Текст книги "Студент-медик из Дублина"

Автор книги: Патрик Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

7
Заслышав волынку

«В знак старых добрых времен». Нестройное пение завершилось, барабанный бой и приветственные крики студентов и их спутниц возвестили начало нового, 1935 года.

– С Новым годом, Фингал! – воскликнула Китти. – С Новым годом!

Он поднял ее, закружил и вновь поставил на ноги.

– С Новым годом, Китти О’Хэллоран! – во весь голос крикнул он и поцеловал ее. – Когда мы вновь будем танцевать здесь… – Он собирался продолжить: «В следующем году ты уже будешь медсестрой, а мне до получения диплома останется еще полгода», но вдруг понял: нет никаких гарантий, что через двенадцать месяцев они с Китти по-прежнему будут вместе. Оставалось лишь надеяться, что Китти не услышала начало фразы. На печальном примере Ларса Фингал увидел, насколько хрупкими бывают близкие отношения. Но дело было даже не в этом: он понял, что не готов признаться в любви. Пока еще нет. Слишком много сил и времени уже потрачено. Четыре года в море. Три с половиной года учебы. Размолвка с отцом, шрам от которой только начинал затягиваться. На все эти затраты времени и сил Фингал решился по одной причине: он страстно хотел стать врачом.

Кроми в костюме шотландского горца ворковал с миниатюрной Вирджинией Трейнор.

– Юбочка просто прелесть, – сказал Фингал другу в начале вечера.

– Балда, это килт. Мой прадед Кроми был родом из-под Абердина. И если ты еще не понял, я умею играть на волынке. Сыграю сегодня после полуночи. Под звуки волынки – в новый год.

– Да уж, – закивал Фингал. – Ладно, только волынь недолго. Кроми рассмеялся и предложил выпить чего-нибудь.

И вот теперь, спустя четыре часа, Фингал сомневался, стоило ли Кроми начинать вечер со спиртного. На сцену ему помог подняться Чарли Грир.

– Как думаешь, Боб, он справится?

– А то! – Боб стоял возле своей спутницы Бетт Свенсон. – Чем хуже волынщик держится на ногах, тем лучше играет.

Вид Кроми имел далеко не молодецкий.

– Леди и джентльмены, – объявил с фальшивым шотландским акцентом распорядитель вечера, – поприветствуем Энгуса Мак-Хэмиша Мак-Энгуса Октерлони, лэрда Картофельного, тана Питтенуимского! Сейчас Энгус сыграет нам «Жалобу Мак-Рики».

Фингал рассмеялся:

– Ну и белиберда!

– Постой, главное веселье еще впереди, – пообещала Китти.

Фингал обнял ее за талию.

– Твоя правда, но мне что-то тревожно.

– Выбрось свои тревоги из головы, Фингал. Не можешь же ты отвечать за всех и каждого. Смотри, Чарли на сцене вместе с ним.

Кроми поудобнее пристроил волынку под левой рукой, сделал неуверенный шаг, покачнулся и чуть не свалился со сцены. Чарли успел ухватить его сзади за жакет и уберечь от падения.

Кроми похлопал в ладоши, требуя внимания, взвалил на плечо басовые трубки волынки и взял мундштук в рот. Его раздутые щеки покраснели от натуги, гулкие звуки из басовых трубок стали аккомпанементом для ритмичной мелодии, которую порхающие пальцы Кроми извлекали из игровых отверстий инструмента. Кроми вышагивал по сцене, взлетал подол килта, ревели трубки, а в зале студенты с партнершами выстроились в две шеренги для шотландского танца. Фингал стоял напротив Китти, Боб – напротив Бетт, а Вирджиния и подружка Чарли, тихая деревенская девушка, образовали последнюю пару. Распорядитель объявил:

– Леди и джентльмены, а теперь волынщик сыграет джигу!

Зал огласили радостные крики.

Кроми отыграл четыре фигуры танца. Когда смолкли последние звуки, Фингал обнял Китти. Держать ее в объятиях было так уютно, словно для этого ее и создали.

– Весело было? – спросил он.

– Чудесно, Фингал. – Она заглянула ему в глаза, и он вновь увидел мерцание янтарных крапинок в ее серых глазах.

– Тогда идем, – позвал он, – последний танец.

Он взял Китти за руку, вывел на середину зала, заключил в объятия, и танец начался. Певица нежно выводила: «В глубине души голос вновь звучит…»

Китти прижалась щекой к щеке Фингала, и он ощутил ее мягкость, уловил благоухание.

