Текст книги "Сотовый"

Автор книги: Пат (Пэт) Кадиган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава шестнадцатая

– Просто отдайте мне мою машину!

Наблюдая из своего укрытия на противоположной стороне дороги за «Стоянкой Квиксилвер», Райан усмехнулся. «Во время больших потрясений, – рассуждал он, толика юмора хорошо расслабляет». Сегодня судьба преподнесла ему идиотского адвоката.

Для пышной чернокожей женщины за кассой адвокат не был поводом для жизнерадостного смеха.

– Не надо разговаривать со мной в таком тоне, сэр, – усталым от всего голосом произнесла она. – Я вам уже говорила, что мы не отдадим ваше транспортное средство. Пока. Весь. Штраф. Не. Будет. Выплачен.

– Я ведь не просил, чтобы мою машину конфисковали, вы это понимаете? – кипятился адвокат. – У меня ее украли!

Это не произвело на служащую никакого впечатления.

– Сэр, вы хотите вернуть вашу машину или нет?

Рядом с обсуждаемой машиной стоял другой работник стоянки. Он широко улыбался, находя эту перепалку увлекательной. Более замызганной униформы Райану видеть не доводилось. Масляные, мазутные и прочие пятна засалили весь его комбинезон, притом они все казались совсем свежими! Райан уверился в том, что такая грязь и есть спецодежда работников этой стоянки, сделанная специально для таких вот придурков с их дорогими автомобилями и неприятными способами общения, для людей, которые любят портить день другим, например, работникам стоянок.

– Да, я хочу ее вернуть! – настаивал адвокат, не обращая на него внимания. – Но я не буду за нее платить!

Женщина пожала плечами и сделала знак своему коллеге.

– Тогда разговор окончен. Хауи, отгони ее назад.

Хауи согласно кивнул, подошел к водительской дверце, открыл ее и уже собирался сесть в «карреру», когда адвокат закричал:

– Стойте! Стойте! – Его голос взвился на две октавы, когда он представил, что все эти масляные пятна окажутся на его синей обшивке. – Хорошо, ах вы, кровожадные фашисты, я заплачу! Заплачу!

Он достал свою чековую книжку, положил ее на стол под окошечком и стал ощупывать свой пиджак в поисках ручки, совершенно игнорируя такую же, протянутую женщиной.

– Но если я найду на ней хотя бы одну царапину, хотя бы одну.

Он продолжал ворчать, а женщина махнула Хауи. Тот отошел от автомобиля с широчайшей улыбкой и сунул руки в карманы. Женщина занялась своими делами и отвернулась. Ворота перед «каррерой» стали медленно открываться.

«Это мой шанс», – подумал Райан и побежал. Никто не обратил на него внимания, включая адвоката, продолжавшего бурно выражать недовольство до тех пор, пока Райан не включил передачу и нажал на газ.

– Эй! Это моя машина! – услышал Райан его возглас.

– Это точно не Хауи, – добавила женщина за кассой скорее заинтригованно, чем расстроенно или даже удивленно. Райан не мог опровергнуть ни одно из высказываний.

Последнее, что услышал Райан, был страшный и возмущенный крик адвоката, когда Райан слегка задел скоростной ограничитель. На самом деле он не хотел этого, но тормозить было уже поздно. Важна каждая секунда. Если бы он припоздал чуть-чуть, не успел бы выехать перед грузовиком и банки с какой-то жидкостью полетели бы на крышу «карреры», а не разлетелись бы по всей улице. И если бы даже так случилось, Райан не опасался, что адвокат предпримет попытку вернуть назад свой первоклассный сдергиватель трусиков.

Этот парень был полным придурком, не заметившим бы неповрежденное покрытие своей машины, занятый проклинанием всех и вся за масляные пятна в салоне.

Тихий истерический смех стал зарождаться внутри Райана, но он подавил его. Когда все это кончится, он может смеяться, плакать, кричать, психовать, но сейчас надо собраться. И пока он находится на острие атаки…

Его рука наткнулась на что-то твердое под пассажирским сиденьем. На ощупь оно было похоже на то, что ему нужно. Он боялся, что куда-либо выложил его. Боялся взглянуть на предмет в руке. Если это окажется пульт от гаража кретинского адвоката, его голова лопнет.

