Текст книги "Сквозь стену"

Автор книги: Патриция Вентворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

На этом цепочка мыслей прервалась, приведя его к следующему замечанию, высказанному вслух:

– Я собирался улететь в Америку в ближайшие десять дней.

Она сказала отсутствующим тоном:

– Мне нравится там бывать. И я люблю возвращаться обратно. Вы собираетесь туда надолго?

– Только на месяц. По делу. Моя мать была американкой, и моя сестра вышла там замуж – она единственный мой родной человек.

Ее рука шевельнулась. Он подумал, что движение было невольным.

– В придачу к большому количеству денег я получила столько же родственников. Меня это слегка пугает. Мой дядя недолюбливал их. Он написал мне письмо, очень странное. Я не понимаю, почему он продолжал жить с ними под одной крышей, если чувствовал нечто подобное.

Он начал убеждаться в своей правоте относительно ребер. Просто не надо смеяться. Он сказал:

– А может, это они жили с ним.

– О, да, это так. У него, похоже, очень большой дом, и они, должно быть, надеялись, что он достанется им вместе с деньгами. У меня пока не было времени поразмыслить над этим, так что это еще нужно будет сделать. – Его рука оставалась неподвижной. – Такие вещи устраиваются сами собой. Мне не следует волноваться об этом заранее.

После очень долгого молчания она произнесла:

– Если бы я погибла, Инна получила бы часть наследства, а члены семьи – все остальное. Это могло бы предотвратить множество проблем. Если мы не выберемся отсюда...

Он ответил громко и решительно:

– Но ведь мы-то собираемся выбраться.

Глава третья

Находясь в больнице с переломом двух ребер, Ричард Каннингем в полной мере ощущал жажду жизни, вернувшей его в возраст, по меньшей мере, двадцати лет. Утренние газеты писали о том, каким удачным было его спасение, его и Мэриан Брэнд. Статьи и заметки даже в самых маленьких газетенках, как и положено, пестрели крупными заголовками.

ЗАСТРЯВШИЕ ПОД ПОЕЗДОМ – КАКОВО ЭТО – БЫТЬ ПОГРЕБЕННЫМ ЗАЖИВО – ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ИНТЕРВЬЮ С РИЧАРДОМ КАННИНГЕМОМ.

Это вызвало у него приступ смеха, однако вы не можете позволить себе роскошь посмеяться, когда ребра у вас туго перевязаны. Он вспомнил репортера, отиравшегося поблизости в тот момент, когда из-под частично разобранных обломков поезда вытащили сначала Мэриан, а потом и его. Особенно приятно было вспомнить, что на бездну вопросов типа «каково это – быть погребенным заживо?» он ответил всего одним словом – «проклятье!». После чего попытался встать на ноги, не прибегая к посторонней помощи, вместо того, чтобы лечь на носилки (уж он-то не калека какой-то, право слово!), и тут же покрыл себя несмываемым позором, потому как лишился чувств. Он прочитал интервью внимательно и с удовольствием. Оно было оформлено в духе первоклассной трагедии и могло послужить прекрасной рекламой для его новой книги.

Он смотрел в продолговатое окно, словно рамкой обрамлявшее низко нависшие тучи и проливной дождь, и думал о том, что чертовски хорошо быть живым и почти невредимым. Дневной свет, даже такой серый и унылый, представлял собой зрелище, поднимающее настроение. Он мог бы лежать сейчас на столе в морге, но вместо этого находился здесь, в чистой и вполне удобной постели, и даже без мучительной боли, если не делать резких движений. Все было просто замечательно.

Ричард принялся размышлять о Мэриан Брэнд. В больницу ее не забрали – при помощи настойчивых вопросов ему удалось это выяснить. Она заявила, что с ней все в порядке и лучше она поедет домой, сказав это непреклонным тоном, за мгновение до того, как он упал в свой обморок. Идиотское представление, сыгранное двоими. Если бы ему хватило ума не потерять тогда сознания, он наверняка смог бы ее переубедить, ну как-нибудь так: «Да, да, я все понимаю – вы думаете, что Инна будет сходить с ума от беспокойства. Но если вам хочется повергнуть ее в настоящий ужас, вам нужно заявиться домой в таком виде, как сейчас – сама смерть, в обугленной шляпке, голова посыпана пеплом, лицо густо покрыто пылью и кровью».

