Текст книги "Война хаоса"
Автор книги: Патрик Несс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
ЕЩЕ ОДИН ШАНС ЗАТИШЬЕ
[Виола]
Паника и ужас в Шуме Брэдли невыносимы.
Громко
Боже, как громко
Симона с Виолой смотрят на меня, как на умирающего Я умираю? Высадились посреди войны 55 дней до прибытия каравана может, полететь в другое место? 55 дней до того, как здесь появятся нормальные лекарства 55 дней ждать смерти Я умираю?
– Ты не умираешь, – говорю я, лежа на койке, пока Симона вкалывает мне лекарство для сращивания костей. – Брэдли…
– Нет. – Он вскидывает руки, останавливая меня. – Я чувствую себя таким…
Голым голым голым
– Словами не передать, каким голым я себя чувствую.
Симона устроила в спальном отсеке разведчика импровизированную палату. Я лежу на одной койке, Брэдли на другой – его глаза широко распахнуты, руками он зажимает уши, а Шум становится все громче и громче…
– Он точно здоров? – напряженно шепчет Симона. начиная перевязывать мне лодыжки.
– Я только знаю, что мужчины в конце концов привыкли и что…
– …была лекарство,– перебивает меня она – Но мэр уничтожил все запасы.
Я киваю:
– Главное, что оно существует. Это вселяет надежду.
Хватит обо мне шептаться ,звучит в Шуме Брэдли.
– Прости,– говорю я вслух.
– За что? – переспрашивает он, но тут же все понимает. – Вы не могли бы оставить меня одного, хотя бы ненадолго? – просит он.
А в его Шуме: Черт, убирайтесь отсюда и дайте мне спокойно подумать
– Я только закончу с Виолой. – Голос у Симоны по-прежнему дрожит, и она старается не смотреть на Брэдли, оборачивая целебный пластырь вокруг моей лодыжки.
– Можешь прихватить еще один?– тихо спрашиваю я.
– Зачем?
– Скажу на улице, не хочу больше его расстраивать.
Она бросает на меня подозрительный взгляд, но достает из ящика еще один пластырь. и мы выбираемся на улицу. Шум Брэдли заполняет отсек доверху, от стенки до стенки.
– Я все же не понимаю,– говорит Симона на ходу. – Я вроде бы слышу этот Шум ушами… И не только слышу, но и вижу. Какие-то картинки, образы…
Она права. Брэдли уже начал показывать картинки: они могут появляться в голове, а могут висеть в воздухе перед глазами…
На этих картинках сначала мы, стоящие в дверях, и он сам на койке…
Потом – проекция битвы и что случилось, когда горящая стрела спэклов угодила в зонд…
Потом – виды на мониторах корабля – разведчика, когда он спускался с орбиты: огромный синевато зелёный океан, бескрайние леса и река, вдоль которой маршировала, полностью сливаясь с берегом, незримая армия спэклов…
А потом…
Симона…
Симона и Брэдли вместе…
– Брэдли!– в ужасе восклицает она, пятясь.
– Прошу вас! – кричит он.– Оставьте меня в покое! Это невыносимо!
Я тоже слегка ошарашена: картинки, на которых
Брэдли и Симона вместе, очень четкие, и чем усерднее Брэдли пытается их прогнать, тем яснее и отчетливей они становятся. Я хватаю Симону за руку и тащу прочь, захлопывая за нами дверь люка. – толку от этого почти никакого. все равно что пытаться заглушить громкий крик.
Мы выбегаем на улицу.
Жеребенок?– спрашивает Желудь, выходя из зарослей, в которых он пасся.
– И у животных Шум! – восклицает Симона.– Да что это такое?!
– Информация, – говорю я. вспоминая слова Бена. Однажды – кажется, что это было давным-давно – он рассказал нам с Тоддом, каково пришлось первым переселенцам, высадившимся на Новом свете. – Бесконечный поток информации, который невозможно остановить, как бы ни хотелось.
– Брэдли так напуган, – дрогнувшим голосом произносит Симона.– Но его мысли, господи…
Она отворачивается, а мне неловко спросить, правду мы видели в Шуме Брэдли или только его фантазии.
– Он все тот же Брэдли,– говорю я.– Помни об этом. Представь, что все вокруг увидели бы твои сокровенные мысли?
Она со вздохом поднимает глаза к двум лунам:
– На кораблях каравана две тысячи мужчин, Виола. Две тысячи. Что произойдет, когда мы разбудим всех?
