, из всего сказанного следует, что имя [мудрости] необходимо отнести к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первые начала и причины: ведь и благо, и "то, ради чего" есть один из видов причин. А что это не искусство творения, объяснили уже первые философы. Ибо и теперь и прежде удивление побуждает людей философствовать, причем вначале они удивлялись тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задавались вопросом о более значительном, например о смене положения Луны, Солнца и звезд, а также о происхождении Вселенной. Но недоумевающий и удивляющийся считает себя незнающим (поэтому и тот, кто любит мифы, есть в некотором смысле философ, ибо миф создается на основе удивительного). Если, таким образом, начали философствовать, чтобы избавиться от незнания, то, очевидно, к знанию стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь пользы. Сам ход вещей подтверждает это; а именно: когда оказалось в наличии почти все необходимое, равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие, тогда стали искать такого рода разумение. Ясно поэтому, что мы не ищем его ни для какой другой надобности. И так же как свободным называем того человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта наука единственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя.
Аристотель. Метафизика [4] // Сочинения. В 4 т. М., 1975. Т. 1. С. 67-69
АВГУСТИН
Филокалия и философия названы почти одинаково, и они хотят казаться как бы родственными друг другу и суть таковы. Ведь что такое философия? Любовь к мудрости. Что такое филокалия? Любовь к красоте. Справься-ка у греков. А что такое мудрость? Разве она не есть истинная красота?
Августин. Против академиков [5] //, 3, 7 // Patrologiae cursus completus. Series Latina. Т. 32. Col. 922
5 Ранний диалог Августина "Против академиков" написан в конце 386 года и посвящен критическому анализу воззрений представителей академии.
О теологии, которую называют естественной, надлежит вести беседу не с какими попало людьми (...), а с философами, само имя которых, если перевести его на латынь, указывает на любовь к мудрости; если же мудростью является Бог, которым все сотворено, как удостоверяют божественные авторитет и истина, то истинный философ любит Бога. Однако поскольку то самое, что обозначается этим именем, наличествует не во всех, кого величают этим именем (ведь не всегда являются ревнителями истинной мудрости все именующиеся философами), то, конечно, из всех тех, с чьими мнениями и писаниями мы смогли ознакомиться, следует избрать лишь тех, с кем не будет позорно обсудить этот вопрос...
Хотя христианин, просвещенный только церковными писаниями, пожалуй, может и не знать имени платоников и быть в неведении относительно того, а были ли два рода философов, писавших на греческом языке, – ионийцы и италийцы, он, однако, не настолько несведущ в человеческих делах, чтобы не знать, что философы научают или стремлению к мудрости, или самой мудрости. Тем не менее он остерегается тех, кто философствует сообразно стихиям мира сего, а не сообразно Богу, которым сотворен сам мир. Ведь он научен апостольской заповедью и искренне послушен тому, что сказано: "Смотрите, чтобы кто не увлек вас философией и пустым обольщением, по стихиям мира".
Августин. О граде божием [6] VIII, 1, 10 // Patrologiae cursus completus. Series Latina. Т. 41. Col. 223-225, 234
6 Трактат "О граде божием" написан Августином под впечатлением взятия Рима ордами Алариха в 410 году. Философ усматривал два противоположных вида человеческой общности: "град земной", то есть государственность, которая основана на любви к себе, доведенной до презрения к Богу, и "град божий" духовную общность, которая основана на любви к Богу, доведенной до презрения к себе.
Языческая философия [7] не более достойна уважения, чем наша христианская, которая одна лишь есть истинная философия, коль скоро этим именем обозначается стремление или любовь к мудрости.
7 Под языческой философией Августин имеет в виду арабоязычную философию.
Августин. Против Юлиана IV, 14, 72 // Patrologiae cursus completus. Series Latina. Т. 44. Col. 774
ФОМА АКВИНСКИЙ
Философ [8] определяет, что первая философия есть знание истины, не какой угодно, а той истины, которая есть источник всякой истины и которая относится к первому началу бытия для всех вещей; откуда следует, что эта истина есть начало всякой истины, ибо распорядок вещей в истине такой же, как и в бытии...
8 Имеется в виду Аристотель.
Есть какие-то истины о Боге, которые превосходят всякую способность человеческого рассудка, как, например, о том, что Бог троичен и един. Однако есть какие-то истины, которые может достичь и естественный рассудок, как, например, о том, что Бог есть, что Бог един и т.п.; эти истины о Боге наглядно доказали и философы, ведомые светом естественного рассудка...
Для познания того, что рассудок способен узнать о Боге, нужно многое знать заранее, так как рассмотрение почти всей философии предрасполагает к познанию Бога; вследствие чего из частей философии метафизика, которая толкует о божественном, подлежит изучению в последнюю очередь. Итак, к исследованию упомянутой божественной истины можно прийти только с большим трудом и старанием, и немногие хотят взять на себя этот труд из любви к знанию, естественное влечение к которому Бог, однако, вложил в человеческие умы. (...) Поэтому божественное милосердие проявило спасительную предусмотрительность, предписав принимать на веру и то, что способен исследовать рассудок, дабы таким образом все легко смогли быть причастными к познанию Бога без сомнения и ошибки.