– «Но огонь погас, дым коснулся глаз…»

Он услышал ее шепот:

– Ты ведь не дашь огню погаснуть, Фингал? Правда?

– Не дам, – подтвердил он. – Ни за что.

– Я задолбался. – Кроми вошел в студенческую столовую больницы, рухнул на стул и взгромоздил ноги на низкий стол.

Фингал, который рассеянно водил пальцем по фамилиям нескольких поколений студентов, вырезанным на деревянной столешнице, вскинул голову.

Подошедший Боб Бересфорд широко зевнул.

– Прошлой ночью мы выбились из сил, – сообщил он. – Глаз не сомкнули. Еще несколько таких дежурств – и я, пожалуй, передумаю сдавать первую часть выпускного экзамена в июне. И уж конечно, на обход сегодня утром не собираюсь.

– Мы вполне можем время от времени обходиться без сна, – напомнил Фингал. – В новогоднюю ночь мы разошлись только в два часа ночи, и я что-то не припомню, чтобы это тебя тревожило, Боб.

– Так это было два месяца назад, – напомнил Боб.

– Я понимаю, Боб, ты устал, – кивнул Фингал, – но ни за что не поверю, что ты всерьез подумываешь сдаться. – Он вдруг вспомнил, как незадолго до Рождества заметил интерес друга к научным исследованиям. – Слушай, до июня всего три месяца, и нам надо будет сдать патологию и микробиологию, фармакологию и терапию, судебную медицину и гигиену. Всего-то.

– Ничего себе «всего-то». Это же шесть чертовых предметов, Фингал! – Боб потер глаза и снова зевнул.

– Если забросишь учебу, мы втроем будем пилить тебя.

– Ну и ладно. А я иду спать.

– Доктор Миккс будет недоволен, – предупредил Чарли.

– Не беспокойся, Боб, – вмешался Фингал, – я скажу ему, что ты сдаешь кровь или что тебя укусил бешеный барсук. Словом, что-нибудь придумаю, но только если сегодня вечером мы вдвоем займемся патологией цирроза печени. Я же знаю, ты сбежал с лекции на скачки.

Под пристальным взглядом Фингала Боб сдался.

– Ну так и быть.

– Чарли тоже будет заниматься с нами, – добавил Фингал.

– Угу, – подтвердил Чарли. – Лекции в четверг назначили на то же время, что и тренировку. Так что мы с Фингалом из-за регби пропустили цирроз.

– Цирроз печени! Звучит так же увлекательно, как смотреть на пузыри, плывущие по водам Лиффи, – заметил Боб. – Ладно, я пошел. Кстати, Фингал, сегодня утром мы приняли твоего давнего знакомого. Мистера К. Д. – с очередным приступом.

– Что?.. Вот черт. Спасибо, что сказал, Боб. Посмотрим его на обходе. – Он взглянул на часы. – Кстати, нам лучше не опаздывать к доктору Микксу. – Он поднялся. – Идем, ребята.

Покидая столовую, Фингал размышлял о том, в каком состоянии сейчас Кевин Доэрти.

Вскоре выяснилось, что в скверном. Кевин едва сумел улыбнуться, узнав Фингала, и вскоре впал в полузабытье. У него вновь началась фибрилляция предсердий, доктор Пилкингтон возобновил лечение хинидином. Фингал решил заглянуть в палату святого Патрика сразу же, как только будет покончено с дневными делами.

– Мы с Чарли – на обработку швов, – распоряжался Фингал, направляясь на амбулаторный прием. – А Кроми и Боб, раз уж он отоспался и вернулся в наши ряды, займутся кожными болезнями. Договорились?

– Ладно, – кивнул Кроми. – После приема меня всегда мучает зуд. Насмотришься на всякую сыпь… И потом, что это за лечение! «Сухое – увлажняй, мокнущее – суши».

– Кстати, Боб, – продолжал Фингал, – доктор Миккс поверил, что у тебя мигрень, но долго сокрушался о том, как трудно получить хорошую характеристику студентам, пропускающим слишком много занятий.

Боб пожал плечами.

Длинный узкий коридор амбулатории имел два боковых прохода и один центральный. Вдоль всего коридора были расставлены деревянные скамьи, сгруппированные возле дверей кабинетов. В каждом из этих кабинетов принимали пациентов с жалобами определенного рода. Боб и Кроми свернули налево, в дерматологию, Фингал и Чарли направились в процедурный кабинет. Коридор был уже заполнен пациентами.

