Текст книги "Вопрос и ответ"
Автор книги: Патрик Несс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
15
ВЗАПЕРТИ
[Тодд]
БУМ!!!
…и небо раскалывается, с дороги на нас летит ветер, а Ангаррад от страха встает на дыбы, и я сваливаюсь на землю: всюду пыль, крики и в ушах стучит, пока я лежу и думаю, умер я или нет.
Еще одна бомба. Уже третья за неделю. И взрывается она буквально в пятистах футах от меня.
– Стервы! – выплевывает Дейви, вставая на ноги и оглядываясь на дорогу.
У меня звенит в ушах, и сам я весь дрожу, пытаясь подняться. Бомбы взрывались в разное время суток, в разных местах города. Сначала взлетел на воздух акведук, снабжающий водой всю западную часть города, потом два главных моста, ведущих к фермерским землям к северу от реки. Севодня это…
– Столовая, – говорит Дейви, пытаясь удержать на месте Урагана – Желудя. – Для солдат.
Наконец Ураган утихает, и Дейви забирается в седло.
– Поехали! – рявкает он. – Надо узнать, не нужна ли им помощь.
Я кладу руки на шею Ангаррад, которая все еще напугана и без конца твердит: жеребенок жеребенок жеребенок. Сто раз повторив ее имя, я наконец забираюсь в седло.
– Смотри у меня, без фокусов! – говорит Дейви, грозя мне пистолетом. – Чтоб я тебя все время видел.
Вот такой стала моя жизнь после первого взрыва.
Я все время под прицелом, каждую минуту каждого дня.
Чтобы я не мог отправиться на поиски Виолы.
– Ну что за бабы! Только подливают масла в огонь, – говорит мэр Леджер, жуя кусок петушатины.
Я молча ем ужин и игнорирую вопросительные знаки в его Шуме. Столовую взорвали в нерабочие часы, как и все прочие объекты, на которые покушались участницы «Ответа», но это вовсе не значит, что там никого не было. Мы с Дейви нашли трупы двух солдат и одного гражданского – уборщика или вроде того. От первых взрывов погибли еще трое солдат.
Это жутко бесит мэра Прентисса.
Я его почти не вижу с того дня, когда мне сломали руку, а вечером не состоялся обещанный ужин с Виолой. Мэр Леджер говорит, что Прентисс кучами бросает людей в тюрьмы, но никаких полезных сведений добиться от них не может. Мистер Морган, мистер О’Хара и мистер Тейт повели несколько отрядов на холмы к западу от города: они думают найти там лагерь террористок-целительниц, исчезнувших в день взрыва первой бомбы.
Но армия ничего не находит, и мэр свирепеет с каждым днем, устанавливая все новые ограничения и отбирая лекарство у все новых солдат.
Нью-Прентисстаун становится шумнее и шумнее.
– Мэр вапще не верит, что «Ответ» существует.
– Ну, президентпусть говорит что хочет, это его дело. – Мэр Леджер ковыряется вилкой в еде. – Но люди-то судачат. Только так языками чешут!
Помимо матрасов нам дали тазик, куда каждое утро подливают свежую воду, а в самый темный угол поставили маленький биотуалет. Кормить стали лучше; мистер Коллинз приносит нам еду, а потом сразу запирает дверь снаружи.
Гремит замок.
Здесь, взаперти, я провожу все свободное от Дейви время. Мэр явно не дает мне отправиться на поиски Виолы, даром что талдычит о доверии.
– Может, там не только женщины, – говорю я, пытаясь не пускать в Шум лишние мысли. – Наверняка-то мы не знаем.
– Организация, называющая себя «Ответом», участвовала в войне со спэклами, Тодд. Диверсии, ночные вылазки… все такое.
– И?..
– И членами «Ответа» были исключительно женщины. Чтобы враг не мог услышать их Шум. – Он качает головой. – Но в конце концов они совсем отбились от рук, стали независимой силой, а после окончания войны даже напали на собственный город. В итоге нам пришлось казнить многих участниц. Скверное дело…
– Но если вы их казнили, как это могут быть они?
