Текст книги "Искатель. 2000. Выпуск №6"
Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль
Соавторы: Николай Казаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
– Подача-то ничего, только что-то я сомневаюсь, что они беглецы. Как-то не укладывается у меня в голове, что два абсолютно разных человека решили вместе смотаться в самоволку. У них не было никаких общих интересов. Понимаешь, никаких!… Им некуда вместе бежать! Да и смысла нет! Особенно Баранчееву. Он жил как у Христа за пазухой. Нет, Ник, здесь что-то другое. Только вот что?…
– А мать Баранчеева что говорит?
– Мать? Да ничего толкового. Вся аж почернела от переживаний. Говорит, что готова заплатить любые деньги, только бы нашли ее сыночка. Хочет даже нанять частных детективов. Но пока ждет… Я выяснил, что в десятом классе он уже убегал из дому на десять дней. Поскандалил с матерью и смотался с подружкой в Сочи. А когда деньги кончились – вернулся. Так что она надеется, что и сейчас он решил просто отдохнуть.
– А у него и сейчас много денег с собой было? Мать ничего про это не говорила?
– Он последний год пользуется кредитной карточкой.
– Круто!… А Сизова-то зачем с собой тащить, если он не был его другом?
– Вот поэтому-то я и думаю, что здесь что-то не так…
– Макс, а не мог ли Сизов просто-напросто грабануть своего богатенького сослуживца? И смотаться. Парень-то Сизов детдомовский, вот и позарился на большие деньги. А снег сойдет, и «подснежничек» где-нибудь появится или выловят Баранчеева в реке. Ты такую версию не допускаешь?
Глава четвертая
31 марта, понедельник, 14 часов 10 минут
1
Они лежали на продавленном скрипучем диване, слегка прикрывшись давно не стиранной простыней, и молчали. Слов не было. Все слова растворились в звенящей тишине небольшой полуподвальной комнаты, единственное окно которой выходило в старый сад.
Парень повернулся на бок, поцеловал девушку в грудь и провел кончиками пальцев по ее животу. Она убрала его руку и отвернулась. Он взял ее за подбородок и повернул к себе:
– Не понял?!
– Отстань! И без тебя тошно!
– А только что, по-моему, тебе было очень хорошо.
– А сейчас тошно!
– А если повторить? Получшеет? – Он снова провел пальцами по ее животу.
– Я прошу тебя! – Ее голос сорвался на крик.
– Марианна, что за истерика?!
– Я умоляю тебя, не называй меня больше Марианной!
– Это еще почему?
– У меня есть свое собственное имя!… И этих…
– Этих чего? – быстро переспросил он.
– Этих выдумок мне больше не надо!
Он потянулся и достал с пола пачку сигарет.
– Вот оно как теперь называется! Выдумки! А не ты ли сама эти выдумки выдумала?
– Они мне разонравились!
– И как прикажешь теперь тебя называть?
– Как раньше называли!
– А я чего-то и не помню, как тебя раньше называли.
Она резко повернулась:
– Не прикидывайся! Все ты прекрасно помнишь!
Парень усмехнулся:
– Помню, помню. Конечно, помню. Могу ли я забыть, как звали в прошлой жизни мою любимую девушку?!
Она обняла его за шею:
– Ты меня правда любишь?
– Опять ты за свое? Люблю, люблю, успокойся…
Она притянула его к себе и прижала к груди.
– И я тебя… Но знаешь… Мне страшно! Очень страшно, понимаешь?
Он освободился из ее объятий.
– А чего бояться-то? Скоро нас все начнут бояться! Сильвестр сказал, что еще десяток трупов, и город будет дрожать от страха. Попрыгают козлики у нас!… Ты чего, Сильвестру не веришь?
– Не нужен мне никакой Сильвестр! Я тебя люблю! И мне страшно!… – Она прижалась к его груди и запричитала: – Давай уедем отсюда! Деньги пока есть… Пока все на «дурь» не перевели… Новую жизнь начнем, давай! Я читала, есть такие больницы, где лечат от наркоты. Еще же не поздно, еще и нас с тобой вылечат! Мы денег заплатим, много заплатим, мы можем даже все деньги врачам отдать, лишь бы вылечили… А сами потом заработаем. Ну давай же, соглашайся…
– Ты сдурела, что ли? Да нас за это Сильвестр из-под земли достанет и, как Шлема с Зубром, спалит. Ты этого хочешь?!
