Текст книги "Фантастика 1991"

Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль

Соавторы: Борис Зотов,Генрих Окуневич,Юрий Лебедев,Иван Фролов,Валерий Лисин,Людмила Васильева,Григорий Темкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

И, уже не обращая внимания на вопросы, они двинулись по проходу, образованному двумя шеренгами полицейских. Неожиданно они увидели, как им навстречу бегут две женщины. Смолл сжал локоть Колинза, но Уилс никак не мог разглядеть, кто это. Может, соринка попала в глаз, а может, еще что.

Уилс увидел, что перед ними стоят Маргарет и Лизи.

Он растерялся и не нашел ничего лучшего, как спросить:

– Мои дорогие женщины, а как вы попали сюда?

Маргарет, взглянув ему в глаза, как-то просто ответила:

– Я им сказала, что я твоя жена,-и вопросительно посмотрела на Уилса.

Колинз оглянулся на Смолла, как бы ища у него поддержки. Но тот не отрываясь смотрел на Лизи. Тогда он повернулся обратно и увидел Пита Стредфорда, начальника космодрома, который стоял недалеко, держа что-то в руке. Он был сильно растрепан и мутными глазами смотрел на Уилса.

“Перебрал на радости”,– подумал Колинз и улыбнулся ему.

В то же мгновение сверкнула молния и что-то сильно ударило Уилса в грудь. Не веря своим глазам, Колинз смотрел на револьвер в руках Пита.

Раздался крик, но Уилс не слышал его. Он с тоской смотрел в глаза Маргарет, которая бросилась к нему, еще не осознавая случившегося.

Силы покидали его, но он крепко держал ладони этой женщины и что-то пытался сказать ей.

Ноги подкосились, и он опустился на колени. Красная дымка застилала все вокруг, как будто он вернулся на планету маков, последнее, что он увидел,– глаза Маргарет и слезы. “И все-таки я счастлив…” – подумал Уилс.

АЛЕКСАНДР ГОЛОВКОВ БЛОНДИНКА

Владислав Игоревич спал нагишом, укрывшись мягким, теплым одеялом, на большой, широкой кровати. Он любил телесный комфорт, и душа от этого у него была мягкой, молчаливой. Будильник он заводил на без четверти шесть. В шесть начинались передачи местного радио, от которых он просыпался окончательно.

– На работу проспишь,– послышался женский голос.

В его комнате никогда утром не бывало женщины. Он избегал любви, и страсти его избегали.

– Вставай, будильник прозвенел давно,– повторился голос уже с нотками раздражения.

За окном серел рассвет. Он подумал, что это голоса соседей за стенкой, протянул руку в изголовье и включил свет.

Одеяло свесилось на пол. Простыня сбилась в комок и лежала рядом, раздражая вялыми складками. Он хотел поправить ее.

– Отстань,-недовольно буркнула она.

Серьезным людям в жизни не везет. А Владислав Игоревич был серьезным. Или считал себя таковым. Какую ошибку он совершил в жизни?

В динамике зашипело, потом грянул первый аккорд, и хор подхватил гимн: “Союз нерушимый республик свободных…” Простыня у него была одна. Привычная. Жалко ее было выбрасывать. По утрам он о ней не думал. Когда к вещам относишься тепло, веши оживают.

– Началась постельная лирика,-не узнавая своего голоса, произнес Безуглов. Он и не любил мистику, потому что там придумывают чепуху и верят.

Он встал и подошел к окну, чтобы определить, какое теперь время года. Вчера была весна. Если бы сегодня наступила осень… Он раздвинул гардины. Была весна. Весна, природа пробуждается… Поэтому ему померещился чей-то голос.

– Пойдешь на работу, подумай, как нам жить дальше,– сказала за спиной у него простыня.

– Чего? Чего? -он обернулся, надеясь,-что ответа не услышит.

– Ты не находишь, что мы потеряли интерес друг к другу.

– Угу,-согласился Безуглов.

– Я так жить не могу,– вздохнула простыня.– Пора определиться…

– Это как?

– Не валяй дурака, ты прекрасно понимаешь, что я говорю о замужестве.

– О чем? -не понял Владислав Игоревич.

– Мне нужен документ.

– Разве мы супруги?

– Ты со мной спишь. Сколько лет!… Ты муж…

– Не с тобой, а на тебе.

– Какая разница?

