Текст книги "Не климат выбирали, а судьбу(с)... (СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Фрейдзон Овсей Леонидович
Не климат выбирали, а судьбу(с)...

Дорогие читатели! В этом романе вас ждут новые встречи с полюбившимися по предыдущему повествованию героями Книги. Пожелания ваши и моих близких, прочитавших роман «Теперь с тобою вместе я» буквально вынудили меня сразу же приступить к написанию продолжения, чтобы рассеять густой туман, окутавший его окончание. Прошу читать и жаловать... Эту книгу посвящаю своей сестре, другу, почитателю и доброму помощнику, Полине Ладаневой.

глава 1

Галь, задумавшись, сидел в опостылевшей инвалидной коляске, подставив лицо с закрытыми глазами горячим лучам августовского утреннего солнца.

Он мысленно перенёсся в не столь далёкое прошлое, где был здоровым, сильным и полон радужных надежд на будущее, связанное с интересной работой и любимой девушкой.

Тяжело вздохнув, открыл глаза и перебирая сильными руками колёса коляски, устремился по бетонной дорожке, убегающей от утопающего в зелени особняка в угол благоухающего цветами и зрелыми фруктами пардеса (сада).

В этом месте отец специально соорудил навес, под которым находились различные приспособления для занятия Галем приемлемым для него спортом.

Через три месяца пройдёт уже два года, как ему сделали уникальную операцию, после которой он остался жив, и более того, обрёл возможность, наслаждаться жизнью, но, к сожалению, с определёнными ограничениями.

Практически, не ощущая больше прежних жутких страданий от нестерпимых физических болей, он с каждым новым днём всё больше погружался в депрессию, связанную с его неподвижностью ног.

Галь часто ловил себя на мысли, что лучше бы предпочёл быстро угаснуть, чем тлеть жалким фитильком свечи.

Мать и Вера в два голоса, перебивая друг друга, рассказывали ему, с всякими подробностями, про все их треволнения, утверждая, что они за время пока он находился в операционной, чуть от страха за его жизнь не сошли с ума.

Он часто вспоминает тот момент, когда в реанимации неожиданно пришёл в себя, открыв глаза, чтобы на несколько секунд оглядеться вокруг, пока в него введут очередную дозу морфия, но к своему удивлению рядом с собой медсестры со шприцом не обнаружил.

Он уже было хотел криком привлечь к себе внимание, чтобы избавить от страшных мук своё тело, терзающееся прежней жуткой болью, разрывающей весь организм от затылка до кончиков пальцев на ногах, но к нему вдруг пришло новое приятное осознание.

Боль он ощущал, но далеко не ту, пронзающую калёным железом, а всего лишь ноющую пульсирующую в районе шеи, к которой он какое-то время настороженно прислушивался, пока у него не зачесались от яркого света глаза и рука непроизвольно потянулась к лицу.

Галь с замиранием сердца опять вспоминал, как он тогда, слабыми дрожащими пальцами утирал с ресниц и щёк обильно выступавшие слёзы радости, от мысли, что вернулся в жизнь, что скоро обнимет свою любимую красавицу Веруш, прижмётся лицом к ласковым рукам матери и пожмёт сильную ладонь отца.

До этого, он так только плакал во время прохождения службы в армии, когда хоронили на военном кладбище его друга Германа, парня, ребёнком приехавшего в Израиль из Советского Союза, подорвавшегося на мине в Ливане в нескольких метрах от него.

Галь не заплакал, когда после прогремевшего в не далеко взрыва мины, он вытащил из кустов оторванную голову друга и приставил к искорёженному телу.

Он не пролил слёз, когда стоял в почётном карауле на военном кладбище, во время траурного салюта по погибшему сослуживцу.

Но, когда после отзвуков затихающих автоматных очередей в голубом небе, в ужасающей тишине на фоне крика ворон, раздался разрывающий душу стон матери Германа:

– Господи, не надо!

Он не стесняясь тихо заплакал.

В почётный караул выбирают самых стойких, а ребята рыдали вместе с тремя девушками, находящимися напротив, с горячими ещё после выстрелов автоматами.

