Текст книги "Забытые острова"
Автор книги: Павел Мариковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Очевидно, сидящие головой к солнцу – голодные стрекозы, брюшками – сытые.
Кузнечики и кобылки спрятались в тени камешков. Многие забрались в норки мокриц, песчанок: там прохладнее. А те, кто живет среди травы, все, будто по команде, засели на теневой стороне стеблей. Здесь все же чуточку легче, чем на солнце.
Бабочки тоже страдают от зноя. Плотно сложили крылья и направили их остриями на солнце: как можно меньше соприкосновения с его лучами, как можно меньше дать от себя тень. Некоторые из них угнездились в кусочке тени в небольшом обрывчике, сбились стайкой, замерли. Пустынный аскалаф нашел себе веточку с листиком и тоже уселся в тени. Солнце медленно перемещается по небу, и тень от веточки с листиком тоже, за нею незаметно передвигается и аскалаф: как-то надо прятаться от жары.
Забрались в свои норки и муравьи пустыни. Нет ни одного возле входа в подземелье. Даже муравьи-бегунки, которым жара нипочем, и те исчезли. Но один разведчик запоздал, где-то далеко был, и сейчас, бедняжка, мчится домой, по раскаленной земле. Как он только переносит такую страшную температуру? Но бегунок знает дело. Заскочил на попутную травинку, посидел там, размахивая усиками, остыл и опять в путь помчался короткими перебежками до следующей спасительной травинки.
Жарко и личинке муравьиного льва в своей раскаленной ловушке-воронке. Где найти прохладу, когда земля так нагрета, не бросать же свое сооружение? И личинки углубляют западню, выбрасывая головами-лопатами землю. От этого жилище хищника становится не таким, как обычно, а напоминает полузасыпанный колодец. Он не особенно хорош для ловли добычи, зато в нем, как бы высоко ни стояло на небе солнце, есть кусочек тени, в которой можно спрятаться, выставив наружу из земли на всякий случай кончики своих острых челюстей. Перемещается по небу солнце, перемещается и тень, движется за нею и страдающая от жары личинка муравьиного льва.
Но склонилось солнце к горизонту, и сразу похолодало. Ночью ярко сверкают на черном небе звезды. Под утро совсем становится прохладно: приходится поверх спального мешка тужурку набросить.
Восходит солнце. Постепенно пробуждается жизнь. За ночь остыли насекомые. Стрекозы, распластав в стороны крылья, вытянули тело на солнышко: ждут не дождутся, когда согреются, прежде чем взмыть в воздух и начать охоту.
Все кобылки и кузнечики забрались повыше на травинки, устроились боком к солнышку, отставили в сторону большие ноги, чтобы не заслонять ими брюшко, – тоже соскучились по теплу.
Черная оса-помпилла, парализатор пауков, выползла из ночного укрытия и легла на песочек боком, подставив свое озябшее тело живительным лучам. Сразу не догадаешься, что за странная поза, невольно подумаешь, что оса заболела.
Озябли и бабочки. Каждая нашла себе солнечное местечко на земле, широко раскрыла в стороны цветастые крылья и уселась так, чтобы лучи солнца падали на них перпендикулярно. Иногда бабочка приподнимает нарядные крылья и отставляет их под небольшим углом. Теперь солнечные лучи, отражаясь от крыльев, как от зеркальца, падают на тело. Некоторые бабочки почему-то пренебрегают этими приемами и, желая согреться, ложатся на бок, подставляя тело лучам солнца.
Соскучился по теплу и аскалаф. Куда делась его смиренная поза? Переполз на освещенную сторону своей травинки, расправил крылья под углом к солнцу, обнажил черное брюшко: так скорее согреешься.
Муравьям ночной холод нипочем. Они провели ночь в тепле, в своих подземельях, и теперь, когда теплые лучи солнца заскользили по остывшей за ночь земле, выбрались наверх и принялись за бесконечные дела.
