Текст книги "Фантастика 1982"

Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль

Соавторы: Петроний Аматуни,Владимир Малов,Николай Советов,Зоя Туманова,Виктор Положин,Юрий Герасименко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

– Безусловно! Но и обстоятельства к живому, верно? Но ими могут выступать и люди, верно?

– То есть смогут ли люди приспособиться ко мне? Если я один, а их много. Я проблемы здесь не вижу, – Какие отношения были у вас на Земле с людьми перед последним стартом?

– Обыкновенными. На работе деловыми. А в обыденности… Чисто утилитарными. Что-то купить, отдохнуть, обеспечить себя необходимым… Даже затрудняюсь ответить. Я имел солидное жалованье, и никаких проблем у меня не возникало. Деньги – это, знаете, своеобразное обеспечение функции коммуникации, соответствующий общественный статус, если хотите.

– Хорошо. Допустим, нравственные устои общества, в которое вы, будем считать, попали сейчас, не изменились, у вас бы с ним не возникло конфликтных ситуаций?

– Думаю, нет.

– При условии обеспечения функции коммуникации?

– Конечно.

– А для ее обеспечения необходимо работать?

– Ну да. Даром денег не платят.

– А если бы вам не нашли работы? Я надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь: техника шагнула вперед и так далее, постоянное внимание окружения к вашей личности…

– Я мог бы и не работать. Я имел солидные вложения, страховой полис. Наследников у меня не было. А в нашем государстве такие вещи не теряют силы и через тысячу лет. Хватило бы дожить безбедно. Полагаю, коль техника ушла вперед, цены не столь уж и высокие.

– Умеренные. Хорошо, что у вас сохранилось чувство юмора. Итак, никаких проблем не видите?

– Нет, не вижу.

– Даже если бы демократию сменила фашистская диктатура?

– Как-нибудь свое дожил бы. То есть, я полагаю, хлопот со мной, одним выпавшим из времени, не было бы.

– Хорошо. Скажите откровенно: по-вашему, наш разговор – плод сонной. фантазии, галлюцинаций или эксперимента?

– При всем уважении к будущей цивилизации и желании хотя бы краем глаза увидеть ее, я бы предпочитал лежать в кресле “Глории”, а еще лучше – в боксе отдыха, лететь своим курсом и видеть прекрасные сны. Согласитесь, наша действительность лучше любых утопических фантазий!

– Согласен. Тем более что будущее в таких конкретных очертаниях присниться вам не может. Вам. Для нас же – что реальность.

– Я согласен. Теперь я с вами согласен.

– Прекрасно, что мы с вами находим общий язык. Если вы и дальше не будете возражать, думаю, никаких недоразумений не возникнет. А лучше всего, если спокойно воспримете то, что я вам сейчас скажу. Как реальность. Лучше для вас.

– Я всегда верил: моя страна желает своим гражданам только хорошего.

– Вот-вот. Это основа основ, ее не в состоянии пошатнуть и века. Особенно гражданам, которые для ее блага каждую минуту шли на риск!…

– Я весь внимание.

– Возможно, сказанное сейчас мной причинит вам боль. Да иначе и быть не может… Надеюсь, вы воспримете известие мужественно, как и подобает астронавту. Вам его пока что хватало!

– Благодарю.

– Я и сам взволнован… Для всех нас это большая неожиданность, и потому удивление, радость и тревога – все вместе… Да! Медико-биологические данные свидетельствуют о вашем абсолютном здоровье – физическом, умственном и моральном!…

– Благодарю.

– Вы человек, лишенный галлюцинаций, не подвержены внешнему влиянию и так далее. Технико-социальные анализы – расшифровка нашей беседы, исследования “Глории” – подтвердили, что вы и вправду астронавт первого класса, гражданин №.

– Благодарю! Я искренне взволнован.

– И все, что перед вами, – действительность, конкретная реальность, точно такая же, какую вижу и я.

– Это облегчает ситуацию.

– Единственный нюанс: сегодня двадцатое июня две тысячи сто четырнадцатого года.

– Трагедия не столь уж большая. Наоборот. Я рад, что моя страна достигла еще большего благополучия.

