Текст книги "Война хаоса"
Автор книги: Патрик Несс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
[Виола]
Мы с Желудем въезжаем в город и пересекаем главную площадь. Небо вдалеке чуть розовеет: скоро рассвет.
Я до последней минуты не спускала с Тодда взгляда. Неспокойно мне за него… Что-то не так с его Шумом. Даже когда я уезжала, он все еще был размыт: подробностей не разглядишь, только яркие пятна чувств.
(…но даже этих пятен хватало, чтобы все понять, пока он не смутился и не спрятал их подальше, – почти физические ощущения, без слов, сосредоточенные на моей коже: ему так хотелось ее гладить, а мне в ответ хотелось…)
…и я снова спрашиваю себя: быть может, у него шок, как у Ангаррад? Быть может, он насмотрелся в бою таких ужасов, что теперь даже не видит, как изменился его Шум?… При мысли об этом у меня сжимается сердце.
Еще одна причина, чтобы положить конец войне.
Я покрепче запахиваю куртку, которую мне дала Симона. На улице очень холодно, и я дрожу, но при этом потею – а значит, как я помню из целительских курсов, у меня жар. Задираю рукав и заглядываю под повязку. Кожа вокруг обруча все еще красная и припухлая.
А вверх по руке ползут красные полоски.
Полоски означают инфекцию. Причем серьезную.
Я опускаю рукав и пытаюсь не думать об этом. И еще о том, что я скрыла свою болезнь от Тодда.
Ведь сейчас главное – найти госпожу Койл.
– Так, – говорю я Желудю, – она часто вспоминала океан. Может, на самом деле он не так уж и далеко?
Вдруг у меня в кармане начинает верещать комм.
– Тодд? – не глядя, отвечаю я.
Но это Симона.
– Немедленно возвращайся, – говорит она.
– Зачем? – с тревогой спрашиваю я. – Что случилось?
– Кажется, я нашла твой «Ответ».
ЧТО БЫЛО ДО
[Возвращенец]
Солнце скоро взойдет, и я подхожу к костру, чтобы взять немного еды. Земля смотрит, как я беру миску и накладываю себе тушеные овощи. Их голоса открыты – закрыть их и оставаться при этом Землей практически невозможно, – а потому я слышу, что они меня обсуждают. Их мысли расходятся кругами, формируя единое мнение, затем где-то складывается прямо противоположное и катится обратно ¾ все происходит так стремительно, что я с трудом успеваю следить.
А потом Земля принимает решение. Одна из них встает и протягивает мне большую костяную ложку, чтобы мне не пришлось хлебать еду прямо из миски. За ней я слышу голоса других, вернее, общий голос, тоже добродушный и готовый помочь.
Я протягиваю руку за ложкой.
Спасибо, говорю я на языке Бремени…
И снова – легкое неприятие моего языка, презрение к чему-то чужому, чему-то отдельномуи столь красноречиво свидетельствующему о моем позоре. Это чувство почти сразу прогоняют и забивают бурлением голосов, но оно совершенно точно было.
Ложку я не беру. Виноватые голоса летят мне вслед, но я, не оборачиваясь, иду к недавно обнаруженной тропинке, ведущей на скалистый холм в стороне от дороги.
Земля разбила лагерь вдоль дороги, где местность более ровная, но горные жители расположились и на холмах: они привыкли устраиваться на крутых склонах. Внизу, у самой воды разместились жители рек: они спят в наспех сколоченных лодках.
Но все же… Земля ведь едина, так? Здесь нет чужих и нет своих.
Есть лишь Земля.
А я – тот, кто стоит в стороне.
Дохожу до того места, где склон становится совсем уж крутым. и подтягиваюсь на руках. А вот и уступ, на котором можно сидеть и смотреть на Землю, так же как Земля может сидеть на гребне холма и смотреть на Бездну.
Место, где можно побыть одному.
Но я не должен быть один.
Я мог бы есть и смотреть на занимающуюся зарю вместе с моей любовью, готовясь к новому сражению.
Но моей любви нет.
