Текст книги "Леди Удача"
Автор книги: Патриция Гэфни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)
2.
Кассандра беспокойно оглядела мягкие текучие складки белого муслинового платья, опасаясь, что в нем нельзя будет выйти из дома. За все три недели, проведенные в Лондоне, она ни на ком не видела ничего подобного, хотя в Париже новый «греческий» стиль считался dernier cri [5]5
Последний крик моды (фр.).
[Закрыть]. Наверное, здесь это платье могло показаться немного вызывающим: его полагалось носить без корсета и «накладного крупа» (так ее подружки в шутку называли турнюр).
Одеваясь в соответствии с прежними, уже выходящими из моды фасонами, женщины были вынуждены заключать свое тело в некое подобие рыцарских доспехов, лишавших их свободы действий. Зато теперь, подумала Кассандра, они могли без помех позволить себе любой минутный каприз. Как выражалась Анжелика, ее парижская приятельница, «потом ничего не заметно».
Она пожала плечами, глядя на свое отражение. Вызывающее или нет, но это было ее единственное белое платье, а мистер Куинн велел ей быть в белом.
Подойдя к комоду, Кассандра вытащила из ящика шарф. Красный с синим. Стоит ли его надевать? Во Франции в эти дни чуть ли не все население поголовно, охваченное патриотическим угаром, украшало себя трехцветными эмблемами и символами. Может быть, подозреваемый в предательстве мистер Уэйд увидит в этом сочетании нечто родное? Решительным жестом девушка обмотала шарф вокруг талии наподобие кушака и сделала шаг назад, чтобы оглядеть себя в зеркале с головы до ног.
От прически в неоклассическом стиле, полагающейся к этому платью, Кассандра на сей раз отказалась. Вместо этого она гладко зачесала волосы назад, оставив лоб открытым, закрепила их шпильками на затылке и позволила им струиться по плечам и по спине волнистой непокорной гривой. Уж такую прическу никто не сочтет вызывающей!
В висевшем над бюро зеркале она видела себя только до талии и могла лишь догадываться, какой эффект производят ее зашнурованные выше щиколотки сандалии наподобие древнегреческих. Ей вдруг пришло в голову, что и подобной обуви она ни на ком в Лондоне не встречала. Очевидно, англичанки еще не успели заразиться страстью к подражанию греческим богиням. Она скорчила гримаску своему отражению. Может, ей удастся стать провозвестницей новой моды?
Вновь подойдя к высокому бюро, Кассандра оперлась локтями о крышку. Нет ли у нее в лице чего-то такого, что видно всем, кроме нее самой? Она принялась внимательно изучать свои большие серые глаза с длинными черными ресницами и тонко выписанными бровями. Нос у нее был прямой, губы казались совершенно обычными. Она улыбнулась – сначала одними уголками губ, потом ухмыльнулась во весь рот. Зубы ровные, все на месте. Черные волосы, чисто вымытые, хотя и не всегда аккуратно причесанные. Здоровая гладкая кожа, никаких прыщей. Ей часто приходилось слышать комплименты от мужчин, а иногда и от женщин, утверждавших, что у нее прекрасный цвет лица.
Сама она ничего из ряда вон выходящего не замечала. Откуда же черпает сведения мистер Куинн и насколько вообще надежны его источники, если о ее так называемой разгульной жизни в Париже он знает не больше, чем тетя Бесс? Ведь настоящим шпионам полагается докапываться до правды, не довольствуясь слухами и сплетнями, разве не так? Почему же, когда речь заходит о ней, все проявляют такую дружную готовность верить худшему: тетя Бесс, мистер Куинн, Эдуард Фрейн?
При мысли о мистере Фрейне горячая краска залила ее лицо, а зубы яростно скрипнули. Вот ублюдок! Непривычное в ее устах ругательство прозвучало волнующе и как-то на редкость убедительно. Кассандра еще раз повторила его вслух, упиваясь каждым слогом грубого слова, в точности определявшего сущность мистера Фрейна. Она ни капельки не устыдилась своего сквернословия. Со вчерашнего дня она сожалела лишь о том, что не пустила все же в ход зонтик, хотя прекрасно понимала, что сейчас не время предаваться праведному негодованию: такой роскоши она просто не могла себе позволить и потому решительно выбросила мысли о Фрейне из головы.
