Текст книги "Игры, в которые играют боги"
Автор книги: Оуэн Эбигейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Часть 2. Добродетель Смерти
Эта преступная душа хотела бы поблагодарить Смерть за оказанную честь… но отказаться.
8
Шуты судьбы
«Мне конец. Конец. Конец по полной программе».
– Не делай этого, – шепчу я, втягивая голову в плечи и надеясь, что никто не прочтет по губам и не услышит, как я фактически умоляю Аида меня отпустить. Мы все еще стоим перед толпой, ожидая незнамо чего.
– Уже все сделано. – Ни уступчивости. Ни жалости.
Он наконец-то сообразил, как меня наказать. Наверняка дело в этом. Как же мне не везет с мелочными богами и этим клятым храмом.
– Улыбнись, звезда моя, – приказывает Аид мягко, но настойчиво. – Весь мир рассматривает тебя перед тем, как я тебя заберу.
И тут вдруг вспышка, путающая восприятие, а вслед за ней немедленный удар грома, от которого у меня звенит в ушах… и рядом с нами встает кто-то еще.
Зевс.
Нынешний царь богов, жадный до власти. Мне нравится считать его нарциссичным карапузом.
Как и в случае с Аидом, с этим богом невозможно ошибиться: бледные кудри, как будто вставшие дыбом, формируя ореол надо лбом, странным образом не заставляют его светлую кожу казаться выцветшей. На вид ему нет и тридцати… А Аид выглядит еще младше, несмотря на то что старший из них. Видимо, не врет народ про хорошие гены и физкультуру. Но Зевс слишком миловидный, на мой вкус, хоть и говорят, что на его коже остались шрамы от Анаксианских войн. Что-то насчет Гефеста и вулкана.
Он одет в безупречный костюм-тройку, сплошь белый, только галстук зеленый – и кажется, что у него с шеи свисает водоросль.
Надменным взглядом – глаза настолько голубые, что в них почти больно смотреть, – он окидывает Аида с головы до ног.
Если бы я не так старалась не обделаться от ужаса из-за собственного положения, меня бы позабавила комическая смесь раздражения и ярости, искажающая ангельские черты Зевса. Выходит, красота, даже богоподобная, оборачивается уродством из-за гадких мыслей.
Толпы, усеявшие склон горы, мост и предместья города, взрываются воплями при его появлении.
– Тигель тебе не интересен, брат, – говорит Зевс с улыбкой, и голос его грохотом отдается по всему мысу, когда он начинает заигрывать со своей аудиторией.
– И все же мы оба знаем, что тебе меня не остановить, – с какой-то рассеянной задумчивостью отвечает Аид, и его слышим только мы. А потом произносит голосом, что тоже скатывается со склона холма: – Мой брат не станет бояться толики конкуренции, ведь верно?
Ответное ликование заставляет ангельское лицо Зевса хмуриться, и электричество искрит над его головой крохотными вспышками света.
Я наклоняюсь в сторону Аида:
– Ты активно пытаешься сделать так, чтобы тебя поджарили?
Он смотрит на Зевса, и я не могу сказать точно, кому предназначена презрительная усмешка на его губах: его брату или мне.
– Не знал, что тебе есть до этого дело.
Видимо, мне. Я фыркаю совершенно не утонченно.
– Мне – нет. Но рядом с тобой я нахожусь в зоне поражения и, в отличие от тебя, являюсь смертной.
Аид до сих пор не смотрит на меня.
– Инстинкт в первую очередь спасаться самой хорошо тебе послужит.
Во имя Нижнего мира, а это что еще значит? Пусть я проклята и меня никогда не полюбят, но мне не плевать на других. На самом деле во многом я даже слишком запариваюсь, ставя счастье всех прочих выше моего собственного. Но сейчас это не самая моя большая проблема…
Я открываю рот, чтобы сказать Аиду, что если он считает, будто я собираюсь принимать участие в этом фарсе, он же соперничество богов, или что тут происходит, то он ошибается.
Но прежде чем успеваю ответить я и даже Зевс, голос Аида перекрывает рев толпы:
– Да начнутся игры!