– Идеи умирают дольше людей. – Он тихонько рыгает. – Уж не знаю, чего эти бабы добиваются. Рано или поздно президент их вычислит.
– Но мужчины ведь тоже пропадают, – говорю я. Это правда, вот только думаю я о другом…
(она тоже сбежала с ними?)
Облизываю губы.
– А эти лечебные дома, где работают женщины, – спрашиваю я, – они как-то помечены? Их можно отличить от других?
Мэр пьет воду, глядя на меня поверх чашки.
– Зачем тебе это?
Я ворошу свой Шум, стараясь ничем себя не выдать.
– Да просто так, интересно. – Я ставлю тарелку на недавно выданный нам столик – знак, что мэру можно доесть мой ужин. – Лягу спать.
Я ложусь на кровать лицом к стене. Последние лучи сонца пробиваются сквозь отверстия в стене башни. Стекол в них нет, а зима уже на подходе. Понятия не имею, как мы будем тут зимовать. Я кладу руку под подушку и сворачиваюсь клубком, стараясь думать как можно тише. Мэр Леджер тихо доедает мой ужин.
А потом из его Шума до меня долетает картинка: протянутая рука, нарисованная синей краской.
Я оборачиваюсь. Такую руку я видел по меньшей мере на двух зданиях по дороге в монастырь.
– Всего их пять, – тихо произносит мэр Леджер. – Я могу рассказать, где они. Если хочешь.
Я заглядываю в его Шум, он заглядывает в мой. Мы оба что-то скрываем, прячем под слоями других мыслей. Столько дней провели вместе, а до сих пор гадаем, можно ли друг другу доверять.
– Валяйте, – говорю я.
– 1017-й, – читаю я вслух для Дейви, а тот выкручивает щипцы и мгновенно превращает безымянного спэкла в 1017-го.
– На севодня хватит, – объявляет он.
– Но нам еще…
– Я сказал, хватит! – Он ковыляет к нашей бутылке с водой и делает глоток. Нога у него к этому времени почти выздоровела, но он еще прихрамывает. Моя рука зажила полностью.
– Нам же неделю дали на все про все, – говорю я. – А мы уже вторую маемся.
– Разве нас кто-то торопит? – Дейви выплевывает струйку воды.
– Нет, но…
– Ни заданий тебе новых, ни распоряжений… – Он умолкает, делает еще глоток и снова выплевывает. Потом злобно глядит куда-то слева от меня. – Чего уставился?
1017-й все еще стоит неподалеку, зажав ленту здоровой рукой и глядя на нас. Вроде бы он мужского пола и совсем молодой, почти подросток. Он цокает один раз, потом второй, и, хотя Шума у него нет, по звукам ясно, что он не любезничать с нами пытается.
Дейви тоже это понимает:
– Ах так?!
Он тянется за винтовкой, что висит у него за спиной, и во всех красках представляет, как палит из нее по убегающему спэклу.
1017-й не двигается с места. Он смотрит мне в глаза и цокает еще раз.
Ну, точно грубит!
Потом он пятится, все еще глядя на нас и растирая здоровой рукой железную ленту. Я оборачиваюсь к Дейви: тот целится из винтовки в спину уходящему 1017-му.
– Не надо, – говорю я.
– А что? Кто нас остановит?
Я не отвечаю, потомушто остановить нас некому.
Бомбы продолжают взрываться через каждые три-четыре дня.
Никто не знает, куда и как подложат следующую, поэтому БУМ! БУМ! БУМ! – снова и снова. Однажды вечером, когда на воздух взлетает маленький ядерный реактор, мэр Леджер возвращается с работы с расквашенным носом и синяком под глазом.
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Солдаты! – выплевывает он и берет тарелку с ужином – севодня опять дали тушенку. От первой же попытки прожевать мясо он морщится.
– Что вы натворили?
Его Шум немного вскидывается, и мэр бросает на меня злобный взгляд:
– Ничего!
– Вы меня поняли.
Недовольно ворча, он съедает еще кусок мяса и наконец отвечает:
– Кому-то в голову пришла блестящая идея, что «Ответ» – это я. Подумать только, я!
