Текст книги "Вопрос и ответ"
Автор книги: Патрик Несс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
3
НОВАЯ ЖИЗНЬ
[Тодд]
Выясняется, что утром моим главным поводом для беспокойства становится вовсе не Дейви Прентисс. Я на него и не смотрю.
Это лошадь.
Жеребенокговорит она, переминаясь с ноги на ногу и глядя на меня блестящими безумными глазами – как бутто хочет хорошенько потоптать.
– Я ничего не смыслю в лошадях, – говорю я.
– Эта кобылка из моего личного стада, – говорит мэр Прентисс поверх Шума его собственного коня, Морпета. – Зовут ее Ангаррад, она очень славная и добрая лошадь.
Морпет смотрит на мою конягу, и в его Шуме читается только одно слово: сдавайся, сдавайся, сдавайся.От этого кобыла нервничает еще сильней. Ну и зверя мне дали, ничего не скажешь. Как ездить-то на эдаком клубке страхов?
– Что такое? – ухмыляется Дейви Прентисс, сидящий верхом на третьем коне. – Боишься?
– Что такое? – передразниваю его я. – Папочка до сих пор не угостил тебя лекарством?
Его Шум тут же вскидывается.
– Ах ты, маленький…
– Тише, тише, – осаживает его мэр. – И десяти слов друг другу не сказали, а уже поцапались.
– Он первый начал, – говорит Дейви.
– Держу пари, он и закончит. – Мэр многозначительно смотрит на меня, вглядываясь в алый растревоженный Шум, полный красных вопросительных знаков о Виоле и желания надрать задницу Дейви Прентиссу. – Поехали, Тодд, – говорит мэр Прентисс, беря поводья своего коня. – Готов стать вожаком?..
– Разделение очень простое, – говорит он, пока мы скачем рысью сквозь раннее утро – куда быстрей, чем мне бы хотелось. – Мужчины будут жить в западном конце долины, перед собором, а женщины – позади него, в восточной части.
Мы скачем на восток по главной улице Нью-Прентисстауна – той, что начинается с зигзага у водопада, пересекает городскую площадь, огибает собор и теперь устремляется в долину. По переулкам маршируют небольшие взводы солдат да шныряют туда-сюда нью-прентисстаунские мужчины – кто с чемоданами, кто с тюками.
– Что-то я женщин не вижу, – говорит Дейви.
– Ни единойженщины, – поправляет его отец. – Все верно, капитан Морган и капитан Тейт перевезли всех женщин еще минувшей ночью.
– Что вы с ними сделаете? – спрашиваю я, так крепко цепляясь за луку седла, что пальцы белеют.
Мэр смотрит на меня:
– Ничего, Тодд. Их окружат заботой и почтением, какие подобают строительницам нового мира. Ведь они внесут огромный вклад в будущее этого города. – Он отворачивается. – Но пока им лучше пожить отдельно.
– Правильно, пусть стервы знают свое место, – хмыкает Дейви.
– Я не разрешаю тебе выражаться в моем присутствии, Дэвид, – спокойным, но серьезным тоном произносит мэр Прентисс. – Женщины заслуживают уважения и всех возможных благ. Но по сути ты прав. У каждого из нас есть место. Мужчины Нового света забыли свое, и поэтому на какое-то время я отделю их от женщин, чтобы все горожане вспомнили свою роль и предназначение… – Тут он оживляется. – Люди это оценят. Раньше они жили в хаосе, а я подарю им порядок и ясность.
– Виола – с остальными женщинами? Как она? – спрашиваю я.
Мэр Прентисс снова смотрит на меня:
– Ты обещал, Тодд Хьюитт. Или тебе напомнить? Только спасите ее, и я сделаю что угодно.Именно так ты и сказал, слово в слово.
Я беспокойно облизываю губы:
– Откуда мне знать, что вы выполните свою часть уговора?
