Текст книги "Забытые острова"
Автор книги: Павел Мариковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
По берегам озера
Стрекозы-путешественницы
Утренний воздух еще прохладен и свеж. В щелке лобового стекла поет ветер тихую песенку. Однообразие бега машины сперва успокаивает, потом начинает усыплять. Для водителя такое состояние самое опасное. Мои же спутники давно залегли, оставив меня со своими мыслями. И вдруг необычное! Над дорогой реют стрекозы, целая стая! Проходит десяток минут, а наша машина всё еще их не миновала. Скорость полета стрекоз небольшая, около двадцати – тридцати километров в час, друг от друга они не особенно близко, выдерживают дистанцию в несколько метров. Воздушная армада движется по ветру на запад, насекомые явно куда-то путешествуют.
Массовые переселения животных – явление широко распространенное. Громадными стадами кочуют дикие северные олени. Антилопы, сайгаки зимой переселяются к югу, где мало снега. Целыми полчищами бегут крошечные лемминги, обитатели тундры, не останавливаясь перед препятствиями и нередко погибая в водах оказавшихся на их пути рек и озер. Таежная жительница белка иногда, как бы обезумев, снимается со своих родных мест и мчится в одном направлении, неожиданно появляясь в крупных поселениях и городах. Летят и насекомые. Целыми стаями переселяются саранча, некоторые бабочки. Есть среди бабочек и такие, которые, подобно птицам, осенью регулярно летят на юг, а весной возвращаются на родину. Не так давно в пустыне Семиречья я видел массовое переселение сразу двух видов гусениц. Придется остановиться посмотреть, да заодно поймать несколько переселенцев.
Для пассажиров проезжающих мимо автомобилей, вероятно, смешное зрелище видеть, как пожилой человек, подобно мальчишке, гоняется с сачком за стрекозами. Но что поделаешь!
Скоро у меня стало несколько пленниц. Стрекозы небольшие, все одного вида симпетрум флавеолум. Полёт их меня озадачил. Все они летят с Балхаша, пересекая ветер, дующий с востока на запад. Озеро отсюда недалеко, в одном-двух километрах. Достигнув асфальта, стрекозы поворачивают вдоль него и следуют над ним по ветру на запад. А стрекозам зачем асфальт? Может быть, над ним больше нагрет воздух и сильнее токи, над которыми лететь легче? Сейчас утро, по сравнению с дневной жарой прохладно, но ветер силен, около сорока километров в час, и вряд ли ощущается разница в температуре над дорогой и вне ее. К тому же почти все стрекозы летят на высоте около пяти – восьми метров над землей. Нет, тут что-то другое! Стрекозы явно следуют асфальту, возможно воспринимая его как реку, водный поток, вдоль которого и надлежит путешествовать как можно дальше. Жизнь стрекоз связана с водой, все их детство проходит в воде. Ну а стремление к расселению, к поискам новых мест, пригодных для жизни, к выселению оттуда, где скопилось слишком много сородичей, существует в той или иной степени почти у всех животных.
Дороги ушли от Балхаша далеко, и я, потеряв из виду синее озеро, будто что-то утратил. Вокруг же каменистая пустыня и бесконечные холмы. Наш путь теперь к острову Тасарал – Каменному. Долго едем по пустыне, минуем большое полувысохшее озеро, потом белый от соли участок в понижении между сухими и желтыми горками.
Уже двадцать километров, как мы съехали с шоссе, а озера все нет. Наконец показывается вдали такая желанная синяя полоска воды, и мы, едва добравшись до берега, устраиваемся в редкой рощице тамариска.
Миролюбивые хищники
Рядом с нами лиловые цветы осота. Они раскачиваются от легкого ветра, ажурная тень тонких листьев и веточек растения скользит по тенту. Вокруг солянки, самые разные: желтоватые, с красным оттенком, изумрудно-зеленые, почти синие. Большое озеро тоже разное: зеленое, синее, лиловое. Ветер почти затих, замерли растения, не колышутся.