Он нахмурился, когда вспомнил о крови. Кто-то направил на нее свет мощного электрического фонаря, и он увидел, что она вся перепачкана. Да, это кровь прочертила длинные тонкие дорожки на ее лице. Наверное, она текла из пореза где-то на макушке. Он с надеждой подумал о том, что медики из скорой, наверное, все-таки обработали раны, прежде чем отпустить ее. Потому что он знал, что она ушла. Несомненно, им так и не удалось уговорить ее поехать в больницу. Она просто исчезла. Весьма интригующий конец такого необычного знакомства. В действительности, было бы слишком банально встретиться при ярком дневном свете и сравнить повязки друг друга.

Ричард считал, что у нее обязательно должна быть одна вокруг головы или хотя бы немного пластыря. Внезапно пришедшая мысль шокировала его. Он не счел бы ее заурядной, даже если бы они познакомились при опорожнении мусорных ящиков – самое последнее по романтичности занятие, которое он мог с ходу придумать. Он вызвал в памяти ее образ, какой видел в самом конце. Если чувство влюбленности может уцелеть, несмотря на потерявшую всякий вид шляпку, покосившуюся на растрепанных волосах, одежду, вызывающую ассоциации как раз с теми мусорными ящиками, которые он только что рисовал в своем воображении, лицо в крови, изменившееся до неузнаваемости, мокрое и грязное, то его нежные побеги корнями должны вести прямиком к глубоко запрятанной юности. Картинка возникнув, не пропадала. Ее глаза смотрели на него из маски красноватой грязи, которой было перепачкано ее лицо. Чувство влюбленности осталось прежним. Он только диву давался, что же такое с ним произошло.

На другой день он предпринял попытку найти риэлтерскую контору и узнать ее адрес. Он вспомнил, что она упоминала мистера Мортона, когда рассказывала о своем начальнике. «Мистер Мортон был так добр, что дал мне выходной». Телефонная книга помогла ему найти нужный номер. Он упорно звонил, пока не застал самого мистера Мортона и не был уведомлен о том, что мисс Брэнд в офисе нет – она попала в аварию на железной дороге.

Ричард Каннингем сказал:

– Да, я знаю. Я тоже был там, но хотел убедиться, что с мисс Брэнд все в порядке.

Мистер Мортон шумно высморкался и высказал мнение, что это просто счастье, что мисс Брэнд удалось спастись. Он не производил впечатления энергичного человека, но был любезен и участлив, объяснив, что мисс Брэнд взяла несколько выходных, пережитое стало для нее настоящим шоком. Он сообщил, что, к сожалению, в связи с этими обстоятельствами они лишились ее услуг на некоторое время. «Ее адрес? Хм, я, право, не знаю...»

Ричард Каннингем сказал:

– Да, она говорила мне. Мы были попутчиками. Меня зовут Ричард Каннингем. Сейчас я в больнице с двумя сломанными ребрами. Я подумал, что было бы неплохо послать мисс Брэнд цветы. Мне кажется, она не сочтет это назойливостью.

Мистер Мортон читал газеты. Он знал о Ричарде Каннингеме все. Он прочел даже эксклюзивное интервью. Сомнения по поводу того, сообщать или не сообщать адрес своей сотрудницы, у него сразу исчезли.

Глава четвертая

Несмотря на то, что команда врачей привела Мэриан Брэнд в порядок, ей все же не под силу оказалось предотвратить переполох, поднявшийся в доме под номером 52 по Сандрингхем Роуд, где она, Инна и Сирил обитали в крохотной квартирке с двумя спальнями и гостиной. Владелицей дома была миссис Дин, вдова почившего партнера фирмы «Мортон и Фенвик». Она была женщиной приятной во всех отношениях, но особым оптимизмом никогда не отличалась.

