Текст книги "Лето разноцветно-косолапое"

Автор книги: Павел Калмыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

В поход

– У-у-у… Куда мы всё время идём? – спросил Бхалу, лохматый медвежонок-губач.

Аксинья Потаповна только вздохнула, а Тедди и Панда в один голос сказали:

– МЫ ПРОСТО ГУЛЯЕМ! – и засмеялись.

Потому что Бхалу задавал этот свой вопрос уже не в первый раз, не в пятый и не в шестой, и Аксинья Потаповна устала отвечать, что они просто гуляют, что медведям обязательно надо много ходить и хорошо питаться, чтобы за лето нагулять достаточно жира для долгой зимней спячки.

(Но медведи-губачи живут на юге, в индийских странах. Там в джунглях сколько угодно муравейников и больших деревьев, на которых всегда много вкусных фруктов. Зимы и вовсе нет, спать по нескольку месяцев не приходится. Людям со стороны кажется, что у губача вообще нет забот, что он совершенный бездельник, потому будто бы и шерсть у него лохмата и нечёсана, потому и когтищи нестрижены. Вот и придумали ему обидное прозвище – «медведь-ленивец». Напрасно. Каждый зверь живёт по своим правилам, как ему лучше. У губачей – одни правила, у камчатских медведей – немного другие; а люди со своими понятиями лучше бы вовсе помолчали.)

– А давайте, правда, куда-нибудь пойдём, – предложил Тедди.

– Ну хорошо, – сдалась Аксинья Потаповна. – Давайте заберёмся вот на ту сопочку, оглядимся и вместе подумаем.

Сопка напоминала формой гигантского медведя, поджавшего под себя все четыре лапы и уткнувшего в землю нос. На «спине» её росли деревья, по «бокам» – кусты и стланики, «шея» круто опускалась скалистым обрывом. С самого верха, с каменного «загривка», открывался далёкий вид на окрестности. Дул холодный ветер, шумел в ушах и разъерошивал густую шерсть на пробор. Теплолюбивый Бхалу укрылся от ветра за большим камнем и даже не хотел любоваться окрестностями.

– Ну, глядите: вот вам четыре стороны света. Там – север, – медведица показала лапой.

– Пойдёмте на север! – обрадовался Умка. – Там прохладно! Там льдины! Тюлени! Там мама!

Аксинья Потаповна с сомнением покачала головой:

– Льдин сейчас нет. Там есть обрывистые скалы у самого моря, на скалах гнездятся птицы, несметное множество птиц – чайки, бакланы, кайры… Они там насиживают яйца, вкусные, но птицы больно клюются. Ещё на севере тундра…

– Хочу в тундру! – Умка даже встал на задние лапы, как бы желая заглянуть за горизонт.

– Мы обязательно пойдём в тундру, но позже, когда ягоды поспеют. Сейчас там только зря лапы промочишь. А вот повернёмся направо – это восток. Там солнце встаёт…

– Хочу на север, – упрямо повторил Умка и на восток поворачиваться не стал.

Зато Панда повернулась туда с надеждой. Ведь всем известно, что Китай – восточная страна. Но на востоке, сколько глаз хватало, расстилалось море, только поодаль от берега чернел голый остров, окружённый пеной волн. Не мог же весь Китай поместиться на этом острове?

– Нет, конечно, Китай где-то за морем, – согласилась вожатая. – А на этом островке только птицы живут. На восток нам, сами видите, идти некуда. Давайте на юг посмотрим.

Юг! При этом слове Бхалу выбрался из-за камня, и словно бы специально ради него ветер с моря затих и повеял с юга. Там, за змеистой рекой, высились грядами сопки, за сопками – ещё сопки… А за ними виднелась дымка не просто туманная, а какая-то сизо-грязная.

– Это дымит город, – пояснила вожатая. – Там нет леса, там живут люди. От них много шума, грязи и копоти.

Бхалу понюхал ветер – да, пахло не цветами и не фруктами, пахло грязью и копотью.

– А джунгли? – спросил он.

Аксинья Потаповна пожала плечами:

– Наверно, очень далеко, на жарком юге. Туда и птицам трудно долететь, а нам дойти – целого лета не хватит.

