Текст книги "Под грозой (сборник)"

Автор книги: Павел Сурожский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

ный баркас стоял недалеко от берега на якоре, кра-

суясь полуопущенными парусами.

Компания, с которой уходил Андрей, совсем

уже была готова к отплытию. Сети, припасы,

харчи– все уже было на баркасе. Отъезжающие про-

щались с рыбаками, работавшими на берегу, и уса-

живались в небольшой каюк, который должен был

доставить их на баркас.

– Прощайте, братцы. Скорей управляйтесь, да

к нам. Гуртом веселее будет, – говорили от'ез-

жающие.

– Счастливый путь. Ловите, да и на нашу долю

оставляйте,—кричали с берега.

– Ладно, мы только свою будем брать, а вашу,

если попадется, обратно в море.

– То-то, смотрите: наша меченая.

– А какая пометка?

– Да как во лбу два глаза, а на конце хвост—

вот и наша. Ваша бесхвостая.

– Добрая пометка, – засмеялись с каюка. —

С такой пометкой вся будет ваша.

Каюк отчалил. Сенька посмотрел на берег. Над

обрывом стояла кучка народу. Зоркие глаза Сеньки

отыскали там мать. Вон она в теплом платке стоит

на краю. Сенька снял шапку и помахал ею... А вон

и Митька. Завистливыми глазами смотрит он на

счастливого товарища и тоже машет картузом.

Подошли к баркасу и взобрались на него.

Сенька вскарабкался последним. Каюк пошел

обратно, а прибывшие стали размещаться. Загре-

мела якорная цепь, поставили паруса.

Тихо, чуть покачиваясь, баркас двинулся вперед.

Легкий ветерок тронул паруса, натянул их—и бар-

кас ускорил ход.

Сенька смотрит на берег, прислонив руку к гла-

зам. На обрыве все еще виднеется фигура матери

в темном платке. Лица уже нельзя разобрать, бе-

рег отодвинулся далеко...

Прощай, мамка, привезу осетра,—хочется крик-

нуть Сеньке, но крик уже не долетит до обрыва.

– Что, бубырь, доволен? – спросил Андрей,

шлепнув Сеньку по шапке.

– Довол-ен, – отозвался Сенька, показывая

крепкие зубы.

Да и как не быть довольным? Он чувствует

себя теперь большим, как и все.

Хорошо идет баркас. Стелется за ним широкой

лентой разбегающийся след. Море подернуло

рябью, дышит прохладой. Ветер натянул туго па-

руса.

Смотрят рыбаки на берег, а он уже синеет дале-

кой пропадающей чертой. Перед ними открытое

море. Плывут по небу белые облака, тени их ло-

жатся на воду.

А вдали нет уже ни неба, ни моря, все слилось

в светлое, голубое марево и блестит, и манит к себе

неудержимо....

VI.

Три дня носились по морю рыбаки, и Сенька

испытывал великое блаженство. Все было так хо-

рошо, так удачно. Днем дул свежий, в меру доста-

точный ветер, и паруса весело' лопотали, натягива-

лись и несли вперед и вперед послушный, легкий

баркас. Зеленые прозрачные волны качались, свер-

кали на солнце. Иногда схаватывались на них белые

гребешки. Баркас покачивало, и у Сеньки от не-

привычки пьянела голова.

А вдали стояли большие белые льдины, засти-

лая горизонт. Иногда баркас подходил к ним

близко, и мелкий стрельчатый лед шуршал под

кормой. Сеньке тогда казалось, что они столкнутся

с льдиной, и их баркас затрещит, обломается.

И было жутко и вместе с тем как-то весело.

Один раз увидели на льдине что-то черное. Уж

не человек ли, захваченный с сетями, когда стало

ломать лед? По весне с рыбаками это часто бывает.

Подошли близко и увидели, что это лошадь. Она

лежала на льду, разбросав ноги, подогнув под себя

голову с оскаленными зубами, шаршаеая, худая.

Рыбаки долго смотрели на бедную конягу.

– Должно-быть, бросили на льду, когда самим

круто пришлось,—сказал Андрей.

– А может, она от голода сдохла.

Сенька смотрел на лошадь напряженно-удивлен-

ными глазами, и особенно жалкими показались ему

худые, костлявые бока и сбитый, растрепанный

хвост.

