Текст книги "Забытые острова"
Автор книги: Павел Мариковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
В белом утесе, он почти на самом северном краю острова, волны выбили большие ниши: крупные камни и обломки скал усеяли весь берег. Но почему белые камни, расположенные под нишами, пестрые, все в черных точках? Поднимаю кверху голову: всюду в нишах расселись большие и хорошо знакомые по лесным островам пауки. Скалы увиты паутиной, в углублениях видны их паутинные трубки, набитые коконами с яичками. Но здесь пауки сидят открыто, им не нужны паутинные логовища, разве что на первое время после изготовления коконов и откладки яичек. Неплохое место выбрали для себя прожорливые хищники! Сюда, в ниши, набивается масса ветвистоусых комариков, и паукам вдоволь еды.
Тут же, по камням, бродят маленькие пауки-скакунчики и пауки-бокоходы. Им тоже перепадает немало добычи. Ползет обыкновенный тарантул ликоза зингориензис. В челюстях он тащит полувысосанного паука-аранеу. Тарантул большую часть жизни проводит в своем жилище – вертикальной норке. В ней он и охотится на случайно заползающую в его убежище добычу. Норки свои покидают только самцы, когда приходит время разыскивать самок, да самки с паучками, когда необходимо их расселять. А здесь тарантул – как бродячий паук-охотник!
Ловко перебирая паутинные нити ногами, тщательно обследует ниши изящная оса-сцелифрон. Она охотница за цветочными пауками, которыми кормит своих личинок. Неспроста тут сцелифрон. Видимо, намерен на камнях построить гнездо из глины для своего потомства.
Выбираюсь на берег. Мне предстоит теперь обследовать вторую, северную часть острова. И вдруг вижу несколько небольших, сложенных из камней курганов. Два из них – на самом краю скалистого обрыва, один полуразрушен обвалившимся берегом. Без сомнения, курганы были сооружены не на краю обрыва, а вдали от него, но прошли тысячелетия, берег, разрушаемый волнами, подвинулся. Потом всюду по берегу, на холмиках и небольших возвышениях, вижу небольшие курганы, тоже сложенные из камня. Всего их, наверное, не менее сотни. Теперь я уже не сомневаюсь: Каменный остров служил некрополем древним жителям этой земли и, видимо, был поэтому своеобразным заповедником.
Постепенно перебираюсь к восточному берегу и попадаю в царство высоких скалистых обрывов. Волны без устали разрушают их основания. Вершины, нависшие над озером, раскалываясь от собственной тяжести, обрушиваются на берег громадными глыбами. Кое-где на берегу большие ниши, в нескольких из них вода. Не про такие ли ниши мне говорили рыбаки – якобы в них, по рассказам стариков, прежде жили громадные, толщиной чуть не с бочку, змеи. Народная фантазия безгранична!
Очень хороша одна ниша – пещера. Узкий ход в нее приводит в небольшое отверстие – естественный дымоход. Не поэтому ли на стенах этой маленькой пещеры видны следы от копоти костров? Возможно, она не раз служила приютом рыбаков, охотников и отшельников.
Кое-где возле обрывов расположены небольшие рощицы тамарисков и чингиля. Они очень оживляют ландшафт суровых и диких скал.
В этом конце большой и обрывистый утес слегка отошел от берега, и на его вершине орлы сложили из прутьев гнездо. Птицы пользовались им много лет, обновляя каждый год свое строение. Гнездо почти цилиндрическое, больше метра высотой. Но какой-то бездушный негодяй вбил посредине гнезда большой кол, сделав тем самым жилище непригодным для птиц. С трудом перебираемся на утес и вытаскиваем кол.
После долгого пешего пути по острову приятно сидеть в лодке, ощущая ее стремительное движение. Стрекочет мотор, и мы весело мчимся мимо высоких скал.
Кончились скалы, и перед нами знакомый золотистый песчаный пляж. С него снимается стая диких гусей. В воздухе проносятся с мелодичными криками чернобрюхие рябки, на большом камне сидят и, как всегда, галантно раскланиваются каменки-плясуньи.
