Текст книги "Можайский — 5: Кирилов и другие (СИ)"
Автор книги: Павел Саксонов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
«Нет!» – взвизгнул Бочаров, вырываясь. – «Просто…»
«Что?»
«Он… ну…»
«Говори!»
«Он тоже из Пальмиры!»
Анастасия выпустила брата:
«Тоже? Как так?»
«А что в этом такого?»
И впрямь, – подумала Анастасия, – что в этом такого? Но тут же ей в голову пришли другие соображения:
«Но что у тебя с ними общего? За что они тебе деньги дают? И почему вы чуть не подрались? И с какой такой стати тайно встречаетесь?»
Бочаров ухватился за последний вопрос:
«Да почему же тайно?» – переспросил он. – «Ничего не тайно!»
«Да как же не тайно, если вы…»
«Ну и что!» – перебил сестру Бочаров. – «Решили на свежем воздухе встретиться!»
«Зачем?»
«Вот ведь заладила!»
«Зачем?» – не сдавалась Анастасия.
Бочаров понял, что от ответов ему не уйти – при условии, конечно, если тут же не дать сестрице по голове и не сбросить ее под колеса одного из мчавшихся по проспекту экипажей!
– Почти не сомневаюсь, господа, – Митрофан Андреевич прищурился, – в других условиях этот молодчик не стал бы церемониться, хотя… кто его, конечно, знает? Не зря же он вернулся к сестрам, имея полную возможность этого не делать! Пусть даже, как мы понимаем, сестры ему понадобились – moi, en tout cas, je ne reste pas dans le doute! [46]46
46 Во всяком случае, лично я не сомневаюсь!
[Закрыть]– только для того, чтобы легче проникнуть в службу… как-никак, но семейное положение – хорошая рекомендация благонадежности! И все же, он мог найти и другие способы… тем более, отставной… Эх!
Митрофан Андреевич вздохнул.
– Отставной… – повторил он и грустно покачал головой: Бочаров – да и не только он, впрочем – своим поведением, похоже, разрушил в полковнике безусловную веру в преимущества отслуживших в армии.
– Значит, Анастасии ничего не угрожало?
Митрофан Андреевич пожал плечами:
– Не думаю, чтобы что-то угрожало, во всяком случае, тогда. Но, повторю, держать пари я бы не стал!
– Так что же дальше?
– А дальше Бочаров начал плести всякую ахинею. Точнее, Анастасии показалось, что ее брат совсем уж заврался, но я – в свете уже известного нам – сразу же понял: Бочаров довольно умело перемешивал правду и выдумки. Сотворил этакий mélange [47]47
47 (Le) мешанина.
[Закрыть]из mensonge [48]48
48 (Le) ложь.
[Закрыть]вполне себе imprudent [49]49
49 Нагл(ый)ая.
[Закрыть]и la vérité pure [50]50
50 Чистая правда.
[Закрыть]! Анастасия слушала и только диву давалась.
Прежде всего, Бочаров взял с нее твердое слово никому ничего не говорить: мол, права она – то, за чем она застала его и господ из страхового общества, не вполне законно, и если – не приведи Господь – всё это вскроется, худо будет всем, начиная с него самого. Сама Анастасия тоже, разумеется, пострадает: его-то, Бочарова, непременно уволят, а значит, семья останется без верного заработка… Да что там – заработка! Без хороших денег!
Я уже говорил, господа: Анастасия быстро привыкла к хорошему и прежние комнаты на Петровской стороне вспоминала с содроганием. Перспектива вернуться в них или в подобные пугала ее. Вот потому-то Бочарову, несмотря на явное неудовольствие сестры, и удалось так просто заручиться ее молчанием!
А дальше он рассказал ей, на первый взгляд, совершенно невероятную историю.
«Однажды после выезда – мы уже вернулись в часть – ко мне подошел странного вида человек: этакая помесь барственности и жуликоватости. И знаешь, что он сделал? Попробуй догадаться!»
Анастасия наотрез отказалась играть в угадайки.
«Денег мне дал! – сказал тогда Бочаров. – Представляешь? Ни «здравствуй», ни «до свидания»… ничего. Просто вынул из кармана сто рублей десятками и сунул их мне в руку!»
«А ты?»
«А что я? Взял, конечно!»
«И даже не спросил, за что?»
Бочаров постучал костяшками пальцев по лбу:
«За дурака меня принимаешь? Разумеется, спросил!»