К тому времени, как Инна стала задаваться вопросом, что же, скажите на милость, могло так задержать Мэриан в пути, миссис Дин привела массу вероятных причин, ни одна из которых не годилась для того, чтобы восстановить жизнерадостность и спокойствие в душе ее единственного слушателя. Причин могло быть много, и миссис Дин воодушевленно приводила одну за другой – начиная с драки с сумасшедшим в вагоне поезда, пережитой когда-то приятелем тетушки золовки миссис Дин, и заканчивая по-настоящему волнующей историей, приключившейся со свекровью ее кузины, застрявшей однажды в уборной вагона и вынужденной ждать очередного обхода контролера, чтобы он выпустил ее.

– Я не скажу, что она уж очень остра на язык и не стану говорить, что она совсем уж вышла из себя после шести часов размышлений о том, что скажет ее благоверный, если она не приготовит ему ужин, но рискну предположить, что все-таки она сказала контролеру больше, чем должна была. Как бы то ни было, он повысил на нее голос. Сказал, что никакой такой поломки с замком он не видит, и, если бы она все делала правильно, дверь бы легко открылась. Можно себе вообразить, что она на это ответила, потому что он, собравшийся было уходить, вернулся со словами: «Хорошо, я покажу вам». Моя дорогая миссис Фелтон, вы не поверите, но она вернулась обратно вместе с ним, и, когда он начал показывать, дверь заклинило так, будто клеем приклеило, а эти двое оказались в ловушке, и они пробыли там до самого утра!

Инна в ужасе воззрилась на миссис Дин.

– О, миссис Дин, зачем же она вернулась?

Миссис Дин тряхнула своей большой и довольно растрепанной головой. Она страстно любила пробовать на себе новые способы укладки, которые выискивала в еженедельнике «Стань красоткой!», но эксперименты не всегда были удачными. Ее тусклые волосы, хотя и с довольно удачно окрашенными в пепельный цвет прядями, выбились из кудрявой прически, в которую были уложены. Она привычным движением пригладила завитки и сказала:

– Вы, конечно же, можете спрашивать, но даже они сами не ответят вам, зачем туда вернулись! Но факт в том, что они повернулись друг к другу спинами, и никто из них и помыслить не мог ни о чем ином, кроме как о доказательствах собственной правоты и о том, как ошибался другой.

– Какой кошмар! И что же они делали?

Миссис Дин опять поправила прическу.

– Стояли там до утра. Миссис Прэтт сказала, что знала кое-что о сквернословии, – ее муж ходил в море – но ругательства, которые употреблял тот контролер, посильнее были, чем все, что она когда-либо слышала в жизни. И вы даже представить себе не можете! После этого случая начальство обязало контролеров совершать обходы гораздо чаще, так что это не должно было повториться, потому что одного раза, я уверена, было для них вполне достаточно. Однако далеко не все, к чему ты вроде подготовился, не может случиться снова, хотя наверняка никогда не скажешь.

Инна слушала, отвернувшись к окну, выходящему на улицу. Она не думала, что Мэриан могла застрять в уборной, и была вполне уверена в том, что сестра не оказалась в вагоне один на один с сумасшедшим, потому что поезда всегда ходили переполненные даже в более позднее время, чем было сейчас. Но байки миссис Дин Инну не утешали. Существует множество других несчастий, которые могут с тобой случиться, кроме западни в уборной и встречи с психом. Только посмотрите, что каждый день пишут в газетах. Но все это в порядке вещей, пока беды происходят с кем-то, кто является не более чем очередным именем в колонке газетной полосы – вы читаете это, на время отвлекаясь от скучных каждодневных событий собственной жизни.

И вы особенно не переживаете, даже если речь идет о чем-то поистине ужасном, потому что это ужасное не кажется вам реальным, пока вы не знаете этих людей лично. Но, если что-то ужасное случилось с Мэриан... Руки и ноги у нее внезапно похолодели.