Пристали к песчаному берегу узнать, что стало с гусеницами-путешественницами. Паломничество в неведомые края закончилось. Нет более легиона гусениц, перекатываемых ветром по песку, нет и погибших у прибойной полосы. Но кое-где видны еще скопления неудачных путешественниц: в теневых участках возле камешков и разного мусора, выброшенного на берег волнами. Сюда они спрятались на самое жаркое время дня и, видимо, как только похолодает, расползутся в разные стороны. Инстинкт расселения угас.
Вот и самая южная оконечность острова с замечательными курганами. Впереди пролив, вдали за ним на темной полоске берега едва различимыми точками видны наша машина и желтые палатки рядом с нею.
Покидая живописный Каменный остров, я думаю о том, что из всех островов он, пожалуй, наиболее интересен. Как было бы хорошо организовать на нем заповедник! Этот необыкновенный по красоте и многообразию ландшафтов уголок достоин того, чтобы сохранить его природу.
После Каменного острова у нас трудный пробег через город Балхаш. Трудный потому, что мы, избалованные, не можем заставить себя остановиться на берегу озера с многочисленными следами, оставленными автомобилистами-туристами. Там, где валяются консервные банки, бутылки, обрывки бумаг, где природа осквернена, чувствуешь себя неуютно, как в грязной комнате, на душе тяжело, и синее озеро теряет свое обаяние.
У нас же твердое правило: уезжая с бивака, мы уничтожаем решительно все следы своего пребывания. Прежде чем сесть в машину, все трое придирчиво осматриваем место стоянки. Одновременно и проверяем: не забыли ли свои вещи. Правило это стало почти автоматическим и настолько укоренилось в наш полевой быт, что, встретив брошенный и захламленный бивак, мы негодуем на человеческую ограниченность в восприятии окружающего и на неуважение к тем, кому еще понадобится это место. Что касается меня, то я не способен понять психологию дикаря-путешественника с его наплевательским отношением к природе и часто задаю себе недоуменный вопрос: «А как сами захламители выбирают место для остановки? Неужели им безразлично, в каком оно находится состоянии?!»
Город для нас кстати. Здесь мы запасаемся продуктами и заполняем емкости пресной водой. Дальше Балхаш соленый, совсем дикий и безлюдный.
Балхаш – полупроточный водоем
Этот заголовок может показаться необычным, и географы не без основания способны вознегодовать. Какой же Балхаш полупроточный?! Нет, это типичное бессточное озеро, в него впадают реки, из него же не вытекает ни одной, и проточности не существует. Но все бессточные водоемы Юга соленые. Таков Арал, Каспий, да и многие другие. Но Балхаш соленый только наполовину, его западная часть, питаемая могучей рекой Или, – пресная. В этом Балхаш уникален. Нет в мире ни одного озера, разделенного на две части, соленую и пресную.
От города Балхаша мы проехали недалеко, придерживаясь дорог, идущих вдоль самого озера. Подъехали к тому месту, где с противоположного берега протянулся длинным узким выступом полуостров Сарыесик. Он низкий, местами слегка заболоченный. Озеро в этом месте кажется неинтересным. Между концом полуострова и северным берегом озера всего лишь шесть километров.
Полуостров возник очень давно, когда река Или протекала через пустыню Сарыесикотырау и впадала в озеро примерно на полторы сотни километров восточнее современной дельты. Здесь она отлагала ил, постепенно создав полуостров. Потом, как и все реки пустыни, блуждая, ушла к западу. Полуостров создал своеобразную обстановку, между ним и берегом возник узкий пролив, разделивший озеро на две половины. Через пролив постоянно протекает вода. В спокойную погоду, а также особенно при ветре, дующем с запада, пресная вода, приносимая рекой Или, передвигается в восточную и уносит в эту часть озера соли, тем самым как бы обновляя и предохраняя от засоления западную часть. Но во время восточных периодических и большей частью кратковременных ветров соленая вода поступает через пролив в западную часть, возвращаясь обратно, как только ветер затихает.
