Текст книги "Сотовый"

Автор книги: Пат (Пэт) Кадиган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Пока он наблюдал, старый добрый Чад кинулся вниз головой со сцены, чем привел толпу в неописуемый восторг. Райан не ожидал, что Чад так быстро запишется в защитники океана.

– Хорошо, я подумал над этим, – неожиданно сказал ублюдок. – И мой ответ: нет.

Райан похолодел.

– Что?!

– Я сказал «нет», – голос омерзительно усмехнулся.

– Ты хочешь загнать себя в безвыходное положение? – спросил его Райан злым как никогда голосом.

– Нет, – омерзительно усмехнулся ублюдок. – Я хочу, чтобы ты подумал вот над чем. У тебя одна запись, а у меня трое заложников, и я немного умею считать.

– Он где-то шести футов ростом, – задыхаясь, говорил Муни, пока они с Таннером пробирались сквозь толпу, – светлые соломенные волосы, ему где-то двадцать… – Он замолчал, переводя дыхание, желая, чтобы Таннер хоть чуть-чуть убавил скорость. – Черт, я не помню, во что он был одет.

Наконец он уцепился за его рукав и попросил передышки. Лицо детектива пылало от нетерпения, сокрытого под маской мнимого безразличия, когда, осматриваясь по сторонам, он ждал, пока Муни приходит в себя.

Потирая шею, Муни пытался увидеть кого-либо подозрительного. Таких на пирсе не должно быть очень много: несколько достойных кандидатов стояли сейчас у таксофонов.

– Если ты хоть пальцем их тронешь, я просто уйду, – горячо сказал Райан, – а кассету отдам в службу новостей по дороге домой.

– Знаешь, я тебе не верю, – безмятежно сказал ублюдок. – Я думаю, пора проверить твои намерения.

– Я тебя предупреждаю… – завелся Райан, когда чья-то рука неожиданно схватила и сдернула с головы капюшон.

Глава двадцатая

– Глазам не верю! – закричала на него Хлоэ. – Где ты был?

– Хлоэ… – попытался объяснить он, она его перебила.

– Черт возьми, мы так долго ждали эти футболки! Это было так важно для меня!

– Послушай, это совсем не то, что ты думаешь, – говорил он, взяв ее за руки и пытаясь увести куда-нибудь, где они не привлекали бы столько внимания. – Я потом все объясню, сейчас это небезопасно…

– Не трогай меня. – Она сбросила с себя его руки, возмущаясь и еще больше повышая голос: – Я звонила тебе раз десять! Зачем ты делаешь мне больно?

– Нет, я… – Он взглянул на небольшую толпу, остановившуюся неподалеку и наблюдающую за этой сценой с неподдельным интересом.

– Это твой способ вернуть меня назад? – требовала ответа она, а два или три соглядатая заулыбались, рассчитывая на веселое зрелище.

– Нет, Хлоэ, послушай! – Райан снова схватил ее руки, оттащил на шаг назад от благодарных слушателей и посмотрел прямо в ее сердитое лицо, пытаясь донести до нее, что здесь происходит нечто очень серьезное. – Послушай, ты должна уйти отсюда!

Когда Хлоэ наполнила воздухом легкие для ответа, рядом с ними раздались оглушительные разрывы и хлопки концертной пиротехники, через несколько мгновений потонувшие в одобрительном реве толпы.

Взрывающаяся пиротехника заставила Муни подпрыгнуть. Сколько это может продолжаться? Если группа не сможет одолеть тебя своей музыкой, то она наймет взрывотехников, которые добьют тебя окончательно.

Он стал выбираться из центра этого безумия, из этой вопящей и беснующейся толпы. По пути ему встретилась юная парочка, не смотревшая на сцену и не пытающаяся надорвать свои легкие.

На пареньке раньше не было такой куртки, но Муни точно знал, что это был он. У него такое же ошалевшее выражение, как и раньше.

Теперь с ним спорила какая-то девчонка. Он схватил Таннера за руку и указал вперед.

– Вот! – сказал он. – Это он!

– Хлоэ, послушай меня! – просил Райан. – Здесь небезопасно, за мной гонятся!