– Вы?! – удивленно спрашиваю я – может, чересчур удивленно.
Мэр Леджер встает и ставит на стол почти нетронутую тарелку – верный признак того, что он по-настоящему зол.
– Ни одной подозрительной бабы так и не нашли, а солдатам нужен козел отпущения. – Мэр выглядывает на улицу и смотрит, как ночь опускается на город, который был когда-то его домом. – Думаешь, мэр попытался их остановить? – спрашивает он бутто самого себя. – Даже не подумал…
Я молча жую, стараясь не пускать в Шум лишние мысли.
– Ходят слухи, – продолжает мэр Леджер еле слышно, – о какой-то новой целительнице, совсем юной. Ее пару раз видели в соборе, а сейчас она работает в лечебном доме, которым раньше заведовала госпожа Койл.
Виола,громко и ясно думаю я, прежде чем успеваю скрыть эту мысль от мэра.
Он оборачивается:
– Этого дома ты видеть не мог. Он не на главной улице, а у подножия небольшого холма в сторону реки, примерно на полпути в монастырь. Повернуть надо сразу после двух амбаров, стоящих рядом на главной улице. – Он снова выглядывает на улицу. – Не ошибешься.
– Я не могу удрать от Дейви, – говорю я.
– Понятия не имею, о чем ты, – отвечает мэр Леджер, укладываясь на кровать. – Я просто рассказываю тебе отвлеченные факты о нашем славном городе.
Дышать становится тяжелей, в голове и Шуме крутятся разные варианты побега от Дейви и поисков нужного лечебного дома.
(найти ее)
Лишь много позже я спрашиваю:
– Кто такая госпожа Койл?
Даже в темноте я вижу, как краснеет Шум мэра Леджера.
– A-а… ну как же! – говорит он в темноту. – Она и есть наш «Ответ».
– Это последняя, – говорю я, провожая взглядом 1182-ю, потирающую больное запястье.
– Наконец-то, черт подери, – бурчит Дейви, плюхаясь на траву.
В воздухе чувствуется морозец, но зато светит сонце и на небе почти ни облачка.
– А теперь что будем делать? – спрашиваю я.
– Понятия не имею!
Я стою и наблюдаю за спэклами. Если не знать, можно и впрямь подумать, что они не умнее овец.
– Они еще тупее, – говорит Дейви.
– Заткнись.
И все же… нет, вы бы их видели!
Сидят себе на траве, без Шума, без звука, половина смотрят на нас, половина друг на друга, почти не шевелясь и время от времени цокая, ничем не пытаясь занять руки или время. Их белые лица, кажется, полностью лишены жизни. Спэклы сидят вдоль стен и молча чего-то ждут, но чего – непонятно.
– Время этого «чего-то» настало, Тодд, – грохочет голос за нашими спинами. Дейви вскакивает на ноги, и в главные ворота входит мэр. Его конь остался снаружи.
Мэр смотрит на меня – только на меня.
– Готов к новой работе?
– Он со мной неделями не разговаривает, – пыхтит Дейви по дороге домой. У них с па последнее время не все гладко. – Все одно твердит: «Следи за Тоддом» и «Скорей заканчивай со спэклами», – заладил! – Он крепко стискивает поводья. – Неужели я так и не дождусь похвалы? Хотя бы «спасибо» сказал!
– Вапщето нам приказали заклеймить спэклов за неделю, – повторяю я распоряжение мэра. – А мы провозились почти три.
Он злобно оборачивается, полыхая красным Шумом:
– На нас напали! Я-то тут при чем?
– Я тебя и не виню, – говорю я, но Шум-то меня сдает: я вспоминаю ленту на шее 0038-го.
– Значит, по-твоему, я во всем виноват? – Он останавливает коня и сверлит меня злобным взглядом, уже нагибаясь в седле, чтобы спешиться.
Я открываю рот, но ничего не отвечаю, потомушто впереди…
Два одинаковых амбара стоят рядышком у поворота к реке.
Я бросаю на Дейви быстрый взгляд.
Он зловеще лыбится:
– Что это у нас там?
– Ничего.
– Твоя девка, а? – язвит он.