– И страна радуется за Адама Сезара: пропав без вести более ста лет назад, он вернулся в ее объятия.

– Вот только мне кажется, что столетие я преодолел за какое-то мгновение.

– Нюанс, говоря откровенно, деликатный: сейчас этой проблемой занимаются математики, космологи-теоретики, одним словом, она вне пределов моей компетенции. Но в Грамоне, в нашем славном Грамоне, вам все растолкуют. Я же, как заместитель председателя окружного отделения координации общественного равновесия, от имени ваших земляков поздравляю вас с возвращением. Мы гордимся вами!

Кабинет был тот самый. Те же столы и кресла, портреты и картины, пушистые зеленые ковры, на окнах шторы из японского шелка.

Здесь 17 февраля 1995 года Адам Сезар получал летные документы и подписывал необходимые бумаги. И сейчас, ступив сюда, он подумал, что экспериментаторы нарочно сыграли на контрастах: сперва бросили его на целую сотню лет вперед, а потом снова вернули в обычную обстановку: одному богу известно, чего они хотят… Вопросительно-иронически посмотрел на куратора космического Центра, жилистого невзрачного мужчину, и тот догадался, о чем хотел поведать ему Сезар. Глубокомысленно поморгал под толстыми стеклами очков: да-да, мы, иол, нарочно скрупулезно воссоздали обстановку, ту, 17 февраля 1995 года, для вас все в прошедшем, далеком прошедшем, которое и вспоминать легко, оно просто навевает печаль, как воспоминание о невозвратном детстве.

– Господа, – сказал куратор, – с вашего разрешения, я сделаю краткую информацию, в которой одновременно и отвечу на волнующие каждого вопросы, в том числе и нашего уважаемого пилигрима. – Куратор легонько поклонился в сторону Сезара. – Вы догадываетесь, о чем идет речь. Каким образом Адам Сезар оказался в 2114 году? Я буду кратким: более подробные сведения вы получите в пресс-центре, кроме того, они будут опубликованы в специальных изданиях с научными комментариями, расчетами, гипотезами и т. д. Поэтому о сути. На сегодня имеем две версии удивительного возвращения Адама Сезара – физическую и биологическую. Версия первая: “Глория” попадает в закапсулированный сгусток времени, возникший на сцеплении сил тяготения планет и отдельных систем.

Подобно тому как цыпленок проникает в яйцо, не разбив скорлупу. Однако, скорость и масса “Глории” изнутри привели в движение содержимое капсулы, скорлупа лопнула, и цыпленок вылупился… только в другом пространственном измерении. Соответственно изменился и знак времени. Минус! Аппаратура сработала в обратном направлении. “Глорию” в одно мгновение, равное нашему столетию, отбросило назад. По мере приближения к Земле энергия минус пространства-времени иссякла и наконец перешла в обычное для нас состояние, тогда-то Сезар и приземлился. Никаких изменений нк в его организме, ни в системах корабля не произошло. Биологическая версия: каким-то образом – то ли под влиянием неизвестного излучения или опять-таки сил притяжения – корабль и Адам Сезар законсервировались и блуждали в космосе все эти сто девятнадцать лет, пока не оказались в той изначальной точке, в которую в подобных случаях возвращаются неизменно. И снова никаких изменений.

– Но ведь автоматика должна была посадить “Глорию” в Грамоне, а не там, где родился космонавт, – заметил кто-то из журналистов..

– Уважаемые, – снисходительно улыбнулся куратор, – в астронавтике отклонение в четыреста километров считается попаданием в “десятку”.

– Не будем вдаваться в детали, – прогудел журналист от окна, и Сезар невольно посмотрел в его сторону: рыжий верзила с пушистыми бакенбардами наивно поблескивал голубыми стекляшками очков. – Тем более что до полной разгадки еще далеко. Это вотчина специалистов. Возвращение Сезара многое даст науке, и, слава богу, как говорится, на благо. А нас интересует сам Адам Сезар, верно, коллеги?

– Прекрасно, господа, – махнул рукой куратор. – Мы для того и собрались здесь. Прошу задавать вопросы и астронавту, и руководству Центра.

