Текст книги "Искатель. 2000. Выпуск №6"
Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль
Соавторы: Николай Казаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Никогда не думал, что сумасшедшие – такие милые существа. И умные – вот что я скажу! Психически больной изобретатель отличается от безумного тем, что не докучает экспертам своими идеями – он даже не знает о том, что на Церере существует Институт безумных изобретений, где некий Иона Шекет мучается над оценкой самых удивительных идей в истории человечества. Мысли свои изобретатель-псих излагает лишь роботам-санитарам. Вот почему, по моим наблюдениям, в больнице на Альтрогенибе-2 много автоматов, способных построить вечный двигатель, но абсолютно не умеющих скрутить опасного пациента, если тот неожиданно начнет буйствовать.
Только это последнее обстоятельство и мешало мне посещать Альтрогенибскую лечебницу чуть ли не ежедневно; уверяю вас, долгая беседа с сумасшедшими изобретателями куда приятнее, чем минутный разговор с амбициозными посетителями нашего Института, – один Бурбакис чего стоил!
Выкроив время между составлениями отрицательных заключений (а что еще можно было сказать, например, о предложении распылить Землю, чтобы эта планета не напоминала о мрачных периодах в истории человечества?), я отправился на Альтрогениб-2, где главный врач Пук Дан Шай встретил меня словами:
– Счастье, Шекет! Сумасшедшее счастье нам привалило!
– В прямом смысле или переносном? – осведомился я.
– В обоих! – воскликнул Пук Дан Шай. – Пойдемте, я проведу вас в палату, где лежит – а если выражаться точно, то бегает – пациент по имени Сто Тридцать Два Плюс.
– На какой это планете разумных существ обозначают числами? – проворчал я, направляясь за главврачом к палате, расположенной в конце длиннейшего коридора.
– На Мигуаре, – отозвался Пук Дан Шай. – Планета в системе Омеги Рыси. Звезда очень холодная, вот аборигенам и приходится…
Что именно приходится делать аборигенам Мигуары, чтобы не умереть от холода, я увидел минуту спустя, когда мы переступили порог странной палаты. В центре ее на растяжках висела самая большая лента Мёбиуса, какую я когда-либо видел. По ленте, не останавливаясь ни на секунду, бежал огромных размеров муравей, отличавшийся от земных собратьев не только величиной, но и цветом – иссиня-белым, будто насекомое недавно покрасили несмываемой краской.
– У вас тут зоопарк, дорогой Пук Дан Шай, – ехидно спросил я, – или приличное заведение для разумных психов?
– Сто Тридцать Второй Плюс разумнее нас с вами! – обиделся за своего пациента главврач. – Мигуарцы вынуждены всю жизнь проводить в движении, останавливаясь только в момент смерти. Неподвижный мигуарец – мертвый мигуарец. А собственных имен у мигуарцев не может быть, ведь муравейник – это коллективный разум.
– Ну хорошо, – сказал я, – что же изобрел Сто Тридцать Второй?
– Сто Тридцать Второй Плюс, – поправил главврач. – Очень умный псих, скажу я вам. Только вчера начал обучение по вашей системе, успел освоить несколько главных приемов, и вот, пожалуйста…
– Я изобрел Всеобщий Вселенский Генератор Счастья, – послышался у меня в голове скрипучий голос – впечатление было таким, будто звучали кости черепа, создавая внутри черепной коробки гулкий резонанс. – Это гениальное изобретение, которое…
– Понятно-понятно, – быстро сказал я, – ясно, что изобретение ваше гениально. Но в чем его суть?
– Прием квантования, Шекет! Я его выучил вчера вечером, и мне сразу стало ясно, что нужно делать! Дарю вам лично! И лично Пук Дан Шаю! И лично всей моей общине на Мигуаре! И лично…
– Перечислять будете потом, если получите патент, – довольно невежливо перебил я. – Не изволите ли изложить…
– Шекет! – прошипел у меня над ухом Пук Дан Шай. – Не забывайте, что перед вами психически больное существо, не нужно его раздражать, имейте терпение.