Змеям и ящерицам, как и насекомым, тоже плохо от утренней свежести. Песчаный удавчик выбрался наверх и, чтобы скорее согреться на солнышке, совсем стал плоским и широким. Ящерица – такырная круглоголовка – еще с вечера приготовилась встретить солнце: улеглась с восточной стороны камешка и, как только лучи солнца побежали по пустыне, окрасив ее в розовые тона, сразу же, как и удавчик, расплющила тело, прижалась к камешку, застыла будто изваяние.
Плохо, когда слишком много тепла источает солнце, и плохо, когда его не хватает, холодно. Вот и приходится изощряться по-разному в жару и в прохладу.
Комарик-невидимка
Вблизи реки Лепсы громоздятся барханы. Едва на них забрался, как обдало жаром – так раскалились пески. Скоро и ноги стало жечь через подошву ботинок. В барханах интересно. Песок весь в следах ушастых круглоголовок: глубокие извилистые борозды и сбоку – ямочки от ног. Кое-где видны и норки, из них выглядывают головки ящериц. Иногда след ящерицы уходит в песок, и, сколько в этом месте ни ройся, нет хозяйки, уползла под песком куда-то далеко. Некоторые круглоголовки выскакивают из-под ног, показывая уморительные фокусы своим хвостиком, закручивающимся в колечко.
На песке валяются мертвые кобылки-прусы и почти вокруг каждой – следы круглоголовки. Подбежит ящерица, покрутится, попробует и оставит мертвую добычу. Кобылочки-песчаночки, как всегда, оживленны и подвижны.
Пробежал песчаный бегунок: что-то потащил в челюстях. За ним поспешил другой, такой же.
Меня отвлекает тень от какого-то маленького насекомого. На светлом песке она темная, заметна издалека, но ее хозяина не видно. Очень хочется узнать, что это за насекомое. Я примерно рассчитываю, с какой стороны и в каком направлении от тени должен находиться таинственный незнакомец. Иногда удается в воздухе заметить светлую точку, но уследить за нею трудно, и я ее теряю. И так несколько раз.
Наконец удача, поймал! Осторожно вытаскиваю из сачка, кладу в стеклянную баночку. Передо мной какой-то необычный комарик, совсем светлый, крылья у него не прозрачные, как полагается, а тоже почти белые, матовые. Казалось бы, чем плохи прозрачные крылья, но они могут выдать, отражая лучи солнца. Усики у комарика совсем коротенькие, состоящие из маленьких члеников, и тоже белые. Только одни глаза – два черных уголька. Не встречал прежде такого комарика-невидимку, не знаю, кто он такой, и не уверен, смогут ли мне специалисты по двукрылым его назвать. В мире очень много не известных для науки насекомых.
Мушки-береговушки
Всюду по барханам, подступившим к реке, шмыгают жабята. Здесь для них раздолье: кое-где между песками сверкают небольшие мелководные озерца. У одного маленького озерка по топкому и низкому бережку собралась многомиллионная компания мушек-береговушек. Сколько их здесь – даже сказать трудно. Они толпятся тесными стайками, почти вплотную друг к другу, иногда взлетают шумным облачком и почти тотчас же снова садятся. Над ними несколько раз пролетают ласточки. Но мушки не взлетают, будто знают, чем это может закончиться.
Маленький жабенок польстился береговушками и ринулся в озерко. Но мушки резво разлетелись перед ним в стороны, а кое-кто даже в воздух не стал подниматься, отбежал просто в сторону. Ничего не поймал жабенок, всюду перед ним открывалась чистая от мушек вода. Зато другой оказался хитрее. Залез в воду, едва выглядывая из нее, застыл серым комочком. Не отличишь от бугорка глины. Изредка то одна, то другая мушка, не разглядев опасности, садится на него. И тогда изо рта мгновенно выскакивает липкий язычок и добыча отправляется в рот.
Каракурт и песчаная пустыня
Многие почему-то считают, что ядовитый паук-каракурт водится в песчаной пустыне. Наверное, потому, что с горячими непроходимыми безводными песками связывается все враждебное человеку.
