Текст книги "Лето разноцветно-косолапое"

Автор книги: Павел Калмыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Рассуждение медвежонка Тедди

– Медведем быть хорошо, а человеком лучше, – рассуждал чёрный медвежонок Тедди. – У медведя что есть? Когти да зубы, лапы да шкура, и та всего одна, не снимается. А люди у нас в Америке – самые крутые. Всегда улыбаются: ха-ай! Носят куртки и кепочки и ездят на машинах: р-р-р!.. А в машинах у них столько вкусностей! К нам в Скалистые горы специально люди приезжают медведей кормить. Сами в кемпинг спать уходят, а машины нам оставляют. Открывай любую, а там внутри – вау, чего только нет: и чипсы в пакетиках, и гамбургеры, и жвачка, и попкорн, и кола в бутылках – сладенькая, шипучая…

– Всё у людей есть, – проворчала Аксинья Потаповна. – Совести только не хватает.

– Не знаю, у наших хватает, – сказал Тедди. – Был такой случай. Один американский президент – ну, главный человек – пошёл в лес гулять и заблудился. А мой пра-пра-прадедушка, его тоже звали Тедди, помог ему найти дорогу домой, в Белый Дом. И президент был так благодарен, что тоже взял себе имя Тедди. Не слышали? Тедди Рузвельт, по прозвищу Медвежонок, его вся Америка знает.

– У людей своя жизнь, у нас своя, – отозвалась Аксинья Потаповна. – Держись от них подальше. Чем реже мы встречаемся, тем лучше для нас и для них.

Тедди только пожал плечами и пошёл играть в пятнашки с другими медвежатами. Он любил эту игру, где всё решала быстрота. Правда, иногда так увлекался бегом, что вовсе пропадал из игры – хоть по следам его вынюхивай.

– Однако Тедди опять заубегался, – заметил вскоре Умка. – Уф, жарко. Так неинтересно. Лучше давайте в пятнашки под водой играть.

– У-у, а в пятнашки на дереве не хочешь? – предложил в ответ Бхалу.

Умка почему-то не захотел, а Панда и Коала согласились. Что вы Думаете – чемпионом по древолазным пятнашкам оказалась Коала! Что с того, что бабушка? Ни панды, ни губачи с дерева на дерево перескакивать не могут. А коалы – запросто, пожалуйста.

А Тедди всё не было…

Спасительница

…А Тедди между тем сидел в глубокой сырой яме. В неё никогда не проникало солнце, и на дне до сих пор не растаял снег. Правда, снег почерневший, слежавшийся, но всё равно холодный; из него торчали ржавые банки и прошлогодние листья. Тедди пытался выпрыгнуть из ямы – нет, высоко. Пытался вскарабкаться по землистой стенке – нет, круто. Ещё и лапу порезал чем-то острым. Что делать, как быть? Только отчаянно реветь и дожидаться, пока не придут на помощь свои. Но когда же они придут?

– Ага, попался, чёрный?

Тедди поглядел вверх и увидел глумливую мордочку Махи-Росомахи.

– Вот будешь знать, как за мной гоняться, бе-е! – Росомаха показала язык.

– Иди, куда шла! – сердито сказал Тедди. – А то сейчас как выскочу!

– Ой, ой, напугал, – кривлялась Росомаха. – Никуда ты не выскочишь. Никто тебя не найдёт. Эту яму снаружи не видно, её только я знаю. Ты копни снег – там кости многих медведей лежат, которые тоже так вот попали да и не выбрались.

У Тедди слёзы набегали на глаза и губы дрожали, но он только рявкнул свирепо:

– Захочу и выберусь! Поди прочь, пока хвост не надрал.

– Что ж, тогда пока, – сказала Маха-Росомаха и скрылась из виду.

Прошло несколько минут, а Тедди показалось – вечность. Он снова прыгал, и карабкался, и звал своих, и зализывал порезанную пятку. Свои не шли.

Зато опять над ямой свесилась Росомаха.

– Ладно, чёрный, обиды прочь. Держи лапу. Держи, не бойся, я серьёзно.

Тедди не хотелось помощи от Росомахи, но ещё меньше хотелось оставаться в холодной ловушке. Он подпрыгнул и изо всех сил ухватился двумя своими лапами за протянутую Росомахину. И Маха вытащила медвежонка на траву – сильная всё-таки.

– Спасибо, – буркнул медвежонок. – Я пошёл.