На осоте тонко жужжат крошечные пчелки-андрены, чуть пониже тоном – пчелы-листорезы, едва слышен шорох крыльев мух-жужжал, иногда раздается громкая песня осы-эвмены.
К вечеру озеро синеет, покрывается легкой рябью, из тростников выплывают чомги и начинают громко кричать. В это время осот покидают насекомые, и песня их крыльев смолкает. А еще позднее, когда загорается первая звезда, над берегами озера сперва тихо-тихо, а потом громче, яснее, совсем громко поднимается тонкий звон. Над кустиками тамариска, над самыми разными солянками вьются в воздухе легкими прозрачными облачками мириады крошечных ветвистоусых комариков. Вьются деловито, настойчиво, исполняя предсмертный танец своих далеких предков под звуки траурной музыки прозрачных крыльев.
Рано утром первое, что видим на потолке противомоскитного полога, – бездыханные тельца комариков, светлые, почти прозрачные, с нежными перистыми усиками. У них скрючились ноги, высохло тельце, а две точки черных глаз продолжают смотреть, как живые.
Над кромкой тростников показывается красное солнце. Зеленые лучи пучками бегут по небу, отражаются в воде. Не спеша пролетают цепочкой белые цапли и тоже отражаются в воде. Под лучами солнца они совсем розовые с синими тенями.
Солнце открывает одну за другой ложбинки, покрытые солью, и тогда неожиданно над землей, над зарослями трав загорается тонкими нитями паутина. Она везде, особенно ее много на сухих веточках. И тот осот, что возле тента, тоже оплетен ею. Все опутано сверкающими нитями, и они увешаны гирляндами мертвых комариков.
Тут же по нитям вяло ползают пузатые, объевшиеся пауки: и полные степенные мамаши, и поджарые стройные отцы, и множество паучков-детенышей самых разных размеров. Все они в нарядных костюмах, украшенных тончайшим узором из темных полосок, линий, зигзагов, точек. На прозрачной нежно-зеленой груди сверкают черные полосочки, на голове выпуклые черные глаза, на ногах торчат во все стороны острые щетинки. Никто из пауков не обращает внимания друг на друга. Все пауки – хищники, эти же такие необычные в своем миролюбии. Еще бы! Ночная трапеза закончена, а пищи все еще вдоволь. Вон сколько висит ее на нитях! Каждый сыт по горло, объелся, ленив, равнодушен к окружающему.
Солнце поднимается над озером, паутина перестает сверкать, блекнет, будто растворяется в воздухе. Ветер тронул воду рябью, зашуршали тростники, гирлянды комариков стали раскачиваться на нитях и осыпаться на землю. Прячутся пауки в надежные укрытия на весь долгий жаркий день: дети находят укромные места в тени у оснований кустиков, матери забираются в уютные, из тонкого белого шелка шатры, растянутые на сухих веточках растений, отцы пристраиваются вблизи белых шатров.
Когда на землю опадут все мертвые комарики, тогда станет видно, сколько всюду развешано маленьких, не больше самих пауков, коконов. Они сплетены из тончайшей паутины, а снаружи покрыты кудрявыми толстыми оплетками пряжи. В кокончиках находятся или аккуратно уложенные, зеленоватые, чуть продолговатые яички, или крохотные, только что родившиеся паучки, или паучки, уже готовые к самостоятельной жизни, быстрые, ловкие. Многие кокончики пусты. В них остались сверкающие белизной оболочки яичек и прозрачные рубашки паучков – первая их линька.
Еще выше поднимается солнце, еще жарче нагревается земля. Солянки источают особенный запах солончака. Над лиловым осотом начинают крутиться пчелки-андрены, пчелы-мегахиллы, осы-эвмены.
Вывеска лядвинца
За рощицей тамариска с лиловым осотом тянется низкий шебенчатый берег озера, украшенный красивой полоской цветущего эспарцетного астрагала. Здесь весело реют крошечные бабочки-голубянки, деловито снуют, звеня крыльями, небольшие пчелы-антофоры. Рядом зеленый луг. Сине-зеленое озеро гонит слабые волны на берег, они тихо и ритмично шелестят, навевая покой.