Слушая миссис Дин, она выглянула из окна, потому что в конце улицы остановился автобус, и из него начали выходить люди. Среди них была женщина, и она пошла по направлению к их дому. Она не была похожа на Мэриан. Дорога была освещена не очень хорошо. Женщина ступила в затененное пространство между фонарными столбами. Инна открыла окно и высунулась наружу. Сейчас женщина опять приближалась к освещенному участку – пятно желтого света, растеклось, подобно луже, по мокрому тротуару. Должно быть, прошел дождь. Женщина вошла в полосу света, и Инна отшатнулась, задержав дыхание. Потому что это была какая-то незнакомка. Она никогда не видела ее раньше. Но это была не Мэриан.

Инна закрыла окно и вернулась в комнату. Она действительно была напугана. Было уже больше девяти вечера. Мэриан никогда не задерживалась так поздно, значит, что-то случилось.

«Что-то» – слово, подобное черной завесе, за которой скорчились все возможные и невозможные страхи. В любой момент чья-то рука может приподнять завесу или вовсе ее отдернуть. Она стояла, глядя на часы, и холод распространялся от рук и ног по всему телу, пока ее не стал бить настоящий озноб.

В восемнадцать лет она была необычайно хорошенькой, с темными вьющимися волосами, глазами, подобными голубым цветам, – это Сирил придумал такое сравнение – и гладкой нежной кожей, излучавшей, пока она была здорова, восхитительный румянец, но в болезни так быстро увядшей. Вообще-то, Инна не была больна, но и здорова тоже не была. Она жила бесцельной, неинтересной жизнью. Каждое утро начиналось с того, что она убирала три их комнаты и шла по магазинам, где стояла за чем-нибудь в очереди, стараясь управиться как можно быстрее, чтобы пойти, наконец, в библиотеку и взять очередную книгу. Что бы ни случилось в мире, она не могла пропустить любимое занятие. Апатия бесследно исчезала, как только она брала с полки книгу, за ней – следующую, пролистывая одну, пробегая глазами другую и проводя за этим занятием все утро, до момента, когда наступала пора идти домой и приготовить себе обед или подогреть то, что осталось от вчерашнего ужина. Иногда она даже не давала себе труда подогреть его, а чаще всего оставляла еду на тарелке, так к ней и не притронувшись. Один или два раза в неделю она садилась в автобус в конце улицы и встречалась с Мэриан, чтобы пообедать в дешевом кафе. Однако им было не по карману ходить туда слишком часто. Потом она опять садилась в автобус и проводила время до вечера, лежа на диване в ожидании Мэриан. Это Мэриан готовила ужин из купленных Инной продуктов. Это Мэриан возвращалась домой с рассказами о том, что случилось в конторе: кто и какой дом купил – молодые люди, решившие пожениться – пожилые родители, собирающиеся переехать к сыну или дочери – миссис Поттер, которая устроила у себя вторую ванную комнату и переоборудовала оранжерею в кухоньку, так что теперь она может поделить свой дом и сдавать одну половину в аренду.

– Помнишь Морин Поттер, Инна? Она была в шестом, когда мы в первый раз пошли в школу. Она вышла за какого-то богача. Она и ее мать приходили сегодня. Думаю, поделить дом – это ее идея. Она сразу сказала: «Вы же Мэриан Брэнд, да? Мисс Фишер говорила мне, что вы работаете здесь. Ну, и как вам здесь нравится?» Еще она спрашивала о тебе и вспоминала, какая ты была хорошенькая, и говорила, что неплохо было бы нам еще увидеться. Но не думаю, что у нее будет на это время – она приехала всего на несколько дней.

Ничего более увлекательного, чем эти истории, попросту не было. Конечно, если приезжал Сирил, все было по-другому. Иногда он возвращался с кучей денег, и на некоторое время жизнь становилась едва ли не слишком увлекательной. Он занимался с ней любовью в своей властной, уверенной манере, он вывозил ее в город перекусить, выпить чаю, пообедать. А потом или деньги заканчивались, или ему становилось скучно – Сирил всегда с ужасающей легкостью находил всевозможные поводы для скуки – и он вновь уезжал, бросив на прощание: «Ну, пока, увидимся». Хуже всего было, когда он однажды вернулся совсем без денег, а Мэриан именно тогда приняла твердое решение и стояла на своем до последнего: Сирил мог жить в доме и получать на обед то же самое, что и Мэриан с Инной, но не более того. Если ему нужны деньги на сигареты или на выпивку, или даже на проезд в транспорте, он должен пойти и заработать их. Сирилу оставалось лишь засунуть руки в карманы и демонстративно вышагивать по гостиной, рассказывая Инне, что именно он думает о низости поведения и грубой бессердечности Мэриан. Инна, конечно же, его понимала. Мужчине необходимы деньги на карманные расходы – он должен быть в состоянии купить пачку сигарет и угостить приятеля выпивкой. Но и Мэриан она тоже понимала, и временами даже проявляла непозволительную бестактность, говоря об этом вслух.