Перед заходом солнца закинули сети. Ветер

утих, море лениво покачивалось, и бессильно об-

висли паруса. Солнце опустилось прямо в море—

Сенька первый раз видел такой закат,– и розовые

льдины на горизонте долго светились, как облака.

И долго стояло в небе цветное зарево вечерней

зари. А потом выглянули звезды, и когда стало

совсем темно, они замигали часто и густо. Запахло

легким морозцем, колко пощипывало что-то за

руки. Сенька ежился.

– Замерзнешь ты, брат,– шутили над ним ры-

баки.

– Ничего, я терплячий, – ответил, улыбаясь,

Сенька.—Надо ко всему привыкать.

– Это правильно,—согласились с ним.

Вечером сварили кашу. Занятно было смотреть,

как это делали на баркасе. Взяли большой котел,

развели в нем огонь, а над огнем приладили другой

маленький котелок с кашей. Пламя освещало лица,

недвижно повисшие паруса. А за бортом хлюпало

море, слегка покачивая баркас, и звезды светили

вверху, как маяки, зелеными огнями.

Славно было сидеть у котла, протянув к огню

стынущие от холода руки. В котелке ворчит каша,

вода кипит ключом, и двое режут большими лом-

тями черный хлеб. А когда пшено укипело, сняли

котелок с огня, взялись за ложки и выхлебали все

дочиста. Вкусной показалась Сеньке каша,—про-

голодался за день. Даже жарко стало—так усердно

работал он ложкой.

А потом и спать легли, поставив одного на

страже. Завернулись в запасные паруса и стало

тепло, «ак дома. Скоро сморил сон – так ласкаво

хлюпало море, так тихо покачивался баркас.

Два раза просыпался Сенька среди ночи. Один

раз его разбудили голоса менявшихся по очереди

рыбаков, а другой раз что-то беспокойное стало

щекотать его прямо в лицо. Он заворочался, от-

крыл глаза—прямо перед ним стоял яркий ущерб-

ленный месяц и светил зеленовато-серебряным

светом.

Сенька приподнялся, огляделся. Лежала на воде

зыбкая серебряная полоса, и белые льды тихо

светились вдали. На носу кто-то пел заунывно; за

парусом не видно было, и Сенька узнал по голосу,

что это Василий—молодой парень, молчаливый и

тихий. Был он нерасторопный, робкий, а пел хо-

рошо, и за это любили его.

Сенька стал слушать. Слова с трудом можно

было разобрать.

«Стоит деревцо на поле,

Его солнышко печет.

А что меня, молодого,

В этой жизни стережет»?

выводил Василий и выходило хорошо. Вспомнил

Сенька, как далеко они теперь от берега, и на ми-

нуту ему стало страшно.

Кругом вода и вода, а баркас такой маленький,

утлый... Вдруг схватится буря, куда они кинутся,

где будут искать спасенья? Море или опрокинет

их или выбросит на льдину, и с ними будет то же,

что с конягой, которую они видели днем...

Но море было такое тихое, так мягко светил

месяц и так покойно было кругом, что не верилось,

будто есть на свете бури и ураганы, которые рвут

паруса, ломают снасти.

И Сенька уснул опять под тихую песню Василия,

выговаривающего такие слова:

«Злая буря налетела

И сломила деревцо.

Покатилось, зазвенело

Обручальное кольцо...»

VII.

Утром, на восходе солнца Сенька проснулся.

Дрожь пробирала, было свежо. Бее уже были на

ногах и захаживались возле сетей, брошенных с Ее-

чера. Было тихо, чуть хлюпали волны. Льды

отошли за ночь далеко, и расстилался во вес сто-

роны широкий зеленовато-синий простор.

– Выспался, малый?– спросил Сеньку один из

рыбаков, по имени Алексей, черный, загорелый,

высокий, с длинным горбатым носом, похожий на

грека. Он был на баркасе за старшего.

– Выспался,—сказал Сенька поеживаясь.

– Холодно? Ну вот сейчас погреемся.

Стали поднимать сеть. Показалась рыба. Забле-

стели серебряной чешуей подсулки, сазаны, че-

хонь. Бултыхнулся и зашлепал длинным хвостом

сом. А вот и осетр. Тонкий, упругий, аршина в пол-

тора, он извивался во все стороны, запутавшись

растопыренными плавниками в петлях. Его с осо-

бым почтением высвободили из сети и положили

на дно баркаса.