– Пошел ты, Дейви.
– Нет, ушлепок. – Дейви соскальзывает на землю, Шум его вспыхивает алым. – Это ты пошел.
Мне остается только драться.
– Солдаты? – спрашивает мэр Леджер, окинув взглядом мои синяки и разбитый нос, когда я возвращаюсь в башню.
– Не ваше дело, – рычу я. Давно мы с Дейви так не дрались. От боли во всем теле я еле доползаю до кровати.
– Есть будешь? – спрашивает мэр.
Мой Шум дает понять, что нет, есть я не буду. Он тут же хватает мою тарелку и принимается жевать, даже не поблагодарив.
– Решили проесть себе путь на свободу? – спрашиваю я.
– Слова мальчишки, которому никогда не приходилось добывать себе пищу.
– Я не мальчишка.
– Когда мы прилетели на Новый свет, провизии хватило только на год, – с набитым ртом говорит мэр Леджер. – А охотиться и вести сельское хозяйство научились далеко не все. – Он отправляет в рот еще одну ложку. – Голод учит ценить горячую пищу, Тодд.
– Да что творится со всеми взрослыми? Обязательно из всего надо сделать урок! – Я закрываю лицо рукой, но тут же ее отдергиваю, потомушто подбитый глаз жутко болит.
Опять наступает ночь. Воздух стал еще холодней, поэтому сплю я почти целиком одетый. Мэр Леджер начинает храпеть: ему снится дом с бесконечными дверями, из которого он никак не может найти выход.
Самое безопасное время, чтобы подумать о ней.
Она еще в городе?
Или она теперь тоже – член «Ответа»?
Ну и все в таком духе.
Типа, что бы она сказала, если б увидела меня вчера?
Если б увидела, что я делаю каждый день.
И с кем.
Я глотаю ночной воздух и смаргиваю слезы.
(ты еще со мной, Виола?)
(со мной?)
Проходит час, а я все не могу уснуть. Что-то гложет меня изнутри, я ворочаюсь с боку на бок, пытаясь очистить Шум и успокоиться. Завтра я должен быть готов к новой работе, которую мэр для нас придумал. И работа, похоже, совсем не так плоха.
Но ведь я что-то упустил, что-то важное и очевидное.
Что-то эдакое…
Я сажусь, прислушиваясь к Шуму храпящего мэра Леджера и РЁВУ спящего Нью-Прентисстауна внизу. К пенью ночных птиц и даже к рокоту бегущей вдали реки.
Вот оно!
Вечером я не слышал лязга запирающегося замка, когда мистер Коллинз запустил меня в комнату.
Клянусь, его не было.
Сквозь темноту я смотрю на дверь.
Он забыл ее запереть.
Сейчас, в эту самую секунду…
Она открыта.
16
КТО ТЫ
[Виола]
– Я слышу снаружи чей-то Шум, – говорит миссис Фокс, когда я подливаю ей свежей воды на ночь.
– Было бы странно, если б не слышали, миссис Фокс.
– У самого окошка!
– Солдаты, наверно, курят.
– Нет-нет, это другое, я точно знаю…
– Миссис Фокс, я очень занята, правда.
Я поправляю ей подушки и выливаю судно. Она молчит до самого моего ухода.
– Все изменилось, – говорит старушка напоследок.
– Да уж, еще как.
– Раньше в Хейвене было лучше, – добавляет она. – Не идеально, но гораздо лучше.
В конце дня я умираю от усталости, но, сев на кровать, все же достаю записку, которую ношу в кармане. И перечитываю ее в сотый, нет, в тысячный раз.
«Дитя мое,
пора сделать выбор.
Мы можем на тебя рассчитывать?
“Ответ”».
Даже имя не написала.
Три недели назад я получила эту записку. Три недели прошло, а ничего не происходит. Ни записок больше, ни знаков… Я просто торчу целыми днями в лечебном доме в компании Коринн – точнее, госпожи Уайетт, как мне теперь полагается ее называть, – и пациенток. Женщин, заболевших по обычным причинам, и женщин, которых допрашивали люди мэра, – они приходят к нам избитые, с синяками, переломанными ребрами, пальцами и руками. Еще с ожогами.