– Я не могу никому дать развод, потому что ни на ком не женат.

– Ах, так?! Тогда женись!

– Чтобы жениться, нужна женщина,-без претензии на оригинальность сказал Безуглов.

– А я, по-твоему, кто? – спросила простыня.

– Я прожил тридцать лет и три года,– овладев собой, ответил Владислав Игоревич.-И не слыхал, чтобы вещи говорили. Да притом всякую чепуху.

– Значит, я для тебя вещь,– обиделась простыня.– Почему же ты со мною спишь?

Владислав Игоревич не стал обсуждать положение. Он собрался, выпил чаю и ушел, надеясь, что как все началось, так все и образуется.

Сказано уже, что был он человеком серьезным, нелепости его не занимали. Какая-то тряпка впала в амбицию. Выходя за дверь, он еще помнил о ней. Но, придя на завод, уже думал о другом. Его ждала работа.

Работа -один из способов уединения. Агрегатные станки, токарные полуавтоматы… Все требовали к себе его внимания. На девушек, работавших за станками, он никакого внимания не обращал. За исключением разве нормировщицы Светочки. К ней он относился дружелюбно, как к хорошей соседке. Об этом все знали в женском коллективе. А ему было безразлично.

У него был свой кабинет – мастерская с табличкой на двери: “Наладчик”, где он работал и отдыхал. Там стояли верстак, три небольших станочка и мягкий диван. Там он пил чай со своим единственным другом электриком Гудимовым.

В разнообразной жизни Безуглова не могли сбить его с пути ни увеселительные заведения, ни общественные нагрузки, ни спорт. Понимающие люди сказали бы, что он аскет. Дом, работа… Третьего ему было не дано. Йогой он не занимался. А с работы возвращался домой всегда почти в одно и то же время.

Он прошел мимо разговорчивых соседок на кухне к своей комнате и отпер дверь ключом. Простыня лежала на кровати и смотрела телевизор.

Программа посвящалась перестройке.

Кто станет указывать, как развлекаться нечистой силе?

Владислав понял, что придется менять привычный образ жизни. По крайней мере ту часть, которая называлась проведением свободного времени. С детства Безуглов не ходил гулять на улицу. В этот вечер ему дома было скучно, и он пошел во двор.

Он бродил по улицам и удивлялся, что за глупость с ним приключилась.

Какая-то жутко сексуальная история. И с чего? Не был он Нарциссом. И женщин не любил, потому что… жизнь такая. Какая разница, почему? У любви и нелюбви много причин. Ну, не находил он, что можно в них любить. Ничего смешного тут нет. Если бы с кем другим такое случилось, можно было бы посмеяться. А ему что теперь делать? И как это он до сих пор не догадался завести собаку? Или котенка, по крайней мере?

Вернулся домой он поздно. Простыня читала книгу или делала вид, что читает. Безуглов достал пакет супа и приготовил ужин. Приглашать к столу ничтожную вещь он, естественно, не стал.

– Ты обо мне не заботишься,– вздыхала простыня, когда он вымыл посуду.

– Чем ты недовольна? – возразил Владислав.-Я тебя использую по назначению. У каждого свое призвание и предназначение…

– Ах! – дерзко охнула простыня.– Ты, оказывается, любишь семейные скандалы!

– О какой семье ты говоришь?

– Ты меня в шкаф собираешься засунуть?

– Если будешь грязной, то я тебя выброшу!

– Оставь мечты, романтик! Да, я простыня. Но я не половая тряпка, с которой можно обращаться как попало. Я не виновата, что стала простыней. Женись. И…

– Да что ты мелешь? – рассердился он.

– Сам меня сюда притащил!, – Я тебя взял в магазине. Не тебя, так другую…

– А зачем брал?

От бессмысленных разговоров Безуглову захотелось спать.

– Обо мне надо заботиться, на меня нужны деньги,-шептала простыня.– Ты себя не уважаешь.

– Да прекрати же! – огрызнулся он.

– Приходишь домой и начинаешь копаться в вещах так, как в своей душе не копался. Ты считаешь, что вещи должны тебе служить. Кто ты такой?

– Надоело,-решил положить конец недоразумению Вячеслав.-Я точно, знаю, что ты не человек:– у тебя паспорта нет.

– Есть.

– Ярлык?

– А что? Там черным по белому написано все, что нужно. Вот, я в шкафу нашла,-и он увидел ярлык.

