Текст книги "Игры, в которые играют боги"
Автор книги: Оуэн Эбигейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Будь у меня шанс сбежать, я бы тоже сбежала, – говорю я.
От обоих мужчин мне достаются выразительные взгляды: один – презрительный, второй – пытливый.
Ну, теперь мы хотя бы знаем один из даров Декса – Шлем тьмы, который может делать его невидимым. Вопрос в другом: а Сэмюэл тоже использовал дар, чтобы суметь его увидеть?
– Кто-нибудь, сделайте что-нибудь! – орет Исабель.
Морское чудовище прыгает, хлестнув длинным хвостом, чтобы запустить себя повыше, и щелкает зубами у ее ног, пока они с Зэем сидят, скорчившись, на верхушке его столба.
Оружие у меня, так что она явно мне.
– Попробую до них добраться, – говорю я тем, кто рядом, хотя и не уверена, что кому-то есть до этого дело. Остальные поборники рассыпались по карнизу, опоясывающему пещеру. – Кто-нибудь, сообразите, что происходит с яйцами и как это остановить.
Я несусь по неровным камням, пересекая пещеру, и волны хлещут по моим бедрам и отталкивают меня назад каждые пару метров, пока я подбираюсь к Исабель и Зэю. Я ни за что не обгоню этих чудищ в воде. Но они хотя бы не могут взобраться на карниз…
– Назад! – вопит кто-то.
Самое крупное чудовище почти выпрыгивает из воды на камни, чуть не задев Джеки и Амира, поборников Афродиты и Геры соответственно. Тварь с шипением снова соскальзывает в воду. Зараза. Еще одна здоровая тварь нарезает круги вокруг Исабель и Зэя, а это значит, что чудовища вылупляются и растут быстро. И как только подрастают – могут достать нас и здесь. Очень скоро мы будем в опасности.
Надо найти способ их убить. Мой топор вообще сработает? Как мне подобраться ближе, куда бить такое чудовище, чтобы его остановить?
– Чтоб меня, – бормочу я. Потому что у меня есть идея, и это такой отстой – прибегать к ней так скоро.
Сэмюэл пробирается к тому месту, где я стою, и это хорошо. Он мне понадобится, если план сработает.
– Готовься быстро меня вытаскивать, – говорю я ему. Он уже один раз меня спас, так что я решаю ему довериться. Я подхожу к самому краю камней и сажусь на корточки, прижимая колени к груди.
– Что ты делаешь? – орет Исабель.
Если получится, я соскользну в воду так, чтобы эти твари не заметили.
– У меня есть дар, который может нам помочь, но мне нужна земля!
– Земля?! – взвизгивает она.
Дальше по карнизу Триника размахивает руками, чтобы привлечь мое внимание.
– Я вижу их отсюда, – кричит она. – Давай по моему сигналу.
И вместо того чтобы смотреть вниз, я смотрю на Тринику, которая с напряженным лицом разглядывает воду. По возрасту она годится мне в матери, да еще и сохраняет хладнокровие под давлением. Она поднимает руку, крутя головой, отслеживая трех тварей.
– Давай!
Я соскальзываю как можно более мягко и бесшумно, без всплеска, потом ныряю и быстро плыву ко дну. Я цепляюсь за каменную стену, давление воды больно отдается в ушах, но я плыву, пока – хвала богам – не натыкаюсь на клочок песка. Расстегнув нужный карман, я достаю несколько зубов дракона от Буна.
Кажется, я слышу крик Аида в своей голове: «Быстрее, Лайра!»
Я пихаю в песок три зуба и закапываю их, а потом плыву наверх и выныриваю, хватая ртом воздух. Нет времени соображать, галлюцинации это или нет. С этим позже.
– Когда увидите кости, прыгайте в воду и плывите к Сэмюэлу, он вас вытащит, – кричу я Зэю и Исабель.
– Кости? С ней что-то не так, – говорит Зэй Исабель.
– Скажешь ей, когда мы выберемся отсюда живыми, – огрызается та. А потом кричит мне: – Давай назад на камни!
Я плыву, держа голову над водой, чтобы слышать предостерегающие крики. Мои костяные солдаты прорастут в любую секунду. В любую секунду.
Я тянусь к руке Сэмюэла, когда Майке кричит:
– Сзади!