Про свои слёзы во время траурного салюта он как-то рассказал любимой Вере, и она вскоре написала стихи и передала их своему другу-барду Фрейдману Олегу.

Не прошло и недели, как на свет появилась новая песня, правда на русском языке, который Галь к этому времени уже сносно понимал:

И к чёрту все красивые слова...

Невидимая пуля просвистит,

Не тело обожжёт, опалит нервы.

Он командир, он умирает первым -

И нет сомнений в выбранном пути.

Припев.

И к чёрту все красивые слова,

Шум почестей и звонкие награды... -

В лицо уткнулась жёсткая трава...

Крик матери: "О, господи, не надо!"

Сполошный птичий гам, могильный холм,

Почётный караул, салют прощальный... -

Глаза друзей на мать глядят печально...

Весна в слезах, рокочет в высях гром.

Припев.

Ушёл, как жил, – без жалоб и мольбы.

Прикрыт землёй, что называл родною.

И мать с седой до срока головою

Идёт по краю выжженной судьбы.

Припев.

Друзья, присядем, случай не простой.

Накроем стол: "Привет, дружище верный!" -

На поле, где сразила пуля-стерва,

По-русски помянём, махнув по сто...

Припев.

Солнце нещадно палило, обжигая кожу лица, не смотря ещё на довольно ранний час, становилось душно и Галь закатил свою коляску под навес.

Конец августа, скоро наступят праздники и здесь соберутся все его братья с многочисленными семействами и станет на их вилле шумно и весело.

На Рош-а-шана (еврейский новый год) должны приехать к ним в гости Верины родители и её сестра с семьёй, как бы состоится личное знакомство сватов перед предстоящей в начале ноября их с Верой свадьбой.

Его верная подружка уже через полгода после операции, когда стало доподлинно известно, что Галь полностью владеет верхней частью тела, а только утратил подвижность ног, хотела узаконить их отношения, но он встал на дыбы и категорически воспротивился её скоропалительному решению.

Долгое время Галь надеялся, что обретёт, всё же чувствительность и даже встанет на ноги, но, увы, чаяньям не дано было осуществиться.

Молодой профессор, сделавший ему уникальную операцию и вернувший его к почти нормальной жизни, долгое время питал надежды вместе с Галем и его близкими, но два месяца назад вынес окончательный вердикт – на данном этапе шансов не осталось, не смотря на все титанические усилия пациента, который, не щадя времени и силы, изнурял себя массажами, физиотерапией, физическими упражнениями и различными процедурами с помощью современной техники.

Обидней всего, что на каком-то восстановительном этапе, Галь вдруг стал чувствовать в ногах боль при уколах, лёгкую щекотку на ступнях и даже иногда удавалось пошевелить пальцами.

Увы, увы, это продолжалось только несколько дней, а потом всё вернулось к полной атрофии нижних конечностей.

Профессор развёл руками – какой-то раздробленный шейный позвонок окончательно передавил нерв, отвечающий за чувствительность ног.

Молодой талантливый специалист заверил Галя, что, возможно, в будущем они ещё вернутся к этому вопросу, но на данном этапе новая операция грозит неминуемым летальным исходом для пациента и он на себя подобную ответственность не берёт.

Галь мужественно встретил приговор эскулапа, ничем и никому не выдал бурю эмоций, которая бушевала в его душе, хотя две вещи его по-настоящему тяготили и порой даже доводили до мыслей о суициде.

Трудно укладывались в его голове их будущие отношения с Верой и вынужденная нынешняя бездеятельность.

Парень тяжело вздохнул, тряхнул головой и выпрямился в кресле.

Не спеша, закатил коляску под навес, укрывшись от палящего светила, и по-хозяйски огляделся.

Привычным движением снял со специального постамента гантели, набрал на них рекордные на сегодняшний день для него десять килограмм и начал ежедневную тренировку, разводя в сторону и поднимая руки вверх, выбрасывая гантели вперёд и возвращая к груди.

Мышцы приятно наливались силой и энергией под воздействием многократно повторяющихся упражнений.