В ярлыке указывалось: “Простыня. Хлопчатобумажная. Фабрика…” Был ОСТ. Номер. Цена первого сорта. Ярлык подлинный.

– Это не паспорт,– хмыкнул Вячеслав.– А даже если и паспорт… Это технический паспорт. Он не дает никакого права на замужество.

– Он дает право на существование. А тот, кто живет, имеет право выходить замуж. И вообще, Пигмалион на твоем месте почел бы за честь… А ты права качаешь.

Близилась полночь. Грезы продолжались. Пора было спать. Владислав шагнул к кровати.

Ложиться в постель без простыни -это варварство. Беседовать с простыней – помутнение рассудка. Все нормальные люди спят на простынях. А чувства… Больше всего ему хотелось раздеться, лечь и заснуть.

Он откинул одеяло, посмотрел на простыню и, дернув ее за конец, расстелил на матраце:

– Ложись!

Это была команда для себя. Увы, его магическому заклинанию предмет не поддался.

– Ты в публичный дом пришел! -простыня выскользнула из-под него.-Я тебе не шлюха!

Безуглову страшно хотелось спать. Он попытался расстелить простыню, но она съеживалась, увертывалась от его рук.

– Ну и черт с тобой! Завтра другую куплю.

Подушку и одеяло он убрал -от греха подальше. Лег, не раздеваясь, точно турист на привале. Свет погасил. Впервые спал поспартански.

Скомканная простыня лежала рядом.

Утром он не слышал будильника, соскочил с кровати, когда уже пропели гимн.

– Ключи от комнаты оставь,-услышал он.

Ухмыльнулся и ушел. Вот наваждение!

Починил сверлильный станок, отремонтировал шлифовальный, настроил фрезерный…

В этот день ему позвонили на работу. Валентина Николаевна из техотдела пришла и позвала его к телефону. Бывало, Безуглову звонили родители – отец или мать.

В техотделе тоже работали только женщины. Они были наряднее и лукавее цеховеких.

– Кто это тебе звонит, Славик?

– Чей-то тоненький голосок.

– Неужели у Славика завелась зазноба?

Не обращая внимания на насмешки, Безуглов взял трубку.

– Алло… Ты? Простыня?…

Он ничего не мог понять. Но по виду его все догадались: что-то оскорбительное. Он злобно покраснел. Затем он сказал буквально следующее:

– Ты с ума сошла? Или я схожу с ума?

Женщины в отделе прыснули смехом. Безуглову и в лучшие-то времена было не до них. Он пыхтел в трубку:

– Как ты ожила? Какие деньги? Какие ключи?

Потом он спохватился, что ведет себя неприлично, сказал сухо:

– Это невероятно! – и, бросив трубку, ушел в свою мастерскую.

После работы домой не торопился. Разговорчивые соседки на кухне приумолкли, когда он вошел. По-видимому, они хотели что-то спросить.

Но ему было не до них. Прошел к своей комнате, достал ключи. Дверь оказалась не запертой. Простыня была свежевыстиранной и выглаженной.

Она сумела сама наутюжиться и пахла какими-то духами.

– Что происходит в моей квартире? – удивился Безуглов.

– Ходила в прачечную.

– А что это за записка?

– Заявление в женсовет.

– Какой еще женсовет?

– Готовлю сведения, чтобы привлечь тебя к товарищескому суду.

Владислав присел на кровать. Он представил, как его несуществующая невеста будет ходить по судам или женсоветам и жаловаться.

– Тебя нет,– сказал он.– Никто– о тебе ничего не знает.

– Почему?

– Ты не человек!

– Я получу паспорт.

– Какой дурак тебе его выдаст?! Ты никто!

– Я уже все выяснила. Получу паспорт и пропишусь здесь. Посмотрим, как ты потом заговоришь.

Вечером Славик лег спать пораньше, с головой завернувшись в одеяло, не прикасаясь к накрахмаленной простыне.

Утром в цехе все обсуждали вчерашний его разговор по телефону.

Это невозможно было не заметить.

– Витя, ты мой самый лучший друг,-за чаем обратился Вячеслав к электрику Гудимову.-Мне нужен твой совет. Только не перебивай… Не подумай, что я шучу… Ко мне простыня прилипла. И собирается замуж… Что-то у меня с головой. Фантазия какая-то…

– Простыня? – подмигнул Виктор.-Бывает…

– Да, обыкновенная.