Кассандра машинально протянула руку к лежавшему на бюро письму мистера Куинна и развернула его. У него был мелкий, невыносимо аккуратный почерк, наводивший на нее тоску. Сама не зная зачем, она начала перечитывать:
Дорогая мисс Мерлин, понимаю, что решение далось вам нелегко, но это было правильное решение. Думаю, в конце концов вам не придется о нем сожалеть, хотя сейчас вам, наверное, страшно. Вы заявили, что возьмете деньги только на условиях займа. Это, разумеется, ваше личное дело, но знайте: я считаю эти деньги вашими, всю сумму. Можете распоряжаться ими по своему усмотрению. Что до выбора вашего местожительства в будущем, я просил бы вас только об одном: не принимайте поспешных решений прямо сейчас.
Впоследствии, когда наш план будет выполнен, ситуация может представиться вам совершенно в ином свете. В любом случае мое предложение остается в силе.
Теперь к сути дела. Интересующего нас человека зовут Колин Уэйд. Он третий сын графа Стейнсбери; у него нет титула, но он получает от отца денежное содержание, позволяющее ему купаться " роскоши. Его жена слаба здоровьем и безвыездно живет в их загородном поместье в окрестностях Бата. Детей у них нет. Со временем я расскажу вам о нем более подробно, но пока, полагаю, вам лучше познакомиться с ним без предвзятости.
Единственным широко известным его пороком является страсть к азартным играм: к счастью для него, он чаще выигрывает, чем проигрывает. Сегодня вечером он будет играть в клубе «Кларион». Он появляется там раз в неделю по понедельникам, обычно после полуночи. Вы легко его узнаете: насколько мне известно, его считают исключительно красивым мужчиной. Познакомьтесь с ним, постарайтесь ему понравиться. Его брак не будет для вас помехой: он настоящий дамский угодник и часто заводит любовниц. Не набивайтесь на откровенность. Пусть он первый заговорит о вашем отце. Делайте вид, что вам тяжело отвечать. Вы должны играть роль глуповатой ingenue [6]6
Наивная, простодушная молодая девушка (фр.).
[Закрыть], не слишком обремененной моральными предрассудками. В то же время постарайтесь выказать увлеченность так называемыми идеалами революции, а также осведомленность в текущей политике. Поезжайте без сопровождения, если возможно. Если же это окажется неосуществимым, выберите себе в провожатые кого-то, кто не будет стеснять вашу свободу и мешать вашему знакомству с Уэйдом.
Нынешним вечером в «Кларионе» будет еще один человек. Если все пойдет, как задумано, он станет связным между вами и мной.
Оденьтесь в белое; по ходу вечера этот человек найдет случай вам представиться.
Желаю удачи, мисс Мерлин. От вас требуется только одно: ведите себя как обычно, будьте самой собой, и у вас все получится. Я свяжусь с вами в нужное время.
Подписи не было: очевидна, мистер Куинн опасался, как бы письмо случайно не попало в чужие руки.
Стиснув зубы, Кассандра сложила его и разорвала на мелкие кусочки. Неужели он нарочно пытался ее оскорбить? «Будьте самой собой», – советовал он ей, а несколькими строками выше просил ее изображать из себя глупенькую ingenue, не отягощенную моральными предрассудками. Умом она понимала, что к подобным вещам следует относиться с юмором, но почему-то не находила в себе сил для веселья.
В дверь негромко постучали.
– Касси, карета уже внизу! Я подожду тебя в холле, ладно?
– Спасибо, Фредди, я сейчас спущусь.
Выбросив разорванное письмо в мусорную корзинку, Кассандра захватила ридикюль, в котором лежали все деньги, которые она могла себе позволить проиграть (три фунта и семь пенсов, поистине смехотворная сумма), и вышла.
