Текст книги "Лето разноцветно-косолапое"

Автор книги: Павел Калмыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Мифы медведей мира
Мадхуведа

Как и предполагала Аксинья Потаповна, лечение мёдом быстро поставило губачонка Бхалу на ноги. Уже на другой день он был здоров и жизнерадостен. Хотя на мордочке и оставалось как бы недовольное выражение: губы дудочкой, бровки домиком – но тут уж ничего не поделать, такова его природная физиономия.

– У-у-у, я теперь настоящий мадхувед! – гордился Бхалу.

– Что значит «мадхувед»? – спросили его.

– Тот, кто знает мёд. Великий Джамбаван научил пчёл делать мёд.

– Кто? Твой дедушка? – удивились медвежата.

– Да не дедушка! А пра-пра-пра-пра… Вы, что ли, не знаете? У-у, великий Джамбаван, царь медведей!

И Бхалу начал рассказывать про царя Джамбавана:

– В давние времена, когда джунгли были гуще и зверей там было больше, царил над ними великий медведь Джамбаван. Его дворцом было дупло, огромное, как пещера, на огромном, как гора, дереве.

Царь-медведь ходил по индийским джунглям и следил за порядком. Где сильно густели растения, Джамбаван проламывал в чаще тропинки. Если долго не было дождя, Джамбаван грозно рычал в небо, облака сотрясались, как от грома, и начинался ливень. Царь всё видел и следил, не бросаются ли обезьяны фруктами, не убивают ли хищники дичь для баловства. И всем в джунглях хватало еды и питья – от мышонка и до слона, и звери уважали царя за его мудрость. Только тиграм не нравился медвежий порядок, но они боялись Джамбавана и помалкивали.

Как-то раз Джамбаван отправился навестить своего младшего брата Бхалу на остров Ланку. И в отсутствие царя объявился в индийских джунглях огромный тигр по имени Равана. Он занял царский дворец, выгнав оттуда прекрасную царевну Джамбавати, и заявил: «Я самый сильный и большой, самый зубастый и когтистый! Джамбаван не вернётся, я теперь царь джунглей!» Равана действительно был огромен: усы – как бамбуковые прутья, зубы – как слоновьи бивни, хвост – как бревно. Обрадовались тигры и барсы: новый царь разрешил им охотиться сколько душа пожелает, и за это они каждый день приносили ему на съедение буйвола. Равана не умел вызывать дождь своим рёвом, но хищников это не тревожило, они говорили: «Мы всегда напьёмся кровью антилоп и оленей, нам хоть трава не расти».

А Джамбаван, ни о чём не ведая, гостил у брата Бхалу, учил его управлять Ланкой. Но тут прилетел из Индии крылатый Хануман, царь обезьян. Он рассказал, что случилась беда, что царевна Джамбавати в изгнании…

– Ах! – вздохнула Панда.

– … и, едва дослушав, медведь побежал к морю. И море от Ланки до Индии он перепрыгнул до середины, а дальше поплыл…

– Молодец, – заметил Умка.

– … но на берег выйти не смог – там его поджидал тигрище Равана с полчищем зубастых приспешников. И едва Джамбаван выходил из воды, тигр набрасывался и сталкивал его обратно в море…

– Как Росомаха! – сердито воскликнул Тедди.

– … и тигры и барсы ревели от радости. Так продолжалось три дня, и на море расходилась буря. На исходе третьего дня великий медведь перестал показываться из воды, и воинство Раваны возрадовалось. Но Джамбаван не утонул…

– Знаю, он затаился под водой! – догадался Умка.

– Нет, он поплыл обратно на Ланку, и там его истерзанное тело вытащил на берег младший брат, Бхалу. Обезьяний царь Хануман заплакал, но Бхалу сказал: «Не спеши плакать! А спеши лететь на север, в Гималаи. Там меж двух исполинских вершин найдёшь плодоносную гору Ошадхи. И на той горе растут четыре целебные травы: первая, мрита-сандживани, вернёт дыхание…»

– Да, – покачала головой Аксинья Потаповна, – не было у меня такой травы, когда ты захлебнулся.

– Но Хануман не дослушал, он умчался на север и вскоре вернулся обратно. Царь обезьян принёс не травы – он принёс на себе ВСЮ ГОРУ ОШАДХИ!