– А я пойду на север, – решительно пробурчал Умка.

– А запад, где запад? – тряс медведицу барибал Тедди.

– Запад – у тебя за спиной, во-он, смотри.

– Дикий Запад, йяхху! – обрадовался Тедди и запрыгал, исполняя дикий западный танец.

В той стороне, куда показывала медведица, сопки становились выше и превращались в настоящие горы, раскрашенные бело-голубыми прожилками.

Из-за гор, над горами, вздымался величественный туманно-белый вулкан.

– А что там виднеется такое белое? – без особой надежды спросил Умка. – Одуванчики?

– Это снег, – ответила медведица.

– Разве летом бывает снег? – усомнился Тедди.

– Да что же такое этот ваш снег? – спросил Бхалу.

Аксинья Потаповна задумалась.

– Так, говоришь, у вас в джунглях не бывает снега? Тогда тебе обязательно надо на него посмотреть. Решено!

Умка потрепал губача по спине:

– Тебе понравится!

– Ура, на запад! – скакал Тедди, и Аксинья Потаповна даже велела ему отойти от края скалы, а то ведь так и свалиться недолго.

И поход на запад начался прямо сразу. Долго ли медведю собраться? Чемоданов нет – встал и пошёл.

Коала ехала на запад на Умкиной спине и улыбалась про себя странностям мира. В Австралии всё иначе! Жаркое солнце светит с севера, идёт по небу справа налево. А чем дальше к югу, тем, наоборот, прохладнее. Из-за моря в Австралию на зимовку приплывают пингвины, они рассказывают, что на самом южном юге как раз и есть вечный холод – Антарктида.

(Но читателю я всё же посоветую самому поглядеть на географическую карту и разобраться, в какой стороне от Камчатки находится Китай, в какой – Америка, в какой – Австралия. Аксинья Потаповна хоть медведица и мудрая, а всё же никогда не держала в лапах географической карты.)

Беда ходячая

Отряд мохнатых пионеров под предводительством старой медведицы Аксиньи Потаповны двигался на запад. С каждым днём приближались горы, становясь из голубых тёмно-синими, и всё чище белели снега в распадках и на вершинах; и всё мельче становилась речка, но всё быстрее и холоднее – она ведь несла к морю талые воды горных снегов. К речке в ожидании хода рыбы уже подтягивались местные медведи: у них тут были свои рыболовные участки. Лучшее место хозяин не уступал никому, вплоть до драки. Но с Аксиньей Потаповной «участковые» медведи разговаривали уважительно и дружелюбно.

– Здравствуйте, Потаповна! Какими судьбами в наших краях?

– Здравствуй, Топтыжка! Я вот детишек веду на снежник порезвиться. Лапочки, да? Помню, ты был такой же лапочка, когда с моей внучкой дружил. А теперь вырос-то как.

– Да, детство наше светлое… Это всё ваше потомство?

– Почти. Пионеры иностранные, с Камчаткой знакомятся, уму-разуму учатся.

– А-а-а… – удивлялся Топтыжка, трёхметровый здоровяк. – Это хорошо. А ничего не слышали, рыба скоро пойдёт?

– Думаю, где-нибудь через недельку. Мы как раз обратно будем, – может, здесь у тебя и рыбачить поучимся.

– Всегда пожалуйста, Потаповна, рыбы-то хватит…

А чёрный медвежонок Тедди спросил вожатую:

– Аксинья Потаповна, а вы, наверное, гризли?

– Что я, наверное, грызла? – не поняла медведица.

– Нет, не грызли, а гризли! У нас в Америке так самые большие медведи называются. Вот у меня есть дядя Гризли – ему тоже все дорогу уступают. А кто не уступит, на того дядя как заревёт, лапами ка-ак топнет! – Тедди показал, как топает его грозный дядя.

– Ой, страшно, страшно, – Аксинья Потаповна шутливо попятилась. – Нет, Тедди, я ни на кого не топаю. Меня просто все знают. Моих внучат, правнучат столько по лесам гуляет – никаких пальцев не хватит, чтобы сосчитать.

– А мой брат Гаррг сильнее твоего дяди Гризли, – заявил белый медвежонок Умка.

– А вот пусть твой Гаррг сунется к нам в Америку, – ответил Тедди, – от него только клочки полетят.