– Погоди, – сказала она. – У меня к тебе дело.

– Не хочу я с тобой дел иметь.

– Боишься, – презрительно прищурилась Росомаха. – А ещё моряк…

– Кто моряк? – не понял Тедди.

– Ну, у тебя же чайка на груди нарисована – морская птица. «Чайка смело пролетела…» А ты бояка.

Действительно, у чёрного медвежонка Тедди на грудке был уголок белой шерсти (только сейчас перепачканный землёй). И в самом деле похоже на чайку, только Тедди никогда об этом не задумывался.

– Я не бояка, – сказал Тедди. – Какое ещё у тебя дело?

– Идём со мной, – позвала Маха.

И она привела его на вытоптанную полянку, полную странных запахов. Здесь недавно были люди! Вот по этой тропинке они ходили к речке на водопой, вот здесь лежали и спали, а здесь… Тедди не понял, что это за круг, обложенный камнями, запорошённый чем-то серым. Понюхал – и чихнул, подняв тучку пепла.

– Это кострище, – пояснила Росомаха. – Здесь люди-туристы разжигают огонь, сидят рядом и едят всякие вкуснятины.

– Сгущёнку? – недоверчиво переспросил медвежонок.

– Да ты, я вижу, не такой уж дремучий! – удивилась Росомаха. – Да, и сгущёнку тоже. Ага, теперь я понимаю, зачем ты в яму залез – конечно, там ведь консервные банки старые. Спросил бы меня сначала. Ту яму давно забыли, а банки теперь закапывают. Иди сюда, помогай!

И Маха-Росомаха принялась копать землю между кустами. Тедди присоединился, и вскоре на свет действительно показались консервные банки и комканые газеты.

– Мало, но вкусно, – причмокнула Росомаха, вылизывая жестянку из-под тушёнки.

Тедди запустил язык в сгущёночную банку. Пусто! Экономные туристы сами всё облизали, оставив медвежонку один запах.

Росомаха растрепала газетные завёртки, но там оказалась лишь яичная скорлупа и картофельные очистки.

– Это и есть твоё дело? – поморщился Тедди. – Пустые банки?

– Это пока только разведка, – сказала Маха. – Сегодня вечером придут следующие туристы. У них есть полные банки вкуснятин, не пустые. Я вижу, ты не трус.

– Я не трус, – согласился Тедди.

– Значит, на дело двинем ночью. Приходи к этому пню, здесь будет «стрелка». А пока возвращайся к своим – слышишь, уже аукают. Да смотри, никому ни слова.

– Почему? – спросил медвежонок.

– Сюрприз сделаешь, – пообещала Росомаха и скрылась за кустами.

«Кажется, не такая уж она и вредная. Просто с характером», – подумал Тедди и двинулся навстречу голосам своих разноцветных собратьев.

– Тедди! Ну куда ты опять запропал! – воскликнула Аксинья Потаповна. – Ой, да грязный какой, весь в земле, мордаха в пепле. Где ты был?

– В яму провалился, – сказал Тедди.

– Батюшки! – всплеснула вожатая лапами. – Ведь знала же я про эту мусорную яму, да совсем забыла. И как только ты выбрался?

– Выбрался, я же моряк, – сказал Тедди. О Росомахе он решил пока промолчать, а рассказать потом, когда вернётся с добычей всем на радость. – Видите, у меня морская чайка на груди нарисована.

Бхалу поглядел на свою грудь и сказал:

– У-у-у, подумаешь, и у меня чайка.

– Это я моряк, – возразил Умка. – Важнее не чайка на груди, а рыба в зубах!

– Моряки, все моряки, – примиряюще сказала Аксинья Потапов-на. – Только моря у вас разные. Ты бы, Тедди, искупался, что ли, а то как спать ляжешь в таком виде?

Дело для настоящего моряка

…Когда стемнело, Тедди стал тихонько выбираться из кучи мохнатых собратьев. Он заранее улёгся с краю, чтобы уйти незамеченным. Снял с себя когтистую лапу лежавшего рядом Бхалу – тот лишь промычал что-то во сне и почмокал длинными губами. Аксинья Потаповна похрапывала и ничего не слышала. Не спала только бабушка Коала – подкреплялась припасёнными стеблями иван-чая, то и дело приправляя русскую траву пахучими австралийскими капельками. Что делать, днём коалы сонны, а ночью у них как раз самый аппетит.