Кое-где между астрагалами полянку заняли крохотные изящные растения из семейства бобовых – лядвинец густолиственный лотус фрондозус. У него цветы разной окраски: часть желтые, часть ярко-красные. Забавный двухцветный цветок! Растение кончает цвести, цветов на нем мало, зато много длинных коричневых стручков. Они раскрылись, каждый скрутился в тугую и правильную спираль, высыпав маленькие серо-зеленые бобики. Стручков зеленых или почти созревших мало. Это растение заинтересовало меня, захотелось с ним поближе познакомиться.
Разглядываю цветок. У него, как и у всех бобовых, «парус», два «весла» и «лодочка». Ярко-желтые цветы, оказывается, свежие, еще не раскрыты, если их потормошить как следует пинцетом, цветок будто после посещения насекомого-опылителя расправляет весла, но лодочка остается на месте, прикрывая пестик. У цветов же опыленных, у которых начал развиваться стручок, весла только чуточку расходятся в стороны, а цветок полностью не раскрывается. Не нашел ни одного цветка, раскрытого по-настоящему. Кроме того, на тыльной стороне паруса появляются оранжевые пятна и полоски, потом парус и весла с лодочкой краснеют, весь цветок меняет окраску и становится ярко-алым. Это вывеска, она будто гласит: «Цветок уже опылен, делать здесь насекомым нечего, просим более не беспокоить!» И желтые, и красные цветы очень ярки, поэтому их состояние можно угадать и издалека, детально не разглядывая.
Мне нравится эта деликатная предусмотрительность растения, созданного великой эволюцией органического мира. Нет ли у цветка своего особенного, и редкого опылителя, деятельности которого помогает и само растение?
Сейчас на нем я не вижу никаких насекомых. Встретился какой-то крохотный жучок, как будто слоник. Он сидел в самом цветке, лакомясь нектаром. Его я прозевал. Еще в цветке оказались маленькие скопления тлей, но сколько я ни вглядывался в них, не мог сказать, чем они занимались, то ли сосали по своему обыкновению соки растения, погрузив в него хоботок, то ли, быть может, лакомились нектаром, что для этой братии вообще-то необычно[7]7
Один раз мне удалось подметить пристрастие тлей к сладкой жидкости на цветах кендыря. Это наблюдение, как и следовало ожидать, вызвало свойственное ученым недоумение, так как дело касалось нового, неизвестного и необычного.
[Закрыть].
Очень интересно, как длинные и прочные стручки способны так правильно и туго закручиваться в спираль. Очевидно, этот сложный акт, совершаемый под воздействием каких-то механических сил, способствует разбрасыванию семян. Я тормошу, нажимаю, разламываю нераскрывшиеся стручки, надеясь, что они внезапно завьются спиралью, выстрелив семенами, как делает всем известная недотрога, но напрасно. Растение не желает выдавать свою тайну.
Оказывается, нераскрытые стручки кем-то поражены. В них поселились поедатели бобиков – крохотные личинки. Кому они принадлежат и кто из них должен развиться? Вначале я нахожу крошечного блестящего сине-зеленого наездника. У него красивые большие глаза и изящные коленчатые усики. Он, без сомнения, друг растения и враг поедателей бобиков. Немало времени уходит на поиски, прежде чем находится и сам преступник – тоже крошечный серо-желтый с темно-синей головкой и нежным длинным хоботком слоник. Он очень шустр. Только стручок был разломан, едва оказавшись на свободе и увидев свет, тотчас же раскрыл крылья и собрался отправиться в полет.
Теперь становится понятным, почему в стручках есть очень маленькие, точечные отверстия и отверстия побольше. Первые – сделаны хоботком слоника, чтобы засунуть в полость стручка яичко, вторые – прогрызены как выбирающимися наружу жучками, так и поедателями-наездниками.
