Текст книги "Искатель. 2000. Выпуск №6"
Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль
Соавторы: Николай Казаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– Что она совсем, что ли, дура?!
– Умная бы трепаться не стала!… – Он совершенно спокойным голосом спросил: – Ну и что ты собираешься теперь делать?
– А что делать? Исправлять положение. Вот и все дела…
– Ну смотри… – И ледяным тоном продолжил: – Тебе жить. – Затем добавил: – Или умирать…
8
Дворецкий уже начал сомневаться в целесообразности своей затеи. Часы показывали начало четвертого ночи. Он прохаживался по коридору реанимации, и его фигура в белом халате отражалась в стеклянных стенах пустых реанимационных палат – всех больных до утра предусмотрительно перевели в соседнее отделение. Царила полная тишина и спокойствие.
Единственное, что показалось Дворецкому подозрительным, – дневной телефонный звонок. Звонил мужчина, представился корреспондентом городского телевидения, сказал, что слышал информацию по радио, и спросил, можно ли у потерпевшей взять интервью и снять о ней маленький сюжет. Проинструктированная медсестра ответила, что, конечно, можно, но только не раньше чем завтра. Гладышев сидел рядом и увидел, что на определителе номера ничего не высветилось. Получалось, звонили с уличного автомата. Что было очень странным для работника телевидения.
… Первым его заметил сержант из группы усиления. Он нажал на кнопку переговорного устройства и тихо сказал:
– К запасному входу со стороны Центрального проспекта подходит парень.
– Один? – сразу поинтересовался Дворецкий.
– Один, – эхом отозвался сержант. И добавил: – Следую за ним.
По запасной лестнице парень поднялся на третий этаж, аккуратно открыл дверь и выглянул в коридор реанимации. Горело дежурное освещение и настольная лампа на посту медсестры. Самой ее за столом не было.
Парень проскользнул в дверь и через стеклянные стены начал быстро осматривать просторные одноместные палаты. Первая – никого. Вторая – никого. Он переметнулся к третьей. Есть! На кровати около окна кто-то лежал, накрытый одеялом. Рядом стояли две подставки под капельницы. В изголовье мигал какой-то прибор.
Парень открыл дверь и вошел в палату. Дежурного освещения из коридора было явно недостаточно, чтобы рассмотреть лежащего. Парень сделал несколько шагов и замер. Ему показалось, что по коридору кто-то идет. Взгляд заметался по комнате. Прятаться! Но куда?…
Шаги затихли. Он прислушался. Да, тихо. А может, показалось?
Он сделал еще один шаг и только хотел сунуть руку во внутренний карман куртки, как лежащий на кровати резко откинул одеяло, парень увидел направленный на себя пистолет и услышал громкий окрик: «Не двигаться!» В тот же момент он почувствовал, что летит на пол, и кто-то больно заламывает ему руки. Через секунду его с уже защелкнутыми наручниками перевернули на спину, и в палате вспыхнул яркий свет.
Рядом стояли трое. Один быстро наклонился, обыскал его и достал из внутреннего кармана наполненный шприц с мутноватой жидкостью. На иголку был надет защитный колпачок. Больше при парне ничего не оказалось.
Дворецкий удивленно его рассматривал – ни на Сизова, ни на Баранчеева парень совсем не был похож.
– Ну и кто ты у нас такой? – Юра присел на корточки.
– Да я… это… к Маринке шел…
– В четыре ночи?
– Ну она же это… Не может…
– Что – не может?
– Жить…
– Жить не может? – удивился Дворецкий.
– Ну да! Без «дури».
– Ага, и ты ей, значит, решил жизнь облегчить. Так?
Парень кивнул.
– И что там у тебя в шприце?
– Героин. Маринка на него уже плотно подсела.
– А откуда ты узнал, что она в реанимации?
– Так по радио же передали!
– Что Марина Сидорова лежит в реанимации?
– Нет, сказали, что ее ранили и отправили в реанимацию.
– Ее? А откуда ты знаешь, что именно Марину Сидорову ранили? А не кого-нибудь другого? Там же фамилии никто не называл.
Парень потупился.