Не знаю, мне она кричит или остальным, но, чтобы это понять, хватает взгляда через плечо. Черно-красный гребень с водорослями-отростками, торчащий из воды и извивающийся, как змея, плывет прямо ко мне.
Круто развернувшись и кинувшись прочь от Сэмюэла, я ныряю и забиваю на жжение в глазах, оглядываясь с оружием наготове. Меня сегодня не сожрут, будь все проклято. Не во время моего первого Подвига.
Чудовище приближается, невероятно быстро разрезая воду. Я отчаянно ищу слабое место, где бы рубануть это стройное тело с лиственными отростками. Если попасть куда не надо, я его только разозлю.
А с моей удачей…
Когда тварь кидается вперед, распахнув челюсти, я бросаюсь в сторону и вижу другой выход. Резко приняв решение, я не рублю чудовище, а обхватываю руками его стройное, изящное тело, седлая его, как необъезженного жеребца.
Тварь звереет в моих руках, брыкаясь и вырываясь. Она пытается выпрыгнуть из воды, и мне достается глоток воздуха, когда мы пробиваем водную поверхность. А когда мы с чудовищем снова рушимся вниз, оно больше не пытается освободиться от моей хватки, а нападает на меня, только не кусает, а обвивает своим похожим на водоросли телом, как удав, и так быстро, что едва не прижимает мне руки к бокам, но я умудряюсь высвободить одну.
Тварь сдавливает меня в кольцах и утаскивает глубже под воду, делая хватку все туже, туже и туже. Если она меня не утопит, то просто сотрет в порошок. Я наношу удары по ее телу, но ничего не получается. Мне не остановить тварь, не ударив по чему-нибудь жизненно важному.
И вдруг откуда ни возьмись воду прорезает белый клинок, вонзаясь прямо в макушку чудовища. И оно немедленно обмякает.
29
Зубы дракона
Я пялюсь на солдата-скелета, со щитом, мечом и всем прочим, и все сделано из выбеленных костей, но вместо ног у него хвост, как у русалки. Приспособился к среде, в которой родился? Хороший бонус.
К тому времени, когда я умудряюсь выпутаться из «объятий» морского чудовища, что особенно трудно из-за лиственных отростков, мои легкие уже готовы лопнуть. Я отталкиваюсь от камней, чтобы как можно быстрее вынырнуть. Мое тело кричит, отчаянно желая дышать, но я еще не добралась до поверхности. Я не могу. Я глотаю соленую воду как раз в тот момент, когда Сэмюэл хватает меня за руку и вытаскивает.
Я приземляюсь на живот, кашляя и отплевываясь. Слишком много времени уходит, чтобы избавить легкие от остатков воды. Каждый вдох настолько мучительный, что я уже жду, когда начну кашлять кровью.
– Что это? – кричит кто-то с другой стороны. Я точно знаю, на что они смотрят. Их трое. Столько зубов дракона я использовала.
– Убейте морских чудовищ! – приказываю я костяным солдатам.
И вода кипит от начавшейся битвы тварей против тварей, а мы все смотрим на нее с ужасом.
– Исабель, Зэй, плывите! – вопит Сэмюэл.
Оба спрыгивают со столба и добираются до нас, а Сэмюэл вытаскивает их по одному. Исабель плюхается на камни рядом со мной.
– У тебя кровь. – Я сажусь, чтобы поближе взглянуть на ее ногу. Два ряда рваных ран сочатся кровью на ее лодыжке. Видимо, морское чудовище укусило ее еще на столбе.
Исабель стягивает толстовку через голову, оставшись в спортивном лифчике, и оборачивает ее вокруг раны.
– Зэй думает, ты слишком рискуешь, – говорит она мне, – и я склоняюсь к тому, чтобы с ним согласиться. – А потом поднимает взгляд и усмехается: – Но я люблю рисковых.
Я хочу усмехнуться в ответ, но слишком занята, переживая важный момент.
– Мы справились!
Один из поборников стоит на камнях над вырезанными словами предупреждения вместе с Римой и Амиром. Кажется, его зовут Диего. Он постарше, где-то за сорок, не низкий и не высокий, гибкий и крепкий, как проволока, с распущенными седеющими волосами и искренней улыбкой, которая озаряет его лицо, словно маяк. Это поборник Деметры, и его костюм бордового цвета, а значит, его добродетель – Сердце, а не Разум. Интересно.