– Я и не собирался, – пробормотал я, а Сто Тридцать Второй Плюс, сделав поворот, начал бежать по ленте Мёбиуса в противоположную сторону, причем так быстро, что мне показалось, что сейчас он встретится сам с собой.
– И лично президенту Галактической федерации Асортуманту Диактерию! – завершил перечисление изобретатель и начал наконец излагать идею по существу. Слова возникали в моей голове, будто вспышки света в пустой комнате, и я даже закрыл глаза, чтобы лучше видеть и понимать.
– Что есть счастье? – продолжал рассуждать Сто Тридцать Второй Плюс. – И почему еще никогда никому не удавалось передать другому свое личное ощущение счастья? Да потому, что счастье неделимо! Передав ощущение счастья другой личности, вы перестаете ощущать счастье сами, становитесь несчастным, и количество счастливых разумных существ во Вселенной не увеличивается таким образом ни на одну единицу. Но давайте используем прием квантования, о котором я прочитал на втором видеодиске курса по развитию творческой фантазии. Разделим испытываемое вами ощущение счастья на мельчайшие отрезки длительностью в миллионную долю секунды каждый. Можем мы это сделать?
Поскольку в словесном потоке, извергаемом Сто Тридцать Вторым Плюс, наступила пауза, я понял, что вопрос обращен ко мне, и ответил:
– Конечно. Любое чувство можно разделить на кванты, ну и что из этого? Ваше ощущение счастья от этой процедуры не изменится, а другой от этого счастливее не станет.
– Прием квантования, Шекет, прием квантования! – завопил Сто Тридцать Второй Плюс. – Разве вы перестанете быть счастливым, если отдадите мне не все свое ощущение, а лишь его незначительную часть, мельчайший квант длительностью в миллионную долю секунды? Вашего счастья от этого не убудет!
– Но и вашего не прибавится, – пробормотал я, надеясь, что бежавший со скоростью звука изобретатель меня не услышит. Но он немедленно ответил:
– Не прибавится, потому что квант счастья длительностью в миллионную долю секунды я не успею ощутить, вы правы! А если вы мне отдадите не один такой квант, а миллион? Но не подряд, а каждый второй или третий? Что тогда?
Я начал понимать ход мыслей Сто Тридцать Второго Плюс и поразился их гениальной простоте.
– Эффект двадцать пятого кадра! – воскликнул я.
Мне показалось, что Сто Тридцать Второй Плюс еще быстрее побежал по ленте, догоняя звук собственного возмущения.
– Только не говорите, что приоритет принадлежит не мне! Какой еще двадцать пятый кадр?
Естественно, откуда ему знать? Это ведь из области кино, а классические фильмы на пленке исчезли из обихода несколько десятилетий назад, с изобретением голографических проекторов. Раньше фильмы снимали на ленту и показывали со скоростью двадцать четыре кадра в секунду. Так вот, какой-то тогдашний гений заметил: если вставлять после каждого двадцать четвертого кадра еще один – например, с рекламой пива, – то после сеанса зритель непременно воскликнет: «Пиво – великолепный напиток!» И наоборот: если вырезать из каждой ленты один кадр из двадцати четырех, никто этого не заметит, а между тем из вырезанных кадров можно составить новый фильм!
Говорить об этом Сто Тридцать Второму Плюс я не стал. В конце концов, он ведь предлагал поделиться счастьем, а вовсе не кусочком старого целлулоида.
– Хорошая идея, – сказал я. – Вполне безумная.
Стоявший рядом со мной Пук Дан Шай дернулся и наступил мне на ногу – он, видимо, решил, что пациент может обидеться.
– Безумная! – радостно подтвердил Сто Тридцать Второй Плюс. – Но ведь не сумасшедшая, верно?
– Разумеется, – согласился я, покосившись на главного врача.
– Предлагаю немедленные испытания! – прокричал Сто Тридцать Второй Плюс, пробегая мимо меня с такой скоростью, что у меня зарябило в глазах.