– Но, дорогой, у нее и в самом деле нет денег. Мы должны принять это как данность.

Ее слова не встретили никакого понимания. Сирил застыл на очередном шаге и язвительно расхохотался.

– Это она так тебе говорит! С нее станется! И ты на ее стороне! Тебя совершенно не волнует, какое унижение я терплю!

И тогда Инна готова уже разразиться слезами. Если сравнить одно с другим, то скука в те дни, когда Сирил где-то далеко, оказывается предпочтительнее, нежели изматывающее напряжение, когда он рядом.

Этим вечером Инна обо всем забыла и испытывала болезненное желание, чтобы он был рядом. Когда он в отъезде, она могла – и именно так и делала – наложить образ героя из последнего прочитанного романа на свои воспоминания о Сириле. Это очень помогало. Но сейчас, когда она так тревожилась из-за Мэриан, Инна думала о том, как было бы чудесно, если бы Сирил обнял ее и сказал, что глупо волноваться по пустякам. В книге, которую она дочитала за вечерним чаем, Пендред Котлстоун так умело и душевно унимал все женские страхи. Она сейчас испытывала желание оказаться рядом с кем-то, кто мог бы искренне посочувствовать, что Мэриан, обещавшей прийти к семи, все еще не было дома в половине десятого вечера.

Спустя полчаса стало весьма сомнительно, что даже Пендред, явившись собственной персоной, сможет приободрить ее. Опять пришла миссис Дин с новой порцией свеженьких историй. На этот раз все они были о пропавших людях, о которых никто больше никогда не слышал.

– Один джентльмен, забыла, как его звали, прогуливался со своей женой по Виктория-стрит. Вокруг было довольно много людей, не протолкнуться, и жена обогнала его на пару шагов, продолжая все это время о чем-то с ним разговаривать. Ну, в какой-то момент он не ответил ей, она обернулась, но его и след простыл, и с той поры ни слуху ни духу и никого, кто мог бы рассказать, что же произошло. Он просто исчез прямо там, на Виктория-стрит, в полдень. И ей, бедняжке, так никогда и не удалось выяснить, вдова она или нет.

– О, миссис Дин, прошу вас, не надо!

– Ну, моя дорогая, вам от этого не спрятаться, подобные вещи случаются, и не дело так убиваться и изводить себя. «Не позволяй неприятностям одержать над тобой верх», – так говаривал мой покойный супруг, и, я вам скажу, он был прав, хоть я с ним никогда не соглашалась. Уж лучше быть готовым к самому худшему, говорила я ему, и тогда, если все обойдется, никому не будет от того вреда.

Было почти пол-одиннадцатого вечера, когда у дверей остановилось такси, и из него вышла Мэриан. Ей пришлось одолжить денег, чтобы заплатить водителю, потому что ее сумочка по-прежнему покоилась где-то под обломками поезда. Она поблагодарила водителя, и он подал ей руку, чтобы помочь выйти и подняться по ступенькам, поскольку теперь все ее тело, с головы до ног, словно одеревенело, превратившись в сплошную боль. Ключи остались в потерянной сумочке, так что ей пришлось позвонить. Миссис Дин приоткрыла дверь, не сняв ее с цепочки, как это делают люди, вечно ждущие, что к ним ввалятся вооруженные грабители, и Инна сбежала вниз по лестнице и оттолкнула ее в сторону.

– О, Мэриан, где ты пропадала? Я думала, что-то случилось. О!..