– Ну и женись,– согласился Виктор.

– Да ведь это же простыня!

– Тряпка, что ли?

– Тряпка.

– Тогда не женись.

– Вот и ты такой же,-вздохнул Вячеслав.

Гудимов задумался.

– Вообще-то жениться тебе надо,– покосился Виктор на Безуглова. – Столько женщин в цехе… И диван у тебя такой мягкий,– Гудимов покачался на диване.

Безуглов шел домой с определенной целью – выбросить тряпку за дверь, бросить на свалку.

– Чего ты надумал?

Он вооружился ножницами.

– Ополоумел?! – взвигнула она.– Тебя же засудят!

– А вот я выкрою из тебя дюжину носовых платочков! -пригрозил Вячеслав.

– А я не вещь! -злорадно выкрикнула она.-Не вещь! Я сегодня паспорт получила! – Она помахала перед ним красной книжечкой с тиснеными гербом и буквами.

И прошуршала складками, видя, что Вячеслав ей уже не опасен:

– На. Не порви и не испачкай. Это документ!

Перед его глазами замаячил паспорт. С фотокарточки смотрела помятая физиономия…

Славику хотелось разорвать ее на мелкие подоски и на клочки и выбросить все это в мусорное ведро.

– Я ходила к паспортистке. Я предъявила ей ярлык.– Славик видел, как перед ним колеблются какие-то складки.-Тебя не устраивает мой документ?

– Документ устраивает, а ты – нет,– пробурчал Славик.

– Пойдешь в загс или в суд!

Он понял, в какую историю вляпался. Нет, дело не шуточное. Попалась ему… Или он попался? Ах, ну почему он до сих пор не завел собаку?!

У него еще был шанс. Жениться. Жениться на ком-нибудь, только не на этой простыне! Еще можно успеть…

Придя на работу, он спрятался в своей мастерской, но ничего не делал. Ему попалась газета. Стал читать одну статью. Писалось о женахстрадалицах, натерпевшихся от мужей. Строчки прыгали у него перед глазами, пот катился со лба; он достал платочек. За этим занятием его застала Светочка.

– Славик, тебе плохо? – Светочка интересовалась его самочувствием.

Он взглянул на нее, ища поддержки. Раньше он ни за что бы не принял помощи от Светочки. Теперь рад был ее сочувствию.

– У меня серьезный стресс,-признался он.

– Выговор? – удивилась Светочка.– За что?

– Не -производственный.– Он силился улыбнуться.– Поможешь мне?

Светочка ничего не обещала, но желала знать, что случилось.

Сердце его болезненно билось.

– Я прошу тебя,– залепетал он.– Выходи за меня замуж…

…Все видели, как из мастерской наладчика выбежала возмущенная Светочка.

После работы ему впервые в жизни не хотелось идти домой. Он пересек парк сначала вдоль, затем поперек, обошел кругом цирк, потоптался у театральной афиши. От тоски свернул в магазин.

За прилавком стояла грустная продавщица.

– Я как-то у вас простыню покупал…

– Ну и что?

– Бракованная…

– А я-то тут при чем?

– Вы не подумайте, дыр на ней нет. Внешне все в порядке.– Славик наклонился к продавщице.– Но она теперь норовит замуж выйти.

Продавщица засмеялась:

– Постельное белье обмену не подлежит.

Безуглов понимал, что простыню не обменять. Постоял у прилавка.

Хотел купить новую простыню, но…

Если бы он притащил домой еще одну простыню или несколько, все вышло бы по-другому. Но он не притащил. Не было в продаже.

Соседки смеялись на кухне.

Простыня лежала перед зеркалом, перед ней – новенькая косметичка.

Простыня была еще сырая.

– Выстиралась? – желчно усмехнулся он.

– Да. А что?

Вид у нее был благоухающий.

– Ты во многом преуспела,-язвил Славик.-Тебе удалось получить паспорт. Ты, наверное, хочешь теперь прописаться? Так вот, не надейся. Для прописки нужно заявление квартиросъемщика, но я его не подпишу!

– Обойдусь без тебя,-колыхнулась она.

Славик вышел из дому и поехал к родителям. Не справившись о их здоровье, прошел в квартиру, сел посреди комнаты на табурет.

– Мама, я попал в беду,-уныло пожаловался он.

Мать погладила его по голове, как в детстве. Отец молча шевелил усами.