Лицо Хлоэ по-прежнему укоризненно взирало на него с экрана его телефона.

– Спасибо тебе, Господи! – сказал он и выдохнул с облегчением. Радостный вздох тут же сменился ощущением холода внизу живота в предчувствии несчастья.

Поглощенный заботой о том, чтобы помочь Джессике, он напрочь забыл о Хлоэ. Он даже представить себе не мог, какими словами она встретит его, когда он поведает, почему не забрал ее футболки. Но потом, что скажет она, когда узнает, что Райан – великий герой, спасший кучу человеческих жизней?

Он скажет Хлоэ, что не забрал ее футболки из «Кинко», потому что пытался спасти женщину и ее семью из лап похитителей, но у него это не вышло, так как когда он, спасаясь бегством от бандитов, спрыгнул с седьмого этажа, то уронил и сломал телефон. И после этого все не заладилось. «Так как прошел твой день? Ты подумала о том, чтобы мы все-таки были вместе?»

Но на пассажирском сиденьи по-прежнему лежала сумка с видеокамерой.

Внезапно ему в голову пришла такая мысль, от которой все его тело чуть не пустилось в пляс.

«Изо всех портачей, черт побери, это оказался именно чертов Боб Муни», – раздраженно думал Таннер, приближаясь к фасаду дома в Бонхилле. Смесь злости и плохого предчувствия выливалась в жестокую изжогу.

Она настолько замучила его, что попадись кто сейчас под горячую руку, не задумываясь убил бы. Если приступ усилится, то кому-то вряд ли повезет дожить до утра, особенно это касается Грира. Он, Таннер, не должен был светиться.

Он не должен был даже задумываться, как идут дела. Когда Грир берется за дело, есть гарантия, что он продумает каждый свой чертов шаг, каждый чертов вариант развития событий, каждую чертову мелочь. Вместе с командой они должны были обо всем позаботиться. Включая то, что нарушает планы.

Таннер решил работать с Гриром, так как тот всегда выполняет задачу целиком. Работа Таннера заключалась в том, чтобы безвылазно сидеть в участке и следить, чтобы ни у кого не возникло ни малейших подозрений в том, что обитатели дома номер «327» по Бонхилл-роуд проводят совершенно обычный и ничем не примечательный день.

Если учесть гангстерские разборки, то это было несложно. Всего лишь нужно следить, чтобы все были заняты, а в нужный момент, когда участок был полон «латиносами», подкинуть им группу скинхедов.

И тогда в полиции началась просто бойня. Таннер был чертовски доволен собой. Это вдохновляло. Он провел целый день, поздравляя себя с выполнением такого гениального плана. Остальная часть Лос-Анджелеса могла гореть синим пламенем, ее могла затопить гигантская волна или атаковать гигантский НЛО под предводительством Е.Т., [10]10
  Фильм Стивена Спилберга про доброго инопланетянина Е.Т.


[Закрыть]Чужого и Дарта Вейдера, или еще бог знает кого, но полицейские в участке не заметили бы разницы. Единственное, что было важным для «Вест Сайдского» участка, – наплыв наркоторговцев и, аллилуйя, сегодня никто не вышел сухим из воды. Спасибо тебе, Лос-Анджелес, и спокойной ночи!

И почему, если все было так чертовски хорошо, этот поганец пришел сюда? Или, что важнее, что этот засранец, чтоб он сдох, Боб гомик Муни здесь делает?

В заявке на этот вызов «Скорой помощи» ничего не пояснялось. Но даже если бы и было, то Боб Муни оказался бы послед ним человеком в «Вест Сайде», который бы ответил на этот звонок. Муни работал за сраной регистрационной стойкой и нигде более.

Тем более что сегодня, в день, когда в участке разыгралась третья мировая война между наркоторговцами и скинхедами, Муни вообще не должен был дежурить. Муни было давно пора оттуда свалить.