Понять, что из себя представляет Рима, я не могу, но надменность Амира как рукой сняло: он усмехается почти с мальчишеской гордостью, когда поборник Сердца хлопает его по плечу. Оба сняли промокшие толстовки и штаны и накинули их на оставшиеся невылупившиеся яйца, полностью их накрыв. Нижнее белье Амира прилипло к тощему, все еще растущему телу, и поборник Геры кажется слишком маленьким для этого боя. По тому, как Диего встал между пареньком и когда-то смертельными водами, я понимаю, что он это тоже видит. Такое отцовское отношение! Я не в первый раз думаю о семьях, которые мои сотоварищи оставили дома.
– Видимо, они вылупляются, когда попадают на воздух, – произносит Зэй рядом со мной. Бесстрастно. Как будто только что открыл интересный научный факт.
Примерно в это время вода внезапно затихает. Только естественный рокот океана тревожит поверхность, пока мы пялимся в глубины.
– Они мертвы? – спрашивает Майке.
– О боги, надеюсь, – бормочет Джеки.
Раздается лязг и всплеск, и один из моих скелетов выныривает из воды, поддерживая себя костяным хвостом. Он салютует мне и немедленно рассыпается, кости раскатываются и уходят на дно пещеры, явно как и у двух других скелетов.
– Они все мертвы. – Я плюхаюсь на камни и откидываюсь на спину, уставившись на геометрические узоры над моей головой. И усмехаюсь в порыве чистейшего облегчения. – Один Подвиг выполнен.
Из моей груди вырывается смешок. Я слышу, как кто-то издает похожие звуки; я знаю это состояние – нечто среднее между облегчением, шоком и не проходящим ужасом: до нас доходит реальность.
Мы справились с одним. И никто не погиб.
Внезапно рядом раздается крик Исабель – душераздирающий вопль, исполненный такой муки, что странно, что на нас не обрушилась пещера. Я резко сажусь и вижу, как она лихорадочно разматывает окровавленную толстовку на ноге.
Только вместо ран, где вонзились зубы, там… дыры. Дыры в ноге, почерневшие, как пепел, и они становятся глубже и шире, как будто жрут ее живьем, под нашими взглядами, полными омерзения.
– Помогите ей! – кричит кто-то.
Исабель извивается и вопит, держась за бедро, как будто так может заставить все прекратиться, но следы от укуса поглощают ее плоть так быстро, что уже подползают к колену. Я рывком вытаскиваю смотанную тонкую веревку из кармана разгрузки и затягиваю на ее бедре, как жгут, чтобы не дать горению, или что это там такое, подняться выше, но обугленная плоть проходит обвязку, как будто ее там нет.
Исабель дугой изгибается на камнях, ее ужасные вопли эхом разлетаются по всей пещере, и мне кажется, что внутри я кровоточу вместе с ней, как будто каждый крик рвет меня когтями. Никогда не слышала такого ужасного звука. Я подползаю ближе и беру девушку за руку. Это все, что я могу.
Она смотрит на меня, и в ее глазах не только мучение и страх… но и знание. Она знает, что умрет и что никто ей никак не поможет.
– Я здесь. – Что еще я могу сказать?
Потом Исабель испускает долгий вздох, смесь крика со стоном, а потом у нее закатываются глаза, и она теряет сознание – явно от боли. Но ее тело все еще мучается, и грудь быстро вздымается и опадает, а конечности дергаются, как будто она пытается бороться. Сейчас она обуглена уже до талии. Мы можем только смотреть, беспомощные и парализованные, а ее плоть разъедает все дальше, пока, издав предсмертный хрип обугленными губами, Исабель не застывает, больше не дыша.
Больше ей не больно.
Она похожа на тела, которые в кино вытаскивают из пожаров, – труп, сожженный до неузнавания. Вот только кино не может передать эту тлетворную вонь. Я понимаю, что до сих пор держу ее за руку, и мягко отпускаю, а потом вытираю ладонь об одежду.
Сэмюэл снимает толстовку и накрывает ею тело, насколько ее хватает, а потом кладет руку мне на плечо, и я дергаюсь от прикосновения.
– Ее больше нет.
Это кажется невозможным. Она только что была здесь. Она только что…
– Поздравляю! – гремит с неба голос Зевса.