И это самые везучие. Остальных бросили в тюрьму.
И каждые три-четыре дня за окном гремят взрывы – БУМ! БУМ! БУМ!
Все новых женщин арестовывают, все новые поступают к нам.
А от госпожи Койл – ни слова.
Да и от мэра тоже.
Ни слова о том, почему меня бросили одну. По логике, меня должны были забрать первой – допрашивать, пытать, мучить в камере.
– Но ничего, – шепчу я. – Ничего не происходит.
И от Тодда ни весточки.
Закрываю глаза. Я так устала, что уже ничего не чувствую. Каждый день я выискиваю способ пробраться к радиобашне, но солдаты теперь всюду, их слишком много, чтобы просчитать смены и пересменки, и с каждой новой бомбой их становится только больше.
– Надо что-то предпринять, – говорю я вслух. – Иначе я сойду с ума. – Смеюсь. – Сойду с ума и начну разговаривать сама с собой.
Опять хохочу – куда громче и дольше, чем следовало бы.
И тут раздается стук в окно.
Я вскакиваю. Сердце едва не выпрыгивает из груди.
– Госпожа Койл? – спрашиваю я.
Неужели теперь? Неужели время пришло?
Я должна сделать выбор?
Можно ли на меня рассчитывать?
(стоп, да ведь это же Шум…)
Я встаю на колени в кровати и буквально на сантиметр отодвигаю штору – только чтобы увидеть, кто стоит снаружи. Я уже представляю знакомое хмурое лицо и руку, отирающую лоб…
Но это не она.
Совсем.
– Тодд!!!
В следующий миг я откидываю шторы, рывком поднимаю окно, а он перегибается через раму, в Шуме только мое имя, больше ничего, и я втаскиваю его в комнату – честное слово, я поднимаюего и тащу внутрь, – и мы падаем на мою кровать, я – на спину, а он – на меня, его лицо так близко, что я сразу вспоминаю, как мы лежали точно так за водопадом, когда за нами гнался Аарон, и я смотрела прямо ему в глаза.
И знала, что все будет хорошо.
– Тодд!
В свете лампы я вижу синяк у него под глазом, запекшуюся кровь в носу и спрашиваю:
– Что случилось? Ты ранен?
Но он только выдыхает:
– Ты!
Я не знаю, сколько времени мы так лежим, просто купаясь в присутствии друг друга, – да, он здесь, рядом, он жив, я чувствую вес его тела, шершавые пальцы на своем лице, тепло и запах… и пропыленную одежду. Мы почти не говорим, в его Шуме бурлят чувства – сложные образы, картинки из прошлого, как меня подстрелили, как он боялся за мою жизнь и как приятно сейчас трогать меня кончиками пальцев, но все это перекрывает одно слово: Виола, Виола, Виола.
Это Тодд.
Черт побери, это Тодд!
И все хорошо.
А потом в коридоре раздаются шаги.
Они останавливаются прямо у моей двери.
Мы резко поворачиваем головы. В щели под дверью видна тень: по ту сторону стоит человек.
Я жду стука.
И приказа вышвырнуть Тодда.
Но потом шаги удаляются и затихают в коридоре.
– Кто это был? – спрашивает Тодд.
– Госпожа Уайетт, – отвечаю я и слышу удивление в собственном голосе.
– А потом начались взрывы, – заканчиваю я свой рассказ. – Он вызывал меня к себе всего два раза, узнать, известно ли мне что-нибудь о террористах, но я ничего не знала – клянусь, ничего! И про него я ничего не знаю, честное слово.
– Со мной он тоже после первого взрыва почти не разговаривал. – Тодд опускает глаза. – Я очень боялся, что это ты подкладываешь бомбы.
Я вижу в его Шуме взорванный нами мост. Взорванный мною мост.
– Нет, – говорю я, вспоминая про записку в кармане. – Это не я.
Тодд с трудом сглатывает и задает вопрос – просто, без всяких обиняков:
– Бежим?
