Текст книги "Лето разноцветно-косолапое"
Автор книги: Павел Калмыков
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Павел Калмыков
Лето разноцветно-косолапое
Урок баболепия
Осень шла к зиме, каждое новое утро наступало всё неохотнее. И всё труднее просыпалась поутру медведица Аксинья Потаповна её клонило в зимний сон. Но ещё несколько дней оставалось до выпускного бала в Школе Разноцветных Медвежат.
Да, лето прошло не впустую. Медвежата изучили и древолазание (трудно давалось оно полярнику Умке, зато гостья из Австралии Коала хоть бы и всё лето на ольхе провела), и рыболовлю (тут Умка был круглым отличником, а китаяночка Панда все «очки» проплакала, пока поймала первую рыбку), и следопытство, и ягодолопанье. И очень непростую науку – берлогию. Зато теперь медведи проводили осенние ночи в тёплом, собственнолапно построенном жилище.
– Аксинь Потапна! Аксинь Потапна! – теребили медвежата учительницу. – Уже утро! А снаружи такое белое!
– Пухолёт!
– Мухорой!
– Снегопад! – авторитетно уточнил Умка.
Первый снег! Немудрено, что так сладко спится. Медведица потянулась, передёрнула плечами и простонала через зевок:
– Встаю, встаю. Выходим на зарядку!
Американский медвежонок Тедди Блэк уже вовсю кувыркался в сугробе и успел изваляться белее Умки. Учительница втянула носом свежесть, чихнула с облаком пара и пробасила:
– Какое благолепие!
– Какое баболепие! – протянула в тон Панда, зачерпывая снег ладошкой.
– Ура! Урок баболепия! – обрадовался Умка. Он тут же раздумал швырять в Тедди уже заготовленный снежок и принялся катать снежный ком. Снег был липкий и пушистый – самый что ни на есть «баболепный», ком увеличивался на глазах и вскоре растолстел почти с Умку.
Тут все медвежата принялись катать шары, обхлопывать их лапами, лепить фигуры кто во что горазд: Тедди Блэк выстроил космическую ракету «Спейс Шаттл», Умка изваял знакомого Деда Мороза, а рядом Коала присоседила к нему внучку Кенгурочку.
Аксинья Потаповна смотрела, смотрела, потом решительно крякнула и взялась создавать образцово-показательную снежную бабу. И ростом, и характером баба вышла похожей на самоё Аксинью Потаповну – дородная и основательная. Следовало бы дополнить образ морковиной вместо носа и ведром на голову, но тут учительница услыхала пошмыгивание и поскуливание.
– Что ты плачешь, Пандочка? – спросила она. – Очень симпатичный крокодил у тебя получился.
– Это ды-ды-дракон, – поправила Панда. – Я не плачу. Ла-ла-лапы мёрзнут.
– Всё, всё, ребятушки, греться, – заторопила медведица. – Отряхивайтесь начисто. Коала, выложи снежки из сумки. Идём домой, пить чай с малиной.
– И с мёдом?
– И с мёдом.
– Ура! – обрадовались медвежата.
Потому что самая любимая наука, по которой у всех медвежат круглые пятёрки, – это медведение.
– А я ваши чучела разломаю, – сказала, высунувшись из-за дерева, Машка-Росомашка, известная в лесу вредина.
– Сломаешь – так на то они и снежные скульптуры, – пожала плечами медведица.
Но Умка имел на этот счёт иное мнение и запустил во вредину крепким снежком:
– Только попробуй, Росомаха! Хвост оборву!
Та увернулась, показала, убегая, кривлячий язык и сказала:
– Бе-бе-бе!
* * *
Интересно? Тогда начнём всю историю издалека и по порядку.
На далёком острове
На одном далёком южном острове жили гениальные учёные. Они творили секретные чудеса. Один учёный, к примеру, вырастил певчую ёлку, на которой к Рождеству поспевали разноцветные фонарики. Другие насиживали в специальном инкубаторе треугольные яйца, из которых вылуплялись маленькие весёлые самолётики. После упорного воспитания из этих малышей вырастали настоящие серьёзные самолёты-разведчики. Были среди учёных и вдохновители ураганов, и укротители извержений, и много других неслыханных чудотворцев.