Зевса, не Посейдона. Бог океанов явно злится на себя за то, что придумал испытание, лишившее его собственной поборницы, а следовательно, выбыл из Тигля. Надеюсь, он подавится этим провалом.
– Вы завершили первый Подвиг, поборники. – Слова бога эхом разносятся вокруг. – Молодцы.
«Не все из нас, ублюдок». Я не могу заставить себя отвернуться от того, что осталось от Исабель.
– И победитель сегодняшнего состязания… поборник Деметры, Диего Перес, что определил причину, почему яйца вылупляются, и остановил процесс.
Бог делает паузу, наверное давая нам шанс поаплодировать или что там еще. Меня тошнит.
– Диего, за сегодняшнюю победу ты заработал награду. Кольцо Гига.
Я смутно осознаю, что в пещере вспыхивает свет, но не поворачиваюсь посмотреть, как Диего получает свой кровавый приз.
Голос Зевса благостен:
– Этот волшебный артефакт дарует своему носителю возможность становиться невидимым по желанию.
А Дексу эта невидимость очень помогла, ага.
– Давай же, поборник, – говорит Зевс.
Я наконец-то поднимаю взгляд и вижу Диего, стоящего над упредительными словами, врезанными в камни. В воздухе перед ним парит золотое кольцо толщиной в мой большой палец. Он не шевелится, только смотрит туда, где рядом со мной лежит Исабель, частично накрытая толстовкой.
– Возьми его, – подбадривает его Зевс. – Оно твое.
30
Когда Аид злится
Ощущение пузырьков, наплывающее с каждым исчезновением и проявлением в новом месте, забирает меня из пещеры, где я сижу рядом с телом Исабель, на черный мраморный пол, мокрую и несчастную. В поле моего зрения появляются две ноги в ботинках. Если ноги могут злиться, эти точно это делают.
– О чем ты думала, Лайра? – рычит на меня Аид. Нет, не рычит… взрывается, как петарды на новогодних улицах.
Последнее, что мне нужно после того, что я только что пережила, – это чтобы на меня кричали. А чего он вообще злится? Я не победила, но ведь и не сдохла, чтоб его.
– Зубы дракона?! – гремит он следом.
О.
Фраза о зубах дракона напоминает о том, как я слышала его голос в своей голове.
Но я не спрашиваю.
Я ничего не говорю.
– Где ты взяла… – Аид резко замолкает. А потом его голос, наоборот, становится тише: – Вор, который принес тебе твои вещи. Он дал их тебе.
Я не буду навлекать на Буна беду за помощь мне.
– Он тебе и топор дал?
Тут я резко поднимаю взгляд:
– Я…
Аид достает из ниоткуда другой топор, который выглядит точно так же, как мой.
– Они парные, – говорит он. – Один подарил их старшему сыну Кроноса после того, как мы заперли титанов в Тартаре.
Так вот что это за символ на рукояти! Я думала, это Зевс, а это Один. Наверняка Зевс тащился оттого, что подарок получил Аид, учитывая, что тогда царем богов был как раз сам Громовержец.
– Я думал, что потерял один около десяти смертных лет назад. – Аид пристально смотрит на топор, который я до сих пор сжимаю в руке. – Видимо, нет.
Мои глаза расширяются так сильно, что это почти больно.
– Он просто появился и не позволял мне от себя избавиться, – говорю я.
Аид вешает свой топор в одно из колец на кожаной перевязи, которую он снова надел.
– Мне не важно, откуда он у тебя. Ты воспользовалась им на глазах у богов.
– Они подумают, что это просто выкидной нож.
– Уверяю тебя, они прекрасно знают, что это, – огрызается Аид. – И это уже две реликвии, и ни одна не получена от меня. Проклятье, Лайра. Мы уже испытываем судьбу с жемчужинами.
Вот об этом я тогда заботилась в последнюю очередь.
– Нет правил, запрещающих проносить на Тигель свои реликвии, – тихо говорю я. – Скажи даймонам, откуда они у меня.
Неправильная фраза, судя по тому, как его молчание обжигает меня.
– По-твоему, это смешно? – наконец бормочет Аид.
Вот уж нет.
– Я не улыбнулась, – указываю я.
– Только два других поборника сегодня использовали свои дары. Один – чтобы выжить, второй – чтобы победить в Подвиге.