– Не ты ли ее ранил, а? – давил Дворецкий. – Вот сейчас мы тебя в управление отвезем, отпечаточки снимем и сравним со вчерашними. С теми, что в палате ты вчера оставил. И «дурь» на экспертизу отдадим. Сдается мне, что этой дозой можно и слона на тот свет отправить. Так? А Мариночка как чувствовала, что вы захотите ее добить. Попросила перевести ее в другую больницу. А вы думали, что реанимация только в этой есть? Просчитались, голубчики. – Дворецкий поднялся. – А напарник твой с девчонкой где? Ждут на хате?
По испуганному взгляду парня Юра понял, что попал в цель.
– Какой напарник?
– Ну как – какой? Мариночка твоя была с нами очень откровенна, после того как ты в нее две пули засобачил.
– Никому я ничего не засобачивал! Я к Маринке шел… Ну нес я ей ширево, ну и что?!
– Что? Хранение, распространение, вовлечение в употребление… Еще перечислять? Лет на восемь одного только этого хватит!
– Я люблю ее, понимаете, люблю! И я не могу смотреть, как она мучается!
– Ты слезу из нас не вышибай! Не вышибешь! – Дворецкий повернулся к Петренко. – Володь, а чего мы с ним здесь цацкаемся? Поехали в управление. – Он снова нагнулся к парню, задрал рукав куртки, закатал свитер и увидел исколотые вены. – Э-э, брат, не долго тебе героем оставаться. Пару суточек в одиночке, и ты все нам расскажешь. Как миленький…
Ему помогли встать и вывели на запасную лестницу. Первым шел Петренко, за ним задержанный, следом милиционер из группы усиления. Дворецкий направился к дежурному врачу сказать, что засада снимается.
Когда до площадки между вторым и третьим этажами осталось несколько ступенек, парень резко остановился. Петренко, не замечая этого, по инерции сделал несколько шагов и повернул направо.
– Чего встал-то?! – Милиционер слегка толкнул его в спину.
Парень, словно ожидая этого толчка и видя, что путь к окну свободен, разбежался, подпрыгнул и, разбив головой большое стекло, вылетел на улицу.
… Он лежал в нескольких метрах от входа с неестественно повернутой разбитой головой. Было видно, что шейные позвонки сломаны. Из затылка сочилась кровь.
Подбежавший Дворецкий только и протянул, покачав, головой:
– Блин, тоже мне профессор Плейшнер…
9
Дворецкий оказался прав – в шприце, который изъяли у парня, находилась такая концентрация героина, что смерть была бы неминуема.
Но от этого легче не становилось. Появление никому не известного парня перепутало все карты.
Кто он? Какое имеет отношение к убийству Шлема, Зубра и Кочетовой? Или он один из тех, кто сидел в «Ниве»? А как же тогда Сизов и Баранчеев?
А может, его просто подослали, чтобы вколоть смертельную дозу Сидоровой? И больше он ни в чем не замешан?
Стоп! Раз он так испугался, что решил покончить жизнь самоубийством, то он явно лицо не постороннее.
Но кто он? Сколько времени пройдет, пока его опознают. Хорошо, если родственники сразу хватятся и заявят в милицию о его исчезновении. А если хватятся не сразу? А если он живет один? А если…
«Черт! – Дворецкий несильно стукнул ребром ладони по столу. – Была хоть какая-то система, и та развалилась! Неужели все начинать сначала?»
Может, хоть от записки Баранчеева будет толк?…
Глава десятая
1
В операции по задержанию лица или лиц, которые должны подойти к Баранчеевой в тамбуре электрички, было задействовано пять человек: Дворецкий, Гладышев, Семенов, Петренко и Татьяна Ветрова – старший лейтенант из городского отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.
Выбор на нее пал не случайно. Во-первых, однозначно нужен был человек, который находился бы в тамбуре рядом с Баранчеевой. Для экстренной подстраховки женщины. Во-вторых, этот человек не должен вызывать никакого подозрения у преступников. А какие подозрения может вызнать девушка ростом метр пятьдесят два, которой на вид больше восемнадцати лет никто не дает?! В-третьих, и это являлось определяющим при выборе кандидатуры, Татьяна Ветрова была мастером спорта по самбо.
Баранчеевой ничего о проводимой операции не сказали.
Нужно было, чтобы она вела себя максимально естественно.