И новая молния вспыхивает в тот самый момент, когда я опять начинаю мерцать и исчезать, на сей раз без дымовых эффектов. Это мерцание длится чуть дольше, и, честное слово, я ощущаю на пояснице касание, как будто меня придерживают.
Когда я промаргиваюсь, мы с Аидом больше не стоим перед храмом в ночном Сан-Франциско. Мы находимся на широкой полукруглой платформе, выдающейся из горного склона и как будто парящей над крутым обрывом, ведущим в облака, а над ней сияет солнце.
Мы одни, но это явно ненадолго.
Мне нужно выкрутиться. Быстро. Я оглядываюсь в поисках идей и застываю. Все мысли о побеге уходят на задний план, а я пялюсь на пейзаж, который простые смертные лишь мечтали лицезреть.
Олимп – дом богов.
Построенные на вершине и вдоль вздымающихся горных вершин девственно белые здания кажутся частью самих скал. Явственно древнегреческого происхождения, они демонстрируют идеальную симметрию и, разумеется, отчетливо видимые высокие колонны из различных эпох.
Я не замечаю следов или застарелых шрамов от Анаксианских войн.
– Хватит глазеть, – говорит Аид.
– Я никогда ничего подобного не видела, – выдыхаю я, на микросекунду забыв, с кем рядом я нахожусь.
– Это не настолько впечатляет.
Я бросаю на него косой взгляд. Он – единственный бог, кто не строил себе тут дом. Никогда.
– У тебя обиженный голос. Зелен виноград?
Возможно ли, чтобы в серебристых глазах полыхнула кромешная тьма? Аид улыбается, скалясь, как акула, которая вот-вот тебя сожрет.
– Вовсе нет. – Он отворачивается, и взгляд его скользит по пейзажу перед нами. – Я видел и лучше. Поверь мне.
Лучше, чем это? Не уверена, что это возможно.
– Поверю, когда увижу.
– Я могу это устроить.
Это была угроза?
Я притворяюсь, что не слышала, поднимая взгляд все выше и выше, до одного огромного храма на вершине высочайшего пика. Прямо под ним в гору врезаны друг рядом с другом три лица. Зевс, Посейдон и Аид – три брата, победившие и заточившие титанов, что правили миром до них. Из открытого рта каждого льется водопад.
Вода, текущая изо рта Зевса, почти радужно белая и превращается в туманные облака, что, кружась, спускаются к горе, укрывая Олимп от глаз обитателей Верхнего мира. Воды Посейдона бирюзовые, как Карибское море на фотках, такие чистые, что даже отсюда я могу детально рассмотреть склон под ними.
А вода изо рта Аида…
Я наклоняюсь над обрывом.
– Твой водопад питает реку Стикс?
– Да.
– Вода черная.
Судя по тому, как изгибаются его губы, мне можно не уточнять, к чему я веду.
– В Нижнем мире она не черная.
– Правда? А какого цвета? Пожалуйста, скажи, что розовая.
Аид склоняется ближе, пристально глядя на меня:
– Скоро узнаешь, если не будешь осторожна.
Я скрываю дрожь, отворачиваясь и глядя вдаль.
Водопад Аида невысок, он превращается в реку, которая вроде как исчезает в недрах горы, но река Посейдона вьется по поверхности, разделяясь, чтобы течь вдоль каждого пика. Она проходит под прекрасными изогнутыми мостами, питая роскошную зелень, покрывающую горы, и исчезает, чтобы потом низринуться из резных статуй, стоящих ниже.
И все здесь вроде как… светится. Странно, что не слышно небесного хора. Олимп ошеломляюще идеален. Я внезапно чувствую себя маленькой. Незначительной.
«Я не должна быть здесь.
Я – последняя, кто должен быть здесь. Наверняка можно как-то выкрутиться».
– Я… – Я что? Сожалею? В ужасе? Страдаю от синдрома «не то место, не то время»?
Но я не успеваю подобрать правильные слова. Аид загораживает мне вид и говорит:
– У нас мало времени. Ты должна меня выслушать.
9
Дразнить богов
Я проглатываю то, что собиралась сказать дальше, и вверх по моему позвоночнику взбирается страх.
– Ла-адно, – выдавливаю я, пока мой взгляд мечется вокруг в поисках тех, кто, судя по всему, идет за нами.