Я хмурюсь:
– Диего использовал дар, чтобы победить?
– Да ты издеваешься, – на выдохе скалится Аид. – Как ты думаешь, что это было за свечение?
Свечение? Какое свечение?
– Я это пропустила. Была слишком занята, пытаясь не сдохнуть.
– Его дар – Ореол героизма. Он дает ему усиление всех четырех добродетелей: Разума, Сердца, Отваги и Силы. Он появился у него над головой, пока поборник решал проблему.
Ну… вот хрень.
– Этот дар сделает его непобедимым.
– А должна ты спрашивать, – и он снова вернулся к громовым раскатам, – почему более ни один поборник не прибегнул к своим дарам, хотя они могли.
Он прав. Он прав, но я не могу с этим сейчас разбираться.
Я ложусь спиной на прохладный пол и закрываю глаза предплечьем. Приходит смутная мысль, что мы снова в доме Аида на Олимпе. У меня сейчас просто нет сил на это реагировать.
– Ты вздремнуть решила, чтоб тебя? – Я чувствую, как он нависает надо мной.
Я не открываю глаза.
– Ты не можешь… дать мне минуту?
Зловещая тишина, установившаяся в комнате, отращивает клыки и когти тем острее, чем больше я тут лежу. И наконец она пробивает измотанность, шок и скорбь, поддерживающие меня в состоянии онемения.
Я слабо выдыхаю:
– Как давно кто-нибудь заставлял тебя ждать?
– Я. Не. Жду. – Каждое слово обрывается на конце так, словно Аид откусывает звуки.
И я не знаю, что такого в том, что сейчас он ведет себя как тварь, – возможно, надменный эгоизм, типа «я всемогущий бог», – но из меня вырывается смех. Резкий лающий звук, который удивляет меня примерно так же, как и Аида, и который проглатывает тишина его усиливающегося гнева.
Но теперь я сломала печать и не могу остановиться. Смех льется из меня, яростный и напряженный. Я умудряюсь сесть, но, серьезно, я не могу остановиться.
Я смеюсь так долго, что Аид, хмурясь, опускается передо мной на колени.
– Лайра?
Слезы текут по моим щекам, я качаю головой, лицо и живот начинают болеть от болезненного веселья, цепко держащего меня в своей хватке.
Раздражение проносится по чертам лица Аида, сжимая идеальные губы в тонкую линию.
– Лайра, прекрати.
Потом Аид хватает меня за плечи. И как только он касается меня, смех прекращается, внезапно обрываясь, и я пялюсь на него.
И на меня наваливается все.
Я обещала себе не плакать. Не плакать, проклятье. У меня уходят все силы на то, чтобы сдержать эмоции. Мне как будто приходится заставить себя онеметь, чтобы их не чувствовать. Я знаю, что пялюсь на Аида, но на деле его не вижу: я устремилась в себя. Если бы я сделала что-то подобное на глазах у Феликса, он бы велел мне подобрать сопли, а может, даже привел меня в чувство пощечиной.
Мне надо подняться на ноги. Пойти переодеться и прикинуть следующие шаги. Не выказывать такую слабость. Никому.
Особенно Аиду.
И когда он молча садится на пол рядом со мной, ногами в другую сторону, прямо напротив меня, настолько близко, что я чувствую его тепло сквозь мокрую одежду, я не знаю, как с этим справляться. Не с плечом, на котором можно поплакать, а с молчаливой поддержкой.
Я бы стерпела, если бы он наорал на меня, ушел, начал обвинять, даже швыряться чем-нибудь.
Но такое чувство, как будто самая кроха гребаного понимания, самая мелкая песчинка пробивает дыру в эмоциональной крепости, которую я выстроила вокруг себя за годы, и оттуда бегут слезы. Я сильно закусываю губу, пытаясь их остановить.
А Аид делает самое ужасное, что можно сделать, – смягчается.
Он накрывает мою щеку ладонью, большим пальцем нежно касается губы там, где я ее прокусила. Его глаза меняют цвет от острой стали до вихря ртути, и я вижу в них… понимание.
– Не надо так.
Я не могу говорить, потому что в горле застрял комок, так что просто качаю головой.
– С тобой все будет хорошо. Обещаю.