Он попытался прогнать ее кшиканьем, но она не позволила отделаться от себя так просто.

– Что с тобой происходит? – спросила она, и ее глаза подозрительно сузились. – Ты пьян?

Раньше, чем он успел произнести слово в ответ, чья-то рука тяжело легла на плечо и мужской голос слева сказал:

– Эй, парень, мы тебя ищем.

Кровь застучала в висках, сердце заколотилось как бешеное в такт громовым разрядам басов со сцены. Райан попытался вырваться и убежать, но парень, как осьминог, предугадывал все его движения, вставая на пути к бегству.

– Отпусти меня! – вскрикнул он, поняв, что они нашли его. Убийцы нашли его, а это значит, что он пропал, что шоу кончилось, огни погашены и всем пока! Спасибо тебе, Лос-Анджелес, и спокойной ночи. – Отпусти меня, сукин ерш!

– Эй, что здесь происходит? – хотела знать Хлоэ, ее голос теперь звучал испуганно.

– Полиция! – рыкнул парень и сунул что-то в лицо Райану. Значок.

– Райан! – Хлоэ была шокирована. – Что ты натворил?

«Теперь она спрашивала об этом», – думал Райан, борясь изо всех сил. Но что толку?

Дмитрий продолжал просеивать толпу с мыслью, что это бесполезное занятие. С другой стороны, это все равно лучше, чем сидеть и ждать манны небесной.

Внезапно из рации донеслись шумы, и он услышал голос Таннера.

– Я нашел его. Спускайся, живо.

Дмитрий начал движение еще до того, как Таннер окончил говорить.

«Слава богу, Муни не один», – подумал Таннер, наблюдая, как тот сражается с парнем, будто они выпускники школы борьбы на экзаменах.

– Господи, парень, уймись! – сказал Муни, наверно, уже в пятидесятый раз. Но парень по-прежнему не обращал на его слова никакого внимания. Внезапно он вырвался и так сильно толкнул Муни, что тот отлетел к перилам. Муни скривился от боли и прижал руку к шее. Таннер не мог точно сказать: ему жалко старого гомика или того, что это не он его толкнул.

Когда парень рванулся к нему, Таннер единым движением достал пистолет. Парень остановился, как вкопанный, и по выражению глаз можно было сказать, что в данный момент он чувствует. Впрочем, говорить было не обязательно.

– Молчать, урод, – спокойно и даже вежливо сказал Таннер. – Или они все умрут.

Он с удовольствием отметил, что паренек еле дышит.

– Мы здесь, чтобы помочь тебе, – сказал Муни, поднимаясь на ноги и подойдя поближе. Таннер поморщился, когда сержант почистил себе одежду и пригладил волосы. – Я пытаюсь это сказать тебе!

«Это и впрямь забавно, что Муни пытается убедить паренька в том, что они помогут ему, – подумал Таннер. – Да, парень, мы, городские власти, пришли сюда, чтобы выручить тебя из беды». Парень ни жестом, ни звуком не показал, что слышал слова предателя. Таннер выразительно кивнул ему, показывая, что и секунды не задумается и понаделает в нем дырок, если тот вздумает бежать. Он поднял рацию и быстро прошептал туда что-то, не отрывая взгляда от испуганного юного лица.

– Я взял парня, – разнесся голос из рации в фургоне.

Джессика резко подняла голову: занятый переговорами, Дизон не заметил ее движения. Но это было и неважно – теперь, когда они захватили парня, им не о чем беспокоиться.

Теперь все кончено, для каждого из них. Их уже можно хоронить. И Райан, она точно знала, был покойником. Но если это и был ее конец, она не собиралась облегчать жизнь своим похитителям.

Осторожно, бесшумно Джессика сменила положение и опустила плечи так низко, как только смогла. Она нагнулась вперед и начала потихоньку заводить свои связанные запястья под свои бедра.

В колледже она делала такой трюк тысячи раз, чтобы развлечь друзей. Происходило это в веселые вечерние часы, после небольшого количества спиртного, впрямь небольшого, просто как доказательство ее юной ловкости, как текиллашутера. [13]13
  Американская молодежная забава, которая заключается в том, что после каждой рюмки текиллы человек должен выполнять фант.