Фома Аквинский Сумма против язычников [9] I, 1, 3, 4 I I Thomas Aquinas Summa contra gentiles seu de verita-te catholicae fidei Taurini, 1925. P. 1-4
9 В основных трудах Фомы Аквинского "Сумма теологии" и "Сумма против язычников" подведены итоги теологических поисков зрелой схоластики, направленных на отработку вероучения в формах здравого смысла. В рубриках "Суммы теологии" одни и те же схемы теологии накладываются на бесконечную пестроту конкретных вопросов – от пяти доказательств бытия Бога до определения границ допустимого и недопустимого в финансовой деятельности.
Ничто не мешает, чтобы о тех же самых вещах, о которых трактуют философские дисциплины сообразно тому, что эти вещи познаваемы благодаря свету естественного рассудка, трактовала и иная наука сообразно тому, что они познаются благодаря свету божественного откровения. Откуда следует, что теология, которая относится к священному учению, отличается по своему роду от той теологии, которая считается частью философии.
Фома Аквинский. Сумма теологии9. Часть I. Вопрос 1. Статья 1 // Thomas Aquinas. Opera omnia. T. 4. Romae, 1888. P. 7
M. MOHTEHЬ
Странное дело, но в наш век философия, даже для людей мыслящих, всего лишь пустое слово, которое, в сущности, ничего не означает; она не находит себе применения и не имеет никакой ценности ни в чьих-либо глазах, ни на деле. Полагаю, что причина этого – бесконечные словопрения, которыми ее окружили. Глубоко ошибаются те, кто изображает ее недоступною для детей, с нахмуренным челом, с большими косматыми бровями, внушающей страх. Кто напялил на нее эту лживую маску, такую тусклую и отвратительную? На деле же не сыскать ничего другого столь милого, доброго, радостного, чуть было не сказал – шаловливого. Философия призывает только к празднествам и веселью. Если пред вами нечто печальное и унылое – значит, философии тут нет и в помине. Деметрий Грамматик, наткнувшись в дельфийском храме на кучку сидящих вместе философов, сказал им: "Или я заблуждаюсь, или, – судя по вашему столь мирному и веселому настроению, – вы беседуете о пустяках". На что один из них – это был Гераклион из Мегары – ответил: "Морщить лоб, беседуя о науке, – это удел тех, кто предается спорам, требуется ли в будущем времени глагола *** две ламбды или одна или как образована сравнительная степень *** и *** и превосходная *** и ***. Что же касается философских бесед, то они имеют свойство веселить и радовать тех, кто участвует в них, и отнюдь не заставляют их хмурить лоб и предаваться печали"... Душа, вместившая в себя философию, не может не заразить своим здоровьем и тело. Царящие в ней покой и довольство она не может не излучать вовне; она не может равным образом не переделать по своему образу и подобию нашу внешность, придав ей, соответственно, исполненную достоинства гордость, веселость и живость, выражение удовлетворенности и добродушия. Отличительный признак мудрости – это неизменно радостное восприятие жизни; ей, как и всему, что в надлунном мире, свойственна никогда не утрачиваемая ясность. Это baroco и baralipton измазывают и прокапчивают своих почитателей, а вовсе не она; впрочем, она известна им лишь понаслышке. В самом деле, это она утишает душевные бури, научает сносить с улыбкой болезни и голод не при помощи каких-то воображаемых эпициклов, но опираясь на вполне осязательные, естественные доводы разума. Ее конечная цель добродетель, которая пребывает вовсе не где-то, как утверждают схоластики, на вершине крутой, отвесной и неприступной горы. Те, кому доводилось подходить к добродетели ближе других, утверждают, напротив, что она обитает на прелестном, плодородном и цветущем плоскогории, откуда отчетливо видит все находящееся под нею, достигнуть ее может, однако, лишь тот, кому известно место ее обитания; к ней ведут тернистые тропы, пролегающие среди поросших травой и цветами лужаек, по пологому, удобному для подъема и гладкому, как своды небесные, склону. Но так как тем мнимым философам, о которых я говорю, не удалось познакомиться с этой высшею добродетелью, прекрасной, торжествующей, любвеобильной, кроткой, но вместе с тем и мужественной, питающей непримиримую ненависть к злобе, неудовольствию, страху и гнету, имеющей своим путеводителем природу, а спутниками – счастье и наслаждение, то, по своей слабости, они придумали этот глупый и ни на что не похожий образ, унылую, сварливую, привередливую, угрожающую, злобную добродетель и водрузили ее на уединенной скале, среди терниев, превратив ее в пугало, устрашающее род человеческий.