«Ответ, похоже, тебя удовлетворил, – буркнула Анастасия, – раз деньги не вернул… а ты ведь не вернул?»
Взгляд Бочарова стал снисходительным:
«Э! – протянул Бочаров. – Да это ты у нас оказывается дурочка!»
«Что ты мелешь!»
Но на этот раз гнев сестры не испугал, а позабавил паршивца:
«Забыла что ли поговорку? – хихикая, спросил он. – «Дают – бери? А еще – что упало, то пропало!»
«Значит, – наконец, дошло до Анастасии, – ты бы не вернул эти деньги даже в том случае, если бы разъяснения человека тебе не понравились?»
«Ну конечно!» – весело подтвердил Бочаров.
Анастасия – женщина, в общем-то, честная, пусть даже и совращенная с пути праведного потребностями к излишествам – только головой покачала. В ее глазах – это она так сказала – можно было прочитать явственное «ну ты, братец, и гад!»
Так это или нет, но взгляд Анастасии Бочарова не смутил ни капельки. Напротив: с каждой минутой он становился всё увереннее; былой испуг исчез совершенно. Отпустив еще остроту-другую, он вернулся к своей истории:
«Вы что же, – спросил я странного господина, – пострадали в пожаре?»
«Пострадал? – удивился господин. – С чего вы это взяли?»
«А сто рублей за что?»
«Нравитесь вы мне!»
Услышав это, Бочаров отшатнулся: ему, разумеется, доводилось слышать о разного рода молодчиках, погрязших в содомском грехе – нередко из общества, но часто и просто с улицы. Но чтобы такие люди вот так, нагло и совершенно открыто, подыскивали себе партнеров, он не ожидал.
Первым побуждением Бочарова было… нет, господа: не швырнуть обратно и – желательно – в физиономию наглецу полученные сто рублей! Ни в коем случае. Тут уж, как сказал сам Бочаров, что упало, то пропало: возвращать деньги он не собирался ни при каких обстоятельствах – не на того напали! Первым его побуждением было дать содомиту крепкого тумака: так, чтобы грохнулся тот на панель и встал с нее не скоро. Бочаров даже руку занес, но…
Полубарин – полумошенник опередил его:
«Э, мил человек! – воскликнул он, ловко отпрыгивая в сторону. – С ума ты что ли спятил?»
Бочаров растерялся: глаза странного человека блестели настолько выразительным смехом, что трудно было сочесть этот смех с обидой, какая, несомненно, должна была постигнуть содомита. Кулак разжался сам по себе. Рука опустилась.
«Так вы не из этих?»
Странный человек расхохотался:
«Бог с тобой, голубчик! Я дело тебе предлагаю, а до твоих филейных прелестей дела мне нет никакого!»
Бочаров быстро огляделся по сторонам: не слышит ли кто? Но рядом никого не было, только несколько человек возились с трубным ходом [51]51
51 Телега с насосом для подачи воды.
[Закрыть], подправляя не то колесо, не то державшую колесо ось.
«Что за дело?» – спросил тогда Бочаров и подошел к человеку поближе: чтобы уж наверняка никто не услышал.
Человек пошел еще дальше: приблизился к Бочарову совсем уж вплотную и, взяв его за пуговицу мундира, склонился устами чуть ли не к самому его уху:
«Как думаешь, – задал он странный и неожиданный вопрос, – сколько денег можно поднять на пожаре?»
«Что значит – поднять?» – не понял Бочаров.
Человек – очевидно, поясняя – задал новый вопрос:
«Вот если ты застрахуешь у меня квартиру, а она сгорит, сколько я на этом заработаю?»
«Заработаешь? – удивился Бочаров. – Потеряешь!»
Человек усмехнулся:
«Это если я тебе страховое возмещение выплачу!»
В голове Бочарова будто прояснилось, но не до конца:
«А ты не выплатишь? Но как?»
Человек отлип от Бочарова и, маня его за собою пальцем, пошел в сторонку: прочь со двора, на улицу, к проспекту. Бочаров, понятное дело, следовал за ним как привязанный.
Уже там, на проспекте – перейдя через него и встав немного поодаль от стройки [52]52
52 Вероятно, Митрофан Андреевич имеет в виду строительство нынешнего дома 60 по Большому проспекту: никаких других подходящих по времени и месту строек на четной стороне проспекта тогда не было.