Она уткнулась в простыню лицом:
– Не напоминай! Я тебя умоляю, не напоминай мне этот кошмар! Я как глаза закрою, так их сразу вижу! Зачем он с ними так?!
Парень самодовольно ухмыльнулся:
– Миром правит жестокость! И мы будем строить свой, новый мир, основанный только на силе и жестокости! Ты что, забыла наш главный закон? «Власть или смерть!» И мы скоро добьемся этой власти!
– Не нужна мне никакая власть… Ну почему ты стал таким же, как этот Сильвестр?! Давай уедем, умоляю тебя! Ведь еще не поздно начать новую жизнь!
– Опять новую? А сейчас мы какую начинаем?
– Мне не нравится такая жизнь!
– А-а-а, теперь не нравится… А раньше ты о чем думала, когда подписывалась Шлема с Зубром заманить, а? Вместе с Кристинкой, а? Тогда тебе эта жизнь нравилась, тогда ты чувствовала себя героиней, да?
Девушка подняла от простыни лицо с красными, полными слез глазами и с трудом выдавила:
– Я хотела помочь Кате…
– Не Кате, а Кристине!
– Нет, я помогала Кате! – заупрямилась она. – И не надо больше Катю Кристиной называть!
– Ну хорошо, хорошо, Кате, Кате. – Он обнял ее за плечи. – Вот и помогла! Молодец! Чего сейчас-то киснешь? Мы же правильно все сделали! Зло должно быть наказано! И мы его наказали.
– Но это же так жестоко!
– Жестоко? А двум бугаям насиловать молоденьких девчонок, это не жестоко? А то, что одна из них после этого руки на себя наложила – это, по-твоему, не жестоко? Ты забыла, что Кристи… Катя про это все рассказывала?! Да такую мразь надо давить! И мы будем ее давить! Кто, если не мы? Кто? Скажи мне – кто? Кто заступится за обиженных? Только мы!
– А если нас милиция начнет искать?
Парень откинул простыню и спустил ноги на пол.
– С чего она нас начнет искать-то? Сильвестр сказал, что все чики-чики будет. – Он задумался. – Ну начнет… А как она нас найдет-то? Ты своей башкой дурной подумай, как нас найдут? Все следы замело. Ты чего, не помнишь, какой снег валил после этого? А потом и мороз еще ударил! Да и глухомань там какая!
Но рано или поздно машину все равно же найдут. Не иголка ведь.
Парень встал с дивана и прошелся по комнате, наступая босыми ногами на пепел и старые окурки. Неожиданно он заорал:
– Чего ты до меня домоталась? Ты деньги получила? Поручила. Ширева мы с тобой закупили? Закупили. Чего тебе еще надо? Куда ты свой нос суешь? За нас Сильвестр думает. Он нас в обиду не даст!
– Между прочим, твой Сильвестр из тех денег нам с тобой только десятую часть отдал. На двоих! Это, по-твоему, честно? Я-то знаю, сколько там всего денег было, – и добавила, выдержав небольшую паузу: – Пять тысяч. Баксов!
Парень внезапно остановился, словно налетел на невидимую преграду.
– Ты в эти дела не суйся, понятно?! Целее будешь! Сильвестр – наш вождь! Мы без него ничто! Если бы не он, тебя бы так и продолжали драть прыщавые молокососы по подвалам!
– Скажите пожалуйста, избавитель нашелся! И главное – теперь-то я в хоромах живу! И дерут меня не в подвале, а в полуподвале! Как я поднялась, надо же! Принцесса! И трон у меня – во! – Она постучала ладонью по дивану. – А Сильвестр твой, между прочим, живет в новой двухкомнатной квартире!
– Еще раз говорю тебе – не суйся куда не положено!
Девушка надолго замолчала, а потом повернулась к парню и посмотрела ему прямо в глаза:
– А знаешь, что я думаю? – (Он покачал головой.) – А ведь Сильвестр и нас с тобой рано или поздно убьет.