Слоник, поселив свое потомство в стручке, нарушает сложный механизм развития спирали и разбрасывания бобиков. И даже оставшиеся целыми бобики не могут освободиться из плена и упасть на землю. Так маленький жучок оказывается врагом растения.
Кто все-таки опылители лядвинца? Брожу по берегу с сачком в руках, вглядываюсь в желтые цветочки, ожидающие визитеров. Голубянки и пчелки-антофоры резвятся на астрагале эспарцетном, не обращая внимания на лядвинец. Теперь мне начинает казаться, что роль опылителей исполняют крохотные слоники-апионы, и они вовсе не враги растения, хотя их личинки и питаются бобиками, а первейшие друзья, так как опыляют это растение, враг же, наоборот, – изящный наездник. Но что значат мои предположения, основанные на одной мимолетной встрече? Надо продолжать поиски.
Вечером ветер затихает, озеро синеет, потом, отражая зорьку, становится розовым. Пора думать и об отдыхе, и я бреду к биваку с надеждой закончить поиски ранним утром.
Ночь выдалась жаркая и душная. К утру подул свежий ветер. Потом он разыгрался и к восходу солнца стал сильным и порывистым. Озеро потемнело и зашумело волнами. Половину дня я ждал, когда стихнет ветер, но он не унимался, растения метались из стороны в сторону, кусты тамарисков раскачивались вершинами, беспрерывно трепетали сиреневыми головками астрагалы, позвякивали сухими стручками лядвинцы. Голубянки, пчелы-антофоры попрятались в укромные места и не показывались. Не было никаких насекомых и на лядвинце. Так и не удалось узнать, кто же опыляет его желтые цветочки.
Остров Каменный
К острову Каменному (почему он так называется, было непонятно) мы решили подъехать с восточного мыса большого безымянного полуострова. Отсюда остров ближе к берегу. Мыс оказался длинным, узким, изогнутым и, что более всего понравилось, необитаемым. На низкий его берег, поросший кустарниками и травами, набегали волны. Впереди простирался обширный и открытый водный горизонт. Здесь озеро казалось морем.
Наш бивак почти против самой южной оконечности острова. На нем виднелся маяк. К нему мы и направили утром следующего дня наше суденышко.
Западный берег острова низкий; галька переслоена песком. По нему тянется кромка зеленой растительности. А далее – пологие горки, щебень, кое-где останцы скал, выгоревшая на солнце трава. Без особого интереса начал поход по острову. Но вскоре увидел перед собой очертание кургана. Да не одного, а сразу нескольких, настоящее скопление курганов, и не простых, а в некотором отношении особенных. Каждый курган сложен из крупных, окатанных водой булыжников, невысок и окружен кольцом из камней. У одного кургана обрамляющее кольцо состоит из заботливо и аккуратно выложенных двух рядов камней. Курганы не одинаковы: одни больше, другие меньше. Возле них выложены из камней разные площадки, кольца, курганчики, треугольники. Они что-то обозначают, быть может, имеют астрономическое значение. Все курганы в общем однотипны и принадлежат, наверное, одной родственной группе, клану, династии вождей и их родственников. По каким-то соображениям они избрали этот уединенный остров Балхаша, его самый дальний южный конец, вдающийся в открытое пространство синего озера.
Я в восторге от находки, с интересом несколько раз обхожу курганы, рассматриваю их орнаментировку. Наношу курганы на план, и, когда он возникает на бумаге, передо мной открывается удивительная картина, изваянная несколько тысячелетий назад.