Если бы реки, впадающие в восточную часть Балхаша, – Каратал, Аксу, Лепсы, Аягуз несли бы воды больше, чем река Или, или столько же, то вода в озере была бы равномерно соленая. Но они по стоку меньше, к тому же сейчас почти полностью зарегулированы, то есть используются на орошение сельхозугодий.
Капчагайское водохранилище угрожает существованию Балхаша. В числе многих и большей частью беспомощных мер, предлагаемых для спасения озера, возникла идея строительства плотины между полуостровом Сарыесик и северным берегом. Шесть километров, да еще в месте, где глубина озера не более двух – четырех метров, при современной технике земляных работ – задача несложная. Плотина преградит путь соленой воде в пресную часть озера, утечку пресной – в соленую и замедлит обмеление озера и его угасание в пресной части. Перемычка якобы сэкономит около трех кубических километров воды для западной части Балхаша.
Все простое и доходчивое легко находит сторонников. Но хороша та простота, которая вытекает из многообразия фактов, а не из их упрощения. Во-первых, создание плотины, допустим даже со шлюзами (вспомним, кстати, историю с Кара-Богаз-Голом на Каспии), то есть регулируемой, приведет к тому, что бурный Балхаш тотчас же нагонит на нее легко перемещаемый щебень, которым покрыто дно озера, как только соленая часть его начнет обмелевать. Плотина станет глухой и монолитной дамбой. В этой опасности легко убедиться, поглядев на места обмеления озера, где волны моментально намели обширные валы гальки. Во-вторых, как только Балхаш будет разъединен на две части, его пресная половина, став бессточной, превратится в накопитель солей, гербицидов, пестицидов и удобрений, самоочищение ее прекратится, и она станет соленой. Если же соленая часть озера почти безлюдная, то по берегам пресной немало селений, есть и города. И наконец, в-третьих, соленая часть озера, лишенная притока пресной воды, быстро обмелеет, еще больше засолится. А она дает шестьдесят процентов улова рыбы. С обнажившегося дна, кроме того, ветер будет поднимать пылевые бури, и соли начнут развеиваться и покрывать земли, в том числе и сельскохозяйственные массивы бассейнов рек Каратал, Аксу, Лепсы, и эта часть озера повторит печальную судьбу Арала.
Минводхоз, как и любое другое ведомство, отстаивающее свои интересы, ухватилось за эту идею, тем более подкупающую грандиозностью масштаба, и приготовилось к ее осуществлению. Надо сказать спасибо общественности и ученым, сумевшим доказать абсурдность этой затеи и временно ее приостановить. Временно… Опасность осуществления чудовищного проекта существует. Потребуются еще доказательства, что не столь просто изменять природу, слагавшуюся во всей своей неизмеримой сложности многими тысячелетиями.
Остров Алгазы
Четвертый крупный остров Балхаша – Алгазы – самый большой в соленой части озера. Из всех островов он единственный, на котором живут люди. Чтобы подъехать к нему, мы пересекаем длинный, с узким перешейком полуостров Байгабыл. Очень мне нравится этот полуостров тем, что не обжит человеком, дик, безлюден. Лишь немногие дороги, проделанные рыбаками да случайными посетителями, петляют по нему. По одной из дорог мы и добираемся до оконечности полуострова, вдающейся в озеро, минуя несколько старинных, сложенных из глины, простеньких мавзолеев. Через широкий пролив открывается и остров Алгазы с различимым в бинокль небольшим поселком на его восточном берегу.
Едва мы стали устраивать бивак, как от берега острова отделилась моторная лодка и, вздымая расходящиеся в стороны волны, стремительно помчалась к нам. В лодке трое загорелых мужчин и мальчик лет шести. Два сильных мотора «Вихрь», каждый по двадцать пять лошадиных сил, нам кажутся сказочной техникой в сравнении с нашим моторчиком «Москва». Прежде на острове был небольшой рыбозавод. Теперь же на нем живут только метеоролог с женой и ребенком, радист и моторист. Они сразу заметили появление нашей машины и примчались с визитом.
