Текст книги "Оборотная сторона медали (ЛП)"
Автор книги: Патрик О'Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
Стивен взглянул на него беспристрастным изучающим взглядом и спустя мгновение ответил:
– Я приложу все усилия, чтобы это организовать, и дам знать завтра. Где мы сможем встретиться?
– Да где угодно. Как я вам говорил, в Лондоне меня знают всего двое.
– Вы можете прийти в "Блейкс" на Сент-Джеймс-стрит?
– Напротив "Баттонс"? – спросил Дюамель, взглянув как-то странно, с мгновенно потухшим проблеском подозрения. – Да, конечно. В шесть часов подойдет?
– Определенно, – согласился Стивен. – Значит, до завтра, до шести часов.
Выйдя на дорогу, они расстались, Дюамель повернул на запад, чтобы добраться до своего экипажа, а Стивен медленно пошел на юг, высматривая свободный.
В итоге он нашел один около строящегося дома – еле видимый за телегами каменщиков и тучей пыли – и поехал в гостиницу "У Дюранта".
Там он спросил капитана Дандаса и узнал, не особенно удивившись, что тот вышел.
– Тогда я его подожду, – заявил он и устроился поудобнее, может, на долгие часы ожидания, поскольку записки приносили не туда, сообщения забывали, а если и нет, адресаты, в отличие от отправителя, редко осознавали их срочность. Часы ожидания, которые не прошли без пользы, потому что, как обычно, в этой гостинице останавливались флотские офицеры, и многие желали выразить свою поддержку Джеку, посидев какое-то время с доктором.
Последний из них, полный и учтивый пост-капитан в очках по фамилии Харви, чертыхнулся, что служба лишится такого великолепного моряка, когда американские тяжелые фрегаты так себя проявили.
– А вот и капитан Дандас, – внезапно сменил тему Харви, – и он ощущает это еще сильнее, чем я.
– Присоединяйтесь ко мне оба, пообедаем бараниной, – произнес Дандас, приближаясь к ним.
– Я не могу, – возразил Харви, – у меня встреча, – он задумчиво уставился на часы и с криком вскочил. – Я опоздал, я уже опоздал!
– Со своей стороны, буду рад присоединиться, – отозвался Стивен. Так и было, Дандас ему нравился, он не завтракал из-за проклятого рундука, и, несмотря на беспокойство, чувствовал волчий аппетит.
– Полагаю, вы вскоре отплываете в Северную Америку? – поинтересовался Мэтьюрин, когда они перешли к яблочному пирогу.
– В понедельник, если позволят погода и ветер, – ответил Дандас, – завтра я должен попрощаться.
– Вы не сопроводите меня в курительную комнату? – спросил Стивен, но когда они туда пришли, увидел, что там слишком много людей, поэтому сказал: – Все дело в том, что я хочу переговорить с вами наедине. Может, поднимемся наверх?
Дандас прошел наверх, подвинул ему стул.
– Полагаю, вы что-то задумали.
– Думаю, мы можем оказать Обри серьезную услугу. Я разговаривал с человеком, в котором полностью уверен. Он хочет отправиться в Канаду, а взамен сообщит мне информацию огромной ценности, касающуюся Джека, – отвечая на сомнение и неудовольствие, промелькнувшие на лице Дандаса, Стивен продолжил: – Это все звучит невероятно наивно, согласен, но я связан договором о неразглашении и не могу сообщить все детали, которые вас убедят, но, по крайней мере, могу показать вот это.
Стивен вытащил из кармана "Синий Питер", развернул и подставил под солнечный зайчик.
– Что за удивительный камень, – вскричал Дандас, – разве это не сапфир?
– Это голубой бриллиант Дианы, – пояснил Стивен, – как вы помните, она находилась в Париже, когда меня и Джека посадили в тюрьму. Передачу бриллианта связана с нашим побегом, хотя его и пообещали потом вернуть. Человек, с которым я говорил, передал мне его сегодня утром, сейчас он на пути в Хартвелл. Я говорю все это, чтобы вы поняли хотя бы одну из причин, почему я доверяю его слову и серьезно воспринимаю все им сказанное. Ничто не мешало ему оставить этот камень себе, но он вернул его мне без каких-либо условий.
– Это просто невероятно огромный бриллиант, – заявил Дандас, – не думаю, что видел что-либо лучше, разве что в Тауэре. Должно быть, он стоит целого состояния.
– Вот что так впечатляет: человек намеревается начать новую жизнь в Новом Свете и отдает такое невероятно компактное сокровище. Он не будет говорить впустую.
– Вы знаете, почему он хочет отправиться в Канаду?
– Я бы не стал просить вас взять его на борт, если бы он был обычным преступником, бегущим от закона. Нет, он просто устал от недоверия коллег, разногласий, притворства и хочет скрыться быстро и не оставив следов.
– Он француз, как я понимаю, раз направляется в Хартвелл.
– Не уверен. Он может оказаться уроженцем прирейнских областей. Но, в любом случае, он не бонапартист, это я могу гарантировать.