– Да, – мгновенно отвечаю я. Надо же, как быстро я предала Коринн… Щеки заливает краска. Но мы действительно должны бежать, бежать как можно дальше отсюда.
– Ага, вот только куда? – спрашивает Тодд. – Куда бежать-то?
Я открываю рот…
Но медлю.
– Где прячется «Ответ»? – спрашивает он. – Может, туда?
В его Шуме чувствуется легкое напряжение – упрек и неохота.
Бомбы. Ему тоже все это не нравится.
Но дело не только в бомбах, так?
Я снова медлю.
На крохотную долю секунды я задаюсь вопросом, но тут же отмахиваюсь от него, как от мухи…
Я спрашиваю себя, можно ли ему рассказать.
– Не знаю, – говорю я. – Честно. Они мне не рассказывали, потому что не доверяют.
Тодд поднимает глаза.
И на такую же долю секунды я вижу сомнение на его лице.
– Ты мне не доверяешь, – бездумно выпаливаю я.
– И ты тоже, – кивает Тодд. – Ты подозреваешь, что я работаю на мэра. И еще ты не понимаешь, почему я так долго тебя искал. – Он с грустью опускает глаза. – Я по-прежнему могу читать твои мысли. Не хуже, чем ты мои.
Заглядываю в его Шум:
– А тыгадаешь, не принадлежу ли я к «Ответу». По-твоему, я бы могла.
Тодд, не глядя на меня, кивает:
– Я просто пытался выжить и найти способ разыскать тебя. Надеялся, что ты меня не бросишь.
– Никогда, – говорю я. – Я никогда тебя не брошу.
Он снова поднимает глаза:
– Я тоже.
– Обещаешь?
– Клянусь жизнью! – громко шепчет он, застенчиво улыбаясь.
– Я тоже обещаю, – с улыбкой отвечаю я. – Я больше никогда тя не брошу, Тодд Хьюитт!
Он смеется над моей неуклюжей попыткой изобразить его говор, но потом собирается с мыслями, как будто хочет поделиться чем-то важным, чем-то постыдным. Но прежде чем он это сделает, я должна все ему рассказать. Иначе он и дальше будет во мне сомневаться.
– Думаю, они где-то у океана, – говорю я. – Госпожа Койл перед побегом рассказывала мне о своей родной рыбацкой деревне. Возможно, так она пыталась намекнуть мне, куда они направляются.
Он поднимает глаза:
– Теперь только попробуй сказать, что я тебе не доверяю!
И тут я сознаю свою ошибку.
– Что такое? – удивляется он, видя мое лицо.
– Теперь это в твоем Шуме, – говорю я, вставая. – Тодд, слово «океан» повсюду в твоем Шуме!
– Я не нарочно, – говорит он, но постепенно его глаза распахиваются шире и шире.
Я вижу незапертую дверь в камере и человека, из головы которого летят вопросительные знаки…
– Ох, какой я тупица! – Тодд тоже вскакивает. – Клятый дурак!Нам надо бежать. Сейчас же!
– Тодд…
– Далеко этот океан?
– Два дня езды…
– Значит, четыре дня ходу. – Тодд принимается мерить шагами комнату. Всюду в его Шуме взрывается бомбами слово Океан. Он видит, как я смотрю на него во все глаза… – Я не шпион! – кричит он. – Клянусь, слышишь? Но мэр мог нарочно оставить дверь незапертой, чтобы я… – Он рвет на себе волосы. – Я все скрою. Вот увидишь, у меня получится. Я же смог наврать про Аарона, значит, и теперь навру…
У меня внутри все переворачивается. Я вспоминаю, что мэр говорил об Аароне.
– Но бежать надо в любом случае, – продолжает Тодд. – Ты можешь захватить еды?
– Попробую.
– Торопись!
Отвернувшись, я слышу свое имя в его Шуме. Виола, твердит он, и слово это сочится тревогой – за то, что нас подставили, что я его подозреваю, не верю ему… И я ничего не могу с этим поделать, только оборачиваюсь и думаю: Тодд.
Надеюсь, он меня понимает.
Я врываюсь в столовую и подбегаю к шкафам. Свет не включаю и стараюсь вытаскивать пайки и буханки хлеба как можно тише.