Фредди нарядился в камзол из тафты наимоднейшего оттенка boue de Paris [7]7
Цвета парижской грязи (фр.).
[Закрыть]. Увидев ее, он присвистнул.
– Прах меня побери, Касси, ты пустилась во все тяжкие, как я погляжу. Слава Богу, вечер сегодня теплый, а то бы ты слегла с простудой. Но выглядишь ты аппетитно. Ни дать ни взять – фазанья курочка, слетевшая на ток.
Воодушевленная столь своеобразным комплиментом, Кассандра заглянула в гостиную, чтобы пожелать спокойной ночи тетушке.
Леди Синклер оторвалась от модного журнала:
– Войди, Кассандра, дай-ка мне взглянуть на тебя.
Прошла долгая томительная минута, пока она в молчании, словно «мадам» из борделя, прикидывающая шансы многообещающей дебютантки, рассматривала свою племянницу. Ее оценивающий, полный злорадного удовлетворения взгляд показался Кассандре донельзя оскорбительным.
– Ну как оно, сойдет? – спросила девушка вызывающим тоном, которого раньше никогда себе не позволяла. Тонкие бровки леди Синклер изумленно приподнялись, но она решила пропустить мимо ушей скрытый в вопросе дерзкий намек.
– Ты выглядишь прелестно, как всегда. Желаю тебе хорошенько повеселиться, дорогая.
– Непременно постараюсь, тетя Бесс, – бросила в ответ Кассандра.
Ей хотелось уйти с холодным достоинством, но гнев, невольно прорвавшийся в голосе, несколько подпортил впечатление.
Когда Фредди усадил ее в карету и сам тяжело плюхнулся рядом, Кассандре вспомнились слова тети Бесс, сказанные накануне вечером после ухода Эдуарда Фрейна.
– Ты ему отказала? – ледяным тоном осведомилась леди Синклер, когда Кассандра передала ей суть его предложения.
У девушки открылся рот от удивления, но она быстро овладела собой.
– Да, тетя, я ему отказала.
– Понятно. – Длинный холеный ноготь начал выстукивать дробь по зубам. – И что ты теперь собираешься делать?
Этот вопрос пронзил ее подобно холодной стали: тетя Бесс явно давала ей понять, что умывает руки. Неужели она на самом деле зайдет так далеко, что выгонит племянницу из дома? Кассандра решила, что это вполне вероятно.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещала она.
Потом она написала письмо Оливеру Куинну.
«Будь ты проклят, Эдуард Фрейн», – вновь подумала она, не слушая дружеской болтовни Фредди, пока карета катила на запад от Холборна по направлению к Пиккадилли. Впрочем, это дело прошлое, не стоит о нем вспоминать. Надо сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. Надо думать о Колине Уэйде.
Интересно, что он собой представляет? Этот вопрос она задавала себе, наверное, уже в десятый раз. Действительно ли он жестокий злодей? Или преданный делу революции фанатик, убежденный в том, что для достижения его цели годятся любые средства? В любом случае, удастся ли ей завоевать его доверие и раскрыть тайны, в которые Куинн так жаждал проникнуть? Задача казалась ей невыполнимой, даже если бы она согласилась стать любовницей Колина Уэйда, а у нее и на этот счет имелись большие сомнения.
Даже если отбросить все остальное, разве у нее хватит духу пойти на это, если он и вправду предал ее отца, став, по сути, виновником его гибели? Может, она напрасно ввела Куинна в заблуждение, заключив с ним договор? Может, он нашел бы кого-то другого для этой роли, если бы она откровенно поделились с ним всеми своими сомнениями и колебаниями? А если бы он отказался от ее услуг, что бы ей это принесло? Облегчение или сожаление?
– Вот мы и приехали! Чувствую, мне сегодня повезет, Касси. Ставлю пять к одному, что сумею выиграть или останусь при своих.
Галантным жестом Фредди распахнул дверцу кареты. Они прибыли в клуб «Кларион».