[Закрыть]Но уж никак не подозревала, что это повторится в будущем, да еще при таких обстоятельствах.

Рикки поймал ее взгляд. Его искаженное страхом лицо лучше всяких слов говорило: «Нет! Мамочка! Не надо».

Она медленно подняла голову и знаком попросила не смотреть на нее. Хорошо бы, чтобы он понял. Если он так и будет продолжать смотреть на нее, она может начать нервничать и ошибиться, зашуметь, например. И если громила на переднем сиденье, оглянувшись, увидит ее в таком положении, то он сразу поймет, что она хочет сделать, и тогда конец уж точно наступит. Но если она не сделает того, что задумала, то он наступит в любом случае.

«Прости меня, детка, – подумала она, как думала уже миллион раз за несколько последних часов. – Прости меня, детка, но у нас не осталось ни другого выхода, ни другого времени».

– Муни, приятель. – Таннер приобнял его за плечи и стал сжимать, пока не почувствовал сопротивление. – ТУ что-то неважно выглядишь.

Он продолжал тискать его, пока Муни не стало трудно дышать. В конце концов отпустил. И чуть не засмеялся громко, когда убогий схватился за свою шею. Даже зашатался.

– Я в порядке, – сказал Муни, кинув на Таннера странный взгляд.

«Да он рассердился», – подумал Таннер.

– Слушай, я поручу кое-кому позаботиться о тебе и доставить в больницу, – сказал он и поманил Дмитрия. – Муни, это детектив Дмитрий из отдела убийств. Дмитрий, Муни нужно в больницу прямо сейчас. Ты можешь взять его в машину?

– Конечно. Без проблем. – Дмитрий напряженно улыбнулся. Таннер видел, что Дмитрий полон недоверия, что это тот самый человек, который не только выжил при перестрелке с Бейбек, но сумел убить ее.

Как только Дмитрий подошел к нему, Муни повернулся к пареньку и ободряюще положил ему руку на плечо. Он по-прежнему не заметил, что парень как окаменел.

– Теперь все будет хорошо, сынок, – сказал ему Муни, потом кивнул Дмитрию, который подарил Таннеру еще один подозрительный взгляд и повел гомика прочь.

«Да, теперь-то уж точно все будет хорошо, сынок», – про себя продолжил Таннер. Он заключил в железную хватку руку парня и повел его в противоположном направлении.

– Подождите минутку! – женский голос звучал так возмущенно, что Таннер встревоженно повернулся.

Она была очень симпатична; классическая калифорнийская блондинка с прекрасными волосами и идеальной загорелой кожей в данный момент сердито смотрела на паренька. «Черт, – подумал Таннер, – она что, с ним? Это просто несправедливо!»

– Кто она такая? – спросил он паренька, немного больше сжимая его руку.

– Откуда, черт побери, мне знать? – так завопил парень, как будто был взбешен всем происходящим. – Первый раз в жизни ее вижу!

– Что?! – сказала она, совершенно сбитая с толку и возмущенная.

Таннер пожал плечами, решив, что кем бы она ни была, у него будет время, если это необходимо, заняться ею позже. Он пошел дальше, удерживая парня рядом с собой.

– Эй! – крикнула им вслед девчонка. – Что здесь происходит?

«Ничего здесь ни происходит, Хлоэ, – подумал Райан, когда модно одетый детектив, которого он помнил по видеозаписи, стал проталкивать его сквозь толпу. – Просто моя жизнь подошла к концу, не больше. Ничего серьезного».

Конечно, никто более не считал, что случилось что-то необратимое. Никто не мог видеть, как его конвоируют со стволом под ребрами. Никто не заметил ничего странного в том, что два неподходящих друг другу мужика, почти обнявшись, гуляют по пирсу. Никто не обратил внимания на то, что детектив одет в дорогой костюм, а на нем рабочая куртка.

«Или костюм кита», – беззвучно добавил он, замечая Чада. Старый добрый негодник Чад по-прежнему зажигал верхом на толпе, отлично прожигая время своей юной жизни. «Которая, – несчастно думал Райан, – будет чертовски длиннее моей собственной».

Чем я заслужил такое?