Курганы, окруженные кольцом из камней, встречаются и на территории Семиречья, Южного и Центрального Казахстана. Они принадлежали древнему народу – сакам, одному из племен загадочной Скифии, а также, возможно, и другим народам. Захоронения на островах? Этого никто не знал…
Обитавшие здесь народы не оставили после себя письменных памятников, а китайские летописи крайне лаконичны. Судя по ним, в районах Внутренней Азии в самые отдаленные времена, еще до нашей эры, обитавшие здесь племена имели светлые волосы и голубые глаза. В китайских летописях времен династии Хань в IV–III веках до нашей эры упоминались пять племен голубоглазых русоволосых людей. Они всегда враждовали с китайцами, и не случайно в Китае существовала устойчивая традиция изображать демонов с голубыми глазами и рыжими волосами. По строению черепов они были европеоиды. Племена эти на юге назывались «ди», на севере – «динли». Некоторые ученые относили эти племена к народам индогерманского происхождения. Исследования погребений в Минусинской котловине поколебали это мнение. Рыжие и голубоглазые азиаты представляли собой древнейшую ветвь европеоидов, которая эволюционировала параллельно с нордической расой кельтов. Это были древние охотники за мамонтами и крупными копытными животными. В погоне за добычей они расселились в послеледниковый период по степям Европы и Азии.
Еще раз гляжу на курганы, обхожу их, и тогда приходит неожиданная догадка…
Обычно курганы воздвигались на местности по гребню возвышения, холма или хребта и располагались один за другим цепочкой. Здесь же столь аккуратно возведенные погребальные сооружения находились как будто в хаотическом беспорядке. Не изображает ли это расположение курганов какое-либо созвездие? Древние жители нашей планеты почитали небо, звезды, Солнце, Луну. В их таинственности они видели сущность потустороннего бытия и всевышнее начало мироздания.
Казалось бы, эту догадку не так трудно проверить, сравнив расположение курганов с картой звездного неба. Но саки жили в нескольких веках до нашей эры, а за два тысячелетия взаимное положение звезд на небосклоне немного изменилось в силу так называемой прецессии. Впрочем, астрономы могут воссоздать карту положения звезд для любого времени.
Интересно, какие еще сюрпризы преподнесет мне Каменный остров? Но едва я отхожу от некрополя древних саков, как вижу еще два кургана, обрамленных кольцами из камней. Правда, у одного из них кольцо несколько иное, сложено из камней редких, но больших. Затем вижу курган тоже из булыжника, но без круга. Зато этот курган окружен вплотную большими, вкопанными торчком красными камнями. Вблизи этой группы выложено просто небольшое кольцо камней без каких-либо признаков захоронения. Еще дальше тоже курган без кольца, но весь из красного камня.
Загляделся на курганы, не заметил сразу самый большой из них, находящийся в стороне. Он в диаметре около пятидесяти метров, сложен также из булыжников, но середина просто из светлой земли. Окружен он большими, размером с табуретку и более, редко поставленными камнями. Все сооружение в диаметре около ста метров. Персона, покоившаяся под землей, была, очевидно, высокого ранга, и ей отвели вершину холма.
Связаны ли в единый ансамбль все курганы? Возможно. Археологам и, наверное, астрономам придется в будущем немало поломать голову над ними, а пока что вездесущие грабители уже попытались забраться в самый первый курган из группы и в самый большой на бугре.
Курганы на острове, где вряд ли когда-либо существовало большое селение человека, само по себе явление исключительное и археологии неизвестное.
Курганы отняли немало времени. Теперь перехожу на восточный берег и недалеко от него вижу большой круг, выложенный из двадцати четырех камней. В центре круга нет никаких следов захоронения. Он, видимо, имел ритуальное значение. Камни установлены очень давно, на десятки сантиметров погрузились в землю. Но самое забавное – рядом с каменным кругом, назовем его так, среди реденьких и коренастых солянок на земле проглядывает круг из разреженной растительности. Возможно, это давний отпечаток уплотненной почвы. Пустыня долго хранит следы деятельности человека на своей поверхности, и, например, вокруг старинных курганов, непосредственно к ним примыкая, тоже видны на земле круги разреженной растительности или растительности другой, не создающей фон пустыни.
Далее я вижу настоящие песчаные дюны, песчаную пустыню и кое-где пески большими буграми, так называемые чеколаки, скрепленные кустами тамариска и селитрянки. Никогда не видел на песках это исключительно солелюбивое растение. Тут же растут кустики терескена, полынь, кое-где чингил.