Пол часа, отведённых для этих занятий, Галь изнурял своё тело и руки необходимой для него зарядкой, обливаясь потом и краснея от натуги.

Волевым усилием он отгонял от себя непрошенные мысли о том, что вся эта суета, на самом деле, мышиная возня, не стоящая таких трудозатрат, от которых у него, особенно поначалу, страшно ныли все отвыкшие от нагрузок мышцы.

Если бы не его сумасшедшее желание до сих пор нравится любимой девушке своей энергией и физической формой, то давно бы уже забросил эти жалкие потуги казаться нормальным человеком.

Из сумки-холодильника достал коробку с апельсиновым соком и с жадностью начал пить прямо с ёмкости, даже не подумав налить благодатную прохладную жидкость в стакан.

– Галюш, ну, как не стыдно, ведь я тебя воспитывала культурным мальчиком, а ты позволяешь себе такие хамские фокусы...

– Мамочка, прости своего непутёвого сыночка, думал, что меня никто не видит, а ты вечно на страже порядка.

Гиля подошла к сыну, забрала из его рук коробку с соком и стащила с него мокрую от пота футболку.

Затем, влажным полотенцем обтёрла его мускулистое тело и протянула свежую майку.

– Сынок, хочешь что-нибудь перекусить, тогда я тебе принесу, а то я собралась до Хаи прогуляться, партию в бридж сыграть, к ней две подруги из Хайфы прибыли.

– Нет, мамочка, можешь отправляться со спокойной душой, ты же знаешь, если что-нибудь понадобится, сам справлюсь, но я хотел бы с тобой серьёзно поговорить пока Вера не приехала.

Мать с сыном взмахом рук издалека поприветствовали Абрама, вышедшего на крыльцо с садовыми ножницами и с лёгкой алюминиевой стремянкой.

Тот, ответно кивнул, и не стал к ним приближаться, а устремился в другой конец пардеса, где его ожидала намеченная на сегодня работа.

Гиля, из стоящих в ряд сложенных шезлонгов, взяла крайний и, разложив, уселась напротив сына:

– Галюш, что ты маешься и понапрасну изводишь душу, страдая от комплекса неполноценности.

Слава богу, ты остался жив и не только – по-прежнему красивый, сильный и далеко не дурак.

А ведь у тебя были все шансы стать и тем, и другим, и третьим...

– Мама, ты же понимаешь, дело совсем не в этом, я хочу поговорить с тобой о своём ближайшем будущем.

– Сынок, ты имеешь в виду ваши отношения с Верой и предстоящую свадьбу?

– Да, именно это.

Гиля не стала сразу же отвечать ему на поставленные ребром вопросы, а огляделась вокруг, как будто ища ответы в синем прозрачном небе, в свежей зелени листьев и травы, в ярком многоцветье и в спелых плодах, свисающих с деревьев и кустов.

Наконец, она прямо взглянула в глаза сына и нежно взяла в свои руки, его натруженные гантелями ладони:

– Сынок, я последний человек, который не хочет тебе добра.

Мы с твоим отцом постоянно говорим между собой о твоём будущем и, конечно же, рядом с симпатичной и душевной девушкой, а именно такой, проявила себя наша Вера.

Мы же тебе во всех подробностях рассказывали, как во время твоего страшного пребывания под воздействием морфия, когда ты лежал практически невменяемым, и после операции, когда стало известно, что твои ноги остались неподвижными, мы с отцом неоднократно пытались заводить разговор с девушкой, но всё оказалось напрасным.

Ты же хорошо знаешь своего прямолинейного отца...

Тот, нисколько не смягчая слов, прямо сказал Вере, что её ждёт в будущем сложная жизнь рядом с тяжёлым инвалидом.

Вся эта бравада и мнимое великодушие вскорости после свадьбы закончатся и начнутся взаимные упрёки...

-Мама, но в чём мне её упрекать?

Я ведь Веру люблю безумно и если бы мог, то носил бы свою любимую на руках.

– В том-то и дело, что не можешь, а со временем, живя со своим комплексом неполноценности, превратишься в брюзгу и нытика.