Рыбы было много. Сенька помогал, выбирая из

сети чехонь и судаков. Тепловатые, скользкие, тре-

пещущие рыбы занимали его. Какие они прыткие,

сильные, как прыгают на дне баркаса. А у сома

такие смешные усы, и как широко раскрывает он

свою огромную пасть. Но лучше всех красавец

осетер. Длинный точенный нос, крепкая костистая

чешуя и твердые, как пружины, плавники. Хвост

точно винт у парохода. Как должно быть хорошо

владеет он этим хвостом в морской глубине.

– Для начала не худо,—говорили рыбаки, со-

бирая сети—дай бог и дальше так.

Убрали рыбу, а потом сварили кашу с свежими

подсулками и поели с большой охотой. Рыба была,

как масло, мягкая, молодая, и Сеньке казалось, что

он никогда не ел такой вкусной каши.

Солнце уже поднялось и пригревало, когда тро-

нулись дальше. Подул ветер, натянул паруса и бар-

кас пошел полным ходом. Сыпались на палубу со-

леные брызги, дрожали крепкие, тугие паруса.

Казалось Сеньке, что он уже не человек, а птица

и летит на широких белых крыльях в голубую бес-

конечную, согретую весенним солнцем даль. И он

улыбался блаженно и щурился, лежа на корме.

Подошел Андрей и вытянулся рядом с ним.

– Что, брат, хорошо?

– Хорошо,– сказал Сенька.

– То-то, бубырь.

Андрей положил руки под голову и закрыл

глаза. Сенька посмотрел на него и подумал:

«Какое у него смелое лицо. Вот так и видно,

что не человек, а сила... Да и все такие...»

Сенька обвел глазами товарищей Андрея–все

темные, загорелые, твердые лица, смелые глаза,

крепкие фигуры. Даже у молчаливого, тихого Ва-

силия видна эта крепость.

«С такими и в бурю не страшно»,—подумал

Сенька, и ему стало весело.

К вечеру ветер подул с запада и тучи поползли

па небо. Сначала шли обрывками легкие, белые

облака, а потом посунулись серые, с синеватым

отливом. Солнце спряталось, стало холодно, брыз-

нул дождь. Ветер налетал порывами и все как-то

сбоку. Волны запрыгали, замелькали на них белые

гребешки, стало покачивать.

– Как бы шторма не было,– сказал кто-то из

товарищей.

– Нет,– сказал Алексей, поглядывая на небо.—

Это веснянка, скоро пройдет.

Тучи сгустились, ветер подул сильнее, и брызги

от волн, сразу поднявшихся, как бы набухших,

стали смешиваться с брызгами дождя. Даль затя-

нулась туманом и море стало черное, неприветли-

вое, злое. А давно ли оно улыбалось?

Сенька сидел в уголке, закрывшись парусом.

Баркас пошвыривало, и голова кружилась так,

точно он накурился табачного зелья. Незаметно

спустилась темнота. Смешалась с морем, с тучами

и плохо было видно впереди. Зажгли фонарь и по-

весили на носу.

Сенька всматривался в лица своих больших то-

варищей—лица были спокойны, и это ободряло

его.

«Только бы не налететь на льдину»– опасливо

думал он, всматриваясь вперед.

Время шло, дождь барабанил, ветер не утихал,

и темнота лежала над морем, черная, тревожная.

Поужинали всухомятку хлебом с солью. Рыбаки

часто менялись у парусов, и сквозь спокойствие

проглядывала забота.

Сенька задремал, сидя в уголке. Его укачало,

как ребенка в люльке.

И вдруг он проснулся от сильного толчка, шума

и треска. На баркасе засуетились. Мелькали в тем-

ноте фигуры. Свет фонаря колебался в чьих-то

руках. У Сеньки замерло сердце. «Тонем» – поду-

мал он, и ему стало страшно. Он вскочил и вытя-

нулся вперед, держась руками за палубу.

Баркас уже не качался. Что такое? Неужели

земля?.. Огонь фонаря метался по баркасу, загля-

дывая во все углы.

– Течи нет?– послышался озабоченный голос

Алексея.