Таннер был неприятно удивлен, когда нашел этого гомика в участке. «Анютины глазки» собирались открыть какой-то салон красоты со своей женой, которая использовала его в хвост и гриву. Муни, правда, настаивал, что это – целебная косметика, но не все ли равно?

Таннеру было абсолютно наплевать на всю ту чушь, которую нес Муни про место для их бизнеса. Таннера на такой ерунде не проведешь. Он не знал, что такое кабинет целебной косметики, но точно представлял себе, что такое салон красоты, и это было именно то, чем собирался заняться Муни, и не имело значения, согласен тот с этим или нет.

Пусть себе считает, что величайшее дело в его жизни – открыть салон красоты. Распахнув его двери, сказал, что собирается посвятить время выравниванию кожи лица. Проводя каждый день на работе в служебной форме, после никудышной карьеры он только и может как сужать поры на физиономии весь день. Уменьшение пор – это единственное дело для такого тупицы, как Муни.

Таннер, конечно, знал о такой вспышке активности среди полицейских. Своеобразный кризис среднего возраста, когда копы типа Муни пытаются доказать всему миру, что достойны лучшего, используя для этого какую-нибудь дешевую героическую выходку. Так бывает не всегда, но достаточно часто.

Таннер не особо разбирался в таких парнях, но был уверен, что этот случай с Муни из этого ряда. Всех этих наград за меткую стрельбу в тире было, конечно, недостаточно для него. Болван решил, что «Медаль за отвагу» будет хорошо смотреться на стене в его салоне красоты.

Но Таннер до сих пор не верил, что это дело Муни по плечу. Он был готов поставить хорошие деньги на это утверждение. Но ничего, ему будет преподан хороший урок. На это высказывание Таннер мог поставить куда более солидный куш. Поганый Боб Муни! Чертов гомик! «Что за жалкий мир, – удивлялся Таннер, – когда такой парень, как он, ставит на виртуальный кон свою жизнь, делая ставку ка гомика Муни?» Действительно жалкий, трахнутый мир.

Болезненно морщась, он с трудом вылез из-за руля машины. После таких рассуждений изжога стала злить его еще больше. И боль в животе только усилилась. Черт!

Плохо дело. Да, точно, кому-то очень, очень сильно повезет остаться сегодня в живых.

Затем он заметил каталку с чьим-то телом, которую осторожно заносили в машину «скорой помощи», и с некоторым холодком в душе понял, что уже слишком поздно. Кто-то сегодня исчерпал запас своей удачи.

«Лучше совсем немного воды, чем ее полное отсутствие», – думал Муни, грустно поглядывая на золотую рыбку в стакане. Судьба решила совершить крутой финт.

Для Муни было жизненно важно не дать этому сверкающему созданию умереть на ковре. Откуда-то он знал, что золотая рыбка помнит лишь три секунды своей текущей жизни. Она проживает жизнь десятки тысяч раз.

Может быть, эта крошка теперь будет жить за него, – будет его своеобразным фетишем. Талисманом, который всегда в настоящем, – рыбка не помнит прошлого. Она живет в Сейчас. Она не знает ничего про то, как устроен мир. Когда она билась на ковре, а ее жабры пытались дать ей кислород, она все равно не подозревала, что на свете есть смерть.

Муни сидел спокойно, опытные руки медика накладывали повязку на его рану, он наблюдал за плавающей рыбкой, проживающей новую жизнь каждые три секунды, и понимал, что он прав. Было просто необходимо, чтобы его маленький приятель не умер там, на ковре. И он готов был спорить на все, что угодно, что рыбка совершенно согласна с ним, даже если ее малые рыбьи мозги помнят лишь стенки этого бокала.

– Ну что ж, пуля не задела ни одну из важных артерий, – торжественно сообщил ему медик, – но здесь все равно глубокая дырка. Я по-прежнему настаиваю, чтобы вы поехали со мной и… что за черт?

– Что там? – переспросил Муни, желая, чтобы хирург наложил повязку с бинтом и отстал. Он хотел вернуться в косметический кабинет, чтобы Мэрилин продолжала мучить его лицо фруктовой кислотой: эта кислота была единственной вещью сейчас, которая могла бы отвлечь его от мучившей раны.

