Текст книги "Зеница рока (СИ)"

Автор книги: Павел Брыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

История перерождения Идавеля или Попытка увидеть невидимое и познать неопознанное немагическим способом

Павел Верецки 1979 г.

(САМИЗДАТ)

Дорогой друг, сейчас перед тобой лежит мой нескромный труд. Спешу предупредить, что это – необычный учебник… Скорое всего, это вообще не учебник, потому, как ты не сможешь им воспользоваться для подготовки к лекциям по истории магии. Сведения в этой книге не отличаются лаконизмом и простотой, факты не разжеваны, не расставлены по полочкам, не упрощены для удобства посредственных учеников и, наоборот, не усложнены, на радость зубрилам. Это, скорее, околоисторическое, можно сказать, фантастическое художественное произведение, а не учебное пособие для кудесников всех четырех сторон Света, а также каинидов, дэвов и прочее, и прочее.

Книг, подобных той, какую ты держишь в руках, в нашей библиотеке почти нет, разве что «Воспоминания охотника на лихорадок Викуля» Клауса Верлинштейна, да знаменитые хулиганистые «Записки наблюдателя за жизнью, бытом и обрядами домовых Полесья» Софьи Собакиной – Краузе. Что поделаешь, – наш брат не любит читать вымысел! Ему скучные формулы и рецепты подавай! А сказки, – это для детей. Может и так, но а если историю невозможно пересказать скучными фактами, и в ней много тайностей, непонятностей, белых и серых пятен? Да – да, приходится сочинять и верить, что кто – то поймет, для чего всё задумывалось, кто – то сможет продраться сквозь десятки персонажей, половина из которых и не жила на земле, а является токмо порождением фантазии автора. Верить, что читатель – это мой однодумец и понимает, когда простота и доходчивость не есть добродетель…

Начав работу, я столкнулся с большой, нет, огромной проблемой! Я не знал, кто из моих персонажей главный! Долго бился над решением этой задачи, пока не понял: в этой истории все достойны первенства. Хозяин караван – сарая Улейбулла, работорговец Санджара – паша, анцыбал Варавва, джинн Могучий Чагар – убрать одного, и посыплется вся пирамида событий и случайностей, а великие дела и великие свершения как раз и состоят из цепочек нелепиц и пустяков!

Предупреждаю: в первом томе, а также во втором и третьем, если и встретишь героев, портреты которых висят на каждом этаже нашей школы, то только мельком. Причина проста: в описываемое время Гульнара и Левко Серый, Сашко Грач и Алёна Варениха были слишком малы. И не надо забывать, что наши герои стали такими, какими мы все их знаем и помним, благодаря своим наставникам – героям книжки, которую ты держишь в руках, тем, кто после векового забвения возродил жизнь в древних стенах заснувшей школы. Кроме того я считаю, что отрицательные персонажи, из – за которых Гульнара встретилась с Сашкой Грачом, также имеют право чтобы о них помнили – не было бы счастья, да несчастье помогло!

Наряду с придуманными героями я воскресил реальных кудесников того времени: хороших и плохих, трусов и смельчаков, ловкачей и бессребреников. Некоторые из них тебе хорошо известны, но в моей истории они предстанут в новом, непривычном для всех обличии…

Прошу у тебя, читатель, прощения за пристальное внимание к Истамбулу, и как следствие, обилию персонажей с чуждыми нашему уху именами. Но что поделаешь? – для кого – то и славянские прозвища в диковинку. О чем говорить, если Идавель на Западе больше известен под другим именем, да таким, что язык сломать можно! Но политика в описываемое мной время вершилась не в Европе, а на Востоке – это надо понимать и признавать. Поэтому фарси, арабский и турецкий языки были распространены среди купцов и послов. К тому же, Гульнара является дочкой правителя кудесников Малой Азии Махмуд – бега – этот факт не вызывает ни у кого сомнений. Поэтому без Востока нам не обойтись…