– Ниоткуда, – отвечает он, буравя меня взглядом – кажется, эти глаза могут разглядеть во мне любую ложь, даже самую мелкую. – Я хочу, чтобы ты верил мне, Тодд. А какая же это вера, если ей нужны доказательства?
Он снова переводит взгляд на дорогу, а Дейви мерзко хихикает у меня под боком, такшто мне остается только разговаривать со своей лошадью. У нее темно-коричневая шкура и белая полоска на носу, а грива так безупречно вычесана, что и трогать-то страшно. Жеребенок, думает она про меня.
Она,думаю я. Она.И тут мне приходит на ум вопрос, который раньше как-то не приходил. У овец на нашей ферме в Прентисстауне тоже был Шум, но ведь у женщин его нет, так почему…
– Потомушто женщины – не животные, Тодд, – отвечает мэр, прочитав мои мысли. – Как бы плохо ты обо мне не думал. Они бесшумны от природы. – И уже тише добавляет: – Что делает их особенными.
Вдоль дороги, по которой мы сейчас едем, стоят васнавном лавки и магазинчики, перемежаемые зелеными деревьями. Почти все лавки закрыты, и неизвестно, когда откроются. Дома тянутся от переулков к реке слева и холмам справа. Большинство зданий, если не все, стоят поодаль друг от друга – видать, только так и можно жить в большом городе, когда лекарство от Шума еще не найдено.
Мы проезжаем мимо солдат, марширующих по пять – десять человек в ряд, и мимо мужчин, бредущих с вещами на запад. Женщин по-прежнему нигде нет. Я вглядываюсь в лица прохожих, и большинство из них смиренно смотрят себе под ноги: где уж там биться за свободу?..
– Вперед, девочка, – шепчу я лошади. Оказывается, ездить верхом очень неприятно для кое-каких частей тела…
– Ну надо же! – говорит Дейви, нагоняя меня. – Не успел сесть в седло, а уже ноешь!
– Заткнись, Дейви.
– Вы должны называть друг друга мистер Хьюитт и мистер Прентисс-младший, – оглядываясь, кричит нам мэр.
– Что? – Шум Дейви вскидывается. – Да он даже не мужчина! Ему только…
Мэр одним взглядом заставляет его замолчать.
– На рассвете в реке нашли тело, – говорит он. – Тело со страшными ранами и огромным ножом в шее. Смерть наступила не позже чем два дня назад.
Мэр Прентисс снова буравит взглядом мой Шум. Я вызываю в уме картинки, которые он хочет увидеть, и представляю, как убивал Аарона. Вот такая штука этот Шум – в нем любые твои мысли, а не только правда. Если усердно думать, бутто ты что-то сделал, остальные тоже так подумают.
Дейви фыркает:
– Тыубил проповедника Аарона?! Ни за что не поверю.
Мэр молча пришпоривает Морпета. Дейви хихикает и пускается вдогонку за отцом.
За мной, храпит Морпет.
За тобой, ржет в ответ конь Дейви.
За тобой, думает моя кобыла, тоже прибавляя шагу. Прямо скажем, легче мне от этого не становится.
Но я все высматриваю…
(вдруг ей удалось сбежать…)
(вдруг она ищет меня…)
(вдруг она…)
А потом я слышу это.
Я – круг, круг – это я.
Отчетливый, словно колокольный звон, голос мэра сплетается у меня в голове с моим собственным голосом, он как бутто говорит прямо в моем Шуме. От неожиданности я чуть не падаю с лошади. Даже Дейви удивленно оглядывается, не понимая, на что это я так среагировал.
А мэр просто едет себе по дороге, словно ничего не случилось.
Чем дальше на восток и дальше от собора мы уезжаем, тем серее становится вокруг. Скоро под копытами лошадей оказывается гравий, а дома вокруг становятся все проще и проще – длинные деревянные бараки на большом расстоянии друг от друга: бутто кирпичи, разбросанные по лесу.