– Не мели ерунды!
– Он же просто сумасшедший, этот Сильвестр! Он убьет нас, вот увидишь! Убьет! – Ее голос сорвался на крик. – Я чувствую! Когда мы не будем ему больше нужны, он нас тоже на тот свет отправит. Он же нас просто использует. Ты разве этого не понимаешь?!
– Мы ему будем всегда нужны…
– Так не бывает… У нас же теперь есть деньги. Давай уедем!
– А нам здесь разве плохо?
– Ты что, совсем дурак? Он нас убьет, понимаешь?! Я боюсь… – Неожиданно девушка с силой его отпихнула. – Не хочешь уезжать – ну и черт с тобой! Я одна уеду! А ты оставайся со своим Сильвестром…
Она заплакала. Парень резво поднялся, подошел к серванту, что-то быстро приготовил, вернулся на диван, положил руку ей на плечо и тихонько потряс.
– Мариночка! Ку-ку! Пришел добрый сказочник и принес новую сказку! Будешь хорошей девочкой – он тебе ее расскажет. И страшно больше не будет. Мариночка!… – И аккуратно провел иголкой от шприца по ее руке.
2
30 марта, воскресенье, 23 часа 25 минут
Людмила Станиславовна Баранчеева не любила поздних телефонных звонков. За всю ее пятидесятилетнюю жизнь они очень редко приносили радостную весть.
А неприятностей от них можно было ждать всегда. Десять лет назад ночью по телефону ей сообщили, что от острого сердечного приступа умер отец. Три года спустя – тоже по телефону и тоже ночью – позвонил дежурный врач из больницы с искренними соболезнованиями по поводу кончины матери.
И теперь, после того как неделю назад ее единственный сын ушел из училища в увольнение и пропал, она не ждала ничего хорошего от поздних телефонных звонков.
Людмила Станиславовна включила ночник в изголовье кровати и подняла трубку красивого, стилизованного под начало века телефона.
– Слушаю вас!
– Людмила Станиславовна?
Голос был незнакомым. Или спросонья она не могла его узнать? Может, кто-то из училища? Появилась какая-то информация об Альберте? Он жив?!.
Она даже не почувствовала, а скорее услышала, как бешено заколотилось сердце.
– Да. Извините, но…
Ей не дали договорить:
– Вы в почтовый ящик давно не заглядывали?
– А с кем, собственно…
И опять ее перебили:
– Загляните.
От волнения она поперхнулась воздухом, а когда, откашлявшись, захотела задать вопрос, то в трубке уже шли короткие гудки.
Глава пятая
1
Машина с обгоревшими трупами Зубра и Шлема простояла в лесу ровно неделю, пока на нее случайно не наткнулся лесник и не позвонил в городской отдел милиции. Выехавшие на место преступления Дворецкий и Гладышев без особого труда определили, чья это машина и кто в ней находится.
В понедельник, на утреннем совещании начальник отдела по расследованию убийств полковник Завьялов поинтересовался:
– Готовы результаты экспертизы по трупам?
– Предвечный обнаружил очень интересную вещь, – начал Дворецкий. – Помните убийство Светланы Кочетовой? Ее застрелили, труп подожгли. То же самое и у Шлема с Зубром… Вы же знаете, Саша Предвечный очень дотошный криминалист, да и не так много, слава Богу, у нас в городе убивают… В общем, он сравнил пули, извлеченные из Кочетовой и Зубра со Шлемом, и пришел к выводу, что стреляли из одного и того же пистолета. У него в стволе имеется характерный дефект, так что ошибку Предвечный исключает.
Завьялов присел на край стола.
– Значит, прежде чем сжечь, их тоже застрелили?
– Да. Но если быть до конца точным, то ранили. Вскрытие показало, что на момент поджога они были еще живы.
– Получается, что убийц они привезли с собой? Или как?