[Закрыть]: чтобы не зашибло – человек, уверенный теперь, что до посторонних ушей точно ничего не дойдет, пояснил свободно:
«Законным образом не выплатить тебе возмещение я могу только в двух случаях: если будет доказан умышленный поджог – тобою же, и если будет доказана твоя вина в возникновении пожара… да ты и сам понимаешь: пожалел денег на прочистку труб от сажи, керосинку оставил без присмотра, какие-нибудь легковоспламеняющиеся жидкости хранил в непосредственной близости от огня… что еще?»
«О, – Бочаров оказался в своей стихии, – много чего еще!»
«Вот именно, – подхватил человек, – но есть проблема!»
«Понимаю!» – Бочаров действительно понял всё.
«Вот видишь! – обрадовался человек. – Ну как: сработаемся?»
Понять-то замысел Бочаров понял, но его воплощение…
«Всё не так просто…» – протянул он и даже – вот негодяй! – пригорюнился.
Человек же наоборот – стал совсем деловым. Его манеры неожиданно огрубели, словно потеряли стеснительность первого впечатления.
«Очень хорошо, что ты об этом прямо заговорил!» – заявил он. – «Правильный подход: все трудности должны быть ясны от начала и до конца. Иначе…»
По губам человека скользнула недобрая улыбка:
«Иначе, – повторил он, – климат нашей благословенной столицы покажется райским в сравнении с тем, что за Уралом!»
Бочаров смекнул, что речь – о каторге, и невольно вздрогнул. Но испугаться – так, чтобы бежать от проходимца, выдать его, исправиться – нет, не испугался. Сто рублей приятно полнили карман, а будущие доходы – если, конечно, придумать, как обойти трудности – и вовсе обещались быть нешуточными.
«Я вот чего не понимаю, – зашел он с другой стороны, – не проще ли обратиться к экспертам?»
Человек понял, что Бочаров имел в виду проводившиеся по заказам страховых обществ экспертизы и покачал головой:
«Не всегда, мой друг, не всегда! У нас, конечно, есть и свои эксперты, но загвоздка в том, что по вступившему в силу закону возможно любое количество экспертиз! Если у кого-то возникнут сомнения – а ведь они возникнут, правда?»
Бочаров хмыкнул.
«Так вот: если у кого-то возникнут сомнения, он окажется вправе требовать другой экспертизы и с другим составом экспертов! Понимаешь затруднение?»
«Всех не купишь!»
«Точно!»
Негодяи обменялись одинаково горестными взглядами…
– Подождите! – вдруг перебил Митрофана Андреевича Инихов. – Так кто же это был? Насколько я понял из описания, не Кальберг?
– Нет, не он, – ответил Митрофан Андреевич.
– И не Молжанинов?
– Увы, и не он!
– Увы?
– Увы! – подтвердил Митрофан Андреевич. – Мне было бы проще…
– А! – воскликнул Инихов. – Понимаю: кто-то из ваших?
– Да, – снова подтвердил Митрофан Андреевич. – Из моих!
– Ну-ну…
Инихов замолчал.
Митрофан Андреевич в очередной раз вздохнул:
– Умножение сущностей вам, господа, не на руку, я понимаю, но… стыд-то какой! Уж лучше бы обошлось без этого!
– Вы его взяли? – Чулицкий.
– Куда там! Улизнул.
– Прямо напасть какая-то! Все улизнули!
Можайский:
– К счастью, не все!
Чулицкий поморщился:
– Никто не должен был улизнуть!
Можайский:
– Телефон работает исправно.
Чулицкий сплюнул прямо на мой паркет. Я возмутился:
– Михаил Фролович! – воскликнул я.
Чулицкий рефлекторно отдернул ногу, которой только что наступил на собственный плевок, и виновато вжал голову в плечи:
– Прошу прощения, Сушкин! – пробормотал он и – бочком, бочком – отодвинулся от места своего преступления.
Я было насупился, но тут же махнул рукой: бардак и разруха уже и без всяких плевков завладели моей гостиной – стоило ли огорчаться из-за лишней капли? Разломанный стол, валявшиеся повсеместно пустые и полные бутылки, осколки стакана, пошедшее трещинами кресло… на этом фоне вовсе не плевок казался неуместным, а начищенный до блеска паркет! В моей голове даже промелькнула мысль на время следующих совещаний – буде таковые состоятся – выносить из гостиной мебель, а пол застилать соломой или присыпать опилками: по типу того, как это делают в кабаках! Впрочем, вам, дорогой читатель, уже известно, что эта мысль – как и многое другое – пропала втуне: чуть позже моя квартира сгорела, а вместе с ней сгорел и весь дом, и все дома в округе тоже сгорели… не станешь ведь вызывать пожарных загодя, решив пригласить к себе полицию!