Слава признался, что с ним произошло.

– Что ж ты, намерен бобылем жить? – засопел отец.

– Пора тебе, сынок, жениться,– наставляла мать.

– Да не на простыне же! – закричал Слава.

– Вот заладил,-не поняла мать.-Простыня да простыня… Хозяйка будет…

– Мама, надо мной смеяться будут!

– Кто же это засмеется? – всплеснула руками мать.– Чай дети будут.

– Да я лучше повешусь! – Славик пулей вылетел из квартиры родителей.

…Весеннее солнце грело, и, глядя на расцветавшую зелень, он понял, что не повесится. Умереть у него не хватало силы воли.

– От судьбы не уйдешь,– сказал ему чей-то чужой и далекий голос, точно с небес,– Этой простыней тебя и накроют, перед тем как понести…

Владислав поднял голову и посмотрел в яркое весеннее небо.

Жить с простыней? О, господи! Пощади! А, впрочем, и без простыни не обойтись…

Возле дома он встретил растрепанную пенсионерку с задушевными глазами. Она возникла перед Безугловым, точно святой дух.

– А-я-яй,-качала она головой.-А на вид такой тихий, а скандалит. Мать и отец убиваются из-за тебя…

– Да идите вы! – недовольно буркнул Владислав.

– А-я-яй,– замахала руками пенсионерка.– С ума спятил!

– На тебя не похож, так уже и спятил!

– А-я-яй,– качала она головой.– В женсовете жалоба на тебя.

Славик не слушал ее. А дома у него простыня наводила порядок.

– Вот прибираюсь,-сказала она:-Приходил знакомый пододеяльник, мы с ним поболтали немножко.

Владислав не ответил и лег на голый матрац.

– Тебе неуютно? Не огорчайся, милый. А впрочем, черт с тобой…

Ночью ему снился кошмарный сон. Будто его заперли в тесной комнате без окон, без дверей. Всю ночь до самого рассвета в темноте перед ним летала мокрая, холодная простыня, норовя обнять… Но перед утром согрелся, натянув на себя сверху эту простыню.

– А я замуж выхожу,-услышал он на рассвете.

– Да, дорогая,– сквозь сон проговорил он.

– Ты не рад?

– Рад, дорогая.

– Я знала, что ты хочешь от меня отделаться,-донеслись до него ласковые слова.

Ему было тепло и уютно. И он ласково отозвался:

– Я на все согласен. Могу и жениться…

– Ты? – Она засмеялась.– А при чем здесь ты?

– А кто же еще? – пробурчал Славик.

– Да, я ухожу от тебя, милый, не горюй. Жалко мне тебя, да что делать…

Он почувствовал, как холодный воздух из форточки охватил его полуголое тело: стало зябко, тревожно и неуютно. Потом ему сделалось страшно. Утром следующих суток соседи обнаружили повесившийся труп Владислава Игоревича. Следствие длилось полгода, допросы, показания свидетелей не могли объяснить загадочной смерти серьезного человека.

АНДРЕЙ ФАЛЬКОВ КАК СТАТЬ ЧЕЛОВЕКОМ

– Рэнк, мой мальчик, вставай! – Голос матери сквозь сон слышался тихо-тихо.

Рэнк потянулся в кровати, протер глаза и сел. Пора собираться на работу, и мать опять встала раньше его. Как это у нее так получается?

Ему бы еще понежиться в постели, а у матери сна ни в одном глазу, она уже командует на кухне роботами. I Взяв себя в руки, Рэнк вскочил и быстро оглядел свою комнату. Он опять всю ночь писал стихи и теперь бросился убирать в стол свои блокнотики, чтобы мать не узнала.

– Иду, мама!

Рэнк распахнул дверь своей комнаты и пробежал прямо под душ. Как хорошо! Холодный душ по утрам – тоже одно из его чудачеств.

– Кушай, сынок,– мать погладила его по голове, когда он плюхнулся за стол,– что-то вид у тебя сегодня нездоровый.

– Поэты, сынок,– внушительно вставил отец,-это прислуга общества, а ты рабочий и должен этим гордиться.

– Я и горжусь, но не понимаю, какая здесь связь с моими стихами.

– Самая прямая,-мать укоризненно покачала головой,-ты вот не выспался, значит, работать будешь плохо. Голова у тебя не тем занята, потому и по службе не двигаешься. В школе из-за стишков плохо учился, а ведь мог бы инженером стать.