– Ого! – ахнули все слушатели.

– И Бхалу сам отыскал на горе все четыре травы – и ту, что возвращает дыхание, и ту, что закрывает раны, и ту, что обезвреживает яды, и ту, что восстанавливает силы. И ещё до наступления утра оба брата тайно приплыли в Индию.

И началась великая битва медведей с тиграми. Бхалу принял бой с самым сильным барсом, а Джамбаван сражался против самого Раваны.

Тут рыжий медвежонок Бхалу разволновался, встал на задние лапы, а передними начал размахивать во все стороны, сражаясь с невидимым тигром, – и все посторонились на всякий случай, ведь когтищи у губача ой-ой какие длинные.

– Тигр ка-ак прыгнет! А Джамбаван ему ка-ак даст! Потом его ка-ак схватит! Но Равана вывернулся и ка-ак вцепится! Хвостом – хлесь, хлесь! А медведь его ка-ак бросит – тот и покатился!..

Наконец медведь ухватил помятого и подранного тигра за хвост и стал крутить вокруг себя – крутил, крутил, а потом отпустил, и улетел Равана неведомо куда с рёвом бессильной злобы. «Так вот почему тебя звали Равана», – засмеялся Джамбаван. Ведь имя Равана и означает «тот, кто ревёт».

Лишившись предводителя, войско хищников потеряло свою смелость.

Первыми побежали барсы – и на их шкурах остались только пятна от медвежьих ударов. Тигры огрызались дольше и навсегда стали полосаты: эти полосы – следы от медвежьих когтей.

А потом великий царь Джамбаван послал в небо свой торжествующий рык, и сотряслось небо, и хлынул дождь, чтобы смыть с листвы кровь и клочья шерсти, чтобы оживить усталые джунгли.

Тут прилетел царь пчёл и сел на нос Джамбавану.

«Поздравляю, – прожужжал он, – мы победили».

«Кто это „мы“?» – усмехнулся медведь.

«Пчёлы! Разве ты не видел, как мы сражались против ос? Мы не позволили осам покусать медведей, и мы вместе победили!»

«Если так, то пусть будут осы полосаты, как тигры, а пчёлы – мохнаты, как медведи, – решил Джамбаван. – И ещё: я научу пчёл готовить из нектара цветов самую вкусную на свете еду – мёд».

И он сдержал своё обещание, и пчёлы тут же наготовили много мёда, и был в джунглях праздничный пир. Вернулась к отцу прекрасная царевна Джамбавати. На радостях были прощены и тигры, и барсы, ведь какие без них джунгли? Но до сих пор не дружат они с медведями и не понимают мёда. Потому что это великое знание – Мадхуведа – было завещано только медведям. «Мадху» – это мёд, а «Мадхуведа» – медведение.

И медвежата, и сама Аксинья Потаповна слушали историю губачонка с большим интересом. Запах мёда придавал рассказу особую убедительность.

От лечения Бхалу осталась самая чуточка мёду – ровно столько, чтобы всем медвежатам попробовать. Панда даже глаза прикрыла от удовольствия, чувствуя, как душистая сладость растекается по языку, по горлу, по животу. Умка проглотил свою порцию одним махом, задумался, вылизал лапу и сказал:

– Однако вкусно было.

Тедди, наоборот, долго пережёвывал во рту мягкий восковой комочек, сглатывая только сладковатую слюну. А Коала, как обычно, достала из сумки свой флакончик с эвкалиптовыми каплями, поразмыслила… да и убрала его обратно. Мёд вкусный, не надо его заедать. Наверное, коалы всё-таки тоже в чём-то медведи.

Камень, который упал с неба

– А ну, навались! Раз, два – взяли! Эх-х!..

– Крепко сидит!

– А ну-ка, с другой стороны возьмёмся. Налегли!! Ух-х!!!

– Не поддаётся…

– Ладно, передышка.

Три медвежонка устало прислонились к шершавому валуну, обросшему разноцветными лишайниками. Лохматый рыжий медвежонок приник спиной к нагретой солнцем стороне, белый медвежонок – к прохладному тенистому боку, а чёрный медвежонок устроился между ними.

– А может, ну его, этот камень? – спросил белый. – Лежит, ну и пусть себе лежит.