– А вы не думаете, что достаточно обещания взять его на борт при условии, если его информация окажется полезной Джеку?
– Нет.
– Да, полагаю, что нет. Но какими же простаками мы будем выглядеть, если... – Дандас походил взад-вперед в раздумьях, а затем произнес: – Полагаю, следует его взять. Напишу Бутчеру записку, чтобы его приняли в качестве моего гостя. К счастью, у нас есть свободная каюта – у нас не будет штурмана, пока не прибудем в Галифакс. Он говорит по-английски?
– Да, очень хорошо. Так сказать, бегло, но учил его у няни-шотландки, а потом у шотландца-гувернера, так что это северо-британский диалект. Не то чтобы он невразумительный или невнятный – в нем есть некий дикий архаичный шарм, и только тончайший слух различит иностранный акцент. Это спокойный, доброжелательный джентльмен и, скорее всего, весь путь будет оставаться в каюте, поскольку моряк из него никакой.
– Тем лучше. Это противоречит служебным инструкциям, знаете ли, он же иностранец.
– Также против инструкций брать на борт юных леди, как иностранок, так и соотечественниц, но, как я знаю, такое происходит.
– Ладно, – согласился Дандас, – давайте спустимся и найдем перо и бумагу.
Весь следующий день доктор Мэтьюрин размышлял над своими поступками, совершенными и предстоящими. С точки зрения профессиональных стандартов – невероятное безрассудство.
С персональной точки зрения – тоже совершенно недальновидно. Он компрометировал себя так сильно, как это вообще возможно, и подставлялся под серьезные обвинения. Действия Стивена выглядели преступными и на самом деле содержали состав тяжкого преступления. Он полностью полагался на чутье, но интуиция его вовсе небезупречна. Иногда она следовала за желаниями и в прошлом болезненно подводила Мэтьюрина. Он подбадривал себя, время от времени поглядывая на прекрасный бриллиант в кармане, словно на талисман.
День он провел в турецких банях Ковент-гардена, где его хилое тело истекало потом в самом жарком зале до тех пор, пока оставалось чем потеть.
"Интересно, а Дюамель пунктуален? – мучился Стивен, сидя в вестибюле "Блейкс" так, чтобы видеть вход и стойку швейцара, – много ли внимания он уделяет времени?"
Ответ последовал еще до того, как часы до конца отбили шесть – Дюамель появился на ступенях со свертком в руках. Стивен встретил его раньше, чем агент успел спросить доктора Мэтьюрина, и отвел наверх, в длинную комнату с видом на Сент-Джеймс-стрит. Дюамель будто бы поседел еще сильнее, но лицо сохраняло бесстрастное выражение, и внешне он полностью владел собой
– Я договорился, что "Эвридика" доставит вас в Галифакс. Вам нужно подняться на борт до понедельника. Путешествовать будете как гость капитана. Он близкий друг капитана Обри. Я дал понять, что вы до определенной степени связаны с Хартвеллом, но предельно искренне советую оставаться в каюте под предлогом морской болезни и как можно меньше говорить. Вот записка, по которой вас пустят на борт. Как видите, я сохранил имя Дюамель.
– В общем, я его и предпочитаю – одной сложностью меньше, – ответил Дюамель, принимая записку. – Я очень благодарен вам, Мэтьюрин. Думаю, вы не пожалеете.
Агент осмотрелся. В дальнем углу комнаты пожилой член клуба задумался над "Парламентскими дебатами" с лупой для чтения.
– Можете говорить вполне свободно, – заверил Стивен. – Этот джентльмен – англиканский епископ, да еще и глухой.
– Хм, англиканский епископ. Несомненно. Как я рад, что мы расположились именно в этой комнате, – добавил он, бросив взгляд в окно. Он собрался с мыслями и продолжил: – Как бы мне начать свой рассказ? Имена, имена – вот одна из проблем. Я не уверен в именах трех людей, о которых планирую сообщить. Мой корреспондент в Лондоне пользовался фамилией Палмер, но это не его подлинное имя. Хотя он во многих отношениях был способным сотрудником, это его выдавало: не всегда сразу или естественно отзывался на собственный nom de guerre [52]. Второе имя вам знакомо – Эндрю Рэй. Довольно долго я его знал как мистера Грея. Но он плохой агент, и как-то раз, напившись, выдал себя. Он паршивый шпион, и по правде, Мэтьюрин, я удивляюсь, почему вы не разоблачили его на Мальте.
Стивен склонил голову – его осенило прозрение, ослепляющее и унизительно очевидное. Он пробормотал:
– Никак не мог ожидать, что вы завербуете такого порывистого, ненадежного типа.
– Есть у него и ценные качества, но он и вправду эмоциональный и пугливый. Неглубокий человек, такие раскалываются на первом же жестком допросе, но Рэй способен выдать себя и без всяких допросов. Ничего бы с ним не вышло, если бы не его друг, тот самый третий человек. Его я знаю лишь как мистера Смита. Очень высокопоставленный человек, на рю Виллар на его доклады просто молились.