Жилось учёным на острове хорошо, вот только не разрешалось хвастаться чудесными достижениями перед всем остальным миром. И пели они такую грустную песню:
Мы учёные,
Облучённые,
На безвестие
Обречённые…
А ещё был у них любимец – Зелёный Медведь. Он случайно народился в результате какого-то научного опыта и теперь вольно бегал по всему острову, ласковый, смышлёный и безобидный. По утрам купался в море и загорал на солнышке. (Никакой другой пищи ему и не требовалось – только солнце и вода!) А потом не спеша обходил все лаборатории. Где-то его погладят, где-то с ним и поиграют; а когда все учёные заняты, Медведь к ним не приставал, только наблюдал тихонько. «Наш зелёный научный сотрудник», – говорили про него учёные.
Однажды учёные вырастили новое чудо. Голубовато-зелёное, переливчатое, похожее на гигантскую медузу, оно умело плавать под водой и летать по воздуху. А внутри – кабина для пилота.
– Но где же в кабине рычаги и кнопки? – удивилось учёнское начальство. – Как же управлять этой «медузой»?
– Управлять легко, и медведь сумеет! – засмеялись учёные. – Надо только положить ладони на эти поручни и хорошенько себе представить, куда вам нужно двигаться.
«Они сказали, Медведь сумеет, – подумал про себя Зелёный Медведь. – Значит, это для меня такую игрушку приготовили? Вот здорово! Я назову её „Медведузой“!»
И не успело начальство глазом моргнуть – Зелёный Медведь нырнул в «Медведузу». Не успели учёные руками взмахнуть, как «Медведуза» приподнялась над островом да, как тазик с ледяной горы, скользнула к морю, бочком ушла под воду – и пропала.
– Вернись, Зелёный! – плакали учёные. – Пожалей нас!
Зелёный Медведь слышал их слёзы. Но не вернулся. Понял, что, если вернётся, и «Медведузу» отберут, и самого на цепь посадят.
С прибытием, деточки!
На самом востоке России, на полуострове Камчатка, наступило утро. По берегу моря бродила пожилая медведица Аксинья Потапов-на. Обнюхивала длинные водоросли на чёрном песке, разгрызала ракушки. Желтоносые чайки семенили на перепончатых лапках чуть поодаль и ругались писклявыми голосами:
– Чего наш берег объедаешь, прожора лохматая! Иди к себе в лес!
Медведица не слушала чаек, а время от времени вглядывалась в море, приставив ко лбу лапу:
– Ну и где же он? Жду, жду. Чужой берег, понимаешь ли, объедаю…
И вот на глади моря вздулся огромный блестящий пузырь. Тут же вода с него с шумом скатилась, и над волнами повисло что-то невиданное, по форме как шляпка великанского гриба, цветом небесно-морское. Чайки с воплями разлетелись в разные стороны, а медведица запрыгала и замахала приветственно:
– Я здесь, я здесь!
Как вы догадываетесь, странным объектом, перепугавшим чаек, была «Медведуза», летающая и плавающая живая машина. Она качнулась в воздухе, словно кивнула Аксинье Потаповне, и бесшумно перенеслась на полянку у края ольховых зарослей. Медведица, забыв о солидности, помчалась туда, прыгая через ягодные кустики.
Из «Медведузы» уже выбрался на травку Зелёный Медведь и с наслаждением потягивался, словно кот.
– Здравствуй, Потаповна, – сказал он. – Ух, как же у вас тут свежо, хорошо. Сам бы остался, да работа.
– Привет, привет, Зелёненький, – ответила Аксинья Потаповна, переводя дух. – Уф-ф, загонял. Отчего же ты всё-таки зелёный? Словно мохом порос. Дай-ка я тебя понюхаю.
– И чем я пахну? – заинтересовался Зелёный.
– Медведем пахнешь. Морем. Травами нездешними. И мохом немного тоже.
– Это потому, что я мутант. В основе я медведь, но модифицированный генами мха.
– Мута-а-ант, – протянула медведица. – Ну ничего, главное, чтобы душа добрая.