Беспрерывно подбрасывая в одной руке игральные кости, Риордан в третий раз за последние десять минут потянулся за карманными часами. Половина первого. Девчонка опаздывает. Зажав кости в кулаке, он отделился от стены, на которую опирался, и неторопливо проследовал в менее освещенную часть переполненного игорного зала, чтобы не так бросаться в глаза. Он выбрал «Кларион» в качестве места первой встречи, потому что никогда там не играл и почти не рисковал быть узнанным, несмотря на свою скандальную известность, но, главным образом, еще и потому, что здесь никогда не играл Колин Уэйд, и можно было не опасаться, что он нарушит задуманный Риорданом план своим внезапным появлением.
Вообще-то это был вполне приличный клуб; публика представляла собой примерно равную смесь праздных гуляк и весьма почтенных господ, игра велась честно, посетителям сервировали совсем недурное (как его заверили) вино. Просто этот клуб не считался модным. А Филипп Риордан, недавно избранный и – как утверждали многие – самый беспутный член палаты общин, никогда не посещал немодных заведений. Речь могла идти о петушиных боях, балах-маскарадах или борделях – чтобы удостоиться внимания Филиппа Риордана, они должны были находиться на самом острие моды.
Поморщившись, Риордан поднес к губам бокал кларета и потер свободной рукой затылок. О черт, как он устал! Он готов был отдать все на свете, лишь бы сейчас оказаться дома с хорошей книгой, а еще лучше просто завалиться в постель. А уж если бы удалось завалиться в постель вместе с Клодией! Но об этом лучше даже не мечтать, подумал он с насмешливой полуулыбкой. Не женщина, а просто ходячая железная кольчуга!
Ему пришлось подавить зевок. На завтрашнее утро была назначена встреча членов комитета по окончательной подготовке разработанного им парламентского законопроекта, который ему предстояло представлять на следующей сессии. Он уже здорово поднаторел, разыгрывая роль человека, ежедневно мающегося жестоким похмельем, и завтрашнее утро в этом смысле не должно было стать исключением: опять придется ломать привычную комедию. Он с этим справится. Но, Боже, до чего ему все это надоело! Если бы можно было покончить с дурацким маскарадом прямо сейчас, Риордан с радостью отказался бы от него навсегда.
Чтобы никогда больше не встречать рассвет сквозь клубы табачного дыма в игорном зале, не делать вид, будто его интересуют похотливые авансы, раздаваемые очередной безмозглой demi-mondaine [8]8
Дама полусвета (фр.).
[Закрыть], готовой по первому свистку раскрыть ему свои несвежие объятия, – Господи, какое это было бы счастье! Увы, оно маячило где-то вдали, до него еще предстояло дойти. Чего ради затевался весь этот спектакль, Риордан так и не смог понять. Оливер просил его проявить терпение, но всякому терпению рано или поздно приходит конец, и он чувствовал, что его силы уже на исходе.
Какого дьявола он должен все это выносить? Разве не сослужил бы он куда лучшую службу отечеству, став образцовым членом палаты общин, вместо того чтобы изображать из себя вечно пьяного бездельника, гоняющегося за каждой юбкой? Оливер считал, что нет, а спорить с ним Риордан не имел права. У него не было выбора. Он обещал посвятить своему старому наставнику два года жизни, в течение которых обязался подчиняться ему во всем, и до окончания срока каторжных работ, или искуса, или крестных мук, как бы, черт возьми, это ни называлось, оставалось еще пятнадцать месяцев.
Впрочем, в одном он должен был согласиться с Оливером: неожиданное появление Кассандры Мерлин действительно открыло для них уникальную возможность, которой они давно ждали. Встретившись с ней, Оливер заявил, что она именно такая по сути, какой кажется на вид: нуждающаяся в покровителе глупая девчонка с запятнанным прошлым, делавшим ее идеальным орудием для их планов. Сам Риордан не был так твердо в этом уверен. А поскольку именно он рисковал больше всех, если бы она оказалась такой же изменницей, как ее отец, – стало быть, именно ему предстояло кое-что о ней разузнать перед тем, как впустить ее в узкий круг лиц, посвященных в его тайну.
