Текст книги "Не климат выбирали, а судьбу(с)... (СИ)"
Автор книги: Овсей Фрейдзон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
глава 5
В шесть утра крепко спящую Веру разбудил будильник.
В комнате Галя с вечера работал кондиционер и там было довольно холодно, не смотря на тридцатиградусную жару на улице.
Она лежала совершенно обнажённая, всем телом тесно прижавшись к парню, обняв его за шею и закинув на него руку и ногу.
Вера мягко отстранилась, ей показалась, что будильник не успел разбудить Галя и она хотела тихо, незаметно для него, ускользнуть из кровати, но сильные руки поймали её за плечи:
– Веруш, ещё хотя бы один поцелуй.
– Знаю я тебя, сначала поцелуй, потом одно объятие...
А потом мы опять начнём любить, любить, любить...
Проговаривая эти шутливые слова, Вера уже ловким движением перекинула ногу через тело парня и, взяв в ладонь резво вздыбившего скакуна, медленно ввела его в сочившиеся желанием готовое для соития и любви лоно.
Девушка оперлась ладонями о плечи Галя и застыла на какое-то время, отдаваясь не передаваемому ощущению, прислушиваясь к себе и наплывающим внутри неё волнам неги, и под воздействием природного желания начала двигаться, получая от этого невероятное наслаждение совокупления.
Парень плотно взял в руки напрягшиеся ягодицы Веры, медленно её приподнял, пока она не застыла на вершине жезла и, покручивая, опустил вниз на себя и, тело девушки, подчиняясь желанию и ритму партнёра, понеслось в стремительном темпе к пику наслаждения.
Галь поймал в ладони пляшущие шары грудей с набухшими сосками и покрыл их поцелуями, облизывая и покусывая поочерёдно.
От нахлынувшего оргазма из груди девушки вырвался тонкий крик, который она старалась всячески загасить, до боли закусив губу, памятуя, что в соседней комнате находятся родители Галя.
В ответ приливу оргазма девушки, он тут же получил заряд наслаждения, зарычал диким зверем и излился в неё тягучим фонтаном, постепенно замедляя движения тел.
Вера чмокнула любимого в щёку и резво спрыгнула на пол, отстраняя от себя, тянущиеся к ней руки:
– Нет, мой хороший, хватит меня провоцировать, я опоздаю в университет, мне ещё надо помыться, собраться и впереди длинная дорога, где легко могу попасть в пробки.
В течение получаса Вера собралась, не стала даже пить утреннее кофе, и вскочив в машину помчалась в сторону Тель-Авива.
На территории университета зашла в любимый кафетерий и заказала себе кофе и круассан.
Не успела ещё усесться за столик, как раздался первый на сегодня звонок на её мобильном телефоне.
– Привет!
Я тебя случайно не оторвала от завтрака минетом?
Наташа хрипло захохотала.
– Привет, привет!
Почти угадала, действительно завтракаю, но только не тем, что ты думаешь, а булочкой с кофе.
– Тоже не плохо, но меня это мало интересует, я о другом.
Вот, застряла в пробке по дороге на службу и подумала о тебе, твоём красавчике и вашем будущем.
– Наташка, тебе что, больше делать нечего, как о нас думать?
– В обще-то есть, но в пробке лезут не контролируемые рассудком мысли, а там часто присутствуешь ты.
Удовлетворена ответом?
– Да, Наташа!
– Надо тебе, как можно быстрей вытаскивать своего красавчика из-под родительской опеки, мне он показался каким-то тепличным, словно фикус в горшочке...
Вера перебила:
– Наташка, он уже сам до этого дошёл, через три недели встретимся в мошаве на праздновании Рош-а– шана, ты увидишь, всё категорически изменится.
Вот, только не знаю, какое место для нашего проживания выбрать – город или мошав, домик или квартиру на этажах.
– У тебя, что есть время с садом, огородом возиться?
Захочешь зелени – поставь пару кадушек с деревьями на балконе и только не забудь хотя бы раз в неделю их полить.
Наташа вновь рассмеялась.
– Верка, первым делом определитесь с местом работы, а квартира в центре страны не проблема, были бы денежки, а с ними у твоего красавчика проблем нет, по крайней мере, на первый взнос всегда найдёт, чуть что, его родители подсобят.
Лучше скажи ему своё веское слово, чтобы он не заморачивался, а шёл к нам работать.