Не припомню, когда в последний раз кто-то говорил мне хоть что-то отдаленно похожее, и это бьет по моим чувствам. Но я качаю головой: ведь дело не в этом. Дело не во мне. Вовсе нет. Так не должно было случиться. Исабель не заслужила.
– Я… – Мне приходится тяжело сглотнуть. – Я держала ее за руку, пока… – Я едва ее знала, но, кажется, я не могу просто так это отпустить. – Ей было так больно.
Так больно.
– Я знаю, – бормочет Аид и стирает слезы, сбежавшие из-под подушечки его большого пальца. – Я знаю.
Я не могу выкинуть из головы выражение лица Исабель: панику, навязчивое знание, что она сейчас умрет, в полных ужаса глазах, пока она кричала и кричала.
– Я не отпускала. Даже… когда…
Я не могу сказать. Не вслух. Тогда это станет реальнее, хуже, зацементируется в моем мозгу.
– Я видел, – говорит Аид. Его низкий рокочущий голос окружает меня, и нечто утешительное в этом звуке наконец-то проникает в меня, и в моей груди что-то потихоньку разжимается.
Я обхватываю его запястье ладонью и сдаюсь, подаюсь навстречу его касанию, закрывая глаза, слушая его ровное дыхание, пытаясь подстроить свое под этот звук, под него. Это помогает.
Быть… с ним.
Его утешение. Его непоколебимость. Его касание.
Касание бога смерти.
«О чем я думаю, во имя Верхнего мира?»
Мои глаза мгновенно распахиваются, и я вижу, как Аид наблюдает за мной.
Он поддевает мой подбородок пальцем, заставляя посмотреть на него.
– Если я пообещаю позаботиться о ней в Нижнем мире – выделить ей милое местечко в Элизии, – это поможет?
31
Знать врага своего
Я таращусь в серо-стальные водовороты глаз, пока вслед за пониманием, где именно мы сидим и как именно касаемся друг друга, мной по капле не овладевает неловкость. От нее медленно коченеют все части моего тела, начиная от центра, пока я не становлюсь гиперчувствительной во всех местах, которыми мы касаемся друг друга. Меня кроет от того, как я хочу подвинуться еще ближе, прижаться к нему.
Мне двадцать три года, и мне как никогда очевидно, что еще ни разу мужские руки не обнимали меня так. Никогда. Надо выпутываться из этой ситуации, пока я не наделала глупостей. Например, не оседлала его колени, не положила голову на плечо и не попросила просто меня обнимать.
– Лайра? – Ему нужен ответ на его вопрос.
Мысль останавливается. Проводку у меня в мозгах замкнуло, и что странно, единственная тема, в сторону которой я могу думать, – это…
– А мое проклятье на тебя действует?
Он колеблется. А я получаю свой ответ. Он не может испытывать ко мне ничего настоящего или долговечного. Никто не может.
– Ты нужна мне, – наконец говорит он.
Я моргаю, пытаясь не дать себе ничего почувствовать, и сосредоточиваюсь на правде.
– Ясно. Тебе надо, чтобы я выиграла, а для этого я нужна тебе работоспособной.
Я как-то нашла мелкого пса возле входа в туннели логова. Заложникам нельзя заводить питомцев, так что я отнесла его в ближайший приют для животных. Взгляд, которым он провожал меня, когда я оставила его там… На секунду Аид напоминает мне его. Отчасти потерянный, как будто обиженный.
И все это исчезает под маской скуки через мгновение – так быстро, что я начинаю сомневаться в увиденном, когда он отнимает руку от моего лица.
– Если от веры в это тебе будет легче – вперед, – говорит он. – Так ты хочешь, чтобы я так сделал, или нет?
Помог Исабель.
О боги. А я думаю о том, чтобы залезть ему на колени, хотя должна думать только о том, что произошло. Со мной все очень сильно не в порядке. Пошла вразнос.
– Да. – Следующие слова вырываются хриплым, обличающим шепотом: – Никто не заслуживает такой смерти.
Он ловит мой взгляд.
– Нет.
– Эти Подвиги – полная лажа.
– Знаю.
– Мы не расходный материал, – говорю я ему, и злость сжигает остатки моего отчаяния. – Смертные. Вы, боги, играете с нами, как будто считаете нас ничем.
Аид испускает вздох, тяжелый, как мои чувства.