В действительности же каракурт не водится в песках, не живет в них, и, сколько я ни искал его, никогда там не находил. А на изучение этого паука было потрачено несколько лет, и о нем написана толстая книга.
«Почему каракурт не может жить в песчаной пустыне?» – спрашивал я себя и не мог найти ответа.
Сейчас же нашлась отгадка. И настолько простая, что мне до сих пор непонятно, как я сразу до нее не додумался.
Каракурт делает тенета из крепких паутинных нитей, которые беспорядочно плетет над самой землей, прикрепляя их к почве и к окружающим растениям. Многие нити идут сверху вниз к земле и как бы натягивают продольные горизонтальные нити. Кроме того, эти вертикальные нити липкие. К ним цепляется добыча. На тенетах паук еще подвешивает своеобразные резонаторы – кусочки земли, мелкие камешки. Насекомые – добыча паука, задевая за паутину, раскачивают эти резонаторы, и до хозяина ловушки доходит ощутимое сотрясание.
В песчаной пустыне каракурт не смог бы плести свою сеть. К чему бы он прикреплял вертикальные нити? К песку их не прицепишь – он рыхлый, и песчинки легко отделяются друг от друга. Поэтому каракурт, попавший в песчаную пустыню, обречен на голод. Без ловушки из паутинных нитей он совершенно беспомощен.
Но в очень давние времена в песчаных пустынях все же приспособился жить каракурт. Он стал устраивать свои гнезда на кустарниках, которые не дают тени, поэтому постепенно посветлел и стал белым. Живет он в песках Средней Азии. Ему дали несуразное название – белый каракурт, то есть белый черный курт[10]10
В тюркских языках паук – «эрмекши», но «кара» – черный, «курт» – козявка. Может быть, такое название он получил после того, как укусил человека, в неузнаваемо раздавленном нельзя было опознать паука.
[Закрыть].
Красноглазая тахина
Мы часто отклоняемся в сторону от маршрута нашего возвращения с Балхаша. Сейчас перед нами ровная, как стол, уходящая вдаль, к горизонту, Алакульская впадина: море зелени, тростники, цветы, черные пыльные дороги, цапли, белые чайки и звон комаров. Совсем другой мир после светлой сухой пустыни.
Близится вечер. Вдали виднеется темная полоска деревьев. Неторная дорога к ней – для нас находка, можно надеяться на хорошее место для стоянки. Километр пути – и перед нами спокойная река Тентек в бордюре старых развесистых ив. Под ними такая долгожданная тень, в которой можно укрыться от солнца и отдохнуть. И… влажный воздух.
Посередине реки виден небольшой остров. С него доносятся истошные крики ворон и галок. Наверное, из гнезд вышли сразу вместе воронята и галчата и всем теперь масса хлопот. Крик птиц надоедает. Уже сумерки, а шумное общество не успокаивается.
Ночью просыпаюсь от крупных капель дождя. Но небо чистое, на нем горят яркие звезды. Дождь ли это? Наверное, на старой иве поселились пенницы и роняют вниз крупные капли белой пены. Как будто еще падают мелкие капли, но это так кажется.
Рано утром мы просыпаемся под громкий и непрерывный гул множества работающих крыльев, истошные крики ворон и галок и тихий звон комаров. Но стаи птиц вскоре улетают на луга, комары прячутся в траву от солнца и сухости, а низкий гул крыльев продолжается. Всюду в воздухе невысоко над землей, каждый на своем месте, висит слепень-самец и неутомимо работает крыльями. Иногда совершается резкий рывок в сторону, погоня за ближайшим соперником, вторгшимся на чужую территорию, и вновь полет на одном месте. Самки ползают по ветвям деревьев. Им будто нет дела до брачных полетов самцов.