Название столицы Османской империи пишу не через Н, как требуют правила турецкого языка, а М – специально. Так же в авторской трактовке правильно не каиниТы, а каиниДы. Такая уж у меня блажь – ни под кого подстраиваться не буду. О причинах подобных фонетических вольностей умолчу. Текст мой, книгу издаю за свои деньги, вот и не вредничайте…

Пару слов адресую коллегам. Если простой Читатель меня, возможно, и поймет, то пылееды – академики, уверен, прочтя книгу (ой – ли?) не подадут мне руки. Наверное, они будут правы, но прошу вас всех, уважаемые друзья, не судите строго. Ведь взялся я за неподъемную неблагодарную тему. Документальных источников, после Большого Пожара осталось крайне мало, а свидетели того времени мемуары не писали и не пишут. Но как нам, простым архивариусам, ответить научным сухим или витиеватым художественным языком на абстрактный вопрос? Вопрос, на который просто нет ответа? Или все же есть? Может, мой скромный анализ сохранившихся древних летописей поможет восстановить хронологию рождения настоящего Идавеля?

Сознаюсь, данный труд не понравится книжным сухарям. Я не писал энциклопедию с перечислением дат. У меня нет льстивых сокращений, смелых обобщений. Мне хотелось раскрыть тайну истинного рождения и перерождения школы. Мне было интересно докопаться до сути, узнать, когда же, в какое мгновение эти великолепные древние стены, эти просторные залы, мрачные чердаки, ужасные подземелья, снова вздохнули чистый, прозрачный воздух и пропитались светом невинных детских душ; озарились сиянием, способным испепелить обильно проросшие в те далекие злые столетия семена зла? Как получилось, что детский смех развеял страшное сильное проклятье? Можно ли на этот вопрос ответить при помощи академического стиля? Нет!

Я хотел найти героя или героев, первопроходца или первопроходцев, положивших первый камень, посадивших тот самый первый росток, и беру на себя смелость утверждать, что это были не кудесники, придумавшие, построившие и заселившие замок Идавель семьсот лет назад… Конечно, никто не собирается спорить с фактом, что настоящими родителями нашей крепости были архитектор Шуб Чикаи, каинид Аларих Валент, стоик Азуфий, оружейник Николай Арин и маджнун Аль – Сатар – этой заслуги у столь уважаемых мужей не отнять! – но! Перерождение школы, какой мы её сейчас знаем, по моему мнению, произошло позже, а именно во времена Гульнары. И, как ни парадоксально, первый камешек в фундамент Идавеля положили черные руки… Конечно, в сегодняшнем понимании добра и зла…

Да, недобрые руки… И этих камешков, злых, очень злых камешков, на первый взгляд, не связанных друг с другом, было много – десятки, сотни, тысячи. Как объяснить современному читателю, каким образом из моря Невежества и Ненависти в бухту Надежды вошел корабль Познания? Неужели зло, поедая самое себя, способно разродиться добром? Как, с помощью чего, крупицы Света пробивают себе путь во Мраке, не угасая, а наоборот, становясь, всё сильнее, ярче, до тех пор, пока в один момент готовое для схватки Добро ниспровергнет своих злых родителей?..

Но это произойдет только в самом конце, а до него слишком много времени… Слишком много событий, и какие из них стоят твоего, читатель, внимания? О, это сложно выбрать нужное и отсечь лишнее…

Начинаю свой рассказ с хорошо всем известных предтеч рождения великой школы магии…

Недобрых предтеч…

Главы семей каинидов чувствуют, что время перемирия заканчивается.

Волшебники отстранились от мира людей. Дикое поле, закрытое магией от любого вторжения, вдруг распарывает набег наемников из дальних южных стран. Их цель – ни золото или книги, а дети, наследники, будущее и надежда степных и лесных племен – лютичей, светодаров, берендеев… Вот на кого покусились пришлые враги!

Правитель Малой Азии не ведает, какая опасность его подстерегает, и только неожиданная помощь славян его может спасти.

Истамбул на пороге междоусобицы.

Каждый сам за себя.

Каждый сам по себе.