Фингал прошагал сквозь беспокойную толпу, прислушиваясь к приглушенному гулу голосов, который перекрывали выкрики медсестер: «Следующий, пожалуйста!» – и взрывы кашля. В сырых трущобах свирепствовали хронический бронхит и туберкулез.

Фингал и Чарли вошли в небольшой кабинет с яркой лампой на потолке. На деревянном стуле сидел мужчина средних лет, прижимая к себе руку, замотанную в окровавленные тряпки. Рядом с ним стояла студентка сестринских курсов.

– Добрый день, сестра, – поздоровался Чарли. – Что тут у нас?

– Да у вас-то ничего, приятель, – ответил ему пациент. – Это мне правую ладонь раскромсало зубилом.

– Ясно, – кивнул Чарли. – Мистер…

– Дагган. Уилли Дагган, строитель по профессии. То есть был им, пока не рассек ладонь, – поправился пациент. – С правой рукой-то было сподручнее.

Фингал начал заполнять карту: имя, адрес, профессия, жалобы.

– Приготовьте все, что понадобится, сестра, – попросил Фингал, вымыл руки, надел перчатки, размотал повязку на руке пациента и осмотрел глубокую рану. – Придется наложить швы.

– Надо так надо, – откликнулся Уилли Дагган.

Фингал сел на табурет и попросил Уилли Даггана положить пострадавшую руку на стол из нержавеющей стали. Сестра приготовила инъекцию местного обезболивающего.

– Пока будет только укол, – предупредил Фингал.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Фингал отвык вздрагивать, вводя иглу, но до сих пор остро сознавал, что колет живого человека.

– Через минуту начну шить, – сообщил он.

– Ладно, валяйте.

Фингал шил быстро, но без суеты, не как во время первых неуклюжих попыток, когда он начинал работать в амбулатории.

– Готово, – объявил он. На коже, обработанной дезинфицирующим средством, красовался ряд аккуратных черных стежков. – Приходите через семь дней, мы снимем швы.

Уилли внимательно осмотрел его работу.

– Ровно-то как, – заметил он. – Благодарствую. – Он усмехнулся. – А из вас получился бы чертовски хороший плотник. Не хотите сменить ремесло?

Фингал покачал головой:

– Нет, спасибо. А почему вы спрашиваете?

– Да с этим сносом трущоб я надрываюсь на стройке как проклятый, а со специалистами плохо. – Он окинул взглядом Фингала. – Вы-то из приличных, вам работа за большие деньги без надобности.

Фингал рассмеялся.

– Почему же? Не откажусь.

– Оно понятно, но вам повезло, вы образованный. А мне сойдет и тот, кто умеет читать, писать и посчитать кой-что может. Пусть бы вел мои дела, а я бы занялся стройкой.

Фингал перевязывал пациенту руку и размышлял. Падди Кьоу был сержантом. Значит ли это, что у него есть хоть какое-нибудь образование? В Королевском флоте даже младшие офицеры были грамотными. В общем, предложение стоило запомнить.

– Еще раз спасибо, сэр. Значит, через семь дней снова к вам?

– Да, через семь. – Фингал поднялся. Наступил подходящий момент, чтобы упомянуть про Падди Кьоу, и Фингал завел бы разговор о нем, если бы срочная помощь не требовалась Кевину Доэрти.

– Чарли, – попросил Фингал, – подержи пока оборону, а я сбегаю посмотрю, как там Кевин Доэрти.

– Беги, – разрешил Чарли.

Фингал стащил перчатки.

– Замучаешься – звони в палату, я тут же вернусь.

Хильда Манвелл встретила Фингала в палате святого Патрика усталой улыбкой.

– Суматошный день, – произнесла она. – Приняли двух больных: с эпилепсией и диабетом. Хвала Богу за инсулин! Доктор Миккс говорит, что раньше диабет был смертным приговором. – Она пригладила волосы. – Инсулин, по крайней мере, известно как применять. Организм не вырабатывает этот гормон, вот мы и заменяем его. Чудодейственное исцеление. Не то что лечение других болезней.

– Каких? – насторожился Фингал.

– Да хоть тот случай третичного сифилиса, при котором назначили неосальварсан в дополнение к препарату ртути. Джефф сказал, что с таким же успехом можно было бы натирать больного тыквенным пюре.