– Они привыкнут, – отвечаю я. – Со временем все мужчины привыкают.
Симона фыркает сквозь слезы:
– А женщины?
– Ну, с этим тут определенные проблемы.
Она снова качает головой, а потом замечает пластырь в своей руке:
– Так для чего он?
Я прикусываю губу:
– Только не падай в обморок.
Я медленно задираю рукав кофты и показываю ей железный обруч. Кожа вокруг опухла и покраснела еще сильней, чем раньше. В свете двух лун ясно виден мой номер: 1391.
– О. Виола! – едва слышно выдавливает Симона. – Это дело рук того негодяя?
– Не совсем. Он сделал это со всеми остальными женщинами, но не со мной, – отвечаю я и откашливаюсь.– Обруч я надела сама.
– Сама?!
– На то была веская причина. Слушай, позже объясню, а сейчас мне бы совсем не помешал пластырь.
Симона немного выжидает, а потом, не сводя с меня взгляда, осторожно оборачивает пластырь вокруг моей руки. Приятная прохлада тотчас снимает боль.
– Милая… – с такой невыносимой нежностью в голосе спрашивает Симона, что я отворачиваюсь. – У тебя точно все нормально?
Я кое-как выдавливаю улыбку, чтобы хоть немного ее успокоить.
– Я столько всего должна тебе рассказать.
– Да уж,– говорит она, затягивая бинт.– Может, начнешь?
Я качаю головой:
– Не могу. Мне надо найти Тодда.
Симона хмурит лоб:
– Что? Сейчас?– Она распрямляет плечи.– Только не говори, что полезешь в это пекло!
– Сражение закончилось, мы же видели своими глазами.
– Мы видели: как две огромные армии разбили лагеря друг против друга, а потом кто-то подстрелил наш зонд! Нет уж, я тебя туда не пущу.
– Там Тодд,– говорю я.– Я еду за ним.
– Не едешь! Как командир корабля я тебе запрещаю, и точка.
Я моргаю:
– Запрещаешь?
У меня в груди начинает подниматься удивленный гнев.
Симона видит выражение моего лица и смягчается:
– Виола, ты очень многое пережила за последние пять месяцев, но теперь мы с тобой. Я слишком люблю тебя и не могу подвергать такому риску. Ты не поедешь. Я не позволю.
– Если мы хотим мира, войну надо остановить. Как можно скорее!
– И вы с другом сделаете это вдвоем?
Тогда гнев вспыхивает во мне с новой силой, но я пытаюсь напомнить себе, что она ничего не знает: не знает, сколько всего мы с Тоддом пережили и добились вдвоем, не знает, что все запреты «взрослых» остались для меня в далеком – предалеком прошлом.
Я хватаю поводья, и Желудь опускается на колени.
– Виола, нет! – вскрикивает Симона, бросаясь ко мне.
Сдавайся!– испуганно вопит Желудь.
Симона от неожиданности пятится. Я перекидываю через седло еще больную, но уже заживающую ногу.
– Больше мне никто не указ. Симона. – тихо и как можно спокойней говорю я, невольно поражаясь своему властному голосу. – Будь мои родители живы, возможно. все было бы иначе. Но их нет.
Симона как будто хочет подойти, но всерьез опасается Желудя.
– Да, твоих родителей нет в живых, но ты не меньше дорога и другим людям.
– Пожалуйста, – говорю я. – Ты должна мне доверять.
Она смотрит на меня с грустью и досадой:
– Ты слишком рано повзрослела…
– Может быть. Но меня никто не спрашивал. Желудь встает и уже хочет тронуться в путь.
– Я постараюсь вернуться как можно скорее.
– Виола…
– Я должна отыскать Тодда, этим все сказано. Госпожу Кайл тоже надо найти, пока она не взялась за старое.
– Давай я поеду с тобой!
– Брэдли ты нужна больше, чем мне, – говорю я. – Как бы тебя ни расстраивали его мысли, ты ему нужна.
– Виола…
– Думаешь, мне самой хочется лезть в пекло? – чуть мягче спрашиваю я. пытаясь таким образом извиниться. Меня постепенно охватывает страх. Я оглядываюсь на корабль.– Нельзя послать за мной еще один зонд?
Симона на минуту погружается в раздумья, а потом говорит:
– Есть идея получше.