Медик понизил голос и быстро заговорил:

– Это похоже на… ваша кожа… она, воспалена, по некоторым признакам – это гангрена.

Он продолжал пальпировать шею и начал снимать что-то отслаивающееся вокруг его раны. Муни с трудом повернулся к нему и разглядел, как тот осматривает какую-то зеленую слизь на своем пальце. Быстро взмахнув рукой прежде, чем медик успел отдернуть кисть, он снял с его перчатки слизь, поднес к носу и принюхался.

– Грязевая маска из авокадо, – пожимая плечами в ответ на изумление на лице медика, сказал Муни, – для комбинированной кожи.

Доктор ужаснулся. Муни еще раз пожал плечом, двигая только тем, которое не заставляло болеть шею. И его не касается, что ему не подошла маска для комбинированной кожи. Он дотянулся до чистого кусочка марли и вытер палец. Врач наклонил его голову вперед и продолжил свою работу без каких-либо комментариев.

Муни решил поинтересоваться, может ли авокадо быть причиной такого сильного жжения на его лице? Пусть даже медик невежествен в типах кожи, он все равно может сказать, что жжет кожу, а что нет. Но не успел он и слова вымолвить, как понял, что наблюдает перед носом пару знакомых дорогих ботинок.

– Господи боже, Муни, – сказал Джек Таннер голосом, в котором чувствовалась бесконечная усталость от глупостей рода человеческого. – Что, черт возьми, происходит?

К большому неудовольствию специалиста, работающего над его шеей, Муни поднял голову и посмотрел на детектива.

– Я не знаю, – честно сказал он. – Пытаюсь разобраться.

Он замолчал и почувствовал, что ему немного стыдно. Ничего себе, сказал: я не знаю. Здесь погибла женщина, убита офицер полиции, и я тот, кто спустил курок.

– Я вошел, – продолжил он после небольшого замешательства. – Я сказал, что я полицейский, и… и… она открыла огонь. Ничего не сказала, она просто… – Он снова замолк и сделал вдох. – Я проверил ее документы. Ее звали Дана Бейбек, она из отряда Сентинелла.

– Бейбек. – Спокойный голос Таннера ничего не выражал. – Никогда не слышал о ней.

– Она выдавала себя за Джессику Мартин…

– Постой, постой, – перебил Таннер. – Кто такая Джессика Мартин?

– Владелица этого дома. – Муни зашипел, когда лекарь чем-то уколол его. – Джек, я думаю, что Джессика Мартин попала в большую беду.

Таннер несколько мгновений осмысливал его слова, а затем спросил:

– Бейбек рассказала тебе что-нибудь?

Муни покачал головой, не обращая внимания на недовольство медика.

– У нее не было возможности, – печально вспомнил он.

Эта фраза заставила его впасть в еще большее уныние. Одно дело, когда он из пистолета стрелял в тире, но совсем другое уложить из этого оружия офицера полиции. Да еще к тому же и женщину. Он была из отдела расследований, не меньше. А он убил ее перед тем, как она успела что-либо рассказать.

Может быть, если бы она произнесла несколько слов, он понял бы, что происходит. Может быть, все дело было в какой-то глупой ошибке, каком-то непонимании и она в реальности не собиралась стрелять в него. И бедная женщина осталась бы жива.

Эти мысли не давали Муни покоя. Смириться с этим он никак не мог.

И вряд ли когда-нибудь сможет. Даже если ему суждено прожить сотню лет.

«Чтоб тебя, – думал человек, известный и друзьям, и врагам под кличкой Мэд Дог. – Настоящим объявляю этот поганый бар открытым для поганого дела».

Сделав круг почета вокруг грязного деревянного стола, он приблизился к очень приятно выглядевшей бутылке. Остановился и посмотрел на пирамиду из коротких стаканов, выстроенных вверх дном рядом с бутылкой. Он был не из числа любителей соблюдения формальностей и правил.

На фиг это нужно? Сегодня он уже проявлял свои хорошие манеры. И не в его правилах мыть посуду. Он взял верхний стакан и пристально посмотрел на него на свет.