В барханах острова Тасарал
В одном месте на голых барханах разгулялся ветер и выдул глубокие воронки. На склоне одной из них среди песка белеют чьи-то кости, и надо бы спуститься вниз посмотреть, да лень. Впрочем, все же придется себя заставить: опыт научил ничего и никогда не оставлять без внимания.
Я не раскаиваюсь, так как находка очень интересная: берцовая и бедренная кости человека и части черепа. Как жаль, что все остальное разрушено временем. Еще вижу кости, а в них что-то зеленоватое. Это копчик овцы и изъеденный ржавчиной бронзовый нож. И еще что-то твердое. Осторожно разгребаю песок и вижу остатки кувшина, его нижнюю часть, вылепленную руками, а не на гончарном круге. Затаив дыхание, выдуваю из него песок. На дне что-то темное. Вглядываюсь и вижу массу личиночных шкурок мух. Находка озадачивает. В кувшине находилась еда. Вероятнее всего, мясо. В него мухи успели отложить яички. Прожорливые личинки уничтожили еду, окуклились, но выбраться на волю уже не смогли, нашли могилу вместе с погребенным. Хитин насекомых очень прочен, не гниет, долго сохраняется. Интересно, какое положение костяка? Определить нетрудно – череп в одной стороне, кости ног – в другой, противоположной. Вытаскиваю компас: примерно пятьдесят семь градусов. В этом направлении солнце восходит почти в день летнего солнцестояния в конце июня, когда на земле царит самый длинный день. Археологи, описывая захоронения, обычно упоминают лаконично и приблизительно, куда был направлен костяк. Рождается простая догадка: умершего хоронили, укладывая ногами точно в том направлении, в котором в день похорон всходило солнце.
Таким образом, по положению костяка более или менее точно можно указать время года похорон. Разве это не интересная догадка! В ее рождении мне помогли мухи, вернее, хитиновые оболочки мух. Теперь слово за археологами, и я надеюсь, что, прочтя эти строки, они, принимаясь вскрывать могилы, будут пользоваться компасом.
Следы на песке
Звери и птицы боятся человека, скрываются от него, но часто на местности, на земле записано множество следов ее жителей. Вот почему, чтобы получить представление об обитателях острова, я стал бродить по барханам. На нем оставляют следы и насекомые, в том числе и самые мелкие. Но следы на песке очень недолговечны. Подует ветерок и сразу все сгладит.
Обычно в песчаной пустыне, кажущейся безжизненной, ночью кипит неуемная жизнь ее многочисленных обитателей, и рано утром всегда с удивлением видишь, как весь песок изрисован следами. Записей ночной жизни столько, что не прочтешь сразу и, чувствуя на первых порах себя безграмотным, долго будешь путаться. Вот и сейчас так.
Тихие прибрежные дюны кажутся голыми. Над ними висит жаркое южное солнце. Песок так раскален, что ноги печет через подошвы ботинок. Здесь немало следов. Особенно много наследили ящерицы[8]8
На рисунках проставлены три масштабные линейки: линия с поперечной черточкой и стрелкой равна одному дециметру; линия только со стрелкой на одном конце равна одному сантиметру. Линии-стрелки одновременно указывают направления движения животного, оставившего следы.
[Закрыть]. Какие-то мелкие, по-видимому круглоголовки. Вот одна выглядывает осторожно из норки. Другая пробежалась поверху, но, увидев меня, прижалась к песку, качнулась из стороны в сторону и моментально в нем потонула, исчезла, будто ее и не было. Теперь попробуй ее найти. Вижу и след ящерицы покрупнее, он, судя по всему, принадлежит молодой агаме. Мышка промчалась от норки к норке, оставляя на рыхлом песке следы не только лапок, но и длинного хвостика. Кто-то большой истоптал на краю бархана песок, но следы очень неясные, наложены друг на друга. Чьи они? Джейрана, или косули, или домашней козы? И такое может случиться. Хорошо виден один отпечаток, за ним другой, и сомнения исчезают: копытце с очень нежными острыми носками – след передней ноги джейрана. Не ожидал, что на острове обитает эта редкая газель. Наверное, случайно забрела сюда зимою, а сейчас прячется от человека.