Он оторвался от созерцания пряжек на своих башмаках: какая-то неуловимая перемена, произошедшая в окружающей обстановке, привлекла его внимание. Под аркой, служившей входом в зал, неторопливо оглядывая мельтешащую толпу играющих, выпивающих и праздношатающихся посетителей, стояла женщина.
Риордан поставил свой бокал на столик с такой осторожностью, словно тот грозил рассыпаться у него в пальцах, и сцепил руки за спиной. Ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы согнать с лица ошеломленное выражение. Постепенно до него дошло, что не он один пожирает глазами вновь прибывшую. Господа и дамы, почтившие своим присутствием клуб «Кларион» в этот вечер, кто исподтишка, а кто и открыто, глазели на Кассандру Мерлин, ибо это, вне всяких сомнений, была именно она. «Черные волосы и белое платье», – предупредил его Куинн. В очередной раз Риордан подивился тому, насколько друг его склонен к недооценке, когда речь шла о женщинах. Он подошел ближе.
Оливер назвал ее «смазливой». Во всем, что касалось женщин, старый гриб был просто слеп. Риордан всегда это знал. Назвать ее «смазливой» – это было все равно что… Он покачал головой, не в силах придумать аналогии такой нелепости. Но, Боже милостивый, что же на ней надето? Обрывки того, что возбужденно шептали все вокруг, начали проникать в его затуманенный мозг.
«Кто она такая?» – таков был первый вопрос, занимавший всех. Очень скоро обсуждение перешло на личности и приняло куда менее уважительный характер. Какой-то щеголь, игравший в вист, грубо и кратко выразил желание познакомиться с ней поближе. Услыхав эти слова, Риордан вдруг рассердился, сам не зная почему.
Он продолжал хмуриться и в тот момент, когда рассеянный взгляд девушки на мгновение скрестился с его взглядом. На ее бледных щеках и даже на шее проступил еле заметный нежно-розовый румянец смущения. Казалось, она не дышит. Про себя самого он мог сказать это с уверенностью: у него перехватило дух. Потом ее взгляд скользнул в сторону, но выражение лица не изменилось, поэтому он так и не смог определить, что же между ними произошло. С трудом разжав невольно стиснувшиеся кулаки, Риордан потянулся за своим бокалом.
В эту минуту возле нее появился дородный, глуповатый на вид молодой человек. Заметив на другом конце комнаты кого-то из знакомых, он кивнул к помахал им, потом взял свою спутницу под руку и повел ее к столу для игры в кости. Риордан машинально последовал за ними и остановился в кругу наблюдающих, чье внимание в неравной степени было поделено между игрой и женщиной в невероятном белом наряде.
– Хотел бы я сыграть Адониса, если она будет Афродитой, – вздохнул кто-то у него над ухом. – Только представьте, как она встает из ванны…
Риордан бросил грозный взгляд на фатоватого молодого человека в черном парике, слова которого привели его в бешенство, хотя он не мог не признать уместности сравнения. Она действительно напоминала богиню в этом… он полагал, что «это» следовало называть платьем, хотя оно больше походило на драпировку, которую сдергивают со статуи на церемонии открытия памятника. Ее руки были полностью обнажены, плечи (если не считать бретелек) – тоже, а грудь едва прикрыта живописными складками туники из белого муслина.
В этот момент, судя по жадным прилипчивым взглядам, внимание почтеннейшей публики переключилось на самый волнующий вопрос: надето ли у нее что-нибудь под этим платьем? Возмущение Риордана возросло троекратно, когда до него дошло, что ему самому до смерти хотелось бы узнать ответ. Он вдруг представил себе, как она прыгает в фонтан: обнаженная, смеющаяся, хмельная, окруженная весело аплодирующими молодыми людьми.