Аид поднимает бровь, скорее всего, в ответ на мое немедленное согласие, но никак не комментирует.
– То, во что я нас втравил… важно.
Выборы нового правителя богов? Да, можно и так сказать, но у меня такое впечатление, что он не об этом.
– В смысле «важно»?
Он качает головой:
– Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Единственное, что тебе надо знать прямо сейчас: до конца Тигля…
Я, моргая, смотрю на него:
– До конца… Что?
Он на секунду ловит мой взгляд:
– Ты моя.
Мое горло немедленно сжимается, хотя глупое нутро решает встрепенуться. Я никогда не была чьей-то. И, несмотря на недавние события, у меня есть чувства к Буну. Нечего тут трепыхаться.
– Мы должны выступить единым фронтом, если ты хочешь победить. Поняла?
Я трясу головой.
– Я ничего не понимаю. Почему единым фронтом?
– Совсем скоро узнаешь. Но прежде чем сюда прибудут другие, я заключу с тобой сделку… Победи – и я сниму твое проклятие.
С тем же успехом он мог дать мне пощечину. Я отшатываюсь так быстро, что спотыкаюсь, и он хватает меня за руку, чтобы удержать в вертикальном положении. Он может это сделать? Я могу избавиться от проклятья?
Я все еще перевариваю это открытие, когда без единого звука прибывают остальные божества и их избранные поборники. Вот только что мы были одни. И через секунду – уже нет.
И они все таращатся на наши руки.
Вместо того чтобы отпустить меня, Аид делает шаг ближе и поворачивается так, что мы оба оказываемся лицом к лицу с новоприбывшими. У меня создается впечатление, что он смотрит всем остальным богам и богиням прямо в глаза, тогда как его собственные напоминают два кусочка льда.
Он бросает им вызов, чтобы они остановили его? Протестовали? Высказались?
Они ничего не делают.
Даже Зевс, несмотря на весь яростный блеск и треск. Впрочем, Аид бросил перчатку своему брату перед всем миром.
Гера стоит ближе всех к нам. Элегантно-величественная, многострадальная супруга Зевса одета в замысловато украшенную многослойную золотую броню поверх лавандового нижнего платья. Короткий взгляд по сторонам говорит мне, что все боги и богини теперь в доспехах, включая Зевса.
Смертный, стоящий возле Геры, выглядит самым молодым здесь. С угловатым подбородком, выставленным с показным высокомерием, которое, как мне кажется, скрывает страх. Он одет в пурпурный костюм и впечатляющее пальто, полы которого подметают землю. Золотые лавровые листья примостились в его шелковистых темных волосах.
Я оглядываюсь: разумеется, все смертные наряжены в шикарные одежды в цветах своих богов: зеленый, пурпур, бирюзовый и бордовый.
Какой цвет получила я?
Я опускаю взгляд, и во мне вспыхивает, а потом привычно гаснет раздражение. В то время как все остальные одеты с блеском, я все еще в джинсах и футболке. В очередной раз отличаюсь от остальных.
– Эй. – Я показываю жестом на себя и на других.
Аид смотрит на меня пустым, безразличным взглядом:
– Тебе и так нормально.
Кто-то поблизости щелкает пальцами, и вот я уже одета в черное, усыпанное блестками подобие платья из невесомой газовой ткани, оставляющее очень мало простора для воображения.
– Серьезно? – бурчу я себе под нос. – Ну ладно, как скажете.
Аид резко хмурит брови:
– Афродита. – Ее имя из его уст звучит как ругательство.
Богиня любви и красоты отвечает невозмутимой улыбкой, явно не обращая внимания на оттенок гнева в голосе Аида. Ее броня не украшена миленькими сердечками, как я отчасти ожидала: она выполнена из розового золота, и узоры на ней изображают людей, занимающихся… всяким.
Рядом с ней стоит очень высокая светловолосая смертная в атласном наряде винного цвета, с разрезом до бедра, демонстрирующим самые красивые ноги, какие я когда-либо видела, и даже она не настолько… обнажена.
Аид указывает обвиняющим перстом в мою сторону.
– Что? – Афродита невинно хлопает длинными ресницами. – Ты не слушал, я подумала помочь. Так намного лучше, ты так не считаешь? – Потом она склоняет голову набок. – А где твоя броня?