Солнце начинает пригревать. Пенницы перестали ронять на землю капли влаги. Но что творится с машиной! Она вся пестрая от множества поблескивающих пятнышек. На листьях старой ивы, под которой мы расположились, оказывается, всюду разгуливают элегантные зеленые цикады. Пятнышки на машине – от них. Это сладкие испражнения, предназначенные для муравьев. Но потребителей угощений здесь почти нет. Несколько лет назад река выходила из берегов, и муравьи исчезли.
Когда-то вдоль реки бульдозерами был сделан предохранительный земляной вал против наводнения. Он слабо зарос растениями, и почва на нем не слежалась как следует. Земляной вал среди роскошных лугов – настоящее царство для роющих насекомых. Одиночные пчелы, осы-аммофилы – охотники за гусеницами, осы-церцерисы – истребители жуков, осы-бембексы – гроза слепней и многие другие всюду летают, ползают и скрываются в норках.
Над землей реют осы-церцерисы. За одной осой, точно копируя ее полет, следует какая-то мушка. Иногда она отстает и садится на былинку, посматривая по сторонам яркими красными глазами на белой голове. Я ловлю маленьких ос-церцерис. Это самцы. Они поглощены долгим и трудным делом, разыскивают своих сильно занятых и к тому же редких подруг. Но зачем же красноглазой мушке понадобились самцы ос, какой от них прок? Если бы мушка собиралась отложить яичко на осу, она могла бы это сделать давным-давно и с большим успехом. Да и какой прок от самца: его жизнь скоротечна. Ей нужны самцы для чего-то другого. Наверное, по самцам она хочет найти норку самки и подбросить свое яичко на запасенных для личинок осы парализованных жучков.
Вот один самец, без устали реющий на крыльях, ныряет в норку. За ним тотчас же проскальзывает мушка. Неужели предположение верно? Коли так, то хорош кавалер, приводящий к возлюбленной ее заклятого врага!
Норку прикрыл комочком земли, начинаю раскопку. Но из отверстия в земле выскакивает только один самец и его преследовательница мушка. Они забрались в пустующее помещение.
Пролетела крупная самка осы-церцерис, бросив преследование самца, сразу же за нею кинулась мушка. Обе скрылись в норке. Надо вырыть эту норку, изловить обеих и убедиться, что в наблюдениях нет ошибки. Но как сделать, чтобы не упустить мою добычу?
Закладываю камешком норку, спешу на бивак, беру марлевый полог и, накрывшись им, усаживаюсь возле норки. Теперь я смогу смело копать землю. Если кто вылетит из нее, никуда не денется. И как только я не мог раньше применить этот способ! Сколько в жизни было огорчений и неудач при раскопках норок насекомых! В пологе душно, жарко, но зато я спокоен.
Камешек, прикрывающий норку, снят, в норку засунута соломинка, начинаю раскопку. Вот из норы выскакивает стремительная мушка и садится на стенку полога. Это она, красноглазая тахина. А вот и сама самка-церцерис. Норка пуста – оса еще не заготовила в нее добычи. Но тайна красноглазой тахины разгадана. Она злейший враг ос-церцерис, разыскивает их норки, то следуя за самцами, то за самками, за кем придется, лишь бы добраться до чужого добра и, проникнув в норку, подбросить яичко в добычу, предназначенную для потомства осы.
В наблюдениях за осами незаметно проходит день. Вечереет. Постепенно становится громче гул крыльев: над травой в брачном полете опять реют самцы-слепни, тонко звенят комары. Стая ворон и галок прилетела на свой остров, покрутилась и, вдоволь накричавшись, помчалась к далекому озеру Сассыккуль. Когда крики птиц затихли, мы почувствовали облегчение. Теперь остались только комары, пенницы да цикады.
Умелый маскировщик
На каждом биваке почти всегда найдется что-либо интересное. У реки Урджар нам не повезло: выдался очень жаркий день. В тростниках и зарослях ныли комары-анофелесы. Муравьи-жнецы все до единого спрятались в гнезда, и даже неутомимые бегунки забрались в подземные убежища.