– Эй, Рай!

Он резко повернул голову. Оказывается, несмотря ни на что Чад видел его. Но каким-то чудом, не слыша призывы Чада, ублюдок продолжал волочить Райана за собой по пирсу.

– Эй, Райан! – Чад попытался спуститься вниз, но у него ничего не получилось. Костюм был слишком неуклюжим. «Отсюда помощи не дождешься – кита выбросило на берег», – мрачно подумал Райан.

Детектив пребольно ткнул его в бок пистолетом и ускорил шаг; они уже прошли тенты для отдыха в тени, направляясь в пустынную область на самом конце пирса.

Когда они приблизились к перилам, из-за ящиков навстречу вышел мужчина и стал наблюдать за подходом, сложа руки. Райан сразу догадался, кто это.

Гриру доставляло непередаваемое удовольствие видеть, каким бледным был паренек. «Маленький поганец заставил меня поволноваться, – думал Грир, направляясь к нему и Таннеру, пока те не дошли до ограждения. – Со временем все меняется», – усмехнулся Грир и вместо приветствия сильно ударил юношу по голове.

Парень грохнулся ка колени, как куль с дерьмом, каковым и являлся, чем принес Гриру еще большее удовлетворение.

– Господи, как мне полегчало, – протянул он, глядя на Райана. – Я ждал этого весь день.

Прежде чем упавший успел хотя бы застонать, Грир нагнулся и вырвал из его уха аппарат. Затем быстро обшарил его и отнял сумку с видеокамерой. Да, времена меняются! Постояв, он решил пнуть его хорошенько в грудь.

Звук того, как это недоношенное дерьмо хватает ртом воздух, для Грира был сладкой музыкой. «Настоящая музыка, – подумал он, – а не это говно, исполняемое активистами спасения поганого залива». Он открыл жидкокристаллический экранчик видеокамеры и нашел кнопку «Play».

Прежде чем прикончить, Грир решил показать этому маленькому ублюдку всю красоту до конца, каждую секундочку. Этот поганый кусок дорогого электронного дерьма привел к смерти многих людей. Погубил еще и одного из них. Бейбек лежала сейчас где-то, как кусок мяса, потому что один придурок, который решил быть добропорядочным гражданином, и другой недоумок, лежащий ничком на пирсе, решили стать героями, так их разэтак. Но сейчас настал момент, когда всей параше придет конец, прямо здесь и прямо сейчас.

Подняв камеру обеими руками высоко над собой, изо всех сил швырнул ее на пирс. Удар, а затем звук разлетевшейся мириадами осколков камеры – такая же прекрасная, черт побери, музыка, наслаждался он, раскидывая остатки ногами. Нашел видеокассету, застрявшую в обломках, но почти не поврежденную.

Ах, как сладко втаптывать, и втаптывать, и втаптывать ее в землю, пока самый большой осколок станет не больше половинки почтовой марки. Растереть осколки в порошок, а порошок в пыль, а потом затолкать эту пыль в щели между досками, наблюдая, как она оседает на неспокойную соленую воду под пирсом.

– Это все? – спокойно спросил его Таннер.

– Да, – кивнул Грир. – Это все.

Таннер улыбнулся и поднес рацию к губам.

Муни не предполагал, что кто-нибудь подобный Дмитрию может интересоваться средствами по уходу за кожей, пока тот не спросил его о мужских увлажняющих кремах. Ни фига себе, он даже не подозревал, что Дмитрий отличает увлажняющий крем от отшелушивающего. Он и сам не мог отличить, пока Мэрилин не научила его.

«В этом нет ничего странного, – подумал он. – Нормальный приятный парень. Может быть, он попросит Мэрилин отобрать образцы для него, в благодарность за помощь добраться в больницу». Размышляя о пустом, он почувствовал жгучий стыд, что опять оставил этого паренька одного, снова и снова пересказывающего свою историю людям, которые еще не знают ее.

– Эй, Дмитрий, – сказал он своему провожатому на аллее рядом с каруселью, – знаешь, я действительно себя хорошо чувствую, правда. Я бы хотел вернуться назад и убедиться, что нормально…

– Нет, нет, нет, – перебивая его, сказал Дмитрий. – Мы должны поехать к доктору прямо…

Конец предложения потонул в шипении рации, из которой донесся голос Таннера:

– Все в порядке, мы получили, что хотели. Избавьтесь от Мартинов.