Это «О!..» вырвалось у нее, как только дверь за Мэриан закрылась, и свет в передней убедительно продемонстрировал, что, вне всяких сомнений, что-то случилось. С лица Мэриан смыли грязь и кровь, но на лбу у нее красовался огромный синяк, поверх которого была наклеена узкая полоска пластыря. От ее шляпки почти ничего не осталось, так что привозить ее с собой, пожалуй, не стоило затраченных усилий. Правый рукав платья оторвался, а от юбки остались одни лохмотья.

– Мэриан!

– О, мисс Брэнд!

Их перепуганные лица расплывались в туманной дымке. Мэриан услышала собственные слова:

– Ничего страшного, правда. Я попала в аварию, но со мной все в порядке.

Она на ощупь пробралась к лестнице и опустилась на вторую ступеньку.

Глава пятая

Сирил Фелтон вернулся на четвертый день после крушения поезда. Кто-то показал ему крошечную заметку в вечерней газете, и он первым же рейсом выехал домой. Не слишком-то приятно было обнаружить, что его жена и свояченица уехали в Лондон на весь день, зато миссис Дин была в настроении поболтать и, более того, охотно пригласила его выпить чаю у нее в гостиной и рассказать все, что было ей известно. Если уж нельзя было назвать Сирила Фелтона достойным мужем, то относиться к нему, как к весьма привлекательному и романтичному мужчине вполне можно, так считала миссис Дин. И потом, она получала немалое удовлетворение от того факта, что он видит ее с только что сделанной укладкой волос, названной в номере «Стань красоткой!» «королевским стилем». Она принялась доставать свой лучший чайный сервиз.

– Я почти ничего не знаю, миссис Дин, кроме того, что прочел в газетах.

– О, мистер Фелтон, подумать только – они вам не сообщили!

– Ну, я же был в отъезде. Они не знали, куда писать. Но что все-таки случилось? Все, что я прочел – это три или четыре строчки о том, что Мэриан Брэнд попала в аварию сразу после того, как узнала, что унаследовала какие-то деньги.

– Да, правильно. Вот как все было. Она пришла домой в разорванной на спине одежде, с синяком на лбу. Сейчас он почти сошел, и вы едва ли его заметите. Миссис Фелтон была просто в ужасе, но серьезных повреждений у мисс Брэнд не оказалось, и сегодня в десять часов утра они поехали сделать кое-какие покупки и встретиться с адвокатом их дяди по вопросу, связанному с домом, который им остался. Он прямо у моря, этот дом, и мисс Брэнд хочет как можно скорее перевезти туда миссис Фелтон, ведь морской воздух, как они всегда говорили, пойдет ей на пользу.

Сирил резко сказал:

– Там должно быть нечто большее, чем просто дом.

Миссис Дин положила две ложки чая в заварочный чайник.

– О, что до этого, уверена, я не должна об этом говорить, мистер Фелтон, я не из тех, кто сует свой нос в чужие дела. Но нет причин волноваться, я думаю. Миссис Фелтон такая взволнованная с тех пор, как это случилось, вы ее просто не узнаете – напевает все время, и румянец появился.

У него было время, чтобы в полной мере испытать раздражение до того, как вернулись его жена и свояченица.

Глаза Инны сияли, словно звезды. Она сделала прическу, накупила всяческой косметики для лица, которой раньше не могла себе позволить – всевозможных питательных кремов, очищающих кремов, помады, румян двух различных, но прелестных оттенков, пудры (предел мечтаний любой женщины) и лаков для ногтей разнообразных цветов. Девушка в косметическом салоне показала ей, что со всем этим делать, и она пребывала в состоянии трепетного восторга. Она выглядела точно так же, как выглядела в восемнадцать лет, нет, даже лучше, чем тогда, потому что никогда раньше у нее не было таких прекрасных косметических средств. Она чувствовала себя героиней романа, романтичной и изящной. На ней были новые туфли и чулки, и пальто, и юбка, которая стоила больше, чем все, что она покупала когда-либо в своей жизни. Она бросилась к Сирилу в объятия и вывалила на него сразу все новости, заключив свой рассказ фразой: «О, милый, ну разве это не потрясающе? Ты только посмотри на меня!»