– Да, Бхалу, в самом деле, зачем мы переворачиваем камни? – поддержал чёрный.

Лохматый Бхалу в ответ пожал плечами:

– Ну-у-у… Папа учил, что все камни надо переворачивать. Тогда и лапы будут сильными, и что-нибудь вкусненькое найдёшь. Личинок или ящерицу.

– Что такое «ящерица»? – не понял белый Умка.

– Ну-у, такая маленькая, прыткая, с хвостом.

– Мышь, что ли?

– Нет, не мышь. Если поймаем, тебе понравится.

Бхалу вздохнул, нежась на солнышке, закусил стебелёк ромашки и сощурился. Хорошо, когда тепло и спокойно. Послышалось басовитое гудение Бхалу приоткрыл глаз и увидел, что на ромашке у него под носом тяжело покачивается шмель, весь перепачканный жёлтой пыльцой.

– Привет, братец, – сказал ему Бхалу сквозь зубы (чтобы ромашка не выпала). – Ты не бойся, я тебя не съем.

– Сам будь здоров, – ответил шмель и полетел на другие цветы.

Шмелям не до разговоров: дела. Бхалу отправил ромашку в рот и улыбнулся. Он уже знал, что шмелей есть невежливо. Ведь шмели – это маленькие крылатые медведи: мохнатые, толстенькие; басистые, бесстрашные, тоже любят цветы и умеют помаленьку добывать мёд.

– Ну что, ещё разок попробуем, со свежими силами? – предложил чёрный медвежонок Тедди.

– А может, его сначала надо подкопать с краю? – вслух подумал Бхалу. – Интересно, глубоко он там сидит?

– Глубоко, глубоко! – послышался писклявый голосок, и на камень вскочил рыжий зверёк с пёстрой спинкой. – И копать нечего, зря только испачкаетесь.

– О! Это ящерица? – спросил Умка.

– Это белка! – сказал Тедди. – Только хвост куцеват.

– Нормальный хвост, – обиделся зверёк и встал столбиком. – Какая я тебе белка? Я Евражка, суслик. И это мой камень.

– Почему это твой? – сказал Бхалу и попытался схватить Евражку, но зверёк словно исчез под его лапой и тут же возник чуть в стороне.

– А потому это. И ни за что тебе его не откопать: он в землю по пояс ушёл, потому что с большой высоты упал.

– С высоты? – Медвежата подняли глаза вверх. На синем небе кудрились белые облака и не было никаких камней. – Разве камни летают?

– Если вы меня ловить перестанете, я расскажу, – ответил Евражка. – Уберите лапы.

Медвежата спрятали лапы за спины и приготовились слушать.

– Видите вон тот огромный Вулкан? Так вот, раньше его там не было, а был он совсем в другой стороне, во-он там.

– Ещё скажи, что ты его на себе перетащил, – съехидничал Тедди.

Евражка надул щёки и замолчал, скрестив лапки на груди.

– Рассказывай, рассказывай, – сказал Бхалу. – Он больше не будет перебивать.

– Последний раз прощаю, – строго предупредил Евражка. – Так вот, Вулкан сидел во-он там и сидя спал. А у подножия Вулкана жили евражки, много-много евражек. Они там рыли норы, бегали, играли и ради озорства щекотали Вулкану пятки.

– Хи-хи! – вскрикнул Бхалу (это Тедди пощекотал ему пятку).

Евражка досадливо поморщил нос, но продолжил рассказ:

– Щекотали, щекотали и дощекотались до того, что Вулкан проснулся, рассердился, зарокотал, так что вся земля задрожала, и стал швыряться в евражек камнями – и такими, как этот, и ещё больше, да притом горячими. Камни летели с воем и с дымом, падали с грохотом; какой в земле завязнет, а какой вдребезги разобьётся. Страх и ужас! Наконец всю округу Вулкан усеял камнями, но евражек меньше не стало – мы ведь юркие, от любого камня увернёмся. Застонал тогда Вулкан, встал с земли и тремя огромными шагами перешёл на другое место. Где ногой наступал – маленькое озерко появлялось. А где раньше сидел – там большое озеро разлилось, и пришлось евражкам всё-таки переселяться, другие норы себе копать. Теперь Вулкан на новом месте сидит и снова дремлет, но уже не таким крепким сном, иногда вздрагивает – это ему евражки снятся… Эх, заболтался я с вами, а у меня дела. Пока! – Евражка в одно мгновение соскочил в траву и исчез под камнем.