Сидя долгое время в доме, ожидая свою любимую с учёбы, а потом с работы, ты постепенно прекратишь следить за собой, опустишься, забывая лишний раз помыться, побриться и заняться физическими упражнениями.

– Мама, но почему ты так думаешь, что я превращусь в того жалкого субъекта, о котором я сейчас услышал от тебя?

– Галюш, я не думаю так, а жутко этого боюсь и постоянно гоню от себя подобные мысли.

А, вот, твой папа, не хочет витать в облаках, режет напрямую и я каждую ночь засыпаю в слезах.

– Мама, у меня иногда создаётся такое впечатление, что лучше было бы для всех, если бы я умер во время операции.

Вы бы какое-то время оплакали сыночка и постепенно смирились с мыслью, что меня уже нет, а так, я стал для вас гнойным нарывом – страшно смотреть, а ещё страшней вскрыть...

– Галь, прекрати напускать на себя вид несчастного человека.

Помолчи парочку минуток и послушай меня, а потом будешь сыпать своими гадкими сравнениями.

Гиля по-настоящему рассердилась и, выпустив из своих ладоней руки сына, вскочила на ноги и заходила взад-вперёд по тесному пространству под навесом.

– Ты, хотел серьёзно поговорить со мной, но внемлешь только себе.

К этому мы, скорей всего, ещё с тобой вернёмся, а пока выслушай спокойно то, что я, собственно говоря, и хотела сказать с самого начала нашего разговора.

Гиля опять села в свой шезлонг и, огляделась вокруг, как будто впервые увидела окружающую их обстановку.

– Приятно тебе это осознавать или нет, но главная проблема состоит не в девушке, а в тебе.

Мы с твоим отцом ни в коем случае не станем упрекать молодую красивую и здоровую особу, если она на данном этапе покинет тебя и с твоей стороны будет верх эгоизма её под каким-нибудь предлогом удерживать.

И, вот, моё последнее слово, хочешь остаться рядом с любимой, то не жалей себя, а делай всё от тебя зависящее, чтобы вызывать в ней постоянное чувство любви, уважения и чуть ли не преклонения, а не жалости, долга и вины.

Сынок, ты выглядишь на сегодняшний день достаточно здоровым и красивым, не считая твоей неподвижности.

Пойми, мой хороший, ноги далеко не самое главное в совместной семейной жизни любящих друг друга людей.

В твоём положении можно успешно справляться со многим в жизни, как по дому, так и вне.

Мой мальчик, я тебе дам совет, поговори с Офером на счёт твоего трудоустройства.

Пусть он по своим каналам пробьёт, есть ли у тебя возможность в каком-либо статусе вернуться на работу.

Уже давно пора приобрести тебе специализированный автомобиль и начинать самостоятельно выезжать из дому, бывать в разных обстановках и адаптироваться в твоём состоянии в обществе нормальных в физическом плане людей.

Ну, и последнее на сегодня – я только вчера разговаривала с профессором Славянским, который делал тебе операцию, и он заверил меня, что ты уже вполне можешь заняться произведением на свет себе подобных.

Твой организм к настоящему времени очистился от всевозможных токсинов, стимуляторов и побочных явлений от приёма многочисленных лекарств.

Так, что сынок, мазл тов и готовься к свадьбе и сделать нас с Абрамом счастливыми бабушкой с дедушкой.

Гиля резво поднялась на ноги, поставила на место шезлонг и, наклонившись над сыном, поцеловала его в лоб:

– Береги свой клад, не давай девушке шансов усомниться в тебе, и никогда не раскисай, не забывай, ты израильтянин, а мы люди стойкие.

глава 2

Тихий размеренный голос руководителя проекта Зива Таля, выступавшего с лекцией перед студентами, был прерван музыкой из нескольких различных мелодий, прозвучавших из мобильных телефонов ребят из их группы, установивших будильники на полдень.

Профессор, не глядя на своих учеников, порывистым движением собрал со стола разбросанные в беспорядке листы и, сложив их в стопку, вложил в папку.