– Да, ну ты как, Потаповна, не передумала? Выгружать будем?
– Выгружай, чего там, – кивнула медведица.
И один за другим из «Медведузы» начали вылезать, вываливаться, выпрыгивать медвежата. И стали оглядываться, почёсываться, позёвывать.
И такие они были разные, что бывалая медведица от удивления села на хвост.
– Мутанты! – выговорила она. – Да какие же вы все лапочки!
Один был медвежонок чёрный, другой – весь белый, третий – бело-чёрный, пятнами. Четвёртый лохматый-прелохматый, сам рыжий, а рыльце вытянутое, белое. И был ещё один, самый маленький, серый, лопоухий, его так и хотелось взять на ручки и приласкать.
– Нравятся? – спросил Зелёный Медведь.
– Лапочки, лапочки! – повторила Аксинья Потаповна. – Оставляй, всех возьму. Им здесь будет хорошо.
– Вот и я говорю, – поддержал Зелёный, – Камчатка – медвежий рай. Так пусть здесь и начнётся дружба медведей всех стран. А это первые посланцы, – так сказать, пионеры. Эх, и сам бы остался, но пора мне. До встречи, ребятки!
– Бай-бай! – крикнул чёрный медвежонок и принялся кувыркаться по полянке.
– Пока, – пробурчал белый и вытянулся на травке брюхом кверху.
– До фиданья, – сказал лохматый.
Чёрно-белый молча помахал ладошкой и отвернулся, скрывая слезу. А маленький серый ушастик словно и не слышал, что с ним прощаются, неторопливо и деловито карабкался вверх по спине Аксиньи Потаповны.
Зелёный Медведь запрыгнул в «Медведузу», и спустя мгновение чудесная машина унеслась к морю – только её и видели.
– Ну, с прибытием, деточки, – сказала медведица. – Знаете, где мы? Это Камчатка. Поглядите, как у нас красиво!
Утренний туман рассеялся, показалось солнце. Ярко зеленели деревья и травы, сияли цветы, жёлтые и сиреневые. На востоке блестело море, на западе синели сопки, над сопками высился белоснежный вулкан. Медвежата глядели во все глаза: здесь им предстояло прожить лето.
А серый лопоухий малыш добрался наконец до загривка Аксиньи Потаповны, повернулся вслед улетевшей «Медведузе», медленно покачал лапкой из стороны в сторону и сказал:
– До свидания.
Знакомство
– Давайте знакомиться. Я ваша вожатая, Аксинья Потаповна, представила себя медведица.
– Хай! – воскликнул непоседливый чёрный медвежонок и оскалил белые зубы.
– Тебя зовут Хай? – переспросила вожатая.
– Нет, меня зовут Тедди. Я мальчик-барибальчик, медведь Скалистых гор. А «хай» – это наш американский привет, – пояснил чёрный медвежонок.
– Значит, Тедди. А зубы зачем показываешь? Мы же не враги.
– Зубы – это наша американская улыбка. Означает «хай», – сказал Тедди и снова старательно обнажил клыки.
– Понятно, – кивнула медведица. – Но знаешь, Тедди, у нас лучше такой зубастый «хай» не показывать, а то всех зверей распугаешь.
– Ну и ладно, – пожал плечами юный барибал и снова принялся скакать и кувыркаться.
Тут белый медвежонок, до этого лежавший на травке, без слов поднялся и пошёл в сторону моря.
– Постой, куда ты? – окликнула его вожатая.
– Однако жарко, – ответил тот. – Хочу купаться.
– Купаться – вот речка рядом. Ты у нас кто?
– Как «кто»? – удивился белый. – Я Умка. Значит, самый умный. – И Умка уверенным шагом направился к речке.
– Смотри, глубоко не заходи, а то унесёт в море, – предупредила вслед медведица. – А дай-ка я вас для начала сосчитаю. Чёрный – раз, лохматый – два, чёрный – три, пятнистый – четыре, опять чёрный… Тедди, да посиди немного на месте, а то сколько же у меня чёрных! Снова: раз, два, три, да четвёртый купается, да ещё серенький где-то был. Ах, вот он, на мне висит, пятый. Кто ты такой, лапочка?