Жестокое было время…

ПЕРВЫЙ ТОМ ПЕРВАЯ ЧАСТЬ ПРИГОВОР 1 глава. Гости с Севера

Истамбул – величайший город Вселенной, центр мироздания, столп веры, символ власти, жемчужина Европы и Азии. В Истамбуле последний нищий ведет себя так, словно он шах или султан… Среди нищих других стран и городов, конечно. Османские воины знают, что сильнее их, храбрее нет на всем белом свете. Здешние ремесленники уверены и в завтрашнем дне и в следующем веке, потому как никто не способен создать оружие, ткани, одежду, посуду, драгоценности лучше, чем они. Османские купцы самые богатые и изворотливые, самые хитрые, поэтому с радостью надувают пожаловавших на истамбульские базары иноземных коллег по цеху. Здешние богословы в молитвах благодарят Всевышнего Аллаха за то, что он дал им знания, умения, талант и отобрал все это у жителей других краёв Поднебесного мира. О чиновниках даже и говорить не стоит: каждый считает, что если у вас есть тёплое местечко у двора; вы одеты в приличествующие доброму человеку одежды, а ваш кафтан и шаровары стоят столько, что на эту сумму можно собрать чуть ли не торговый караван в Египет; если вашу голову украшает чалма индийского шелка, и за пояс, на зависть зевакам, засунут дамасский кинжал с ручкой, украшенной хорезмским лалом; если ваши ноги нежно обтягивают туфли, подошвы которых сирийские сапожники подбили серебряными гвоздиками, и главное – если вы рождены в святом Истамбуле и называете этот город своей родиной, то вы имеете полное право считать себя равным… Да хоть бы самому Великому султану!

В 933 году Хиджри [1527 год по Григор. стилю] в одиннадцатый лунный день, а точнее, ночь первого осеннего месяца – в том году им был зу – л–хиджа, – в порту, – о, неслыханное чудо! – остановилась работа! Кто прибывает в Истамбул морем, знают, что в главных воротах империи кораблей, как риса в казане с пловом. В порту жизнь не замирает ни на минуту, ни на секунду. У причалов бесчисленное множество военных и торговых кораблей, пьяных от твердой земли под ногами моряков, угрюмых грузчиков, собирающих пошлины мурз, следящих за порядком надменных стражников, и должно случиться нечто необыкновенное, чтобызаставить всё живое и неживое замолчать, замереть и затаить дыхание. Это была именно такая ночь, когда от последнего бродяги, нанятого утром на разгрузку амфор с зерном, до первого капитана военного брига, всё – даже, казалось и сами корабли – заледенело, умерло. Воры, орудующие у портовых складов, выронили из рук тюки с монгольской кожей… Мурза, задержавший моряка за контрабанду тюков войлока захлопнул рот и забыл, что он тут делает… Даже прибывший из Родоса алжирский капитан Барбари в нарушение всех морских традиций, запнулся, и остановился на трапе, поднял голову и уставился в небо…

И вокруг все стояли и смотрели вверх.

Весь Истамбул ахнул: такой привычный мир вдруг изменился! Только что небо было закрыто тучами, но, словно испугавшись, что не сможет похвастаться перед людьми своим секретом, ветер разогнал мохнатые перистые занавеси и черный небосвод предстал перед миром во всей красе. На фоне чернильной пустоты с вкраплениями пыли горного хрусталя сиял изрытый оспой лик Луны, на котором чётко была видна грустная улыбка.

А из глаз текли кровавые слёзы…

Истамбул смотрел на лик плачущей Белой Сестры, и никто не заметил, как посреди Золотого Рога вспенилась, закружилась воронкой вода, и показались сначала мачта с флагом, потом паруса. Большая тень вышла из глубин морских. Один миг – и вот уже на волнах покачивается неведомо откуда взявшаяся двухпалубная чёрная каррака, на корме которой белели буквы «АФРОДИТА».

С карраки в порту на берег сошли две тени. Впереди шел, судя по одежде, купец: парчовый берет, шитый золотом голубой камзол, смешные, как на вкус османов, европейские чулки, обтягивающие ноги до бедер, туфли с золотыми пряжками. Высок. Коренаст. Разменял пятый десяток. Открытое красивое лицо обрамлено кудрявой поседевшей с боков бородой. Чёрные, как переспевшие сливы, глаза внимательно смотрят за тем, что происходит вокруг.