– Эй, подожди! – спохватился Бхалу и принялся копать землю в том месте, где исчез Евражка. – Я хотел спросить…

– Я помогу, – сказал Тедди и тоже стал копать. – Евражка, выходи! Нам надо спросить!

Подошла вожатая Аксинья Потаповна:

– Что там, деточки? Евражкино жилище? Так вы его не достанете – он давно через другой отнорок выскочил. Зачем вам евражка?

Тедди выбрался из своего раскопа и сказал:

– Мы просто хотели спросить… Бхалу, что мы хотели спросить?

– Я хотел спросить, где у Вулкана ноги?

– Нет у Вулкана никаких ног, – засмеялась Аксинья Потаповна. – Евражки маленькие и придумывают всякую чепуху про свои подвиги.

– Я так и знал, чепуха это всё, – сказал Умка. – Как этот камень мог с неба упасть?

– А это как раз не чепуха, – ответила Аксинья Потаповна. – Внутри Вулкана спит страшная сила.

– Сильнее вас?

– Сильнее всех медведей вместе взятых. Когда эта сила просыпается, из Вулкана вылетают дым, огонь, камни… Это называется извержение. Все звери разбегаются от Вулкана подальше и пережидают, пока он не успокоится.

– Правда?

– Правда. И евражки убегают первыми.

– Аксинья Потаповна! – разволновались медвежата. – А Вулкан – когда он проснётся?

– Не бойтесь, – улыбнулась медведица. – Вряд ли скоро. Но если вдруг и проснётся, то я услышу заранее, и мы отойдём и будем смотреть извержение издали – это очень красиво, особенно ночью… Да-а, и мастер же ты, Бхалу, ямы копать! Крепкие у тебя когти.

– А я помогал, – похвастался Тедди. – Раз уж мы камень подкопали, давайте ещё раз попробуем его перевернуть. Хватайтесь, братцы.

Три медвежонка снова налегли на камень и закряхтели от натуги.

– А ну-ка! – Аксинья Потаповна включилась в общее дело, и под её усилиями камень медленно-медленно повалился на бок, выворачивая из-под дёрна влажное основание.

– Ура-а-а! – закричали медвежата.

– Мы сильные! – воскликнул Бхалу.

– Как Вулкан! – подхватил Тедди.

– И где она, ваша ящерица? – спросил Умка, заглядывая под камень.

– Какая ящерица? – удивилась медведица.

Бхалу растерялся. Если уж сама вожатая не знает, какова из себя ящерица, то как объяснить-то?

– Ну-у… Такой маленький крокодильчик. Длинненькая, худенькая. Без шерсти. С лапками, с хвостом. Вкусная.

Аксинья Потаповна задумалась: какая такая ящерица, какой такой крокодильчик? Если без шерсти, так это рыба, но если с лапками, то какая же это рыба?

Нет, под камнем никакой ящерицы не оказалось. Зато обнаружилось кое-что другое. Валун служил крышей для Евражкиной кладовки! Вот почему рыжий грызун так уговаривал медвежат оставить камень в покое. Невелика пожива для медведей – всего-то горсточка старых семян и орешков. Но всё равно законная добыча. А Евражка себе ещё насобирает. Весь урожай впереди.

Саламастики и головандрики

– Ну что, перевернём ещё что-нибудь? – вдохновился Тедди. Давайте вот эту скалу опрокинем в речку.

Бхалу повертел указательным когтем у виска. Умка вытаращил глаза:

– Однако не надо! Речка течь перестанет! Где купаться, где рыбу брать?

Аксинья Потаповна даже рассердилась на Тедди:

– А вот кому «ата-та»? Ты глаза-то подними! Что там, на скале, видишь?

– Ветки какие-то, – сказал Тедди.

– «Какие-то», – передразнила медведица. – Это же гнездо Ворона!

«КРУКК!!!» – гулко разнеслось по окрестностям. Чёрная птица, распластав крылья, слетела со скалы и уселась на ветку берёзы.

– Здравствуй, батюшка Ворон, – почтительно сказала медведица.