В первую же ночь, когда Бремя начали выгонять из сараев, подвалов, кладовок и комнат для прислуги, моей любви не стало. Мы бились до последнего, бились, чтобы нас не разлучили.
Но мою любовь срубил тяжелый клинок.
Меня утащили; я издавал глупые цокающие звуки, которые Бездна оставила нам для общения, силой накормив «лекарством», – звуки, даже близко не передавшие моей боли от разлуки с любовью. Потом меня швырнули в загон с остальным Бременем, и те держали меня, чтобы я не убежал обратно в сарай.
И не лег от того же клинка.
Я ненавидел Бремя. Ненавидел за то, что они не дали мне умереть, а потом, когда я не умер и от горя, ненавидел за…
За то, как легко мысмирились со своей судьбой, как безропотно выполняли все приказы, ели что дают, спали где положат. За все это время мы лишь раз попытались дать Бездне отпор. Мы восстали против Ножа и его приятеля – шумного, глупого и совсем еще ребенка, хотя он был старше. Мы восстали, когда приятель Ножа просто ради забавы закрутил обруч на шее одного из Бремени.
В той страшной тишине мы наконец-то снова поняли друг друга, снова стали целым.
Мы были не одни.
И мы бились.
Многие из нас умерли.
И дальше биться мы не отважились.
Даже когда Бездна пришла с винтовками и штыками. Даже когда они выстроили нас в ряд и начали убивать. Расстреливать, рубить, колоть – и все это с мерзким заикающимся звуком, который у них называется «смехом». Они убивали стариков и молодых, матерей и детей, отцов и сыновей. Если мы сопротивлялись, нас убивали. Если не сопротивлялись, нас убивали. Если пытались бежать, нас убивали. Если не пытались, нас убивали.
Одного за другим, одного за другим.
И мы даже не могли поделиться друг с другом страхом и горем. Не могли сговориться и дать им отпор. Не могли утешить друг друга на пороге смерти.
И поэтому мы умирали в одиночестве. Каждый умирал один.
Все, кроме 1017-го.
Перед тем как начать резню, они осмотрели наши обручи, нашли меня, оттащили к стене и заставили смотреть. Наблюдать, как затихает цоканье Бремени, как траву заливает липкая кровь. В конце концов из всего Бремени на свете остался лишь я один.
Тогда меня хватили чем-то тяжелым по голове и бросили в кучу трупов: то были трупы моих знакомых и близких, эти руки когда-то ласково гладили мои, губы делили со мной пищу, глаза пытались разделить ужас.
Я очнулся среди мертвых, и они давили, душили меня.
А потом пришел Нож.
Он здесь…
Вытаскивает меня из груды трупов…
И мы летим на землю, я откатываюсь в сторону…
Мы смотрим друг на друга, с губ срываются облака пара…
Его голос широко открыт: в нем боль и ужас…
Боль и ужас, которые он чувствует почти всегда…
Боль и ужас, которые грозят свести его с ума…
Но не сводят.
– Ты жив, – говорит он. И он так рад, так счастливвидеть меня живым среди этой мертвечины, где я теперь один, один, один навсегда, он так счастлив, что я даю себе клятву убить его…
А потом он спрашивает… спрашивает меня про свою любовь…
Не видел ли я, пока нас убивали, его любовь…
И вот тогда я даю нерушимый обет…
Я клянусь, что убью его…
Слабым, едва ощутимым голосом, который только-только возвращается ко мне, я показываю, что убью его…
Так и будет…
Я сделаю это сейчас, прямо сейчас…
Все хорошо, произносит голос…
Я вскакиваю, в ужасе стискивая кулаки. Небо тотчас ловит их своими большими руками, а я от неожиданности чуть не сваливаюсь с уступа, на котором уснул.
Тогда Небо хватает меня за больную руку – ту, что с обручем, – и я вскрикиваю от боли. Его голос окутывает мой теплом и лаской, успокаивая жжение, снимая боль…
До сих пор болит?– мягко спрашивает Небо на языке Бремени.