– Другие поступают так, потому что для них смертные приходят и уходят. Вмиг. Если ты подумаешь о сроке жизни бабочки с точки зрения смертного, он так же короток по сравнению с вашим… – Он пожимает плечами. – Вы считаете их красивыми, но обреченными созданиями, которые живут рядом с вами, но умирают слишком быстро, чтобы к ним привязываться.
– Но мы не наслаждаемся, давя эти красивые создания каблуком.
Аид не защищает себя или собратьев-богов, и я поднимаю взгляд, чтобы изучить его лицо и то, что кроется за его взглядом.
– Ты сказал, что другие поступают так, – медленно говорю я.
Он поднимает брови:
– Ну и?
– Ты не думаешь так о смертных?
– Нет.
– Почему нет?
К нему возвращается потерянное выражение лица.
– Потому что все они в итоге попадают ко мне. – В этих девяти словах столько тяжести, что я не понимаю, как они не ломают его на моих глазах.
До меня впервые доходит, что царь Нижнего мира именно таков. Он царь. Правитель для всех душ, верующих в греческих богов и попавших в его царство после смерти. Правитель, который должен карать и награждать за жизни, которые эти души прожили. Правитель, который должен понимать душевную боль тех, кто остается в мире смертных, когда уходят их близкие, потому что в конечном счете он встретит и эти души тоже.
– Мы для тебя не бабочки, – шепчу я. – Мы – вечность.
Его глаза коротко вспыхивают каким-то диким светом, но он ничего не говорит.
Я хмурю брови, обдумывая все это, потом качаю головой:
– Но ты засунул меня в Тигель, как будто тебе было наср…
– Я верил, что тебе хватит сил выжить в Тигле. Есть и другие причины, но я правда так подумал. – Он морщится. Аид и правда морщится. – Но я не подозревал, что под этой твердой броней у тебя такое мягкое сердце. Прости.
Я обалдело смотрю на него.
– Что? – спрашивает он.
– Ты извинился. – По мне прокатывается волна изумления. – Я и не знала, что боги так умеют.
Он ухмыляется одним уголком губ, и с той стороны появляется намек на ямочку.
– Не бери в голову, звезда моя.
– Ясно.
Милое прозвище заставляет малую часть меня думать, что, может быть, ему не все равно, хоть бы и из смутного чувства вины.
Я точно не знаю, что думать по этому поводу. Проще считать его грубым, эгоистичным, даже злобным божеством, которое всего лишь играет в свои игры любой ценой. В частности – моей.
– Ты и правда злился на меня, – шепчу я. Из каких глубин Нижнего мира это взялось?
Аид качает головой.
– Я был… – он отводит взгляд, – раздражен. Когда я правда разозлюсь, ты поймешь.
Лучше не надо.
– Ты правда можешь сделать посмертие Исабель… приятным?
– Да.
Мой подбородок начинает дрожать, и это бесит.
– Спасибо тебе за это.
Недолго поколебавшись, он коротко кивает мне. Затем встает сам и поднимает меня на ноги, немного отодвигая от себя. До меня наконец доходит, как мне неудобно в вымокшей одежде, и я ежусь, дергая себя за водолазку.
Аид смотрит на меня сверху вниз, и я пытаюсь не чувствовать мурашки, которые следуют за его взглядом. Он не знает о моей внутренней борьбе и просто щелкает пальцами. И мы тут же оказываемся в сухой одежде, а я все равно что сходила в душ – настолько чистая, хотя мои короткие волосы совсем сухие. Я в джинсах, как и Аид, и на мне моя разгрузка поверх строгой белой блузки на пуговицах, с закатанными рукавами. Представьте, сколько времени экономил бы этот фокус каждый день.
– А я-то так хотела еще раз отмокнуть в ванне, – бормочу я скорее себе, чем ему.
Аид пожимает плечами, как будто не подумал об этом:
– Ты бы там только страдала и плакала.
– Нет. Это совсем не мой стиль. – Хотя то же самое можно сказать обо всех моих реакциях с тех пор, как я оказалась здесь. От смущения у меня горят щеки.
Стараясь смотреть куда угодно, только не на Аида, я оглядываю комнату. Ту самую комнату, где только вчера он поцеловал меня, и внезапно это все, что я могу представить. Все, что могу почувствовать. Его губы на моих.