Я уже со своим шефом по телефону накоротке побалякала, он готов с ним встретиться для конкретных переговоров.
А в ментовке твой красавчик загнётся от комплекса неполноценности, ведь его там знают, как здоровенького, сильненького и отважного оперативника, а тут бумажки перебирать и складывать в папочки, дела в суд сдавать или в архиве копаться... скукотища и мысли начнут крутиться, что эту работу дали из жалости!
– Наташка, но ведь служба в вашем ведомстве очень опасная...
– Не смеши подруга, он же не будет на оперативной работе с населением занят и заграницу вряд ли пошлют, а фатхатцам ногти рвать можно, сидя на месте в кабинете.
Подруга смеялась своим металлическим смехом, а у Веры мороз бежал по коже.
Они вскоре распрощались, потому что Наташа к этому времени прибыла уже на место своей сегодняшней страшной службы.
Вера, медленно попивая кофе, мысленно раз за разом, возвращалась к их разговору.
Конечно, работа в ШАБАКе полностью отличается от службы, которую могут предоставить Галю в полиции и подруга во многом права.
Трудно возвращаться туда, где тебя знали совсем другим человеком.
Возможно для Галя работа, насыщенная всевозможными сложными коллизиями и зигзагами, требующая полной концентрации воли и ума, больше подходит, но она не хотела оказывать на него давление, пусть он сам дойдёт до этого, хотя...
Вера набрала телефон Наташи.
– Подруга, ты чего, я ведь уже на службе?
Говори быстрей, что хотела!
– Натаха, а ты можешь сделать так, чтобы твой шеф сам позвонил Галю?
– Поняла, позвонит, диктуй его номер мобильного.
– Такой же, как и у меня, только на конце пятёрка.
– Замётано, бай.
Да, Наташа здорово изменилась после того, как побывала в жутком теракте и выкарабкалась из навалившихся на неё кучи болячек.
Она стала намного серьёзней, а особенно, после того, когда устроилась на службу в ШАБАК.
Раннее, интернациональных взглядов девушка превратилась в лютого арабо-ненавистника, посвятив всю свою жизнь борьбе с террором.
Вера сама под воздействием участившихся в Израиле терактов с участием террористов-смертников, начала иногда писать стихи далеко не лирического содержания, два из которых опубликовали даже в русскоязычной газете "Глобус".
Иудея, Самария, сектор Газа...
Отвернулись небеса, мольбам не внемлют.
Сотрясают взрывы вновь святую землю.
Лютой ненавистью выползла зараза
Иудея, Самария, сектор Газа...
Шлют и шлют безумных смертников уроды,
Травят издревле соседние народы.
Ярость пьяная мутит, сжигая разум
Иудея, Самария, сектор Газа...
На земле святой – и щедрой, и богатой.
Расплодились изуверы, "арафаты".
Кровь еврейская пролилась злом экстаза
Иудея, Самария, сектор Газа...
И неужто солнце мира не согреет
Два народа – и арабов, и евреев.
Где скажите панацея от проказы?
Иудея, Самария, сектор Газа...
______________________________________
На охоту вышел зверь...
Смерть невинных – боль живых.
Чья же очередь теперь?
Кровь в глазах безумных, злых
На охоту вышел зверь.
В помутившемся мозгу
Наставленье вожака.
Ищет жертву на бегу,
На взрывателе рука.
Снова в ярости кричим:
Чья же очередь теперь?
Хайфа и Иерусалим.
Ищет жертву лютый зверь.
Стаю бешеных собак
Изведём с лица земли.
Очередь твоя вожак,
Что посеял, то пожни.
– Вера, ты почему такая серьёзная, так сурово брови свела?
Рядом с ней присаживался на стул с чашкой кофе в руке однокурсник Мухамед.
– А, салям алейкум!
Так, задумалась, через неделю начнутся каникулы, надо чем-то толковым заняться и пока не придумала чем.
– Я слышал у тебя через два месяца свадьба?
– Да, тебе, верно доложили, вот, собираемся с женихом подыскать для себя подходящее жильё в центре страны.
– А, правда, что твой жених на инвалидной коляске?
– Мухамед, а тебе не кажется, что это совершенно не твоё, как и других дело и в твоих сочувствиях я абсолютно не нуждаюсь.
И, вскочив на ноги, не добавив больше ни слова, вышла из кафе.