Между тем, Митрофан Андреевич… – смешно, не так ли? Только что я думал о пожарных, а глава-то их – брант-майор собственной персоной – уже находился у меня! – Между тем, повторю, Митрофан Андреевич снова завладел инициативой:
– Далеко ему не уйти! Я разослал телеграммы по всем пожарным командам Европы и Америки. Из чувства солидарности – уверяю вас – мерзавца из-под земли достанут!
Забегая вперед, скажу: в этом своем убеждении Митрофан Андреевич ничуть не ошибся. Не прошло и пары недель после всех описанных на этих страницах событий, как из Лондона поступило сообщение:
Встречайте посылку, полковник!
И следом за сообщением – телеграмма из Ревеля:
Уведомляем прибытие пароходом «Frank» ящика адрес СПб пожарной команды тчк Ящик странный тчк Пахнет бальзамом тчк Что делать впрс
Митрофан Андреевич – да и многие другие тоже – всполошились, не сразу поняв, о чем шла речь. Но так как самым простым способом всё прояснить было принять странное отправление, то и ответная телеграмма оказалась соответствующей:
Ждем поездом.
На следующие сутки ящик прибыл в Петербург. Открыл его – под общим надзором – узнавший запах доктор Шонин, Михаил Георгиевич:
– Запах средства для бальзамирования трупов!
– Что за черт?
Едва крышка была снята, все отшатнулись: согнутый в три погибели, в ящике лежал синего вида и, разумеется, мертвый человек.
– Проскурин! – закричал не своим голосом Митрофан Андреевич.
– То самый негодяй, который…
Митрофан Андреевич, недобро улыбаясь, захлопал в ладоши:
– Я так и знал: от нашего брата просто так не скроешься!
К трупу прилагалась записка, которую также обнаружил доктор Шонин и которая – в сильно смягченном переводе – звучала так:
Дорогой полковник!
Пациент выразил решительное несогласие вернуться в клинику, а так как наши законы не позволяют настаивать на возвращении, пришлось пациента немножко подправить: накачать бальзамом и в таком виде посадить на пароход.
Всегда Ваш,
Уэллс [53]53
53 Капитан Уэллс – глава пожарной службы Лондона в 1896–1903 годах.
[Закрыть].
Оригинал записки, разумеется, тут же уничтожили. Ящик же и его содержимое закопали на задворках пригородного кладбища.
– Да, господа, – повторил Митрофан Андреевич, – из-под земли достанут!.. Но вернемся, однако, к нашим баранам. Стало быть, оба мерзавца обменялись одинаково горестными взглядами, и с той минуты между ними установилась прочная связь. По одному только взгляду оба они поняли, что стоят друг друга и могут друг другу доверять. Не удивительно ли? Хорошие люди годами, бывает, бьются за расположение к себе, а подлецы узнают друг друга с первых минут общения! Впрочем, это всё лирика. А горькая правда заключается в том, что Проскурин и Бочаров действительно нашли общий язык. Весь остаток дня – тревог больше не было – они провели в кабачке неподалеку от части, совещаясь и составляя планы на будущее. Оба являлись знатоками пожарного дела. Оба были – вынужден это признать! – людьми отчаянной смелости и потому рассматривали любые, даже, казалось, самые невероятные возможности устранить те или иные сложности, стоявшие на пути реализации их планов…
Митрофан Андреевич оборвал сам себя и пояснил:
– Я говорю «их планов», но это не совсем, а точнее совсем не так. Уже вскоре выяснилось: за Проскуриным притаились куда более значимые фигуры. Впрочем, узнав об этом, Бочаров ничуть не удивился. Наоборот: его доверие к партнеру только возросло, ибо с самого начала было понятно – не мог Проскурин в одиночку замыслить всё это, не говоря уже том, чтобы подступиться к страховым обществам и экспертам!
Не знаю, на каком именно этапе всплыла фамилия Кальберга, но она всплыла. Бочаров не поверил собственным ушам:
«Кальберг? – удивился он. – Тот самый спортсмен?»
«Он самый!» – ухмыльнулся Проскурин.