– Там была еще одна машина. Это точно. Четких следов, к сожалению, не осталось – с момента преступления и заморозки ударяли, и опять все таяло, так что… – Дворецкий развел руками. – Эта машина остановилась метрах в десяти сзади, а потом, где стояла, там и начала разворачиваться. Остались глубокие ямы от колес. А по их ширине и характеру буксования экспертиза заключила, что это был либо небольшой джип, либо «Нива». По крайней мере можно сказать практически однозначно, что машина полноприводная…
2
Старичок появился в моем редакционном кабинете ровно в десять часов. Хотя я видел его только второй раз, он мне сразу показался очень взволнованным. Он аккуратно присел на краешек стула, пригладил жиденькие седые волосы, уложенные на пробор, и положил шляпу на колени. Потом резко встал и, не выпуская шляпы из рук, прошелся по кабинету.
«Неужели так волнуется по поводу своих воспоминаний?» – успел только подумать я, как он быстро и очень отрывисто заговорил.
– Мне нужно рассказать вам нечто очень важное. И очень серьезное. Я давно слежу за вашими публикациями. Вас интересуют криминальные темы. Ведь так?
Я кивнул. Дело принимало неожиданный оборот.
– В милицию я идти не хочу. У меня нет никаких доказательств. У меня только подозрения. А вдруг эти люди невиновны? Получится, что я на них наговариваю? Я так не могу: Я сам отсидел пять лет в сталинских лагерях по ложному доносу. А вы журналист. Вы можете это расследовать в рамках своих профессиональных интересов. А потом, уже набрав фактов, и заявить в милицию. Это во-первых. Во-вторых, – он сделал долгую паузу, – если они на самом деле окажутся преступниками, то должны же быть какие-то очные ставки, опознания. А я старый, слабый человек. Я просто боюсь. Вы же сами знаете, какие сейчас царят нравы. Не они, так их дружки могут со мной расправиться, если узнают, что это именно я навел на их след. Скажу честно, я хочу умереть своей смертью. А в-третьих… Я, конечно, мог бы оставить всю информацию при себе, но совесть не позволяет мне молчать. Зло, если это на самом деле зло, должно быть наказано.
– Василий Григорьевич… – начал было я, но, казалось, он меня не слышал.
– Я сопоставил кое-какие факты. Не исключено, что я последний человек, кто видел их живыми.
– Кого «их»?
– Одного фамилия Пущин. Зовут Сергей. Второго – не знаю. Но они всегда были вместе.
– Постойте, а они что… умерли?
Он бросил на меня быстрый взгляд.
– Их убили. И сожгли. А вы разве не в курсе?
Черт! Как же я мог так лопухнуться?! Ну конечно же, Сергей Пущин – это Зубр. А второй – Шлем. Владимир Лазарев.
– А вы их… ну… то есть Пущина знали?
– Его – постольку поскольку. Но я хорошо знаю его родную тетку. Мы живем с ней на соседних улицах. Сегодня утром я ее встретил. Она мне все и рассказала. А я сопоставил факты…
– Василий Григорьевич, садитесь, успокойтесь и давайте всё по порядку!
– Да, конечно. – Он снова присел на самый краешек стула. – Но предупреждаю сразу – все выглядит очень запутанным. Потому как кроме этих двух трупов есть еще и третий труп.
– Как, разве вместе с Зубром и Шлемом… то есть с Пущиным и Лазаревым еще кого-то убили?
– Не вместе. Но, судя по всему, в тот же день.
– И кого же?
– Об этом убийстве ваша газета уже писала. Светлана Кочетова. Хозяйка коммерческой палатки.
– И вы думаете эти убийства взаимосвязаны?
– Я этого не говорил! – Он протестующе поднял руки. – Впрочем, чтобы нам окончательно не запутаться, давайте я все расскажу, а вы потом уточните, что вам будет непонятно. Хорошо?
Вместо ответа я достал диктофон, поставил его перед Василием Григорьевичем и включил.
– А вот этого, пожалуйста, не надо. Я безусловно вам полностью доверяю, иначе бы не стал затевать этот разговор, но записывать не стоит.
Мне не оставалось ничего другого, как убрать диктофон в стол.