Вера шла в аудиторию, кипя от злости – только в пятницу она под большим секретом сообщила Ривке, что её жених не может сопровождать её на дискотеку, потому что находится в инвалидной коляске.
И, на тебе, вроде были выходные, а эта весть уже дошла даже до Мухамеда.
Перед дверью в аудиторию, прежде чем зайти, взяла себя в руки – вот, дурочка, можно подумать это государственный секрет, что у её жениха ноги не действуют, а у многих других мозги набекрень и ничего, плодят себе подобных.
От этой мысли на лице появилась улыбка и она уже входила в шумную аудиторию без всякой злости на Ривку, что поделаешь, "на человеческий роток не накинешь платок".
В течение дня они несколько раз связывались по мобильному телефону с Галем, совместно оценив преимущество новой техники, попавшей в их руки.
Парень ей сообщил, что не успела их квартира попасть в руки маклера, как у него появилось несколько желающих осмотреть и прицениться к их жилью.
– Веруш, ничего если я маклеру отдам дубликат ключей, чтобы он мог приводить людей, когда тебя не будет дома?
– Можешь, можешь, у меня полный порядок, ведь я в неё, по сути дела, только приезжаю ночевать.
Кухней почти не пользуюсь, сплю в нашей спальне, а в другие комнаты практически не захожу.
Душ и туалет у меня в порядке...
– Веруш, ты чего рапортуешь, как солдат командиру?
– Потому что хочу побыстрей продать эту квартиру и вместе с тобой поселиться в новой, где мы сможем дарить друг другу наслаждения, подобные нашим сегодняшним утренним.
Галь засмеялся довольным смехом.
– Веруш, даже не верится, что это было сегодня, мне кажется, что вечность прошла, так я опять тебя хочу.
– Я сама не могу дождаться момента, когда упаду в твои объятия, но потерпи, мой хороший, ещё пять деньков и я буду только с тобой целых полтора месяца.
Ох, только заниматься любовью в доме твоих родителей мне не кажется хорошей идеей.
– А мы и не будем...
Вера не дала договорить:
– Так я тебе и поверила, станем тереться целыми днями друг о друга и может быть когда-нибудь я тобой отзавтракаю.
Молодые люди залились смехом.
– Нет, моя красавица, после празднования Рош-а– шана, мы уезжаем с тобой на десять дней в гостиницу на Мёртвое море.
К этому времени я уже освоюсь с новой коляской и машиной.
– О, тут ты у меня держись, употребляй пока побольше витаминов.
– Веруш, с тобой никакие витамины мне не нужны, я только вспоминаю о твоём восхитительном теле, о твоей бархатной коже, пушистых волосах и уже изнемогаю от желания.
– Гальчик, только не растрачивай понапрасну свою мужскую силу, мне она вся нужна без остаточка.
Так, смеясь и подтрунивая, друг над другом они, уже по домашнему телефону, как всегда проговорили далеко за полночь.
Растревоженная разговором на интимные темы с любимым, предчувствуя очень скорую их совместную жизнь, сердце девушки сладко замирало, пульс убыстрял толчки и сон никак не хотел забрать её в свой умиротворяющий плен.
Вера по старой выработанной привычке, уселась с ногами в кресло и раскрыла свою изрядно потёртую тетрадь, где оставалось ещё несколько чистых листочков.
Буквально через секунды по ним побежали тонкой струйкой слова:
Ах, здравствуй моя грусть! Прекрасные моменты:
Слиянье мыслей, чувств, немножко мастерства...
Из-под пера плывут сюжеты и фрагменты.
В них кружится любовь, одетая в слова:
Колышет зелень трав весенним дуновеньем.
Наносит на цветы луч солнца макияж.
В осенний натюрморт ложится светотенью,
А свадебный наряд зиме придаст пейзаж. -
Отыщет образ свой в безвременном пространстве,
Тихонько постучит вдруг в запертую дверь,
И в поцелуй вольёт всех мыслей окаянство -
Не хочется, отринь. Захочется, поверь.
В твою шальную жизнь вплету себя фрагментом
И обмакну перо в лазурный небосвод.
По строчкам заскользит стих поступью балетной,
Мелодия любви по струнам поплывёт...
глава 6
Последняя неделя дополнительных занятий в университете перед большими осенними каникулами Вере показалась не выносимо долгой.
Накопилась общая за год моральная и физическая усталость от напряжённой изматывающей учёбы, а, кроме того, хотелось, как можно быстрей попасть в объятия к любимому парню.