Только после этого он поднял глаза и обвёл внимательным взглядом всех присутствующих:

-Я бы мог вас попросить задержаться на пол часа, чтобы мы закончили с установкой на следующую неделю, которая будет последней перед тем, как вы выйдете окончательно на каникулы, но по приобретённому ранее опыту отлично осознаю, что это время будет напрасно потраченным для вас, а особенно для меня, потому что ваши мысли уже далеко отсюда, шабат шалом.

И, кивнув на прощанье всем присутствующим, руководитель вышел из кабинета.

Не успела за профессором ещё закрыться дверь, как комната заполнилась выкриками, смехом, скрипом отодвигаемых стульев и клацаньем закрывающихся замков студенческих сумок.

Вера достала ключи от машины и защёлкнула замок своего портфеля.

Около неё вдруг остановилась девушка, с которой Вера раньше почти не общалась, хотя они уже целый год учились вместе на одном курсе.

До определённой поры их ничего не связывало, но теперь им чаще приходится соприкасаться, потому что обе участвуют в этом интересном проекте под руководством профессора Таля.

– Веруш, ты, куда сейчас едешь, может быть, подкинешь меня с моим другом на своей машине на Дезингоф?

И, не давая Вере времени отказать, тут же подкинула идею:

– Ты, ведь тоже планировала приобрести себе мобильный телефон, а мне мой хавер обещал именно сегодня сделать такой шикарный подарок, у него какие-то деньги левые появились.

Конечно, Вере не терпелось, как можно скорей помчаться к своему любимому, но ей и не хотелось отказывать в такой малости хорошей девушке, да, и сама она вдруг для себя окончательно решила купить для них с Галем по этой новомодной и, надо сказать, удобной игрушке, ведь тогда они смогут намного чаще, если не видеть, то хотя бы слышать друг друга.

Прошёл уже год, как она перевелась из Беер-Шевского в Бар-Иланский университет.

Ей безумно хотелось быть, как можно ближе к своему любимому и поэтому она сделала всё от неё зависящее, чтобы осуществить перевод в другое учебное заведение.

Пока Галь обитал в больнице, а затем, в реабилитационном центре, которые находились в районе Тель-Авива, эта идея казалось весьма удачной, но после того, как её парень окончательно переехал жить на виллу к родителям, то всё в корне изменилось.

Теперь она имела возможность навещать его только в выходные дни, а это можно было осуществлять, учась и в Беер-Шеве.

Особенно поначалу ей было очень жаль покинутого города, где у неё уже появились друзья, а самое главное, там был литературный салон "Среда", где она могла раскрывать дальше свои способности и неодолимую тягу к стихосложению.

Решение было принято и отступать теперь было поздно.

По обоюдному согласию с Галем они пришли к выводу, отказаться от идеи каждый день мотаться почти за сто километров в мошав, только для того, чтобы там переспать на вилле, а рано утром уже мчаться в университет на занятия.

Поэтому, Вера всю учебную неделю жила в давно знакомой ей квартире Галя в Ришоне.

По вечерам молодые люди часами висели на телефонах и никак не могли наговориться, только Верины уроки и желание спать могли с трудом прерывать бесконечные разговоры.

Идея, посетившая только что, набрала силу и ей самой уже не терпелось стать обладательницей мобильных аппаратов, которые по её разумению, дадут им ещё большие возможности чаще слышать голос друг друга, они теперь смогут болтать между собой даже во время перерывов между лекциями.

Вера вместе с девушкой вышла из здания университета и тут же натолкнулись на двух парней, ожидающих их возле выхода.

Ривка, как только увидела своего друга, тут же кинулась к нему на шею и звонко чмокнула в губы, а затем, никого не стесняясь, они слились с парнем в долгом эротическом поцелуе.

Второй рядом стоявший парень и Вера, наблюдая эту картину, улыбаясь, смотрели друг на друга, пока молодой человек не заговорил с ней на русском языке:

– Меня зовут Алекс, можно Саша, являюсь другом этого пылкого любовника и бывшим студентом вашего университета.

Могу полюбопытствовать, как зовут очаровательную девушку?

Вера сунула ключи от машины в карман джинсов и протянула руку.