Аид засовывает руки в карманы – кажущийся обыденным жест, но вблизи это выглядит, как будто тигра взяли на поводок.
– Я надеваю броню, только когда собираюсь сражаться.
За спиной Афродиты кто-то вздрагивает – кажется, Дионис, – но богиня лишь выгибает брови дугой:
– Как скучно.
И вот тут до меня наконец доходит, во что одет Аид. Никаких больше джинсов и тяжелых ботинок. Я пробегаю взглядом сверху – от его сияющих черных волос с единственным белоснежным локоном, ниже – по строгому черному бархатному пиджаку с воротником-стойкой, с едва заметной вышивкой черной же нитью: одинокая бабочка на вороте и звезды по обшлагам и нижней кайме – и наконец до самого низа (я чуть не смеюсь) – до полированных черных туфель.
– Вот это я себе представляла. Ну, только хвоста не хватает.
Аид безразлично пожимает плечами:
– Иногда надо поиграть на публику. Верхним миром правит стадное чувство, разве не так?
Он не так уж ошибается.
– И миром бессмертных тоже?
– Определенно.
– Помнишь, что я говорила о твоей проблеме с восприятием? – Я оглядываюсь вокруг. – Возможно, здесь она у тебя тоже есть.
Губы Аида продолжают улыбаться, но смотрит он на меня сузившимися глазами. Легкий взмах рукой – и шум водопадов, как и все прочие звуки, кроме его голоса, исчезают.
– Ты пытаешься мной управлять?
У меня ребра сжимаются вокруг легких.
– А ты управляем?
– Нет.
Он щелкает пальцами.
Единственное, что отмечает изменения, – это шелест ткани. Я бросаю взгляд вниз и обнаруживаю, что одета в строгий брючный костюм с коротким пиджаком, а на ногах – серебряные туфли на шпильке. Ткань костюма мягкая и шелковистая на ощупь и выглядит настолько роскошно, что мне хочется провести по ней руками. Длинные рукава и воротник-стойка придают наряду почти невинный вид. На лацканах серебром вышиты звезды: две на одной стороне, одна на другой, напоминая о моих татуировках.
Просто и совсем не так шикарно, как у остальных.
Маленькая девочка во мне, привыкшая восхищаться красивыми нарядами, которые заложники таскали у богатых целей, хочет посмотреться в зеркало и оценить полный эффект. Хоть раз забавы ради почувствовать себя симпатичной.
Аид замер настолько, что я не уверена, что он дышит. Я поднимаю голову и обнаруживаю, что он смотрит на меня. На меня. Как будто пытается разглядеть каждый сантиметр.
Я тихонько выдыхаю и говорю первую отвлекающую фразу, которая приходит мне в голову:
– Может, в следующий раз, когда щелкнешь пальцами, отправишь меня домой?
– Этого не случится.
Я не сдаюсь:
– Еще не поздно отказаться от всего этого.
– Нет, Лайра.
Я вздергиваю подбородок:
– Тогда не жди, что я пойду тебе навстречу.
Он замирает совсем иначе, парализуя меня взглядом.
– Ты будешь повиноваться мне во всем, Лайра Керес.
Не вопрос – приказ, и с полной уверенностью в том, что я подчинюсь.
Во мне расцветает маленький цветочек любопытства. А каково было бы просто… повиноваться ему?
«Небеса, помогите мне».
Прятать реакцию под маской безразличия – все равно что уговаривать сердце не биться.
После стольких лет в Ордене я знаю, как действовать у кого-то под башмаком. Но это по-другому. Я, и только я сама, берегла себя и принимала решения за себя, несмотря на вмешательство Ордена, с трех лет. Кто бы знал, что простая мысль о подчинении такому могущественному существу, как Аид, будет настолько… манящей?
А не должна бы.
Может, я сломалась.
– Из меня лучше партнер, чем марионетка, – настаиваю я.
Совершенно неуловимым движением Аид оказывается возле меня, его плечи закрывают от меня всех остальных. Он не говорит ни слова, изучая меня серебряными глазами, взгляд которых сделался острым и твердым, как алмаз, как будто пытаясь понять, где находятся мои самые мягкие, ранимые, уязвимые места. Потом Аид плавно наклоняется вперед, и я понимаю, что следующие слова предназначены мне одной.