Когда Куинн рассказал ему эту историю, Риордан лишь горько рассмеялся в ответ. Сама мысль о необходимости вести дела с беспутной парижанкой, ставшей в свои восемнадцать лет, по сути, гулящей девкой, показалась ему утомительной. Теперь он был готов пересмотреть свое мнение, хотя и сам не понимал почему. Потому, возможно, что – несмотря на все, что ему пришлось о ней услышать, – она не производила впечатления падшей женщины. Она выглядела юной и немного печальной. Если бы она разделась и прыгнула в фонтан в этот вечер, он запросто мог бы себе представить, как прыгает за нею следом и укрывает ее своим плащом.
Она смеялась какой-то шутке, которую нашептывал ей на ухо некий франт в красновато-коричневом камзоле, когда ее взгляд вновь случайно встретился со взглядом Риордана. Он успел заметить, что глаза у нее серые с длинными черными ресницами. Но веселье ушло из ее взгляда, и улыбка постепенно угасла прямо у него на глазах. Она отвернулась и принялась рыться в сумочке. Риордан огляделся в поисках пустого стула, схватил один за спинку и грубо проложил себе дорогу сквозь тесный круг зевак, пока не оказался прямо за спиной у Кассандры Мерлин. Она так и не подняла головы: это показалось ему несколько нарочитым. Поставив свой стул чуть позади и сбоку от нее, Риордан сел.
– Делайте ставки, господа.
– Ты играешь, Касси? – спросил раскрасневшийся от возбуждения Фредди. – Хочешь, я поставлю за тебя?
Кассандра с трудом уловила смысл слов своего кузена. Она уже позабыла имена людей, которым он ее представил минуту назад.
– Нет, спасибо, – ответила она тихо, почти шепотом.
Она знала, что человек, сидевший рядом, все равно расслышал ее слова: он придвинулся слишком близко. Не сводя глаз с игральных костей в маленькой корзинке, которую банкомет переворачивал при каждой новой ставке, она машинально открывала и закрывала замочек своего ридикюля. Ей не надо было оглядываться: краем глаза она видела, что незнакомец наклонился вперед, сцепив руки на колене – аристократические руки с длинными пальцами, сжимавшими бокал, полный вина. Она всей кожей чувствовала, что он не сводит с нее глаз.
Он заговорил, и Кассандра едва не подпрыгнула на месте, запоздало сообразив, что он отвечает на вопрос Фредди.
– Говорят, «Шамбертен» вполне приличный. По шесть шиллингов за бутылку, странно было бы ожидать чего-то другого.
– Тебе нравится, Касси? Что? Ах да, вино.
– Да-да, вполне.
Фредди отвернулся, чтобы отдать заказ официанту, а Кассандра тем временем попыталась сосредоточиться на игре, вернее, сделала вид, потому что молодой человек в камзоле цвета ржавчины шептал ей на ухо что-то явно непристойное. От него так и разило лавандой, ей приходилось прилагать усилия, чтобы не сморщить нос. Но ничего из того, что он ей говорил, она не слышала, потому что тот, другой, который сел слева от нее, опять заговорил с Фредди.
Он говорил о чем-то обыденном, совершенно заурядном… Почему же в груди у нее возник этот странный трепет? Она казалась сама себе арфой или лютней, словом, каким-то струнным инструментом, на котором его голос мог играть по своей воле. Когда официант поставил бокал рядом с ее локтем, Кассандра отпила сразу половину. Наконец, переведя дух, она повернулась и посмотрела на него.
Ее хмурость и его улыбка испарились в один момент. Все повторилось: молчаливый, с затаенным дыханием обмен взглядами. Ощущение стало даже еще острее, чем в первый раз. Ведь теперь они были совсем рядом. Так близко, что она могла протянуть руку и коснуться его лица или разгладить морщинку между прямыми собольими бровями. Или провести пальцами, как гребешком, по удивительным, черным с проседью, волосам…
– Как ты думаешь, это увлечение античностью или просто христианское человеколюбие заставляет ее так щедро демонстрировать свою кожу?
Кассандра могла бы не обратить внимания на слова, произнесенные каким-то хлыщом у нее за спиной, если бы не смотрела в глаза незнакомца. Бешенство, полыхнувшее в их темно-синей глубине, испугало ее. Но оно исчезло так быстро, что она даже подумала, будто ей померещилось. Зато до нее дошел смысл оскорбительного вопроса, и она почувствовала, как краснеет от непереносимого смущения. В один краткий миг, наполнивший душу чувством острого унижения, она поняла, какой эффект производит здесь ее неуместный наряд.