Старичок смахнул невидимые пылинки со своих брюк и начал неторопливо и обстоятельно рассказывать:
– Каждый вечер я гуляю не менее двух часов. А каждое утро пью натощак по стакану минеральной воды. Я живу около городского парка, и с тех пор как поблизости от моего дома поставили коммерческую палатку, чтобы далеко не ходить, я воду покупаю только в ней… – Старичок откашлялся. – Я обратил внимание, что последние несколько дней – я имею в виду позапрошлую неделю – она почему-то закрывалась раньше обычного. Чтобы не остаться без воды, в ту субботу я решил купить ее сразу, в самом начале прогулки… Протянул деньги в окошко и внутри, кроме хозяйки, увидел двух молоденьких девчонок. Может, я бы и не обратил на них внимания, но накануне я видел, как они сперва вылезали, а потом садились в «Ниву», стоящую поодаль от палатки. Я купил минералку, отошел от палатки и, представляете, на прежнем месте снова увидел ту же «Ниву». Я еще удивился – перед палаткой есть удобная стоянка, а она стоит так далеко от нее! Как-то подозрительно. Выходит, кому-то не хотелось, чтобы из палатки видели их машину.
– В «Ниве» кто-то был?
– В том-то и дело, что оба дня в машине их поджидали два парня… Так вот. Я всегда гуляю вокруг парка, и когда сделал очередной круг и снова подошел к палатке, то увидел рядом с ней машину. Я ее и раньше видел. И знал. На ней Сергей Пущин приезжал к своей тетке. Даже меня как-то на ней подвозил до центра. Не успел я подойти поближе, как вижу: Пущин и его приятель в сопровождении тех молоденьких девчат садятся в машину, дают по газам и уезжают. И сразу за ними тронулась «Нива»…– Старичок перевел дыхание. – А сегодня я встречаю тетку Пущина, она вся в слезах, так, мол, и так, убили нашего Сереженьку. Как, говорит, пропал в прошлую субботу, так только через неделю труп-то и нашли. И мало того, что застрелили, так еще и подожгли. Вместе с приятелем. Ужас какой-то!… А я все сопоставил, думаю, ну и дела! И их я видел вечером в субботу, и хозяйку палатки. – И закончил, покачав головой: – Уж больно все подозрительно!…
Глава шестая
1
Директор детского дома выглядел очень молодо и походил на переросшего юнца из неблагополучной семьи, где отец с матерью пьют и ему не забывают наливать.
Но это было неправдой. Во-первых, потому что своих родителей Михаил Романович Щуплов даже и не помнил – с шести месяцев он воспитывался в организации, директором которой и стал после окончания педагогического института, нескольких лет работы в детской колонии и защиты кандидатской диссертации. Во-вторых, потому что никогда не пил. Даже когда был воспитанником детдома, что вызывало у окружающих подростков искреннее непонимание.
– Вас интересует мое мнение о Сизове? – Он жестом предложил Мишину кресло и сам сел в соседнее. – Сложный был паренек. С характером. Одно время очень близко сошелся с одной нехорошей компанией. Пили, травку покуривали, гадостью всякой дышали. Потом он от этих дружков резко отошел. Перестал пить. Начал заниматься спортом. Серьезней стал относиться к учебе.
– С чего бы это вдруг?
– Я это связываю с его братом.
– Так у него всё-таки был брат? – удивился Мишин.
– Почему же был?! Он у него и остался. В тюрьме, правда, сейчас сидит.
– Брат – родной?
– Нет. По большому счету, он ему даже и не брат, а какой-то дальний родственник по отцовской линии. Но они друг друга называли братьями. Я не видел в этом ничего плохого.
– А в тюрьму за что он попал?
– Они вместе отмечали какой-то праздник. Я уж точно и не помню какой. Дело было зимой. Выпили. Брат решил подвезти его до детдома на своей машине. И сбил пешехода. Насмерть. Его судили и дали очень много, потому что у него уже была условная судимость. На Володю это произвело сильное впечатление.
– Не помните, когда это случилось?
– Да уж года два назад, если не больше.
– А у брата семья была?
– Наверное. – Щуплов развел руками. – Мне об этом ничего не известно… У нас существует такая практика, что если у воспитанника есть хоть какие-то родственники и они проявляют желание время от времени, на выходные или на праздники, забирать его к себе, то мы не имеем ничего против. За Сизовым всегда приезжал только этот брат. Один.
– Вы его видели?
– Несколько раз.