Стройная цепочка следов, вытянутая в струнку, пересекает бархан. Так ходит только лисица или ее меньший брат – корсак. Следы малы для лисицы, значит, принадлежат корсаку.
Любопытная каменка-плясунья увидела меня, подлетела, посидела на кустике, помахала хвостиком, опустилась на песок и помчалась по нему. Нельзя упустить возможность, надо зарисовать ее следы.
Интересный след повстречался на вершине бархана: как будто отпечатки крохотных копыт с едва заметными коготками. Следы принадлежат типичной птице пустынь Средней Азии – быстрокрылой садже. Да, у нее такие странные лапки, будто копытца с тремя крохотными коготками. Видимо, ей чем-то выгоднее иметь копытца, нежели обычные лапки.
Какие интересные извивы оставила на земле змея! Но какая – не скажешь. Никто не изучал различие в следах змей.
Кто-то небольшой, выскочив из норки, не спеша бродил возле нее, присаживался на задние ноги, сделал несколько скачков, а затем поскакал большими прыжками, отпечатывая по парочке следов. Какой интересный отпечаток каждой лапы, с валиком вокруг и узким ровиком по окружности подошвы! Если посмотреть след в профиль в поперечном разрезе, то получится примерно такая картина: хозяин следа обладает своеобразными лыжами, их можно было бы назвать арочными, специально приспособленными для бега по песку.
Сильно заинтересовал неизвестный обладатель песчаных лыж. Узнать бы, кто он. На склоне бархана виден конец следа и норка. Что, если попробовать ее раскопать! Но едва подхожу к норке, как нога слегка проваливается и на песок выскакивает чудесный зверек. Он прыгнул на двух ногах, размахивая длинным хвостиком с белым платочком на кончике, скакнул несколько раз большими прыжками и скрылся. Так вот кто ты такой! Это типичный обитатель песчаной пустыни – мохноногий тушканчик.
Вижу еще следы тушканчика, но другого. Очень характерны его следы. Принадлежат они так называемому трехпалому тушканчику. На следах хорошо видны три его пальчика и точка от пяточки.
Заметили меня на бархане большие песчанки и, поднявшись столбиками, засвистели тревожными голосами. Где только нет этого непритязательного и самого распространенного жителя пустыни! Как-то пробрались сюда, на этот остров? Их следы крупные, похожи на беличьи, задние ноги больше передних и при движении заносятся впереди них. Местами хорошо виден отпечаток длинного хвоста.
Посчастливилось – увидел интересный след! Он принадлежит крупной птице, и в нем нетрудно узнать очень редкую и ныне почти исчезнувшую дрофу-красотку. Шагая по песку, она слегка чиркала по нему кончиком среднего пальца. А уж шла так ровно, такой стрункой протянулись отпечатки… Такая походка, видимо, необходима, когда надо бесшумно и незаметно пробираться среди зарослей трав и кустарников, чтобы не задевать за растительность.
Пора обратить внимание и на мелкие следы, прорисованные многочисленными обитателями песков, насекомыми. Но как узнать, какие отпечатки кому принадлежат? Придется приглядеться к тем, кого не надо разгадывать, кто сейчас разгуливает по барханам. Вот ковыляет по песку большой черный жук-чернотелка блап, и следы его ног довольно своеобразны и характерны. Усиленно работая ножками-коротышками, семенит мокрица. И ее след характерен. Откуда-то выполз на горячий песок небольшой коричневый жук-слоник. Ему жарко, он торопится и, работая изо всех сил ножками, на каждом шагу клюет по песку своим длинным хоботком, оставляя им следы-точки. Не зная, не догадаешься, откуда эти точки. Какой-то небольшой серый пустынный клопик, вооруженный острым хоботком, тоже на ходу кивая головой, оставил следы-точки. Решила прогуляться по песку гусеница бабочки-совки, очевидно, в поисках корма или укрытия, и ее след – как гладкая канавка с едва заметными полосками от ног-коротышек. Прополз кургузый жук-чернотелка.