2
За полчаса до отправления электрички на привокзальной площади остановилась «Нива».
– Хорошо все помнишь?
– Лучше не бывает!
– Повтори!
– Присматриваюсь к обстановке в вагоне, если все нормально, после первой остановки вступаю с ней в контакт, показываю записку, забираю деньги, прохожу в первый вагон и на «Строительной» выхожу. Ты меня там уже ждешь. Так?
– Так, так.
– А если денег у нее не окажется? Сумма-то крупная!
– Если, если… Не каркай! Ты плохо знаешь материнскую любовь!
– Да уж откуда мне ее знать-то?!
– Ладно, не заводись! Если денег не окажется, то выходите вместе. Скажешь, что Альберт там ждет. Тогда уж я с ней сам разберусь… Но это на самый крайний случай!
3
Баранчеева появилась за десять минут до отправления электрички. Она была в длинном кожаном пальто, сапожках на высоком каблуке и красивом платке, повязанном вокруг шеи. На правом плече у нее висела сумочка.
Дворецкий прикинул, пятьдесят тысяч долларов – это пять пачек, если по сотне. В сумочке запросто поместятся.
Бред какой-то! С суммой, которая для кого-то целое состояние, разъезжать по ночам на электричке. Для кого-то, но только не для Баранчеевой! Поговаривали, что один только особняк в элитном коттеджном поселке вместе с отделкой и меблировкой обошелся ей чуть ли не в полмиллиона долларов. С ума сойти!…
Было заметно, что Баранчеева сильно волнуется. Она открыла сумочку, достала пачку сигарет, зажигалку и закурила. Сигареты убрала обратно в сумочку, зажигалку сунула в карман. Потом вытащила ее и тоже убрала в сумочку. Посмотрела на часы.
Женский голос из динамика объявил следующую остановку. Двери с шипением закрылись, электричка дернулась и стала плавно набирать скорость.
Народу в вагоне было не много. Две молодые парочки на соседних сиденьях в дальнем от Баранчеевой конце вагона. Мужичок работящего вида с чем-то длинным и тяжелым, завернутым в брезент. Старушка с двумя сумками, которые Гладышев помог ей занести в вагон, и за это она села напротив него с тайной надеждой, что и вынести их он ей тоже поможет. Женщина лет пятидесяти с двумя маленькими детьми. Симпатичная молоденькая девчушка в джинсовой курточке.
Ни Сизова, ни тем более Баранчеева в вагоне не было.
Из всех пассажиров наиболее подозрительным Дворецкому показался тип, зашедший в вагон перед самым отправлением и занявший второе от тамбура сиденье. Он был высоким, широкоплечим, с массивной нижней челюстью и перебитым боксерским носом. При его появлении Семенов и Петренко переглянулись. Они сидели почти напротив этого мужика на крайних к выходу местах.
Из противоположного тамбура вышла Татьяна Ветрова и направилась к Баранчеевой. На ней были высокие со шнуровкой ботинки на толстой подошве, узкие черные джинсы, короткая кожаная курточка, из-под которой торчал пестрый свитер. На голове козырьком назад красовалась кожаная кепочка с большим круглым значком.
Татьяна отодвинула левую створку двери и прошла в тамбур. Баранчеева покосилась на нее, выкинула сигарету и поправила на плече сумочку.
До следующей остановки ехать минут пять, подумал Дворецкий. Если не считать типа с перебитым носом, никого подозрительного в вагоне нет. А может, тот или те, кого они ждут, войдут на этой остановке? Никто же не говорил, что они должны обязательно ехать с конечной!
Электричка замедлила ход. Баранчеева отошла в другую сторону тамбура. Теперь Семенову и Петренко стало ее не нидно.
На остановке в вагон никто не вошел. В последний момент, прежде чем закрылись двери, у Дворецкого промелькнула мысль, что Баранчееву вполне могли позвать с платформы. И она бы сошла. И что тогда делать?
Электричка снова стала набирать ход.
Девчонка в джинсовой курточке достала сигарету, сунула ее в рот, прошла в тамбур и встала вплотную к Баранчеевой.
4
– Вам привет от Альберта.
– Он жив?
– Жив-здоров.
– Где он?
– В надежном месте. Просил не беспокоиться. Вы выполнили его просьбу?