На протяжении почти трёх лет она спокойно обходилась без секса, даже не помышляя о нём, живя, всеми думами, только о благополучном разрешении реабилитации Галя. Любимый парень с первого их полового контакта пробудил в ней страстную натуру, но её тело только откликалось на прикосновения Галя и только от мыслей о нём, внутри разгорался жар непреодолимого желания.
Теперь, после того, как её тело, наконец, пробудилось от долгой вынужденной спячки, и, когда обезумевшие гормоны от одних только мыслей отзывались кипящими гейзерами, после которых нужно было обязательно менять трусики, а иногда принимать таблетку от головной боли, Вере не хотелось больше находиться с Галем даже в короткой разлуке.
Распрощавшись сердечно с преподавателем и со студентами, вместе с ней продлившими себе учебный год почти на месяц, ради интересного научного проекта под руководством профессора Зива Таля, девушка всё же не помчалась к любимому, а по взаимной договоренности с Галем, направила машину в диаметрально противоположную сторону – она поехала на юг, повидаться с родителями, с которыми не встречалась уже два месяца.
Не прошло и получаса, как "Тойота" Веры уже въезжала в Ашдод и скоро она мягко припарковалась рядом с папиной "Субару".
Как ни странно, но родители на сей раз прислушались к младшей дочери и осмелились на покупку квартиры в Ашдоде.
Они жили вдвоём в трёшке, девятиэтажного дома в новом районе на привычном по Минску пятом этаже.
Их старшая дочь Люба быстро смекнула, что родителей не отговорить от покупки квартиры, перехватила у Веры инициативу и приняла живое участие в выборе родителями жилья и в оформлении ими машканты (ипотеки).
Веру порыв Любы нисколько не обескуражил, а в точности наоборот, весьма обрадовал, ведь у неё в связи с навалившимся на неё тяжёлым бременем из-за произошедшего с Наташей и судьбоносной операцией Галя, совершенно тогда не было свободного времени.
Благодаря настойчивости и влияния младшей дочери, её родители не долго пребывали в ностальгических чувствах, а нашли себе подходящую работу и вырвались из-под пресса вцепившейся в них мёртвой хваткой Любы, имевшей на счёт них свой коварный план с меркантильными запросами.
Из денег за проданную квартиру в Минске, рассчитывавшей на них старшей дочери, досталась только малая толика, большую часть родители вложили в своё новое жильё и вышли на совсем не страшную ссуду, которую легко покрывали своими заработками.
Вера поднялась на лифте на пятый этаж и постучала в дверь.
Перед ней в узком проёме появилась мама.
– Чего стучишь, как датик (религиозный), пришедший за подаянием?
Я чуть тебя не обложила парочкой ласковых.
Ты не представляешь, как они мне уже надоели, то больным детям подай, то слепым, то кривым, то чёрт знает кому.
Твой папочка, если открывает им дверь, то начинает мямлить извинения, а то и сунет пять-десять шекелей этим прохвостам, поэтому я сама стараюсь реагировать на стук и звонки...
– Мама, может быть вначале впустишь в квартиру, а потом уже дорасскажешь про этих попрошаек?
– А чего ты вообще стучишь в дверь, мы же тебе, как и Любочке ключи выдали?
– Ой, я про них совсем забыла.
– Коля, где ты там? Слышишь, она про ключи забыла, как только про нас вспомнила, у неё ведь теперь другая родня есть, не чета нам – бо-га-тень-ка-я!
Хорошо, что в этот момент из дальней спальни вышел отец и устремился на встречу к любимой доченьке, а то неизвестно, как бы Вера отреагировала на выпад матери.
– Веруня, как я по тебе соскучился!
Хорошо выглядишь!
Отец прижал голову дочери к груди и ласково начал гладить по длинным, разметавшимся по плечам волосам.
– Папочка, я знаю, что по отношению к вам большая свинушка, но вы должны меня понять, к вечеру так устаю от учёбы, что не хочется никуда ехать, а в выходные жду не дождусь встречи с Галем. Вот, скоро поженимся, тогда будем часто к вам вместе с мужем приезжать.
– Николай, не развешивай уши, в лучшем случае, когда надо будет кому-то посидеть с её ребёночком, тогда вспомнит о своей матери, куда ей справиться самой с дитём и со своим тяжёлым инвалидом.
Вера резко отстранилась от отца.
– Мамочка, а ты знаешь, что я тебе скажу на твои чудесные слова...