– У меня не бывает партнеров.
Я еще не растеклась лужицей по полу? Я откашливаюсь:
– Это звучит… нерационально.
Я собиралась сказать «одиноко», но у меня есть ощущение, что он поймет: я говорю и о себе тоже.
Его губы едва заметно изгибаются в улыбке, но он тут же становится серьезным.
– Для тебя же будет лучше… если ты будешь меня слушаться.
Почему у меня такое чувство, что в его словах есть смысл глубже? Предупреждение, но несущее в себе помощь мне. Что-то Аид не кажется мне способным на помощь. Это опять что-то насчет игр и победы?
Шум водопадов возвращается с резким «вжухом».
– Что ты делаешь, брат? – окликает Посейдон через всю платформу. – Твоя смертная выглядит испуганной до полусмерти.
Аид не двигается, даже не смотрит на своего брата. Вместо этого он поднимает одну бровь, глядя на меня.
– Вот как, звезда моя? Ты напугана?
10
Скала. Жесткач. И я
Что-то за секунду изменилось в лице и голосе Аида. Или, может, я неверно его читаю. Сложно сказать, но я уверена, что он надевает маску для других. Играет для них роль. Мне это не нравится.
Тем временем они с Посейдоном все еще ждут моей реакции.
Какой ответ будет самым безопасным? Аид только намекал мне на то, что происходит, но чутье подсказывает: если остальные божества увидят слабость во мне или раскол между нами, то набросятся. Я росла одиночкой в Ордене и усвоила этот урок на своей шкуре.
Я прочищаю горло и повышаю голос:
– Он просто… излагал мне основные правила.
Медленная и довольная улыбка Аида пробуждает во мне такие чувства, о существовании которых я не подозревала. Он наклоняется, мазнув губами по моему уху, и от его дыхания по мне бегут табуны мурашек.
– Умница, девочка моя.
Ненавижу, когда из меня делают несмышленыша… но все же до моего тела послание не дошло. Я притворюсь, что Аид не подергал за кучу ниточек, которых я в себе не осознавала до этой секунды.
– Я не твоя кто-то там, – шепчу я в ответ.
Он наконец-то отстраняется, но явно ничего не замечает, лишь улыбка сходит с его лица, когда он поворачивается к Посейдону, который смотрит на нас с острым любопытством.
– Ты выбрал интересную поборницу, брат. – Бог океанов оглядывает меня с ног до головы. – Еще и воровку, судя по виду.
Козлина. Мои глаза сужаются, и я просто не могу остановиться.
– А ты часто пользуешься услугами воров? – спрашиваю я.
Глаза Посейдона темнеют за полсекунды до того, как он поднимает руку, чтобы ударить меня наотмашь. Аид вклинивается между нами с такой скоростью, что едва не становится невидимым. Он ничего не говорит, никого не трогает, но его брат бледнеет до цвета пепла. Через секунду Посейдон сердито щерится и отходит.
Я только стою и моргаю. Аид защитил меня.
Меня.
Логика подсказывает: все потому, что я должна выиграть тупое состязание, – но я не могу не чувствовать, как мне становится чуточку легче дышать.
Лишь на мгновенье.
Все, кто стоит рядом, тоже отодвигаются подальше; возможно, потому, что напряжение исходит от Аида, как пар из гейзера.
Нервным, опасливым движением я поднимаю руку к волосам, до сих пор коротким, но закудрявившимся сверху и вроде как уложенным с эффектом закручивания… И делаю паузу. А потом резко роняю руку.
– Это тиара?
Я смотрю на других смертных. Все до единого носят головной убор под стать одеянию, но все они выполнены в стиле древнегреческих лавровых венков. То, что ношу я, явно не ощущается как листья.
Моя нервозность как будто успокаивает Аида, его напряженность спадает. Перемена еле заметна, но не вблизи.
– Я думал, женщины любят тиары. – Голос его теперь скучнее некуда.
– Смысл в том, чтобы не выделяться.
– Почему?
Не может же он настолько ничего не знать.
– А что, историки правы и ты никогда не выбирал поборника во время Тигля?
– Да.