– Очень приятно, Вера, сокурсница этой девушки, никак не могущей вырваться из сладких и пылких объятий.

Молодые люди после слов Веры уже вчетвером смеялись посреди тротуара.

Ривка вдруг всплеснула руками.

– Вы, что забыли, сегодня шиши (пятница), скоро все магазины закроют, а ты мне Борух обещал подарок и, мой миленький, от своего обещания не отвертишься, поехали.

Вера брелоком от ключей сняла с сигнализации свою «Тойоту», и шумная компания быстро заняла места в салоне автомобиля.

Мать Галя ещё полтора года назад настояла на том, чтобы Вера начала пользоваться машиной её сына, потому что она и так долгое время находилась без движения, что вредно сказывается на транспорте.

Гиля в зародыше пресекла все препирания девушки, убедив её в том, что Галь ещё не скоро сможет сесть за руль этого автомобиля.

Сегодня стало окончательно понятно, что пользоваться этой машиной он уже никогда не будет.

От грустных мыслей девушку отвлёк голос рядом сидящего Алекса:

– Вера, у тебя такое серьёзное лицо, на нём лежит печать усталости и грусти, тебе явно надо расслабиться.

Как на счёт того, чтобы сегодня вечером встретиться и вместе попрыгать на дискотеке?

Услышавшая предложение Алекса Ривка, захлопала в ладоши:

– Веруш, Веруш, соглашайся, смотри, какая у нас симпатичная компашка вырисовывается, а с тобой ещё и о колёсах не надо думать.

Правда, если не хочешь ехать на своей машине, мы можем кого-нибудь другого на это подрядить.

Друг Ривки с улыбкой вставил и своё веское слово:

– И травки пыхнем, я уже подсуетился.

– Нет, ребята, простите, я не могу, у меня через два месяца свадьба.

Ривка не унималась:

– Что за проблема, бери с собой своего жениха, ещё веселей будет.

Вера стиснула губы и чуть слышно ответила:

– Мой жених пока не может танцевать, а я без него не ходок на развлекательные мероприятия.

Сидящий рядом на пассажирском сиденье Алекс явно заскучал, услышав неприятное для него сообщение о существующем женихе, понравившейся ему девушки, но к этому времени они уже доехали до центра Тель-Авива на улицу Дизенгоф, где находился нужный им магазин мобильных телефонов.

Не прошло и часа, как Вера стала обладательницей двух одинаковых аппаратов фирмы "Эриксон" с почти идентичными номерами, разница была только в последней цифре.

Высадив ребят на автобусной остановке, Вера прямой наводкой поехала на север к своему Галю.

Она заранее с вечера сложила в машину необходимые ей на выходные дни вещи личного обихода.

Два дня ей предстоит наслаждаться обществом любимого парня, которого волей судьбы она чуть было не потеряла.

Хорошо, что у неё появилась мобила, теперь она сможет связываться, когда захочет или будет в этом необходимость с Галем, а также и с родителями, сестрой, Фрейдманами и, конечно же, со своей подругой Наташей.

Ах, Наташка, Наташка, сердечная, ни с кем не сравнимая подружка!

При воспоминаниях о подруге, тут же всплыла та жуткая картина, когда они после теракта, в который угодила Наташа, вместе с Офером сидели на стульях возле операционной и в слезах ожидали строгого вердикта врачей, молясь и надеясь на лучший исход, потому что в тот момент вопрос стоял конкретно о жизни или смерти девушки.

Вера сейчас не могла достаточно определённо воспроизвести развитие тех событий, но, хорошо помнила, как через несколько часов напряжённого ожидания, когда у них с Офером нервы натянулись до самого предела, к ним вышел врач и сообщил, что жизни Натали Шехтер уже ничего не угрожает.

Тогда при этом сообщении, на смену слезам горя пришли слёзы радости – они стояли, обнявшись с Офером и старались успокоить друг друга и им долго не удавалось добиться этого.

Наташа перенесла подряд несколько сложных операций,

Но только благодаря крепкому молодому организму ей удалось преодолеть все свалившиеся на неё испытания.