– Когда я смогу его увидеть?
– Очень скоро. Он вам сообщит. Деньги при вас?
– А откуда я могу знать, что вы…
– Читайте!
Людмила Станиславовна развернула записку.
«Мама, передай деньги этому человеку. У меня все нормально. Люблю-люблю-люблю. Твой Альберт».
У Баранчеевой внезапно потемнело в глазах, закружилась голова, сердце забилось где-то в горле, ноги стали ватными, и она начала медленно сползать по стенке.
Тип с перебитым носом, заметив, что Баранчеева стала падать, рванул в тамбур и попытался схватить девчонку в джинсовой курточке. Она проворно вывернулась, со всей силы ногтями саданула ему по лицу и метнулась к дверям в вагон. Но, получив подсечку, уже через мгновение лежала на грязном полу, а Татьяна Ветрова сидела на ней и, заломив руки за спину, застегивала наручники.
В тамбур ворвались Дворецкий и Петренко. У обоих в руках уже были пистолеты.
– Лицом к стене! – заорал Юра и направил оружие на типа с перебитым носом.
Петренко наклонился к Баранчеевой.
– Жива…
У дверей тамбура со стороны вагона встал Гладышев.
– Не волнуйтесь, граждане, милиция! Ситуация под контролем!
Электричка стала замедлять ход перед остановкой.
5
Он стоял рядом с платформой и нервно курил. Он не мог поверить, что его кинули. Все что угодно, но только не это!
Нет, нет, нет!
Он – да, кинет кого угодно и когда угодно. Но его?
И главное, кто – девчонка, соплячка, наркоманка. Та, которую он поднял с самого дна жизни. Вытащил из такой грязи, что страшно подумать, что бы с ней стало через два-три года. Та, которую он одевал, обувал, кормил, в конце концов! Которая жила за ним как за каменной стеной. Та, которую он любил, ради которой спланировал убийство двух безмозглых ублюдков. А ведь от них-то и потянулась вся эта кровавая цепочка.
И она его предала. Предала!
Стоп! А не рано ли я завожусь?! Почему это я решил, что она меня кинула? Может, она была вынуждена проехать эту остановку. Или выйти раньше. Обстоятельства же разные бывают!
Где твоя хваленая выдержка? Что ты психуешь, как вокзальная проститутка, которой попользовались и не заплатили?! Надо не психовать, а думать, где ее искать!
А чего искать-то? Надо ждать! Ждать, когда она объявится. Куда она от него денется-то?!
Черт, надо было всё-таки садиться вместе с ней в электричку! Но что теперь об этом думать?!
Все, домой…
6
Баранчеева быстро пришла в себя и объяснила свой обморок прочитанным троекратным «люблю» – материнскому сердцу в этом послышался троекратный крик сына о помощи.
Тип с перебитым носом, которому расцарапанное лицо придавало еще более бандитский вид, оказался охранником из возглавляемой Баранчеевой фирмы. С собой его она взяла для подстраховки.
Людмила Станиславовна порывалась поехать в управление и лично допросить «эту мерзавку», но Дворецкий доходчиво объяснил, что ее присутствие только помешает быстрому получению необходимой информации, заметив, что «у мужчин свои секреты». Она понятливо закивала и только слезно попросила сообщить ей любые сведения о сыне.
7
Первые показания девчонка начала давать сразу, как только ее привезли в управление, усадили на стул посередине комнаты и включили все какие только можно лампочки – наркоманы не любят яркого света.
Девчонка была сильно испугана, и до предела расширенные зрачки ее слезящихся глаз придавали ей вид маленького затравленного зверька.
Дворецкий и Петренко сидели напротив нее и видели, что девчонку начинает потихонечку «ломать». Сначала ее руки, потом шея и лицо стали покрываться гусиной кожей, она постоянно зевала, чихала и сморкалась в маленький грязный платочек, который достала из кармана курточки.
Она вытерла нос и, переведя взгляд с Дворецкого на Петренко, спросила:
– Меня посадят в тюрьму?
– А ты как сама думаешь?
– Меня не за что сажать в тюрьму! – с напором произнесла она. – Честное слово! Я только выполняла то, что приказывал Сильвестр…
– Сталлоне? – усмехнулся Дворецкий.
– Что – «сталоне»?