– Да что ему надо в твоей Америке! Это твой дядя Гризли пусть к нам на остров Врангеля приплывает, если не забоится.

Аксинья Потаповна прекрасно знала, куда клонится такой разговор.

Честь дяди и честь родины одними словами не защитишь – тут без борьбы не обойтись. И, конечно, вмешается ещё лохматый медвежонок-губач Бхалу: он должен всем доказать, что самый могучий медведь – его троюродный дедушка Джамбаван из гималайских лесов.

Можно, конечно, утихомирить и разнять спорщиков. Но это в крайнем случае, если действительно до клочков дойдёт. А дружеская «свалка» – это медвежатам даже необходимо, чтобы вырасти сильными и ловкими, достойными своих знаменитых дядей и троюродных дедушек.

Австралийская бабушка Коала, конечно, в потасовках не участвовала. И ростом она для этого маловата, и возрастом великовата – ни к чему бабушкам такие «свалки». Ну, а медведевочка Панда – та просто стеснялась с мальчишками бороться. Панды все застенчивы.

Разные звери и разные птицы водятся на Камчатке, и многие специально наведывались поглядеть на диковинных разноцветных медвежат.

И медвежата в свою очередь знакомились с местными жителями – и с ушастыми зайцами, и с ярко-рыжими лисицами, и с толстыми водяными крысами ондатрами, и с худенькими вострозубыми горностаями. А однажды на медвежьей тропе возникла зверюга доселе невиданная – сама похожая на бурого медвежонка, но с пушистым хвостом. Встала зверюга, загородила дорогу и зарычала, оскалив зубы:

– А ну, стоять! Куда прёмся? Тут мои охотничьи угодья. Поворачивай назад!

Медвежонок Тедди Блэк сделал шаг вперёд и улыбнулся незнакомке по-американски, во все зубы:

– Хай! Я Тедди Блэк, а ты кто?

– А вот кто надо, та и есть! Ни шагу больше! Я здесь хозяйка! Если хотите пройти, отдайте мне вон того, маленького, на обед, – сварливая зверюга кивнула на бабушку Коалу, ехавшую на Умкиной спине. – Тогда, так и быть, пропущу.

Тедди просто онемел от такой дерзости. Кто эта злюка и как с ней себя вести? Но тут подоспела Аксинья Потаповна:

– Кто это тут нам ходу не даёт? А, это же Росомаха! Беда ходячая. И что вы её слушаете, гоните взашей!

– Да я же пошутила, пошутила, – попятилась Росомаха, услышав голос взрослой медведицы. – Юмора не понимаете? Лес общий, гуляйте где хотите. А ещё лучше – возьмите меня в отряд, чем я не медвежонок?

Медвежата посмотрели на вожатую: возьмёт или нет?

– Брысь, брысь! – прикрикнула на неё Аксинья Потаповна. – С Росомахой и разговаривать не надо.

– Почему? – спросили медвежата.

– Вы же её слышали. Порядочные звери так себя не ведут.

Но Росомаха далеко не ушла – так и ходила кругами поблизости. Однажды она подкараулила Умку, когда тот отправился к речке окунуться, половить рыбки.

– Вот ваша медведица не любит меня, – пожаловалась Росомаха, – а я не такая.

Умка молча пожал плечами: не такая так не такая. А Росомаха продолжала:

– Если мне рыбки дать, я сразу стану хорошая, добрая.

Умка опять пожал плечами и бросил ей рыбёшку – не жалко.

Росомаха жадно съела подарок и сказала:

– Тоже мне, расщедрился! С такой мелочи я не раздобрею. Давай ещё.

Умка не возражал. Мало – пожалуйста, на тебе ещё рыбку и ещё, кушай на здоровье. Росомаха ела торопливо, рыча и оглядываясь, – вдруг сейчас отнимут?

Подошли медвежата Бхалу и Тедди и стали смотреть, как она ест. Ждали – вот сейчас насытится, тогда и им рыбки достанется.

Вскоре Росомахино брюхо раздулось, а Умка всё подбрасывал ей трепещущих рыбёшек.

– Ну, теперь ты добрая? – спросил он наконец.