Перед купцом – словно каменный валун посреди реки – расталкивая встречных могучими плечами, идет светловолосый богатырь – носильщик с мешком на спине. Тоже в годах. Ростом чуть ниже купца, но в плечах и груди широк, как винная бочка. По одежде понятно, что прибыл он с Севера. Свободная кроя светлая рубаха с косым воротом стянута пестрым матерчатым поясом, на котором висел спрятанный в деревянных ножнах кинжал; холщовые штанины заправлены в летние сапожки.

Аккуратно остриженная в кружок голова плотно сидит на широкой шее. Васильковые глаза, прямой с широкой переносицей мясистый нос, длинные выгоревшие на солнце усы. Выступающие скулы закрывает короткая густая бородка. Богатыря можно было б назвать привлекательным, если бы не белые точки давно затянувшихся ожогов на лбу и бледный рубец шрама на левой щеке. Свинцовый взгляд гостя славного Истамбула был грозен – мало кто из встречных османлисов мог его выдержать, предпочитая уступить дорогу.

Вот людской поток остался позади, купец вырвался вперёд и, широко шагая, без колебаний поворачивая то налево, то направо, вёл своего спутника по узким улочкам. Купец и его спутник прошли улицы с припортовыми харчевнями, где кутили моряки, пересекли переулок менял, в котором морской народ сбывал то, что во время странствований прилипло к рукам; от греха подальше обошли закоулок падших женщин, и свернули в узкую улочку между складами, коих так много в районе порта. Это было странное место. Днём этот район не тревожили крики зазывал, приглашавших народ посмотреть редкие товары, здесь не работали под открытым небом ремесленники, не стучали молотки кузнецов и чеканщиков, не скрипели гончарные круги…. Когда солнце над Истамбулом стоит высоко, то в этом месте всегда тихо и спокойно, однако ночью здесь всё оживает. То и дело мелькают тени и слышен шелест шагов спешащих по своим делам людей, скрипят петли калиток, слышен свист ночных птиц.

Прибывшие в Истамбул странники искали переулок, в котором жили перекупщики краденого. Шли смело – у таящегося в тени дувалов народа не возникало сомнений: чужой не мог так свободно идти через лабиринты их царства. Значит – свой. Три молодых парня из любопытства, некоторое время вели гостей, однако, после поворота в длинный узкий, огороженный двумя высокими стенами переулок купец и его товарищ… исчезли. Молодые люди разделились и обогнули дома с двух сторон, но купец с носильщиком им навстречу не попались! В проулок свернули двое, а с другой стороны никто не вышел, при этом в стенах не было ни калиток, ни окон.

…Купца с «АФРОДИТЫ» звали Георгием – именно это греческое имя прокричал хозяин дома, когда разглядел, появившегося посреди его комнаты гостя. Высокий худой старик бросился с объятиями, радостно крича:

– Георгий! Родной!

Купец с удовольствием обнял хозяина, и они троекратно расцеловались.

– Семион!

– Георгий!

Гость отстранился, чтобы лучше рассмотреть старика и, заметив, что белки глаз хозяина красные, как у кролика, покачав головой, сказал на греческом с укоризной:

– Вот ненасытный, хоть бы по ночам не читал!

– А мне чего? – усмехнулся старик в ответ. – Уж и так почти ничего не вижу, вот и урываю остаточки.

Купец повернулся к стоящему за его спиной товарищу, и сказал по – русски, с улыбкой:

– Как же я благодарен вам за возможность попасть в Константинополь. Сколько у меня дядьев, но всем им далеко до Семиона Митропулоса!

Георгий отступил в сторону, чтобы свет упал на второго гостя:

– Я не один. Познакомься, дядя, Назар. Из русинов. Назар Турбат.

Семион, окинув взглядом крепыша, улыбнулся.

– Вижу – вижу. Пояс – оберег с плетью. Рубаха вышита красными да синими рунами солнца и воды… Из водяного племени?

Русин кивнул.