Только выразительный взгляд Пук Дан Шая не позволил мне ответить решительным отказом. Хватит с меня испытаний! После полетов на планеты Бурбакиса я предпочитал, чтобы новые изобретения испытывали те, кому это положено по приговору суда: заключенные из камеры смертников на Весте.
– Внимание! – воскликнул между тем счастливый пациент галактической психушки. – Начинаю передачу!
Что-то во мне щелкнуло, и я стал счастливым. Я бежал по поверхности ленты Мёбиуса, все мое существо сливалось с двумерным пространством, и остановиться означало – стать самым несчастным существом во Вселенной, потому что тогда начнешь понимать, что есть еще и третье измерение, до которого мне сейчас не было никакого дела. Я готов был бежать вечно – вперед и в то же время назад, потому что только на ленте Мёбиуса, у которой нет другой стороны, можно возвращаться, не возвращаясь, и это счастье так переполняло меня, что…
– Вы понимаете меня, Шекет? – услышал я доносившийся будто из другой Вселенной голос Пук Дан Шая.
– М-м-м… – пробормотал я и понял, что лежу на операционном столе, а надо мной склонился главный врач психушки с лучевым скальпелем в руке. – Эй! Что вы собираетесь делать?
– Уф… – пробормотал Пук Дан Шай и облегченно вздохнул. – Я уж решил, что придется делать вам лоботомию.
– Вы с ума сошли! – возмутился я и спрыгнул на пол. – Я всего лишь испытал чужое счастье, но сам пока не рехнулся!
– Понравилось? – деловито спросил врач. – Вы три часа не желали выходить из транса.
– Три часа! – поразился я. – Нет, господин Пук Дан Шай, придется вашему пациенту изобретать что-нибудь другое. Делиться счастьем нельзя, это я вам как эксперт говорю!
– Почему? Ведь счастье должно быть у каждого!
– Вот именно! И каждый понимает счастье по-своему. Для вас счастье – вылечить пациента, а для меня – оказаться в самой гуще звездных приключений. И если я дам вам частицу своего счастья, станете ли вы счастливее?
– Понимаю, – удрученно пробормотал Пук Дан Шай. – Что же мне сказать Сто Тридцать Второму Плюс? Он был на пути к выздоровлению, но если узнает, что вы ему отказали…
– То останется психом, верно? И, следовательно, сможет сделать еще одно безумное и сумасшедшее изобретение! Разве это не замечательно?
– Может быть, – с сомнением произнес врач. – Но вы не откажетесь ознакомиться с очередным творением, когда оно будет сделано?
– Это моя работа, – гордо произнес я и покинул психолечебницу под рев какого-то пациента, пытавшегося разнести гору, в недрах которой находилась его палата. А может, это всего лишь пробуждался вулкан?
В своем кабинете на Церере я почувствовал себя наконец полностью лишенным чужого счастья бежать по ленте Мёбиуса, не имевшей ни конца, ни начала. Я приказал двери не впускать посетителей и прикорнул на диване.
С ПОЗИЦИИ СИЛЫ
Счастье, испытанное пациентом Сто Тридцать Вторым Плюс, ввергло меня в пучину глубочайшей депрессии. «Ал, – думал я, – где взять силы жить в этом жестоком мире, когда приходится отказывать таким замечательным безумцам, как Бурбакис и Сто Тридцать Второй Плюс?»
Мне казалось, что я никогда не вернусь в нормальное, то есть иронично-скептическое, свойственное мне состояние духа. Самое ужасное заключалось в том, что депрессия охватила оба сознания, уживавшихся в моем мозгу, и теперь Шекет Первый мрачно обсуждал с Шекетом Вторым планы ухода в иной мир.
«Да там такая же муть, – сообщал Шекет Первый. – Я занимался в свое время оккультными науками, и мне хорошо известно, что на том свете ничуть не лучше, чем на этом».
«Зато покойники не страдают депрессией, – отвечал на это Шекет Второй, – и если делают гадости своим ближним, то не испытывают после этого мук совести».
Неизвестно, к чему привела бы эта дискуссия, но ее неожиданно прервал вопль, раздавшийся из телеприемника галактической связи. Судя по высоте тона, меня вызывали если не с Денеба, то как минимум из туманности Конская Голова.