Да, это был Ворон. Большой, черным-чёрный. Чёрные лапы, чёрные перья, чёрная борода, чёрный блестящий клюв, и даже язык во рту, когда Ворон заговорил, тоже оказался чёрный.

– Здравствуйте, дети, – низкоскрипучим голосом сказал Ворон. – Вы и в самом деле думаете столкнуть в реку мою скалу?

– Я просто пошутил, – сказал Тедди, повесив нос.

– Он пошутил, – повторил Ворон, обращаясь к Аксинье Потаповне. – Не сердись на него, девочка. Экие у тебя медвежата разноцветные. Что ж, будет нужен совет – приходите.

И Ворон улетел.

– Почему он вас назвал девочкой? – шёпотом спросил Тедди.

– Он когда-то и мою бабушку девочкой называл, – ответила вожатая. – Он очень старый. И мудрый. Его все уважают. Он потомок того самого Великого Ворона. Вы ведь знаете Великого Ворона?

Кто-то из медвежат слыхал про Великого Ворона, другие не слыхали ничего.

– Это очень важная история. Я расскажу её вам вечером.

– Давайте сейчас, а, Аксинья Потаповна, – запросили медвежата.

– Расскажу вечером. А сейчас мы поищем вашу ящерицу. Припоминаю, есть рядом озерцо, там водится что-то похожее.

Это небольшое озеро было одним из тех, которые евражки называли Следами Вулкановой Ноги. Вода в нём стояла тихая, не то что в речке. Над водой роились комары, порхали стрекозы, по глади носились водомерки на длинных расставленных ногах. Над илистым дном двигались тени мальков-рыбёшек.

– Смотри, Бхалу, – прошептала медведица. – Вон, на бревне. Она?

На тёмном бревне, у берега, свесив хвост в воду, сидела маленькая, с пальчик длиной, почти незаметная бурая ящерка.

– Вроде похожа… – неуверенно сказал Бхалу. – Она вкусная?

– Проверь, – предложила Аксинья Потаповна. – Как ты её поймаешь?

Бхалу сразу придумал как. Очень просто: ступил с берега на бревно и двинулся к ящерице. Куда ей теперь деваться – не в воду же прыгать. Вот она, уже лапой подать…

Бульк! Странная ящерка нырнула в воду и преспокойно поплыла прочь, повиливая хвостом!

Бхалу от удивления поскользнулся на бревне и сам громко бултыхнулся в озеро. Ну, нет! На этот раз друзья не дадут губачонку утонуть! И Умка, и Тедди, и даже медведевочка Панда с шумом ринулись в воду.

– Держись, Бхалу! – крикнула Аксинья Потаповна и протянула утопающему лапу.

Но Бхалу барахтался и не спешил спасаться.

– Не спасайте меня! – засмеялся он. – Здесь мелко! И вода тёплая! Плесь, плесь, плесь! – брызнул он на Панду.

– Брызг, брызг! – ответила она и тоже засмеялась.

– Фр-р-р! – медвежонок Тедди окатил обоих целым веером воды.

А Умка вышел из воды недовольный:

– Мутная вода, однако. Уплыла ваша ящерица.

– Нет, это не ящерица, – сказал Бхалу, – это, наверно, головастик.

– Точно, головастик, – согласился Тедди. – Только большой. А голова маленькая.

– Хи-хи! – сощурилась Панда. – Какой же головастик с маленькой головой? Это саламандра. Они – тьфу! – горькие.

Аксинья Потаповна замотала головой:

– Ой, совсем вы меня заморочили – ящерицы, не ящерицы, головастики, саламандры… Слушайте и запоминайте: это называется тритон. Он живёт в воде и на берегу. На вкус – не пробовала и вас учить не буду. А больше никого, чтобы с лапками, хвостом и голой кожей, на Камчатке не водится. Ни ваших ящериц, ни саламастиков, ни головандриков. Только тритон – запомнили?

И медвежата запомнили: тритон.

Мифы медведей мира
Великий ворон

На отдых медвежий отряд устроился на опушке, примяв пахучие заросли крестовника. Пришла пора слушать обещанный рассказ. Набежал вечерний ветерок, шелестели деревья и травы. Солнце опускалось на западе, тени от сопок уже протянулись по земле. Но ещё сияли вдали нетающие снега вулкана, и ещё лежал золотистый отблеск на складках Вороновой скалы (той самой, которую чуть легкомысленно не свалил в реку медвежонок Тедди). Иногда сам хозяин скалы возникал на верхушке, как живая иллюстрация к рассказу.