Среди кустиков терескена – запутавшаяся в редких шелковых нитях яркая, красная, в белых полосках куколка какой-то бабочки. Она неспроста в такой заметной одежде, наверное невкусная, ядовита. Устанавливаю фотоаппарат, но куколка не попадает в поле зрения. Вместо нее вижу сухую необычную палочку, и на нее будто уселся паук. Оторвавшись от съемки, смотрю на нее.
Палочка висит вертикально на аккуратно выплетенных круглых тенетах. Самую середину ее занял небольшой серый, с очень забавными выступами и бугорками паук. Ниже его располагается продольная полоска серой паутины, в которую вплетены остатки добычи, а выше – небольшие круглые кокончики, тоже переплетенные паутиной с остатками насекомых. Все вместе: кокончики, паук и серая полоска – походили на сухую палочку, торчащую среди полузасохших и выгоревших на солнце кустиков.
«Наверное, очень редки эти ловкие пауки-маскировщики; раньше никогда не встречались», – подумал я. И ошибся. Обманных палочек оказалась всюду масса. Они были везде на излучине реки, где мы остановились. Долго в неведении держал меня паук-обманщик! Если бы не красная куколка с белыми полосками, так и не узнал бы о нем.
Усаживаюсь на походный стульчик, вынимаю лупу и принимаюсь внимательно рассматривать искусное сооружение паука. Прежде всего интересно узнать, что находится в коконах. Они сплетены из тонкой оболочки, внутри выстланы отличнейшей коричневой блестящей шелковой тканью. В самых нижних коконах рядом с пауками находятся недавно снесенные слегка прозрачные, коричневые, уложенные аккуратными рядками яички. Их немного: всего около полусотни. Паук кладет яичек ни меньше ни больше, так как кокон должен быть равным диаметру обманной палочки. В коконе, расположенном выше, находятся молодые паучки. Они только что сбросили свою первую белую линочную рубашку, беспомощны и едва шевелят ногами. В третьем кокончике уже окрепшие паучата, черные с белыми пятнышками, шустрые, быстрые. Они покидают родительский кров и расползаются в стороны. Часто третий кокон пуст или в нем лишь несколько паучат – самые запоздалые. Четвертый и пятый кокончики пусты, в них только линочные шкурки.
Итак, у всех пауков дела идут одинаково и одновременно, будто вся их большая компания живет по команде, посылаемой погодой и условиями жизни.
Молодые паучки расселились, некоторые осели тут же, возле родителей, и среди травы раскинули свои крошечные паутинные тенета, выплетенные по всем правилам строительного искусства, переданного инстинктом по наследству от своих предков. Паучкам еще далеко до того времени, чтобы класть собственные яички; быть может, они еще перезимуют, но на крошечной сети у каждого уже есть тоненькая обманная палочка, выплетенная из паутины и остатков первых охотничьих трофеев. В центре этой палочки и сидит сам паучок.
Паутинная сеть – сложное и аккуратное переплетение концентрических и расходящихся от центра в стороны лучами паутинок – непрочное сооружение. Ветер, крупные капли дождя, проходящие мимо животные, да и попавшая в тенета добыча рвут нежные нити, и паукам приходится их все время чинить и, кроме того, заново выплетать, особенно после того, как выплетен новый кокон.
Паучок всегда сидит в самом центре круговых тенет. В это место сходятся со всех сторон нити, по которым полагается следить за всей ловушкой, точно определяя положение попавшей в нее добычи. Первый кокончик выплетается в тенетах рядом с пауком, но чуть выше. Из-за каждого последующего кокончика, выплетаемого ниже первого строго по вертикальной линии обманной полоски, пауку приходится перемещать центр тенет и переделывать все ловчее сооружение заново. Сколько сделано пауком кокончиков, столько раз и реконструируется сеть. Не думаю, чтобы выплетение сетей составляло для паука много хлопот. Материала – тончайших паутинок для постройки тенет – идет немного. Ну а паук в этом деле большой мастер.