От этих домов исходит женская тишина.
– Верно подмечено! – говорит мэр. – Мы въезжаем в Женский квартал.
Мое сердце сжимается, тишина эта подобна стальной хватке.
Я пытаюсь выпрямиться и скакать ровнее.
Потомушто где-то здесь может быть она, где-то здесь ее лечат.
Дейви снова подъезжает ко мне, его жалкие недоусики изгибаются в гнусной улыбке.
Я скажу тебе, где твоя шлюшка,говорит его Шум.
Мэр Прентисс резко оборачивается.
От него исходит ужасно странный звук – как бутто крик, но беззвучный, неземной, словно вмещающий в себя тысячу слов одновременно. Он проносится мимо и даже взъерошивает мне волосы на затылке.
Но реагирует на него Дейви…
Его голова дергается назад, словно от удара, и он судорожно хватается за поводья, чтобы не выпасть из седла. Конь разворачивается, и я вижу глаза Дейви: ошарашенные и безумные, из разинутого рта тянется ниточка слюны.
Черт, это еще что такое?..
– Он ничего не знает, Тодд, – говорит мне мэр. – Все, что ты узнаешь о ней из Шума моего сына, – ложь от начала и до конца.
Я перевожу взгляд на Дейви, ошарашенного и часто моргающего от боли, потом опять на мэра:
– Это значит, что она цела и в безопасности?
– Это значит, что он не знает. Верно, Дэвид?
Да, па,отвечает Шум Дейви, все еще дрожащий от страха и боли.
Мэр Прентисс поднимает брови.
Дейви стискивает зубы.
– Да, па, – выдавливает он.
– Я знаю, что мой сын – лжец, – говорит мэр. – Что он невежа, хулиган и плевать хотел на мои принципы и убеждения. Но он всетаки мой сын. – Прентисс снова обращает взгляд на дорогу. – И я верю в искупление.
Шум Дейви становится тихим, но где-то в глубине его слышится алое шипение.
Нью-Прентисстаун постепенно тает вдали, вдоль дороги теперь почти нет построек. Между деревьев мелькают то красные, то зеленые фермерские поля – что-то из посаженного мне знакомо, что-то я вижу впервые. Тишина женщин постепенно сходит на нет, а местность вокруг дичает: в канавах растут цветы, восковые белки дразнят друг друга, ярко светит сонце и всюду царит мир и покой, как бутто ничего не случилось.
Река поворачивает, мы огибаем холм, и вдруг впереди вырастает огромная железная башня.
– Что это? – спрашиваю я.
– Тебе-то какая разница? – говорит Дейви, хотя ответа явно не знает. Мэр молчит.
Сразу за башней дорога опять поворачивает и идет вдоль длинной каменной стены. Чуть дальше в стене виднеется арка больших деревянных ворот. Больше за длинную – оченьдлинную – стену никак не попасть, а у ворот дорога заканчивается.
– Первый и последний монастырь Нового света, – говорит мэр, останавливаясь у ворот. – Он был построен для спокойной жизни наших святейших, когда мы еще верили, что сможем побороть Шум с помощью десцеплины и самоотречения. – Его голос твердеет. – Но монастырь забросили, не успев толком достроить.
Мэр Прентисс поворачивается к нам. В Шуме Дейви вдруг вспыхивает странная искорка радости. Мэр бросает на него предостерегающий взгляд.
– Тебе не дает покоя вопрос, – говорит он мне, – почему я назначил своего сына твоим надзирателем.
Я кошусь на Дейви: тот все еще улыбается.
– Тебе нужна твердая рука, Тодд, – говорит мэр. – Ты до сих пор раздумываешь, как бы отсюдова сбежать, и при первой возможности попытаешься это сделать. Чтобы найти свою драгоценную Виолу.
– Где она? – спрашиваю я, заранее зная, что ответа не получу.
– Я не сомневаюсь, что Дейви будет как раз такой твердой рукой.