– Мне известно, что на последних стадиях сифилис неизлечим, – кивнул Фингал, – но мы можем хотя бы замедлить процесс. Попытаться стоит.

– Не устаю удивляться тому, что препарат, состоящий главным образом из мышьяка, кому-то может быть полезен, – призналась Хильда.

– Да, странно это – применять яды для лечения, – подтвердил Фингал. – Видимо, возбудители более восприимчивы к ним, чем пациенты. Любопытно будет понаблюдать за этим больным. Его поручили тебе, Хильда?

– Если бы!.. Его урвал себе Рональд Геркулес.

– Никого я, как вы изволили выразиться, не «урвал», мисс Манвелл, – из-за ширмы возник Фицпатрик.

– Жаль, что я осматривала мистера К. Д., когда поступил больной с сифилисом, и вы не захотели позвать меня, хоть и была моя очередь.

Фингал не желал ввязываться в спор.

– Мистеру Доэрти не лучше?

Хильда сокрушенно цокнула языком.

– Нет, Фингал, к моему огромному сожалению. На лечение он не реагирует, хоть и получил хинидин больше трех часов назад.

– Ха! – вмешался Фицпатрик. – Если хотите знать мое мнение, мотор у него такой изношенный, что чем скорее прекратятся его страдания, тем лучше.

Фингал похолодел и быстро шагнул к нему.

– Тебя никто не спрашивал, черт возьми! Хотя бы раз в жизни прояви сострадание.

Фицпатрик засопел, на шее дрогнул кадык. Он неловко сорвал с носа пенсне и попятился.

– Я прослушал его сердце, осмотрел отек щиколотки. Ему крышка.

– Даже если так, он перепуган, – возразил Фингал. – Он буквально тонет в жидкости, которую не в состоянии вывести организм. Нельзя списывать его, словно старую клячу.

– Правильно, Фингал, – поддержала Хильда. – А ты подонок, Фицпатрик.

– Чепуха, – пробормотал Фицпатрик и поспешил уйти.

– И этот человек мечтает о наградах за отличную учебу! – вздохнула Хильда. – Ему прямая дорога в патологоанатомы. Пусть осматривает покойников. Им сочувствие ни к чему.

– А ему награды! – поддержал Фингал. – Ну, мне пора к Кевину.

– Иди, Фингал. Мы сделали все, что могли. – В ее голосе слышалось сочувствие. – В женском отделении пациентка с туберкулезом, пойду еще раз загляну к ней.

Фингал вздохнул и направился к кровати, на которой судорожно пытался дышать Кевин Доэрти.

– Кевин! – позвал он.

Пациент поднял костлявую, оплетенную синими венами руку, и Фингал понял, что Фицпатрик прав. Отекшие ноги Кевина казались огромными. Лимфа скапливалась в тканях, несмотря на то что ноги Кевина подняли, пытаясь обеспечить ее отток. В библейские времена такие отеки называли водянкой.

Фингалу вспомнилась страница из учебника. «В острых случаях застойной сердечной недостаточности в качестве последнего средства можно прибегнуть к множественным проколам нижних конечностей. В отечной ткани делаются многочисленные колотые раны, способствующие оттоку жидкости». Фингал сунул руку в кислородную палатку и обменялся рукопожатиями с Кевином.

– Сейчас вернусь, – пообещал он, запретив себе обращать внимание на мольбу в глазах пациента и поспешил прочь. Хильда считает, что было сделано все возможное? Нет, не все.

Сестру Дэли он нашел за ее рабочим столом.

– Мистер О’Рейли?

– Откуда можно позвонить доктору Пилкингтону? Это насчет мистера Доэрти.

– Он очень плох. Я удивлюсь, если он дотянет до утра.

– Вы наверняка правы, сестра, – кивнул Фингал, – но я хотел спросить доктора Пилкингтона, не помогут ли пациенту множественные проколы.

– Вы думаете? – переспросила она, и Фингал уловил в ее голосе уважение. – Такую процедуру я видела всего два раза. Она и вправду могла бы помочь. – Сестра указала на телефон. – Звоните. Он в клинике.

– Ты действительно хочешь сделать это, Фингал? – уточнил Джефф Пилкингтон. – Что-то ты слишком бледен. Я могу подменить тебя.

– Ничего, я сам, – отозвался Фингал.

Джефф кивнул.

– Мойся и надевай перчатки, а я подготовлю инструменты. И еще, Фингал… то, что ты собираешься предпринять, напоминает пытку, но при отеках нарушается передача нервных импульсов. Пациент практически ничего не почувствует.

Надеюсь, мысленно повторял Фингал, направляясь к шлюзу. Надев резиновый фартук, он принялся старательно мыть руки. К его возвращению Джефф и сестра уже успели подготовиться к процедуре. Кевин сидел на краю кровати, поддерживаемый сестрой. Его распухшие ноги свешивались на подстеленную клеенку.

Фингал подхватил пинцетом тампон, смочил его и объявил:

– Сейчас я обработаю вам ноги, Кевин.

Никакой реакции. Фингал принялся протирать обесцвеченную кожу, потом отложил пинцет и уставился на тележку с инструментами. На ней лежал единственный скальпель из нержавеющей стали, с треугольным острым лезвием. Фингал перевел взгляд на Джеффа и услышал:

– Начинай выше щиколотки и двигайся сначала вокруг одной ноги, затем вокруг другой. Делай проколы на расстоянии двух дюймов друг от друга.

Фингал взялся за скальпель. Он был холодным. Повернувшись лицом к Кевину, он присел на корточки.

– Будет немного больно, – предупредил он, изо всех сил надеясь, что Джефф прав насчет потери нервной чувствительности. Левой рукой Фингал взялся снизу за правую щиколотку Кевина Доэрти, чтобы обеспечить неподвижность ноги, потом глубоко вздохнул, перехватил поудобнее скальпель и сделал прокол.

И потерял счет времени. Дважды Кевин пытался отдернуть ногу, но его удерживали. По-прежнему сжимая окровавленный скальпель в руке, Фингал поднялся.

– Кажется, я все.

– Отличная работа, – оценил Джефф.

Фингал слабо улыбнулся, бросил скальпель на тележку, наклонился и приблизил губы к уху Кевина. «Все позади, Кевин». Ответа он не дождался – только затрудненное дыхание и свисты вперемешку с хрипами из груди больного.

Фингал бросил взгляд вниз, на надрезы, из которых на клеенку сочилась лимфа, смешанная с кровью. Подействуй, мысленно взмолился он. Пожалуйста, подействуй.

– Сестра, уложите его в кислородную палатку, – велел Джефф. – И побудьте с ним, пока мы не вернемся. Идем, Фингал. Тебе надо снять перчатки и вымыть руки.

Пока Фингал делал перфорацию, его движения были твердыми, но теперь руки тряслись. Он направился к раковине, неловко стащил перчатки и вымыл руки.

– Надо бы нам послать за католическим священником, – сказал Джефф.

Фингал обернулся к наставнику.

– Чтобы он соборовал больного? Провел последнее помазание? Неужели ты уже сдался? А я нет. Еще нет.

Джефф пожал плечами.

– По-моему, К. Д. не выживет, а он католик. В таких случаях полагается звать священника.

Фингал склонил голову.

– Ты прав, – пробормотал он. – Конечно, прав.

Он вытер руки, обернулся и увидел, что в дверях стоит медсестра с блестящими от слез глазами.

– Скорее! Кажется, у него фибрилляция желудочков.

Беспорядочные сокращения желудочков грозили остановкой сердца. Фингал метнулся к двери и ворвался в палату, по пятам сопровождаемый Джеффом. Чуть не сорвав занавески с петель, он раздвинул их и увидел, что полотнище кислородной палатки откинуто.

Кевин лежал безвольно, повернув голову набок. Его челюсть отвисла, грудь была неподвижной, взгляд остановился.

Фингал схватил Кевина за запястье. Холодная и липкая на ощупь кожа, никакого движения лучевой артерии у основания большого пальца. Фингал склонился к приоткрытому рту Кевина.

– Кажется, все…

Джефф приложил стетоскоп к груди пациента, послушал и покачал головой.

– Звать священника уже поздно. Справлюсь сам. Я часто видел, как это делается. – И он перекрестил лоб Кевина Доэрти, размеренно произнеся: – Сим вверяю тебя милосердному Господу, да простит Он твои грехи. Ego te absolvo.

Фингал О’Рейли с тяжелым сердцем откликнулся:

– Amen. Requiescat in расе, Кевин Доэрти. – Протянув руку, он закрыл Кевину глаза.

Джефф Пилкингтон коснулся руки Фингала.