«Хватит думать о поцелуе бога смерти, Лайра».
– Эй. – Его голос снова мягок, притягателен и в то же время суров. – Не надо так. Не говори себе, что не можешь плакать.
Я едва не смеюсь. Если бы он только знал, что я говорила себе на самом деле. Хвала богам, он не знает.
– Меня сделали такой. – Я снова смотрю в сторону, проводя рукой по волосам. – Ну… что дальше?
– Сперва тебе надо устроиться здесь как дома.
Я не могу удержаться. И, подбоченившись, говорю:
– Наверное, тогда мне стоит выкинуть тебя отсюда. Ненавижу гостей.
Даже смешка не издает.
– Ты закончила?
Я склоняю голову набок:
– Ты сказал, я могу быть собой.
Не обращая на это внимания, он жестом приглашает меня следовать за ним, и я слушаюсь.
Открыв дверь, мы оказываемся в его доме на Олимпе, где все черно-красное и там и сям в декоре вспыхивает золото. Я замечаю, что здесь тоже нет фото, как и в пентхаусе. Опять же, у меня их тоже нет. Заложникам нельзя хранить фото или видео с самими собой. Никаких доказательств, что мы существуем, если нас поймают.
Аид выводит меня во дворик в центре дома, заполненный цветущими растениями в горшках, фонтанами, дымкой и вечерним розовым светом. Он не останавливается, проходя через ворота, ведущие к булыжной мостовой с видом на великолепие Олимпа.
Во второй раз это ошеломляет так же, как в первый. Может, и больше, потому что небеса окрашиваются в темно-лавандовый, который смешивается с ярко-оранжевым там, где садится солнце, и эти цвета отражаются на белоснежных зданиях, освещенных изнутри.
Я хмурюсь:
– Только же было утро.
Состязание Посейдона началось совсем рано.
– Мы далеко оттуда, звезда моя.
Точно. Наш мир большой, и иногда мне стоит вспоминать об этом.
– Мне надо уйти. – Аид указывает через ворота на улицу. – Не выходи туда, когда меня нет. Поняла?
– Э-э… – Я внимательно осматриваю его. – Что? Куда ты собрался?
Он наблюдает за мной из-под ресниц.
– Я серьезно, Лайра. Следующий Подвиг завтра.
Завтра? Да твою же мать. И он думает просто бросить меня здесь сегодня?
– Если он завтра, то мне не стоит сидеть дома на заднице ровно. Мне нужны союзники…
– Ты их не найдешь.
Его слова бьют мне прямо в грудь.
И хотя я стараюсь скрыть свою реакцию, он все равно ее видит, и его челюсть каменеет. Но он не отказывается от своих слов.
– Здесь тебе небезопасно ходить одной.
Он что, решил, что я тут расслабленно прогуляться собралась?
– Боги не могут меня тронуть.
Он угрожающе шагает ко мне:
– Думаешь, они не выйдут за рамки этого правила? А как насчет поборников? У них нет таких ограничений.
Вот почему он должен делать это вместе со мной, чтоб его.
– Я должна.
– Нет.
Я всерьез подумываю о том, чтобы швырнуть топор ему в лицо.
– Я не могу просто забиться сюда и надеяться, что переживу следующий Подвиг и меня не сожрут заживо.
Аид рубит ладонью воздух:
– Не упрямься сейчас, Лайра.
Упрямиться? Вот чем он это считает?
Меня закинули в Орден в таком возрасте и с таким проклятьем, что мне пришлось взрослеть с богопротивной скоростью. Я забочусь о себе и всегда заботилась, потому что больше никто не собирался этим заниматься. Даже у попытки бросить камень в храм Зевса была своя цель.
Я скрещиваю руки на груди и смотрю на Аида волком. Вместо топора я швыряюсь словами:
– После того, что я испытала сегодня, я наверняка знаю, что мне не пережить все Подвиги без хотя бы одного союзника. У меня нет времени сидеть здесь и ждать, пока ты вернешься… А куда ты идешь? Ты так и не ответил.
Теперь у него на скулах ходят желваки.
– Мне надо управлять Нижним миром.
– Делегируй, – огрызаюсь я. – Это важно.
– А души вроде Исабель – нет?
Я делаю шаг назад; боль обрушивается в мою злость, превращая все это в ядовитую смесь.