Росомаха не ответила: ей было трудно дышать.

– Давай поможем, а то тебе всё не съесть, – предложил Тедди.

Росомаха только зарычала сдавленно: мол, не дам. И тут её стошнило.

– Фу, обжора, – сказали медвежата, брезгливо пятясь.

Тогда Росомаха подскочила к ним и толкнула обоих в воду. А сама – в кусты. Нет! Не хватит в реке рыбы, чтобы раздобрить Росомаху. Даже будь хоть у неё брюхо резиновое.

Чёрный Тедди тут же выскочил из речки и бросился за обидчицей – догнать и наказать. Он даже не заметил, что лохматого Бхалу сбило с ног течение и потащило с собой, перекувыркивая и ударяя о камни. А полярный медвежонок Умка в это время с удовольствием резвился в холодной воде, нырял и плескался – он и не понял, что его южный товарищ попал в беду. Да Умке, прирождённому пловцу, и в голову бы не пришло, что вода может быть опасна… Застенчивая же Панда по обычаю сидела ко всем спиной, а в зубах у неё трещали неизменные ивовые прутья, поэтому и она ничего не увидела и не услышала.

Так и получилось, что встревожилась происшествием только бабушка Коала. Она висела на ольховом суку и всё видела, всё поняла. Но бабушка Коала – она ведь такая медленная, пока спустится, пока соберётся что-нибудь сказать, уже и спасать будет некого…

И вдруг на медведицу Аксинью Потаповну, некстати задремавшую под ольхой, что-то как свалится да как заверещит пронзительно прямо в ухо:

– Потапна, бежим, нашего губачонка рекой унесло!

Медведица подпрыгнула и замотала головой, ещё не понимая, куда надо бежать и кто её разбудил.

– К речке, к речке, Бхалу тонет!

Это кричала Коала, крепко вцепившись в медведицын затылок. Никто ещё не слышал от австралийской бабушки такого громкого голоса, таких быстрых слов, но удивляться было некогда. Аксинья Потаповна огромными прыжками бросилась к реке и помчалась по берегу, вглядываясь в буруны и водовороты. Медвежонка нигде не было.

– Не видишь? – спросила она Коалу.

– Я смотрю, – ответила та. – Бежим, его быстро несло.

Дело решали минуты. Долго ли захлебнуться в ледяной воде, стукнуться головой на перекате? Хоть бы уж за корягу какую зацепился… Нет, не видно, не видно – пропал ребёнок…

Чудо пришло с неба. Огромная бурая птица спикировала с высоты, что-то выхватила когтями из пучины и, мощно взмахивая крыльями, понесла свою добычу над волнами.

– Беркут, – сказала Аксинья Потаповна.

– Бхалу, – сказала Коала.

Да, в когтищах беркута безжизненно висело тельце медвежонка, с которого, как с мочалки, бежала вода.

– Эй, не уноси! – закричала медведица. – Это мой, не ешь его!

Беркут на лету оглянулся с насмешливым прищуром, покачался с крыла на крыло и опустил свою ношу на бережок. Сам же какими-то танцевальными прыжками – боком, боком – перебрался на сломанное дерево. Большая птица, жёлтый хищный клюв, зоркие янтарные глаза из-под низких бровей.

– Я медведей не ем, – сказал он с ехидцей.

Аксинья Потаповна взяла мокрого Бхалу в лапы – жизни в нём не было. Медведица всячески тискала его, переворачивала так и эдак, облизывала ему нос и глаза, окликала по имени… Да! Наконец Бхалу шевельнулся и стал откашливать воду.

– Давай, миленький! Оживай, родненький! Дыши, глупенький! Ох, дура я старая, тебя проворонила.

Коала, сидя у медведицы на плече, протянула свою лапку и капнула медвежонку на синий язык эвкалиптового масла из флакончика. Бхалу слабо чихнул и открыл глаза.

– У-у-у, вя-вябко, – сказал он и зарыдал, трясясь всем телом.

Тут Аксинья Потаповна и сама заплакала – и от жалости, и от счастья, что детёныш жив, – и прижимала его к своей груди, стараясь согреть. Слизнула слезу умиления и бабушка Коала.

– Ишь какие нежности, стоило посмотреть, – с ноткой иронии сказал Беркут. – Ну, так я полетел?