– Далеко? – шёпотом спросила бабушка.

– По медвежьему делу, – шепнул в ответ Тедди и крадучись направился к условленному месту.

Что-то ему не очень хотелось куда-то идти среди ночи. Нет, медведи не боятся темноты. Но… спать в тёплой медвежьей компании было бы куда милее. А может, Росомаха сама не придёт? Кто её знает, когда она шутит, а когда всерьёз говорит.

Вот и условленный пень – «стрелка», как назвала это место Росомаха. Никого не видно. Обманщица! С кем только связался…

Но не успел Тедди с облегчением повернуть назад, как послышалось хриплое «ку-ку!», и из-за пня вынырнула большая чёрная тень. Не кукушка, понятно, какие ещё среди ночи кукушки. Она, Машка-Росомашка.

– Наконец-то, – сказала она. – Я уже думала, струсил.

– Это я-то струсил! – фыркнул Тедди. – Ладно, веди.

И Маха повела медвежонка на знакомую поляну.

– Я уже всё разнюхала, – рассказывала она по пути. – Люди пришли и спят в палатках. Собаки у них нет. Палаток две. Берём крайнюю. Твоя задача – залезть внутрь и вытащить рюкзак с едой. Я остаюсь на шухере, если что – выручу. Добычу – пополам. Ну, смелее! В нашем деле главное – быстрота и наглость! Кто смел, тот и съел.

Быстроту медвежонок Тедди уважал, а вот наглости его ещё не учили. Аксинья Потаповна всегда говорила про осторожность.

Тедди подошёл к маленькому матерчатому домику и просунул нос в дверь. Внутри было темно, тепло и так пахло людьми, что просто шерсть поднималась дыбом. Сердце медвежонка билось громко и часто-часто.

«Я не трус, – подумал Тедди. – Я должен добыть рюкзак с едой».

Едой пахло прямо под носом – из большого, туго набитого мешка. Это и был рюкзак. Но на мешке лежала голова человека! Голова ровно дышала, человек спал. «Совсем как медведь, – подумал Тедди. – Вроде и не страшный. Эх, ладно». Он ухватил рюкзак когтем за лямку и попятился с ним из палатки. Человек заворочался и забормотал:

– Совсем озверели, какой подъём в такую рань!.. – зачмокал губами, вздохнул и… не проснулся.

Рюкзак был очень тяжёлый, у медвежонка даже пятки по траве буксовали. Подоспела Росомаха, вцепилась зубами в другую лямку, и уже вдвоём они отволокли добычу в кусты.

– Всё, отходи, дальше я сама, – сказала Маха и принялась терзать матерчатый бок рюкзака.

Ткань, однако, была очень крепкая и даже хищным зубам так просто не поддавалась.

– Как это сама? – не понял Тедди. – А мне чего ждать?

И он схватился за рюкзак с другой стороны. Оторвал какую-то лямочку, потянул какую-то верёвочку – рюкзак и раскрылся.

– Отойди, пока цел! – рявкнула Росомаха и зарылась в рюкзак с головой.

Она злобно выбросила на траву шерстяные вещи, тяжёлый фотоаппарат в кожаном футляре и наконец добралась до съедобного – галет, сушёных фруктов и суповых кубиков. Тедди только облизывался на лакомство: Махины глаза горели так недобро, что он даже не решался попросить себе кусочек. Зато в боковом кармане рюкзака медвежонок отыскал вкусно пахнущую пластмассовую коробку и стал её грызть, предвкушая неземное удовольствие. На траву из коробки выскользнуло что-то похожее на белый камешек-голыш.

– Моё, не тронь! – сказала Росомаха, спешно дожёвывая галеты.

– Нет, моё! – возразил Тедди и сжал «голыш» в лапах.

Но белый кусочек внезапно выпрыгнул из ладоней – и прямо под нос Росомахе; та бросилась на него и мигом сожрала.

– А что же мне? – совсем обиделся медвежонок.

Он надкусил тюбик, выпавший из того же рюкзачного кармана, и в рот выдавилась холодяще-жгучая паста, совсем не сладкая – тьфу, тьфу!

– А ты забирай все консервы, тащи к мамке, пусть откроет, – великодушно позволила Росомаха. – Да не забудь сказать, что это от меня подарочек… Бе, что за отраву ты мне подсунул? – Изо рта её потекла слюна с пеной.