– Поскольку еще многое неясно, то, наверное, эксперименты и опыты над “Глорией” и астронавтом будут продолжаться? – сразу же поспешил кто-то.

– Безусловно, – уже сидя.ответил куратор. – Безусловно. Но в основном на бумаге и с помощью вычислительных машин. Медики придирчиво обследовали Сезара и, как вам известно, находят его состояние безупречным.

– Ну, после таких переделок аппаратура могла всего и не уловить.

– Извините, вас, видно, беспокоит, не превратим ли мы теперь Адама Сезара в подопытного кролика? – перебил куратор. – Нет. И еще раз нет. Сезар, как и.все граждане, может распоряжаться собой по собственному усмотрению.

– А что думает по этому поводу сам Сезар?

– Я не совсем понял, – поднял голову Сезар, – о чем идет речь: о моем возвращении или о будущем? Причина моего возвращения меня, конечно, интересует, но это забота теоретиков. Я же астронавт и, насколько смог, выполнял свои обязанности. Что касается дальнейших исследований, то по надобности я всегда готов послужить науке, и всякие личные амбиции ни к чему.

Все одобрительно зашумели, вспыхнули аплодисменты.

– Прошу, господа, – сверкнул очками куратор.

– Какой коэффициент интеллекта у Сезара?

– Семьсот девяносто шесть и четыре десятых.

– Вполне– прилично.

– Господа, должен сообщить, – несколько торжественно вскинул руку куратор, – подвиг Сезара значит больше, чем коэффициент его интеллекта. Поэтому Совет координации общественного равновесия постановил, что на карточке Сезара будет продольная зеленая полоса!

–. Браво! – Кто-то похлопал Сезара по плечу. – Никаких хлопот.

– И ежегодных аттестаций.

– И спокойствие до конца жизни.

– Вы удовлетворены, господа? – сдержал шум куратор.

– Вполне. И даже завидуем, – встряхнул бакенбардами рыжий верзила возле окна. – Но ведь наш астронавт, похоже, ничего и не подозревал?

– Честно говоря, нет, – согласился Сезар, сразу вспомнив Ленгстона.

– Ничего, – кивнул ему куратор, – это не уйдет. Будет приятный сюрприз. Еще вопросы?

– Не чувствуете ли вы себя чужим, Адам Сезар, попав в другой век?

– Другой век? Ну и что… Я возвратился в свою страну. Конечно, ко всему новому надо привыкать, что бывает нелегко. Но ведь у астронавтов психика гибкая, и они привыкали к ситуациям и гораздо более невероятным.

– А не чувствуете ли, будто вас воспринимают другие как чужого? Какой-то некоммуникабельности?

– Понял. Вполне допускаю, что для две тысячи сто четырнадцатого года мои манеры, мое поведение будут несколько архаичными, скорее всего очень архаичными, но уверен, что мои соотечественники прекрасно понимаю! причины к отнесутся ко мне снисходительно. Как старшие к младшему.

– Госпола, – вмешался куратор, – я кое-что добавлю. Те, кто уже общался с Сезаром. никак не воспринимали его чужим. Помните, какой коэффициент интеллекта? Умные люди всегда понимают друг друга. А относительно инцидента с Ленгстоном?… Не забывайте: “Ремонт. Заправка. Прокат”.

В зале засмеялись.

– Вот почему нам легче найти взаимопонимание с Сезаром, чем с Ленгстоном, – закончил куратор, – Скажите, Сезар, у вас остался кто-нибудь на Земле?

– Родственники умерли еще до моего полета. Оставалась жена. Патрис Сезар. Тридцать два года. Я все понимаю… Даже если Патрис в живых… Он впервые вспомнил о Патрис, точнее, натолкнули его мысль о ней. Потому что ее, живой, реальной Патрис, Патрис 17 февраля 1995 года, здесь быть не могло, если далее это не галлюцинации, не эксперимент. Она не возникала в памяти призраков, фантомов, потому что он забыл ее глаза, губы, тело, забыл все.

– Да, – тихо сказал куратор. – Это самый трагический момент возвращения. Возвратиться к живым, которые мертвые. А мертвые – как живые.

На следующий день к вечеру Адам Сезар почувствовал себя вконец уставшим.