Наступает вечер. Жаль, что знакомство с пауком состоялось так поздно. Завтра предстоит путь дальше.
Рано утром наши полога серые. На них сидят темные комары-анофелесы. Я спешно раскладываю дымокур и прогоняю непрошеных посетителей. Готовимся к отъезду. Пока в машину укладываются вещи, тороплюсь проведать пауков. Вот несколько замеченных с вечера и умышленно разрушенных тенет, с которых все сооружение было сброшено на землю или оставалось висеть на одной-двух нитях. Всюду вижу идеальный порядок, и на свежих, поблескивающих на утреннем солнце нитях висят те же обманные палочки из панцирей охотничьих трофеев, кокончиков с многочисленным потомством и серой паутины. Но остатки старой паутины, кажется, не брошены. Материал не пропадает зря. В центре каждой палочки, как всегда, неизменно сидит в позе покоя и ожидания сам хозяин сооружения, весь в забавных бугорках и отростках, неутомимый строитель и охотник, умелый маскировщик и заботливый родитель.
Коллективная защита
Жара заставила нас забраться в небольшую рощицу развесистых карагачей. Среди молодой поросли мелких кустиков я заметил старый и высокий пень. Предвкушая удачную охоту на насекомых, отправился к нему, захватив полевую сумку, фотоаппарат и походный топорик.
На пне сохранилась толстая кора. В одном месте она слегка отслоилась. Осторожно засунул в щель лезвие топора; сейчас узнаю, кто тут живет, кто спрятался от жары и света. Но в тот момент, когда кора отошла в сторону, очень сильно запахло клопами. Не задел ли я головой сидящую на листике вонючку и не отомстила ли она по своему клопиному обычаю за потревоженный покой?
Но я ошибся. Густой клопиный запах шел из-под коры. Вся щель оказалась забитой множеством сухих клопиных шкурок. Гардероб клопов строго стандартен: все одежки сбросили с себя молодые клопы-пентатомиды, прежде чем превратиться во взрослых франтов.
Линька у насекомых – ответственное дело в жизни. Протекает она медленно, болезненно, насекомые в это время беспомощны. Вот и собрались клопы вместе, подзывая друг друга запахом, для обряда прощания с детством и сообща напустили столько защитной вони, что ее не выдержал бы ни один враг. А клопам хоть бы что, своя вонь не слышна. Зато никто не тронет, не обидит, не убьет. В общем неплохая коллективная защита!
Полет белянок
Машина мчит нас по шоссе. Опять мелькают мимо поселения, придорожные аллеи, посевы, пастбища. Далеко от дороги светлеет поле, засаженное капустой. Здесь особенно много бабочек капустниц. Они летят все, будто сговорившись, поперек дороги к северу. Немногие как будто возвращаются обратно. Сейчас лето. Куда собрались бабочки, почему летят на север, от гор, в пустыню?
Поле капусты далеко позади, а через дорогу все еще летят белянки все так же строго поперек дороги, но уже в двух направлениях: туда и обратно. Оказывается, пересекают дорогу не только белянки, но и репницы, желтушки, голубянки. Летят над самым асфальтом, почти прижимаясь к нему. Среди бабочек есть неудачницы, сбитые автомашинами. Над одной, трепещущей поломанными крыльями, порхает, крутится другая такая же бабочка.
Дорога проходит через аллею из высоких тополей. И здесь с удивлением вижу, как бабочки пересекают ее, но уже не над самым асфальтом, а высоко, выше, чем автомашины, поэтому нет сбитых неудачниц. В аллее стоит неумолчный гомон воробьев. Здесь расположилась их большая колония. Через дорогу в «гости» друг к другу постоянно перелетают птицы, немало из них молодых и неопытных, которых сбивают машины. Не случайно здесь крутятся коршуны, торчат у обочины грачи и вороны. Добычи много, успевай подбирать да увертываться от машин. Выходит, воробьи более неуклюжи, чем бабочки.