– Я понимаю, как тебе тяжело. Но ты выдержишь.

Сам Фингал в этом сомневался. Вся учеба казалась ему бессмысленной. Кевин Доэрти умер потому, что медицина бессильна.

– Надеюсь, ты прав, – пробормотал он, размышляя, неужели отец не ошибся. Ведь медицинские исследования могут принести пользу тысячам людей? А желание видеть результаты своих трудов в небольшом сообществе и радоваться им как награде, – высшая форма эгоизма?

Покинув палату святого Патрика, Фингал побрел на улицу, где светило солнце. Он остановился, взглянул на собственную грудь, туда, где билось сердце, и задался вопросом: «Создан ли ты для того, чтобы лечить пациентов, Фингал О’Рейли? Или нет?»

8
Здесь и начинается тайна

Прошу прощения, сестра Дэли, можно мне позвонить? – Он знал, что личные разговоры по служебному телефону запрещены, но этот звонок был ему необходим. – Моему брату на север. Она улыбнулась.

– Если вы не станете болтать об этом, я тоже никому не скажу. – Она кивнула в сторону телефона. – Попросите телефонистку соединить вас.

Фингал снял трубку, назвал свою фамилию и номер Ларса:

– Портаферри, пятьдесят семь.

Последовала пауза.

– Ларс? Сестра разрешила мне воспользоваться…

– Понимаю, – прервал Ларс, не тратя времени. Оплачивать приходилось каждую минуту телефонных разговоров.

– Мы потеряли пациента… – Фингал помедлил. – К которому я успел привязаться. И теперь я сам не свой. Мне бы хотелось приехать в Портаферри.

– Прямо сейчас? Я сам приеду за тобой, Финн.

– Нет, сегодня не надо, Ларс. До пятницы я как-нибудь продержусь. В три прибуду в Белфаст на последнем дублинском поезде. Нам хватит времени и чтобы поболтать, и чтобы пострелять на рассвете в субботу в Лисбейне. Поезд уходит в двенадцать и прибывает в четыре, так что я вернусь как раз к воскресному дежурству. – Буду ждать.

Фингал мысленно благословил брата.

– Тогда до пятницы. Спасибо, Ларс. – Он положил трубку. – Надеюсь, я не слишком долго.

– Да, бывают минуты, когда каждому нужен близкий человек, мистер О'Рейли, – кивнула сестра. – Один звонок на север больницу не разорит.

Ларс ждал на Центральном вокзале, чтобы доставить Фингала за тридцать миль из Белфаста в Портаферри.

– После Рождества прошло уже два месяца. Есть вести от Джин Нили? – спросил Фингал.

Голос его брата был ровным.

– Нет. Все кончено, Финн.

– Но тебе по-прежнему больно. Ты, наверное, скучаешь по ней.

– Да, Финн. Но не будем об этом, – попросил Ларс. – Только не говори, что на ней свет клином не сошелся.

– Не стану, – согласился Фингал, но мысленно добавил, что в мире и без Джин полно девушек.

Остаток пути они проделали молча.

Припарковав машину на берегу озера Стренгфорд-Лох, возле своего серого двухэтажного дома, Ларс взял чемодан Фингала.

Они оставили багаж в холле и направились в гостиную. Фингал устроился в кресле, Ларс протянул ему стакан с «Джеймисоном».

– Slainte, – произнес Фингал и посмотрел на брата. – Я в смятении, – признался он, сжал губы и нахмурился. – Не думал, что смерть пациента так подействует на меня.

– Он у тебя первый? – спросил Ларс.

– Первый, с которым я сдружился. Молодой человек твоих примерно лет. У него вся жизнь была впереди.

Ларс кивнул.

– Финн, тебе наверняка уже говорили это, но я повторюсь: не все пациенты выздоравливают.

– Когда Кевин попал к нам в первый раз, мы чуть не потеряли его. – Фингал отпил глоток. – Доктор Пилкингтон еще тогда предупреждал меня. Невозможно не заметить, что опытные врачи стараются не сближаться со своими пациентами. По-моему, нас специально заставляют по многу раз повторять на больных одни и те же процедуры, пока мы не свыкаемся с ними, не черствеем. Раньше я вздрагивал, когда брал у пациентов кровь. А теперь? – Фингал пожал плечами. – Подумаешь, кровь!

– Возможно, соблюдение дистанции имеет смысл.