Я тяжело дышу: от внезапного пробуждения, от боли, от появления здесь Неба.
Болит.Ничего другого я сейчас показать не могу.
Прости, что мы до сих пор не залечили твою рану. Земля удвоит усилия.
Усилия Земли пригодятся для другого,показываю я. Это яд Бездны, предназначенный для животных. Возможно, лишь они знают лекарство.
Земля многому научилась у Бездны,показывает Небо. Мы слышим их голос, даже когда они не слышат наш. И мы учимся. В голосе Неба просыпается сильное чувство. Мы спасем Возвращенца.
Я не нуждаюсь в помощи.
Ты не хочешь помощи, а это совсем другое дело. Но Земля позаботится и об этом.
Боль в руке стихает, и я тру лицо, пытаясь проснуться.
Я не хотел спать,показываю я. Я вообще не хочу спать, пока мы не изгоним отсюда Бездну.
Лишь тогда в твоих снах настанет мир?– растерянно показывает Небо.
Ты не понимаешь. Не можешь понять.
И снова я чувствую тепло, окутывающее мой голос.
Возвращенец не прав. Небо видит прошлое в голосе Возвращенца и переживает вместе с ним. Так устроен голос Земли. Все чувства – едины, поэтому ничто не забыто и…
Я там был, а это совсем другое!грубо перебиваю я. Мои чувства не сравнятся с воспоминаниями.
Небо умолкает, но тепло остается.
Пусть так.
Чего ты хотел?– показываю я, наверно, чересчур громко. От его доброты мне становится стыдно.
Он кладет руку на мое плечо, и мы вместе смотрим на лагерь Земли, раскинувшийся вдоль дороги: справа до самого гребня холма, откуда открывается вид на Бездну, а слева – до горизонта и много дальше, я это знаю.
Земля отдыхает, показывает Небо. Земля ждет. Ждет Возвращенца.
Я молчу.
Скоро ты станешь Землей, показывает он, даже если сейчас чувствуешь себя чужим. Однако Земля ждет не только этого.
Я удивленно смотрю на него.
Планы изменились? Мы нападаем?
Пока нет,показывает Небо. Но войну можно вести разными способами.
И он широко открывает мне голос, показывая то, что видят сейчас остальные…
Остальные, на которых уже упали первые лучи восходящего солнца…
И тогда я тоже вижу…
Я вижу, что грядет.
И внутри загорается теплая искорка.
БУРЯ
[Виола]
– Скажешь, это не самое безопасное место, дитя мое? – говорит госпожа Койл.
После звонка Симоны мы с Желудем быстро вернулись на холм.
Где «Ответ» сейчас разбивает лагерь.
Холодное солнце всходит над поляной, забитой телегами, людьми и первыми кострищами. «Ответ» уже разбил шатер, где госпожа Надари и госпожа Лоусон раскладывают запасы и выдают еду. Синяя «О» по– прежнему красуется у них на груди и на некоторых лицах в толпе. Магнус и еще несколько моих знакомых ставят палатки, и я машу Уилфу, которому поручили заниматься лошадьми и быками. С ним его жена Джейн; °на так радостно машет мне в ответ, что, кажется, вот-вот потеряет руку.
– Пусть переселенцы не хотят вмешиваться в войну – говорит госпожа Койл, поглощая завтрак; она сидит в телеге возле самого люка корабля-разведчика, где и спала, – но если мэр или спэклы решат напасть, твои друзья будут вынуждены защищаться.
– Ну и наглость! – злобно восклицаю я, все еще сидя верхом на Желуде.
– Да, наглости мне не занимать. – Она отправляет в рот ложку каши. – Именно благодаря моей наглости эти люди выживут.
– Пока вам не захочется принести их в жертву.
Ее глаза вспыхивают:
– Ты возомнила, что знаешь меня. Называешь меня злодейкой и тираном! Да, я приняла немало сомнительных решений, но цель у меня всегда была одна, Виола. Избавиться от этого негодяя и вернуть прежний Хейвен. Я не устраиваю резню ради резни. Не жертвую хорошими людьми безо всякой причины. Мы с тобой, как выясняется, хотим одного, дитя. Мира.