Меня беспокоит наш дальний путь, наши запасы горючего не очень богаты, и помощник мой начинает мастерить из фланелевого одеяла парус. Ольге тоже находится работа: под кучками корней тростника, выброшенных на берег, оказались скорпионы. Оба моих спутника заняты и довольны.
Вечером солнце садится в тучу. Завтра может начаться на несколько дней западный ветер. Он погонит пыль вместе с машиной. Езда с попутным ветром – мучение.
Ласточки-береговушки летают стайками над берегом, охотятся на комариков-звонцов. Наступают сумерки, затихает озеро, тучи комариков затевают брачные пляски. В это время с озера на берег летят комарики, только что вышедшие из куколок, и ласточки летают над водой. Видимо, комарики, выбравшиеся из воды, вкуснее тех, которые уже пожили на кустах, похудели. Необычно видеть этих птиц, бодрствующих в сумерках. Только когда становится совсем темно, они исчезают.
Кто только не кормится комариками-звонцами! На прибрежных кустах живет целая армия разнообразных пауков. Ночью упавших на землю комариков поедают многочисленные прибрежные уховертки. Прибегают и жуки-чернотелки лакомиться этой легкодоступной пищей. Не случайно под камнями на берегу озера нетрудно найти и спящего днем скорпиона. Он тоже не пренебрегает этой мелкой добычей, попутно прихватывая и других насекомых, покрупнее. Немало ящериц кормится только одними звонцами.
В прибрежных кустах, набитых комариками, копошатся крошечные птички-славки, тихо перекликаясь друг с другом цокающими голосочками. Иногда налетает кочующая стайка скворцов. Даже некоторые чайки, например реликтовая, при изобилии комариков потчуют своих птенцов почти исключительно этими нежными насекомыми. Многих кормят комарики-звонцы!
Большой куст тамариска – отличное убежище для комариков. Их сюда набрались целые тучи. Сидят, пережидают жаркий день, чтобы вечером приняться за брачные пляски. Куст близок к биваку, идя к реке, я обхожу его стороной. Ненароком спугнешь их, и тогда поднимутся роем, забьются в волосы, одежду. А сегодня я был свидетелем своеобразной охоты ласточек-береговушек.
Комарикам не посчастливилось: неспокойным оказалось их убежище. Налетела стайка ласточек и закрутилась вокруг куста дружным и согласным хороводом, все в одну сторону, против часовой стрелки. Не зная, в чем дело, подумаешь, что птицы затеяли веселую игру. У комариков же такая привычка. Не могут они усидеть на месте, если кто-либо окажется возле их укрытия. Взлетят, пожужжат и обратно спрячутся. Этой слабостью и пользуются ласточки, сгоняют с куста и ловят. Хорошо поохотились ласточки, насытились и улетели. Но через полчаса снова наведались и опять устроили хоровод.
Утром царит тишина, озеро застыло, гладкое. Небо в легких слоистых размытых облаках. Без ветра наш самодельный парус ни к чему, не поможет сэкономить бензин.
Западная оконечность острова Алгазы, до которой мы добрались на нашем «Пеликане», низкая, изрезана живописными лагунами. Балхаш здесь намыл галечниковую косу, соединив остров с двумя крошечными островками. Здесь настоящий птичий рай. У берега на воде спят стайки уток, чайки выстроились длинными белыми цепочками на косе, стоят у воды цапли, по голубому заливчику плавают солидные пеликаны. Но птичий мир не безмятежен. Завидев нас, утки поднимаются и улетают, тревожатся чайки, а пеликаны, оглядываясь на нас, спешно отплывают в открытую часть озера. Не доверяют птицы человеку, наученные печальным опытом, теми, кто так любит пострелять пернатую дичь. Эта малочисленная часть человечества, не без гордости именующая себя охотниками, лишает остальных радости общения с природой, и мне обидно, что животный мир причисляет и меня к своим врагам.