«Ну и дела!»
А вот Молжанинов как-то и почему-то прошел мимо. Возможно, в то время и сам Проскурин ничего не знал о его участии в предприятии, но, скорее всего, сами Кальберг и Молжанинов запретили ему распространяться на этот счет.
Как бы там ни было, но в общих чертах дело было обрисовано, и выглядело оно так: в каждой из пожарных частей столицы подбирался надежный человек, в обязанности которого входило следующее…
Митрофан Андреевич начал загибать пальцы:
– Во-первых, – в свободное от работы время – проводить негласные инспекции застрахованных домов и квартир, расположенных в зоне ответственности данной конкретной пожарной части. Во-вторых, – по итогам этих инспекций – составлять наметки возможных действий в случае пожара: доставить на место какой-нибудь предмет – допустим, неисправную горелку; повредить газопровод – если освещение было газовым; закоротить «козой» электропроводку, если в доме было электричество; забить дымовые трубы похожим на сажу мусором… и еще тысяча всего! В-третьих, – и это, разумеется, самое сложное – непосредственно воплощать наметки в жизнь.
Вот это третье и вызывало больше всего вопросов: совсем непросто действовать на виду у всех, да еще и в экстремальной обстановке! Как-никак, но одно – тайком проникнуть в какой-нибудь дом, и совсем другое – орудовать во время пожара… Но вместе с тем, именно от безупречного выполнения этого пункта зависел исход расследования причин возгорания: всё нужно было сделать так, чтобы даже у самого что ни на есть независимого эксперта не возникло никаких сомнений. И даже больше того! – чтобы инспектор буквально сам набрел на идею: вот это, а не что-то иное, и стало причиной трагедии.
Как видим, господа, в первое время речь об умышленных поджогах не шла: всё ограничивалось мошенничеством с выплатами страховых возмещений. Но затем – уже когда Бочаров прошел, что называется, испытание боем, заговорили и о них. Но и тогда никто еще не обмолвился об убийствах.
«Как ты смотришь на то, чтобы утереть нос парочке банкиров?» – однажды спросил Проскурин Бочарова.
«Они застраховали свои дома в Пальмире?» – спросил Бочаров.
«Лучше: они вот-вот выдадут кругленькую сумму под залог застрахованного дома!»
«А нам-то что с того?» – не понял Бочаров.
«Пойдем, – предложил Проскурин, – прогуляемся к барону!»
В конторе «Неопалимой Пальмиры» – в той самой, на Невском [54]54
54 См. основную часть книги.
[Закрыть]– Кальберг и рассказал Бочарову смысл новой аферы.
На этот раз уже не страховщик выступал инициатором мошенничества, а сам страхователь. Все юридические тонкости я выяснить не сумел, но суть сводилась к следующему: еще до оформления залога на имя владельца дома заключалось очень и очень выгодное страховое соглашение. Это соглашение было настолько заманчивым, что у банкиров не оставалось сомнений: сделка по залогу рисков не сулила, а значит, можно было ее заключать на сходных для заемщика условиях. Заемщик получал деньги. Возвращать их он, разумеется, не собирался…
– Но дом-то, – Инихов, – для чего сжигать?
Митрофан Андреевич:
– Для сокрытия улик.
– Каких улик?
– Резко завышенной оценки.
Инихов:
– Разве оценку залога проводят не банковские эксперты?
– Как правило, они.
– Откуда же взяться завышенной оценке?
– Этот же самый вопрос задал и Бочаров – Кальбергу!
– И?
– А вот послушайте… Известно ли вам, Сергей Ильич, что стоимость недвижимого имущества зависит от множества разнообразных факторов?
– Допустим.
– А известно ли вам, что модернизация – один из таких факторов?
Инихов пожал плечами:
– Ремонт что ли?
– Да, ремонт.
– Готов поверить.
Тут Митрофан Андреевич улыбнулся:
– А как, по-вашему, оценивается проведенный ремонт?
Инихов задумался.
– Ну… посмотреть необходимо, пощупать…
Митрофан Андреевич рассмеялся:
– Посмотрели, пощупали, а дальше?
Инихов заморгал:
– Наверное, счета посмотреть?
– Вот, Сергей Ильич! В точку! Счета посмотреть!
– А эти счета…
– Соответствующие.
– И всё? Так просто?