Я включил приемник, чтобы сказать абоненту, что я о нем думаю, и увидел сияющую физиономию Пук Дан Шая, главного врача Альтрогенибской психиатрической клиники.
– Шекет! – воскликнул он, не обращая внимания на мое депрессивное состояние, выражавшееся в том, что я отошел в дальний угол комнаты и прикрыл руками глаза, чтобы не видеть чужой радости. – Шекет, ваша система обучения продолжает приносить плоды. Только что пациент Аобуаиуба Изобрел усилитель силы!
– Усилитель силы, – повторил я с отвращением, – это тавтология. То же самое, что увлажнитель влажности и высушиватель засухи. В патенте отказано.
– Шекет, что с вами? – с беспокойством осведомился Пук Дан Шай.
– Это от счастья, – мрачно сказал я. – От того самого проклятого счастья, которым поделился со мной Сто Тридцать Второй, не помню уж, где у него Плюс, а где Минус.
– А, – с облегчением вздохнул Пук Дан Шай. – Прилетайте, сеанс терапии мигом лишит вас чужого счастья. А заодно познакомитесь с Аобуаиуба. Жду!
Ради собственного счастья я действительно не сдвинулся бы с места, но не мог же я заставлять ждать Пук Дан Шая, не сделавшего мне не только ничего плохого, но даже и ничего хорошего!
– Все будет хорошо, Шекет, – встретил меня главный псих Галактики, – все будет хорошо, как только вы ознакомитесь с изобретением Аобуаиуба.
– Мне и имени этого не выговорить, – буркнул я. – Существо с таким именем не способно придумать ничего путного.
Не говоря ни слова, Пук Дан Шай подхватил меня под локоть и повел к палате, висевшей в воздухе наподобие гроба Магомета. Аобуаиуба оказался разумным существом с планеты Биииа в системе звезды Омикрон Пегаса. Я мрачно выслушал сообщение врача о том, что на Биииа нет ничего, кроме воздуха, – даже недра планеты настолько разрежены, что там можно летать на воздушных шарах. Поэтому жители Биииа живут в воздушных замках, строят воздушные планы и рожают детей, воздушных, как пирожные.
Аобуаиуба выглядел едва видимым облачком, повисшим под потолком палаты.
– Сила! – воскликнуло облако оглушительным шепотом – будто порыв ветра пронесся по палате. – Сила! Вот чего бесконечно много во Вселенной и чего всегда не хватает простому разумному существу вроде нас с вами. Разве вы, господин эксперт, отказались бы обладать силой, способной перемещать галактики?
– Зачем мне перемещать галактики? – осведомился я. – Это происходит и без моей помощи.
– Ну так вы можете остановить их движение!
– Зачем? – повторил я. – Пусть движутся, мне это не мешает быть несчастным.
Облачко под потолком едва заметно сгустилось, и Пук Дан Шай сказал мне:
– Послушайте, Шекет, не нужно его нервировать, это всё-таки больное существо, мало ли что ему придет на ум…
Я вздохнул, а Аобуаиуба продолжил свои рассуждения:
– Итак, сил во Вселенной более чем достаточно, но распределены они очень неравномерно. Вот, скажем, Аугааа падает на Иуабуу, и вся сила ее уходит на то, чтобы выразить себя, в то время как Оообииа испытывает страдания из-за того, что не имеет сил слиться с Иаобиа…
– Пожалуйста! – взмолился я. – Эти имена сведут меня с ума! Я не хочу становиться вашим соседом по палате! Ближе к делу!
– Хорошо, – облако под потолком сжалось, стало почти черным, и я отошел в сторону – чего доброго пациент прольет на меня дождь своего гнева. – Хорошо, Шекет. Итак, есть сила, которая обычно используется не там, где нужно. Применим прием вынесения, о котором вы так увлекательно рассказывали в своей замечательной лекции.
– Применим, – согласился я.