[Тодд]
– В близлежащих домах удалось добыть одеяла, – отчитывается мистер О’Хара перед мэром. – И провизию. Скоро все будет доставлено в лагерь.
– Спасибо, капитан, – говорит мэр. – Не з будьте хорошенько накормить Тодда.
Мистер О’Хара резко поднимает глаза:
– Провизии крайне мало, сэр…
– Накормите Тодда, – перебивает его мэр. – И про одеяло не забудьте. Холодает.
Вздохнув, мистер О’Хара с досадой чеканит:
– Так точно, сэр.
– И для моей лошади тоже одеяло прихватите, – добавляю я.
Мистер О’Хара переводит на меня злобный взгляд.
– Вы все слышали, капитан, – говорит мэр. Тот кивает и в ярости уносится прочь.
Солдаты мэра расчистили для нас небольшую площадку на краю лагеря. Здесь есть костер, пара скамеек вокруг и несколько палаток для мэра и офицеров. Я сижу в стороне, но не очень далеко – не спускаю с мэра глаз. Ангаррад стоит рядом, по-прежнему свесив голову к земле, и молчит. Я без остановки глажу ее по гриве и бокам, но она не произносит ни слова – ни единого словечка.
Мы с мэром тоже не особо разговариваем. Доклады следуют один за другим: мистер Тейт и мистер О’Хара отчитываются то об одном, то о другом. Да и простые солдаты заглядывают робко поздравить мэра с победой, хотя именно он устроил весь этот кошмар.
Я прижимаюсь к Ангаррад.
– Что мне теперь делать, милая? – шепчу я.
Ну правда, что мне теперь делать? Я освободил мэра, и вот он уже выиграл первое сражение, чтобы сделать этот мир безопасным дляВиолы, то есть в точности выполняя мои условия.
Но сейчас вокруг нас целая армия, готовая умирать по одному его слову. Подумаешь, я сильнее мэра и могу его побить! Эти люди не дадут мне даже попытаться.
– Господин Президент?– К нам подходит мистер Тейт с белым жезлом в руке. – Поступил первый отчет о вражеском оружии.
– Докладывайте, капитан! – с любопытством восклицает мэр.
– Это что-то вроде ружья, стреляющего кислотой, – начинает мистер Тейт. – Вот здесь расположена камера, заполненная смесью из двух веществ – вероятно, растительного происхождения. – Он подносит руку к отверстию в белом жезле. – Порция аэрозолируется и смешивается с третьим веществом, а потом… – мистер Тейт указывает на конец жезла, – выстреливает отсюда, превращаясь в пар, но при этом сохраняя цельность до попадания в цель, где…
– … где едкая кислота разом отнимает у жертвы руку или ногу, – заканчивает за него мэр. – Я потрясен скоростью работы ваших химиков, капитан.
– У них был стимул работать быстро, сэр, – с неприятной ухмылкой отвечает мистер Тейт.
Потом он уходит, а я спрашиваю мэра:
– И как это понимать?
– Разве ты не учил химию в школе?
– Ты закрыл школу и сжег все учебники.
– Ах да, точно. – Мэр смотрит на вершину холма, где в свете костров вражеской армии сияет влажная дымка от водопада. – Раньше спэклы занимались только охотой и собирательством. Некоторые вели примитивнее сельское хозяйство. Ученых среди них не было.
– И это значит?…
– Это значит, что тринадцать лет подряд враг подслушивал нас и учился у нас. В мире информации такое вполне возможно. – Он постукивает себя пальцем по подбородку. – Интересно, какони учатся. Ведь каждый из них – часть некого общего разума.
– Не перебей ты всех до единого, можно было бы просто спросить.
Он пропускает мои слова мимо ушей:
– Все это только подтверждает, что наш враг стал сильнее и опаснее.
Я хмурюсь:
– А ты как бутто рад.
К нам подходит капитан О’Хара с охапкой одеял и жутко кислой миной.
– Одеяла и еда, сэр,– говорит он.
Мэр кивает на меня, вынуждая мистера О’Хару лично вручить мне вещи. Сделав это, он тотчас убегает. Как и у мистера Тейта, Шума у него нет, но догадаться, что его взбесило, проще простого.
Я накрываю одеялом Ангаррад, но она по-прежнему молчит. Ее рана почти зажила, такшто дело не в этом. Она просто стоит с опущенной головой и смотрит в землю – не ест, не пьет, никак не реагирует на мои действия.