Все, что говорили родители, было правдой. И в школе он плохо учился, и знания ему с помощью внушения записать не могли, и на работе дела шли скверно. Да и со стихами все правильно – не его это, маленького человека, дело. Он рабочий и только упорным трудом может добиться чего-то в этой жизни.

Рэнку показалось, что ему не хватает живого общества людей, он выбежал на улицу.

Станок, на котором он работает, чертовски хорош. Бортовал ЭВМ – и мозг, и собеседник, и советник, и инструмент. За всю смену Рэнк общался с людьми не более получаса, все остальное время принадлежало станку. Кругом только автоматы, ни одной живой души.

Рэнк не мог, не вскрывая станок, увидеть выпускаемые детали, не знал, для чего они нужны и куда потом идут. Вскрывал станок редко: в его обязанности входило лишь программирование и настройка с целью улучшения качества деталей, да еще немногие операции, не требующие механической работы. Многое в станке Рэнк сделал сам: вставил другой лазер, переделал накопитель и стол, написал несколько новых программ.

Начальство довольно, и все коллеги на его месте тоже, но для чего все это нужно? Работать, чтобы жить? Если он винтик в машине, то какой винтик, где его место? Страшные вопросы, лучше их не задавать.

В цехе Рэнк включил аппаратуру. Ему давали три часа на совершенствование станка.

– Привет, Рэнк! – вспыхнул экран связи.

– Привет, Ван.– Рэнк нажал клавишу ответа.

– Ну, как дела?

– Попробую новую программу управления интенсивностью пучка.

– За три часа успеешь?

– Не знаю.

– Если не успеешь, предупреди заранее, мы включим другую линию.

– Хорошо.

– Я создал тебе все условия для творчества?

– Да, спасибо. Пришли холодного соку и часа через два подай робота с заготовками.

– Сделаю.

Экран погас; Рэнк откинулся в кресле и саркастически усмехнулся. Ему созданы все условия, а ему все ж чего-то не хватало. Творчество для него было целью, а не средством. Совершенствуя свой завод, люди искали кратчайший путь к ней. Его же, Рэнка, удовлетворял путь любой. Ну зачем ему эта программа? И старой вполне достаточно. Он хронический лентяй.

Зашипела пневмопочта, и на стол выехали два красных кубика, покрытые испариной. “Спасибо, Ван”.

Ван был начальником группы, однако не признавал никаких формальностей в обращении. Ван был Старше Рэнка на сто лет, но он уже прошел обновление, физически выглядел моложе его.

Обновление! Замечательная вещь, делающая человека почти бессмертным. Мозг не стареет – стареет тело. Вот и придумали люди из нескольких твоих клеток растить точно такое же, как у тебя, тело, но молодое, и переписывать в мозг человеческую личность. Человек бессмертен – он выбрасывает дряхлую старость и обзаводится молодостью. Все повторяется не более десяти раз, а потом помехи нарастают, и мозг уже не копируется. Но несколько веков жизни тоже очень хорошо.

На смену умершим приходят такие, как Рэнк, рожденные заново. Их учат в школе, записывая знания прямо в мозг, иногда их просто, почеловечески, учат и воспитывают, а затем отправляют в вечную жизнь.

Почти вечную.

Кого еще не могут обновить – это астронавты, их мысли не пишутся.

Поэтому к звездам никто не хочет лететь. Со временем ученые найдут способ, и тогда любую личность можно будет записать на пленку, разобрать, собрать и изменить. Это ли не прекрасное достижение науки, это ли не светлое будущее!

Рэнк вздрогнул. Много он стал думать о постороннем!

– Рэнк, отзовитесь! – Экран вспыхнул красным. Ого, его вызывает сам директор. Слегка удивившись, Рэнк включил связь.

– Рэнк, я поздравляю вас с днем рождения!

Вот это да! Уже никто не отмечает дни рождения, поскольку это довольно глупо. Помнить такое – удел компьютеров. А директор вспомнил. Нет, не поздравлять его будут, тут что-то другое.

– Спасибо! – Рэнк повернул монитор, чтобы лучше видеть.

– Рэнк, желаю вам счастья и дальнейших успехов.

– Спасибо!

– И еще, Рэнк, тут к вам пришли из департамента внутренних дел и хотят вас видеть.

– Хорошо, пусть приходят.