Лопоухий серый лапочка ничего не ответил, только моргнул глазами-ягодками.
– Совсем малыш, плохо понимает, – догадалась Аксинья Потапов-на. – Ничего, на Камчатке медвежата быстро подрастают. А вот ты, лохмастик-губастик, кто будешь?
Рыжий лохматый медвежонок почесал за ухом когтистой задней лапой, сделал губы трубочкой и протянул, будто жалуясь:
– У-у-у… Я буду Бхалу. Вдефь вябко.
«Здесь зябко», – догадалась медведица.
Чёрный Тедди обхватил губастика лапами и повалил на траву:
– Давай бороться – согреешься!
– Ты, Бхалу, верно, из южных краёв? – предположила Аксинья Потаповна.
Бхалу только пыхтел, пытаясь перебороть Тедди. Зато неожиданно раздался голос серого лопоухого малыша:
– Я не подрасту. Я Коала. Я уже бабушка. Я из Австралии.
Тедди и Бхалу даже раскатились в разные стороны:
– Ничего себе бабушка из Австралии!
– Простите, бабушка Коала, – сказала вожатая. – А я вас – «лапочка». Что же вы сразу-то не сказали?
Но Коала опять не ответила.
Оставался ещё один медвежонок, с которым Аксинья Потаповна не познакомилась. Чёрные «очки» вокруг глаз, чёрные ушки, чёрные лапы, а остальная шерсть вся белая. Он сидел ко всем спиной и жевал ивовый прутик.
– Как тебя зовут? – спросила Аксинья Потаповна.
– Пай Сюн, – ответило чёрно-белое существо, не оборачиваясь. – Я девочка Панда.
– А почему ты прячешь лицо, Пай Сюн?
– Стесняюсь, – сказала девочка Панда и совсем сгорбилась, глядя себе в живот. Но грызть прутик не перестала.
– Вот такие разные пионеры, – подвела итог Аксинья Потаповна. – Значит, чёрный Тедди – это раз, лохматый Бхалу – два, бабушка Коала у меня на шее – три, девочка Пай Сюн – четыре. А пятый?
– Купаться ушёл, – подсказал Тедди.
– Правильно. Только что-то не видно его и не слышно. Умка! Охохонюшки! Как бы не утонул.
И медведица тяжёлыми скачками побежала к речке.
Коала только покрепче вцепилась в шерсть на медведицыном загривке, а трое остальных медвежат поспешили следом.
Но навстречу им из реки поднялся фонтан брызг, с фырком разлетелся в стороны – и на берегу объявился мокрый и довольный Умка. А в зубах у него трепыхалась серебристая рыба!
Разве это деревья?
Умка разжал зубы, рыбка ударила по земле хвостом и отскочила под ноги лохматому Бхалу.
– Ой, фто это?! – отпрянул Бхалу. Он никогда в жизни не видел рыбы.
– Вау, рыба! – завистливо сказал Тедди. – Где взял?
– В реке, – ответил Умка и ещё раз отряхнул от воды свою густую шубу. – Там ещё есть.
Аксинья Потаповна недоверчиво понюхала рыбку и сказала:
– Это голец. А настоящей рыбы в эту пору ещё не бывает.
Умка пожал плечами: не бывает так не бывает. Придавил гольца передней лапой и с аппетитом съел.
У чёрного Тедди прямо слюнки потекли:
– Я тоже хочу рыбу.
– Рыбы нет, – назидательно сказала вожатая, – медведи в июне питаются растениями. Сейчас пойдём на завтрак в заросли.
– У-у-у, в джунгли? – обрадовался Бхалу.
Что такое «джунгли», медведица не знала и сказала:
– Увидишь.
А белый Умка заявил:
– Я наелся. Я хочу спать. – И прямо тут же на месте повалился на бок и закрыл глаза.
– Да брось ты прикидываться, эскимос, – потряс его за плечо Тедди. – Вставай, на завтрак пойдём.
Но Умка самым честным образом крепко спал. И даже не слышал, как Аксинья Потаповна взяла его зубами за шкирку и понесла.