Больше всего на свете ей хотелось вскочить и бежать без оглядки, но она подавила несвоевременный порыв. Вместо этого она опять повернулась к игорному столу, стараясь держаться как ни в чем не бывало. Рука, в которой она сжимала бокал, слегка дрожала, пришлось сделать еще один подкрепляющий нервы глоток. Вытащив из ридикюля фунтовую ассигнацию, Кассандра дождалась следующего объявления ставок и сказала банкомету:
– Чет.
– Три. Пять. Пять.
Проводив исчезающую ассигнацию взглядом, она положила на ее место другую.
– Пять.
– Один. Три. И четыре.
Вторую банкноту постигла та же участь. Кассандра отхлебнула еще глоток вина, нащупывая в ридикюле последний фунт.
– Предлагаю частное пари.
Ей казалось, что она замкнула слух для всех звуков, за исключением стука игральных костей, но низкий волнующий голос мужчины безо всякого усилия преодолел все заграждения. Она выпрямилась, глядя прямо перед собой и ожидая, что последует дальше.
– Поставьте вот это на следующий кон. Если выиграете – деньги ваши. Если проиграете – вам придется изобрести способ ускользнуть от добродушного олуха, с которым вы сюда пришли, и выйти со мной в сад.
Он кивнул в направлении застекленных до самого пола дверей на другом конце игорного зала.
– Там вы должны уделить мне… ну, скажем, тридцать минут своего времени. Ни секундой меньше.
Очень медленно он пододвинул прямо к ней через стол стофунтовый билет. Несмотря на окружающий шум, Кассандре почудилось, что она слышит шуршание бумаги на зеленом сукне стола.
– Ну как? Мы заключили пари?
Сама не веря собственным глазам, она увидела свою протянутую руку. Ее пальцы подхватили банкноту, едва не коснувшись его пальцев.
– Шесть, – сказала она банкомету.
Ей пришлось повторить дважды, прежде чем он расслышал. Она мысленно возблагодарила Бога за то, что Фредди отвернулся и не стал свидетелем чудовищной сделки.
– Два. Три. И пять.
Воздух вырвался у нее из груди тяжким вздохом. Она даже не заметила, что все это время просидела, затаив дыхание.
– Фредди, – окликнула Кассандра, тронув его за плечо.
– А? Чего?
– Я выйду в сад. Меня будет сопровождать вот этот джентльмен.
– Ладно-ладно.
Он кивнул, почти не прислушиваясь к словам кузины, одарил ее беспечной улыбкой и опять вернулся к игре. Кассандра поднялась из-за стола.
– Ну что ж, пойдемте, мистер?..
– Уэйд. Колин Уэйд.
Сад при клубе «Кларион» был мал, но устроен таким образом, что его единственная вьющаяся дорожка делала множество поворотов, позволяя совершить вполне длительную прогулку. Каждый поворот мощенной каменными плитами аллеи освещался тусклыми фонарями, совершенно излишними в этот вечер, потому что с неба светила почти полная луна. Помимо выпивки главное развлечение здесь состояло в том, чтобы наблюдать за другими, одновременно выставляя напоказ самих себя, но изобретательные парочки всегда умудрялись находить уединенные местечки среди разросшихся тисовых деревьев и кустов остролиста. Пока Риордан вел Кассандру по аллее к расположенному в середине сада небольшому фонтану, они убедились, что все разбросанные там и сям скамейки уже заняты. На мгновение они остановились, молча глядя на почти обнаженную фигуру коленопреклоненной нимфы, льющей нескончаемую струю воды из каменного кувшина.
– Вам не холодно? – внезапно спросил Риордан. Кассандра заглянула ему в лицо, решив, что он насмехается над ней или делает непристойный намек, но увидела лишь искреннюю озабоченность. Однако схожесть ее наряда с одеянием полуобнаженной каменной нимфы в фонтане не ускользнула от нее, да и от него, как она полагала, тоже. Она отрицательно покачала головой, и они продолжили свою неторопливую прогулку.