– Если так, то доброго охранника нанял мой племяш. Мешок – то брось, чай не украдут, – сказал Семион на русский манер.

Гость не улыбнулся в ответ, промолчал на слова приветствия, однако, помедлив, скинул с плеча ношу, и аккуратно привалил её к сундуку. Симеону показалось, что он где – то видел этого русина, а может ему знаком такой взгляд исподлобья? Недобрые у гостя были глаза…

– Семион, мы по делу, – сказал купец.

– Так давайте, друзья мои, проходите. Сейчас Галина накроет чем поужинать, вина принесет, чтобы беседа шла веселее. Родову не каждый день принимаю. Всё басурманов, да басурманов.

Купец дернул бородкой.

– Дядя, у нас мало времени.

– Но по глоточку выпить – то можно?

– По глоточку – можно.

Сев на лавки – старик услышал, как жалобно скрипнуло дерево под тяжестью русина, – мужчины начали играть в гляделки. Семион улыбаясь, любовался племянником, его ухоженному лицу, богатым одеждам, доброму, сытому выражению глаз, но за улыбкой своей старик пытался спрятать беспокойство: он чувствовал на себе взгляд русина и от него внутри всё как – то сжималось. Георгий рассматривал комнату, радуясь знакомому и подмечая изменения.

Назар молчал.

– А где моя лампа? – наконец спросил купец.

– Египетская? – хозяин ещё шире улыбнулся.

– Ну.

– Обменял.

– Это на что же? – Георгий не смог скрыть разочарования. – Да я за неё хитрецу Аге в Александрии отдал трех кавказских нетопырей и жабу – хохотуху!

Старик и не думал оправдываться.

– А я назад поменял!

– На что?

– На Галину.

Дверь открылась и в комнату вошла хозяйка с кувшином на плече и плетеной корзиной с фруктами в свободной руке. Одета была жена Симеона, как многие греческие женщины – в домотканую рубаху, поверх которой повязана свободная широкая юбка и расшитый передник; на голове холстяной платок. Вот только внешность у неё была не греческая – кожа у Галины была чернее коры железного дерева. Георгию пришлось постараться, чтобы не показать своего удивления.

– Знакомьтесь, моя хозяюшка – Галина.

Георгий улыбался да кивал, а старик продолжил рассказ:

– Были у меня купцы из твоего Египта, просили лампу назад. Нуждались, предлагали взамен всякое богатство, но я отказался. Так вернул.

– Горазд чужое добро раздавать, – пробурчал племянник, косясь на хозяйку.

– Купцы ушли, а через два дня прибыла, вот, – старик погладил девушку по ладони, – Галина. Книгочея. Столько знает – нам с тобой и за жизнь не прочитать.

– Это почему же?

– Тут вот какая загадка, – ответил грек. – Когда Александрийская библиотека сгорела, собрались те, кто что – то помнил из утраченного и стали эти люди передавать из поколения в поколение свои знания. Галина одна из них. Все помнит, что ей рассказывали мама и бабушка. Так что, племяш, за лампу не обижайся.

Не зная, что ответить, купец просто пожал плечами. Девушка улыбаясь, поставила на стол амфору с вином, высокие глиняные стаканы и чашу. Положила в неё персики, виноград, нарезанный сыр, и когда начала разливать вино в комнате раздался грудной раскатистый бас:

– А кто такая хохотуха?

Все замерли. Старик и Галина поняли, что русин старается говорить тихо, но и этого хватало для того, чтобы понять каким сильным голосом обладает их гость.

– Георгий, а ты что не рассказал?

– Да у нас с Назаром и времени особо не было. – Купец ладонью показал Галине, чтобы остановилась, мол, ещё дела, хватит и половины бокала.

– Я только что с Бело – озера. По торговле прибыл, но разгрузиться не дали, спрашивают, в Константинополь хочешь попасть? Знамо дело, кто откажется за один день из Эллады да в Святой город перелететь, Софией полюбоваться. Вот Назара дали сопровождающим. Говорят – срочное дело. Если помогу, то отблагодарят.

Старик улыбнулся, мол, понял, пододвинул чаши гостям и, приглашая присесть за стол, кивнул Галине.