– Нет, конечно, – Митрофан Андреевич в шутку погрозил Инихову пальцем. – Не так всё просто. В банках тоже не дураки сидят: на каждую товарную позицию имеют приблизительные сметы. В этом смысле к ним на кривой козе не подъедешь и не заявишь: мол, господа хорошие, я тут краску за рубль купил… при том, что цена этой краске – пять копеек в базарный день!
– Тогда я ничего не понимаю!
Митрофан Андреевич опять рассмеялся:
– А если посмотреть и пощупать?
– Вы хотите сказать…
– Именно! – Митрофан Андреевич подошел к стене и провел рукой по обоям. – Хорошие обои?
Я не понял, кому был задан этот вопрос, но решил, что мне: все-таки обои были моими!
– Не просто хорошие, – ответил я, – а очень хорошие! Это…
Я не успел ничего добавить.
– Простите, Сушкин!
Митрофан Андреевич подцепил бумагу за шов и рванул. Послышался неприятный треск. Моя нижняя челюсть сама собой отпала от верхней. Глаза вылезли на лоб.
– Вот, – Митрофан Андреевич вернулся в центр гостиной с безобразно оторванным от целого куском, – полюбуйтесь!
Инихов поднялся из кресла и подошел к полковнику. За Иниховым подтянулись и другие. Только я стоял столбом на том же месте, где меня застала выходка Митрофана Андреевича. Я все никак не мог поверить в произошедшее! Но взгляд мой, то и дело упиравшийся в обезображенную стену, настойчиво меня заверял: да, акт вандализма мне не приснился!
– Митрофан Андреевич! – наконец, закричал я и ринулся в самую гущу столпившихся вокруг полковника людей. – Митрофан Андреевич!
Но все – даже его сиятельство! – недовольно на меня зашикали, призывая не мешать иллюстрации:
– Потом, Сушкин, потом!
– Не толкайтесь!
– Ай! Вы наступили мне на ногу!
– Никита! Держи себя в руках: подумаешь, обои…
Замечание Можайского упало на самое дно моего сердца, и я отступил. Признаюсь, не без зубовного скрежета, но вновь распахнув блокнот и приготовившись записывать… уж такова, читатель, наша репортерская доля!
Между тем, Митрофан Андреевич развернул самую настоящую демонстрацию:
– Смотрите внимательно, господа! – говорил он, манипулируя с бумагой. – Видите?
Ловко поддетая кончиками пальцев, обоина расслоилась на две составные части, а затем верхняя из них – еще на две.
– Что это значит?
– Это значит, что Сушкин не солгал: обои действительно превосходные…
– Были! – не удержавшись, ввернул я.
– Эти обои, – ни Митрофан Андреевич, ни другие не отреагировали на мое вмешательство, – изготовлены самым сложным из возможных способов, стоят очень дорого и предназначены не только для истинного украшения поверхностей, но и для длительной службы. Если бы…
Вот тут Митрофан Андреевич все же удостоил меня виноватым взглядом.
– Если бы, – повторил он, – не моя… не мой поступок, служить бы им еще и служить, радуя нашего гостеприимного хозяина!
Кто-то не выдержал: я услышал смешок.
– В равной степени, – продолжал Митрофан Андреевич, – это относится и к паркету… Смотрите!
И снова я не поверил своим глазам: безумный старик [55]55
55 В момент описываемых событий Митрофану Андреевичу было 58 лет.
[Закрыть], лихо присев на корточки, подковырнул паркетину невесть откуда взявшимся ножичком и оторвал ее от пола. Паркетина тут же пошла по рукам.
– Обратите внимание, господа! – Митрофан Андреевич снова стоял во весь свой рост. – Это – тоже хороший, качественный материал. Древесина – дуб. Узор – ручная работа. Лак – наилучший. Полировка проводится регулярно…
Чулицкий:
– На зависть живут репортеры!
– Да. Но суть моих объяснений…
– Кажется, мы поняли, – Чулицкий перебил Митрофана Андреевича и в свой черед улыбнулся. – Не все то золото, что блестит, верно?
– Совершенно верно! – подтвердил Митрофан Андреевич и отшвырнул прочь вернувшуюся к нему паркетину.