– Ох, спасибо тебе, славный Беркут, – поклонилась Аксинья Потаповна. – Век не забуду, должница до конца дней!

– Ладно уж, чего уж, – с лёгкой улыбкой ответил Беркут. – Жене моей спасибо: она разглядела. – Он сильно оттолкнулся ногами от дерева и зашумел крыльями, поднимаясь в воздух. Потом нашёл над склоном сопки тёплые струи воздуха, которые унесли его ввысь, – и вот уже под самыми облаками кружат две точки, жена и муж беркуты. Зоркость у беркутов исключительная, и, конечно, они видели, как бабушка Коала благодарно машет им лапкой.

– И тебе, кума, спасибо, – сказала ей Аксинья Потаповна. – Если бы ты не спроворилась… Охохонюшки… А что ж обычно-то всё медлишь?

Коала помолчала и ответила:

– Так ведь коала я. Нам, коалам, куда спешить?

Тут за кустами послышались шаги и голоса:

– Да не бросили нас… Побегают и вернутся.

– А может, случилось что? Надо найти.

– А, да вот же наша вожатая! Аксинья Потаповна!

И трое разноцветных медвежат – Умка, Тедди и Панда – подбежали к медведице.

– Куда же вы пропали, Аксинья Потаповна? Пойдёмте дальше. Ой, Бхалу, что это с ним?

Медвежонок-губач задремал в объятиях вожатой, но всё ещё дрожал во сне.

– Чуть не утонул наш рыженький, – сказала вожатая. – А вы-то где были? Друзья называетесь…

– Да это всё Росомаха! – воскликнул Тедди. – Я её почти догнал, жалко, споткнулся, а то за хвост бы оттрепал!

– Никуда сегодня не идём, – решила медведица. – Устроим лёжку, будем Бхалу согревать, пока сил не наберётся.

Хани Федя

Бхалу проспал весь остаток дня и всю ночь. У Аксиньи Потаповны даже сердце скулило от переживаний – да проснётся ли он вообще?

Бхалу проснулся. Только слабый совсем, нездоровый. Без голоса. Нос сухой. Есть ничего не хотел, только пить. Медвежата приносили ему напитанный водой мох, и губачонок его высасывал, а медведица выжимала сок сладких растений прямо больному на язык.

– Мне жарко, – шептал Бхалу. – У меня лапы зябнут. Я к маме хочу, в джунгли.

И остальные медвежата вздыхали и хлюпали носами. И больного было жалко, и к маме каждому хотелось – кому куда: в прохладную тундру, в бамбуковые предгорья, в американские леса. Даже бабушку Коалу где-то в эвкалиптовой кроне ждала мама – маленькая старенькая прабабушка Коала.

А Бхалу блуждал глазами и тихо бормотал что-то совсем непонятное:

– Отнесите меня на гору Ошадхи, я найду мрита-сандживани, волшебную траву…

Что это за гора Ошадхи, Аксинья Потаповна не знала, но тоже отыскивала волшебные травы: и пахучие стебельки черемши, и ещё не расцветшие бутоны ромашки, и луковки чёрной сараны… Сарану Бхалу любил, и если для здорового это было лакомство, то для больного теперь – лекарство. Время от времени и бабушка Коала потчевала медвежонка своими целебными каплями. Но выздоровление не спешило приходить.

– Медку бы ему ещё, – размышляла медведица. – Вот что, ребятушки, деваться некуда – пойду-ка я на поклон к человеку. Знаю я тут одного… А вы пока затаитесь и ждите. И чтобы никаких речек. Никаких росомах.

– А можно мне с вами? – попросился Тедди.

– М-м-м… – поколебалась медведица. – Ну, пойдём. Может, с дитём скорее дадут. Не отставай, это не прогулка.

Они зашагали сквозь чащу. Тедди на ходу делился американской мудростью:

– Я знаю, как добывать мёд. Его стерегут злые пчёлы. Они кусаются, поэтому надо быстро-быстро схватить домик с мёдом, отнести к реке и бросить в воду. Пчёлы утонут. Потом вылавливай домик, открывай и наслаждайся вволю. Хани! Это по-американски «мёд». Меня мамочка тоже называет Хани – Медуля.