– Ты бы отвел ее к другим лошадям, Тодд, – предлагает мэр. – Там ей хотя бы будет теплее.
– Ей нужен я. Не могу я ее бросить.
Он кивает:
– Твоя преданность достойна восхищения. Еще одно твое достоинство, которое я всегда признавал и ценил.
– Зная, что сам его начисто лишен?
В ответ он только лыбится и лыбится – эх, с удовольствием оторвал бы ему башку!
– Тебе лучше поесть и хорошенько выспаться, Тодд. На войне никогда не знаешь, когда понадобишься.
– На войне, которую развязал ты! Нас бы вапще тут не было, если б…
– Снова за свое, – уже резче перебивает меня мэр. – Хватит ныть о том, что могло быть, лучше подумай о том, что есть.
Тут я не выдерживаю…
Смотрю на него…
И думаю о том, что есть.
Как он рухнул на груду обломков, не выдержав моих ударов Виолиным именем. Как он, глазом не моргнув, пристрелил родного сына…
– Тодд…
Как он молча наблюдал за страданиями умирающей Виолы на Арене вопросов. Как моя ма расхваливала его в своем дневнике и как он потом обошелся с женщинами Прентисстауна…
– Это неправда, Тодд, – говорит он. – Все было не так…
Я думаю о двух мужчинах, которые меня воспитали, которые меня любили, и как Киллиан пожертвовал своей жизнью, чтобы я успел сбежать, а потом и Бен сделал то же самое – его пристрелил Дейви. Думаю о Манчи, моем верном и храбром псе, который умер, спасая меня…
– Я тут ни при чем…
Думаю о падении Фарбранча. О людях, которые умирали на глазах мэра. Думаю о…
Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.
Мэр швыряет эти слова прямо мне в голову – с размаху.
– Не смей!– ору я.
– Ты слишком разбрасываешься, Тодд Хьюитт, – обрывает меня он, в кои-то веки разозлившись. – Как ты намерен вести за собой людей, если у тебя вся душа нараспашку?
– Да никого я вести не собираюсь! – выплевываю я в ответ.
– Но ведь ты хотел возглавить армию, когда связал меня на руинах собора? Этот миг настанет снова, и ты должен быть максимально собран. Надеюсь, ты не забросил упражнений, которым я тебя учил?
– Не стану я у тебя учиться!
– О, но ты уже учишься. – Мэр подходит ближе. – Я буду повторять это до тех пор, пока ты не поверишь: в тебе есть сила, Тодд Хьюитт, сила, которая могла бы подчинить себе всю планету.
– И тебя.
Он снова улыбается, хотя я почти довел его до белого каления.
– А знаешь, как я заглушил свой Шум? – спрашивает мэр. – Как я научился не выставлять напоказ все свои секреты?
– Нет…
Он наклоняется ближе:
– Это совсем не трудно.
– А ну пошел вон! – кричу я, но…
Мэр уже пробрался мне в голову:
Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.
На сей раз эти слова звучат иначе…
В них такая легкость…
Аж дух захватывает…
От их невесомости внутри все поднимается…
– Я сделаю тебе подарок. – Его голос парит у меня в голове, точно горящее облако. – Я сделал его всем своим капитанам. Используй его. Используй, чтобы сокрушить меня. Я бросаю тебе вызов.
Я смотрю в его глаза, в их черноту, которая проглатывает меня целиком…
Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.
И кроме этих слов в целом мире больше ничего нет.
[Виола]
Мы с Желудем мчимся по зловеще тихому городу – местами в нем нет даже Шума. жители Нью-Прентисстауна разбежались кто куда. Представить не могу, как им страшно – не понимать, что происходит, не знать, что будет дальше.
Мы проезжаем по пустой площади перед руинами собора, и я оглядываюсь. Высоко в небе над уцелевшей колокольней мерцает второй зонд – он держится подальше от огненных стрел спэклов и внимательно следит за мной.
Но это еще не все.
Мы с Желудем вылетаем с площади и мчимся по дороге к полю боя, с каждой секундой все ближе и ближе к армии. Я уже вижу их лагерь. Солдаты жмутся к кострам и друг другу, а в следующий миг поднимают на меня усталые и потрясенные глаза, как будто привидение увидели.
– Ой. Желудь, – шепчу я. – На этот случай у меня плана нет.
Один из солдат встает и направляет на меня винтовку:
– Стоять!