– А у ваф в джунглях ефть муравейники? – спросил Бхалу.
(Тут надо пояснить, что все медведи-губачи немного шепелявят: так уж у них устроены передние зубы.)
– Ефть, ефть, – пропыхтела вожатая, у которой в зубах висел спящий Умка.
– У-у-у, а вкуфные?
(Пожалуй, я больше не буду передразнивать, как губачи шепелявят. Они ведь не нарочно.)
– У-у-у, а вкусные?
– Вкуфные, – ответила медведица. Потом опустила Умку на траву, чтобы передохнуть, и повторила: – Вкусные.
Тут – как всегда, неожиданно – заговорила маленькая бабушка Коала, ехавшая на Аксинье Потаповне верхом:
– Коалы живут на деревьях. Где у вас деревья?
– Да вот же вокруг деревья, – показала медведица. – Вот берёзы, вот ива, вот ольха.
А Умка проснулся, открыл глаза, открыл рот и сказал:
– Это для неё очень большие деревья. Вот у нас в тундре деревья нормальные – по брюшко высотой.
– У-у, по брюшко – это не деревья, а дохлые кустики, – поправил Бхалу. – А нормальные растут в джунглях – до неба.
– А вот врать не надо, – посоветовал Умка. – Или, может, у вас небо низкое?
– А вот узнаем, кто врёт, – сказал губач Бхалу и толкнул Умку, опрокидывая на траву.
– Большие деревья! – рявкнул Умка и обхватил Бхалу поперёк живота.
– Маленькие! – прорычал тот и перекатил Умку через себя.
– Самые большие деревья – в Америке, – ревниво сказал чёрный Тедди и тоже ринулся в схватку. – И самые маленькие – в Америке, – добавил он, ногами отпихивая губача, а зубами пытаясь схватить мохнатое белое ухо.
Застенчивая девочка Панда в потасовку не лезла. Размеры камчатских деревьев её вполне устраивали. К примеру, ива – легко залезть и дотянуться до вкусных зелёных веточек.
Вот и сидела Панда на иве и спокойно пожёвывала ветки.
– Ладно, – сказала медведица Аксинья Потаповна. – Порезвились – идём дальше. Прекращайте возню, говорю.
Где там «прекращайте»! Борьба кипела вовсю!
– Большие!
– Маленькие!
– В Амер-рике!
– В тундрре!
– В джунглях!
– Р-р-р!!!
– А мой старший брат тебя одной лапой!
– А мой дядя Гризли твоего брата…
– Ах так, – сказала тогда вожатая и отвесила три точных шлепка своей медвежьей лапой. И в разные стороны раскатились три шерстяных клубка – чёрный, белый и самый лохматый, рыжий.
Снова разноцветный медвежий отряд пустился в путь и вскоре прикосолапил в заросли.
Ну и заросли это были!
– Вау! – воскликнул Тедди, оглядываясь.
– У-у-у, это джунгли? – спросил Бхалу.
– Это бамбук? – спросила Панда.
– Это высокотравье, – сказала Аксинья Потаповна торжественно.
А маленькая серая бабушка Коала медленно покачала пальцем и произнесла:
– Драться нехорошо!
Травоедение
Высокотравье – это не просто высокие травы. Это такие высокие травы, что взрослой медведице надо на задние лапы встать, а передние вверх поднять, чтобы до верхушек этих трав дотянуться. А широкие листья почти сплошь заслоняют небо. Сквозь них даже солнечный свет становится зелёным – очень красиво.
– Хи-хи, Зелёный Медведь, – Тедди показал на Умку.
– Кто не голодный, может урока не слушать, – сказала медведица. – Смотрите, это всё можно есть. – И она с треском заломила ближайший стебель. – Вот шеломайник. Найдите такие же растения. Листья большими ладошами. Набиваем пасть и жуём: хрум, хрум, хрум.
– Хрум, хрум, хрум, – дружно повторили медвежата.
– Вкусно! А вот это морковник, листья метёлками. Чав, чав, чав. Корешок выдираем, от земли отряхиваем и тоже съедаем: чав, чав, чав!