– Пусть, – продолжал Аобуаиуба, – существо, обладающее силой, размахнется, чтобы убить своего врага. Но враг остается жив и здоров, а сила неожиданно оказывает свое действие там, где она действительно необходима – например, при спасении Иуабуу от…
– Понятно, – перебил я. – Избавьте меня от… э-э… Иуа… неважно. Давайте по существу. У вас есть опытный образец вашего прибора?
– Да! – радостно воскликнул Аобуаиуба, и меня сбил с ног шквал его эмоций. С трудом поднявшись на ноги, я почувствовал, что руки мои сдавлены невидимыми обручами, и понял, что хочу того или нет, но в эксперименте по передаче силы на расстояние мне всё-таки придется принять участие.
– Выберите объект! – воскликнул Аобуаиуба. – Нечто, способное с силой воздействовать на окружающую среду!
И я тут же подумал о моем незадачливом племяннике Орене Шекете. Я еще о нем не рассказывал – не было повода, но в свое время этот человек попортил мне и своей матери, моей кузине Саре, немало крови. Орен вымахал под два с половиной метра и ударом кулака мог свалить с ног тигра, если бы не был от рождения патологическим трусом. Он боялся даже крылатых тараканов с Ганимеда – самых безобидных созданий в Солнечной системе! Силу свою он всегда использовал тогда, когда это было совершенно не нужно, например, чтобы связать две нитки. Представляете картину? Значит, вы понимаете, как мучилась с Ореном моя кузина Сара.
– Орен Шекет, – сказал я. – Это мой племянник, и сил у него вполне достаточно. Правда, мне не известна система фокусировки вашего прибора, уважаемый Аобуаиуба…
От волнения я даже сумел правильно произнести имя изобретателя!
– Неважно, – послышался голос психа. – Я уловил движение вашей мысли и знаю теперь, о ком идет речь. Индуктор выбран, и я начинаю эксперимент. Назовите объект, к которому должна отойти сила Орена!
– Я бы и сам не прочь… – пробормотал я.
Лучше бы мне этот вариант никогда не пришел в голову!
Не знаю уж, как действовал прибор, сконструированный Аобуаиуба, – он ведь тоже состоял из воздуха, как и сам изобретатель. Но в следующую секунду я неожиданно для самого себя размахнулся и ударил рукой по стене палаты. Заметьте, это была стена из прочного сплава, но лопнула она, как бумага, и палата, будто воздушный шар, из которого выпустили воздух, начала падать на поверхность планеты.
– Спасите! – взвизгнул Пук Дан Шай, который до этого момента молча стоял рядом со мной и наблюдал за состоянием пациента.
Я сделал единственное, что и должен был сделать в такой ситуации, – нащупал на груди медальон, надавил на крышку и тем самым послал сигнал бедствия в Службу галактического спасения. Обычно этого было достаточно – спасатели являлись в течение тысячной доли секунды. Но сейчас, к моему ужасу, ничего не произошло – мы продолжали падать, Пук Дан Шай не переставал визжать, а Аобуаиуба, которому опасность разбить себе шею вовсе не угрожала, спокойно возился со своим прибором.
Я пришел в отчаяние. Сейчас у меня была сила моего племянника Орена, а он, следовательно, получил возможность воспользоваться моей слабостью. Иными словами, я пробил стену палаты, когда Орен случайно взмахнул рукой, а он вызвал Службу спасения, когда я решил, что пора это сделать. И сейчас бедняга Орен наверняка удивлялся неожиданному появлению в его комнате галактических спасателей.
Я ничего не мог предпринять, поверхность планеты приближалась слишком быстро. Мимо меня с визгом пролетел Пук Дан Шай, и я даже не успел схватить его за ногу.
Это был конец, и я подумал о том, что недавно хотел покончить счеты с этим неблагоустроенным миром. Но не таким же способом!
– Аобуаиуба! – неожиданно закричал Пук Дан Шай. – Индуктор – Иуабуу!
Я сразу почувствовал изменение в ситуации. Будто мощнейший воздушный поток поднял меня на своем гребне и медленно понес над территорией больницы навстречу заходившему светилу. Чуть ниже меня летел на воздушной подушке переставший визжать Пук Дан Шай, а темное облачко Аобуаиуба следило за нами сверху.