– Нету,—отозвался кто-то с фонарем.—Да он

вошел мягко. Лед теперь, как масло.

– Ну, слава богу.

Сенька понял: это они врезались в льдину, кото-

рой не заметил в темноте.

К нему подошел Андрей.

– Не бойся,– сказал он ласково и серьезно.—

Опасного нет. Это даже лучше, что в лед сели—

трепать не будет.

– А как же мы изо льда?– спросил Сенька.

– Ничего, высвободимся к утру. Спи, Сеня.

Но сна не было в эту ночь на баркасе.

До полуночи свистел ветер и глухо шуршали

кругом льды. Что-то звенело, хлюпало, перелива-

лось. Похоже было на звон, на музыку, которую

приносил издали ветер. Баркас колыхался мертвой

зыбью. Опасно было, как бы не засосал лед. Обло-

жит кругом, как стеной, сдавит со всех сторон,

тогда и не выберешься.

После полуночи ветер стал утихать, небо про-

яснилось, показались звезды, а потом и месяц под-

нялся, большой и красный, с ущербленным краем.

И стало светлее, покойнее. Впереди, насколько

было видно, белел лед. Сзади и с боков толпились

тоже льдины и их становилось все больше, все

шире разрасталось вокруг баркаса белое кольцо.

– Надо выбираться отсюда,—сказал Алексей,—

а то к утру нас совсем обложит.

Попробовали шестами. Лед был мелкий, шесты

уходили в воду. Разболтали веслами ледяной ки-

сель, переставили паруса и стали медленно выби-

раться из ледяной трясины.

При свете луны Сенька видел, как перевалива-

лись вдали, где не было льда, большие тяжелые

волны, и в сравнении с ними щепкой казался бар-

кас. Закачают его, проглотят волны... Но и тут

оставаться тоже нельзя. Да, вот оно море. Пока

тихое—весело и хорошо, а зашумит, вспенится, за-

бунтует– и страшно, душа в пятки уходит, и не

знаешь, жив будешь или нет...

Сенька смотрел, как работали шестами и вес-

лами рыбаки, и порой его охватывала тяжелая

дремота. Вот он видит ворочающиеся у бортов фи-

гуры при свете месяца,– и вдруг все исчезнет,

и кажется ему, что летит он вместе с баркасом в ка-

кую-то пропасть. А кругом шорох, шум и чьи-то

глухие, испуганные голоса... Шевельнется, откроет

глаза;– все по-прежнему: и свет луны, и белые льды,

и ворочающиеся у бортов фигуры.

На рассвете выбрались изо льда. Ветра не было.

А море расколыхалось и не могло уже остановить

свою холмистую зыбь. Баркас подбрасывало, швы-

ряло с волны на волну, то клало боком, то зади-

рало нос. И Сеньке казалось, что у него вытряхи-

вают внутренности, тянут жилы. Несколько* раз он

стукался головой о палубу и не чувствовал боли.

Стало тепло после дождя. Небо, окрашенное

румянцем зари, было такое прозрачное, чистое,

словно его вымыл дождь, и месяц совсем низко ви-

сел над водой, а у Сеньки мутилось в глазах, му-

тилось в голове. Перед восходом он уснул, уткнув-

шись в уголок, и лицо у него было измученное,

больное, словно он не спал три ночи.

VIII.

– Вставай, Сенька, вставай!

Кто-то тянул за руку, и голос был знакомый.

Сенька открыл глаза. Да это Андрей. Дергает за

руку и улыбается.

– Вставай, бубырь, каша готова.

Лицо у Андрея желтое—видно, что не спал

ночь, да и у других тоже. Солнце уже стоит вы-

соко. Теплый слабый ветер шевелит паруса. Море

почти угомонилось и отливает зелеными и синими

полосами.

– Пока ты спал, нам бог гостя послал,—сказал

Андрей.

– Какого гостя?—с удивлением спросил Сенька.

– А вон гляди.

Сенька обернулся. Среди товарищей возле котла

сидел средних лет человек, в бороде, помятый, как

бы испуганный, с темным измученным лицом и пе-

чальными запавшими глазами. Он часто вздраги-

вал и медленно крутил головой, точно что-то да-

вило ему шею.

– Кто это?– почти с испугом спросил Сенька.