В общем остров представляет собой небольшой, но очень сильно сглаженный хребтик с берегами, поросшими тамарисками да травами. Он приятен своей чистотой. Ранней весной, видимо, остров очень красив: всюду видны засохшие стволы ферул, прутики эремурусов, головки коробочек тюльпанов с семенами, сухие семянки дикого чеснока. С бугра я вижу две светлые точки. Они медленно перемещаются по склону, скрываются за горизонтом. В бинокль едва успеваю разглядеть сайгаков. Тоже остались на лето, как и на Каменном острове.
И здесь человек древности оставил следы своего существования. На вершине одного холма сперва нахожу один курган, затем другой. Оба кургана небольшие.
С южной стороны острова хорошо видны большие барханы пустыни Сары-Ишик-Отрау. Путешествуя по этой пустыне на машине, я пытался проникнуть в эти пески, но не мог, такие они голые, большие и крутые. По сведениям старожилов, там должны быть остатки старинного средневекового городища. Но сейчас о нем никто не знает, и, возможно, теперь его уже занесло песками.
Ветер доносит до меня резкий запах животных. Мой фокстерьер, предчувствуя развлечение в погоне за овцами и коровами, мгновенно мчится вперед, но вокруг никого нет. Сконфуженная собака возвращается обратно и плетется сзади. Ей нелегко ступать по горячим камням, и она наловчилась держаться в тени, падающей на землю от меня.
С вершины холма вижу вдали нашего «Пеликана». Лодка приближается к берегу, и мне надо идти к ней. С подветренной стороны в углублении между холмами лежит небольшое стадо верблюдов. Фокстерьер их не различает (все домашние собаки близоруки), и я, желая избежать опасного для него развлечения, беру его на руки и несу. Верблюды увидели меня, встрепенулись, подняли головы, всматриваются. Потом вскочили на ноги и вдруг все сразу поспешно пошли наперерез к берегу. Мне не особенно приятен их маневр. Иногда, особенно весной, верблюды нападают на человека и могут нанести опасные раны.
Собака увидала животных. Теперь с ней не совладать, совсем взбесилась, терзает меня лапами. Приходится спустить на землю. Вскоре большие и грузные животные в панике, преследуемые маленьким фокстерьером, галопом разбегаются во все стороны, одновременно пытаясь поразить неожиданного врага быстрыми ударами передних ног. Довольный фокстерьер, распаленный, бежит к озеру и забирается в воду.
На лодке мы огибаем остров и причаливаем к поселку. Он состоит из нескольких побеленных домиков метеорологической станции. На антеннах радиостанции уселась большая стая ласточек-береговушек. Судя по земле, разукрашенной пометом, здесь их излюбленное место сборища и отдыха.
После непродолжительного знакомства и беседы с обитателями острова мы отчаливаем от него и держим путь на едва заметную точку нашего бивака. Проснулся западный ветер, крепчает с каждой минутой, по озеру бегут волны, и наше суденышко, обдаваемое брызгами воды, настойчиво приближается к цели.
Сверкающее зеркальце
Полуостров Байгабыл нам понравился, и мы на нем задержались. Гостеприимные метеорологи снабдили нас пресной водой, за ней они плавают в устье реки Каратал, от острова в сорока километрах. Я брожу по острову в поисках интересных находок. На земле, покрытой коричневым от солнца щебнем, увидал два крохотных ярких и белых пятнышка. Когда же присел, крохотные пятнышки повернулись вокруг оси и снова заняли прежнее положение. Я собирался отдохнуть после похода, посмотреть с высокого холма на сверкающий синевой Балхаш, но теперь не до этого…
Медленно-медленно тянусь поближе к увиденному, но тяжелая полевая сумка (сколько раз она меня подводила!) неожиданно соскальзывает с тела и ударяется о землю, а белые пятнышки, сверкнув, улетели. Все кончилось. Нет больше ничего. Быть может, и не будет никогда. Сколько раз так случалось!