«Выглядит чистым», – подумал он. Прошелся пальцем по внутренней поверхности стекла. Затем остановил себя и расхохотался. Что ему это даст? Чертов палец в сто раз грязнее, чем этот проклятый стакан. И, какого черта, немного грязи не повредит напитку!

Он великодушно налил себе жидкости и сделал приличный глоток. Да, без сомнения, – это VSOP [11]11
  Разновидности достаточно дорогих, но не лучших коньяков.


[Закрыть]– дерьмо за приличные бабки. Особенно для бесплатного питья. К чертям бесплатного, кто-то вынул деньги из кошелька для него. А он с некоторых пор платил тем, что снабжал Грира своими старыми добрыми мускулами, которым в данный момент поручено охранять эту сучку наверху на чердаке, и питие в рабочее время этого дерьма означало, что он нарушает некоторые свои священные правила.

Мэд Дог засмеялся снова. «А, к черту все!» Он глотнул еще раз. Устал до смерти. В следующий раз пусть кто-нибудь другой сидит здесь – в этой сраной норе, а он хочет на воздух.

И что со всем этим собирается делать Грир? Он должен был уже давно позвонить и дать ему знать, что он забрал «ее», что «она» у них и что, черт побери, делать с женщиной и ее поганым ребенком? Проще некуда, тогда чего же он ждет? Что-то не так с телефоном Грира? Типа: забыл подзарядить батарею или что-то в этом роде?

Или, может быть, что еще случилось? Может быть, что-то с телефоном здесь? Он соображал над этим, делая третий глоток. Ну и дыра же это место. У телефонов здесь какой-то древний способ набора, такой же, как и у телефона на чердаке, который раскурочил Грир.

Черт, что за чушь – зачем нужен телефон на чердаке? Кому понадобится оттуда звонить? Здесь вообще телефона только в сральнике нет. Он знал это наверняка, так как покрошил лично каждый их них в пыль. Сюда, по приказу Грира, он поставил новый радиотелефон с факсом.

Но вдруг это новое дерьмо не может подключиться к старым линиям или что-нибудь еще?

«Пропади все пропадом! Поганый Грир не потрудился проверить это, – думал Мэд Дог, совершая свой шестой глоток. – Так что, наверное, мне придется сделать это самому».

Он подошел к телефону в противоположном конце бара. «Черт, – думал он, беря трубку и поднося к уху, – я не помню, чтобы он вообще звонил с тех пор, как мы его установили. Может быть, стоит позвонить Гриру, просто для…»

Он не сразу обратил внимание на красный огонек, горящий на базе телефона. Там было четыре диода, показывающих, что можно использовать до четырех разных линий на одном аппарате. Если линия занята, то три других свободны. Но если какой-либо из огоньков горит, то это значит, что линия…

Он бросил бутылку и кинулся ка чердак.

Глава семнадцатая

Райан? Ты здесь? Пожалуйста, ответь мне! Я тебя не слышу!

«Даже если все это безнадежно, – говорила себе Джессика, снова и снова соединяя проводки, – она не должна оставлять свои попытки». «Безнадежность» – это слово, которое она должна забыть. Оно ей ничем не поможет, только навредит. Если телефон Райана оказался уничтоженным, то она должна попытаться дозвониться до кого-либо еще, она позволяла себе думать только об этом. Опытным путем она доказала, что это задача была вполне осуществима: следовательно, она по-прежнему остается осуществимой. Это она доказывала на своих уроках тысячам ребятишек, которых обучала. И здесь не место для слез.

Они беспрестанно бежали по ее лицу. Наука бесчувственна, но не бесчувственны ученые. Нормальная человеческая природа. Человек любит наполнять количество качеством. Она – преподаватель науки, следовательно, она самая человечная из людей. Лучшее, что она могла сделать в сложившихся обстоятельствах, – это действовать так, как будто бы она и не думала плакать. Просто надо продолжать соединять проводки, не обращая внимания на слезы, и тогда, может быть, они прекратятся.

Только когда чердачная дверь отлетела в сторону, она поняла, что не обратила внимания на шаги на лестнице в надежде, что они прекратятся.