– Чав, чав, чав, – прочавкали медвежата.
– Вкусно! А вот сладкая пучка, стебель – толстая трубка. Листья не трогаем, чтобы нос не обжечь! Кожицу с молочным соком счищаем, её не едят. Давай, Умка, помогу, вот так. А мякоть – объедение: м-м-м, хруп, хруп, хруп!
– М-м-м, хруп, хруп, хруп! – согласно прохрустели медвежата.
– Тьфу, тьфу, тьфу! – отплевался Умка. – Однако не хочу больше травы. Пойду ещё себе рыбы поймаю. – И он, раздвигая заросли, безошибочно двинулся в сторону речки.
(Ведь и в самом деле, белые медведи травой не питаются – им рыбалку подавай или охоту.)
Тут Аксинья Потаповна завертела носом, завертела головой, да и вся завертелась, принюхиваясь:
– Это чем таким пахнет? Откуда так пахнет? Это не нашими травами! Коала, это же у тебя так пахнет, что это?
Серая лопоухая Коала хитро прищурилась и показала вожатой маленький стеклянный флакончик. Потом капнула оттуда себе на язык пахучего масла и спрятала флакончик в шерсть на животе. Что это?! На животе у Коалы имелась тёплая меховая сумка! Медвежата завистливо ощупали свои животы – ни у кого такой не было. Даже у Аксиньи Потаповны.
(Грамотный читатель наверняка знает, что сумка на животе – особая дамская мода австралийских зверей. В Австралии ни одна кенгуру, ни одна коала, даже ни одна белка без сумки из дому не выйдет. Предназначены сумки для того, чтобы носить в них детёнышей. Но если дети уже выросли, как вот у Коалы, то почему бы не держать в сумке полезную дамскую мелочь?
А пахучее масло во флакончике было эвкалиптовое. Дело в том, что коалы в Австралии всю жизнь проводят на эвкалиптах. Это очень большие деревья, некоторые высотой с тридцатиэтажный дом! Так вот, живут коалы на эвкалиптах и жуют эвкалиптовые листья. Другой пищи им не надо. Спешить им некуда. Слезать с деревьев незачем. Разговаривают они мало, потому что рот занят едой. Верите ли, наша бабушка Коала среди эвкалиптовых медведей считалась болтливой и непоседливой дамочкой.)
Любопытный Тедди Блэк выпросил у Коалы капельку эвкалиптового масла себе на язык. Почмокал, почмокал, потом сморщился, расфыркался и стал вытирать язык травой. Горькое у эвкалипта масло и чересчур пахучее. Зато от простуды помогает.
Из камчатских трав Коале больше всего понравился тонкий иван-чай с длинными листиками. Лохматый длинноносый Бхалу научился вынюхивать под землёй зернистые луковки чёрной саранки и ловко выкапывать их своими когтищами – настоящее лакомство! Панда, всё перепробовав, остановилась на полюбившихся ей ивовых ветках. На вкус, на цвет товарища нет! Чёрный Тедди тоже веточку пожевать попробовал и опять поморщился: как это можно есть?
Дерево деревом! Вообще, непоседливый барибальчик не столько ел, сколько носился, с треском ломая растения. Так что вскоре медвежье пастбище из зарослей превратилось в полянку.
– Вот не надо так делать! – погрозила Аксинья Потаповна. – Ешь, сколько надо, а лишнего не погань. Мы, медведи, свой лес должны беречь, а не вести себя как люди.
Зато именно Тедди нашёл у самой реки травищу с такими широкими листьями, что в каждый лист можно целого медвежонка завернуть. Рассказать в Америке – не поверят. А стебли толстенные, мясисто-трубчатые, вкусные-превкусные! Даже Аксинья Потаповна подивилась:
– Молодец, Тедди. Это самое лучшее растение, только редкое в наших местах: медвежья дудка!
Тедди чувствовал себя героем, Америка могла им гордиться.
А что же Умка? Ведь говорила же ему Аксинья Потаповна, что в начале июня в речке рыбы нет. Так ведь не послушал, белый упрямец. Наловил рыбы из пустой реки – и сам наелся, и других медвежат угостил.