Его сыночек ухмыляется.
– А взамен он поймет, что такое настоящая отвага. – Улыбка Дейви тут же меркнет. – Что такое благородство, что значит быть настоящим мужчиной. Другими словами, он поймет, что значит быть тобой, Тодд Хьюитт. – Он бросает на сына последний взгляд и разворачивает коня. – Мне не терпится узнать, как прошел ваш первый день вместе.
С этими словами он дергает поводья и уносится обратно в Нью-Прентисстаун. Зачем он вапще с нами ездил? Уж наверняка у него были дела и поважней.
– Разумеется! – кричит мэр, не оборачиваясь. – Но тебя нельзя недооценивать, Тодд Хьюитт!
Он скрывается из виду. Мы с Дейви дожидаемся, пока топот копыт не стихнет вдали.
Я заговариваю первым:
– Скажи, что случилось с Беном, или я выгрызу тебе глотку.
– Босс тут я, малыш, – говорит Дейви, опять ухмыляясь. Он спрыгивает на землю и бросает на землю свой рюкзак. – Лучше относись ко мне с уважением, не то т..
Я уже спешился, и мой кулак летит прямо в жалкое подобие его усов. Он не успевает увернуться от удара, но тут же бьет в ответ. Я тоже бью, не обращая внимания на боль, и мы валимся на землю в вихре кулаков, локтей и коленей. Дейви все еще покрупней меня будет, но не намного, такшто я почти не замечаю разницы. И все же в конце концов он прижимает меня к земле, заламывает мне руки за спину и утыкается локтем в горло.
Его разбитые губы кровоточат, нос тоже, да и мое лицо выглядит не лучше. Плевать! Дейви тянется за спину и достает из кобуры пистолет.
– Твой па ни за что не позволит меня пристрелить, – говорю я.
– Ага, – выплевывает Дейви. – Но все равно у меня пушка есть, а у тебя нет.
– Бен тебя побил, – хриплю я под его локтем. – Тогда, на дороге, он тебя остановил, и мы сбежали.
– Никто меня не останавливал, ясно? – ухмыляется Дейви. – Я взял его в плен! Отвел к па, и па разрешил мне его пытать. Я замучил его до смерти!
И тут в его Шуме…
Я…
Я не знаю, что возникает в его Шуме (он лжец, лжец!), но это придает мне сил, и я скидываю его с себя. Мы снова деремся, Дейви пытается отбиться прикладом пистолета, но в конце концов я сваливаю его и припечатываю локтем к земле.
– Помниэто, сопляк, – выдавливает Дейви, кашляя, но пистолет из рук не выпуская. – Когда мой па опять начнет тебя расхваливать, помни – это он разрешил мне замучить Бена.
– Ты врешь, – говорю я. – Бен тебя побил.
– Да что ты? И где же он тогда? Идет на помощь?
Стиснув кулаки, я делаю шаг назад, потомушто он прав, так ведь? Мой Шум взрывается от горя, как бутто все происходит сейчас, как бутто он умирает у меня на глазах.
Дейви хохочет, отползая к огромным деревянным воротам.
– Мой па видит тебя насквозь! – кричит он, и его глаза радостно распахиваются. – Читает тебя, как книгу!
Мой Шум взвывает еще громче.
– Отдай мне книжку! Или клянусь, я убью тебя!!!
– Ничего ты мне не сделаешь, мистер Хьюитт, – говорит Дейви, прижавшись спиной к воротам и осторожно поднимаясь. – Ты не станешь рисковать жизнью своей возлюбленной сучки, забыл?
И все.
Больше я ничего не могу сделать.
И они это знают.
Потомушто я не стану подвергать ее опасности.
Мои руки хотят изувечить Дейви Прентисса – как тогда, на склоне, когда он выстрелилв нее…
Но теперь они ничего не сделают… Хотя и моглибы…
Потомушто он слаб.
И мы оба это знаем.