(Наверное, читатель уже догадался, что за белый кусочек съела жадная Росомаха? Ну конечно, мыло!)

– Тихо! – вдруг навострила она уши. – Какой-то шум. Так, жди меня здесь, стереги рюкзак. Я на разведку, скоро вернусь. – И она в мгновение ока скрылась в кустах.

Действительно, с людской поляны доносились возгласы, кашель, треск сучьев, смех. Кажется, там заметили пропажу рюкзака. Наверное, радуются. (Тедди до сих пор был уверен, что рюкзаки с продуктами люди приносят в лес специально для кормления медведей.)

В ожидании Махи-разведчицы Тедди достал из рюкзака консервную банку и попытался открыть зубами. Ничего не вышло. Только помял немного. Где же эта Маха? Велела ждать… И люди того пуще расшумелись. А что, если… Ну конечно – она угодила в лапы к людям!

И – делать нечего – Тедди набрался храбрости и отправился выручать бедовую напарницу. Рюкзак, конечно, бросил – до рюкзака ли теперь? Вот она, знакомая полянка… Не видно Росомахи… Горит костёр, люди бегают, как разворошённые муравьи, перекрикиваются, шарят по кустам яркими лучами…

Вдруг один луч ударил прямо в глаза медвежонку. Он шарахнулся и попал прямо под ноги человеку.

– Сюда, сюда! – закричал человек. – Попался, преступник! Это медвежонок!

Он попытался схватить Тедди за шкирку, но тот извернулся и цапнул обидчика за рукав. Тут подоспели ещё люди, и бежать стало некуда. Тедди полез на дерево, выше и выше, а люди светили на него лучами фонарей и громко улюлюкали. Один из туристов сильно потряс дерево, а потом тоже стал карабкаться вверх.

– А ну, слезай, воришка! Такой маленький, а уже промышляет. Чему тебя только мать учит?

И тут люди примолкли. Сообразили: если есть мишутка, то рядом должна быть и мать, медведица. Ведь не мог же он, малявка, утащить один такой рюкзачище.

– Так, ребятки, прекращай охоту, – скомандовал главный из людей (наверное, президент). – Пусть этот уголовник идёт в лес куда хочет, а мы все отходим к костру; фальшфейер у кого?

Тедди вцепился в ветку почти на самой верхушке дерева, ветка гнулась и качалась – вот-вот сломается. Медвежонок жалобно ревел.

И в ответ ему издали послышался голос Аксиньи Потаповны:

– Да за что же мне такое наказание, неслухи окаянные? Ни днём бабке отдыха, ни ночью покоя! Где ты там надрываешься, Феденька? Ох, задам я тебе, если выручу!

Люди услышали её тревожный голос; хоть и не поняли ни слова, но догадались – большая медведица идёт. И чтобы отпугнуть её, зажгли на поляне свой фальшфейер – яркий-яркий огонь с красным дымом.

– Феденька! – звала медведица.

– Здесь я, – отозвался медвежонок с дерева.

– Ну, слезай скорее!

– А вы наказывать не будете?

– Буду, буду, как не быть.

– У-у-у… – замычал Тедди.

(У Бхалу, что ли, научился?)

– Слезай, а то сейчас уйду.

И Тедди – куда денешься? – стал спускаться.

– А Росомаху, наверно, поймали, – посетовал он.

– Видела я твою Росомаху, – сказала медведица. – Бежала прочь стрелой, хвост трубой – шкуру свою спасала.

– А я её ждал…

– Вот и дождался. Ну-ка… – Аксинья Потаповна засунула воспитанника под мышку да свободной лапой шлёпнула его пониже хвоста: – Это тебе за то, что убежал без спросу – раз! Это – что с Росомахой связался – два! Это – что людей растревожил – три! Из ружья в тебя ещё не стреляли? Собаки за штаны не трепали? А это – впрок, ещё не знаю за что, но уж найдётся за что – четыре! А теперь пошли-ка отсюда поскорее.

– А консервы? – всхлипывая, вспомнил Тедди.

– Какие консервы?

– Вкусные. В рюкзаке.

– Ах, вкусные?! Не зря я тебя впрок налупила – это тебе было за консервы! Никогда и ничего у людей не бери, даже если сами дадут. Слышишь, никогда, если жизнь дорога.

– А как же вы тогда брали мёд?…

– Единственный и последний раз в жизни просила. И случай особый, и человек тот особый – один такой на всю Камчатку, кто медведя понимает.