Хорошо, что в саду темно, подумала она, по крайней мере, здесь можно укрыться от дюжин преследующих ее любопытных глаз. Это позволило ей немного овладеть собой, что само по себе было совсем неплохо. К счастью, мистер Уэйд сам сделал первый шаг и устроил этот tete-a-tete. У Кассандры до сих пор таинственным и совершенно непонятным образом перехватывало горло при любой попытке заговорить с ним. Наверное, это потому, что он так хорош собой, предположила она. «Исключительно красивый мужчина», – написал Куинн в своем письме. Но нет, дело не в этом, она повидала на своем коротком веку немало красивых мужчин! Круг, в котором она вращалась в Париже, состоял, можно сказать, исключительно из красивых мужчин, однако до сих пор ей ни разу не приходилось в их присутствии чувствовать себя смущенной до потери дара речи. Щеки у нее запылали при воспоминании о том, как она смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Ощущая в себе не больше склонности к красноречию, чем раньше, в игорном зале, Кассандра принялась лихорадочно перебирать в уме подходящие темы для разговора.
Они дошли до дальнего конца сада, где в окружении густого кустарника стояла одинокая ажурная скамья кованого железа. Риордан усадил Кассандру, а сам отошел на несколько шагов назад, напомнив себе, что ему надо сохранить голову на плечах и не отвлекаться на любование ее грудью, щедро обнаженной злосчастным платьем. Была минута у фонтана, когда он был уверен, что она вспоминает эпизод, произошедший год или полтора назад у другого фонтана, того, что находился в парижском саду Тюильри. Перед его внутренним взором опять вспыхнул яркий образ девушки, обнаженной и мокрой, запрокинувшей назад голову. Струйки воды стекали по ее шее и груди…
Мысленно Риордан заставил себя встряхнуться. Эта женщина что-то уж больно сильно на него воздействует. Когда он пропустил ее вперед, выходя из дверей клуба, ему открылся необычайно волнующий и ничем не заслоненный вид сзади, но мысль о том, что все остальные любуются соблазнительным зрелищем столь же свободно, что во всем помещении нет ни одного мужчины, которого не одолевали бы в эту минуту те же похотливые побуждения, что и его самого, отравила ему все удовольствие.
Довольно. Он здесь по делу. Ему необходимо выяснить, можно ли доверять этой женщине. Пора перестать вести себя как свихнувшийся от ранней возмужалости подросток. Надо думать и действовать, как Колин Уэйд.
– В вашем голосе, мадемуазель, слышится очень легкий, совершенно очаровательный французский акцент, – заметил он как бы невзначай. – Вы провели много времени во Франции?
– Большую часть жизни, хотя дома мы всегда говорили по-английски. Я родом из английской семьи.
– Ах вот как. Позвольте мне заметить, что новая французская мода вам очень к лицу.
В душу Кассандры закралось самое черное подозрение. Ей показалось, что он над ней подшучивает. У нее вздернулся подбородок.
– Благодарю за комплимент.
– Англичане, разумеется, безнадежно отстали в подобных вещах. Французская мода представляется им провозвестницей безбожия и общественного краха. Не обращайте на них внимания. Смею предположить, что не пройдет и года, как женщины Лондона, все до единой, будут появляться в свете исключительно в нарядах греческих богинь.
Как ни странно, Кассандре стало немного легче.
– Вы очень добры, но сегодня я попала в неловкое положение лишь по собственной вине. Я совсем недавно вернулась в Англию. Мне следовало бы выяснить, как далеко заходит терпимость англичан к более открытым нарядам, но у меня просто не хватило времени. Уверю вас, в Париже такое платье считается вполне приличным, даже скромным.
– В самом деле?
Его слова звучали вполне по-дружески, однако откровенно восхищенный взгляд, которым он окинул ее сидящую фигуру, никак нельзя было назвать братским.