– Что такое? – крикнул я. – Что происходит?
– Аобуаиуба отключил вашего брата, – объяснил врач и перевернулся в воздухе, чтобы лучше видеть меня, – и подключил индуктором своего родственника Иуабуу. Кстати, именно этот тип засадил Аобуаиуба в нашу клинику. Они же там все из воздуха, их сила – это сила воздушных потоков, так что теперь, Шекет, постарайтесь не выходить из образа, пока мы не опустимся на землю.
Я уж постарался! Когда мы с Пук Дан Шаем тихо опустились перед главным корпусом клиники, врач скомандовал:
– Аобуаиуба! Можешь отключить прибор, все в порядке!
– Я получу патент? – прошелестел вопрос.
Пук Дан Шай бросил на меня выразительный взгляд, и мне ничего не оставалось как сказать:
– Да! Честное слово эксперта!
А как бы вы поступили на моем месте? Начали бы упрямиться, и тогда Аобуаиуба мог бы передать мне силу, с которой астероид врезается в планету? И что тогда? От больницы, от Пук Дан Шая, да и от меня самого ничего бы не осталось!
Вот и пришлось мне, вернувшись на Цереру, написать положительное экспертное заключение на изобретенный господином Аобуаиуба прибор. Написав, я изо всех сил (собственных, не заемных!) ударил кулаком по столу и навсегда зарекся давать сумасшедшим изобретателям какие бы то ни было обещания.
БЕЗ ОЗАРЕНИЯ
За что я люблю сумасшедших – они не способны скрывать своих намерений. Когда речь идет о благих намерениях – например, осчастливить человечество, – к словам пациентов клиники Пук Дан Шая можно относиться спокойно. Но если кто-то из безумцев вдруг заводит речь о том, что намерен покорить Вселенную, тут, я думаю, самое время принимать крутые меры, поскольку от желания до идеи не такой большой путь, а от идеи до ее воплощения путь еще меньше.
Поэтому, когда главный врач Галактической психбольницы позвонил мне и сообщил о том, что больной по имени Арузаур изобрел аппарат для уничтожения цивилизаций, я отнесся к его словам чрезвычайно серьезно и вылетел на Альтрогениб-2 ближайшим рейсом лучевого лайнера.
– Хорошо, что вы здесь, Шекет! – такими словами встретил меня Пук Дан Шай. – У нас в запасе всего час, чтобы предотвратить мировую катастрофу!
– Не нужно паниковать, – сурово сказал я. – Не знаю, что придумал этот ваш… э-э…
– Арузаур.
– Вот-вот. Не знаю, что он придумал, но для того, чтобы построить аппарат, ему нужны материалы, оборудование, а вы, надеюсь, не настолько легкомысленны, чтобы обеспечить психически ненормальное существо всем необходимым для…
– Арузаур утверждает, что никакое оборудование ему не нужно, – прервал меня Пук Дан Шай. – Он мог бы запустить процесс прямо сейчас, но решил подождать до полудня – из эстетических соображений. А полдень, как вы можете убедиться, наступит через пятьдесят четыре минуты!
– Так что же он изобрел, этот Арузаур?
– Не имею ни малейшего представления! – воскликнул Пук Дан Шай. – Пациент отказывается выдать мне формулу изобретения! Он желает говорить только с вами, экспертом Института, поскольку намерен получить патент на уничтожение разума во Вселенной сразу после того, как этот разум будет уничтожен.
– Не вижу Логики, – раздраженно сказал я. – Зачем ему патент, если не останется никого, кто бы пожелал оспорить его авторские права?
– Вы говорите о логике, Шекет? – вскричал врач. – Вы забыли, где находитесь!
– Ничего я не забыл, – заявил я, погрешив против истины. – И если у нас мало времени, не будем его терять. Где пациент?