Теперь можно отдохнуть, полюбоваться озером. Далеко за Балхашем виднеется узкая полоска берегов таинственной песчаной пустыни Сары-Ишик-Отрау. А еще дальше в воздухе повисла линия иззубренных снежных вершин Джунгарского Алатау. Озеро замерло, будто нежится под солнцем, заснуло. Лениво размахивая крыльями, вдоль берега пролетает одинокий хохотун. Черный, покрытый камнями голый берег, синяя вода, синее небо, тишина, глушь, извечный покой древней земли.
А на камешке опять появились две яркие белые точки. Колыхнулись, покрутились и снова замерли. Теперь я осторожен, весь внимание. Медленный наклон туловища (некстати впились в локти острые камни) – и передо мной незнакомка – небольшая серая, вся в мелких густых волосках мушка с ярко-белым зеркальцем на голове и сверкающей серебряной отметинкой на кончике брюшка. Отчего так ослепительно сияют белые пятнышки, что за чудесные волоски так сильно отражают свет яркой пустыни, неба и озера? Белые пятнышки, конечно, не случайны, они своеобразный светофор для сигнализации друг другу. Вероятно, этот светофор не прост и отражает лучи определенного спектра.
Осторожно целюсь в мушку фотоаппаратом, весь в напряжении, задерживаю дыхание. Лишь бы не спугнуть, хотя бы не улетела. Щелчок, другой. Теперь ловить! Но в нескольких метрах мелькнула в воздухе какая-то темная точка, и моя мушка умчалась за ней.
Более часа я брожу с сачком в руках в поисках мушки с белым зеркальцем. И когда, махнув на все рукой, собираюсь идти на бивак, нападаю на счастливое место: на чистой площадке на камешках сразу несколько мушек сверкают белыми пятнышками!
Нелегко их ловить, таких быстрых и ловких. Но я счастлив. Первая добыча в сачке. Потом в морилке. Сейчас через сильную лупу посмотрю на свою находку. Но в морилке нет мушки с белым пятнышком, а вместо нее лежит самая обыкновенная. Неужели, взмахнув сачком, я поймал случайно другую, а ту, интересную, упустил? Как это могло получиться? Ведь в сачке она как будто была одна?
Но вот теперь попалась вторая. Она жалобно жужжит в сачке крыльями, сквозь белый материал видно ее сверкающее украшение. Теперь поймать хотя бы еще парочку – и тогда можно искупаться.
Но в морилке снова не вижу белолобой мушки. Вместо нее та же серая, обыкновенная. Ничего не могу понять! Будто кто-то снова подменил ее и потешается надо мной.
На долю секунды мелькает сомнение, уж не происходит ли со мной неладное из-за жары и жажды, не пора ли бросать охоту? В голове шумит, мелькают в глазах красные искорки, пересохло во рту. Не заметил, перегрелся.
На биваке я молчу, ничего не рассказываю. После купания и обеда забрался под тент и, отдыхая, раздумываю о загадочных мушках. Посмотрю-ка их детальнее. Вот они, на крышке коллекционной коробки. Что с ними теперь делать? Зачем они мне, такие невзрачные? Наверное, оба раза они попадали в сачок случайно, вместо тех, с чудесными отметинками. Всяких мух везде много. Может же произойти такая редкая случайность!
Пока я равнодушно рассматриваю свой улов, вытряхнутый из морилки, у одной мушки постепенно светлеет голова, становится белой, начинает светиться и неожиданно сверкает ослепительным зеркальцем вместе с пятнышком на конце брюшка. За первой и вторая мушка преобразилась.
Я ликую, огорчения как не бывало. В морилке, заряженной кусочками резины, пропитанными дихлорэтаном, гигроскопичные и, конечно, особенной структуры волоски мгновенно пропитались парами яда и потеряли способность отражать свет.
На всякий случай я снова кладу одну мушку в морилку, вынимаю ее обратно и вижу преображение сверкающей красавицы в серую посредственность и обратно. Как я сразу не догадался, в чем дело! Название мушки оказалось цитереа альбифронс.