Мишин открыл папку и достал из нее фотографию.
– Это он?
Щуплов взял снимок и быстро его вернул.
– Он… – и задумчиво добавил: – Вот видите, выходит, и семья у него есть.
– А его фамилию, адрес, вы не припомните?
– Думаете, его исчезновение как-то связано с братом?
– Уж лучше хоть какая-то версия, чем никакой. Больше пока искать негде…
– Так, так, так… Знаете, адрес, может, и сохранился у воспитателей его группы… – И Щуплов назвал Мишину фамилии воспитателей Сизова и кабинеты, где их можно найти.
Мишину повезло. Одна из воспитательниц долго рылась в стенном шкафу в маленькой захламленной комнатке за учебным классом, пока не достала какой-то пыльный журнал. Полистала его, несколько раз чихнув, и продиктовала Максиму фамилию, имя, отчество – Кочетов Валентин Андреевич – и адрес.
2
…Максим еще раз нажал на кнопку звонка и в этот момент услышал у себя за спиной:
– Звони – хоть обзвонись, а никто тебе не откроет!
Он резко повернулся и увидел старушку в узком проеме приоткрытой двери напротив. Она с любопытством выглядывала из-за косяка, предусмотрительно накинув цепочку на дверь.
– Ты чьих будешь-то?
Мишин не нашелся что ответить и спросил:
– Это квартира Кочетовых?
– А то чья ж! – удивилась старушка. – А ты сам-то, чего-то я не пойму, из милиции, что ли?
– Я из военного училища. Мне нужно поговорить с женой Валентина Андреевича.
Старушка прикрыла дверь, послышался звон снимаемой цепочки, и дверь открылась на всю ширину.
– Какого еще Валентин Андреича? – бойко спросила она.
– Кочетова.
– Вальки, что ли?
– Ну, наверное, – пожал плечами Мишин. – Валентин Андреевич его зовут.
– Так он два года как в тюрьме!
– Да я знаю. Мне нужна его жена.
– Светка, что ли?
– Ее Светлана зовут? – переспросил Максим.
– Светлана, Светлана… Царствие ей небесное. – Старушка перекрестилась.
– А она что, умерла? – опешил Мишин.
– Приехали – «умерла»! А еще из милиции!…
– Да я не из… – попытался еще раз объяснить он, но старушка сразу его перебила:
– Убили нашу Светочку! Застрелили прямо вот тут, – она кивнула головой в сторону двери. – Прямо на пороге своей квартиры! Да еще бензином плеснули и подожгли. Чуть пожара не было.
– И давно это произошло?
– Да куда уж там давно! Сегодня девять дней. – Старушка снова перекрестилась.
– Это получается… – Мишин стал прикидывать.
– В ночь с субботы на воскресенье, на прошлой неделе, – подсказала старушка.
Максим подошел к ней поближе и достал из папки фотографию.
– Вы последнее время не видели здесь этого молодого человека? Или, может, так его узнаете? – Мишин протянул ей еще одну фотографию. На ней Сизов был в военной форме.
Старушка вынула из кармана очки, протерла их краем платка и с очень серьезным видом надела.
– Это Валька. – Она показала пальцем. – Это Светка, царствие ей небесное… Это их дочка Милочка… Только что-то она здесь еще маленькая, – и посмотрела на Мишина поверх очков. – Старая, что ли, фотография?
– Два года прошло.
– То-то я и смотрю – и Валька еще не в тюрьме, и Милочка еще совсем маленькая… А это еще кто? – и она указала пальцем на Сизова. – Родственник, что ли, их какой?
– Вы его у них никогда не видели?
– Может, и видела когда! Всех разве упомнишь, кто к соседям в гости ходит?!
– А здесь его не узнаете? – Мишин кивнул на фотографию Сизова в форме.
Старушка долго ее разглядывала, то поднося почти к самым очкам, то отводя на вытянутую руку.
– А ведь чем-то они похожи! – с неожиданной радостью заключила она.
– Кто?
– Да вот этот вот милиционер, – она вернула фотографию Сизова, – и вот этот паренек, – она пальцем ткнула в Сизова на общей фотографии. – Уж не родня ли?