Не говоря ни слова, Пук Дан Шай повел меня в ту сторону, где, как я уже знал, располагался корпус тихопомешанных обитателей планет с нейтронной жизнью. Никогда прежде я не имел дела с представителями нейтронных цивилизаций, они и здоровые представлялись мне чрезвычайно странными. Нейтронники обитали в недрах сверхплотных звезд, я даже слышал, что их находили (правда, мертвыми) в окрестности черных дыр. Размер взрослого нейтронника обычно не больше земной бактерии, а масса тем не менее достигает сотни килограммов, так что подержать нейтронника в руке вам не удастся, даже если вы наденете стальную перчатку.
Помещение, где содержались психически больные нейтронники, было похоже снаружи на батискаф – обычные материалы не могли выдержать давления, создаваемого телом нейтронника, и поддерживать его в подвешенном состоянии приходилось с помощью сверхмощных магнитных полей, к которым, впрочем, он привык на своей далекой родине.
– В чем, кстати, состоит его психическая болезнь? – спросил я Пук Дан Шая, когда мы вошли в приемный покой. – Чем Арузаур отличается от своих соотечественников?
– Он возомнил себя ураганом, Шекет, – объяснил врач. – Вы же знаете, какая у них в недрах нейтронных звезд толкучка! Каждый организм закреплен на своем, от рождения до смерти заданном месте. А этот Арузаур начал двигаться, равновесие нарушилось, и цивилизация чуть не погибла, Галактическая служба спасения едва успела отловить несчастного и доставить сюда.
– Так у него уже есть кое-какой опыт по уничтожению цивилизаций! – воскликнул я, не сдержав удивления.
Мы с Пук Дан Шаем подошли к стереоэкрану, показывавшему, что происходит в палате. Сначала я подумал, что там никого нет, но потом обнаружил висевшую в воздухе горошину. Разумеется, это был не сам Арузаур, а его личная капсула, где он разместился со всем возможным комфортом, включая транслятор речи. Именно с помощью этого транслятора он и произнес фразу, которая раздалась из динамика над моей головой:
– Я не уничтожаю цивилизаций, Шекет! – воскликнул Арузаур. – Это недостойно моего таланта. Я намерен уничтожить разумную жизнь во всей Вселенной. И хочу получить патент на изобретенный мной способ.
– Зачем вам патент… – начал я, но Арузаур перебил меня:
– Не говорите глупостей! Патент должен зафиксировать мое достижение для цивилизаций, которые возникнут в будущем.
– Логично, – согласился я, не желая вступать в спор. – Но чем вас не устраивают уже существующие разумные виды?
– Мы слишком много знаем! Мы уже исследовали все галактики и добрались до границ Вселенной в пространстве и до Большого Взрыва во времени! Еще немного, и во Вселенной не останется ничего, достойного познания. Жизнь станет скучной! Разум превратится в потребителя и начнет жить для собственного удовольствия!
– Разве это плохо? – осторожно спросил я.
– Разум должен познавать! – отрезал Арузаур. – А если он почти все уже познал, нужно его уничтожить, чтобы процесс познания начался заново!
– Вот поистине сумасшедшая идея, – пробормотал я, на что Арузаур ответил холодным молчанием.
До полудня оставалось десять минут, и я поспешил задать следующий вопрос:
– Чтобы дать экспертное заключение по вашей проблеме, я должен знать суть изобретения.
– Безусловно, – согласился Арузаур и после короткого молчания неожиданно заявил: – Теперь вы знаете суть, и я жду вашего решения.
Я хотел было сказать, что не привык, когда надо мной смеются, даже если смеются сумасшедшие, но тут будто молния сверкнула в моем сознании, и я понял, что действительно знаю все, что хотел рассказать мне безумный Арузаур! Я перевел растерянный взгляд на Пук Дан Шая, врач понял мое смущение и объяснил, беспокойно поглядывая на часы:
– Каждый нейтронник способен излучать мысли в виде узконаправленного пучка нейтрино. Я ничего не понял из вашей беседы, поскольку Арузаур направил луч точно в центр вашего мозга. Но сам эффект мне хорошо знаком, мы именно так и общаемся с больными нейтронниками. Скажите, Шекет, это изобретение… Оно действительно опасно?