День в самом деле оказался трудным и бесконечным, как пеший путь под жгучим солнцем.

Тогда, сразу же после пресс-конференции, когда журналисты ушли, перед ним включили небольшой макет Грамона, весь город, и предложили выбрать район жительства. Немного поразмыслив, Сезар показал на восьмиквартирный одноэтажный дом, подковой прятавшийся в каком-то скверике. Присутствующие выбор одобрили, и уже на банкете в уютном ресторанчике Центра в одном из первых тостов, поздравляя с возвращением, ему желали также счастья на новом месте, в новой квартире.

И еще одну торжественную церемонию пережил тогда и, как оказалось, очень важную. После банкета и прогулки по Центру в отделении координации общественного равновесия ему вручили индивидуальную карточку. Церемонию обставили торжественно и пышно, были цветы и шампанское, речи и подарки от музея астронавтики. Фотографии на карточке не было, вместо нее на левой стороне выбито 0-796,4, карточка по диагонали перечеркнута зеленой полосой, а справа отпечатан текст инструкции. Внимательно вчитаться не успел, кажется, объяснялось, что делать в случае потери, о запрещении передавать в другие руки, еще что-то… Руководитель взял карточку из рук Сезара, повернулся, вставил ее левой стороной в гнездо какого-то прибора, там щелкнуло зеленое окошко – и раздались аплодисменты.

– Отныне, – провозгласил руководитель, возвращая карточку, – Адам Сезар снова полноправный гражданин Штатов. Эта карточка заменит вам все документы…

К Сезару подходили, жали руки, желали успехов, поздравляли и прощались. Ушли куратор и руководитель отделения, люди из Центра – ведь торжества, как-никак, не могут продолжаться вечно, от сенсации следует отдохнуть и самому ее виновнику.

– Что мне делать с этой карточкой? – обратился Сезар к нескольким еще оставшимся мужчинам, это были, видать, служащие более низкого ранга. Им поручалось опекать его первое время.

К Сезару живо подошел один – другие и не отреагировали, – низенький, пожилой, смуглый и с горбатым носом, на затылке редкие седые волосы.

– Понимаю ваше нетерпение, – почти пропел горбоносый. – Все очень просто. В ваше время существовали деньги. Теперь же их заменяет коэффициент интеллекта, то есть ваша способность приносить пользу государству, что в принципе равноценно результатам вашего труда. Вы пожелали купить костюм? Идите в универмаг, примеряйте костюм и сдайте его автомату, своеобразному роботу. А карточку вставляете в специальное устройство. Автомат вам выдает покупку. И выпускает. И так везде. Таким образом, повторяю, это ваши деньги. И документ. Больше ни у кого такого шифра нет. Да вы очень быстро все поймете и освоитесь.

– Благодарю, – сказал Сезар, хотя у него сразу возникло много вопросов, – благодарю.

– Пожалуйста, пожалуйста. Всего вам хорошего.

К Сезару тут же подошел второй, молодой, крепко сложенный мужчина.

– Господин Сезар, – слегка поклонился молодец, – сегодня я в вашем распоряжении. Вы, должно быть, устали. Сейчас вас отвезут домой, вы отдохнете, а вечером я заеду к вам, чтобы отвезти на прием к президенту. Если будут какие-то другие пожелания – як вашим услугам.

– Нет. Я, пожалуй, немного отдохну. Да и жилье надо осмотреть, – ответил Сезар.

– Там приготовлено. Желаю приятного отдыха. Вот ваш водитель. До свиданья.

“Боятся выглядеть навязчивыми, поскольку навязчивость не свидетельствует об интеллекте”, – мысленно съязвил Сезар.

Машина не очень отличалась от известных ему в свое время.

Сезар вспомнил, как в конце века бытовала теория, будто автомобильная инженерия практически исчерпала свои возможности.

– Красивая штука и навсегда ваша, – хлопнул ладонью по кузову водитель, – бегает, плавает, ползает, только летает низко: над болотом, камнями.

– Моя?

– Еще бы! Заслужили. Мне вести или сами? Можно вот здесь, на панели, набрать программу, и приедете к месту назначения. Как?