– Это было давно, – начала Аксинья Потаповна, – когда ещё время не началось. Ни солнца не было, ни земли не было. Жил тогда Ворон, а откуда он взялся, никто не знает, потому что никого другого не было. Скучал Ворон в темноте и одиночестве, плакал от тоски, долго плакал, да и подумал: никто моих слёз не видит, никто не пожалеет. Чего зря плакать? Стал клювом долбить темноту – где ударит, там и звёздочка проклюнется, дырка в небе. При свете звёзд огляделся Ворон. Вверху – небо, внизу – море, вот сколько слёз наплакал. Посредине он сам, Ворон, летает, машет пёстрыми крыльями…

– Как же пёстрыми? – перебил Тедди. – Он же чёрный, совсем чёрный.

– Не торопи сказку! – сказала вожатая. – Слушай, и узнаешь. Так вот, перья у него были пёстрые, и негде ему было присесть отдохнуть: земли-то нет. Тогда спустился Ворон к морю, стал на лету в волнах лапами бултыхать. На лапах ведь у Ворона чешуйки – вот из чешуек рыбы народились, а из коготков – киты, тюлени и моржи.

– А медведи? – спросил Умка.

– Не торопи сказку, – цыкнул на него Тедди и пихнул в бок.

– «Ныряйте глубоко, звери морские, – сказал им Ворон. – Достаньте дно, принесите ила». Долго ныряли тюлени, долго ныряли киты, долго ныряли моржи – наконец один самый сильный морж достал дно, зачерпнул комочек ила, с песочком, с водорослями. И хватило этого комочка, чтобы всю землю посреди моря сделать. Вот такие большие моржи тогда были, что вся земля для них – комочек грязи.

– Однако! – не сдержал удивления Умка. Он один из всех медвежат видывал моржа – хоть и большого, но не такого же!

– Вот опустился Ворон на землю, прошёлся на лапах туда и сюда. Стал птиц делать. Вырвет из себя перо и пустит по ветру. Из чёрного пера баклан получится, из серого – сова, из цветного – селезень. Остались белые перья – наделал из них куропаток, чаек, лебедей, да и сам белый остался.

– Но ведь ворон же чёрный?! – сказал теперь Бхалу.

– Не торопи сказку, – одёрнул его Умка.

– Загалдели птицы, спрашивают Ворона: «А мы красивые? Мало нам света, не видим, какие мы красивые!» – «Ладно, – ответил Ворон. – Кто полетит со мной за море?» Вызвались Гусь и Трясогузка…

(Медвежата закивали: уже видели они на Камчатке и серых длинношеих гусей, и маленьких проворных трясогузок, раскачивающих длинными хвостами.)

Но тогда эти птицы иначе выглядели. У Гуся клюв был как у орла, горбатый и сильный, а у Трясогузки клювик тоненький и длинный. Гузкой она и тогда трясла презабавно, зато хвост имела короткий.

Вот взял Ворон Гуся и Трясогузку, и полетели они через море на восток и на север.

– Это к нам, к нам, – заволновался Умка.

– Долго летели, устали – дальше Гусь по морю поплыл. Лапами гребёт, Ворона и Трясогузку на спине везёт. До северных льдов доплыли, пешком пошли.

– Что такое льды? – потребовал объяснить Бхалу.

Аксинья Потаповна затруднилась с ответом: как объяснить индийскому медвежонку, что такое льды?

– Ну, обычные льды! – сказал Умка.

– Льды – это вода, закаменевшая от холода, – неожиданно подала голос бабушка Коала. – По ней можно ходить и не намокнуть. Это мне пингвин знакомый рассказывал, – пояснила она.

– Вот, – удовлетворённо кивнула Аксинья Потаповна. – Пошли Ворон, Гусь и Трясогузка по льду пешком. Чуть совсем не замёрзли, но добрались наконец туда, где край моря с краем неба соединяется. У Трясогузки клювик острый, тонкий, вот и стала она им небо ото льда отковыривать. Ковыряла, ковыряла, только маленькую щель проделала. И оттуда в мир алый свет просочился – заря. Да обломала Трясогузка свой клювик – с тех пор он у неё короткий.