В течение бесконечного мига, замерев, Муни и Дмитрий пристально смотрели друг на друга.

Потом Дмитрий потянулся за пистолетом.

Глава двадцать первая

«Избавьтесь от Мартинов».

Джессика знала, что рано или поздно это наступит. Ждала и знала, что гад на переднем сиденье ждал того же. Когда из рации донесся приказ, он потянутся за своим бесшумным пистолетом, а Джессика потянулась к нему.

Она утратила ловкость и гибкость, бывшие в двадцать. Но она всегда старалась остаться в форме, поддерживая природную ловкость и силу. Все это вместе взятое может помочь спасти ее семью – нужно было провести связанные руки под собой, тем самым переместив их вперед.

Нельзя сказать, что это было легкое упражнение в тесном салоне фургона. Совсем не просто, и очень больно. Когда она изо всех потянула плечи вниз, ей показалась, что у нее сейчас выскочат руки из суставов. Но в голове у нее почему-то крутились слова миссис Пич: «Не волнуйся, дорогая, несмотря ни на что завтра все равно наступит».

«Старая добрая миссис Пич, Вы, как всегда, правы, даже если Вам и в голову не могла прийти такая ситуация». Желание жить затмило боль. Она должна пройти этот путь. Она должна быть готова к прыжку в нужный момент, и если ей больно, то она просто забьет на боль. Как в давние ее дни гимнастических тренировок, трудилась Джессика.

Вот оно.

«Избавьтесь от Мартинов».

«До тех пор, пока я дышу, – свирепо подумала Джессика, – сказать это будет в тысячу раз труднее, чем сделать».

И прежде чем ублюдок шелохнулся, чтобы развернуться на сиденье, она кинулась вперед, обхватила болящими руками его шею и стала всей своей тяжестью тянуться назад, вкладывая до последней капли все свои силы.

Неожиданность была ее преимуществом. Пока сукин сын хрипел, задыхался и хватал ртом воздух, его крохотный мозг нарезал круги по просторной черепной коробке, удивляясь, как могло случиться невозможное.

В то время, как его тело пыталось вырваться с водительского сиденья, она уперлась в него ногами и надавила еще сильнее.

Его большой палец чуть не пролез под металл наручников, сжимающих его горло, но она была уверена: туда не пролезет даже листок бумаги. «Давай, дохни, ублюдок! – беззвучно орала на него Джессика. – Дохни, гад!»

Но он все боролся и боролся, отказываясь остановиться, когда она заметила, что он даже не пытается достать ее рунами, а держит в них пистолет. Он целился в нее! Ее сотрясла черная ярость. Она душит его, а он вместо того, чтобы сдохнуть или хотя бы просто перестать двигаться, все равно пытается убить их всех!

Закричав от все возрастающей боли в руках, она воткнула колени в водительское сиденье и потянула из последних сил, вложив в этот рывок все, что у нее было в жизни, все, чем была она сама, как будто хотела продавить его через сиденье насквозь.

И тут она услышала странный звук, похожий на приглушенный разрыв, и воздух в фургоне заполнился вонью пороха, от которого у Джессики заслезились глаза.

Пистолет пришел в действие.

«Спасибо тебе, Лос-Анджелес, и спокойной ночи», – подумал Грир, когда они с Таннером взяли на прицел паренька, лежащего на досках пирса.

Это был наилучший конец наихудшего дня. Теперь они смогут разработать дело о наркотиках так, как им нужно. И при этом получить неплохой навар. К тому же улицы Лос-Анджелеса станут гораздо спокойнее для тех, кто не носит цвета бандитских группировок. Так что гениальная задумка вот-вот осуществится и, главное, все будут довольны. И никаких больше препятствий.

Убрать «латинос» с улиц, направить денежный поток в карманы тех парней, кто действительно заслуживает его. Парней, которые рискуют своими задницами каждый день, – что же тут несправедливого?