– Ну, тогда я выпью за вас, мои дорогие гости. Чтобы всё у вас получилось, и самым приятным событием в Константинополе было не только посещение лавки старого Митропулоса. Если в моих силах помочь, спрашивайте. Только сразу предупреждаю – торговые дела сейчас лучше не вести.

– Это почему же? Я из дома венецианской ткани привез, клинков испанских. Мать Берегиня мехов, мёда, да воска дала.

– Не знаю, как насчет оружия, а воска и мёда в Стамбуле скоро будет много. Ислам – Гирей Крымский вернулся из – под Киева с большой добычей. Все заморские купцы стонут, а местные руки потирают. На перепродаже, ох мошну набьют! Для тебя Георгий не время сейчас для торга.

– А что же делать? В кои веки из дому под морем махнул, да в Святой город… а тут…

– Так я это… про хохотуху… – снова раздался рокот.

Георгий подпер ладонью подбородок и, думая о своем, отвечал рассеяно:

– Есть такая жабка, в болотах у нас водится. За животик пощекочешь, так она смеяться зачинает. Да.

Услышав ответ, Назар положил руки на стол, наклонился к старику и, посмотрев исподлобья, сказал:

– Дело есть. Срочное.

Грек выдержал взгляд, хоть и было ему больно смотреть в саму душу Назара. Симеон понял, почему его гость так суров – горе у него.

– Мне надо повидаться с Махмуд – бегом. Сейчас.

Старик ответил:

– Надо, так надо. Почему нельзя? Можно. Сегодня все у него, поздравляют. Сын у него родился. Сын. Большой праздник. Можем сходить. Вот только я наброшу чекмень – холодно мне по ночам – и пойдем. А вы допивайте вино, кушайте… К хозяину караван – сарая пойдем… А я сейчас только соберусь…

И заспешил из – за стола. Русин одним глотком опрокинул в себя вино и, подхватив мешок, встал, уже готовый к походу.

Через пять минут из переулка вышли три человека: крепыш с мешком на спине, купец и высокий старик. Они шли по тёмным улочкам в направлении района Аптекарей. Один из «тихих людей» провел троицу до границы своего земли, дальше идти не стал: улица Печали это уже чужая территория. Почему Печали? Известно если кто – то пришел к лекарям, значит, его самого или его близких покинуло счастье здорового тела и души. Кроме того, рядом с лавочками аптекарей находился бедестан [Многоэтажное, хорошо укрепленное здание, в котором размещены торговые лавки. Имеется внутренний двор] Египетского рынка и в тот квартал «тихие люди» предпочитали не ходить. Поговаривали, что лекари и иноземные торговцы специями держат странных хищных животных и на ночь их выпускают против воров и грабителей. Человек из тени знал, что это не слухи, а чистая правда. Он вернулся в переулок и внимательно осмотрел следы, оставленные троицей в пыли дороги. Как можно глубже вдохнул воздух, чтобы запомнить запах незнакомцев. Кто знает, может, когда – нибудь он опознает их при дневном свете? Запах, оставленный гостями, был наполнен морем, водорослями, рыбой, легким свежим ароматом греческого дорогого вина и персикового сока… Ещё человек тени различил запах кожи и кислый привкус стали. Ничего удивительного, ничего необычного, разве что… оттенок пыли. Такой запах бывает в библиотеках. Плохой запах. От него першит в горле и чешется в носу, поэтому, идя в пыльные комнаты, следует на лицо надевать платок. Но, человек тени улыбнулся – это и хороший запах. Где пыль, там и книги, а книги – это деньги.

Человек посмотрел на восток – рассвет ещё не скоро – ночь только спустилась на город – ещё есть время разгадать загадку потайного хода и внезапных появлений – исчезновений странных людей. Лунные слёзы его не интересовали – небо высоко, а пустой желудок всегда с тобой…

Симеон привел гостей к высокой стене, соединяющей два больших здания Египетского базара в нише которой чернела низкая калитка. Грек положил на дверь ладонь, еле слышно прошептал заклинание и преграда растаяла. Путники, немного согнувшись, вошли в проем. Очутившись в большой комнате и встав в полный рост, Симеон достал фонарь.