– Значит…
– Значит, ввести в заблуждение оценочную комиссию – даже комиссию экспертов! – совсем не так сложно, как это кажется на первый взгляд. А вовремя и ловко подсунутые счета, удостоверяющие цены, вносят последнюю и решающую каплю. Подделок в наше время – великое множество, и на глаз, ни на ощупь отличить их от по-настоящему качественных материалов невозможно! Для того, чтобы дать действительное экспертное заключение, необходимо… гм… – еще один виноватый взгляд в мою сторону, – проделать примерно то же, что только что проделал я. То есть – совершить самые настоящие акты вандализма, на какие – вы понимаете – ни один собственник не даст своего согласия!
Звучало это, читатель, убедительно, но Инихов все-таки выразил сомнение:
– Но ведь в банках и такая вероятность должна быть известна!
Митрофан Андреевич согласно кивнул:
– Конечно.
– Но в таком случае…
– Нет.
– Почему?
– Потому что экспертам дается возможность оценить материалы!
Инихов растерялся:
– Но вы же сами только что сказали…
Митрофан Андреевич взял Инихова за руку и подвел к валявшейся поодаль паркетине:
– Возьмите ее! – коротко велел он.
Инихов поднял.
– Как по-вашему, – спросил тогда Митрофан Андреевич, – сколько таких паркетин пошло на отделку этой гостиной?
Инихов осмотрелся, начал прикидывать в уме… но я его опередил:
– Не трудитесь, Сергей Ильич, – сказал я. – Тысяча сто сорок две штуки!
Тогда Митрофан Андреевич обернулся ко мне:
– Это – полное число?
– Нет, – ответил я. – Были излишки.
– А почему?
– Невозможно подобрать полное количество, – пустился в объяснения я, – площадь помещения и площадь потребного количества паркетин не совпадают. Поэтому количество паркетин больше. Кроме того…
Я подошел к стене и поманил к себе Митрофана Андреевича и Сергея Ильича. Но подошли не только эти двое, но и остальные.
– Обратите внимание, – я указал рукой на низ стены: туда, где он прикрывался плинтусом. – Часть паркетин обрезаны.
И в самом деле: часть паркетин была обрезана так, что создавалась иллюзия, будто рисунок уходит вглубь стены.
– Что и требовалось доказать! – воскликнул тогда Митрофан Андреевич. – Видите, господа? Сколько материала пропало втуне!
– Да, – вздохнул я. – Но тут уж ничего не попишешь…
– А вот и попишешь! – немедленно возразил Митрофан Андреевич. – И очень даже! Куда вы дели излишки?
– Ну, как – куда… – замялся я. – Продать их невозможно…
– Но ведь не выбросили?
– Бог с вами! Нет, конечно!
– Так куда же?
– Мастера и забрали.
– Нужно полагать, избавив вас от хлопот по избавлению от мусора?
– Верно.
Митрофан Андреевич широко развел руками:
– А потом всё это – обрезки паркета, его излишки, излишки обоев… ведь у обоев тоже были излишки?
Я подтвердил и это предположение.
– Стало быть, и обои, – продолжил Митрофан Андреевич, – а заодно, полагаю, и плитка с кухни, и побелка, и краска, и обивочный материал, и…
– Да, да, да! – всё подтвердил я.
– Всё досталось мастерам!
– Конечно!
– А после них – Кальбергу!
Я поперхнулся. Митрофан Андреевич хлопнул меня по спине:
– Крепитесь, мой друг! – совершенно серьезно сказал он.
Никто вокруг тоже ни смешка не издал, ни улыбнулся. Все были мрачными и сосредоточенными.
– Вот так, Сергей Ильич, и попадали качественные материалы мошенникам. Нашему дорогому барону – в их числе. Теперь понимаете?
Инихов – ступая тяжело – вернулся в свое кресло.
– Понятно, – усевшись, сказал он и достал сигару. – В ход шли подделки, а экспертам предъявлялись качественные остатки из других мест.
– Верно.
– Но стоит ли овчинка выделки?
– Что вы имеете в виду?
Инихов, раскурив сигару, пояснил:
– Какова доля качественного ремонта в стоимости дома или квартиры?
Лоб Митрофана Андреевича пошел морщинами, усы шевельнулись.
– По-разному. Однако…
– Сколько? – Инихов выдохнул дым. – И не забудьте еще и то обстоятельство, что ссуды под залог никогда не выдаются на полную стоимость залога!
Митрофан Андреевич кашлянул:
– Как вы посмотрите на сумму в две трети от оценки?
Инихов стремительно вынул сигару изо рта:
– Что? – воскликнул он. – Две трети?
– И даже больше.
– Да больше-то как? – изумился Инихов.
– А если мрамору подпустить? Позолоты?