– Выше Рэя по должности?
– О да. И гораздо умнее. Вдвоем они как учитель и ученик. Жесткий человек, кстати. – Дюамель посмотрел на часы. – Я должен быть краток. Хотя Смит очень талантлив, а у Рэя хватает способностей, дабы заработать определенную репутацию, оба они бедны, ведут дорогостоящую жизнь и склонны к игре с очень высокими ставками. Формально они оба добровольцы, и я думаю, это у них искреннее, но они постоянно просят денег. После реорганизации на рю Виллар фонды резко сократились. Они посылают просьбу за просьбой, одна настойчивее другой. Им ответили, что последняя порция информации недостаточно большая и качественная, и это правда. Они заверили, что через несколько недель окончательно избавятся от сэра Джозефа Блейна, получат полный доступ к Комитету и начнут поставлять бесценные сведения.
Дюамель снова посмотрел на часы и приложил их к уху.
– Тем временем они организовали мошенничество на Бирже.
Под пристальным взглядом Дюамеля Стивен не мог полностью скрыть свои эмоции. Сердце билось так, что он почувствовал пульс в глотке. Мэтьюрина снова ошеломила собственная тупость – все же так очевидно.
– Вы, кажется, озабочены временем.
– Да, – ответил Дюамель, передвигая кресло к окну. – Конечно, мне жаль, что вашего друга подвергли таким страданиям. Но беспристрастный наблюдатель должен признать, что все дело провернули крайне аккуратно. Можете возразить, что при наличии информации о перемещениях капитана Обри и связях его отца, вместе с контролем над столь способным агентом как Палмер, операция оказалась простой, но это поверхностные рассуждения. Мэтьюрин, вы не обидитесь, если я, возможно, выбегу на несколько минут и потом вернусь?
– Разумеется.
– Некоторое время я думал, что они полностью преуспели. Конечно, они не могли заполучить много денег, не выдав себя. Но от самых насущных долгов избавились.
"Вот как Рэй расплатился со мной", – размышлял Стивен, пока его снова сжигал стыд.
– Но этого оказалось недостаточно, – продолжил Дюамель. – Они предложили два новых хода. Первый – обналичить несколько неожиданно крупных векселей на северных рынках, второй – сдать вас в Лорьяне. План насчет векселей то ли отклонили, то ли отменили – не уверен. И вас не сдали. Лукан крайне разозлился – он лично отправился в Бретань и отменил даже ежемесячную дотацию. Дела у них совсем плохи, и они подготовили что-то, что называют необычайно ценным донесением.
Француз снова взглянул на часы и продолжил:
– Палмер рассказал мне о деле с Биржей во всех подробностях, когда мы рыбачили недалеко от Хартвелла. Вам бы он понравился, Мэтьюрин – к нему зимородки на руку садились. Разносторонний был человек. Но тогда я его видел в последний раз. За его голову предложили огромную награду, розыск стал слишком активным, и его убили на случай, если его разоблачат или выдадут. Не вывезли из страны – убили или приказали убить. Такое я простить не могу. Это преступление!
– Дюамель, – тихо спросил Стивен, подвинув кресло так, что оно почти уперлось в оконное стекло, – можете ли вы мне дать материальные, конкретные улики?
– Нет, не сейчас. Но надеюсь, что смогу в течение пяти минут. – Агент продолжил рассказывать о Палмере, которого он, очевидно, высоко ценил, но как-то рассеянно. Остановившись на середине фразы, Дюамель схватил сверток и извинился: – Простите, Мэтьюрин, и внимательно смотрите в окно.
И поспешил из комнаты.
Стивен разглядел, как он вышел на мостовую, повернул налево, пошел быстрым шагом в сторону Пикадилли, с огромным риском перебежал дорогу между экипажей и побрел по другой стороне улицы в сторону Сент-Джеймс-парка. Почти напротив окна Стивена, рядом с "Баттонс", он замер и снова взглянул на часы, будто бы ждал кого-то.
Стивен пробежал взглядом по улице и среди выходящих из парка и Уайтхолла пешеходов заметил Рэя и его старшего, более высокого друга Ледварда, идущих рука под руку. Они расцепились, чтобы снять шляпы и поприветствовать Дюамеля. Некоторое время все трое о чем-то говорили, потом Ледвард отдал французу конверт в обмен на сверток. Англичане отправились в "Баттонс", а Дюамель, не бросив даже взгляда в сторону окна Стивена, поспешил обратно на Пикадилли.
Стивен помчался вниз, схватил карандаш и бумагу на стойке швейцара, быстро что-то написал и воскликнул:
– Чарльз, Чарльз, умоляю – отправь посыльного к сэру Джозефу Блейну на Шеферд-маркет, сверхсрочно. Нельзя терять ни мгновения.
– Зачем же, сэр? – улыбнулся швейцар. – Не беспокойтесь насчет срочности – вон и сам сэр Джозеф, поднимается по ступенькам, опираясь на руку полковника Уоррена.