«Который из этих проводков нужен?» – вопрошал ее мозг, когда бешеный мужик пересек чердак и навис над ней. Он не был большим, в том смысле, что они там были все громадными, можно сказать, что он был меньше остальных.

Не самый опасный стоял сейчас здесь. Стоял другой, и он был не менее опасен, особенно для нее. Даже не зная, зачем он притащился, почувствовала, что сильно запахло жареным и вряд ли все это кончится добром.

– Ты, тупая СУКА! – заревел он, и она поняла, что он смотрит прямо на ее самодельный телефон, лежащий на полу.

Джессика в ужасе отпрянула. Он растоптал разбитый телефон и нашел телефонный кабель. В ярости схватил его и выдернул из стены.

– С кем ты говорила? – орал он, надвигаясь на нее. – Ты, поганая сука! С кем ты говорила?! Отвечай мне!

Она подняла руку в попытке защититься, когда он добрался до нее.

– Нет, не бейте меня, нет, не…

Его ладонь не была настолько широкой, чтобы охватить ее шею, но была достаточно сильной, чтобы поднять Джессику в воздух и швырнуть через всю комнату.

Джессика не столько почувствовала удар, сколько услышала грохот. Осколки зеркала разлетелись во все стороны со звоном, от которого у Джессики заныло сердце. Она подумала об опасности, несчастье и боли. Потом ее тело жестко приземлилось на грязный пол чердака.

Секунду стояла тишина. Немного оглушенная, она приподнялась на локте и обнаружила, что лежит в окружении частей старого зеркала.

«Теперь кого-то здесь семь лет будут преследовать несчастья», – бубнил назойливый голос в ее голове. Ее рука, казалось, жила самостоятельно: Джессика нащупала длинный и острый осколок и поднялась на ноги.

– Ты и твой ребенок – ПОКОЙНИКИ! – кричал мужчина. Его голос эхом отдавался во всех уголках чердака.

Он был прямо перед ней: его большие руки охватили ее шею и начали сжимать. «Вот и все, – поняла она, – совсем скоро она не сможет сделать ни единого вдоха и тогда – спасибо, Лос-Анджелес, и спокойной ночи. Она уже еле дышит, хрипит. Когда он покончит с ней, Рикки…»

– Пожалуйста, – прошептала она. – Пожалуйста, не делайте мне больно. Я сделаю все, что угодно. Все.

Она посмотрела в его глаза, давая понять, что именно она подразумевает под словом «все», давая ему возможность услышать и увидеть это, показать это своим лицом и телом.

Лицо мужчины медленно расплылось в мерзкой улыбке, и хватка на ее шее ослабла. О, да, он понял все правильно, именно в том смысле, в котором она хотела.

«Эта глупая сучка действительно не понимает, что я убью ее и сына в любом случае, – ясно говорила похотливая улыбка на его зверском лице. – Ничего не изменится для них, и она сделает все, что угодно, перед тем, как они умрут».

«Мы еще посмотрим, кто из нас глупый», – беззвучно сказала ему Джессика.

Ей потребовалась неимоверная выдержка, чтобы не оттолкнуть его от себя, когда он опустил свою руку и начал ощупывать ее тело. «Я должна держать себя в руках, что бы он ни делал, – сказала она себе, – и сохранять молчание, каким бы мерзким это все ни было».

Что бы ни случилось, она должна заставить его неотрывно смотреть ей в глаза, должна подпитывать его злорадство своим безмолвным ужасом, не должна ни на секунду выпускать его из виду, показывая свою полную слабость и беззащитность перед лицом его силы. Она должна неотрывно держать на себе его взгляд, чтобы он видел в ее глазах лишь полную унизительную покорность и смирение.

Пока его рука не окажется именно в том положении…

Он отскочил, почувствовав порез на руке, грубо схватил, а затем вывернул ей кисть, сжимающую какой-то предмет.

– О-о-о! – ядовито усмехнулся и хорошенько дернул ее за запястье. На пол упал осколок стекла. Он снова поднял глаза.

Но тут полная ненависти и злобы улыбка сошла с его лица. Взамен появилось выражение озадаченности. Джессика знала, что ее вызвала первая, пока еще слабая волна головокружения. Возможно, его также смутил странный, плескающийся-льющийся звук где-то извне.