Он совсем молодой, волосы грязные, на лице свежая рана, наспех зашитая в свете костров.
– Я пришла поговорить с мэром, – как можно спокойней произношу я.
– С кем?
– Это еще кто? – спрашивает его второй солдат, тоже молоденький – может, ровесник Тодда.
– Да террористка, кто! – отвечает первый. – Хочет бомбу подложить!
– Я не террористка, – говорю я. вглядываясь в темноту поверх их голов и пытаясь рассмотреть Тодда, услышать его Шум в поднимающемся Рёве…
– А ну слезай с коня! – приказывает мне первый солдат. – Живо!
– Меня зовут Виола Ид, – говорю я. Желудь подо мной нервно переступает с ноги на ногу. – Мэр, ваш президент хорошо меня знает.
– Да мне плевать, как тебя зовут, – отвечает первый.– Слезай!
Жеребенок, предостерегает меня Желудь.
– Слезай, говорю!
Я слышу щелчок затвора и начинаю вопить:
– Тодд!
– Последний раз предупреждаю! – говорит первый, и остальные тоже вскакивают.
– ТОДД!
Второй хватает поводья Желудя, со всех сторон подступают еще солдаты.
Сдавайся!– скалится Желудь, но его бьют винтовкой по голове…
– ТОДД!
Меня хватают чьи-то руки, а Желудь все ржет – Сдавайся! Сдавайся!– но солдаты тащат меня вниз, и я держусь из последних сил…
– Отпустите ее. – Мужской голос насквозь прорезает поднявшийся вокруг гвалт. Спокойный и негромкий голос.
Солдаты мигом меня отпускают, а я выпрямляюсь в седле.
– Добро пожаловать, Виола, – говорит мэр, вставая передо мной.
– Где Тодд? – спрашиваю я. – Что вы с ним сделали?!
И тут я слышу его голос:
– Виола?
…Он идет сразу за мэром, грубо толкая его в плечо и освобождая себе дорогу; глаза ошалело сверкают, но это он…
– Виола!
Он тянется ко мне и улыбается, я тоже тянусь…
Но на долю секунды успеваю заметить что-то странное в его Шуме, что-то неуловимое…
В следующий миг меня захлестывает океан чувств, и вот он, мой Тодд. обнимает меня и твердит:
– Виола, Виола!
[Тодд]
– А потом Симона сказала: «Есть идея получше», – Виола открывает сумку и достает две плоские железные штуковины, похожие на каменные «блинчики» – гладкие и округлые, они идеально ложатся в ладонь. – Это коммы. Мы теперь можем разговаривать, как бы далеко друг от друга ни находились.
Она протягивает руку и кладет один комм в мою ладонь…
ее пальцы касаются моих, и снова меня охватывает неудержимая радость и облегчение – наконец-то я ее вижу, наконец-то она здесь, рядом, хотя от ее тишины по-прежнему щемит сердце, и смотрит она как-то странно…
Смотрит в мой Шум.
Я – круг, круг – это я. Он вложил эти слова в мою голову, легкие и неуловимые. Сказал, это такая специальная «техника», чтобы научиться молчать, как он сам и остальные капитаны.
И тогда мне показалось, всего на минуту…
– Комм первый, – говорит она в свой комм, и тотчас мой железный кругляш вспыхивает, показывая мне улыбающееся лицо Виолы.
Она прямо у меня на ладони!
Виола со смехом показывает мне свой экран, и я вижу на нем собственную удивленную рожу.
– Сигнал передается через зонд, – говорит она, показывая в небо над городом, где висит крошечный огонек. – Симона не подпустит его ближе, такшто от огненных стрел он не пострадает.
– Отлично придумано, – говорит стоящий неподалеку мэр. – Можно взглянуть?
– Нет, – отвечает Виола, даже не глядя на него. – А если нажать сюда, – продолжает она, нажимая на край своего комма, – можно выйти на связь с кораблем. Симона?
– Я тут, – говорит женщина, лицо которой появляется на экране моего комма рядом с Виолиным. – Как ты? Я уже начала беспокоиться…
– Все хорошо, – отвечает Виола. – Я нашла Тодда, мы вместе. Вот, кстати, и он.
– Приятно познакомиться, Тодд, – говорит женщина.
– Э… Здрасьте…
– Я вернусь, как только смогу, – говорит ей Виола.
– Хорошо, я за тобой присматриваю. Тодд?