– А вы ко мне водителем тоже навсегда?

– Нет, на сегодня. Но, если желаете, к вашим услугам. Ваша карточка позволяет вам иметь водителя.

– Ну, хорошо. Давайте сделаем так, – немного помолчав, сказал Сезар. – Не будем включать программу. Я сяду за руль, вы кратко объясните систему управления, а потом подсказывайте путь.

– Принимается.

Ему не терпелось вцепиться в баранку, взять судьбу в свои руки, хотя бы на мгновение ощутить, как подчиняется железо со всеми его программами, он даже поспешил и испугался, что автомобиль через его неумелые действия прыгнет вперед, врежется бампером в высокий бордюр. Но машина двинулась плавно, тихо, обороты двигателя не увеличивались, словно он сам знал, что ему делать.

– Отличная машина, – сказал Сезар, чувствуя, как радость наполняет сердце.

– Да, – коротко отозвался водитель. Наверное, считал, что первому начинать разговор нечего.

– Где-нибудь работаете? – нарушил вскоре молчание Сезар.

– Здесь, в Центре.

– И какой же у вас коэффициент? – невольно сорвалось у Сезара. – Простите, я хотел сказать, какая у вас зарплата?

Исправился, называется! Вот черт! Заметил, как водитель, не поворачивая головы, искоса посмотрел на него. Извиниться, что ли? Все равно, что спросил человека, все ли у него дома.

– Для водителя достаточный. – И такой ответ вполне удовлетворил Сезара.

– Наберусь я хлопот с этой карточкой, – вздохнул он, переводя разговор на другое. – Ничего не понимаю.

– Какие там хлопоты? – гоготнул водитель. – Я слышал, номер у вас будь здоров. Да еще и зеленая полоса. На всю жизнь. Заходи куда хочешь и бери, что душе надобно.

– Но ведь, как я понимаю, так может каждый.

– Может, но дудки. Я, скажем, только один раз в пять лет могу взять для своей подруги жизни какой-нибудь из камешков, болтающихся на шее у некоторых дам. А машину раз в три года.

– Но ведь можно, если, гм… коэффициент невысокий, малый, в разных магазинах десять раз на день брать себе что захочется?

– Конечно, можно. Только контроль по всей стране – единая система. И однажды засветится не зеленое, а синее окошко, и вас выдворят из магазина или из другого места. Рассчитано ведь, сколько приблизительно надобно в год человеку, к примеру, имеющему шифр “200”. Электронная система все записывает, запоминает. Больше не разрешит. А карточку меняют ежегодно, еще бы. Возможно, коэффициент увеличился, а может, и снизился.

– Значит, так… Техника несравненно продвинулась вперед, и благополучие, надо полагать, выросло, если позволили себе такую систему. Но ведь кто-то, получив карточку, возможно, и не станет работать, а будет продлевать ее и жить потихоньку.

– Пусть попытается, – проворчал водитель, – все наши действия фиксируются системой. Как, я не знаю, врать не буду. Такое ощущение, будто система наблюдает за каждым твоим шагом. С женой спишь, и тогда, кажется, на тебя смотрят… Так вот! Не выработав необходимого минимума – попробуй продлить карточку! Через неделю погибнешь с голода.

– А если воспользоваться чужой? Я к тому, что дармоеды всегда прибегали к каким-нибудь приемам…

– Какой чужой? У каждого человека свой биологический ритм. Вы подходите к “контролю”, вставляете карточку, и система сопоставляет ваш ритм с шифром…

– Значит, грабители остались без работы? – пошутил Сезар.

– Ну да! – засмеялся водитель. – Еще бы! Находятся интеллектуалы, которые умеют приспосабливаться. У них какието приборы, они и биоритмы изменяют, и систему обманывают.

Парни не промах.

– Зато, видать, нет очень богатых?

– Есть умные и дураки. Но кто виноват, что он бестолковый? Все возможности, чтобы оказаться дураком, имеются. – Водитель сплюнул через плечо в окошко. – Вот и получается.

Никто не виноват. Каждый держит свой банк в голове. Вот.

– Ненадежное хранилище.