Улыбка Дейви меркнет.
– Думаешь, ты такой особенный, да? – выплевывает он. – Думаешь, па тебя приголубит?
Я стискиваю кулаки, разжимаю. Но с места не схожу.
– Па знает тебя, – говорит Дейви. – Видит насквозь.
– Ничего он не знает, – цежу я. – И ты тоже.
Дейви опять ухмыляется:
– Неужели? – Его рука тянется к железной ручке ворот. – Тогда познакомься со своим новым стадом, Тодд Хьюитт!
Он толкает ворота, открывает их и отходит в сторонку, чтобы я все увидел своими глазами.
Из загона на меня смотрят сто с лишним спэков.
4
НА СТРОЙКЕ НОВОГО МИРА
[Тодд]
Моя первая мысль – развернуться и убежать. Бежать, бежать и никогда не останавливаться.
– Хотел бы я на это посмотреть, – говорит Дейви, стоя в воротах и улыбаясь, бутто только что выиграл приз.
Их так много, господи, так много… вытянутые белые лица смотрят на меня, глаза огромные, рты маленькие и зубастые, уши вапще ни на что не похожи…
Но даже так – что-то человеческое в них есть, верно? Все равно у них есть лица – и на этих лицах такой же страх…
И боль.
Трудно отличить мужчин от женщин, потомушто на всех растет одинаковый лишайник вместо одежды, но ощущение такое, что они тут целыми семьями: большие спэки защищают маленьких, а спэки-мужья защищают жен: они обхватывают друг друга руками, склоняются и молча…
Молча.
– Вот именно! – восклицает Дейви. – Представляешь, эти идиоты дали лекарство даже животным!
Они переводят взгляд на Дейви, и в толпе поднимается странное щелканье. Спэки переглядываются и кивают. Дейви вскидывает пистолет и шагает на монастырскую землю.
– Что это вы удумали? – выплевывает он. – Попробуйте возразить! Ну? ВОЗРАЗИТЕ!
Спэки сбиваются в группы и пятятся.
– Поди сюда, Тодд, – приказывает Дейви. – У нас полно работы.
Я не сдвигаюсь с места.
– Сказал же: поди сюда!!! Это животные, ничего они тебе не сделают.
Я по-прежнему не шевелюсь.
– Он убил одного из вас, – говорит Дейви спэкам.
– Дейви! – ору я.
– Ножом башку ему оттяпал. Пилил и пилил…
– Заткнись! – Я кидаюсь вперед, чтобы заткнуть его поганый рот.
Спэки, стоящие ближе всего к воротам, пятятся еще дальше и как можно быстрей, глядя на меня испуганными глазами, пряча от меня детей. Я толкаю Дейви, но он только хохочет, а я вдруг понимаю, что оказался на монастырской земле.
Боже, сколько вокруг спэков.
Каменная стена монастыря опоясывает громадный участок земли, но здание на нем всего одно и очень небольшое, что-то вроде склада. Остальное пространство разделено на небольшие участки деревянными заборами с низкими воротами. Большинство таких загонов сильно заросло сорной травой. Дальняя каменная стена виднеется метрах в ста от нас.
Но васнавном я вижу только спэков.
Сотни, сотни спэков, занимающих все пространство.
Больше тысячи.
Они жмутся к монастырской стене, прячутся за гниющими заборами, сидят кружками или стоят шеренгами.
Но все не сводят глаз с меня, безмолвные, как могильные плиты. Зато мой Шум брыжжет во все стороны.
– Он врет! – кричу я. – Все было не так! Все было не так!
Но как же тогда было? Как мне все объяснить?
Ведь я в самом деле убилего, верно?
Не так, как сказал Дейви, но все равно ужасно, и картина эта настолько ясно встает у меня перед глазами, что спрятать ее за стеной лжи, не думать о ней нет никакой возможности: на меня обращены сотни взглядов. Сотни лиц.
– Это вышло случайно, – говорю я и умолкаю, переводя взгляд с одного странного лица на другое, не слыша их Шума, не понимая их щелканья, не зная что происходит. – Я не хотел.
Но они молчат. Ничего не говорят, просто смотрят на меня.
Раздается скрип: ворота за нашими спинами снова открываются. Мы оборачиваемся.
Там стоит Иван из Фарбранча, присоединившийся к армии после сражения с мэром.
И какой правильный выбор он сделал! На нем офицерская форма, за спиной толпятся охранники.
– Мистер Прентисс-младший, – говорит он Дейви и кивает. Тот кивает в ответ. Иван поворачивается ко мне, но Шума у него нет, а по взгляду ничего не поймешь. – Рад видеть вас в добром здравии, мистер Хьюитт.
– Вы знакомы?! – вопрошает Дейви.
– Да, было дело, – все еще не сводя с меня глаз, отвечает Иван.
Я не говорю ни слова.
Я слишком занят разглядыванием картинок в своем Шуме.
Перед глазами у меня Фарбранч. Хильди, Тэм и Франсиа. Страшная резня. В которой Иван выжил.
По его лицу пробегает тень раздражения.
– Я заодно с теми, за кем сила, – говорит он. – Только так и можно выжить.
Я представляю себе горящий Фарбранч, мужчин, женщин и детей в огне.
Иван хмурится еще сильней:
– Эти ребята останутся здесь и будут вас охранять. Ваша задача – распределить спэков по участкам, кормить их и поить.
Дейви закатывает глаза:
– Как бутто мы сами не знали…
Но Иван уже отвернулся и идет к воротам, оставляя с нами десять вооруженных солдат. Они занимают позиции на каменной стене монастыря и начинают разматывать мотки колючей проволоки.
– Десять солдат с винтовками да нас двое – а спэков вон сколько, – бормочу я едва слышно, но мой Шум слышно за милю.
– Да ладно, не бойся, – говорит Дейви. Он наводит пистолет на ближайшего спэка – кажется, это женщина, потомушто на руках у нее крошечный спэк. Она закрывает его своим телом. – Они не умеют драться, в них это не заложено.
Я вижу лицо спэка, защищающего свое дитя.
Это лицо поверженного, думаю я. Они все сдались. И знают это.
Я понимаю, каково им.
– Эй, ушлепок, смотри сюда! – Дейви воздевает руки к небу, привлекая к себе внимание спэков, и орет: – Вы обречены-ы-ы!!!
А потом ржет, не затыкаясь.
Дейви решил, что его задача – надзирать за работой спэков на участках. Это значит, что мне придется их кормить: сыпать корм и подливать воду в корыта.
Но я привык к такой работе и не возражаю. Я каждый день занимался этим на ферме. Да еще и вечно ныл, дурень неблагодарный.
Я вытираю глаза и начинаю работать.
Спэки стараются ко мне не подходить. Я только «за», если честно.
Потомушто смотреть им в глаза невыносимо.
Мэр Прентисс сказал Дейви, что раньше спэки работали здесь слугами и поварами, но он первым делом приказал разогнать их по домам и запереть. Ночью, пока я спал, их всех перевезли сюда.
Одновременно с женщинами.
– Люди разрешали им жить у себя во дворе, представляешь? – говорит Дейви, наблюдая за тем, как я тружусь. Утро сменилось днем, и он приступил к обеду, который вапщето выдали на двоих. – Вот бред, а? Как бутто они члены семьи!
– Может, они и были членами семьи, – говорю я.
– Ну, а теперь перестали, – говорит Дейви, вставая и помахивая пистолетом. – Давай за работу.
Я высыпал в корыта уже почти весь корм со склада, но этого явно мало. К тому же несколько колонок с водой не работают, и до захода сонца мне удалось починить лишь одну.
– Нам пора, – говорит Дейви.
– Я не закончил.
– Прекрасно, – бросает он через плечо. – Тогда оставайся тут один.
Я оглядываюсь на спэков. Рабочий день на исходе, и они сгрудились у дальней стены, как можно дальше от ворот и солдат.
И от нас с Дейви.
Я лихорадочно перевожу взгляд с него на спэков и обратно. Им не хватает еды. И воды тоже. Им некуда ходить в туалет и совершенно негде спрятаться от непогоды.
Я развожу руками и показываю им пустые ладони, но разве делу этим поможешь? Они молча смотрят на меня, а я роняю руки и плетусь следом за Дейви.
– Так вот как ведут себя храбрецы, а? – говорит он, отвязывая своего коня, которого называет Ураганом, хотя откликается бедняга только на Желудя.
Я не обращаю на Дейви внимания, потомушто думаю только о спэках. Нет, о спэклах. О том, как хорошо я буду с ними обращаться. Честное слово! Я буду давать им вдоволь еды и воды, сделаю для них все что в моих силах.
Правда.
Я даю себе такое обещание.
Потомушто этого бы хотела она.
– О, я знаю, чего она хочет на самом деле, – ухмыляется Дейви.
И мы опять деремся.
К моему возвращению в башню там уже положили новую постель – матрас с простыней для меня и такой же для мэра Леджера. Он сидит на своем и жует мясо.
Вонь, кстати, исчезла.
– Ага, – говорит мэр Леджер. – И угадай – кому пришлось все тут мыть?
Оказывается, его назначили уборщиком.
– Честный труд, – говорит он мне, пожимая плечами. Но что-то в его Шуме подсказывает мне, что этот труд не кажется ему таким уж честным. – А что, весьма символично. Упал с самого верха на самое дно. Было бы смешно, если б не было так грустно.
У моей постели тоже стоит миска с едой, я беру ее, подхожу к окошку и смотрю на город.
Который начинает потихоньку жужжать.
Лекарство выводится из крови мужчин – и это слышно. Гулнесется из домов и, построек, из переулков и садов.
В Нью-Прентисстаун возвращается Шум.
А теперь подумайте: я с трудом ходил даже по Прентисстауну, хотя там было всего сто сорок шесть жителей. В Нью-Прентисстауне их в десять раз больше.
Не представляю, как я это вынесу.
– Со временем привыкнешь, – говорит мэр Леджер, доев свое мясо. – Помни, я прожил здесь двадцать лет, пока не изобрели лекарство.
Я закрываю глаза и вижу перед собой только стадо спэков, буравящих меня взглядом.
Осуждающих меня.
Мэр Леджер хлопает меня по плечу и показывает на мою тарелку с мясом:
– Ты же больше не хочешь?
А ночью мне снится…
Она…
Сонце так ярко светит за ее спиной, что лица не видно. Мы стоим на склоне холма, и она что-то говорит, но через рев водопада ни слова не разобрать. Я все спрашиваю: «Что? Что?», а когда пытаюсь до нее дотронуться, ничего не выходит, и рука вся покрывается кровью…
– Виола! – кричу я и резко сажусь в кровати, тяжело дыша в темноту.
Кошусь на мэра Леджера. Он лежит на своем матрасе лицом к стенке, но Шум у него не спящий – такой же сероватый, как днем.
– Вы не спите.
– Ну и громкие сны тебе снятся, – бурчит мэр в стенку. – Она так тебе дорога?
– Вам-то какое дело?
– Надо просто перетерпеть, Тодд, – говорит он. – Больше ничего не остается. Только жить и терпеть.
Я отворачиваюсь к стене.
Я ничего не могу сделать. Пока она у них, не могу. Пока я не знаю, что с ней.
Пока они по-прежнему могут причинить ей боль. Жить и терпеть, думаю я.
А где-то там она…
И я шепчу, шепчу ей, где бы она ни была сейчас: «Только терпи и живи, прошу тебя».
Только живи.