– Сильвестр, говорю, Сталлоне?
– Нет, вы что?! Селиверстов! Игорь Селиверстов. Вы не знаете такого?
– Мы много чего знаем! – многозначительно ответил Дворецкий.
– Я никого не убивала! Это все он!
– И кого же он убил?
– Шлема с Зубром. А потом и Кочетову.
– А Сидорову?
– Нет, ее застрелил Дорофеев. – Девчонка внезапно замолчала, словно налетела на невидимую преграду. После минутной паузы она с трудом выдавила из себя: – Так он ее все же добил? Она умерла?
– Нет, она жива. И его мы задержали, когда он шел к ней в больницу. Так что в твоих интересах говорить только правду. Они оба – и Сидорова, и Дорофеев – уже дали нам свои показания. Если ты будешь пытаться нас обмануть…
– Нет, нет, что вы!
– Баранчеев жив?
– Да, да, конечно. Сильвестр сказал, что он нужен живым, пока от матери не получили деньги.
– Сизов с ним?
Девчонка закивала:
– Это я уговорила Сильвестра его не убивать! Он же наш, Сизов, детдомовский. Я его сразу узнала, хотя он моложе меня на два года. Я сказала Сильвестру, что он не проболтается, ни за что не проболтается. А Сильвестр говорит, нам свидетели не нужны. А я…
– Постой, так это Сизов привел к вам Баранчеева?
Лицо девушки вытянулось:
– Да вы что! С чего бы это вдруг?… – И на секунду задумалась: – А вам разве Маринка этого не рассказывала?
Дворецкий откинулся на спинку стула:
– Почему же?! Мы все уже знаем. Просто мы тебя проверяем. Вдруг ты захочешь нас обмануть и подставить Сидорову и Дорофеева?
– Я никого не собираюсь подставлять!
– А вот поэтому, голуба, рассказывай нам все и по порядку. И с самого начала. И только честно.
– А вы меня точно не посадите в тюрьму?
– Мы в тюрьму не сажаем. В тюрьму сажает суд. А вот информацию для суда предоставляем мы. Поэтому в твоих интересах от нас ничего не скрывать, нам не врать и не пытаться себя выгораживать. Ты не забывай, что все полученные от тебя сведения мы будем сравнивать и выяснять, кто нас обманывает – ты или Сидорова с Дорофеевым. – Дворецкий достал пачку сигарет и протянул девчонке. – Хотя имей в виду: Сидоровой обманывать и кого-то выгораживать нет смысла. Она уже две пули от вас получила.
Девчонка взяла сигарету, благодарно закивала, прикурила от протянутой зажигалки и глубоко затянулась.
Дворецкий вытащил из кармана давно уже работающий диктофон и поставил на край стола, направив микрофоном к девчонке.
– Давай, начинай. Я, такая-то, такая-то, хочу сообщить… Ну и так далее.
Девушка еще раз глубоко затянулась, вопросительно посмотрела, куда можно стряхивать пепел – Дворецкий протянул ей жестянку из-под пива, – и заговорила:
– Я, Екатерина Морозова, хочу сообщить… – Она задумалась. – А можно я по-другому начну?
– Конечно, Кать, как тебе будет удобнее.
– Все началось с того, что я Сильвестру проговорилась… Нет, тоже как-то не так… Можно еще сигаретку?
Дворецкий протянул пачку. Она прикурила от своего окурка.
– Я, Екатерина Морозова, познакомилась с Игорем Селиверстовым где-то год назад. Ну и получилось у нас что-то типа любви. Я к нему переехала, и мы стали жить вместе.
– Адрес?
– Молодежная, семьдесят пять, квартира три.
Петренко быстро записал.
– У меня была подружка – Марина Сидорова, тоже детдомовская, а у нее друг – Дима Дорофеев, из наших же. И я их пригласила на какой-то праздник к нам с Сильвестром в гости… Мы все тогда уже баловались наркотой, покуривали, но еще не кололись. А в тот день Сильвестр нам первый раз и предложил. Бесплатно. Ну и понеслось-поехало. У него-то «дури» всегда было навалом. И стал он Маринку с Димкой снабжать. И как-то, может, месяц назад, точно не помню, едем мы с ним на машине…
– Марка, номер?