Безумствующие путешественницы
Прекрасный золотистый песчаный пляж протянулся на целых полтора километра до далекого каменистого мыса. Он сверкает чистотой. Сине-зеленые волны, украшенные белыми гребешками, спокойно набегают на него. Добравшись до чистого песка, Кирюшка в упоении кувыркается в нем, выражая таким принятом в его племени способом радость жизни.
Не спеша шагаю по кромке мокрого и твердого песка, стараясь не попасть под волны, посматриваю по сторонам. Загляделся, едва не прозевал интересное под самыми ногами.
По песчаному берегу ползет целая армада гусениц. Они очень нарядны: в красных шишечках с султанчиками белых и черных длинных волос. Это распространенные в пустыне насекомые – гусеницы бабочки оргии дубуа. Самки бабочек без усиков, без ног и глаз – бархатистый комочек, набитый яйцами. Самцы – нормальные, небольшие, коричневые бабочки.
Гусеницы ползут почти вдоль берега на юг, как мне показалось, прямо на солнце. Многие из них попали на мокрую полосу берега, смачиваемую волнами, вода закрутила их, забила, и они застыли. Тех же, что ползут по сухому песку, легкое дуновение ветра сносит, как соринки, в сторону к высокому берегу. Но ни ветер, ни волны не останавливают движения гусениц, и они ползут друг за другом и ползут…
Я прошел уже более полукилометра, а шествию гусениц нет конца. Они пришли сюда с береговой растительности, отправились в вояж все вместе, повинуясь какому-то загадочному и единовременному для всех повелительному сигналу.
Возможно, инстинкт расселения повелел гусеницам отправиться в путь потому, что стало тесно, не хватает еды, возникла угроза опустошительного заразного заболевания, возникающего при массовых размножениях и частом контакте друг с другом. Впрочем, у этой бабочки переселения гусениц могут быть обыденными. Если самки бескрылы, безноги, безглазы и сидят на одном месте, где окуклились, кому же расселяться, как не гусеницам? На суше эта черта поведения полезна и необходима. Полезен ли на острове этот инстинкт расселения?
Встреча с гусеницами задержала поход по острову. Но я рад. Какой сегодня удачный день: сразу три интересные находки! И я продолжаю наблюдения…
Сейчас дует прохладный ветер, не жарко и песок не нагрет, иначе пришлось бы нелегко гусеницам на горячем берегу. Наблюдая гусениц, еще раз убеждаюсь в том, что приспособляемость к окружающей среде прежде всего обеспечивается изменчивостью поведения, за которой уже следует изменчивость и в строении тела. Вот и здесь автоматизм гусениц в переселении тоже оказался неодинаковым. Я вижу, как часть гусениц повернула обратно, как бы убедившись в бесполезности и небезопасности заранее взятого направления пути по острову. Некоторые гусеницы, испытав удар набежавшей волны, резко меняют путь и уходят от опасности, заворачивая к сухому берегу, тогда как другие настойчиво отдаются во власть волн. И наконец, у части гусениц-путешественниц будто угасает инстинкт к смене мест, и они начинают искать укрытия, где можно передохнуть, собраться с силами после долгого похода. Кое-кто из них забирается на верхушки случайно оказавшихся на пути былинок, кое-кто прячется в тень под вынесенную прибоем всякую рухлядь, хотя еще не жарко, и немало тех, кто продолжает путь по песку.
Золотой пляж кончается. Далее идут скалистые обрывы. Здесь нет береговой полосы растений, нет и гусениц. Теперь мне остается пересечь остров в обратном направлении. Неожиданно из-за сопки выскакивают три сайгака и, опустив книзу горбоносые головы, уносятся за горизонт, поднимая ударами копыт облачка пыли. Забрели сюда во время зимних кочевок и остались.
На следующий день наша лодка вновь мчится наперерез волнам, дует свежий ветер, и брызги воды обдают лицо и одежду. Со скалы снимается большой орлан-белохвост, за ним с криком гонится крачка.