Фингал снова поднес стакан к губам.

– Я не хочу черстветь.

– Финн, отец у нас с тобой один. «Будь стойким! Держи свои чувства при себе!» Но несмотря на это, ты остался человеком. И если не ожесточишься, из тебя получится отличный врач. Тебе надо только найти способ тревожиться чуть меньше.

Фингал обхватил стакан обеими руками и сгорбился, опустив голову. Он не знал, как высказать, что у него на душе.

– Людей нельзя не принимать во внимание. Я никогда не перестану сожалеть о том, что он умер…

– Время лечит, брат. Банально, но факт.

Фингал кивнул и мысленно помолился о том, чтобы время исцелило и Ларса от чувств к Джин Нили. Ему было больно видеть, как брат мучается в одиночестве. Фингал поклялся себе: даже если ему придется постоянно терпеть боль, он не перестанет тревожиться о пациентах. А промелькнувшая вчера соблазнительная мысль о научной карьере… Бобу Бересфорду она подойдет. Но не ему, Фингалу.

– А ведь я уже подумывал оставить клиническую медицину, как только получу диплом. И заняться наукой.

– Отец был бы в восторге.

– Знаю. Но мне всегда хотелось лечить людей, Ларс.

Ларс улыбнулся.

– Ты, наверное, уже не помнишь, но в первый раз ты сказал мне об этом, когда я взял тебя с собой на охоту. Тебе тогда было тринадцать.

Фингал рассмеялся.

– В том, что я хочу быть врачом, я засомневался лишь однажды. И больше не буду никогда. Спасибо тебе, брат.

– Спасибо за вчерашний вечер. За то, что выслушал. – Фингал пожал брату руку. Утром они побывали на озере, охотились на уток, и Ларс добыл пару птиц.

– В Белфаст я доставлю тебя быстрее, чем поезд. Прыгай, – велел Ларс и пусковой рукояткой завел двигатель. Потом сел рядом с Фингалом, медленно убрал подсос и тронул машину с места.

На горбатом мосту Фингал завалился на спинку сиденья. Внезапно двигатель издал оглушительный хлопок, потом душераздирающий скрежет. Из-под капота повалил дым, и двигатель умолк. Фингал повернулся к Ларсу и услышал:

– Похоже, вовремя мы до Белфаста не доберемся.

К тому времени, когда Фингал попал на вокзал, последний в тот день дублинский поезд уже ушел. Надо было как-нибудь известить больничное начальство и сообщить Китти, что приехать сегодня он не сможет. На Грейт-Виктория-стрит Фингал заприметил кабачок и направился туда – может, удастся не только перекусить, но и воспользоваться телефоном. Он подошел к стойке.

– Как жизнь, сэр? – осведомился бармен, полируя стакан полотенцем. – Желаете чего-нибудь?

– Пинту, будьте добры, и меню. И еще: можно позвонить от вас? Я узнаю у телефонистки, сколько продлился разговор и сколько он стоил, и сразу заплачу вам.

– Заплатите?.. Вот телефон, сэр.

После кратких переговоров с телефонисткой в трубке послышался голос Кроми.

– Что стряслось?

– Я застрял в Белфасте, – объяснил Фингал. – К завтрашнему дежурству никак не успеваю. Не мог бы кто-нибудь из вас…

– Чарли уехал на выходные. А Боб пригласил меня завтра в Конлиг. Там будет какое-то большое семейное сборище. Погоди минутку…

Фингал услышал голоса, потом Кроми снова заговорил в трубку:

– Джефф пообещал помочь. Не волнуйся, и спасибо, что предупредил. Ты все-таки постарайся вернуться как можно скорее.

Слава богу!

– Поблагодари Джеффа от меня, ладно? И еще одно… Твоя Вирджиния не могла бы предупредить Китти? Мы должны были встретиться сегодня вечером.

– Постараюсь что-нибудь придумать.

– Спасибо, дружище. – И Фингал повесил трубку.

– Это немыслимо! – возмущался Фицпатрик. На шее прыгал кадык. – Уже три часа. Мне пришлось пропустить прием двух пациентов. Доктор Пилкингтон ассистирует на сложной операции, потому что штатный хирург болен. А я тружусь здесь в одиночку с восьми часов! Доктор Миккс был очень недоволен, и я никак не мог допустить, чтобы он во всем винил только меня. Я сказал ему, что это ты нас подвел. – Он сорвал с носа пенсне и принялся яростно тереть линзы носовым платком.