– Что? – спрашиваю я, глядя на маленькое лицо Симоны у меня на ладони.
– Не давай ее в обиду, слышишь, Тодд?
– Не волнуйтесь, – отвечаю я.
Виола снова нажимает на свой комм, и лица исчезают. Она глубоко вздыхает и устало улыбается.
– Стоило оставить тебя на пять минут, как ты тут же помчался воевать?! – Она говорит это шутливым тоном, но мне кажется…
Мне кажется, что после всех этих ужасов и смертей я стал воспринимать ее чутьчуть иначе. Она теперь какая-то… настоящая, она здесь, и то, что мы оба живы, – самое необыкновенное чудо на свете. В груди у меня все сжимается, и я думаю: Вот она, прямо передо мной, моя Виола, она пришла за мной, она здесь…
Я замечаю в себе нестерпимое желание снова взять ее за руку и больше никогда не отпускать, чувствовать тепло ее кожи, крепко стискивать ладонь и…
– Шум у тебя какой-то странный, – говорит она, пристально глядя на меня. – Размытый. Я вижу все чувства… – Она отворачивается, и мои щеки тотчас вспыхивают – с чего бы? – Но прочесть толком ничего не могу.
Я уже открываю рот, чтобы рассказать ей о мэре, о том, как я на секунду вырубился, а потом мой Шум стал легче и тише…
Я уже собираюсь все это сказать…
Но тут она наклоняется ближе и шепчет:
– Это как с твоей лошадью?
Виола тоже заметила, что Ангаррад все время молчит. Когда они подъехали, Желудю не удалось выжать из нее даже приветствия.
– Вы так притихли из-за того, что видели на войне?
От ее слов я мысленно возвращаюсь к сражению – во всех его кошмарных подробностях. И хотя Шум у меня размытый, Виола, похоже, понимает мои чувства, потомушто берет меня за руку и излучает такую заботу и покой, что мне хочется свернуться клубочком, прижаться к ней и плакать всю оставшуюся жизнь. На глазах выступают слезы. Заметив их, она произносит мое имя, вкладывая в него всю свою доброту и нежность, такшто мне приходится снова прятать глаза. В итоге мы оба взглядываем на мэра, который стоит по другую сторону костра и внимательно наблюдает за нами.
Виола вздыхает.
– Зачем ты его отпустил, Тодд? – шепотом спрашивает она.
– У меня не было выбора. Спэклы шли на город, а воевать под моим командованием армия ни за что бы не согласилась.
– Но ведь спэклы в первую очередь пришли за ним. Они напали из-за геноцида, который он устроил.
– Вот уж не уверен, – говорю я и впервые позволяю себе вспомнить про 1017-го, как я в гневе сломал ему руку, а потом вытащил из груды трупов и отпустил. Что бы я ни делал, он все равно желал мне только смерти.
Я смотрю на нее:
– Как нам теперь быть, Виола?
– Мы должны остановить войну, – отвечает она. – Госпожа Койл сказала, что давнымдавно люди и спэклы заключили мирный договор. Надо попробовать снова его заключить. Может, Брэдли и Симона смогут с ними поговорить и объяснить, что на самом деле мы хорошие.
– А вдруг спэклы нападут раньше? – Мы снова переводим взгляд на мэра, и тот кивает. – Придется отбивать атаку, а для этого нам нужен он.
Виола хмурится:
– То есть он опять не получит по заслугам. Потомушто без него нам никак не справиться.
– Армия пойдет только за ним. Меня они не послушают.
– А он тебя слушает?
Я вздыхаю:
– Ну да, такой был уговор. Пока он его не нарушил.
– Пока, – тихо добавляет Виола. А потом зевает и трет глаза кулаками. – Даже не помню, когда я последний раз спала.
Я опускаю глаза на свою пустую ладонь и вспоминаю, что она сказала Симоне.
– Так ты возвращаешься на корабль?
– Придется. Я должна найти госпожу Койл, пока она не подлила масла в огонь.
Я вздыхаю:
– Ладно. Только помни мои слова. Я тебя не брошу. Даже в мыслях.
И тогда Виола снова берет меня за руку и ничего не говорит, да ей и не надо говорить, потомушто я знаю, знаю ее, а она знает меня, и мы просто сидим молча несколько минут. Но ничего не поделаешь: ей пора уходить. Она кое-как поднимается на ноги. Желудь напоследок тычется мордой в Ангаррад и подходит к Виоле.