К тому же деньги рано или поздно вернутся в легальный оборот, который в итоге принесет пользу всем этим ханжеским, неблагодарным налогоплательщикам.

Никто из них никогда не узнает, откуда берутся эти деньги, особенно сейчас, когда чертова запись Крэга Мартина уничтожена. Так что, берегись, «латинос»! Никто не пропустит это дерьмо, когда он и Таннер…

– Чувак!

Грир оглянулся через плечо и почувствовал, как его челюсть отвисла. Что это и во что оно наряжено? В гигантскую морскую губку?

Ему потребовалась целая секунда, чтобы понять, что он смотрит на идиота, напялившего на себя костюм кита. Чертов кретин! Господи, интересно, это тот же самый? Или таких идиотов здесь ходит двое?

Лицо чертовою кретина показалось в отверстии в брюхе кита и немного побледнело, когда, наконец, заметило пистолеты у них в руках. Он начал пятиться назад маленькими шажочками, потому что бежать большими ему не позволяли особенности конструкции его идиотского наряда.

– О, вау, – сказал он. – Неважно. Чувак.

«Неважно. Чувак». Правильно. Тупая задница убежала отсюда, как гейша в костюме кита. Грир и Таннер обменялись взглядами и повернулись обратно к пареньку, чтобы покончить с ним.

Его не было.

Маленький засранец не мог даже на ноги встать!

Ужаснувшись, Грир огляделся и успел заметить, как мелькнула его куртка за ящиками и прочим хламом.

Музыка карусели сводила Муни с ума так же, как и мысль о том, что только что встреченный детектив хочет пристрелить его. О, боже, он уже попадал в похожую ситуацию сегодня, почему она должна повториться? Одну минуту он был очаровашкой, желающим побольше узнать об условиях ухода за кожей, в другую – он уже маньяк-убийца. Неужели весь мир состоит из такого дерьма? Или кто-то забыл предупредить, что сегодня «День Национальной Охоты На Боба Муни»?

Парень схватил его за рубашку, развернул вокруг себя и, налегая всем телом, швырнул его прямо сквозь стекло в обиталище карусели. Сквозь шок Муни почувствовал, как боль упругими толчками передается из поврежденной шеи в голову и с треском заполняет рот.

Разозлившись и не обращая внимания на страдание, он стиснутыми кулаками изо всех сил ударил оборотня в грудь, в точку чуть пониже грудной клетки. Парень – Димми? Дитрих? Господи, Муни не мог даже имя его сейчас вспомнить, – кто бы он там ни был, оказался довольно крепким и хорошо сложенным, но все-таки не настолько, чтобы выдержать такой удар. Когда он, зашатавшись от боли, отступил, Муни ударил его по ногам, повалив таким образом на землю, и навалился сверху, усевшись ему на грудь.

Муни только хотел было спросить, что, черт возьми, происходит, когда детектив рванулся и сильно ударил его по раненой шее.

На мгновение боль ослепила его. Даже с закрытыми глазами слепящий, обжигающий свет не исчез, и звериный, шедший из груди вопль вырвался из уст. Муни никогда не представлял, что сможет так закричать.

Злость перекрывала боль. Когда в глазах просветлело, внутри не осталось ничего, кроме ненависти на гнусных, продажных и нечестных полицейских, позволяющих убивать себе подобных. Эти ублюдки заставили его убить офицера полиции. Они допустили большую ошибку, позволив женщине оставить его в живых, а сейчас допускают еще большую, пытаясь пришлепнуть его, как муху.

– Хочешь пристрелить меня? – рявкнул Муни и начал бить его головой об пол. – Хочешь пристрелить?

Потом он понял, что парень уже не собирается ни в кого стрелять, так как, не шевелясь, лежит под ним. Тяжело дыша, все еще в ярости, Муни отпустил его голову и поднялся на ноги.

«Я думаю, после этого ты не сможешь подстрелить меня, размазня. Как бы тебя ни звали».

«Несомненно, что ни один из тех, кто сейчас орал, бесился и танцевал рядом со сценой, где бесновался Инкуб, не хотел бы оказаться убитым позади этой сцены», – думал Райан, быстро прокладывая дорогу мимо разнообразных ящиков, катушек с проводами и непонятных упаковок.