– Голову-то не своруешь, себе не привинтишь. – Водитель снова искоса посмотрел на Сезара, казалось, даже подозрительно. – Конечно, такой сейф не бронирован, но наши шефы носят его спокойно. Система бережет. И люди специальные охраняют. С низким коэффициентом, правда, приблизительно как у собак, но и преданы они как собаки, а карточки-то у них литерные – дополнительные льготы.

– Полиция?

– Да.

– Четкая система, что и говорить.

– Еще бы. Все она знает, абсолютно все. И никаких тебе хлопот.

Такой диалог состоялся у них по пути домой. И на приеме у президента уже было неинтересно. Вероятно, впечатления переполнили настолько, что и чувства ослабли.

А домик оказался чудным: аккуратный и в тихом месте. Несколько жильцов, гулявших во дворике, не обратили на него особенного внимания, но, безусловно, узнали: видели по телевизору. И даже дети не прервали игру. “Так, вероятно, и надо, – подумал Сезар. – Ничего удивительного. Не цирк. Астронавтика. Где захочешь, там не остановишься”. И еще. подумал: “А почему это меня занимает? Вечность оно длиться не будет”.

О меблировке квартиры тоже побеспокоились. Словно кто-то заранее выведал его вкусы. В принципе именно таким и мечтал видеть свое жилище. Неудивительно: коль определяют возможности интеллекта, вкус им определить тем более несложно. И Сезар поймал себя на том, что все глубже интересуется жизнью своих соотечественников, будто он пребывает не во сне, а в реальной жизни. С этой мыслью и лег отдохнуть перед приемом.

Утром началось безумство. Точно в восемь в дверь раздался звонок. Сезар по привычке мгновенно проснулся и сперва поразился окружавшему его пространству – привычка к корабельной тесноте въелась навсегда. “Какой-то кошмар”, – проворчал про себя, но с дивана вскакивать не спешил: не тревога же. Странно, но сегодня ему ничего не снилось. Устал. Вообщето было бы интересно: спит, и ему снится, что спит… Та же глупая бесконечность. А если все это произошло с ним действительно? Адам Сезар наяву попал в 2114 год? Нет, он бы и тогда не поверил, воспринимал бы как сон. Слишком неожиданный и резкий переход.

Звонок раздался еще раз: деликатно, неназойливо.

– Я сейчас, – крикнул Сезар и набросил халат.

– Извините, что рано побеспокоил вас, господин Сезар. – На пороге стоял смущенный юноша лет двадцати двух.

– Ничего страшного. Проходите, – Сезар указал рукой в глубь квартиры. – Если пришли, то, очевидно, по делу. Я к вашим услугам.

– Меня прислали к вам из отдела координации.

– Очень приятно, садитесь, пожалуйста. Я сейчас приготовлю кофе. Завтракали?

– Спасибо. Да. Не беспокойтесь. Только стакан оранджа, если угодно…

– Прошу. – Сезар вынул бутылку из холодильника.

– Меня направили к вам из отдела координации, – повторил юноша. – Я обязан быть при вас первое время, пока освоитесь, показывать, объяснять… Вашим секретарем.

– Прекрасно. Благодарю. Тогда давайте знакомиться.

– Я – двести тридцать пять и четыре сотых… Ой, совсем забыл, извините. Петер Хант. Меня зовут Петер Хант.

– Разрешите, я вас буду звать просто Петер?

– Пожалуйста. – Парень смутился.

– Ну, вот и хорошо, Петер. По рюмочке коньяка за знакомство. – Не дожидаясь ответа, Ссзар направился к бару. Удивительное веселье охватывало его: а что, если напиться коньяка во сне, если условно напиться, опьянеть можно или нет?

Петер растерялся.

– С утра пить вредно, – несмело запротестовал он.

– Да? – хохотнул Сезар. – А вы одну каплю. С оранджем. Разболтайте, и на здоровье не скажется.

– Разве что так. За знакомство.

– А на меня не обращайте внимания. Меня уже ничто не возьмет, – сказал Сезар и одним махом выпил рюмку. Славный напиток, если бы не во сне… И почему его с утра разволновал этот “сон”? Пусть себе течет, как в кино.