– Значит, это уже делает меня иной. – «И не в хорошем смысле». Но я так не говорю. Мне жить не надоело.
Эта логика не оставляет в его броне даже малейшей трещинки.
– Значит, нет резона сливаться с толпой. Верно?
Я скрежещу зубами, издавая тихое раздраженное рычание.
Аид говорит тише, и голос меняется, становится искреннее:
– Ты бы выделялась, даже если бы я одел тебя в тряпки и измазал в грязи.
Только потому, что я его избранная смертная, вот он о чем. Не нужно никакого трепетанья в животе.
– По крайней мере, постарайся не сделать хуже, – бормочу я в ответ, проводя ладонями по штанам.
Аид усмехается. Не злобно, не расчетливо – он искренне забавляется. Внезапная волна ужаса охватывает меня, ведь смешок громкий, другие его слышат, и я чувствую, как все взгляды, что еще не были направлены на нас, устремляются сюда.
Ненавижу это ощущение.
– Звезды – мой символ, – говорит Гера Аиду голосом, похожим на сладчайший крем, ровным и милым.
Я присматриваюсь к ее лицу. Что-то в ее интонациях… Интересно, а то, что она царица Зевса, не заставляет ее чувствовать, будто в этом мире мало что ей принадлежит? Я знаю, каково это.
– И? – Даже я вздрагиваю от тона Аида. Он опускает руку в карман, и Гера с опаской за этим наблюдает. – Пусть ты и богиня звезд, – говорит он, – но все знают, кто управляет тьмой.
Вот те на. Ему обязательно делать врагами каждого бога и богиню прямо с самого начала?
Если я вернусь домой, когда все закончится, точно переключусь на другой пантеон.
Я вздыхаю:
– Не обязательно провоцировать их намеренно.
Аид не отвечает.
Дело в том… что кое-чему в его отношении я завидую. Ему все равно. Ему просто плевать на то, рады ли ему здесь, не говоря о том, принимают ли его или любят.
А Зевс как будто терпеть не может быть не в центре внимания, и ему нужно снова направить его на себя. Он хлопает в ладони, и на одной стороне платформы появляются два ряда золотых кресел.
– Занимайте свои места, – говорит нынешний царь богов.
Аид немедленно подхватывает меня под руку – ощущение его теплой шероховатой кожи даже как-то успокаивает, несмотря на твердую хватку, – и сопровождает к креслу, как будто я королевских кровей. Он не выбирает места в заднем ряду или сбоку. Не-а. Аид размещает нас впереди и в центре.
Зевс, не успевший туда со своим смертным, снова яростно глядит на нас и садится слева от меня, пусть даже Сэмюэл – так его зовут, верно? – кивает мне. Потрясающе. Я сижу прямо между двумя богами, которые, похоже, устроили какой-то немой поединок воли. Явно лучшее место из всех. Ну, чтобы убиться, прежде чем вообще понять, что происходит.
– В какой же я заднице, чтоб меня, – бормочу я, а потом пришпиливаю к губам улыбку, да так, что лицо вот-вот треснет.
Аид нагибается ко мне, но говорит так, чтобы услышал Зевс:
– Только если ты изъявишь желание.
«О. Мои. Боги».
Позвоночник вытягивается в струнку, как будто Зевс ткнул в него громоотводом, и я отказываюсь смотреть на Аида. Или отвечать ему, если на то пошло. Он не всерьез. Я это знаю. А еще он не знает, какие жалкие реакции вызывает у меня. Это просто чушь, чтобы позлить Зевса, и она не заслуживает внимания.
Я чувствую, как Аид наблюдает за мной, возможно, с тем самым ехидным выражением лица, которое начинает меня возмущать.
– Нет? – уточняет он. – Какая жалость.
А потом он откидывается на спинку кресла, явно готовый наслаждаться очередной новенькой пыткой.
– Зелес, – приказывает Зевс, – объяви нам правила Тигля.
11
Всегда есть подвох
Тигель.
Вот теперь до меня доходит по-настоящему. Меня избрали участвовать в состязании, с которого возвращаются не все, – и у меня не осталось никого, чтобы их можно было осыпать благословениями, если я не вернусь. Сердце начинает стучать как бешеное, но я стараюсь успокоить его, воображая, что соревнования будут играми, вроде шахмат или «Твистера». В шахматы я играть умею. Может, спортивная ходьба?