Черепаха, страдающая бессонницей
Несколько дней назад, подъезжая к берегу, резко очерченному зеленым цветом от желтого фона выгоревшей пустыни, мы увидели черепаху. Неторопливая и медлительная, она не спеша спрятала свои ноги и голову под панцирь, слегка выдвигая из-под него голову с маленькими подслеповатыми глазками. Племя черепах давным-давно погрузилось в долгий сон на все лето, осень и зиму до будущей весны, а эта какая-то необычная нарушительница законов, принятых черепашьим обществом, разгуливает по свету. Но чему удивляться! Никогда не бывает в жизни все одинаковым, обязательно оказывается кто-либо не такой, как все, необычный, как в данном случае наша незнакомка.
Кирюшка, как всегда, устроил над черепахой истерику. Но вскоре привык: черепаха поехала с нами, стала вроде как членом экспедиции.
Сегодня понадобилось резиновое ведро, в котором сидела черепаха, Ольга переложила пленницу в хозяйственную сетку, подвесила ее на железный кол. Черепаха высунула голову и ноги из панциря и уставилась глазами на синий Балхаш. В этот момент милые и всегда любопытные каменки, увидев неведомое существо, начали крутиться над сеткой, повисая в воздухе или садясь рядом на землю. Черепаха для них оказалась явно необычным посетителем этого места.
Долго любопытные птички не могли успокоиться. Может быть, каменки еще бы крутились возле черепахи, да вблизи от бивака внезапно залаяла наша собака, кого-то нашла. Надо идти смотреть.
Собака с яростью раскапывала нору, совала в нее морду, обезумев от ярости, хватала землю зубами. Из норы раздавался резкий и отрывистый крик. Там сидел хорь-перевязка. Отважный зверек, улучив момент, с громкими воплями бросался на собаку, делая ложные выпады, успевая вовремя нырнуть в темноту норы. Я с удовольствием глядел на полосатую мордочку зверька с горящими глазами-угольками. Разъяренный фокстерьер исцарапал меня лапами, пока я его, сопротивляющегося, нес на руках к биваку. Другого способа прекратить баталию не было.
Прячущиеся на день
На берег озера волны выбросили крупные куски окатанных корней тростника. Где-то на южном и низком болотистом берегу беспокойные воды Балхаша разламывают старые тростниковые крепи, долго их гоняют по воде, затем, выбросив на каменистый берег северной стороны озера, катают их взад и вперед, придавая форму округлых цилиндров длиной до метра и более. Во время сильного шторма, отброшенные далеко от берега, они остаются лежать на земле, иногда полуприкрытые песком и щебнем.
Сегодня я решил поперевертывать эти «окатыши», посмотреть, кто под ними. Самые маленькие обитатели побережья и островов от света и солнца прячутся во всевозможные укрытия и жаркий день проводят в полусне. Обитателей тростниковых окатышей оказалось очень много и самых разных. Поближе к берегу на влажном песке под ними скрываются прибрежные уховертки. Задрав над собою клешни и размахивая ими, они быстро разбегаются в поисках укрытия от жарких лучей солнца. Под окатышами на более сухой почве прячутся уховертки Федченко, темно-коричневые, почти черные, с двумя пятнами на надкрыльях. Ночные бродяги, они на день собираются большими скоплениями по сотне и даже более особей. Обе уховертки процветают там, где много комариков – их легкой добычи. Вместе с ними часты жужелицы и чернотелки. Еще дальше от берега под окатышами иногда спят фаланги и скорпионы. Очутившись на берегу, фаланга угрожающе подскакивает, поскрипывая своими острыми челюстями, потом мчится искать тень. Если вокруг голая земля, фаланга бежит прямо ко мне, я отбегаю в сторону, но она продолжает как бы преследовать меня. Тот, кто не знает, в чем дело, невольно напугается. Фаланге же нужен хотя бы маленький кусочек тени, в которой можно укрыться от солнца и горячей земли, и человека она воспринимает как крупный неодушевленный предмет.
Скорпион спит крепко и не сразу пробуждается. Очнувшись же, проявляет неожиданную прыть и, подняв над собой хвост с ядоносной иглой на конце, также спешит куда-нибудь скрыться.