– И ради него вы готовы идти по трупам.
– Ради него я готова на многое. Пусть это будут не самые благородные поступки, но зато эффективные. Поступки взрослого человека. – Она бросает взгляд мне за спину: – Доброе утро!
– Доброе, – отвечает ей Симона, сходя по ступеням трапа.
– Как Брэдли? – спрашиваю я.
– Вышел на связь с караваном, консультируется с врачами. – Она разводит руками. – Пока они ничего дельного не посоветовали.
– Лекарства у нас больше нет, – говорит госпожа Койл, – зато есть народные средства, которые помогут снять тревогу.
– Не смейте его трогать, понятно?
– Я целительница. Виола, нравится тебе это или нет. Кстати, тебе медицинская помощь тоже не повредит. Сразу видно, что у тебя жар.
Симона озабоченно смотрит на меня:
– Она права, Виола. Ты неважно выглядишь.
– Да я близко ее к себе не подпущу! Никогда!
Госпожа Койл тяжко вздыхает:
– Даже если я хочу загладить вину, дитя мое? Даже в знак мира между нами?
Я смотрю на нее – и вспоминаю, как хорошо она лечила людей, как яростно боролась за жизнь Коринн, как умудрилась одной силой воли превратить горстку целительниц и отбившихся от стада жителей Хейвена в армию, способную раз и навсегда сокрушить мэра, если бы не вмешались спэклы.
Но потом я вспоминаю бомбы.
Особенно последнюю.
– Вы хотели меня убить.
– Я хотела убить его. Это совсем другое.
– Найдется еще местечко? – раздается мужской голос за нашими спинами.
Мы дружно оборачиваемся. Перед нами стоит человек в изорванной солдатской форме и с головы до ног покрытый пылью. В глазах – хитрый блеск.
Я узнаю эти глаза:
– Иван!
– Я очнулся в соборе, а вокруг война, – говорит он.
За ним я замечаю других солдат, плетущихся к палатке с едой. Все они помогали нам с Тоддом схватить мэра и пали жертвами его Шума. Последним лишился чувств Иван.
И почему-то я не очень рада его видеть.
– Тодд говорил, что ты всегда встаешь на сторону сильных, – говорю я.
Его глаза вспыхивают:
– Благодаря этому я и выжил.
– Добро пожаловать, – говорит госпожа Койл, как будто она тут главная. Я оглядываюсь и вижу на ее лице улыбку: видно, мои слова о сильной стороне ей понравились.
Ведь он пришел к ней, верно?
[Тодд]
– Разумный ход, – говорит мэр. – На ее месте я бы тоже так поступил. Попытался бы переманить новых переселенцев на свою сторону.
Виола сразу, как только смогла, вышла со мной на связь и рассказала про «Ответ». Я попытался скрыть эту новость от мэра, незаметно придавая своему Шуму невесомость.
Но он все равно меня услышал.
– Нет никаких «сторон»! – говорю я. – И быть не может. Мы все должны объединиться в борьбе со спэклами.
Мэр только задумчиво хмыкает.
– Господин Президент?
К нам подходит мистер О’Хара с очередным донесением. Мэр жадно прочитывает бумагу.
Потомушто все это время ничего не происходило. Он надеялся, что на рассвете начнется новая битва, но холодное сонце встало, а ничего так и не произошло. Сейчас уже почти полдень – и по-прежнему все тихо. Словно вчерашнего сражения вапще не было, (вот только оно было…)
(и до сих пор происходит – у меня в голове…)
( Я – круг, круг – это я, стараюсь думать я как можно легче…)
– Ваше донесение не очень-то проливает свет на происходящее, – говорит мэр мистеру О’Харе.
– Докладывают также о возможных движениях вражеских войск на юге…
Мэр осаживает его, всучивая бумаги обратно:
– А ты знаешь, Тодд, что если враг решится пойти на нас всей своей армией, мы ничего не сможем сделать? Боеприпасы у нас рано или поздно закончатся, солдаты полягут, а спэклов все равно останется столько, что они легко сотрут нас с лица Нового света. – Он задумчиво щелкает зубами. – Так что же они не идут? – Он поворачивается к мистеру О’Харе: – Велите разведчикам подойти ближе.