– «Нива», М345ВК… А навстречу на своей «девяносто девятой» Шлем с Зубром. Я под кайфом была, возьми да и скажи Сильвестру, что эти два ублюдка три года назад, когда я еще в школе училась, изнасиловали нас с подружкой… – Она задумалась. – Если уж быть до конца честной, то все было немного не так. Мы с подружкой с ними познакомились… Ну, то есть они нас «сняли», обещали заплатить, отвезли на хату, а там их еще трое было. В общем, никаких денег мы от них не получили. И решили отомстить. Подали заявление в милицию – мол, так и так, затащили нас в квартиру и изнасиловали… Дуры были… Нашли с кем связываться… Ничего путного у нас не вышло. Они отмазались. Нашли кучу свидетелей. И нас еще потом долго грязью поливали. Угрожали. Подружка не выдержала и руки на себя наложила… Все это я Сильвестру и рассказала. Он взбесился. Говорит, не жильцы они больше!… Он же сумасшедший, Сильвестр-то. Когда я поняла это, было уже поздно. У него давно уже в мозгах витали мысли о какой-то новой жизни. Мол, мы ее заслужили, как никто другой. Мы даже имена себе новые придумали для этой жизни… – Морозова стряхнула пепел. – В общем, недели две он чего-то вынюхивал, выспрашивал, и у него созрел план. Он сказал, что мы не только им отомстим, но еще и кучу денег заработаем. Только, говорит, нужны мне помощники. А мы тогда сидели вместе с Маринкой и Димкой, под балдой были, ну и сразу «за»…
– А что, ни Шлем, ни Зубр тебя не узнали, когда вы с Сидоровой к ним в машину садились?
– Я парик нацепила и так лицо намалевала, что даже Сильвестр удивился!… Шлем, правда, вроде как чего-то заподозрил. Но он уже выпивши был основательно, я сказала, что никогда никакой блондинкой не была… Им было уже все равно – две девки понравились и поехали с ними гулять!
– А как же они согласились в такую глухомань-то ехать?
– А у них никто согласия не спрашивал! Нам Сильвестр дал по газовому пистолету, мы стволы к их бошкам приставили, вот они и поехали, куда им приказали. Они думали, что пистолеты настоящие.
– И наручники тоже Сильвестр дал?
– Конечно. Он все продумал. Говорит, вдруг на ходу выпрыгнуть захотят.
– Стрелял кто?
– Я же вам уже говорила – Сильвестр!
– А бензином обливал и поджигал?
– Обливал Димка, а поджигал Сильвестр. Он назвал это очищением огнем. Он сказал, что так нас будут сильнее бояться.
– И в эту же ночь он расправился с Кочетовой?
– Вообще-то он хотел, чтобы Кочетову застрелил Димка. Он сказал, что мы все должны быть повязаны кровью. Но Димка как увидел горящих Шлема с Зубром, прямо на обратном пути вколол себе такую дозу, что ни о какой Кочетовой и речи идти не могло. Нам с Маринкой тоже было хреново, всю машину обблевали.
– И Сильвестр сам решил ее убить?
– А куда ему было деваться?! Он не хотел оставлять никаких свидетелей. Он боялся, что к утру Шлема с Зубром начнут искать, станут объезжать палатки и Кочетова им про нас расскажет. Она же Маринку знала, хотела на работу к себе брать…
– А зачем понадобилось убирать Сидорову?
– Маринка совсем съехала. Собиралась от нас уезжать. Димка ее уговаривал не маяться дурью, но она ни в какую. Он испугался, что она может всех нас заложить.
– Дорофеев планировал ее убить, когда вкалывал ей в доме большую дозу?
– Вот этого я не знаю! Честно! Я знаю только, что он сам вызвал для нее «скорую». Может, пожалел в последний момент?…
– И в ту же ночь решил застрелить ее в больнице?
– Это его Сильвестр накрутил! Сказал, если он ее не убьет, то он сперва убьет его самого, а потом и Маринку! Димка очень боялся Сильвестра! Когда Сильвестр начинал с ним серьезно разговаривать, то он становился как кролик перед удавом. Он во всем его слушался. Как загипнотизированный…
– А кто придумал Сидоровой и в больнице вколоть смертельную дозу?