– Люмилей эрада!

Комнату осветила маленькая звезда, засиявшая под мутным стеклом. Гости увидели три двери. Старик подошел к каждой, коснулся ладонью и, что – то почувствовав, выбрал левый ход. В этот раз не пришлось нагибаться: путники попали в коридор, освещенный висящими в воздухе свечами. Это был уже иной, незнакомый простым людям мир. Каменный пол, дымящийся украшенный всполохами зарниц потолок; побеленные стены, на которых висели необычные живые ковры с медленно меняющимися узорами. Можно было стоять возле такого ковра целый день, не дождавшись повторения рисунка. Хоть ни Георгий, ни русин подобного нигде не видели, однако гостям было не до чудесных диковин. Они шли, стараясь не отстать от старика. Грек провел путников через арку к двум охранникам – волосатым дэвам, одетым в кожаные юбки ниже колен и шерстяные окрашенные в желтый цвет безрукавки.

Крупные головы, широкие лбы, маленькие смешные ушки. В лицах и могучих густо покрытых волосами телах было что – то звериное, но внимательные глаза дэвов светились таким разумом, что у любого, кто впервые встречал их, не возникало сомнений – этот народ волшебники не зря принимают, за равных себе. Подписав контракт, дэвы, всегда выполняли его на совесть: поклоняющиеся Валу – Тельцу, нарушение скрепленного золотом договора считали святотатством.

В руках дэвы держали тяжелые посохи.

– Куда? – спросил охранник, стоящий справа.

– К Улейбулле, – ответил старик.

– Зачем? – отозвался дэв слева.

– К нему гости: купец Георгий из Греции и мольфар Назар Турбат.

– Откуда? – спросили дэвы русина.

– С Бело – озера, что под Чёрной горой. Подданный Матери Берегини.

Дэвы обшарили гостей взглядами и хором крикнули:

– Проходи! Хозяин наверху.

Путники открыли дверь и вошли в просторный, переполненный в этот поздний час зал. Здесь отдыхали, трапезничали, беседовали волшебники, маги, колдуны и представители разнообразных ведающих магию народов. После темени узких улиц и звенящей тишины коридоров на гостей обрушился гомон сотен глоток: крики, стоны, смех, свист ярких птиц, рык собак, шипение кошек, писк горностаев, словно в зале все люди и животные готовились к драке и подзадоривали друг друга.

– Это чайхана, – попытался перекричать шум Симеон. – Видно, что – то случилось. Обычно публика здесь потише будет.

Георгий и Назар без подсказок поняли, что вокруг творится нечто необычное. Казалось, гости попали внутрь большого кипящего котла за мгновение перед тем, как с него должна сорваться крышка. Все, кто вместились в зале, плотно бок обок сидели на лавках за длинными столами и пытались перекричать друг друга. Георгий пытался различить, что в чайхане обсуждают, но смог выхватить лишь отдельные слова: «Ислам – Гирей», «шехир – эмини», «слёзы», «великая радость», «война».

В воздухе летали сложенные трубочкой пергаменты, попугаи, ласточки и летучие мыши. Наполненный дымом от горящих масленых ламп, воздух был горяч. В нём смешались запахи пряностей, кислого козьего сыра, благовоний и крепкого мужского пота. Назар покосился в угол, где на разливе чая сидел большой старик – анцыбал [Болотный черт] заросший черными спутанными на голове и плечах волосами. Одет он был в кожаные короткие штаны и шерстяную, окрашенную в зелёный цвет безрукавку. Издалека голова анцыбала была похожа на почерневший кочан капусты. Глазки маленькие, щечки яблоками, и во всю его сморщенную морду нос – пятачок. Рядом с чёртом летали маленькие, мохнатые камышевки – похожие на гигантских мух речные феи. Они разносили гостям огромные, как для их размера, пиалы, умудряясь долететь до заказчика не пролив ни капли. Конкуренцию феям составляли джинны – гонцы – маленькие, не больше голубя, человечки, одетые в широченные шаровары, расшитые золотом рубахи, с чалмами на головах.