Теперь не свожу глаз с бабочек, перелетающих через дорогу. Все же почему они пересекают ее только с юга на север и обратно? Не могу ответить на этот вопрос и теряюсь в догадках. Сезонные перемещения тут ни при чем. И ветер тоже не повинен. Его сегодня нет: пыль, поднятая машиной по ближней проселочной дороге, повисает в воздухе светлой полоской.
Вскоре дорога резко поворачивает почти под прямым углом и идет на север. Но и здесь бабочки пересекают ее строго поперек. Стороны света, оказывается, не имеют никакого значения. На следующий день уже твердо убедился, что все бабочки без исключения пересекают асфальт дороги только поперек и никогда не летят по ней вдоль. Чем вызвано это правило поведения, сказать трудно. Бабочки, летящие по дороге, подвергаются большей опасности от мчащихся машин? Это понимают некоторые звери. В пустыне, например, песчанки всегда стараются перебежать дорогу поперек и протаптывают по ней торные тропинки. Змеи тоже оставляют следы своих путешествий поперек дороги. А бабочки? Невероятно, чтобы из-за грозящей от машин опасности произошел так быстро естественный отбор, изменивший поведение этих, в общем медленно летающих созданий. Не так уж давно развился автомобильный транспорт, да и асфальтовые дороги занимают не столь много места по отношению к остальной площади земли.
Загадка остается как будто нерасшифрованной. Открыть секрет поведения бабочек интересно. Вспоминаю странное поведение летящей над асфальтом стаи стрекоз, и мне кажется, оба этих случая чем-то связаны. Черная лента шоссе, вероятно, воспринимается бабочками как водная преграда, допустим река, которую полагается пересекать только в самом коротком направлении. Подобное правило поведения запрограммировано испокон веков и инстинктивно и неукоснительно соблюдается. Вспомнился еще случай: на северном берегу Балхаша, сильно вытянутого в меридиональном направлении, бабочки-бражники пересекали его строго поперек.
Впоследствии я много раз убеждался в том, что все бабочки всегда пересекают асфальт строго поперек и никогда не летят вдоль него.
Жаворонки и автомобили
Асфальтовое шоссе преподносит мне еще один сюрприз. На одном из участков дороги лежит много убитых жаворонков. Ольга жалеет птиц, не может смотреть, отворачивается. Николаю хоть бы что, от нечего делать он принимается считать неудачников. Получается: на километр пятнадцать – двадцать убитых птичек, сто – на пять километров пути. С дороги то и дело взлетают коршуны, пустельги, канюки, вороны и сороки. Нашли легкую и свежую добычу!
Иногда перед нами с дороги взлетают стайки жаворонков и свободно увертываются, рассыпаясь в стороны. Впрочем, я, как всегда, берегу мотор, экономлю горючее и держу скорость не более шестидесяти километров. Сегодня выходной. По дороге проносятся юркие «Жигули» и «Москвичи», все время нас обгоняя. И тогда я догадываюсь: легковушки сбивают жаворонков, птицы не в силах избежать столкновения с машиной, несущейся на большой скорости.
Глядя на дорогу, стараюсь не останавливать внимания на убитых птицах. Но что это? Возле одной, другой не всегда, но часто сидят жаворонки, целые, невредимые. Сидят, будто поглядывая на убитых. Что это – случайность, выражение участи гибели ближнего? Нет, я не фантазирую, нет у меня никакого желания заниматься выдумками. Все это легко проверить, убедиться любому. Бедные! Быть может, когда охрана природы станет одной из первоочередных задач и человек научится ее беречь, на дорогах будет установлено ограничение скорости и, кроме того, появится новый знак: «Осторожно, полевые птицы!»
Жаворонки кормят птенцов насекомыми и в какой-то мере помогают земледельцам защищать урожай от захребетников. Человек косвенно иногда их благодарит: машины, везущие зерно с полей, кое-где его просыпают и тем самым кормят птиц. Машины легковые же их убивают.