– Ну, что ты можешь сказать хорошего?
Отречёшься от меня?
Так, в любом случае, мы не очень избалованы твоим вниманием.
– Белочка, не нервничай, у тебя поднимется давление и Верочку не укоряй, она молодая, занята по уши в университете, а то, что связывает жизнь с несчастным парнем, так это её выбор, её горькая планида, веление её доброго, отзывчивого и сострадательного сердца.
Вера стояла посреди уютного салона в родительской квартире, но на душе у неё было совсем не уютно.
Хотелось многое им высказать, а особенно маме, но понимала всю напраслину этого поступка, всё равно, не поймут.
Что толку от её, высказанных в гневе слов, когда родители давно уже выбрали по отношению к ней определённый стереотип мышления.
Слава богу, что она уже давно не зависела материально от предков, а после маминых очередных выпадов, она вряд ли когда-нибудь обратится к ней за помощью по уходу за ребёнком, даже если прижмёт до предела, всё равно, постарается найти такой выход, чтобы не прибегать к услугам желчной родительницы.
Последняя будто подслушала её мысли:
– Ну, что, так и будешь стоять столбом посреди комнаты, как не родная?
Наступит такое время, когда ты вспомнишь мои слова и предупреждения, смотри, чтобы не было поздно.
Запомни, моя дорогая, мамины упрёки лучше чужой ласки, они от сердца идут.
Вера молчала, не желая окончательно рассориться с родителями.
– Мой руки, будем обедать, надеюсь, не побрезгуешь?
И, на этот раз девушка смолчала.
Вера зашла в ванную и всмотрелась в зеркало – щёки пылали, губы побелели, а в глазах поселилась вся печаль и скорбь еврейского народа, но слёз не было.
Ах, ну её, мою драгоценную мамочку, и папа тоже хорош, жалостник несчастный!
Можно подумать, я к ним за сочувствием или утешением приехала.
Тяжёлый инвалид, несчастный парень... глупенькие, он вам тысячу очков вперёд даст.
Это вам, взрослым людям, нужно было сопельки вытирать, а мой Галь скоро опять станет служить в полиции, а то ещё и похлеще, в ШАБАКе.
Успокоившись, Вера вернулась в комнату, где мама накрывала на стол, а папа с головой влез в газету.
– Верочка, вот ты общаешься с людьми не чета нам, что они говорят в свете последних событий...
– Папа, о каких событиях ты, толкуешь?
– Ну, как, убийство Рабина, все эти теракты, несмотря на мирный процесс, «катюши», летящие на головы наших мирных граждан, проживающих на севере, смотри, что происходит в Карьят-Шмоня...
Вера автоматически поправила отца:
– Кирьят-Шмонэ.
И подсела рядом на диван.
– Папа, на эту и другие подобные темы тебе лучше поговорить с моим Галем или его отцом, я в политике не очень разбираюсь, да, и некогда мне распутывать весь этот сложный узел взаимоотношений между Израилем и вражескими арабскими государствами, не говоря уже об арабах окружающих нас в повседневной жизни.
В нашей малочисленной группе, которая сейчас работала над сверхсовременным проектом было два араба, и мы вполне нормально друг к другу относились.
Голос подала, прислушивающаяся к их разговору мама:
– У нас на мойке посуды есть одна баба, она была адвокатом в Москве, очень грамотная и умная женщина, так вот, она говорит, что самый хороший араб, это мёртвый араб.
Вера резко повернулась к матери.
– И, ты бы могла убить человека, только потому, что он араб?
– А, зачем мне это делать, для этого у нас есть армия, полиция и всякие там службы... Коля, я правильно высказываю мысль, ты мне так говорил?
– Так, Белочка, так, но мне хотелось обо всём этом услышать от нашей дочери, постоянно находящейся возле людей служащих в этих структурах безопасности и правопорядка.
– Папа, ты имеешь в виду, Офера и Наташу?
– Да, конечно же, их, а также твоего жениха и его отца.
– Чтобы вы знали, мы никогда на эти темы не разговариваем, а Наташа пошла служить в своё ведомство не для того, чтобы мстить за себя арабам, а для того, чтобы обезвреживать вражеские структуры, готовящие теракты против еврейского мирного населения.
– Коля, пустое дело с ней разговаривать на эти темы.
Она же якшается с ашкеназами (евреями, выходцами из европейских стран), проживающими в центре страны, а они все насквозь пропитались гнилыми левацкими настроениями.