Она смотрела вниз и, проследив за ее взглядом, он обнаружил кровь, потоком вытекающую из раны на руке прямо на грязный пол, множество капелек крови уже блестело на его ботинках и брюках. Он отпустил ее и сделал неверный шаг назад. Поднял голову и тупо посмотрел на нее. Его лицо стремительно бледнело, а губы приобрели сероватый оттенок. Это наполнило ее душу смешанным чувством жалости, вины и мстительного облегчения.

– Биология за десятый класс, – печально сказала ему Джессика. Она начала потихоньку отходить от него. – Я перерезала сердечную артерию. Она перекачивает до тридцати литров крови в минуту. Но в человеческом теле всего пять литров.

Его взгляд больше не был озадаченным, когда ноги подкосились, и он упал на колени в лужу собственной теплой и липкой крови.

– Мне очень жаль, – сказала она. Интересно, понял ли он, что она была абсолютно искренна в своих словах?

Возможно, он потерял уже слишком много крови, чтобы понимать ее слова. Возможно, он уже не понимал, что происходит вокруг. Даже если он и понимал, что это конец, он терял кровь слишком быстро, чтобы испугаться. Небольшая уступка со стороны матери-природы для тех, чей час пробил.

Он завалился на сторону и грузно осел на пол. Поток из его руки замедлился. Теперь ему оставалось совсем немного. Игра окончена.

«О боже, неужели это я сделала? – подумала Джессика, и ее окатила паническая волна ужаса. – О боже, что я натворила?!»

Он заставила заткнуться ошалевший голос.

Не ко времени и не к месту был этот вопрос. Вообще, сейчас не время и не место задавать вопросы. Если она не может помочь себе, а может только стоять и глупо вопрошать, то как мать она обязана предотвратить печальную судьбу ее крови и плоти – ее сына Рикки.

Она поняла, что просто стоит над трупом и теряет время.

Она выскочила с чердака и устремилась вниз.

Только когда она пересекла лужайку, заросшую высохшей коричневой травой, и подбежала к домику, где томился Рикки, она поняла, что на ее счастье в доме никого не было. Но господи, а если она ошибалась?

Она твердо подавила ненужные мысли. Если уж хочется обдумать все эти «если», которые накопились за сегодняшний день, то она может сделать это потом, когда будет время истерически порыдать над своими промахами и неудачами. Пока же у нее было две главных цели – найти Рикки и выбраться отсюда.

Наружный замок на двери был размером с ее кулак. Сама дверь была массивной и прочной и не рухнет, даже если она будет кидаться на нее всем своим весом. Обежав вокруг домика в поисках другого входа, она остановилась, отчаянно пытаясь уровнять дыхание.

Она понимала, что отъезжающая дверь сбоку, очевидно, тоже заперта, иначе бы Рикки отодвинул ее и убежал. Но она все равно попыталась, в надежде, что дверь могла оказаться просто слишком тяжелой для одиннадцатилетнего мальчика.

Она ухватилась за ручку. Заперто. Что дальше? «Что-нибудь должно же быть», – думала она, оглядывая домик. В ее душе шевельнулся холодок.

Окна!

Два окна, расположенных высоко над землей. Они были очень маленькими, как бойницы, и до них не достать, но если бы ей удалось добраться, она могла бы пролезть внутрь и спасти своего сына. Она осмотрелась и заметила большое ржавое ведро, лежащее у другой стороны дома. Быстро взяла его, вернулась назад, поставила вверх дном и пару раз ударила ногой, чтобы быть уверенной, что оно не развалится под ее весом.

На ее счастье ведро казалось таким же прочным, как и дверь, которую она не могла выбить: она запрыгнула на него и заколотила в окно обоими кулаками.

– Рикки! – закричала она. – Рикки, это я, это мамочка! Я здесь!

Ее сын вышел из темноты и посмотрел наверх с таким страхом и безнадежностью в глазах, что у Джессики заныло сердце. Он был бледен и грязен, но вроде не избит.

– Мам! – сказал он, чуть не плача. – Я не знал, где ты!