– Ну, уважаемый секретарь, введите меня в курс дел, – сказал Сезар, отламывая и бросая в рот маленькие кусочки сыра.

– Собственно, если вы согласны…

– Почему же. Говорят, я человек богатый, могу позволить себе иметь секретаря. Только не ясно, каким образом я буду вам платить.

– Здесь все в порядке. Система знает, что я работаю на вас, и будет платить по моему коэффициенту.

– Тогда никаких проблем. Я принимаю вас. Надеюсь, нагружены работой не будете.

– Буду работать столько, сколько вам нужно.

– Отлично. Но сначала вы мне объясните толком устройство системы.

– Система – это все, – серьезно сказал Петер.

– Исчерпывающе, – согласился Сезар.

– Нет, в самом деле, – смутился юноша, – она везде…

– Давайте условимся, – перебил Сезар, – я буду спрашивать – вы отвечать. Потому что если начнете рассказывать обо “всем”, жизни не хватит. Итак, в общих чертах, система – это…

– …электронно-вычислительная машина, расположенная на всей площади. Собирает и анализирует данные о каждом. Нынешний наш разговор тоже фиксируется.

– Подслушивающие устройства?

– Нет, другое. Просто этот дом – один из блоков системы.

– Но зачем?

– Чтобы точно определять коэффициент интеллекта. Ни одна мысль не теряется напрасно, кто бы ее ни высказал – дворник или президент.

– А если кто-то не пожелает все время находиться на виду? Есть же и личные, интимные моменты?

– А кто захочет, чтобы его мысли терялись понапрасну? К тому же система блокирует интимное, личное, то, что представляет ценность только для индивидуума. Главное же– принцип: к системе подключены все. Вы можете по справочнику узнать шифр интересующего вас человека, потом, сообщив его, узнать о нем все, кроме интима. Можете проверить деятельность правительства, собственную работу, мою или кого угодно. Граждане в системе заинтересованы, она объективно оценивает каждого. А кому выгодно, чтобы оказалась неучтенной хотя бы единица интеллекта? И при этом каждый причастен к делам. Вот вам пример: господин X придумал способ совершенствования определенного процесса в производстве носовых платков. Свою мысль он высказал в квартире, в машине, где угодно, даже в лесу, все равно. Сигнал попадет в систему, пройдет ее проверку и будет передан в соответствующую отрасль. Автоматы немедленно переоборудуют конвейер, и, пожалуйста, процесс производства носовых платков усовершенствован. А господину X система автоматически подбросила определенную единицу интеллекта. Он теперь имеет возможность взять новую марку автомобиля через три, а не через четыре года.

– А чьей собственностью является система?

– Ничьей. Национальной. Ее контролируют люди с высоким коэффициентом интеллекта.

– Одним словом, система как бог. Все в ней и она во всем.

– Удачное сравнение.

– Еще коньяка? Я тоже никогда им не увлекался. Ваше здоровье! Система зафиксирует, что я разрушаю свой мозг алкоголем?

– Уже зафиксировала. Но вам ничего не угрожает. Зеленая полоса на всю жизнь. Наконец, системе безразлично, кто сколько пьет. Упадет производительность – снизится коэффициент.

– А отделение, Совет координации – связывающие звенья между системой и населением?

– Вы поняли верно.

– Скажите, – выпив третью рюмку, поинтересовался Сезар, – а конфликтов не бывает? Ущемленного самолюбия? Комплексов неполноценности? Презрительного отношения к менее умным, то есть своеобразного интеллектуального расизма, как было в мое время с неграми в Америке?

– Сколько угодно. Всегда возникают какие-то противоречия. И самоубийства случаются. И блоки системы рушат. А чтобы электронику сломать, надо одновременно нажать всем на все блоки. Но этого никогда не будет. Да и зачем? Хорошо, если бы у каждого гражданина интеллект превышал тысячу. Ничего не поделаешь. Это дело далекого будущего.

– А как помогают тем. у кого коэффициент низкий?

– Негативная наследственность дает о себе знать, природу не переделаешь.