Но тут уж Гусь свой мощный клюв в дело пустил – поднатужился и чуть-чуть приподнял край неба. Пролился оттуда свет яркий, красивый, переливчатый. «Вот так и держи небо!» – сказал Гусю Ворон, а сам взял Трясогузку под мышку и протиснулся туда, в Занебесный Мир. И видит: там занебесные жители…

– Медведи? – спросил, не утерпев, Тедди.

– Нет, не медведи! Сказано – занебесные жители. Сияющими шарами играют, перекидывают их друг другу с одного края неба на другой. Стал Ворон просить: «Жители занебесные, у вас много шаров, дайте мне один». «А что у тебя есть взамен?» – спрашивают занебесные. «У меня есть Трясогузка», – сказал Ворон. И выпустил он из-под крыла Трясогузку. Стала она прыгать по Занебесью, головой вертеть да гузкой своей трясти – расхохотались тут жители занебесные, шары пороняли, за животы схватились. Тут Ворон два шара под мышки спрятал да и скорей домой, в свой мир, поднебесный. Там уже Гусь из последних сил край неба держит. Проскользнул Ворон в щель, Трясогузка за ним шмыгнула, тут Гусь свой клюв убрал, небо и захлопнулось. Но – ай-яй-яй! – прищемил край неба маленький Трясогузкин хвостик. Рвалась она, рвалась, насилу вырвалась, а хвост вытянулся, длинный стал. Ну, а у Гуся клюв от тяжести неба сплющился.

«Ну-ка, теперь спрячьтесь за меня, – велел им Ворон. – И закройте глаза». А сам вынул из-под мышек принесённые из Занебесья шары. Запустил под небо первый шар, что пожарче, покатился он с востока на запад – солнце получилось. Запустил ему вдогонку второй шар, побледнее, – луна получилась.

Когда открыли глаза Гусь и Трясогузка, обрадовались, как светло в мире стало, и удивились: Ворон стал чёрным – опалил перья горячим солнцем.

– А когда же медведи-то? – вздохнул как бы про себя нетерпеливый Тедди.

– Посмотрел Ворон вокруг: птиц в небе много, рыб в море много, а земля большая, но зверей на ней нет. И стал он свою бороду выщипывать и зверей разных делать. Из самого лучшего пучка сделал Медведя, из двух других – Лося и Оленя. Потом Волка, Рысь, Лису и Росомаху. Чем меньше перьев в бороде оставалось, тем мельче звери выходили.

– А слона когда сделал? – решил уточнить Бхалу.

– Встретишь слона, сам у него и спросишь, не перебивай… Сделал зайцев, сурков, евражек, белок, мышей. А когда поредела борода, не заметил Ворон, дёрнул у себя голую кожу – людей сделал. «Ай, ай, глупый, что натворил, всё испортил!» – закричал Ворон. Да поздно – разбежались люди по земле, не воротишь. Обиделся на себя Великий Ворон и ушёл из мира. А вместо себя оставил главным Медведя, велел за порядком следить, всем управлять. Чтобы весной снега таяли, чтобы летом всё зеленело, а к осени ягоды поспевали…

А Бхалу догадался:

– Я знаю, как того Первого Медведя звали, – это же сам царь Джамбаван!

– Нет, нет, – перебил Тедди, – у нас в Америке говорят, его звали Мише-Моква!

– Миша Мокрый? – недослышал Умка. – Это правда, Первый Медведь любил купаться. А теперь он живёт на небе…

Стемнело. На западе ещё розовела заря – та самая, которую когда-то выпустила из-под неба отважная Трясогузка. На востоке поднималась жёлтая луна – её принёс из Занебесья Великий Ворон. Всё ярче светились звёзды, которые Ворон проклевал когда-то давным-давно. Не поленился Ворон, много звёзд наделал.

– Вон та звезда, на севере, – наша, Полярная, – показал Умка. – А вон то созвездие – это Медведь вокруг Полярной звезды ходит. Медведя зовут Аркуда. А север в честь него называется Арктика.

Коала смотрела на небо с удивлением. Коалы – звери по преимуществу ночные и хорошо знают звёзды. Но здесь она не узнавала ни одного созвездия, ведь над Австралией светят другие звёзды, южные.