Хорошо, что у нас есть Люба с Лёвочкой, они знают и могут толком объяснить кто здесь, кто.
Мы с твоим папой окончательно решили, что идём голосовать за партию "Ликуд" и Биби Нитаниягу.
Вера до сих пор понятия не имела кому она отдаст свой голос на предстоящих выборах, но решила подразнить родителей.
– Нет, за правых никогда, я буду голосовать за Шимона Переса и «Аводу».
От заявления дочери отец сконфузился.
– За этих предателей своего народа?
– Папочка, а тебе известно, что эти предатели своего народа находились у власти, когда наша страна победила в Шестидневной войне и Судного дня?
Отец проигнорировал ремарку дочери.
– Конечно, у нас демократическое государство, но будь моя воля, я бы создал одну крепкую партию и навёл бы в стране порядок.
Вера рассмеялась.
– Папочка, в одной стране ты уже навёл, до сих пор там очухаться не могут от власти коммунистов, в партии которых ты, между прочем, состоял много лет.
Отец быстро перевёл разговор на другую тему:
– А, как ты относишься к Щеранскому и его новой русской партии?
– Папуля, никак, я не хочу относиться к нему и к его партии.
К счастью девушки, мама пресекла неприятный для них с отцом разговор, где они не находили общего языка.
– Тебе в борщ класть сметану или ты уже окончательно заделалась еврейкой с их дурацкими традициями?
Вера незаметно для родителей тихо вздохнула.
– Клади конечно, боже мой, как я давно не кушала твоего настоящего украинского борща.
Пахнет как, а вкус божественный...
Дочь даже зажмурилась от удовольствия.
К концу обеда Вера уже отдувалась от сытости, съев только одну пулечку запечённой в духовке курицы с приготовленным мамой лечо.
От десерта, любимой домашней выпечки, была вынуждена отказаться:
– Ой, простите, но я сейчас лопну, кусочек торта, если хотите, я возьму с собой, заодно и Галя угощу. Мать подняла на дочь глаза.
– А, что, ты разве не останешься у нас на все выходные, ведь мы завтра собираемся на праздничный обед к Любочке?
Завтра у Русланчика День рождения, мальчику исполняется уже девять лет и малышку ты давно не видела.
– Мама, я неделю не встречалась с Галем, он по мне очень скучает, и я по нему тоже, поэтому сейчас слегка передохну после обеда и поеду к нему.
Мать неожиданно резво для себя, вскочила из-за стола и встала напротив дочери, уперев руки в бока.
– Ну, Николай Иванович, ты слышал, понял, наконец, кого мы воспитали!
Отец сидел пригорюнившись, низко опустив голову над тарелкой.
Мать не унималась:
– У тебя есть в жизни хоть что-нибудь святое, какие-нибудь чувства к своей самой близкой родне или ты окончательно продалась этим израильтонам за временное благополучие, которое надо постоянно отрабатывать, ухаживая за калекой...
– Мама, прекрати, я больше подобных слов от тебя слышать не хочу и не буду, прощайте!
Вера, схватив ключи от машины выскочила из квартиры.
Она осознавала, что в таком настроении выезжать на трассу, категорически не рекомендуется. У неё от гнева и не высказанных слов тряслись руки и туман застилал глаза.
Как, ну, как они могли так думать, а тем более, говорить, нисколько не щадя её самолюбие, чувства и любовь к парню.
Где-то мама может и права, очень уж она охладела к родному семейству, но во многом виновата была в этом старшая сестра, постоянно при встречах донимающая Веру вечными поучениями, претензиями и алчным взглядом на её связь с Галем, в которой после выяснения деталей, видела только меркантильный смысл, а не её преданность и любовь.
Девушка выехала на набережную и, выйдя из машины, присела в тени кипариса, глядя на предзакатную синь неба и моря.
Сердце затрепетало, стоило ей только углубиться мыслями в анализ, произошедшей размолвки с родителями.
Чтобы успокоиться, достала новый толстый блокнот и чиркнула несколько строчек и душа встала на место.
Давай, поищем тему для двоих,
приемлемую в нашем разговоре,
сойдёмся в чём-то, и слегка поспорим,
не строя параллели из кривых...
О «вечном», про житейские дела... -
не мало тем в бескрайнем море знаний
найдут два человеческих созданья,
коль не закусят в гневе удила...