– Буду держать тебя в курсе дел, – говорит она, показывая мне комм. – И вернусь, как только смогу.
– Виола? – обращается к ней мэр, подходя ближе.
Она закатывает глаза:
– Что?
– Я только хотел попросить, – говорит он таким тоном, словно зашел к соседям взять сахару, – будь так добра, передай людям на корабле, что я готов встретиться с ними в любое время, когда им будет удобно.
– Ага, передам, уж не сомневайся, – отвечает Виола. – И вот что я тебе скажу. – Она показывает пальцем на огонек, висящий высоко в небе. – Мы за тобой следим. Тронешь Тодда хоть пальцем – я разнесу твою армию ко всем чертям. На корабле есть мощное оружие, имей в виду.
Клянусь, улыбка мэра становится еще шире.
Виола напоследок бросает на него долгий грозный взгляд и отправляется в путь: обратно в город, а оттуда на поиски госпожи Койл и ее армии.
– Боеваядевчушка, – говорит мэр.
– Я не разрешаю тебе о ней говорить, ясно? Не смей даже!
Он пропускает мои слова мимо ушей:
– Уже почти рассвело. Тебе надо отдохнуть. День был тяжелый.
– И надеюсь, он не повторится.
– Это уже не в нашей власти.
– А вот и в нашей! – После слов Виолы я и сам поверил, что выход есть. – Мы заключим со спэклами второй мирный договор. До тех пор армии надо только сдерживать их наступление.
– Неужели? – удивленно переспрашивает он.
– Да! – упрямо отвечаю я.
– Так дела не делаются, Тодд. Они не станут с тобой разговаривать, пока чувствуют себя сильнее. Зачем им мир, если они легко могут нас уничтожить?
– Но…
– Не волнуйся, Тодд. Я уже был на этой войне. Я знаю, как одержать в ней победу. Сперва надо доказать врагу, что можешь его разбить, и вот тогда он пойдет на любой мирный договор.
Я пытаюсь возразить, но потом понимаю, что у меня нет сил спорить. Я тоже не помню, когда последний раз спал.
– А знаешь что, Тодд? – говорит мне мэр. – Твой Шум стал гораздо тише, клянусь!
И…
Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.
Он посылает эти слова мне в голову, и я снова становлюсь невесомым…
От этого чувства Шум как бутто исчезает…
От чувства, о котором я так и не рассказал Виоле…
(потомушто кошмары войны тоже улетучиваются, и мне больше не нужно без конца прокручивать их у себя в голове…)
(но за этой легкостью вроде бы слышится что-то еще…)
(тихий гул…)
– Убирайся из моей головы! – говорю я. – Предупреждал же, если ты еще раз попытаешься мною управлять…
– Я и не лез в твою голову, Тодд, – говорит он. – В этом вся прелесть. Ты сам это делаешь. Надо только потренироваться. Считай, это подарок.
– Не нужны мне твои подарки!
– Ну конечно, – улыбается он.
– Господин Президент! – снова перебивает нас мистер Тейт.
– А… капитан! Ну что, получили первые сведения от разведчиков?
– Пока нет, – отвечает мистер Тейт. – Ждем их сразу после рассвета.
– Тогда-то нам и доложат, что лишь небольшое движение замечено на севере, у берега реки, которая слишком широка и глубока для перехода вброд, а также на юге, вдоль цепочки холмов – они слишком далеко и эффективно атаковать оттуда невозможно. – Мэр поднимает глаза на вершину холма. – Нет, они ударят с запада. В этом я не сомневаюсь.
– Я пришел не поэтому, сэр. – Мистер Тейт поднимает в воздух стопку аккуратно сложенной одежды. – Непросто было отыскать ее в завалах собора, но она оказалась почти нетронутой.
– Отлично, капитан! – с неподдельным удовольствием в голосе говорит мэр, забирая у него стопку. – Просто великолепно.
– Что это? – спрашиваю я.
Ловким движением мэр встряхивает и разворачивает одежду: ладно скроенный бушлат и брюки такого же цвета.
– Моя генеральская форма! – объявляет он.
Я, мистер Тейт и все сидящие у ближайших костров солдаты наблюдаем, как он снимает свою старую, забрызганную кровью, насквозь пропыленную форму и надевает новенькую – темно-синюю с золотистыми полосками на рукавах. Разгладив ее, он поднимает на меня сверкающие глаза:
– Так начнем же битву за мир!