Врачи постоянно восторгались действиями спасательной медицинской бригады, которая на месте оказала Наташе необходимую помощь и быстро доставила в больницу, поэтому тяжело раненная солдатка, в скором порядке попала на операционный стол.

Ей, как говорится, с помощью бога и прекрасных врачей удалось выжить, хотя жизнь девушки долгое время буквально висела на волоске.

Уже позже выяснилось, что большой осколок оконного стекла автобуса пробил голову рядом сидевшей девушке, погибшей на месте, а Наташе разорвал шею, повредил трахею, и полностью уничтожил голосовые связки.

Кроме этого, ей разворотило и раздробило на мелкие кусочки левую лопатку, а также с юных тела и лица были удалены многочисленные осколки средних и мелких размеров.

Шесть дней Наташа пролежала в реанимации Беер-Шевской больницы, не приходя в себя.

Всё это время верные Офер и Вера дежурили около Наташи, то по очереди, а иногда и вместе.

Толпами приходили навестить тяжелораненую солдатку сослуживцы, какие-то офицеры из высшего командования и даже члены правительства и только один раз удосужились это сделать родители девушки.

Волею провидения Наташа пришла в себя за день до судьбоносной операции Галя, раскрыла свои огромные голубые глаза и, увидев Веру, скривила губы в подобии улыбки.

Она попыталась что-то сказать, но только чуть разборчиво прошипела.

Вера низко склонилась над подругой, буквально ухом касаясь её губ:

– Привет Верка, вижу тебя, значит, я не на небесах.

– Наташенька, миленькая, помолчи, может быть тебе пока нельзя разговаривать?

– Дурища, ах, какая ты дурища!

Мне теперь уже всё можно, ведь я осталась живой.

В глазах у Наташи вдруг сверкнули весёлые огоньки, её взгляд переместился поверх головы Веры.

Она оглянулась, над ней нависла огромная тень,– сзади стоял Офер, он глупо улыбался, а по его толстым щекам текли непрерывными потоками ручейки слёз.

За все эти дни пока Наташа находилась на операции и без сознания, этот сильный духом и с могучим телом человек, наверное, выплакал столько слёз, сколько не пролил за всю свою жизнь, начиная с рождения.

Потом набежали врачи, начались какие-то проверки, процедуры и Вера, не дожидаясь их окончания, помчалась на своей машине в другую больницу, где завтра утром должна была состояться наиважнейшая и судьбоносная операция Галя.

Пока Вера блуждала по лабиринтам своей памяти, миновала Герцелию, Хедеру, а возле Пардес-Ханы свернула с трассы на узкую спокойную дорогу, ведущую к мошаву, где жили родители Галя и, где он находился всё последнее время после завершения процедур в реабилитационном центре.

Подъехав к воротам особняка, Вера коротко просигналила.

Увидевший и услышавший её машину, отец Галя открыл ворота, и Вера въехала на территорию участка дома, утопающего в зелени и припарковалась на специальной бетонной площадке рядом с другими двумя машинами – Абрама и Гили.

Медленно въезжая на парковку, Вера сразу же заметила коляску любимого, стоящую возле крыльца – он явно её поджидал.

Девушка не стала ничего забирать из машины, а стремительно вылетела наружу и бросилась бегом к парню, наклонилась и осыпала его лицо поцелуями:

– Галюш, миленький, как я по тебе соскучилась, можешь надо мной смеяться, но я всё же купила нам с тобой по телефончику, о которых тебе говорила раньше.

Надо их только поставить на зарядку, а потом опробуем.

– Ну, вот, раньше я тебя закидывал подарками, а теперь ты стала моим вечным подарком, от которого никак не могу отказаться.

Девушка отодвинулась и строго посмотрела на парня.

– Галь, ты опять заводишь прежнюю шарманку, несчастненький мой, сейчас я тебя пожалею, слёзки вытру, благодари бога, что тебе жизнь оставил, в которой ты можешь видеть, слышать, думать и любить... другим и такого не дано.

Парень не успел ничего ответить, на крыльцо вышла Гиля и Вера повисла у неё на шее:

– Шалом, как я по вам всем соскучилась!