Но, к несчастью, именно он, Райан Хьюит, оказался за сценой и его, по-видимому, собирались убить.

Он видел Хлоэ, горевавшую о том, что у нее имеется масса причин, чтобы подозревать Райана в полной неспособности сделать хоть что-нибудь правильно. В любом случае это не совсем правда, – он надеялся и молил Бога, чтобы ублюдки забыли о Хлоэ, особенно теперь, когда они гонятся за ним. Чем дольше они будут преследовать ее, тем больше шансов, что им не придет в голову избавиться заодно и от нее.

Или от Чада.

Господи, старый добрый Чад! Старый, добрый, невероятный и веселый негодник Чад, одетый в миролюбивый, идиотский резиновый костюм кита. Если он действительно выкрутится из всего этого, то подарит Чаду свой мобильник, вместе с целым месяцем бесплатных разговоров.

Райан добежал до перил и оглянулся. Оба ублюдка бежали вслед за ним, ухмыляясь, как психи, кем они в общем-то и были. Они были уверены, что загнали его в ловушку.

Что ж, пришло время недвусмысленно доказать им, что они ошибались.

Убедившись, что водозащитный карман с мобильником внутри надежно закрыт, Райан забрался на перила и бросился в Тихий океан.

Когда-то давно Райан прочитал, что слово «тихий» означает «спокойный и миролюбивый». Если это так, то он был уверен, что парень, придумавший название этому океану, обладал огромным чувством юмора.

«Кто-то такой же ужасный, как он сам».

Последняя связная мысль в его голове была о том, что все-таки прыгать сюда было плохой идеей. Потом он был слишком занят, чтобы думать, борясь с сильными волнами и течением, атакующими его со всех сторон.

Он подумал, что этот полет должен быть не в пример легче предыдущего. Высота, с которой он прыгал, сейчас была значительно ниже семи этажей, и он ошибочно решил, что вода окажется мягче мусорной кучи. Это оказалось не так. Вода не была мягкой, – удар об воду обжег его тело.

После падения ему пришлось выдержать серьезную схватку за свою жизнь. Одежда превратилась в ужасную, неповоротливую кучу обмотавшихся вокруг него тряпок, которые грузом повисли на руках и ногах, сковывая движения. Его легкие горели, но еще больше жгло губы, разбитые ублюдком, когда на них попала соленая вода. Каждая ссадина и царапина горели огнем, а вода толкала его тело в самых разных направлениях, кроме верха, где был воздух.

Вдруг он услышал странный неприятный звук, как будто что-то маленькое и злое прожужжало рядом с ним. Потом прожужжало еще и еще, и он наконец понял, что эти чертовы ублюдки стреляют в воду за ним.

От соленой воды начало резать глаза, когда он открыл их, чтобы поискать железные опоры пирса. С мешающей мокрой одеждой на своих конечностях он отчаянно греб, пытаясь одновременно не утонуть и увидеть место, где можно спрятаться. Ему стало казаться, что темнота проступает со всех сторон. Может быть, так начинают воспринимать окружающий мир утопающие?

Боль от недостатка кислорода в груди стала все более и более невыносимой. В любой момент он мог потерять контроль над своими легкими, тогда они начнут дышать первым, что им попадется, – воздухом или водой, и он ничего не сможет с этим сделать.

Внезапно он почувствовал кожей рук холодный ветер. Его лицо вынырнуло на поверхность, и он громко всхлипнул, когда легкие наполнились воздухом так сильно и быстро, что, казалось, сейчас разорвут ему грудь.

И когда его легкие еще не закончили этот болезненный вдох, он почувствовал, как вода снова накрыла его и потянула вниз. «Прилив», – сказал слабый, исчезающий голосок в его мозгу.

Потом был удар…

Уже значительно, значительно позднее, пару секунд спустя, он испытал слишком сильный шок, чтобы рассказать, что было такое ощущение, как будто внешняя оболочка его рассыпалась, а все внутренности слились в одно целое и боролись за его жизнь. Это внутреннее слияние было совершенно отлично от другого слияния, пришедшего следом, и было ощущение, что эти два события борются за то, чтобы причинить ему как можно больше боли.