– Я попросил бы вас самого прийти.

– А как же работа?

– Можете отложить.

– Иду.

Заинтригованный Рэнк выключил аппаратуру и вышел.

Директора в кабинете не было, вместо него за столом два незнакомых человека.

– Координатор Альфа,-представился один.

– Координатор Бета,– привстал другой,– прошу садиться.

– Спасибо.

– Рэнк, к вам большая просьба,-серьезно начал Альфа.-Все, о чем мы здесь будет беседовать, должно остаться в тайне.

– Хорошо, буду молчать.

– Вот и прекрасно,– координаторы переглянулись.– Скажите, вы пишете стихи?

– В этом есть что-то недопустимое? – удивился Рэнк.

– Нет. Но вам не кажется, что это несколько выделяет вас среди других?

– Это, конечно…

– И еще вы перерыли весь архив и ознакомились со всем заводом. Видите, мы и это знаем.

– Я мало понял в этом архиве. Я не скрываюсь. Гораздо удивительнее то, что вам захотелось это узнать.

– До вас этого никто не делал.

– Расстрелять за это?

– Нет, не расстрелять, а открыть государственную тайну, и если вы ее выдадите, тогда расстрелять.

– Вы на полном серьезе?

– Сообщаю вам, что вы человек.

– Можно подумать, что я не знал!

– Вы человек, и с вас невозможно снятие матрицы.

– То есть? – удивился Рэнк.

– Ваш мозг имеет глубокую структуру, не поддается программированию.

– Так вот откуда моя отсталость в учебе! – Рэнк хлопнул себя по лбу.

Альфа внимательно посмотрел на Рэнка:

– То, что другим просто писали в мозг, вы запоминали самостоятельно. Это чудовищная работа.

– Для меня невозможно обновление?

– Совершенно верно,-кивнули координаторы.

– И я умру?

– Да, умрете, если мы не сделаем вам операцию.

– Так делайте!

– Вы не будете писать стихи.

– Ну и пусть! – взвился Рэнк и тут же задумался.-А как же другие поэты?

– А еще координаторы,-в тон ему продолжил Альфа,-все они люди и, следовательно, смертны. Они долго не живут, одно только имя переходит по наследству. Развитие возможно лишь в обществе, где есть смерть и нет застоя.

– Не может быть!

– В этом и состоит тайна. Мне прямо в мозг зашита защитная сетка, которая не дает считать мысли. Сетка есть и у вас.

– А у них? – Рэнк кивнул на дверь.

– А у них нет, и в их мысли можно вмешиваться. Свойство человеческой природы -быть смертными, а бессмертными могут быть только предметы неодушевленные, машины.

– О господи,– простонал Рэнк.– Они не осознают приказа, но выполняют его. Зачем вы все это мне говорите?

– Ваши действия становятся опасными, за вами тянутся другие. Библиотекарь пытался прочесть ваши документы, мы еле его остановили. Ваша мать пыталась писать дневник. С такими мыслями трудно справиться.

– Что же вы меня не остановили? Ведь живут же другие поэты!

– Они живут, не соприкасаясь с бессмертными, они не ходят по улицам, как вы. Вы же дочти осознали свое положение и могли много попортить в чужих мозгах. Вы, как вирус, сеяли мысль.

– Я не хочу,– воскликнул Рэнк,– я не буду с вами разговаривать!

– Или бессмертие, или переход к нам, смертным. Станете тем, кем хотите. Вам не уйти от нас, вы никогда не станете прежним. Бессмертие как болезнь, вы можете быть больны, можете быть здоровы, но одновременно быть и здоровым, и больным нельзя.

– Я хочу уйти! – Рэнк направился к двери.

– Сначала ваше решение!

– Вы вершители, а они роботы? – закричал Рэнк.

– У них иные цели и потребности, они просто не задумываются, а в общем…

– А если я закричу: “Люди, посмотрите на себя!” – Ваш крик никто не услышит.

– Значит, решено? Вы будете смертным?

Бешенство охватило Рэнка. Он незаметно вытянул из кармана сварочный разрядник и резко ткнул его иглой сначала одного, а затем второго координатора. Голубая искра проскочила между электродами, и два парализованных тела упали на пол.