– Но, сэр… – удивленно пытается возразить Мистер О’Хара.
– Мы должны знать, – перебивает его мэр.
Мистер О’Хара секунду смотрит на него, потом выдавливает: «Так точно, сэр», но любому ясно, что решение мэра ему ни капельки не нравится.
– А может, у спэклов совсем другое на уме, – говорю я. – Может, они не только войны хотят.
Мэр смеется:
– Прости, Тодд, но ты совсем не знаешь своего врага.
– А ты прям знаешь! Ну-ну…
Он перестает смеяться:
– Я разбил их однажды, разобью снова. Даже если они стали умнее и сильнее. – Он стряхивает пыль со своих генеральских брюк. – Они нападут, попомни мои слова, и, когда это случится, я их разобью.
– А потом мы заключим мир, – твердо добавляю я.
– Хорошо, Тодд. Как скажешь.
– Сэр? – На сей раз к нам подходит мистер Тейт.
– Что такое?
Но мистер Тейт на нас даже не смотрит. Он смотрит мимо нас, поверх армии, РЁВкоторой постепенно меняется от того, что они видят.
Мы с мэром разворачиваемся.
И в первую секунду я не могу поверить своим глазам.
[Виола]
– Все-таки лучше бы госпожа Койл тебя осмотрела, Виола, – говорит госпожа Лоусон, перевязывая мою руку.
– Вы тоже неплохо справляетесь.
Мы вернулись в импровизированную палату, устроенную на борту корабля-разведчика. Утром мне стало нехорошо, и я нашла госпожу Лоусон, которая, завидев мою руку, чуть не свалилась в обморок от тревоги. Едва спросив разрешения у Симоны, она втащила меня на корабль и принялась изучать инструкции ко всем новым инструментам и лекарствам, какие были на борту.
– Сильнее антибиотиков я не нашла. – говорит она. затягивая новую повязку. По руке расходится приятная прохлада от лекарств, но красные полоски уже поползли от обруча в обе стороны. – Теперь остается только ждать.
– Спасибо, – говорю я, но госпожа Лоусон уже вернулась к изучению лекарственных средств на борту. Она всегда была самой доброй из целительниц. Невысокая и пухлая, госпожа Лоусон лечила детей Хейвена и больше остальных стремилась положить конец людским страданиям.
Я оставляю ее одну и схожу по трапу на улицу, где лагерь «Ответа», над которым висит ястребиная тень корабля-разведчика, уже приобрел обжитой вид: палатки и костры стоят ровными рядами, есть зоны для совещаний и хранения запасов. Всего за одно утро «Ответу» удалось разбить лагерь, который выглядит почти точь-в-точь как тот, первый, куда меня привезли из Нью-Прентисстауна на телеге. Многие обитатели лагеря радостно меня приветствуют, другие отворачиваются и молчат, не зная, какую роль я играю в происходящем.
Да я и сама не знаю.
Я попросила госпожу Лоусон меня подлечить, потому что хочу вернуться к Тодду, но меня одолевает такая усталость, что я боюсь уснуть прямо в седле. Мы с Тоддом уже дважды выходили на связь. Его голос казался металлическим и далеким, а Шума было не разобрать из-за РЁВАармии.
Но я хотя бы увидела его лицо – и то полегчало.
– Все эти люди – твои друзья? – спрашивает Брэдли, спускаясь по трапу за моей спиной.
– О, привет! – восклицаю я и кидаюсь его обнимать. – Как ты?
Очень шумно, говорит он мысленно, а сам выдавливает растерянную улыбку. Надо признать, сегодня его Шум стал спокойней, в нем меньше паники.
– Ты привыкнешь, – говорю я. – Обещаю.
– Не очень-то меня радует такая перспектива.
Он смахивает с моих глаз прядь волос.