Но перед тем, как он смог осознать это сквозь всепоглощающую боль и тошноту, вода вытолкнула его наверх, немного протащила и снова поглотила.

А потом еще раз.

«Дохни, скотина, дохни!» – беззвучно приказывала Джессика, надавливая, надавливая и еще раз надавливая своими наручниками на его горло. Она бы громко прокричала эти слова, но все ее дыхание ушло на попытки обездвижить этого человека, пока он не перестрелял их.

Обездвижить? Или убить?

«Хорошо, пожалуйста: убить», – думала она, всхлипывая от боли в изнемогающих и измученных плечах. Когда будет необходимо, когда у нее не останется другого выхода, тогда да. Убить.

«А, кстати, конечно! Она ведь уже сделала это, не правда ли?» – у нее в голове не осталось ничего, кроме этой мысли. Действительно, как она могла позабыть о…

Джессика выкинула эту мысль из головы и постаралась вызвать материнские чувство, чувство необходимости защищать свое дитя, и найти силы, чтобы надавить еще сильнее. Разбудить материнский инстинкт оказалось несложно, теперь каждая клеточка ее тела горела праведным огнем.

Душа, тело и разум объединились, теперь она стала матерью, матерью медведя гризли, которая не позволит ни одному живому существу встать между ней и ее медвежатами, которая не даст навредить им ни движением, ни даже дыханием.

Но медвежата не отговаривают мать отказаться от того, что она должна сделать.

Она начала волноваться, что Рикки слишком долго наблюдал за ней, со всхлипами страха и ужаса впитывая всю жесткость маминой борьбы, даже если эта борьба велась не на жизнь, а на смерть. За одиннадцать лет она никогда не поднимала на него руку, повышала голос только, чтобы засмеяться, или поздравить его с днем рождения, или позвать с заднего двора.

Пока Рикки рос, любое физическое упражнение, которым занималась его мама, принадлежало к совершенно безобидному типу вещей – аэробика, садоводство, танцы с папой в гостиной под старые записи. Мамины руки всегда были нежны, ласковы и заботливы, а если и боролись с чем-нибудь, то не более чем с упрямой крышкой на банке варенья или твердокопченой колбасой. И то, обычно она отдавала их папе, чтобы тот справился с ними. Потому что ее руки для этого были не предназначены.

Но теперь выходило, что очень даже предназначены. Они были сильные. Даже скорее не сильные, а умелые. Могли, когда надо, придушить человека. Так что в глазах Рикки она выглядела хуже, чем убийца. И, что самое ужасное, хуже, чем Рикки мог кого-либо когда-либо себе представить.

Джессика вновь озлилась на этих людей за все, через что они вынудили пройти ее сына, и за то, что они показали ему скрытые возможности человека. Не просто человека, а его матери. Она дала волю этой злости, и та добавила ей сил.

– Сынок, посмотри на меня! – неожиданно вскрикнул Крэг, ударяя наручниками о стену, чтобы привлечь внимание. – Рикки, смотри только на меня!

Да, Крэг, то, что нужно! Ты будешь его щитом! Джессика почувствовала, что облегченно плачет.

Всхлипы Рикки начали уменьшаться, когда он подчинился отцу. Когда все это кончится, пообещала себе Джессика, она всю оставшуюся жизнь не даст забыть Крэгу о том, каким он был мудрым и хорошим отцом.

Внезапно большая толстопалая рука схватила ее за волосы и начала сильно тянуть. Она попыталась освободиться, но смена позиции означала ослабление хватки, чего никак нельзя допустить. Даже если он вырвет ей все волосы и снимет скальп.

Громила дернул ее голову особенно сильно, и она вскрикнула, ударившись лицом о верхнюю часть сиденья. Не успела она сделать вдох, как он дернул ее еще раз, но в этот раз она ударилась не о сиденье, а об его голову, и вскрикнула еще сильнее.

А потом он снова сделал это, откидывая голову назад так, что у него получались полновесные удары.

Ослепшая и ослабевшая от боли, она закричала на себя, на болящее лицо, на руки и плечи, на мускулы, кости и сухожилия: «Не болите, не слабейте, не смейте подводить меня!»