– Нам туда, – Семион указал на лестницу. – Улейбулла здесь главный. Только вы это… Как зайдете – молчите. Дайте ему выговориться, а потом уже, как я подам знак… Улейбулла чудной. Вы хоть с подарками? А то он без дани…

– Да знаю! – крикнул купец. – Не первый раз в Царьграде.

Поднявшись по лестнице, троица увидела ещё двух стоящих у двери дэвов, но здесь их пропустили без расспросов. Войдя в комнату и закрыв за собой дверь, гости не успели осмотреться и привыкнуть к полумраку, как к ним подскочил невысокий человечек. По лицу нельзя было сказать, сколько хозяину чайханы лет. Кожа на щечках гладенькая, глаза, как у крысенка, смотрят внимательно, молодо. На голове огромная чалма с черным камнем и павлиньим пером; просторный богатый халат, с массой складок, ремешков, кармашков; широкие шаровары, красные туфли с загнутыми вверх носками на высоких каблуках – весь костюм, скорее всего, был выбран с желанием казаться больше и выше.

– Симён – паша! Драгоценный друг, мудрец, книгочей и редкий слушатель. Только сегодня о тебе вспоминал! – хозяин чайханы и караван – сарая начал бегать между гостями, дёргая их за одежду – у грека потрогал отворот камзола, пробуя качество материала и рассматривая рисунок тканей, у русина мизинчиком провел по вышитым на рукаве рунам.

Подскочив к Симеону, коротышка зачастил словами, как бисером посыпал:

– Час назад я говорил себе, что в этом вопросе, – указательный палец пухленькой почти детской ручки на секунду взметнулся вверх, – может разобраться только Симён – паша! Вот, а ты уже здесь. Кр – р–р – асота! Только… Вот незадача. Я уже забыл, по какому поводу тебя вспоминал… И знаешь, что? Когда в памяти всплывет, даю голову на отсечение, ты снова будешь далеко!

Хозяин караван – сарая противно захихикал.

– Может, поживешь у меня, пока мои мозги на место встанут? Сколько дел, сколько вопросов, на которые нет ответов! Сколько знамений, сколько упущенных возможностей заработать. А сколько шансов разориться! Ты посмотри на свою голову, – Улейбулла подскочил к старику и подсунул ему под бороду зеркальный овал на ручке, – и на мою! Ты бы быстро разобрался, что к чему, а я так слаб, так немощен. У меня голова ма – а–а – аленькая! Счастье, как песок в чужих часах ссыпается! Я вот тут с вами говорю, а рядом, вот там, – хозяин показал на восток, – вот там, – показал на запад, – и там, и там…

Вдруг в руке Улейбуллы появилась волшебная палочка и из неё вырвались искры, пролетели полкомнаты, закружились, заклубились в танце, и построили над потолком комнаты дворец, с куполами, арками, высокими стенами, башнями.

– …Везде перемены и события, везде совершаются чудеса, а каковы последствия? Каковы последствия, я спрашиваю?

Хозяин караван – сарая как бы между делом подбежал к мешку русина, ощупал и попытался приподнять.

– …Вы знаете? А я нет.

Воздушный прозрачный дворец начал разрушаться. Сначала башни, купола, потом стены…

– Немощен, слаб, и кто вразумит меня недалекого? Кто одарит меня умным звездочетом? Спрашиваю эту паршивую собаку Ахмета, что видится тебе, о, мудрейший, что показывают планеты и созвездие Дракона, созвездие Девы и Цефея. Какие знамения сияют в созвездие Ориона? Чего ждать, к чему готовиться? И знаешь, о, Симён – паша, что мне отвечает сивобродый школяр Ахметка? Говорит, всё хорошо, всё спокойно, все будут здоровы и счастливы. Многие лета! Многие лета! А через пять дней…

Улейбулла взял Георгия за руку, посмотрел на перстень с опалом, и, сравнив со своим, – у него на среднем пальце плотно сидело кольцо с огромным рубином, – довольно хмыкнул.