Мишин разочарованно покачал головой:
– Родные братья.
– Я и говорю – похожи!
– А у Светланы какие-нибудь родственники остались?
– А то как же! Дочка. – Старушка всхлипнула. – Сиротинушкой будет расти…
3
Мишин вышел из подъезда, закурил, спросил у молодой мамы с коляской, где находится ближайший телефон, позвонил Дворецкому и договорился о срочной встрече.
– Интересная картина вырисовывается, – начал Максим, приехав в отдел по расследованию убийств. – Я сегодня ходил в детский дом, где воспитывался Сизов. Оказывается, у него был дальний родственник, с которым он поддерживал близкие отношения. Ходил к нему в гости, выпивали. Называли друг друга братьями… И вот этот брат попадает в тюрьму. За наезд на пешехода в пьяном состоянии. Пешеход скончался. Сизов сидел с ним рядом в машине, и это произвело на него очень сильное впечатление.
– Погоди, а ты до этого разве о существовании брата не знал?
– В том-то и дело, что нет. В личном деле Сизова ни о каких братьях не упоминается. Я так думаю, что он решил о нем не писать, чтобы у приемной комиссии не возникло лишних вопросов. Формально он прав. Ведь тот не брат же ему, на самом-то деле.
– Макс, а его фамилию ты не выяснил?
– Не только фамилию, но и адрес. И даже побывал по этому адресу.
– И что же?
Вместо ответа Мишин достал фотографию и протянул Дворецкому.
– Никого не узнаешь?
Юра внимательно всмотрелся.
– Вот этот – Сизов. Это, я так понимаю, его брат с семьей.
– Женщина не кажется тебе знакомой?
Юра еще раз посмотрел на фотографию.
– Ты знаешь… А ведь она похожа… Ты хочешь сказать, что это Светлана Кочетова?
– Именно.
– Вот это поворот! – Дворецкий даже присвистнул. – Ну ничего себе! Слушай, а дело-то становится очень и очень неприятным… Макс, тебе нужно срочно выяснить, не были ли Сизов и Баранчеев накануне своего исчезновения в увольнении или самоволке. Это для нас обоих очень важно… Чувствую, что искать нам придется не пропавших курсантов, а скрывающихся преступников.
– Юр, ты можешь толком объяснить, в чем дело?
– А дело все в том… Слушай, а у Баранчеева же «Нива»?
– Ну «Нива»!
– Вообще труба! Мне не так давно звонил наш общий друг журналист и рассказал очень интересную вещь. Оказывается, два дня подряд – в пятницу и в субботу – около палатки Кочетовой дежурила «Нива» с двумя парнями и девчонками. В субботу они дождались Шлема с Зубром и уехали за ними следом. По нашей неофициальной информации, это был день, когда те собирали дань с палаток. То есть они были при хороших деньгах. Вот тебе и мотив для убийства!
– А при чем здесь Кочетова?
– А Кочетова могла стать невольным свидетелем. И ее нужно было убрать. По времени все совпадает: Шлем с Зубром уезжают часов в семь-восемь, их убивают, забирают деньги, поджигают машину и в ту же ночь приходят к Кочетовой. Пистолет один и тот же. Почерк один и тот же – выстрел, потом поджог.
– Юр, но зачем Баранчееву деньги? У него их и так куры не клюют!
– Деньги никогда не бывают лишними, – резонно заметил Дворецкий.
– Но постой, Кочетова же родственница Сизова! Неужели ты думаешь…
– Здесь может быть такой расклад – через Кочетову они узнают, когда приезжают Шлем с Зубром. Обтяпывают свое дельце. А потом убирают Кочетову как свидетельницу. Ведь это же мог сделать и Баранчеев!
– Бред какой-то!… – пробормотал Мишин.
– А ты думал убийства – высокогуманные поступки?! И подчиненные строгой логике?! Я уж столько всего насмотрелся! И как дети убивают родителей, и как родители детей… – Дворецкий поморщился и махнул рукой. – Ладно, дуй в училище и выясняй, не ходили ли они в самоволку. При любом исходе – сразу звони.
– Вообще-то я хотел еще заехать к матери Баранчеева. Я ей звонил, и она ждет меня дома.