– Теперь я здесь, – успокоила она. – Малыш, с тобой все в порядке?

– Я хочу домой!

«Я тоже, детка», – безмолвно добавила Джессика. Все, что ей нужно сделать, это достать сына оттуда, где все заперто. Даже если он найдет что-либо высокое и доберется до окна, оно было слишком узким.

Ее мозг лихорадочно пролистывал другие возможности. Какие угодно. И тут ее сердце подскочило, когда взгляд упал на «кайман», стоящий на дороге. Но перед тем, как обдумать свой следующий шаг, она услышала шелест гравия и звук мотора подъезжающего фургона. Очень не вовремя появившегося фургона.

«О господи, они возвращаются! – завопили тысячи голосов в ее мозгу. – Они уже возвращаются!»

Ни слова не говоря Рикки, она спрыгнула с ведра и лишь успела забежать за угол гаража, как черный фургон подъехал к дому и остановился.

Дрожа, она наблюдала, как из него выбрались трое мужчин – из тех, кто забирал Крэга. Только трое. И среди них не было ее мужа.

Она похолодела. Несколько секунд она не могла понять, что это значит, особенно, если учесть ее выходку на чердаке. Неужели они… И Крэг… Ее муж…

Страшно было даже подумать об этом. Мозги заклинило.

И тут новая надежда затеплилась у нее внутри. Может быть, Крэгу удалось вырваться из лап ублюдков и убежать. Может быть, он уже в безопасности и в этот момент рассказывает всю эту историю полицейским – хорошим полицейским. Это было бы, мягко говоря, неплохо. Так, наверное, дело и обстояло.

Должно было обстоять! Должно! Должно! Должно! Она беззвучно повторяла эти слова, как молитву, наблюдая за мужчинами, которые входили в дом. Все правильно. Как только они войдут в дом, у нее будет достаточно времени, чтобы прыгнуть в «кайман» и…

Но к ее ужасу, последний из них остановился на крыльце, достал сигарету и прислонился к стене, чтобы закурить.

«Нет, – думала она, отчаяние грозило перейти в истерику. – Он не может. Он не должен стоять здесь, а должен пойти в дом вместе со всеми и курить свои сигареты там».

Единственное, что он сделал, – это сменил позицию, вставая поудобнее.

Джессика наблюдала за ним, не веря своим глазам. Этот сукин сын, этот продажный коп, эта мразь, которая похищает детей и женщин, бьет и убивает людей. Ни в грош не ставит ни закон, ни частную собственность, ни человеческую жизнь. И почему, во имя Господа, такая сволочь не может позволить себе покурить внутри своего логова?

Ну что за ублюдки?

Грир как раз собирался подняться на чердак, когда внизу в гостиной заработал факс.

– О! Это фотографии того парня из банка пришли! – позвал его Дизон.

«Быстро», – подумал Грир и вернулся в гостиную, чтобы посмотреть. Качество этих фотографий сильно разочаровало его.

– Черт, они что, не могли сделать фото получше? – пожаловался он, рассматривая листки из факса. – Посмотри на это! Здесь даже лицо не видно. И это – нормально?

Грир со злостью смял листочки и отбросил их в сторону. Где, черт возьми, носит Мэд Дога? Он ожидал найти его на диване, смотрящим телевизор и немного пьяным. Телевизор был выключен, но открытая бутылка стояла на столе. «Да, парень с годами становиться небрежным, – подумал Грир, глядя на все это. – Должно быть, сидит в сортире».

Ладно, сейчас не время журить Мэд Дога. Гораздо интереснее будет наблюдать за выражением лица этой шлюхи Мартина наверху, когда он скажет ей, что будет дальше. Он хотел было еще раз взглянуть на фотографии парня, но решил отложить и это. Подал знак Дизону, чтобы тот следовал за ним на чердак.

Как только они преодолели первый пролет лестницы, зазвонил телефон в гостиной. Грир досадливо сплюнул. Вечно кому-то что-то нужно. И почему бы Мэд Догу уже не поднять трубку? Что же этот козел ждет особого приглашения? Он качнул головой в сторону Дизона, который побежал вниз, чтобы ответить на звонок.