– И не объяснил, что я звонил? Что пытался найти себе замену?

– Звонить – одно дело, а быть на месте – другое. Разумеется, я ничего не стал объяснять.

Фингал перевел дыхание. Скандалить с Фицпатриком бессмысленно.

– Я примчался в больницу прямо с поезда. Оставь на столе карты тех пациентов, которых я должен посмотреть.

Через пять минут сестра вручила ему стопку карточек, в том числе двух пациенток из женской палаты. Эти последние Фингал просмотрел сразу. Миссис Ройзин Килмартин, тридцати шести лет, замужем, мать восьмерых детей, живет на Свифтс-Элли. Фингал знал эти места: узкие улочки, булыжные мостовые, ряды двухэтажных домов. Род занятий: уборщица. Вероисповедание: католичка. Жалобы: усталость, сильная одышка.

Такие жалобы Фингала не удивили. В семьях, снимающих жилье в том районе, почти все мужчины сидели без работы. На хлеб зарабатывали женщины, занимаясь тяжелым физическим трудом, и они же растили детей. У этой пациентки их восемь. Фингал поспешил в женскую палату.

– Ваша пациентка, миссис Р. К., – место номер двенадцать, – сообщила ему палатная сестра.

– Благодарю. – Фингал прошагал по палате, улыбнулся новой пациентке, подошел к кровати и задернул занавески. – Здравствуйте, миссис Килмартин. Я студент, моя фамилия О’Рейли. Мне поручили осмотреть вас.

– А-а. – Пациентка чуть поморщилась. – Коли надо, так надо.

Фингал присел на край кровати. Миссис Килмартин была невысокой и худенькой женщиной с запавшими ярко-зелеными глазами. Ее длинные каштановые волосы разметались, но выглядели чистыми и тщательно расчесанными. Должно быть, миссис Килмартин гордилась своей внешностью.

– Что привело вас в больницу? – спросил Фингал.

Подумав, женщина настороженно ответила:

– Никто меня не приводил. Я на трамвае приехала.

Пряча улыбку, Фингал поставил вопрос иначе:

– На что жалуетесь?

– Ха! – Пациентка вздохнула. – Да на все подряд. Комната у нас слишком тесная. Да еще сырая. И клопов тьма-тьмущая. Работаю уборщицей за два шиллинга, то есть двадцать четыре пенса в день, а кого на такие деньги прокормишь, если за мерку картошки весом в стоун просят аж шесть пенсов. Сам-то мой, Брендан, не работает. – Она подалась вперед. – Только и знает, паршивец, что штаны пролеживать, да меня брюхатить.

– Сочувствую, – пробормотал Фингал. Частые беременности истощали запасы железа в женском организме, а вероятность того, что в рационе жительницы трущоб достаточно печенки, зеленых овощей и яиц, невелика. Фингал наклонился к пациентке и попросил: – Смотрите вверх. Я загляну к вам под веки.

– Вот не знала, что от глаз бывает одышка, – удивилась женщина, сложила руки и послушно уставилась в потолок.

Фингал осторожно оттянул вниз большим пальцем сначала одно, затем другое нижнее веко пациентки, и осмотрел их изнутри. Внутренние поверхности век пациентки были бледно-розовыми.

– По-моему, у вас анемия. Кровь слишком жидкая, она плохо переносит кислород из воздуха, потому вы и страдаете одышкой.

– Правда, что ли? – Женщина прищурилась.

– Надо еще выяснить, чем вызвано малокровие. Придется провести обследование. Побудете у нас в больнице день-другой.

– Шикарно! – отозвалась пациентка. – Ладно, так уж и быть, отложу вояж в Монте-Карло.

Дублинцы умеют во всем найти повод для шутки.

– Доктор, это не вы лечили Падди Кьоу?

Фингал кивнул, вновь ощутив укол совести.

– Я. Как у него дела?

– Просил передать доктору О’Рейли, что Падди Кьоу, бывший сержант британского королевского саперного полка, в полном порядке.

– Спасибо вам, Ройзин. Рад слышать.

«И зол на себя, – мысленно добавил Фингал, – за то, что бахвалился перед Китти, обещал найти сержанту Падди работу, и пальцем о палец не ударил». Зато теперь он знал, что сержант кое-что смыслит в технике, иначе его не взяли бы в саперы. Как раз то, что надо Уилли Даггану.