– Это катастрофа! – мрачно сказал я и попытался как можно короче изложить Пук Дан Шаю суть изобретения Арузаура, поскольку стрелка на часах неумолимо приближалась к полудню и для спасения разумной жизни во Вселенной у нас оставалось всего три минуты.
– Все дело в том, что мы, люди, называем озарением. Можно всю жизнь собирать информацию и изучать проблему, но если не случится озарения, интуитивной догадки, по-настоящему крупная проблема так и останется нерешенной. Вроде бы все есть для решения, кроме самой малости, но… Если вас не осенило, открытие так и не будет сделано!
– Знаю, – согласился Пук Дан Шай. – Я как-то работал над созданием препарата, помогающего…
– Арузаур изобрел способ лишить разум счастья озарения! – воскликнул я, невежливо прервав врача, пустившегося в воспоминания. – Точечные удары нейтринным потоком – и готово! Вы будете всю жизнь биться над проблемой, и вас никогда не осенит.
– Всего-то? – с облегчением вздохнул Пук Дан Шай. – Я уж думал… Даже если Арузаур миллион лет будет вредить нам своим нейтринным пучком, сколько разумных он сможет лишить радости творчества? Ну сто, ну тысячу…
– Вы не понимаете! – воскликнул я. – Арузауру достаточно лишь раз отправить в пространство нейтринный луч определенной мощности и энергии, а дальше процесс пойдет по нарастающей, ведь во Вселенной существует нейтринный фон, который изменится и станет, в свою очередь, влиять на все мыслительные процессы! Если Арузаур ровно в полдень, как обещал, излучит свою мысль в форме нейтринного луча, цивилизации погибнут, потому что никто и никогда не сможет больше ничего изобрести или открыть!
– Нет ли тут противоречия, Шекет? – осторожно спросил Пук Дан Шай. – Если не будет изобретений, цивилизации попросту превратятся в общество потребителей – а ведь именно это так возмущает Арузаура! Разум-то от этого не погибнет…
– Погибнет! – воскликнул я. – Хватит рассуждать! До полудня двадцать секунд! Я, конечно, не варвар, но у нас нет времени собирать трибунал! Немедленно отключайте в палате Арузаура магнитное поле, ответственность я беру на себя!
– Но пациент умрет! – вскричал Пук Дан Шай. – Я врач, это абсолютно невозможно!
– Иначе погибнут все! Тут нет выбора – ведь и Арузаур погибнет тоже.
Пук Дан Шай продолжал пребывать в ступоре, он так и не смог решить возникшую перед ним моральную дилемму, пришлось мне самому отыскать на пульте регулятор магнитного поля и отвести его к нулю. До полудня оставалась одна секунда.
Что-то щелкнуло в палате, и бедняга Арузаур развалился под действием внутреннего давления на миллиарды не связанных друг с другом нейтронов.
Я убил разумное существо, пусть даже с психическим дефектом, и не испытывал по этому поводу угрызений совести.
– Что я скажу его родственникам? – прошептал потрясенный Пук Дан Шай.
– Правду, – сурово сказал я. – Вы объясните им, что нейтринный фон Вселенной, изменившись, сначала лишит нас радости озарения, а потом способности принимать решения. Сначала – важные, но скоро – любые. Вы не сможете выбрать: пойти направо или налево, выпить чай или кофе, встать с постели или спать до полудня… Разум есть способность выбирать. Иначе…
Я повернулся и пошел прочь. Пук Дан Шай плелся за мной и бормотал под нос:
– Чай или кофе… Убить или помиловать…
– Вот именно, – сказал я, не оборачиваясь. – Вы не сможете выбрать между добром и злом. И еще говорите, что это не гибель разума!
На Цереру я вернулся на рейсовом лучевике, и всю дорогу меня преследовало выражение муки во взгляде Пук Дан Шая. Я закрыл дверь, отключил коммуникаторы и повалился на диван. Непростое это занятие – спасать разум во Вселенной. Я еще не знал в то время, что мои проблемы с нейтронниками только начинаются.