– Думаю, мы сильно увлеклись. Принцип я понял. Остальное, как говорится, в рабочем порядке. – Сезар наполнил рюмку. – – Вам беспокоиться нечего: вы обеспечены. Но сейчас больше пить я бы не советовал. – Петер встал. – Телезрители просят вас исполнить одну миссию. Собственно, поэтому я и пришел так рано.

– Рад послужить. В чем же она состоит? – Сезар откинулся в кресле.

– Просят показать вас в музее астронавтики, возле памятника, в вашем доме-музее.

– Мой памятник и музей?

– Ну да! Как всем погибшим или пропавшим без вести.

– О слава!…

– Да, хотя после вашего возвращения пришлось поднимать старые архивы, вы же в систему не были введены.

– Ладно. Я не в обиде. Хотя вчера ни о памятнике, ни о музее ничего не говорили.

– Никто не вспомнил, а система посчитала нерациональным.

– А сейчас?

– Сейчас – да. Появился интерес, значит…

– Тогда вперед!

Так начался сегодняшний день. Непонятно, что его погнало в собственный музей, к собственному памятнику. Да, пожелание соотечественников. Им захотелось увидеть, как тот, погибший, воскрес и смотрит на себя. А он действительно возвратился из небытия к тому, что произошло вскоре после смерти. Памятник был из неотшлифованного черного лабрадорита, в нем выдолблена ниша, а в ней голова Адама Сезара из белого мрамора. Разум, потерянный в пространстве. И чудо было: войти в коттедж, откуда вышел 17 февраля 1995 года. Он смотрел на фотографии и грустно улыбался. На одной из них Патрис бежала взморьем в лучах заходящего солнца. Патрис, которая состарилась без него и умерла. Просто не верилось, что Патрис нет. Но ведь это же сон?…

В машине он попросил Петера навести, справки о судьбе Патрис. Парень минуту размышлял, потом начал нажимать клавиши на пульте. “Отпечатать или сообщить вслух?” – замерли на экране маленькие зеленые буквы. “Вслух, только вслух, – подумал Сезар, – я не служба информации, чтобы собирать досье. Только кратко, самое существенное. Пусть себе Патрис бежит взморьем. На фоне заходящего солнца. А мне – одни сведения о Патрис Лонг”.

– Патрис Лонг. 1963. Грамон. Психолог. Ученой степени не имела. Первый муж – астронавт Адам Сезар. Пропал без вести в августе 1995 года. Второй раз вышла замуж в 2000 году. Муж, Франц Зигмунд, автогонщик, погиб в аварии в 2003 году. В 2007 году вышла замуж за служащего фирмы “Феникс” Куба Лонга, умер в пожилом возрасте в 2025 году. При переходе на интеллектуальную оплату труда не выдержала перегрузки. С 2047 по 2060 год находилась в психиатрической больнице, где п умерла. Похоронена за счет государства. Родных и близких нет.

8

Издали гора смахивала на огромный голубоватый сегмент солнца, которое едва начало подниматься над горизонтом и застыло.

Прикинув по привычке на глаз расстояние до нее, Сезар проехал по автостраде еще метров пятьсот пятьдесят и, когда просвет между деревьями показался ему достаточным, повернул влево. Машина легко и плавно преодолела кювет и на полуметровой высоте понеслась над полем, густыми зелеными всходами, напрямик, к горе. За полчаса предполагал прибыть к месту.

Его он избрал неожиданно; спонтанно, в тот вечер, когда система ровным, бесстрастным голосом сообщила ему сведения о Патрис. “Стоп, – сказал он себе, – давай остановимся на минутку. Пятьдесят четыре года назад умерла Патрис в психиатричке, похоронена за государственный счет. А мне сорок восемь. Выходит, умерла до моего рождения. Мы оказались в разных эпохах. Она умерла в мое время, я умер в ее время. Никакой логики не хватает, чтобы свести концы. Собственно, я действительно умер и сейчас нахожусь как на том свете.

Во сне. И если я мертвый, терять мне нечего – все, что имел, я уже потерял. Так вот, если это сон и я покончу с собой, сон должен прерваться, я проснусь за пультом “Глории”. Если же это действительность, мне тоже терять нечего. Если в самом деле проводится эксперимент, в последнюю минуту меня остановят.