Однажды из-под перевернутого окатыша выскочили два птенчика-пуховичка чайки-крачки. Под одним окатышем оказалось пять маленьких ярко-розовых комочков, каждый не более полутора сантиметров. Комочки вяло ворочались. Мельком взглянув на неведомые существа, я опешил от неожиданности: никогда в жизни не видал таких необычных существ.
Ольга, помогавшая переворачивать окатыши, тоже растерялась.
– Да у них есть ручки и ножки! – вскрикнула она.
Тогда, приглядевшись, я узнал в крошечных розовых созданиях новорожденных и еще слепых мышат.
Миф или действительность?
Южный берег Балхаша совсем недалек от острова Алгазы, и мне приходит в голову мысль съездить туда. Там расположены непроходимые для автомашин летом пески пустыни Сарыесик-Атырау. Ранее я путешествовал по этой пустыне. По ней в давние времена текла река Или, меняя свое русло, было развито поливное земледелие. Остались многочисленные следы мощной ирригационной системы, древние городища. Нашествие монголов смело этот очаг земледелия, река Или вскоре отошла далеко к западу, где и течет поныне. Кроме ранее известных четырех городищ я обнаружил еще два неописанных. Все городища располагались цепочкой примерно на одинаковом расстоянии друг от друга, начинаясь от северного склона хребта Малай-Сары, ограничивающего пустыню с юга, и кончаясь километрах в сорока от берега Балхаша. В раннее средневековье (VI–X века нашей эры), к которым относятся городища пустыни, они стояли в стороне от древних центров и торговых путей, идущих с юга через перевалы Курдай и Кастек Заилийского Алатау.
Невольно вспомнилось, как вскоре после Великой Отечественной войны, во время путешествий по Семиречью, мне встретился старик чабан, который рассказал, что в пустыне Сарыесик-Атырау, недалеко от берега Балхаша, он видал разрушенное городище, заносимое песками. Внутри его находился видимый из земли край бронзового котла. Он был так велик, что мог свободно вместить верблюда. Быть может, я не обратил бы внимания на этот рассказ, если бы не услышал его от другого местного жителя. Об этом же городище слышал и егерь, живущий на полуострове Сарыесик, разделяющем пресную западную часть озера от соленой восточной. Казалось, будто я видел обозначение этого городища на старой, когда-то случайно попавшейся на глаза карте переселенческого управления. Потом, уже на других картах, больше не видал этого городища, несмотря на то что пересмотрел их немало. Оно, вероятно, исчезло с лика земли, быть может, занесенное песками. Представлялось, что городище с бронзовым котлом, самое удаленное в глубь пустыни, менее всего пострадало от времени и поэтому наиболее интересно. Но, сколько я ни искал его, найти не смог. Возможно, его действительно занесло песками. Вблизи озера, в северо-восточном углу пустыни, там, где оно могло предположительно находиться, в урочище Бестас располагались особенно крупные песчаные барханы. Как-то, пролетая над пустыней на маленьком самолете вместе с зоологами, ведущими учет сайгаков, я заметил вдали громадный одиночный бархан с какими-то выступами, выделявшийся своим необычным видом на местности. Не находился ли под ним последний город с бронзовым котлом?
История знает немало примеров, когда в пустынях пески полностью засыпали древние поселения. Так, в 1885 году в пустыне Калахари (Африка) золотоискатель Фарини неожиданно набрел на каменные стены длиной около полутора километров и огромные камни с высеченными на них иероглифами. Вскоре туда была послана экспедиция археологов, которая ничего не нашла. Через полстолетие, в 1933 году, скотовод Коэце опубликовал в печати сообщение о том, что видел развалины, описанные Фарини. На их поиски ринулся археолог Пэвер и тоже ничего не нашел, точно повторив маршрут Коэце. Затем на поиски призрачного города отправился писатель Л. Грин, автор более двух десятков книг об Африке. И его постигла неудача. Таинственный город скорее всего периодически открывали и закрывали пески.