Бежать! Рэнк распахнул дверь и бросился вниз. У входа спрял общественный экранолет, старый и весь обшарпанный. Наверное, его готовились списать в утиль, но забыли, во всяком случае, скорости от него добиться было бы затруднительно; Рэнк, не обращая внимания на такие мелочи, вскочил в кабину и дал газу. Город резко провалился вниз, и Рэнк, заложив вираж, понесся прочь. Живым он им не дастся, он спрячется где-нибудь, будет писать, разбудит отца, мать, всех своих друзей, всех людей на земле. Только бы уйти от погони. В том, что его будут искать, Рэнк не сомневался.

Экранолет резко снизился, под крылом развернулась бескрайняя тайга. Сзади никого нет, а вот внизу вроде бы то, что нужно.

Бросив машину в прогалину между деревьями, Рэнк сокрушил несколько вершин и благополучно сел, прямо в кустарник. Он быстро выгрузил сопровождающего робота, сделал дом и гараж, тут же загнал в экранированное подземное убежище экранолет и самого робота. Здесь его не найдут, здесь он свободен.

Писать, работать – вот его призвание, его смысл жизни.

Рэнк начал быстро диктовать в микрофон все то, что слышал. Из машинки поползла лента бумаги. Рэнк пробежал ее глазами и с досадой отбросил. Нет, так не пойдет. Его не поймут, его оплюют, осмеют.

Он понял: надо писать не сухой документ, а книгу и в ней исподволь раскрыть читателю глаза, протереть их, и зрячий да увидит. Рэнк бросился к столу, мучимый нетерпением. Он сидел всю ночь. Его рвало стихами и мыслями. Лишь когда снаружи уже начался новый день, Рэнк с гудевшей от напряжения головой, еле переставляя непослушные ноги, выбрался на свет божий.

Обвел поляну взглядом и присел на траву. Сверху раздался шум, и прямо к нему на поляну плюхнулся экранолет какой-то новой конструкции. Рэнк понял, что на этот раз он окончательно влип и что ему не уйти. По-кошачьи перекатившись в заросли, Рэнк припал к стволу дерева и вытащил лучевой резак. Слабовато, конечно, но все же не голыми руками воевать. Поразмыслив, он спрятал это обратно и пополз задом в чащу.

– Постойте, Рэнк, не убегайте. Поговорим спокойно!

Рэнк замер.

– Не бойтесь, пожалуйста, я ведь в отличие от вас не вооружен,– из экранолета вылез смуглый низкорослый человек.– И я совершенно один.

– Отойдите от машины.-Рэнк встал за ствол.

– Могу даже раздеться,– незнакомец отошел от экранолета, снял куртку и кинул ее в сторону,-видите, у меня карманов нет.

Рэнк вышел из-за дерева: – Что вам угодно?

– Дайте мне то, что написали.

– Зачем? – удивился Рэнк.

– Напечатаем.

– Вы кто такой? – Рэнк замялся.– Из смертных?

– Да, вы угадали, я один из них.

– То есть вы один из вершителей. Неужели вы не боитесь это печатать?

– Нисколько. Смертным ваши сочинения не опасны, а бессмертные не поймут.

– Откуда вы это знаете?

– Я вижу, насколько вы устали. Вы вложили в свое творение человеческую душу, и понять ее может только человек, а не робот. Я вас пойму. Знаете японскую сказку про дракона, охраняющего клад? Много рыцарей пыталось овладеть кладом, но ни один не вернулся. Потом оказалось, что не дракон их убивал, нет, дракона победить было несложно. Да только тот, кто побеждал и находил клад, от одного взгляда на него становился драконом и стерег его. Так и вы – или оставляете человека глухим роботом, или отнимаете у него покой и бессмертие.

– Спасибо за сравнение.

– Пожалуйста. Видите, я говорю чистую правду, никто не желает вам зла.

– Почему-то я вам верю.

– А мне нельзя не верить,– человек широко улыбнулся,– кроме того, вы ничего не теряете, у вас ведь есть копия.

– Держите,– подумав, Рэнк положил на траву коробочку с записью и отошел, держа резак наготове.

– Ого, даже так? – Незнакомец удивленно поднял брови.-Ну хорошо, пусть душа ваша будет спокойна. Книгу я вам вышлю. Вы теперь наш человек.

Он шагнул, поднял кассету и отошел на прежнее место.

– Позвольте спросить,– ехидно поинтересовался Рэнк.– Чей это я человек?

– Извините, не представился,– человек слегка поклонился,– Великий Координатор.