– Сильвестр. Он Димке сказал: если тебя вдруг застукают, скажешь, что очень ее любишь, что она жить не может без дозы и что ты пришел ей помочь…
Дворецкий поднялся со стула и прошелся по комнате.
– Пока, Катенька, похоже, ты говоришь правду. По крайней мере, многое совпадает с тем, что рассказали нам Сидорова и Дорофеев. А вот когда они нам про Баранчеева с Сизовым рассказывали, то очень многого мы просто не поняли. Какой-то сплошной туман. Один говорит так, другой по-другому… – Юра недоуменно развел руками. – Ерунда какая-то получается!
– Конечно, ерунда! Они же почти ничего про них не знают! Сильвестр старался им ничего про них не говорить. Так, вокруг да около.
– Так ты тогда нам расскажи!
– А чего тут особо рассказывать-то?! Это была давняя идея Сильвестра – сорвать хорошие бабки и смотаться. Он все только думал – как? А тут приезжает и говорит, что есть одна денежная бабенка, а у нее сын – курсант в военном училище. И он у нее один. И любит она его больше жизни. А сын – так себе. Хлюпик. Только корчит из себя крутого… Вот бы этого сына спрятать и выкуп затребовать. Говорит, она за него хоть все отдаст! А нам-то всего и не надо… Ну вот. Сильвестр много чего разузнал о нем – что это за кадр, на каком курсе учится, когда в город выходит. Даже узнал нескольких девчонок, с которыми он трахается…
– Это существенно? – улыбнулся Дворецкий.
Морозова кивнула:
– А вокруг этого Сильвестр и построил свой план. Баранчеев оказался первокурсником, а увольнения у них только по выходным. Вот мы в субботу после обеда и подъехали к училищу. Сильвестр пошел на КПП, позвонил к ним на курс, и ему сказали, что Баранчеев сегодня пойдет в увольнение. Мы ждем. Глядим, идут – Баранчеев этот, а с ним Сизов. Я его сразу признала. Я вылезла из машины и позвала Альберта. А Сизов стоит в сторонке, ждет. Алик, говорю, и как тебе не стыдно! А он – чего такое? А я – ну как чего? Наташка-то, говорю, Андрейченко, залетела от тебя! Да не может быть! – это он мне отвечает. Может, говорю, еще как может, третий месяц у нее! А сама смотрю – парень-то заволновался! Заглотил, значит, наживку– то. И, главное, спрашивает у меня – а чего делать? Ну, думаю, теперь ты наш! Чего, чего – ехать надо к ней! Она, говорю, аборт собралась делать, и ей деньги нужны. И шепчу ему, как будто по секрету – мол, Наташка сказала, если денег не дашь – скандал поднимет и все Лизке Петраковой выложит! А Лизка эта – как Сильвестр выяснил – основная его подружка, и якобы у них все серьезно. Он испугался и спрашивает – а откуда она про Лизку-то узнала? Откуда-откуда, говорю, ты чего, баб не знаешь, что ли?! – Морозова вопросительно посмотрела на Дворецкого. – Вот и все. Поехал он с нами.
– А Сизов?
– А чего Сизов? И Сизов поехал. Алик его позвал, сказал, что надо до одного местечка доехать, а потом, говорит, и его вопрос решать будем. И еще у Сильвестра спросил, подбросит ли он их потом до центра? Сильвестр ответил, что хоть на край света…
– И куда вы их повезли?
– На Луговую.
– Номер дома?…
– Двадцать семь. Там у Сильвестра какой-то дядька-алкоголик в частном доме живет. Он за бутылку хоть черта за пазухой пригреет.
– И Альберт не удивился, что везете его незнамо куда?
– Удивился. Но я сказала, что Наташка сейчас у бабушки. Боится родителям на глаза показываться.
– И что же было потом?
– А чего потом-то? Вошли с Баранчеевым в дом. Сизов па улице остался. Сказал, здесь подожду… Сильвестр Баранчеева по башке шарахнул и укол ему сделал, пока тот в отключке был.
– Что за укол?
– Героин.
– Круто… – покачал головой Петренко.
– А дальше… – Морозова вздохнула. – Дальше и Сизова позвали. Сказали, иди кофейку выпей. Он и вошел па кухню. Ну и то же самое. Сильвестр с дядькой их связали, оттащили в сарай и бросили в погреб. И Сильвестр их несколько дней на игле держал…
– И героин все время колол?