Его поразило: откуда мог взяться среди моря чу-

жой человек?

– Рыбак с Беглицкой Косы,—сказал тихо Ан-

дрей.—Утром подобрали. Баркас перевернуло, так

он за руль держался. Еще бы немного– и капут.

Во-время заметили.

Сенька смотрел во все глаза на измученного

человека, и казалось ему, что он видит сон. Вот

так ночь, сколько испытать пришлось. Сами чуть

не погибли и человека спасли.

У Сеньки болела голова и слабость была в теле.

Он умылся и подошел к котлу, где уже шла работа

ложками.

– Что, малец, набрался ночью страха?– спро-

сил, посмеиваясь, Алексей. У него было усталое

лицо и черные волосы слиплись на лбу, но глаза

смотрели, как всегда, зорко и твердо.

– Страшновато было, как баркас застрял,—

сознался Сенька,—думал потонем'.

– Да оно, если бы на твердый лед наскочили,

так, пожалуй, пошли бы на дно раков ловить.

А плакал, признайся?

– Нет,—твердо сказал Сенька.

– Молодец,– похвалил Алексей.—Из тебя бу-.

дет добрый рыбалка.

Сенька ел и поглядывал искоса на гостя. Какое

унего темное, печальное лицо. Оно точно вздулось,

опухло, и глаза мутные, потухшие. Дрожащими

руками медленно подносил он к губам ложку, опро-

кидывал в рот и как будто не чувствовал, что ест.

Крошки хлеба и пшена застревали в бороде. Когда

кончил есть, вытер рот рукавом и сказал глухим,

надтреснутым голосом:

– Сеток жалко. Новенькие, только что спра-

вил... Теперь хоть в петлю лезь: ни баркаса, ни

сеток.

– Что поделаешь? Дело наше такое. На риск

идем,– заговорили сочувственно рыбаки.

А у человека с бородой лицо стало красное

и веки заморгали: вот-вот заплачет. Однако удер-

–жался. Перешел на правый борт, сел и закрыл

глаза. И сколько Сенька ни смотрел на 'него, он

все сидел так с закрытыми глазами и темным

лицом.

Решили перебыть на море еще ночь, подловить

рыбы, а завтра домой. Погода, видимо, устанавли-

валась. День отдыхали и все хорошо выспались

под легкую качку, а вечером забросили сети. По-

том ужинали и после ужина долго не ложились

спать. Пели, разговаривали. Отошел немного и

гость и тоже разговорился и оказался душой-че-

ловеком. С горем своим он справился, подавил его

в себе—что делать?... И всем стало весело после

опасной беспокойной ночи. Были довольны, что

прошла она благополучно и никто не смалодуш-

ничал, даже Сенька, и все как будто стали еще

ближе друг другу.

Стали рассказывать о страшных случаях, какие

бывали на море, и много разных историй выслушал

Сенька в тот вечер. Многие не раз были на волоске

от гибели, то зимой, то летом, то в осенние бурные

ночи, и спасались каким-то чудом. С гордостью

смотрел на своих товарищей Сенька– вот они ка-

кие молодцы, ничего не боятся, все испытали, и

ему приятно было сознавать, что он среди них.

Ночь провел Сенька хорошо. Тепло было и не

понадобилось заворачиваться в паруса. Ярко и

радостно светили звезды. Проснулся Сенька о полу-

ночи и услышал крик диких гусей. Уже летели

весенние странники на новые места, и сладкой вол-

нующей музыкой звенели их крики.

Утром вытащили сети. И опять удачно. Рыбы

было много, и среди сул и сазанов попалось много

осетров и севрюг. Были они тяжелые, икряные, и

это особенно радовало рыболовов: мартовская икра

дорого стоит, по хорошей цене можно продать.

Управившись с сетями, наладились в обратный

путь. На первый раз довольно. Надо поспешить,

пока рыба в цене, а то навезут со всех сторон—

и упадет цена, прогадают.

Ветер был попутный, баркас шел хорошо. Лопо-

тали что-то веселое паруса. Солнце пригревало так

ласково и так славно было лежать на пахнущих

смолой досках, слушать, как хлюпает по бокам

вода, как кричат белогрудые, резвые чайки, и

думать о чем-то...