Сирил смотрел, сначала с удивлением, затем с неподдельным обожанием и, наконец, с большой опаской, потому что он знал цену вещам и очень надеялся, что она не станет швырять деньгами в магазинах. Все это очень хорошо – иметь новые вещи, которые стоят целое состояние, – и он никогда бы не попросил Инну не тратить денег на одежду, ведь так поступает каждая женщина – но по-настоящему важным было то, сколько составляет сумма наследства наличными и сколько из них причитается ему. По сути, мистер Мантолини очень метко выразился сто лет тому назад, когда спросил: «Что, черт возьми, в итоге?»

Момент был явно неподходящий для того, чтобы сказать об этом напрямик. Ему следовало смотреть, и восхищаться, и обнимать Инну, пока она весело щебетала без умолку, точно опять стала школьницей.

– О, Сирил, разве все это не потрясающе? Там есть дом, я говорила тебе о доме? Он находится на берегу моря, в Лендшире, место называется Фарн, и мы можем отправиться туда, как только захотим! Я не могу в это поверить – мы едем к морю! Мне необходимо проговорить все вслух, потому что это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой! По правде сказать, это два дома, только у дедушки дяди Мартина была такая большая семья, что он объединил их и жил там вместе со всей своей родней. Ужасно, но родственники привыкли. Было бы здорово, по крайней мере, если бы они тебе понравились, и, возможно, ты...

– Дорогая, я не понимаю, о чем ты говоришь.

Она потерлась щекой об его щеку.

– Это оттого, что все так чудесно – не выразить словами. Я так волнуюсь насчет дома. Видишь ли, мистер Эштон говорит...

– Какой еще мистер Эштон?

– Адвокат дяди Мартина. Мы сегодня с ним встречались. И он говорит, что дом легко можно опять разделить на две части. Нужно будет всего лишь запереть двери, которые были прорублены между домами, и у нас будет электрическая печь в старой кухне, и поэтому нам не придется сталкиваться с остальными родственниками, которые, по его словам, могут показаться ужасно неприятными и, несомненно, весьма противными соседями. Я хочу сказать, никому ведь не захочется начинать с семейных скандалов, а потом жить бок о бок – это слишком, слишком мрачная перспектива!

Он обнял ее и назвал своей дорогой, но в его голосе звучало раздражение:

– Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, дорогая.

Мэриан собрала свои свертки и ушла к себе в комнату. Как и Инна, она была одета в новый костюм с подобранными к нему аксессуарами. Костюм, одного из тех серо-зеленых тонов, что подчеркивали ее темные волосы и серые глаза, был прекрасно скроен и очень ей шел. Она сказала: «Как поживаешь?» – подхватила свертки и ушла. В тот момент он даже обрадовался, потому что, безусловно, будучи наедине, из Инны можно было выудить почти все. Но она все не возвращалась и не возвращалась, он начал думать, что бы могло означать ее нежелание к ним присоединиться. Глупой Мэриан не назовешь. Голова на плечах у нее есть, и она должна прекрасно понимать, что ему захочется услышать хотя бы о какой сумме идет речь. Воодушевление Инны было подобно хорошо взбитым сливкам – все так воздушно и мило, но каши из этого, не сваришь. Он же просто хотел знать, какой кусок от пирога достанется Сирилу Фелтону.

Он слушал не слишком внимательно, пока Инна рассказывала о родственниках.

– Тетя Флоренс Брэнд – вдова Альфреда, брата нашего папы и дяди Мартина. У нас двое дядюшек – Мартин и Альфред, и это кажется таким забавным, что мы никогда и ничего о них не знали. Альфред женился на Флоренс Ремингтон, которая приходилась ему какой-то далекой кузиной, а когда он умер, и жена дяди Мартина умерла, миссис Брэнд переехала к дяде Мартину и стала вести хозяйство. И он ее ненавидел. Ее сестра, Кэсси Ремингтон, тоже переехала жить к ним. И он ненавидел их обеих. Еще в доме живет Феликс, сын тети Флоренс. Он пианист...