Медвежонок примолк обиженно и пристыженно. Голоса людей за спиной звучали всё дальше – они там пели под гитару бравые песни.

– Это у вас на Камчатке люди злые, – пробубнил Тедди себе под нос. – А вот у нас в Америке…

Потаповна со вздохом обняла его.

– Эх, Федя, Федя. На, пощупай-ка моё левое ухо.

Тедди ощупал губами мохнатое ухо старой медведицы и нашёл в нём круглую сквозную дырку, незаметную под шерстью.

– Добрый человек из ружья прострелил. Между прочим, из Америки приезжал поохотиться. А водили его по лесу наши, камчатские…

(Кто-то из читателей попрекнёт Аксинью Потаповну за непедагогичные методы. Зато доходчивые. У медведиц мало времени на воспитание. В четыре года человеческий ребёнок ещё в садик ходит, а медвежонок уже собственной жизнью жить начинает. Чему мать не научила – тому на своей шкуре учится. А шкура у медведя одна, не снимается.)

Летний снег

И вот отряд разноцветных пионеров почти дошёл до снегов – вон уже они, белые полянки на склонах, лапой подать, только поднимись в гору. Но это тебе не по лестнице взойти – надо пробираться зигзагами в зарослях стлаников. Стланики – это такие деревца, рябиновые, ольховые, берёзовые, кедровые, которые не стоймя растут, а вдоль склона горы стелются. Помните австралийскую сказку? Там низкое небо не давало деревьям подняться в рост. Здесь, на Камчатке, небо ни при чём, просто слой почвы на склоне тонкий, корни вглубь не запустишь. Вот деревца и жмутся к земле, стволы причудливо изогнуты, ветки переплелись – так их никакие сильные ветры не выдернут, не сдуют. Издали стланик красиво выглядит, кудрявым ковром, а вот пробираться сквозь него – и медведь упарится. Особенно в горку.

– Фуф, мне жарко! – пожаловался индийский медвежонок Бхалу. – Джунгли какие-то!

– Ничего, ничего! – подбадривал его Умка, раздвигая упругие смолистые ветви кедрача. – Сейчас выйдем на снег, остынем.

И они вышли! Вот он, маленький клочок зимней свежести, уцелевший в тени зелёных сопок! Умка ринулся вперёд огромными скачками и с разлёту плюхнулся на снег брюхом, растопырив лапы в стороны. Он был счастлив.

Бхалу нюхал снег с недоверием. Пахло приятно, сладковато, словно бы какой-то прохладной ягодой. Из-под края снежника выбегал тонкий ручеёк и пробивалась юная жёлтая травка. Бхалу ступил на снег лапой – ничего, не щиплет, немного щекотно.

Бабушка Коала попробовала снег на вкус. Поразмыслила и заела эвкалиптовой капелькой из флакончика, чтобы не простудить горло. И улыбнулась: неплохо – эвкалиптовое мороженое.

Аксинья Потаповна и сама с удовольствием повалялась на снегу – хорошо! Свежо! А когда встала и отряхнулась – обнаружила, что медвежьего полку на снежнике прибыло. Молодая бурая мамаша тоже привела своё семейство освежиться. Да и тоже увидела посторонних и замерла в нерешительности.

– Ксюша! – окликнула Аксинья Потаповна.

– Ой, крёстная! – обрадовалась молодая медведица, узнав её. – Тётя Аксинья! Как же я вас давно не видела!

Медведицы приветливо обнюхались.

– Славные у тебя деточки. Это ведь первые?

– Да, сын и дочка. Ой, уже все нервы с ними истрепала, такие неслухи! А я про ваш отряд слышала – и как вы только с ними управляетесь?… Эй, Мишка! – закричала медведица Ксюша своему сыночку. – Ты зачем снег ешь? Выплюнь сейчас же, простудишься!

– Да не простудится, – успокоила Аксинья Потаповна. – Ты сама девчонкой была, разве не ела снег? Пусть играют, что с ними случится.

И медведицы завели беседу о проблемах воспитания, а медвежата – и чёрные, и бурые, и рыжие, и белые – затеяли снежные игры. Тут им и снежки, и обсыпания, и закапывания, и, конечно, катания с горки. Не на санках и не на лыжах – на собственной шкуре. Лучше всего на спине, а можно и на боку, а то и вовсе кувырком. Докатишься сверху донизу, до самой травки, а потом бегом опять наверх – и снова вниз, дрыгая лапами. Весело!