Такая взрослая, думает он. И жутко бледная. А потом я вижу в его Шуме прошлогоднюю себя на уроке математики, где я тщетно бьюсь над очередной задачей. Я выгляжу такой маленькой и чистенькой, что невольно прыскаю со смеху.
– Симона выходила на связь с караваном, – говорит он. – Они тоже считают, что мы должны действовать мирно. Надо попытаться вступить в переговоры со спэклами и предложить гуманитарную помощь здешним людям. Меньше всего мы хотим ввязываться в войну, к которой не имеем никакого отношения. – Брэдпи стискивает мое плечо. – Ты была совершенно права, что не захотела вмешивать нас в это, Виола.
– Если б еще знать, что делать дальше, – отвечаю я. Мне неловко от его похвалы, ведь я была так близка к совсем другому решению… – Я пыталась вывести госпожу Койл на разговор о том, как они заключили первый мир, но…
Я умолкаю, потому что кто-то бежит к нам по склону холма, озираясь по сторонам и судорожно вглядываясь в лица. Потом он видит меня и прибавляет шагу…
– Кто это? – спрашивает Брэдли, но я уже отстраняюсь…
Потому что это…
– ЛИ! – Я с криком бросаюсь навстречу ему.
Виола, твердит его Шум, Виола, Виола, Виола,а сам он хватает меня и закручивает в таких крепких объятиях, что из легких вышибает весь воздух.
– Слава богу!
– Ты цел? – спрашиваю я. когда меня ставят на землю. – Где ты?…
– Река! – выкрикивает он, тяжело дыша. – Что стряслось с рекой?
Он переводит взгляд с Брэдли на меня и обратно. Его Шум становится все громче, голос тоже:
– Вы что, не видели реку?!
[Тодд]
– Но как?!
Я таращусь на водопад…
Он становится все тише, тише…
И исчезает вовсе…
Спэклы остановили реку.
– Очень умно, – бормочет мэр себе под нос. – Очень, очень умно.
– Что это такое?! – чуть не кричу я. – Что они творят?
Теперь на водопад смотрят все солдаты без исключения, и РЁВот них идет такой, что вы не поверите. Водопад превращается в тонкую струйку, бутто наверху кто– то перекрыл кран. Река под ним тоже сужается, и из-под воды выходят грязные берега.
– От разведчиков по-прежнему никаких известий, капитан О’Хара? – спрашивает мэр ничуть не радостным голосом.
– Нет, сэр, – отвечает мистер О’Хара. – Видимо, спэклы построили плотину где-то очень далеко.
– Тогда нам нужно ее найти, не так ли?
– Прямо сейчас, сэр?
Мэр поворачивается к нему, в глазах – огонь. Мистер О’Хара отдает честь и убегает.
– Что происходит? – спрашиваю я.
– Они устраивают осаду, Тодд, – отвечает мэр. – Вместо того чтобы воевать, они отберут у нас воду и дождутся, пока мы ослабнем, а потом растопчут нас. – Голос у него почти злой. – Мы не для этого начинали войну, Тодд. И мы не позволим так с нами обращаться. Капитан Тейт!
– Да, сэр, – откликается мистер Тейт, который все это время стоял рядом.
– Стройте солдат.
– Сэр?… – удивленно переспрашивает мистер Тейт.
– Вы не слышали приказа, капитан?
– Но идти в гору на врага… Сэр, вы же сами говорили…
– Это было до того, как враг отказался играть по правилам. – Его голос начинает наполнять воздух, змеиться и пролезать в головы ближайшим солдатам…
– Каждый мужчина должен исполнять свой долг, – говорит мэр. – Каждый мужчина должен биться до победного конца. Враг не ожидает от нас столь стремительных ответных действий, и мы выиграем сражение благодаря элементу внезапности. Все ясно?
Мистер Тейт отвечает: «Так точно, сэр» и уносится в лагерь, на бегу выкрикивая приказы. Ближайшие к нам солдаты уже строятся.
– Готовься, Тодд, – говорит мэр, провожая его взглядом. – Севодня все разрешится.