Я наклоняюсь к Аиду и шепчу:
– Это как Олимпийские игры?
Между бегом с препятствиями и прыжками с шестом, а тем более смешанными единоборствами, лежит целая пропасть. Я стараюсь даже не думать о чем-то, связанном с чудовищами.
Аид указывает на даймонов, кружащих над нами.
Зелес широко расправляет черные крылья и в мгновение ока разрезает воздух, чтобы приземлиться прямо напротив нас. Он определенно не из тех, кто любит улыбаться. Его коричневую кожу теплого оттенка можно рассмотреть во всей красе, поскольку на нем нет рубашки и впечатляющий рельефный торс выставлен на всеобщее обозрение. Может, просто с крыльями неудобно носить рубашки?
Отчетливо осознавая, что рядом со мной сидит Аид, а вокруг – все остальные, я заставляю себя сосредоточиться, пока за спиной Зелеса выстраиваются еще три даймона.
– Добро пожаловать, поборники, – говорит Зелес. Все еще никакой улыбки. – Поздравляю. Вы удостоились чести быть избранными для Тигля и представлять тех бога или богиню, которые выделили вас.
Состязание, с которого возвращаются не все смертные, не упоминается, как будто этот факт для богов не имеет значения. Это будет куда хуже, чем я думала.
– Вы не только представляете вашего покровителя или покровительницу – вы также соревнуетесь вместо них. Так мы выбираем нашего следующего правителя. Так мы можем быть уверены, что Анаксианские войны больше никогда не повторятся.
Используя смертных как шахматные фигурки, которые боги двигают по лишь одним им видимой доске. Чем это меня делает?
Пешкой.
Я закрываю глаза. Именно это я и есть. Пешка в мелочных играх богов, на кону которых – трон.
Зелес поднимает руки, как будто благословляя нас:
– Пусть время, проведенное в блеске Олимпа, вдохновит вас как можно лучше играть за ваших богов и богинь, а в итоге оставит вам нечто прекрасное, что вы заберете с собой в Верхний мир или в мир Нижний, если вы падете.
Э-э-э… Это должно было быть вдохновляющей и жизнеутверждающей речью? Я оглядываю тех поборников, которых могу увидеть: они все таращатся на Зелеса с пустыми лицами. Или они настолько выбиты из колеи, что в шоке? Он только что подтвердил, что наша смерть более чем возможна. Верно?
– Прежде чем мы установим Подвиги и правила, – продолжает даймон, – давайте представим всех, раз мы собрались вместе.
Он сказал «Подвиги».
Как у Геракла? Скверно.
Я бы лучше побольше послушала про правила и игры, но теперь хотя бы я буду знать имена и пойму, кто относится к какому богу или богине. Полезной информации много не бывает.
Одно за другим тринадцать божеств представляют своих поборников по именам и странам и рассказывают их краткую биографию. Я запоминаю про каждого все, что могу. Мы и правда группа людей, собранных по всему миру, разных полов, возрастов, статусов, навыков и жизненных укладов. И похоже, что в нас нет ни единой общей черты. По крайней мере, очевидной, которую я могла бы заметить.
Зелес подходит ближе к нам, его великолепные крылья с шелестом подметают пол.
– Смертный, который поможет своему покровителю получить корону, удостоится награды, – объявляет он.
Один из поборников, сидящий за моей спиной, что-то заинтересованно бормочет. Остальные ерзают в креслах. Даймон поводит рукой, и группа людей спускается по лестнице, огибающей гору. Они собираются в самом низу между витых перил.
– Позвольте представить вам Матиаса Аридама и его семью.
– Твою мать, – шокированно бормочу я.
Мужчина выглядит таким же молодым, как и – я полагаю – в день победы: не старше лет сорока с лишним. Видимо, благодаря провидению богов. Остальная его семья, похоже, тоже не состарилась. Не то чтобы я знала их раньше, но были же фото. Ходили слухи, что все его семейство так расстроила его смерть, что они переехали куда подальше, и, судя по всему, слухи оказались правдивы. Упустили только, что семейство перебралось на Олимп.