Даже Коала, хоть и бабушка, не погнушалась скатиться разок со склона. Будет что рассказать австралийским внучатам: в Австралии про снег разве что краем уха от пингвинов слышали.

Только чёрно-белая медведевочка Панда сидела одиноко на краю снежника, поглядывая на резвящихся через плечо. Стеснялась. Ей бы и хотелось познакомиться с бурой Настёной, дочерью медведицы Ксюши, да не хватало решимости. (А Настёна – та кувыркалась наравне с мальчишками.)

– Одиноко тебе, – послышался рядом участливый голос. – Как я тебя понимаю.

Панда скосила глаза и совсем рядом увидела Маху-Росомаху.

– Меня тоже никто не любит, – пожаловалась Росомаха. – А я ведь не такая, как обо мне думают.

Панда ничего не ответила, только повернулась к Росомахе спиной. Но та лишь обошла застенчивую медведевочку с другой стороны и продолжала:

– Зря меня так грубо обзывают – «Росо-Маха», на самом деле моё имя – Роз-Мари. Я хорошая. Давай мы с тобой будем тайно дружить. А потом…

Что «потом», лохматая интриганка не досказала. Раздался лай – громкий собачий лай! «Роз-Мари» подскочила на месте, выгнув спину горбом, да как понесётся вниз по склону! Не вприпрыжку и не скользом, даже не кувырками – а просто-таки колесом, обгоняя съезжающих медвежаток. Доколесилась до края снежника – покатилась по траве, врезалась в кусты и с треском исчезла в стланиках.

Но не одну Росомаху напугал собачий лай. Медведица Ксюша бросилась к своим чадам, чтобы защитить их; Аксинья Потаповна поднялась на задние лапы во весь грозный рост и стала оглядываться: где охотники? Где эта злая собака?

Но вместо собаки увидела только Панду, которая стыдливо зажимала свой рот лапкой, чтобы не засмеяться.

– Ты видела собаку? – спросил у Панды Тедди.

– Это не собака, – призналась Панда. – Это я.

– Дети, все ко мне! – скомандовала Аксинья Потаповна, продолжая оглядываться и принюхиваться. – Уходим.

– Да нет никакой собаки, – повторила Панда. – Это я лаяла. А чего Росомаха ко мне привязалась?

– Ты лаяла? – недоверчиво переспросила вожатая.

– А ну-ка, полай ещё, – предложил Тедди.

– Гав-гав! – сказала Панда.

И у всех медведей – и малых и старых – от этого голоса шерсть поднялась дыбом.

– Ну и шуточки, – сердито сказала медведица Ксюша. – Так и разрыв сердца может случиться. Миша, Настёна, прощайтесь. До встречи, крёстная, пора уж нам.

– Да и мы, пожалуй, вниз пойдём, – сказала Аксинья Потаповна. – Хоть и ложная тревога, а всё же в лесу оно спокойнее будет.

– Пай, научи меня лаять, – попросил Панду медвежонок Тедди.

– Нет, нет, что угодно, только не это, – замахала лапами вожатая.

– Ладно, я и по-другому умею, – сказала Панда. – Ку-ку! Ку-ку!

– Кукушка! – угадали медвежата и захлопали в ладоши. – А ещё?

Пай Сюн поёжилась, подняла бровки, вытянула губы и прогудела:

– У-у-у… Вдефь вябко…

– Это наш Бхалу, как вылитый! – засмеялись медвежата. – Ты настоящая артистка!

Только сам Бхалу надулся и проворчал:

– У-у-у, вовсе и непохоже.

Аплодисменты помогли Панде преодолеть стеснение. Она артистично поклонилась и ещё изобразила Росомаху – как та сгорбатилась от испуга и как кувыркалась вниз по склону. Медвежата развеселились и закувыркались следом – вниз, к стланикам, к лесу.

– А я останусь здесь, – решил Умка. – На снегу хорошо. Здесь и в прятки играть лучше.

– Тогда тебе выше в горы надо, – посоветовала Аксинья Потаповна. – Там снега вечные, а этот снежник со дня на день растает. Только имей в виду: в горах рыба не водится.

– Может, всё-таки спустимся к реке?

Умка погрустнел и лизнул снег на прощание:

– До свидания, снег, до зимы. Я буду скучать.