– Вот этого я не знаю. – Она пожала плечами. – Наверное…
Дворецкий повернулся к Петренко:
– Здорово придумано – несколько дней держишь человека на героине, а потом из него веревки можно вить. Он за очередную дозу сделает для тебя все что угодно. – Юра покачал головой. – Бедные парни… – Он выбил из пачки еще одну сигарету и протянул девушке. – Кать, а где вы с Сильвестром должны были встретиться?
– Когда?
– После встречи с Баранчеевой.
– Я должна была выйти на «Строительной».
Дворецкий прикинул, что это третья остановка от города. Они все вышли на второй. А если бы доехали до следующей? Спугнули бы Сильвестра, и лови потом ветра в поле…
– А как ты думаешь, где он сейчас тебя ждет?
– Дома, наверное…
8
Поехали на двух машинах – спереди на отдельской «шестерке» Дворецкий, Петренко, Гладыщев и Морозова, сзади – группа захвата на «уазике».
Семенов с дежурной группой направился на Луговую освобождать курсантов.
План Дворецкого был прост: вместе с Морозовой они поднимаются в квартиру к Селиверстову, она звонит – ключа у нее с собой не было, – он открывает, а дальше дело техники.
В машине Дворецкий заметил, что ей становится все хуже и хуже. Она покрылась липким потом, красные, воспаленные глаза приобрели сумасшедший блеск, она курила одну сигарету за другой, и под конец почти получасовой езды ее начало подташнивать.
Дворецкий молил Бога, чтобы девушка продержалась еще немного. Он понимал – задержать Сильвестра с ее помощью будет гораздо проще. Хотя кто его знает, что у этих наркоманов на уме? Один тоже вначале вел себя спокойно, а потом взял и выбросился в окно. Полная непредсказуемость…
Юра повернулся и посмотрел на Морозову, сидящую на заднем сиденье между Петренко и Гладышевым. Она наклонила голову и сплевывала себе под ноги.
Неожиданно девушка спросила:
– Так эта сучка всё-таки проболталась?
– Кто? – не понял Дворецкий.
– Баранчеева.
– О чем?
– О том, что сынок ей встречу в электричке назначил.
– Так она же мать. Она за сына переживает…
И ее прорвало:
– А у меня нет матери! Нет! И никто за меня не переживает! Я никому не нужна! Сдохну где-нибудь под забором, и никто не заплачет… Плохо мне, понимаете, плохо! И мать меня не пожалеет, не погладит по головке, не спросит, как же ты, дочка, до такой жизни докатилась! Слушайте, дайте уколоться!
– Ну ты придумала!
– Ну дайте! – жалобно протянула она.
– Где ж мы тебе возьмем?
– Ну у вас же есть в конторе! Вы же отбираете! Давайте вернемся! – И с нажимом: – Ну что вам жалко? Одну дозочку! Малюсенькую…
«Шестерка» затормозила напротив длинного серого дома.
– У Сильвестра дома доза есть?
– А что? – насторожилась она.
– А то, чем быстрее мы к нему попадем, тем быстрее у тебя будет доза.
– Врете вы все… – еле слышно пробормотала Морозова.
9
Она стояла напротив двери, обитой темно-коричневым дерматином. Глазка не было. С обеих сторон от двери замерли с автоматами наготове ребята из группы захвата. В бронежилетах и массивных шлемах со стеклянным забралом они напоминали героев фантастических боевиков.
Дворецкий кивком показал Морозовой, чтобы позвонила. Она никак не отреагировала. Тогда он сам протянул руку и вдавил кнопку. Все замерли.
Почти сразу же, словно человек стоял за дверью и ждал тонка, раздался грубоватый мужской голос:
– Это ты, детка?
– Я, Гарик! – ответила она чуть дрогнувшим голосом.
– Ну где ты так долго болталась?!
И только Дворецкий успел подумать, что последнюю Фразу Сильвестр произнес как-то очень по-домашнему, словно заботливый муж, уставший ждать задержавшуюся у подруги жену, как Морозова истошным криком вспорола тишину спящего подъезда:
– Гарик, беги, менты!…