Зелес продолжает:
– Как победитель предыдущего Тигля, Матиас мог попросить любой награды у богов. По его просьбе он жил на Олимпе последние сто лет вместе со своей семьей. В это время его родина в Верхнем мире полнилась изобилием и миром по благословению богов. Зэй, его сын, теперь получил шанс продолжить дело отца.
Я не единственная, кто поворачивается к Зэю, сидящему во втором ряду рядом с Гермесом. Его светло-коричневая кожа стала землистого оттенка, темные глаза запали, как если бы он не высыпался ни разу в жизни, и он выглядит слишком тощим для своей комплекции. Кажется, он хочет исчезнуть из кресла.
Тем временем семья Зэя предпочитает не смотреть на него, но каждый бросает хотя бы по взгляду. Если я правильно понимаю, они поражены.
– Еще никогда не был избран ребенок предыдущего победителя.
Зелес жестом отсылает Аридамов прочь, и после того, как Матиас кидает на своего сына до странности острый взгляд, они уходят вверх по лестнице.
– Вот что вы можете выиграть здесь, – говорит Зелес. – Трон для вашего покровителя, сто лет бессмертия для вас и вашей семьи на Олимпе, где будет все, что вам понадобится или захочется, и благословение благословений для земель и народа вашей родины.
А что же проигравшие? Я знаю, что предыдущие чемпионы возвращались домой, но не все. Их наказали? Боги не то чтобы известны всепрощением.
– Теперь перейдем к правилам Подвигов…
Зелес возвращается к своим сородичам. Все четверо даймонов замирают, впадая в какое-то подобие транса. Они говорят в жуткий унисон, как будто читая с листа:
– Боги и богини Олимпа будут разделены на четыре группы по добродетелям: Сила, Отвага, Разум и Сердце, – по добродетелям, которые ценятся ими превыше всего.
Значит… если мой покровитель – Аид, то какая добродетель у меня?
– Каждый бог и богиня уже задумали состязание, в котором будут участвовать поборники. Поборник, который победит в большинстве из двенадцати Подвигов, победит в Тигле.
Ну, хоть не бой насмерть. Победить или нет. Это я могу. Я уже начинаю прикидывать союзников. Не для того, чтобы выиграть, – просто чтобы выжить.
Сэмюэл находится в первых строчках моего списка, учитывая его размеры и силу, вместе с Римой Патель, избранной Аполлоном. Ее темно-синее платье в пол подчеркивает стройное телосложение и выгодно оттеняет большие карие глаза. Она нейрохирург, что может быть полезно, если не все Подвиги связаны с физической силой. Джеки Мёрфи, поборница Афродиты, – еще один вариант. По меньшей мере метр восемьдесят роста и, я бы сказала, около тридцати лет; она выросла в сельской местности в Австралии, о чем говорят завидные мышцы и очень загорелая кожа, – очевидно, Джеки каждый день бывает на солнце.
Не то чтобы есть шансы работать с кем-то в команде. Не для меня, по крайней мере. Теперь я несу двойной груз: и своего проклятия, и того, что я поборница Аида.
Уверена, все они постараются держаться от меня подальше. Или будут на меня охотиться. Я практически чувствую перекрестье прицела у себя на спине.
И все же стоит попробовать.
– Или… – Даймоны прерывают мои мысли своим монотонным стереозвучанием. – Если поборники погибают в процессе Тигля и в конце в живых остается только один, этот поборник побеждает по умолчанию.
Тяжелый камень ужаса падает в желудок, на кучу таких же, уже лежащих там. Они фактически сказали, что мы можем убивать друг друга, чтобы победить.
Слова «союзники» и «соперники» только что приобрели совсем новое значение.
– Во что ты меня втравил, во имя бездн Тартара? – с шипением шепчу я Аиду.
Он не отвечает.
«Покарай меня сейчас», – хочу сказать я. Это было бы быстрее и наверняка менее болезненно.
– Поборники могут взять с собой на испытание любые инструменты смертных, исключая современное оружие. Все, что они смогут нести с собой, включая награды, которые смогут завоевать в процессе прохождения Тигля. С этого момента покровители могут наставлять своих поборников и вдохновлять их, но не смеют как-то иначе помогать или мешать любому поборнику, своему или чужому.