– Может быть даже и по мне?

За её спиной стоял отец Галя и ехидно улыбался.

– О, мар Абрам, по тебе я всегда скучаю больше, чем по кому на свете, не успевала проснуться, как уже ожидала нашей новой встречи, и мечтала, когда это он вгонит в меня очередную свою острую шпильку.

Мать с сыном только снисходительно усмехнулись на шутку Веры, но Абрам добродушно улыбаясь, обнял девушку за плечи.

– Не серчай дочка, я если и подтруниваю, то не со зла, а если говорю, то без фальши.

Бойся не правдолюбцев, а лицемеров, весь вред от них исходит, а мои колючки переживёшь, без них ведь жизнь у тебя будет казаться пресной.

Хотя, я не прав, похоже, твою жизнь подсаливать не придётся, сама её солишь весьма густо.

– Абрамелэ, хватит уже нагружать девушку своей заковыристой философией, она ведь с учёбы, дороги и не к тебе приехала.

Мужчина натужно с хрипом в горле закашлял и полез в карман за сигаретами.

– Ступайте, милуйтесь, пока тяга друг к другу не пропала, а я сам помогу Гиле накрыть стол к ужину.

Вера вытащила из машины всё привезённое с собой на выходные, определила свои вещи в выделенную ей в доме комнату и, поставив на зарядку новые телефонные аппараты, пошла вслед за Галем под его любимый навес в дальний конец обширного участка, занятого под пардес.

Точно так же, как, утром накануне Гиля, она уселась в шезлонг рядом с коляской Галя и уронила голову к нему на плечо:

– Галюш, как я по тебе соскучилась, когда уже, наконец, наступит время, чтобы мы могли с тобой каждый вечер проводить вместе...

– Скоро, моя хорошая, ты же понимаешь, что наша квартира в Ришоне мне сейчас никак не подходит по профилю, поэтому надо её срочно продавать, а покупать что-нибудь на земле или в доме с лифтом.

– Ну, и что, когда что-нибудь сдвинется с мёртвой точки?

– На следующей неделе, моя хорошая, дадим маклерам распоряжение искать нам подходящих покупателей.

Вера двумя руками обняла Галя за шею и своими губами отыскала его приоткрытые для поцелуя губы.

Они надолго слились в горячем поцелуе, шаловливо переплетаясь сладкими языками.

Вера почувствовала, как рука парня приподняла кофточку и проникла под бюстгальтер и жадно стала сжимать, гладить и щекотать грудь иногда причиняя ей лёгкую боль, а затем, приподняла тяжёлую пышную вазу, и стала нежно пощипывать сосок.

Вера застонала.

– Галюш, я больше не могу, находясь рядом с тобой сдерживать себя, как ты смотришь на то, чтобы сегодня ночью я тихонько прокралась в твою комнату?

– А зачем красться, просто оставайся в моей спальне, у нас же через два месяца свадьба.

Веруш, у меня ведь родители не датишные (верующие), а вполне современные люди.

– Нет, мой миленький, я стесняюсь, особенно, твоего отца, давай нашу близость пока оставим втайне.

– Ладно, но давай устроим близость, чтобы было, что скрывать.

Верина рука легла на пах парня на рвущийся из джинсов жезл и нежно погладила восставшую от неуемного желания плоть.

– Веруш, прекрати, а то сейчас со мной случится конфуз, как у пятнадцатилетнего юноши.

– Не случится.

И Вера уверенно распустила молнию замка на джинсах, тут же склоняясь лицом к освобождённому из плена дрожащему от нетерпения члену парня.

Всё может быть...

И в дымке миражей

Твой силуэт привидится мне зримо,

Туман качнётся, тело в неглиже

Идёт в твои объятья торопливо.

Всё может быть... -

Прочту в колодцах глаз,

Желания безумное влеченье,

А зеркала пускай глядят на нас,

Смущаясь от любовного теченья.

Всё может быть... -

Растают миражи,

Оставив лишь медовость послевкусия...

В тумане грёз сумела так прожить,