– Тьфу!
– Вот вам и «тьфу!»
– Совсем народ ополоумел!
– Согласен!
Инихов и Митрофан Андреевич замолчали.
– Выходит, – спросил тогда Гесс, – поджог – и впрямь единственная возможность скрыть улики?
– Да. – Ответил Митрофан Андреевич. – Так как полученная сумма существенно превышала реальную стоимость имущества, и возвращать эти деньги никто не собирался, неизбежно возникал риск судебного преследования за подлог. Ведь банк, вступив во владение залогом, обязательно обнаружил бы, что его попросту надули!
– И тогда, как это часто бывает, было решено прикрыть одно преступление другим – еще более тяжким!
– Правильно.
– Я так понимаю, Бочаров согласился?
– Сразу же!
– А потом?
– А потом, наконец, дошло и до убийств.
– Минутку! – вмешался я. – А страховка?
Митрофан Андреевич посмотрел на меня с нескрываемым удивлением:
– Помилуйте, Сушкин! Какая страховка? Платить ее тоже никто не собирался!
– Но в этом случае, – я стоял на своем, – вся тяжесть ответственности падала бы на поджигателя! То есть – на страхователя! Ему пришлось бы возмещать банку убытки!
– Ничего подобного! – Митрофан Андреевич кивнул на Можайского. – Юрий Михайлович! Объясните вашему другу разницу между умыслом и случайностью.
– Да какая случайность! – перебил я начавшего было говорить Можайского. – Если страховку не платят, значит – умысел!
– Или, – теперь Можайский перебил меня, – невиновная небрежность.
– Невиновная небрежность? Ты в своем уме? Как такое возможно?
– Очень просто. – Можайский, пристально – даже театрально-пристально – глядя на меня, сделал шаг в сторону.
– Ты…
– Ой! – воскликнул он, не сводя с меня взгляда.
Послышался плотный хруст. Резко запахло водкой. Я перевел взгляд от глаз Можайского на пол и вскрикнул:
– Ты раздавил бутылку!
– Да что ты! – Можайский тоже посмотрел себе под ноги. – Вот ведь какая незадача!
– Ну, и что ты хочешь показать этой нелепой демонстрацией? – нахмурился я. – Разница очевидна!
– Совсем не настолько, как тебе кажется, – парировал Можайский.
– А я говорю…
– Послушай, – перебил меня Можайский. – У тебя ведь есть приходящая прислуга?
– Конечно. Да ты же сам знаешь: тетушка Поля…
– А если, допустим, – вновь перебил меня Можайский, – эта почтенная дама допустит какую-нибудь оплошность?
– Какую? – не понял я.
– Да вот хотя бы…
Можайский быстро осмотрелся, а затем – не найдя, очевидно, ничего подходящего в гостиной – даже высунулся в коридор и осмотрел и его. В коридоре, однако, тоже ничего не нашлось. Тогда Можайский совсем вышел из гостиной и исчез на полминуты – минуту.
Вернулся он с объемной бутылью.
– Зачем тебе керосин? – ахнул я.
– А вот зачем!
Можайский направился к камину, а во мне взметнулось недоброе предчувствие:
– Эй! – закричал я. – Остановись! Стой, говорю!
Но было поздно.
Можайский, на ходу откупорив бутылку, в несколько шагов подскочил к камину и, кочергой отбросив подальше тлевшие угли, сунул бутылку в камин.
Тогда уже ахнули все. Митрофан Андреевич подбежал к Можайскому и схватил его за руку:
– Что вы делаете, князь?!
– Посмотрим…
Митрофан Андреевич схватил кочергу и попытался подцепить уже разогревшуюся бутыль, но вышло еще хуже: бутыль опрокинулась, керосин хлынул на угли. К самой полке немедленно взвилось пламя. Митрофан Андреевич, чертыхаясь, отскочил.
– Что вы наделали!
Отпихивая нас, к камину подлетел Чулицкий:
– Невероятно! Глазам своим не верю!
И – как до него Митрофан Андреевич – отпрыгнул.
Пламя уже вырывалось наружу. Я в оцепенении смотрел на готовую вот-вот разразиться катастрофу.
За моей спиной послышался топот. К камину протиснулся поручик…
– Нет! – заорал Митрофан Андреевич, пытаясь перехватить нашего юного друга.
Однако поручик успел выплеснуть на пламя добрую половину эмалированного таза воды.