Сирил оживился.

– Уж не Феликс ли Брэнд?!

– Да, так его зовут. Ты с ним знаком? О, Сирил, это потрясающе!

В его голосе, несомненно, послышался холодок.

– Он аккомпаниатор Хелен Эдриан. У него скверный характер. Я с ним не знаком.

Инна восторженно воззрилась на него.

– Я слышала ее по радио, у миссис Дин, она была прелестна! Как ты думаешь, он ей аккомпанировал в тот момент? О, дорогой, это совсем как в романах. Тайный кузен!

Рука, обнимавшая ее, отдернулась.

– Послушай, Инна, перестань нести всякую чушь! Я тут прекрасно провожу время, ничего не скажешь – все, что только можно, идет не так. Я не в настроении выслушивать всю эту болтовню, мне нужны точные сведения. Тебе они известны, а мне нет. Никто ничего мне не говорит. Мне ничего не известно, кроме трех строчек в газете, а я хочу знать, на чем мы стоим.

Инна продолжала смотреть на него, но восторгу в ней поубавилось.

– Но я же тебе рассказала. Дядя Мартин пришел в контору и назвался мистером Бруком, сделав вид, что хочет подобрать для себя дом, и посмотрел на Мэриан – только она, конечно, не знала, кто он...

– А тебя он видел?

– О, нет. Он приходил в контору и предполагалось, что он подыскивает себе дом. Он увидел Мэриан и ушел, и оформил завещание.

– Вот мы, наконец-то, и добрались. Он оформил завещание. Я хочу знать, что там написано.

– Но, дорогой, я говорила тебе. Он оставил ей все, что-то вроде того.

Инна отошла на шаг назад, потому что выглядел он весьма устрашающе, конечно, не всерьез – просто актерская игра, просто...

– Что там написано, будь ты проклята?!

Она резко и глубоко вздохнула. Он не должен ругаться – она ничего такого не сделала и все ему рассказала. Она проговорила:

– Я же сказала, он все оставил Мэриан.

– Не тебе?

– Нет, я же говорю – Мэриан.

– Ты вообще ничего не получаешь?

– Да.

Она отступила еще на шаг. Он был крайне зол. Конечно, она могла бы предвидеть, что новость его расстроит, но ее вины в том не было.

От гнева он побледнел. Взгляд был ясным и холодным. Вполголоса, но жестким тоном он сказал:

– Но она же отдаст тебе какую-то часть. Она же обязана так поступить из уважения к приличиям. Что она говорила насчет этого?

– Она не говорила ничего такого, ничего насчет раздела наследства.

– А что же она говорила?

– Сирил, прошу тебя...

– Что она говорила?

– Она хочет, чтобы я получала денежное пособие.

– Сколько?

– Сто фунтов в год.

– А сколько она сама получит?

– Я... не знаю. Мистер Эштон не может сказать со всей уверенностью, пока все дела относительно наследства не будут улажены.

– Он, черт возьми, что-нибудь да придумает. Сколько она получит?

Инна, запинаясь, сказала:

– Он не уверен, но говорил о двух тысячах.

– Две тысячи чистыми?

– Так он сказал, после того как будет уплачен подоходный налог.

– И она дает тебе жалкую сотню! Не густо! – он сжал ее в объятиях. – Инна, это непостижимо! Неудивительно, что ты не в состоянии говорить по делу! Это невероятно! Но, послушай, дорогая, она должна сделать одну простую вещь – она должна отдать тебе половину. Я хочу сказать, это будет порядочно с ее стороны. Она не может просто прикарманить все деньги и оставить нас умирать с голоду.

Весьма неудачно, наверное, но Мэриан открыла дверь как раз в тот момент, когда он произнес последнюю фразу. Слова звучали пылко и убедительно, но на Мэриан они подействовали весьма странно: она подумала, что Сирил, приложив какое-то усилие, и впрямь мог бы достичь успеха на сцене. Она переоделась в старое платье, чтобы приготовить ужин. Начав накрывать на стол, она сказала приятным голосом: