Текст книги "Война хаоса"
Автор книги: Патрик Несс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
[Тодд]
– Они прибывали всю ночь, – говорит Виола по комму. – Их уже втрое больше, чем вчера днем.
– Здесь то же самое, – отвечаю я.
Сейчас ранее утро, вот-вот встанет сонце. Вчера к мэру приходил мистер Шоу, и вчера же горожане начали прибывать в лагерь Виолы. И здесь, и там продолжают появляться новые люди. Правда, в город идут васновном мужчины, а на холм – женщины. Не только, но по большей части.
– Значит, мэр добился своего, – вздыхает Виола. Даже на крошечном экране комма видно, какая она бледная. – Мужчины и женщины разделились.
– Ты как там? – спрашиваю я.
– Нормально!– слишком быстро выпаливает Виола. – Я тебе перезвоню, хорошо? Дел невпроворот.
Мы разъединяемся, и я выхожу из палатки. На улице меня уже поджидает мэр с двумя чашками кофе. Одну он протягивает мне. Помедлив, я ее беру. Мы оба стоим и пьем горячий кофе, пытаясь согреться и молча глядя на розовеющее небо. Даже сейчас в некоторых крупных зданиях еще горит свет: мэр собрал там всех прибывающих горожан.
Как всегда, он не сводит взгляда с холма спэклов. Небо над холмом все еще темное, а за ним, я знаю, все еще прячется огромная вражеская армия. Только сейчас, в эти самые минуты, пока армия мэра спит, за спящим РЕВОМсолдат можно различить что-то еще.
У спэклов тоже есть РЕВ
– Это их голос, – поясняет мэр. – Как я понимаю, он веками совершенствовался, чтобы объединить всех и каждого. Тихими ночами его можно различить. Подумать только, у многотысячной армии спэклов один голос на всех! Когда его слышишь, кажется, бутто у тебя в голове говорит целый мир.
Мэр все пялится на холм, такшто даже жуть берет.
– Тогда почему разведчики не могут подслушать их планы?
Он молча отпивает кофе.
– Они не могут подобраться близко, – догадываюсь я. – Иначе враг услышит нашипланы.
– В точку.
– Но у мистера О’Хары и мистера Тейта нет Шума.
– Я уже потерял двух капитанов, – говорит мэр. – Новых потерь я позволить себе не могу.
– Ты же не все лекарство спалил. Дал бы немного своим разведчикам.
Мэр молчит.
– Нет, ты не мог… – И тут до меня доходит. – Мог! И спалил!
Мэр все молчит.
– Зачем?!– спрашиваю я, оглядывая спящих рядом солдат. РЕВармии уже становится громче: они просыпаются. – Спэклы же все слышат! У нас могло быть преимущество…
– У нас есть другие преимущества, – перебивает меня мэр. – И потом, в наших рядах скоро появится отличный разведчик.
Я хмурюсь:
– На тебя я никогда работать не стану! Даже не мечтай!
– Ты уже на меня работал, мой мальчик, – отвечает он. – Несколько месяцев подряд, если не ошибаюсь.
В груди у меня сразу вскидывается волна ярости, но я сдерживаю ее: к нам подходит Джеймс с торбой овса для Ангаррад.
– Давай мне, – говорю я, отставляя кофе.
Он передает мне торбу, и я осторожно подвешиваю ее к морде Ангаррад.
Жеребенок?– спрашивает она.
– Все хорошо, – приговариваю я, гладя ее по ушам. – Ешь, ешь, милая. – Она медлит, но потом всетаки начинает жевать. – Вот молодец!
Джеймс не уходит и даже не опускает руки – так и стоит, замерев на месте и глядя на меня пустыми глазами.
– Спасибо, Джеймс, – говорю я.
Он все стоит, не шевелясь и не мигая.
– Спасибо, говорю!
И тут я начинаю слышать.
Ревармии такой громкий, что даже Шум Джеймса в нем можно разобрать с трудом: он вспоминает, как счастливо жил в верховьях реки с па и братом, а потом вступил в армию Прентисстауна, когда та проходила через его деревню, потомушто выбора ему не дали – либо вступать, либо умирать, – и теперь он воюет со спэклами, но это ничего, он рад воевать, рад служить президенту…
– Правда, солдат? – спрашивает его мэр, потягивая кофе.
– Правда, – не мигая, отвечает Джеймс. – Я очень рад.
За всеми этими мыслями и картинками звучит тихий– претихий гул– Шум мэра просачивается в голову Джеймса, обвивается вокруг его Шума, точно змей, придает ему нужную форму – может быть, не слишком отличающуюся от того, что думал бы сам Джеймс, но все же немного другую.
– А теперь ступай, – говорит мэр.
– Спасибо!
Джеймс роняет руки и часто, удивленно моргает. Потом бросает мне какую-то странную улыбочку и уходит вглубь лагеря.
– Не может быть, – говорю я мэру. – Ты говорил, что совсем недавно научился управлять людьми! Ты же говорил.
Не ответив, он отворачивается к холму.
Я пялюсь ему в спину, понемногу соображая:
– Но ты становишься сильнее. И если Шум вылечить…
– Лекарство, как выяснилось, не только прятало от меня их мысли. Оно делало людей, скажем так, недоступнее. Чтобы сдвинуть с места человека, нужен рычаг. И Шум оказался очень неплохим рычагом.
Я снова оглядываюсь по сторонам:
– Но зачем? Они ведь и так пошли за тобой!
– В целом да, Тодд, но внушение никому не повредит. Ты не мог не заметить, как быстро они выполняют мои приказы в бою.
– Ты задумал получить контроль над всей армией, – говорю я. – Над всем миром.
– О, в твоих устах это звучит так зловеще! – Он улыбается своей фирменной улыбочкой. – Обещаю использовать свой дар лишь во имя общего блага.
Тут за нашими спинами раздаются быстро приближающиеся шаги. Это мистер О’Хара, лицо у него красное, и он никак не может перевести дух.
– На разведчиков напали, – выдыхает он. – С юга и с севера вернулось по одному человеку. Очевидно, их оставили в живых спецально – чтобы они рассказали нам о случившемся. Всех остальных спэклы перебили.
Мэр морщится и снова поворачивается к холму:
– Так вот, значит, как они решили играть.
– И что это значит?
– Они атакуют с южного и северного холмов. Первый шаг к неизбежному.
– Это к чему?
Мэр приподнимает брови:
– Они нас окружают, разумеется.
[Виола]
Жеребенок, радостно встречает меня Желудь. Я даю ему яблоко, которое стащила с продуктового склада. Его стойло находится на краю леса, где Уилф разместил всех животных «Ответа».
– От него не слишком много хлопот, Уилф?
– Не, мэм, – отвечает он, подвешивая торбы с кормом к мордам быков, что стоят рядом с Желудем. УИЛФ, говорят они за едой. УИЛФ, УИЛФ.
– А где Джейн? – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.
– Помогает целительницам делить еду, – отвечает он,
– Похоже на нее. Слушай, а ты Симону не видел? Мне надо с ней поговорить.
– Она ушла на охоту с Магнусом. Я слышал, как госпожа Койл ей предложила.
С тех пор как в лагере начали появляться горожане, добыча еды стала самой животрепещущей проблемой. Госпожа Лоусон, как обычно, следит за продовольствием и налаживает систему выдачи еды вновь прибывшим, но запасов «Ответа» надолго не хватит. Чтобы хоть как-то их восполнять, Магнус собирает охотничьи отряды и уходит с ними в лес.
Госпожа Койл тем временем занялась своими непосредственными обязанностями и лечит женщин, у которых началось воспаление от железных лент. Состояние у всех разное. Некоторые едва держатся на ногах, других беспокоит разве что сыпь. Но, так или иначе, пострадали все. Тодд сказал, что в городе мэр тоже оказывает медицинскую помощь женщинам; он якобы страшно озадачен, взволнован и твердит, что это не входило в его планы.
Мне становится еще хуже,
– Наверно, я была в палате, когда она ушла, – говорю я. Рука опять начала гореть, и лихорадка, похоже, возвращается. – Тогда придется поговорить с Брэдли.
Я ухожу обратно к разведчику, но успеваю расслышать напутствие Уилфа. «Удачи!» – говорит он мне вслед.
Подходя к кораблю, я прислушиваюсь к Шуму Брэдли – он по-прежнему громче, чем у всех здешних мужчин. Наконец я замечаю его ноги, торчащие из переднего отсека корабля; рядом лежат инструменты и лист обшивки.
Двигатель, думает он. Двигательи Войнаи Ракетыи Еды малои Симона на меня даже не смотрит и Кто здесь?
– Кто здесь? – спрашивает он вслух, вылезая наружу.
– Всего лишь я.
ВИОЛА,думает он.
– Чем могу помочь? – спрашивает Брэдли. Куда формальней, чем мне бы хотелось.
Я рассказываю ему новости от Тодда: про спэклов и убитых разведчиков мэра. Возможно, враг начал действовать.
– Я попробую что-нибудь придумать с зондами, – со вздохом говорит Брэдли и обводит взглядом лагерь, который теперь полностью окружил корабль-разведчик и простирается во все стороны от поляны: самодельные палатки из подручных материалов стоят даже в чаще леса. – Мы теперь должны защищать этих людей. Это наш долг, раз уж мы сами повысили ставки.
– Прости, Брэдли. Я просто не могла поступить иначе.
Он вскидывает голову:
– Нет, могла! – Он поднимается на ноги и еще решительней повторяет: – Могла! Сделать выбор порой бывает невероятно трудно, но не невозможно.
– А если бы там была Симона, а не Тодд? – спрашиваю я.
Симона и его чувства к ней тотчас занимают весь Шум Брэдли. Похоже, эти чувства все-таки не взаимны.
– Ты права, я не знаю, как поступил бы на твоем месте. Надеюсь, я сделал бы правильный выбор, но все равно это был бы выбор. Виола. Говорить, что выбора у тебя не было, – значит снимать с себя всякую ответственность, а так взрослые люди, люди с принципами, не поступают.
Ребенок, звучит в его Шуме. ВСЕГО ЛИШЬ ДИТЯ.
– А я в самом деле верю, что у тебя есть принципы, – смягчается он.
– Правда?
– Конечно! Но ты должна научиться нести ответственность за свои решения. Учиться на своих ошибках. Использовать свой опыт, чтобы все исправить.
И я вспоминаю слова Тодда: «Рано или поздно мы все падаем. Но вопрос в другом: сможем ли мы снова подняться?»
– Знаю. Я и пытаюсь все исправить.
– Верю, – кивает Брэдли. – Я тоже пытаюсь. Ты ударила по спэклам, но ведь мы тебе позволили. -
Я снова слышу СИМОНУв его Шуме, но вокруг ее имени – острые шипы какого-то недопонимания. – Пусть Тодд передаст мэру, что мы будем помогать только в спасении жизней и действуем исключительно во имя мира.
– Я уже сказала.
Видимо, у меня настолько искреннее лицо, что Брэдли наконец улыбается. Я так давно этого ждала! Сердце радостно подпрыгивает в груди. Потому что его Шум тоже улыбается. Чуть-чуть.
Из палатки-лазарета выходит госпожа Койл. Ее халат перепачкан кровью.
– Увы, – говорит Брэдли, – путь к миру лежит через нее.
– Да, но у нее всегда такой занятой вид. Ей не до разговоров.
– Может, тебе тоже заняться делом? – предлагает Брэдли. – Если ты, конечно, в силах.
– Неважно, в силах я или нет. По-другому просто нельзя. – Я оглядываюсь на Уилфа, который продолжает кормить животных. – И кажется, я знаю, кого спросить.
[Тодд]
« Мой ненаглядный сын, – читаю я. – Мой ненаглядный сын…»
Этими словами моя ма начинала каждую страницу своего дневника – ими она обращалась ко мне еще до моего рождения и сразу после, рассказывая обо всем, что происходило с ней и па. Я сижу в палатке и пытаюсь читать ее записи.
Мой ненаглядный сын.
Увы, почти все остальное для меня – темный лес. Я вожу пальцами по строчкам на одной странице, потом перехожу на следующую, вглядываясь в вереницы написанных от руки слов.
Это моя ма говорит и говорит…
Но я ее не слышу.
Кое-где встречается мое имя, его я узнаю. И еще имя Киллиана. И Бена. Сердце начинает тихонько ныть. Мне хочется узнать, что моя ма говорит про Бена – Бена, который меня вырастил и которого я потерял – дважды. Мне хочется услышать его голос.
Но я не могу…
(клятый идиот)
И тут до меня доносится: Еда?
Я откладываю дневник и высовываю голову из палатки. На меня смотрит Ангаррад. Еда, Тодд?
Я тут же вскакиваю, тут же подлетаю к ней, тут же соглашаюсь на все просьбы.
Потомушто она впервые назвала меня по имени с тех пор…
– Конечно, милая, – говорю я. – Сейчас принесу.
Она тычет носом мне в грудь – почти игриво, – и у
меня от облегчения даже глаза мокреют.
– Я мигом!
Джеймса нигде не видно. Я прохожу мимо костра, возле которого мэр хмуро выслушивает очередной доклад мистера Тейта.
Лишних людей у мэра нет, но после утренних нападений на разведчиков он распорядился отправить на юг и на север по небольшой роте солдат: им приказано двигаться вперед до тех пор, пока они не услышат Ревспэклов, и разбить на этом месте лагерь – достаточно далеко от Нью-Прентисстауна, чтобы спэклы поняли: мы не позволим им так просто войти в город и раздавить нас. Даже если эти роты не смогут остановить врага, нас хотя бы предупредят о готовящемся вторжении.
Я иду вглубь лагеря, глядя через площадь туда, где над продуктовым складом виднеется самый кончик цистерны с водой – эти две постройки я даже не замечал, пока от них не стала зависеть жизнь и смерть.
И тут я вижу Джеймса: он идет как раз оттуда.
– Привет, Джеймс! Ангаррад просит еще овса.
– Еще? – удивленно переспрашивает он. – Так ведь ее севодня уже кормили!
– Да, но она выздоравливает после ранения и все такое. К тому же, – добавляю я, почесывая ухо, – она впервые сама попросила.
Он понимающе улыбается:
– Ты смотри, Тодд, лошади умеют давить на жалость. Начнешь кормить ее по первому требованию – она будет просить постоянно.
– Да, но…
– Она должна понимать, кто здесь хозяин. Скажи ей, что севодня ее уже покормили, а новую порцию она получит завтра утром, как и положено.
Он все еще улыбается, и Шум у него по-прежнему добродушный и открытый, но я начинаю выходить из себя:
– Покажи, где хранят овес, я сам ей принесу.
Джеймс слегка морщит лоб:
– Тодд…
– Ей нужнопоесть, что тут непонятного? – Я повышаю голос. – Она выздоравливает…
– Я тоже. – Он задирает рубашку. Весь его живот покрыт ожогами. – Но ел севодня только один раз.
Я понимаю, что он имеет в виду, что он хочет всем только добра, но у меня в Шуме без конца звучит жалобное: Жеребенок?я вспоминаю, как страшно кричала Ангаррад, когда ее ранили, и как она потом замолкла, и как трудно сейчас вытянуть из нее хоть слово, а ведь раньше она болтала без умолку… вопщем, раз она хочет есть, будь я проклят, если не раздобуду ей корм, а этот недомерок пусть принесет мне его, потомушто я – круг, круг – это я…
– Сейчас принесу, – вдруг выпаливает он.
Джеймс смотрит на меня…
Не мигая…
И я чувствую в воздухе какой-то невидимый извивающийся шнур…
Он тянется от моего Шума к его…
И тихо гудит.…
– Я побежал, – говорит Джеймс, не мигая, – принесу прямо сейчас.
Он разворачивается и уходит обратно на склад.
А гул все извивается в моем Шуме – его движения нельзя проследить, он неуловим, точно тень, которая ускользает от тебя, стоит обернуться…
Но важно другое…
Я хотел, чтобы Джеймс согласился…
И он согласился…
Я управлял им.
Прямо как мэр.
Джеймс шагает к складу как ни в чем ни бывало, бутто по своей воле.
А у меня начинают трястись руки.
Вот черт!
[Виола]
– Вы больше всех нас знаете о мирном договоре, – заявляю я. – Вы тогда были главной в Нью-Прентисстауне и…
– Я была главной в Хейвене, дитя, – перебивает меня госпожа Койл, поднимая голову от кастрюли с едой, которую мы раздаем горожанам, выстроившимся в длинную очередь. – А к Нью-Прентисстауну я не имею никакого отношения.
– Но вы сказали, что знаете про мирный договор!
– Разумеется, знаю. Я же вела переговоры.
– Ну, тогда вы можете сделать это снова. Хотя бы расскажите, с чего начать.
– Не слишком вы тут разговорились? – озабоченно спрашивает Джейн. – Может, будем раздавать еду?
– Извини.
– Целительницы страшно злятся, когда мы болтаем почем зря. – Джейн поворачивается к следующему человеку в очереди – женщине, держащей за руку маленькую дочь. – Мне вот все время попадает.
Госпожа Койл вздыхает и понижает голос:
– Начали мы с того, что разгромили спэклов, дитя. Только так и можно вступить с ними в переговоры.
– Но…
– Виола, – она поворачивается ко мне, – ты помнишь, в какую панику ударились люди, когда узнали о новой атаке спэклов?
– Да, но…
– Это потому, что последний раз нас едва не стерли с лица земли. Такое не забывается.
– Значит, у нас тем больше поводов не дать этому повториться, – говорю я. – Мы показали спэклам свою мощь…
– В их распоряжении не менее сокрушительное оружие: если они резко откроют плотину, река уничтожит город. А те немногие из нас, кто выживет, станут легкой добычей. Ситуация патовая.
– Но мы же не можем просто сидеть и ждать очередной битвы! Так и у спэклов, и у мэра будет преимущество…
– Ничего подобного, дитя.
В ее голосе звенит какая-то странная нотка.
– И как это понимать?!
Справа от меня раздается тихий стон. Джейн перестала раздавать еду и смотрит на меня с нескрываемой досадой.
– Договоришься ведь! – громко шепчет она.
– Джейн, да все нормально. Мы с госпожой Койл просто разговариваем.
– Она пуще всех обычно злится, с ней шутки плохи!
– Вот именно, Виола. Со мной шутки плохи.
Я крепко поджимаю губы.
– Что вы имели в виду? – спрашиваю я как можно тише, чтобы не пугать Джейн. – Что с мэром?
– Подожди – и сама все увидишь, – отвечает госпожа Койл. – Наберись терпения.
– Ну-ну, а тем временем люди будут умирать!
– Где ты видишь умирающих? – Она показывает на очередь голодных людей, в основном женщин, но и мужчин, и детей тоже – все они стали еще изможденней и грязней, чем раньше, но госпожа Койл права, они не умирают. – Напротив, они живут, выживают наперекор всем невзгодам, помогают друг другу. А мэру только это и нужно.
Я прищуриваюсь:
– В смысле?
– Оглянись по сторонам, – говорит она. – Здесь половина населения планеты, все остальные – с ним.
– И?…
– Он нас в покое не оставит, понимаешь? – Госпожа Койл качает головой. – Он хочет, чтобы мы одержали полную победу. Ему нужно не только оружие на корабле, но и все мы, и население каравана – а то кем потом править? Так он мыслит. Пока что мэр сидит и ждет, когда мы сами к нему явимся, но смотри внимательно: настанет день – и настанет он очень скоро, – когда мэр придет за нами, дитя. – Она улыбается и снова начинает раздавать еду. – А я буду его поджидать.
[Тодд]
К середине ночи я устаю ворочаться на койке и выхожу к костру погреться. После того странного случая с Джеймсом сон не идет.
Я управлял им.
Ей-богу, мне это удалось.
Понятия не имею как.
(но я чувствовал себя таким…)
(таким могущественным…)
(это было очень здорово…)
(заткнись…)
– Не спится, Тодд?
Я раздраженно хмыкаю. Мэр стоит по другую сторону костра, к которому я наклонился погреть руки, и наблюдает за мной.
– Может, оставишь меня в покое? Он издает короткий смешок:
– Упустить то, чем сполна насладился мой сын? Мой Шум от удивления громко крякает.
– Не смей говорить о Дейви! Не вздумай, понял? Он примирительно поднимает руки:
– Я только говорю, что ты спас его душу.
Я все еще бешусь, но эти слова меня задевают.
– Спас душу?
– Ты его изменил, Тодд Хьюитт, – поясняет мэр. – Насколько это вапще было возможно. Он был никчемным мальчишкой, а с тобой стал почти мужчиной.
– Этого мы никогдане узнаем, – рычу я. – Ты его убил.
– На войне так бывает. Иногда приходится принимать страшные решения.
– Это решение принимать было необязательно.
Мэр смотрит мне в глаза:
– Может быть. Но если и так, этому научил меня ты. – Он улыбается. – Ты заразен, Тодд.
– Твоюдушу уже никто не спасет.
Внезапно в городе гаснет весь свет.
Только что мы смотрели на горящие окна в конце площади – окна домов, где греются мирные жители…
И вдруг они потухают.
А потом с другой стороны раздаются выстрелы…
Стреляют из единственного ружья…
Бах, потом еще раз: бах!
Мэр уже хватает винтовку, и я бегу за ним следом: выстрелы прогремели за электростанцией, в переулке, который спускается к пересохшему речному руслу. Не-сколько солдат тоже бросаются туда, включая мистера О’Хару. Чем дальше от лагеря и костров, тем темнее становится вокруг, но больше ничего не происходит, ни звука не слышно.
Мы подбегаем к месту.
Электростанцию охраняло всего два стражника, обычные инженеры, – ну потомушто кто станет нападать на станцию, когда между ней и спэклами стоит целая армия?
Но на земле у входа лежит два мертвых спэкла. И один мертвый стражник: его тело разорвано на три куска выстрелом из кислотного ружья. Внутри царит разруха, разъеденное кислотой оборудование стекает на пол – оказывается, она губительна не только для людей, но и для всего остального.
Второго стражника мы находим в ста метрах от входа, примерно на середине пересохшей реки. Видимо, он стрелял вслед убегающим спэклам.
Ему снесло полголовы.
Мэр, понятное дело, недоволен.
– Это никуда не годится, – рычит он. – Кто так воюет? Ползают в темноте, точно пещерные крысы… Ночные вылазки вместо открытых сражений.
– Я запрошу отчеты у командиров рот, высланных на юг и на север. Надо узнать, как врагу удалось пройти мимо них.
– Хорошо, капитан, – отвечает мэр. – Но вряд ли они что-то заметили.
– Спэклы хотели отвлечь наше внимание от чего-то другого, – говорю я. – Чтобы мы ждали удара снаружи, а не изнутри. Для этого они и убили наших разведчиков.
Мэр медленно переводит на меня внимательный взгляд.
– Верно подмечено, Тодд. – Затем он оборачивается на темный город: из домов повыходили люди в ночных сорочках и пытаются понять, что случилось.
– Будь по-вашему, – шепчет мэр себе под нос. – Что просили, то и получите.