– Быстро же ты, – говорит Коринн.
Она сидит за столиком в дальнем темном углу и пьет кофе.
– Стоило твоему дружку показаться, как ты мигом решила сбежать. – Она встает и подходит ко мне.
– У меня нет выхода. Прости!
– Простить? – Коринн приподнимает брови. – А что будет с домом? Что станет с пациентками, которые в тебе нуждаются?
– Из меня никудышнаяцелительница, Коринн, ты ведь знаешь. Я только купаю их и кормлю…
– Чтобы у меня было время их лечить.
– Коринн…
В ее глазах вспыхивает ярость.
– Госпожа Уайетт!
Я вздыхаю.
– Госпожа Уайетт, – говорю я, и тут мне приходит в голову мысль, которую я мигом выдаю: – Бежим с нами!
От удивления она вздрагивает – почти испуганно:
– Что?
– Неужели ты не видишь, к чему все идет? Женщин сажают в тюрьму, женщин пытают! Неужели ты не понимаешь, что лучше не станет?
– Пока бомбы будут взрываться, нет, не станет.
– Наш враг – президент, – говорю я.
Она скрещивает руки на груди:
– По-твоему, враг может быть только один?
– Коринн…
– Целительницы не должны отнимать жизни, – говорит она. – Это против их природы. Мы даем клятву не причинять вреда людям.
– Но взрывают только те места, где никого нет!
– Так уж и никого? – Она качает головой, и лицо у нее вдруг становится невозможно грустным. – Я знаю свое место, Виола. Мой долг – лечить больных.
– Если мы останемся, рано или поздно за нами придут.
– Если мы уйдем, больные умрут. – Коринн больше не злится, и от этого мне куда страшней.
– А когда заберут и тебя? – с вызовом спрашиваю я. – Кто станет их лечить?
– Я надеялась, что ты.
Секунду я молчу, раздумывая.
– Все не так просто.
– Для меня – более чем.
– Коринн, если мы сбежим, я смогу выйти на связь со своими…
– И что тогда? Им еще пять месяцев лететь. Пять месяцев – это очень большой срок.
Я отворачиваюсь к шкафам и продолжаю набивать мешок едой.
– Я должна попытаться. Должна что-то предпринять. Это мойдолг. – Я вспоминаю о ждущем меня Тодде, и сердце начинает биться вдвое быстрей. – По крайней мере, сейчас.
Она молча смотрит на меня, а потом цитирует любимую фразу госпожи Койл:
– Мы сами творим свою судьбу.
До меня не сразу доходит, что это – прощание.
– Почему так долго? – спрашивает Тодд, с тревогой глядя в окно.
– Потом расскажу.
– Еду достала?
Показываю ему мешок.
– Что, опять пойдем вдоль реки?
– Похоже на то.
Он бросает на меня второй смущенный взгляд, старательно пряча улыбку:
– Знакомая история.
Меня захватывает какое-то странное чувство: я понимаю, что нам грозит страшная опасность, но я наконец-то счастлива, да-да, и он тоже. Мы беремся за руки, крепко стискиваем ладони друг друга, и в следующий миг Тодд встает на кровать, ставит ногу на подоконник и прыгает.
Я передаю ему мешок с едой и выбираюсь на улицу. Ноги с глухим стуком ударяются о твердую землю.
– Тодд, – шепчу я.
– Что?
– Мне говорили, за городом есть радиобашня. Она, скорей всего, окружена солдатами, но я подумала…
– Такая здоровенная железная штука? Выше деревьев?
Я удивленно моргаю:
– Ну да, наверно. – Распахиваю глаза. – Ты знаешь, где она?!
Тодд кивает:
– Каждый день мимо езжу.
– Правда?
– Да, правда. – И я вижу в его Шуме дорогу…
– Пожалуй, хватит, – говорит голос из темноты. Голос, хорошо знакомый нам обоим.
На свет выходит мэр, а за ним – отряд солдат.
– Добрый вечер, – говорит он.
Из его головы вырывается вспышка Шума.
И Тодд падает.