– Нет, Хани, пчёл мы топить не будем, – невесело возразила Аксинья Потаповна. – Пчёлы не просто стерегут мёд, они его делают; если их в реке топить, мёда потом совсем не будет. Ну-ка, лучше помолчи: мы к людскому жилью подходим.

Она встала на задние лапы, пригляделась, принюхалась, прислушалась. Потом повела медвежонка по кругу, чтобы обойти двор лесника с подветренной стороны. Запахло дымом, дровами, железом, собаками и кошками. И мёдом! Каждый медведь узнает божественный запах мёда, даже если никогда раньше его не нюхал. Именно поэтому участок лесника был обнесён высоким забором – от медведей. Как завёл лесник небольшое пчелиное хозяйство, так сразу и пришлось забор ставить.

Аксинья Потаповна вежливо постучала в ворота и сама тут же отошла на почтительное расстояние. Собаки во дворе яростно залаяли.

– Кто там? – послышался голос человека. Застучала задвижка, отворилось оконце, и выглянуло бородатое морщинистое лицо. – Кого принесло? Ба! Старуха пожаловала! Привет! Сколько лет, сколько зим. И с дитёнком – не такая уж ты, оказывается, старуха! Что? Да замолчите вы, брехуны, – прикрикнул хозяин на собак, – тут по делу ко мне люди пришли! Подождите, мишки, сейчас я выйду.

Тедди, вытянувшись столбиком, выглядывал из-за медведицыной спины: и боязно, и любопытно.

Вскоре ворота приотворились и человек вышел. В руках он держал хлеб и открытую банку сгущёнки.

– Ну, угощайтесь, что ли. Как зовут пацана?

– Тедди, – ответил Тедди. Ему очень хотелось попробовать того, белого, вкусно пахнущего, что протягивал человек, – просто слюнки бежали.

– Федя, значит… А меня Сергей Иваныч, будем знакомы. Что, Старуха, нос воротишь? Не хочешь сгущёнки? А чего же ты хочешь?

– Нам бы медку… – как можно деликатнее сказала медведица.

– Мёду? Хо-хо! Губа не дура! – покачал головой человек. – Нет, голубушка, мёд только для меня, на вас, медведей, не напасёшься. Я и сам-то не ем: не сезон ещё, не набрали пчёлы мёда.

– Маленький у меня болеет, – объяснила Аксинья Потаповна. Того гляди, вовсе помрёт.

– Не разбираю, что мычишь, – пожал плечами человек. – Может, по-русски скажешь, что да как?

– Пойдём, Тедди, – вздохнула медведица. – Ничего не выходит.

– А угощение? – проскулил Тедди.

– А угощение? – спросил человек. – Я вам от всей души… Э-э-э, у вас, я вижу, случай серьёзный, – догадался он, глядя на удручённую медведицу. – Эх, ладно, подождите.

Он снова скрылся за воротами и через некоторое время вынес пакет.

– Шут с вами. Сдаётся, вам действительно нужнее, – вот, прошлогодние соты.

От пакета пахло так обалдительно, что Тедди забыл про страх и про совесть и следом за своим носом потянулся к человеку.

Аксинья Потаповна одёрнула медвежонка и поклонилась:

– Спасибо тебе, Сергей Иваныч.

– Ишь ты, какая вежливость-медвежливость, – улыбнулся человек. – Забирай уж, раз такое дело. Но помни, Старуха, и всем вашим скажи: если кто сдуру побираться заявится – ружьё у меня под рукой, собаки начеку.

Сгущёнку и хлеб Тедди с Аксиньей Потаповной всё же съели, даже банку до дна вылизали. Хоть на душе и грустно, а всё-таки вкусно. Потом медведица взяла пакет с лекарством в зубы, и они двинулись в обратный путь.

А Сергей Иваныч глядел им вслед и удивлённо качал головой. Надо же!

Рассказать кому – не поверят, что медведи мёд не съели, а на вынос забрали, да ещё в благодарность кланялись. Прямо цирк на каникулах! И медвежонок-то у неё, Федька, чёрный какой – от кого бы? Вроде нет в округе таких чёрных. Как же этого Фёдора по отчеству?