Сенька блаженно щурился, вглядываясь в голу-

бую даль, где маячили белыми пятнами рыбачьи

паруса, и думал:

«Что ни говори, а хорошо на море. Хорошо

быть моряком, плавать далеко, по большим морям,

на больших пароходах—на таких, что и бури не

страшно. Вот, кабы меня отдали в мореходную

школу. Можно б штурманом быть, а там и капи-

таном... Кончу вот городскую школу, поплаваю

лето, подрасту и буду проситься в мореходные

классы. Ученья я не боюсь, хоть там и трудные

науки, а Андрюха, надо полагать, согласится.

Сам ведь ме раз говорил: «Эх, кабы достатки,

подучился бы, да поступил в мореходную школу»...

Ну, стало быть и меня поддержит.

В городе Сенька не раз видел учеников море-

ходных классов. Такие все бравые, ловкие и одежа

у них хорошая: ясные пуговицы, фуражка с лен-

точкой без козырька—прямо смотреть любо.

И у Сеньки сладким трепетом замирала душа,

когда он представлял себя в ясных пуговицах и

в фуражке без козырька. Эх, хорошо-бы!..'

IX.

Стало уже вечереть, когда показался берег.

Солнце зажигало стекла в домах, горели маковки

городских церквей. Вот уже и обрыв обозначился

своими рытвинами и выступами. Как гнездо ласто-

чек, лепятся наверху домишки. На берегу копо-

шатся люди, чернеют баркасы. Виден край гавани

с каменным волнорезом. Стоит, как свеча, тонкий,

белый маяк, и стекла в фонаре светятся на солнце.

Дымят внизу пароходы... Все плывет навстречу,

приближается, точно протягивает дружески руки.

Тихо подошли к берегу, бросили якорь. На воде

уже лежали горячие, ярко-оранжевые ленты за-

ката... Подали каюк. Рыбаков уже ждали на берегу

торговцы и торговки. Наперебой стали торговать

рыбу. Кричали, божились, хлопали руками, ста-

раясь выторговать хоть копейку.

Когда Сенька очутился на берегу, ему показа-

лось, что земля качается под ногами, и ноги как-

будто разучились ходить. Еще бы, четыре дня он

провел на море... Но все-таки он бойко вскараб-

кался по крутой тропинке на обрыв, с сумкой

в руке. Там стоял Митька, поджидая товарища.

– Глянь... А загорел, засмолился, как цыган,—

приветствовал он Сеньку.

– А что-ж? Такое дело,—улыбнулся Сенька.—

Ну, знаешь, и здорово.

– Что?

– Да плавали. Тут как рассказать тебе, что

с нами было, так целая история. Приходи сюда

попозже, потолкуем, а сейчас домой побегу.

И Сенька, покачиваясь и сам дивясь этому,

пошел дальше.

Вот и домик их. У ворот стоит мать, улы-

бается.

– Рыбалки наши вернулись,—говорит она.—

Смотри-ка, да он вырос. Ишь какой красный стал,

узнать нельзя. С удачей?

– Ого, еще как,– сказал Сенька, скаля белые

зубы.– Полбаркаса насыпали. Да какая рыба! Осе-

тер, судак... икряные. Вот вам, маменька, гостинец.

Сенька раскрыл сумку: там лежали два судака

и молодой остроносый осетер.

– Спасибо, сынок. А Андрей где?

– Управляется с баркасом.

– Благополучно с'ездили?

– Ничего, только в льдину было врезались да

покачало потом, а то все хорошо... Рыбалку одного

с баркаса сняли. Чуть было не утоп.

Пошли в домик. Мать засуетилась с ужи-

ном—надо покормить хорошо своих молодчиков.

А Сенька ходил, покачиваясь, по комнате, и ему

в самом деле казалось, что он переменился, вырос

за эти четыре дня.

«Вот он—первый выход,—думал Сенька. Ка-

жись, пустяки, поехал и приехал, только и всего,

а как будто другим стал, сам в себе перемену вижу».

Маленькая комнатка покачивалась, в ногах чув-

ствовалась нетвердость, но на душе было спокойно,

точно он сделал какое-то большое, важное дело,

и все это знают и тоже говорят—хорошо.

И Сеньке было приятно думать об этом.

Да, первый шаг сделан. Началась трудовая

жизнь.